«Как учились на Руси» или «Сказочные школы». Как учились в древней руси в школах дети


Внеклассное мероприятие "В старину учились дети…"

Разделы: Внеклассная работа

Цель: познакомить с уроками  в старой школе, расширить кругозор учащихся.

Задачи:

  • Сформировать представление об учёбе в старой школе.
  • Развивать внимание, память, логическое мышление, наблюдательность.
  • Воспитывать интерес к истории Родины.

Методические приёмы: беседа-диалог, игровая ситуация.

Ведущий:

Сегодня, мы расскажем вам историю в правдоподобность которой большинство не верит.Но есть и такие,  которые считают, что она вполне могла происходить.Жила-была девочка Аня – хохотушка и болтушка. Училась она в самой лучшей школе на Земле. Была «круглой» отличницей, легко впечатляющейся  и увлекающейся мечтательницей и фантазёркой.И вот, сидя на уроке истории и внимательно слушая рассказ учителя о том, как жили и учились наши предки, она незаметно для себя, да и всех, задремала.И чудится ей будто она уже не ученица 6 класса, а первоклассница из древнерусской школы, которая учится читать по слогам по «Азбуке», а «Азбука» эта необычная – толстенная книга, а вместо привычных букв, различные слова: А – аз, Б – буки, В – веди, Г – глагол, Д – добро.Да как же по ней можно выучиться читать? Что же  здесь написано? Ни пробелов! Ничего!

Архивариус:

Учёные обратили внимание на одну особенность древнерусского алфавита: буквы в нём связаны между собой по смыслу...например, «АЗ» – я, «БУКИ» – буквы, «ВЕДИ» – ведаю, знаю, «Глаголь» – говорю ... и т.д.Получается : «Я буквы знаю, добро говорю, есть... ».Широк смысл этих слов. Добро есть хорошо. Добро есть правда и благо.Но прежде, чем люди в Древней Руси научились писать – они изучали буквы. Алфавит, которым мы сейчас пользуемся, был создан славянами, братьями Кириллом и Мефодием  в IX веке.Кирилл и Мефодий составили азбуку, а затем перевели на славянский язык некоторые священные писания. Часть букв была заимствована из греческого алфавита, а часть специально создана для передачи тех звуков славянского языка, которых не было в греческом языке.  Это буквы: Б, Ж, Ц, Ч, Ш, У, Ю, Я. В алфавите было 45 букв. Этот алфавит назывался кирилицей в честь основавшего его одного из братьев.Но интересно как был составлен первый учебник для обучения грамоте: на первой странице давались 45 букв алфавита. На второй странице буквы были напечатаны в обратном порядке. А дальше алфавит повторялся третий раз, но буквы уже щли в разбивку. Обучение начиналось с того, что ученик должен был заучить все буквы, а затем отдельные слоги. Обучение без книг было очень тяжелым, поэтому необходимы были печатные книги. А теперь, давайте познакомимся с человеком, который первым начал создавать печатные книги.Это был немецкий мастер Иоганн Гутенберг,  который в XV веке придумал буквы-литеры, оставлявшие чёткий отпечаток на бумаге. В России в XVIвеке  первым выпустил печатную книгу Иван Фёдоров. Долгое время он жил в Москве, был служителем церкви. Он много общался с иностранцами и от них узнал о том. как создать печатный станок.Когда Иван Грозный решил открыть типографию, он поручил это дело Ивану Фёдорову. Так на Никольской площади в Москве появился Печатный двор с первой типографией.Первая книга, которую создал Иван Фёдоров, называлась «Апостол», вторая книга – «Часовник»По нему на Руси обучали детей грамоте. Иван Фёдоров является создателем первой азбуки.

(Появляется Филипок)

Аня: А ты кто?

Филипок: А я Филипок,  брат Костюшки.  Неужили ты про меня ничего не знаешь? Ещё Лев Николаевич Толстой прославил меня в своём произведении.

Аня: Что-то припоминаю...

Филипок: Да послушай, я тебе про себя расскажу.Жили мы в деревне: я, отец, мать, брат Костюшка и бабушка. Очень хотелось мне в школе учиться, но мамка меня не пускала – мол мал ещё...Один раз ушли мать и отец на работу, брат в школу, а бабушка на печи задремала. Ну и решил я: «Айда в школу!» Своей шапки не нашёл, нашёл отцовскую и выбежал за околицу. Кругом собаки лают, снега по пояс, но я добрался до школы. А там учитель строгий. Увидел меня и спросил кто я, и зачем пришёл.А я так испугался, что стою, а сказать-то ничего не могу. Хочу, но не могу. И тогда ученики помогли мне, рассказав учителю, что я – брат Костюшки, что очень хочу ходить в школу, да мать не пускает, потому, что ещё мал.Учитель и разрешил мне ходить на занятия, ведь читать меня Костюшка научил, да и имя своёя правильно составил Хве-и – хви,  ле-и – ли, пе-ок – пок.Ну, что, вспомнила меня?

Аня: Конечно, а теперь ты куда спешишь?

Филипок: Да в школу, на занятия и спешу! Пойдешь со мной в школу?

Архивариус.

Ученые предполагают, что до X века в Древней Руси школ не было. Дети учились дома тому ремеслу, которым владели их родители или их отдавали в ученики к взрослому мастеру. Помогая ему, подросток обучался различным умениям: шить, обрабатывать кожу, столярничать, печь хлеб.Часто дети владели тем ремеслом, каким владели их родители.Если отец был сапожником, то он учил сапожному ремеслу своих детей. Дети не знали грамоты, не имели книг. Они не умели ни читать, ни писать, и даже среди взрослых в те времена тоже было много безграмотных людей.Появление первых школ на Руси связано с именем князя Владимира Красное Солнышко. Именно он издаёт указ собирать детей и обучать их школьной грамоте.

Архивариус.

Дети начинали ходить в школу с 7 лет, но только мальчики, а девочек в это время начинали обучать шить, вышивать, ткать, прясть. По давно заведённому обычаю детей отдавали учиться грамоте на «Пророка Наума».Этого святого православная церковь чествует 14 декабря. Зовут его в народе Наум-грамотник. Значит, в те времена дети шли в школу 14 декабря, а не 1 сентября, как сейчас. Учение в школах продолжалось от 2 до 5 месяцев. Занятия шли до Великого  праздника Пасхи. Школа для детей обычно находилась при церкви. На урок собирал колокол, позднее колокольчик, а теперь звонок. Грамоте детей обучали церковнослужители – священники или дьяконы.Учитель разрешал ребятам садиться на лавку только после того, как они поклоняться 3 раза перед иконой и один раз в ноги учителю.Лавка обычно находилась у окна, чтобы было больше света. Когда все рассаживались, учитель начинал урок.

Послушайте, как школу Древней Руси описала в своём стихотворении Наталья Кончаловская.

И в старину учились дети –Их учил церковный дьяк –Приходили на рассветеИ твердили буквы так:А да Б – как Аз да Буки,В – как  Веди, Г – глагольИ учитель для науки По субботам всех порол.Вот какой чудной в началеНаша грамота была!Вот каким пером писали –Из гусиного пера!Этот нож не без причины Назывался перочинный:Очиняли им перо,Если не было остро.Трудно грамота давалась Нашим предкам в старину,А девицам полагалосьНе учиться ни чему.Обучались лишь мальчишки.Дьяк с указкою в рукеНараспев читал им книжкиНа славянском языке.

Вопрос слушателям: Что вы узнали о школе Древней Руси из прослушанного произведения?

(Учились дети на рассвете.Обучались в школах только мальчики.Их учил дьяк на славянском языке.По субботам учеников пороли.Раньше писали не ручкой, а гусиным пером.)

Архивариус.

От темна до темна шли занятия в древнерусской школе. Тогда не было отдельных уроков как у нас. Каждый ученик получал от учителя персональное задание, в зависимости от того, что он уже успел изучить.Один зубрит азбуку, другой пытается складывать из букв слоги, третий вслух читает слова… А кто-то  из более старших  учеников при этом ухитряется учить по книге псалмы и молитвы!Шум стоит невообразимый!

Недаром пословицу сложили: «Азбуку учат – на всю избу кричат.»

Домашних заданий в древние времена не задавали. Всё должны были заучить на уроке. Заученное произносили хором и повторяли несколько раз.Кто начинал озорничать, того ждали горох или розги. Тяжёлым наказанием для баловников считалось стоять на горохе часами. Но больше всего они боялись розг. Считалось, что без этого освоение грамоты невозможно. Так и говорили «Розга совсем здоровью не вредит. Розга детям разум в голову вгоняет.»

Архивариус.

Учебный день длился долго. Занятия начинались в 7 утра и продолжались до самого вечера. Чтобы обучение шло успешно, родители учеников регулярно приносили в школу крупу, муку, сало, солому, дрова,  а каждый четверг готовую еду –блины, лепёшки, яйца, куличи. Особенно популярна была каша.Именно с того времени одноклассников стали называть «однокашниками».

Говорили: «Сколько же нам пришлось каши вместе съесть. »

(А за это время Аня с Филипком  добрались до школы)Вошли они тихонько в класс. Смотрит Аня и удивляется:– Какой же это класс?!Ни компьютера, ни интерактивной доски. Чудно! Как странно выглядит учитель,  да и ученики выглядят необычно.

Архивариус.

В древнерусской школе класс – комната в обыкновенной русской избе. Здесь вдоль стен расположены лавки, в центре большой деревянный стол, за которым сидят ученики и их строгий учитель. Гораздо позже на смену лавкам появились парты.

(Появляется Мальвина.)

Мальвина: Привет! А ты за кем это подсматриваешь?

Аня: Привет! А ты кто такая?

Мальвина: Как кто такая? Я же Мальвина – девочка-красавица. И к тому же необыкновенная умница!

Аня: Ха-ха! Мальвина! Меня не обманешь! Мальвина! Да у Мальвины волосы синие, а у тебя – русые!

Мальвина: Какая смешная девочка! Это сегодня я – русая,а вчерабыла с фиолетовыми волосами,а захочу – завтра в зелёный их выкрашу! Это тебе не те времена, когда про меня Карло Колоди сказку сочинил, а А.Н.Толстой сделал её литературный перевод. Я же сейчас современная Мальвина! Но иногда меня нет-нет, да и посетит ностальгия.(Мечтательно)(Надевает синий парик)Ну, а сейчас, узнаёшь меня?

«А роза упала на лапу Азора»

Помню, с каким трудом, обучала я чистописанию этого шалопая Буратино, а он вместо пера всё носом, носом норовил писать. Но, однажды, он всё-таки испугался, когда сунул в чернильницу свой нос, а когда собрался им писать с него на бумагу упала огромная клякса.

Аня: Опять ты меня смешишь! Перо – это у птиц! Чистописание? Чего ему учить? Будь внимателен! Не делай ошибок! Не зачеркивай слов! Вот и будет всё чисто написано!(Передразнивая)  Учить чистописанию!

Мальвина : Напрасно иронизируешь! Урок чистописания был одним из самых сложнейших в школе.

Писать красиво не легко«Да-ёт  ко-ро-ва  мо-ло-ко»За буквой буква,к слогу слог.Ну хоть бы кто-нибудь помог!

Сначала «да»,потом уж «ёт»,Уже написано «даёт» Уже написано «даёт»,Но тут  перо бумагу рвёт.

Опять испорчена тетрадь –Страничку надо вырывать!Страничка вырвана, и вот:«Ко-ро-ва  мо-ло-ко да-ёт» Корова  молоко даётА нужно всё наоборот:«Даёт  корова  молоко!»Вздохнём сначала глубоко,Вздохнём, строку перечеркнём И дело заново начнём!

«Да-ёт  ко-ро-ва  мо-ло-ко»Перо цепляется за «ко»И клякса чёрная, как жукС конца пера сползает вдруг.Одной секунды не прошло,Как скрылись «ко», и «мо», и «ло».Ещё одну страничку вон!А за окном со всех сторон:И стук мяча, и лай щенка,И звон какого-то звонка, –А я сижу, в тетрадь гляжу –За буквой букву вывожу:«Да-ёт  ко-ро-ва  мо-ло-ко»Да! Стать учёным нелегко!

Аня (задумчиво): А на чём и как писали в древней школе?

Архивариус.

Раньше люди писали острой палочкой на белой берёсте, иглой на пальмовых листьях, на глиняных табличках, на дощечках, покрытых воском и даже на медных листах.На Руси писали на пергаменте. Пергамент делали из кожи овец, телят, коз. Кожу старательно чистили, скоблили, шлифовали, пока она не становилась белой или желтой. На пергаменте писали чётко и красиво. Он был дорогой, кое-как писать на нём никто бы не решился. Несколько пергаментных листов составляли книгу. Одну книгу писали многие месяцы, иногда и годы.В современной школе дети пишут в тетрадях, а раньше это слово имело другое  значение.Книги сначала писали на свитках, а позже на согнутых пополам листах, объединенных в группы по 4 листа.Такие книги назывались тетрадью.

Тетрадь (греч. – четвёрка) – свёрнутые вчетверо листы, на которых писали.

Архивариус.

Писали чернилами. Письмо перьевой ручкой требовало определённой сноровки, так как перо нужно было постоянно обмакивать в чернила, которые мажут, капают и растекаются, появляются кляксы ( как у Буратино).Поэтому детей сначала учили писать карандашом и только тогда, когда буквы были ровными и идеальными, труды вознаграждались перьевой ручкой.В прошлые века в школах писали деревянными ручками с пёрышками, которые вставлялись в металлический наконечник. Считалось, что только с их помощью можно поставить хороший почерк.Перья (они подразделялись по номерам в зависимости от толщины выводимых ими линий) макали в пластмассовую чернильницу-непроливашку.Чернильницы, в зависимости от эпохи и назначения, изготавливались разного размера и из различных материалов( камня, стекла, фарфора,  металлов, полимеров),в том числе и драгоценных. Могли иметь крышку и подставку.Основная технологическая особенность чернильницы-непроливайки состоит в горлышке, снабженным направленной внутрь ёмкости конусообразной воронкой.Благодаря этому чернила в неё легко заливаются, а при опрокидывании такой чернильницы, чернила из неё не разливаются по столу.Острые перья при сильном нажиме царапали и рвали бумагу. Её кусочки застревали между зубчиками. Удаляли мусор с помощью специальных перочисток – несколько кружочков из ткани и замши, скрепленных в центре ниткой.Все канцелярские принадлежности (ручку, запасное пёрышко, карандаш и стёрку-ластик  ) носили в пенале, а чернильницу – в мешочке.

Аня: А в чём переносили ученики свои школьные принадлежности?

Архивариус.

На Руси сначала школьники пользовались плетёнными заплечными коробами, которые назывались «туесами». Чуть позже в обиход вошли мягкие заплечные мешки на затяжке « кисы».Ещё позже появились заплечные сумки, которые давали максимум свободы в движении. А ещё они позволяли распределить нагрузку на скелет человека.  Первоначально это были ранцы, а позднее рюкзаки, ещё позже стали использовать портфель.

Аня: А во что одевались ученики древнерусской школы?

Архивариус.

Первоначально ученики ходили в школу в том, что  могли предоставить им родители.Мальчики носили широкие штаны и рубаху-косоворотку, на голове – картуз. У девочек – сарафан.Первая форма появилась у учеников гимназии. Мальчики носили  курточки с, отложными воротничками, а девочки – строгие коричневые платья и фартуки. В 1918 году гимназическая форма дореволюционной России была признана пережитком прошлого и отменена.Однако со временем, было решено возвратиться к былому образу – к коричневым строгим платьям, фартукам, гимнастёркам с поясным ремнём с пряжкой, фуражкой с кокардой...Произошло это в 1948году и форма практически копировала фасон и формы классических гимназий – и по цвету, и по покрою, и по аксессуарам.Использовалась данная форма до конца 1962 учебного года. В сентябре 1962 года, мальчики-первоклассники пошли в школу уже в новой форме – без фуражек с кокардой, без поясных ремней с массивной пряжкой, без гимнастерок. Форма для девочек не изменилась.В советское время школьная форма менялась несколько раз. Обязательное ношение формы было отменено весной 1992 года.

Ведущий.

 И тут прозвенел звонок с урока. Аня очнулась и промолвила: «Ох, и нелегко же давалась грамота нашим предкам!»А нашему поколению есть чему у них поучиться:

Во-первых – это аккуратности и внимательности, ведь им приходилось писать чернилами капли которых при письме могли капнуть и испортить весь текст.Во-вторых – терпению и выносливости, так как раньше занятия в школе проходили с утра и до вечера.В-третьих – трудолюбию, ведь наши далёкие сверстники трудились также от зари до зари наравне с родителями.А самое главное – послушанию и уважительному отношению к взрослым и к своей Родине.

xn--i1abbnckbmcl9fb.xn--p1ai

Как учились на Руси | Социальная сеть работников образования

 Департамент образования

администрации   города  Липецка

МУНИЦИПАЛЬНОЕ  БЮДЖЕТНОЕ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ  УЧРЕЖДЕНИЕ СРЕДНЯЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ШКОЛА № 23

имени С.В. ДОБРИНА города ЛИПЕЦКА

                                                                                                                                                       

Сообщение

на тему: «Как учились раньше».

Выполнил ученик 1 В класса

Прыгунов Кирилл

2013 год

В древности народ на Руси занимался, в основном, земледелием. С ранней весны до поздней осени работали крестьяне в поле, чтобы прокормить свою семью. Но сейчас зима. Убран урожай. Пусто в поле и на улице. Тишина кругом. И ребятишек не видно на улице. В старину по древнему обычаю детей отдавали на учение в день святого пророка Наума, называемого в народе Грамотником. И в народе говорили так: “Пророк Наум наставит на ум”. В этот день родители благословляли своих детей на ученье. Да и сами ученики просили у святого Наума “Батюшка Наум благослови на ум!»

Раньше детей учили писать только через год, когда была выучена азбука.

Раньше люди писали острой палочкой на белой берёсте, иглой на пальмовых листьях, на глиняных табличках, на дощечках, покрытых воском и даже на медных листах. На Руси писали на пергаменте. Пергамент делали из кожи коз, телят, овец. Кожу старательно чистили, скоблили, шлифовали, пока она не становилась белой или желтой. На пергаменте писали четко и красиво. Он был дорогой, кое-как писать на нем никто бы не решился. Несколько пергаментных листов составляли книгу. Одну книгу писали многие месяцы иногда и годы. Прежде чем люди в Древней Руси научились писать – они изучали буквы. Кто же придумал русский алфавит? Алфавит, которым мы сейчас пользуемся, был создан славянами, братьями Кириллом и Мефодием в IX веке. Кирилл и Мефодий составили азбуку, а затем перевели на славянский язык некоторые священные писания. Часть букв была заимствована из греческого алфавита, а часть специально создана для передачи тех звуков славянского языка, которых не было в греческом языке. Это буквы: Б, Ж, Ц, Ч, Ш, У, Ю, Я. В алфавите было 45 букв

В древней школе не было ни переменок, ни директора, и всего один учитель. Ученье шло с утра до вечера; в середине дня – перерыв, чтобы ученики пообедали. Правила были строгие: попить можно было за весь день только три раза, а по нужде выйти всего два раза. Особо учили бережно обращаться с книгами, их нельзя было класть на лавку, а только на стол. Так от темна до темна, шли уроки в древнерусской школе. Каждый ученик получал от учителя персональное задание: один делал первые шаги, другой перешел уже к “складам”, третий уже читал “Часослов”. И все следовало выучить “назубок”, “вызубрить”. Каждый свое учил вслух. Недаром пословицу сложили: “Азбуку учат – во всю избу кричат”. За непослушание и невыученные уроки учитель, как говорили раньше “сокрушал ребра” розгами. Изображение розги было даже помещено в начале учебника и написано: “Розга ум вострит, память возбуждает и волю злую в благо преломляет”. Перевод на наш современный язык:“Если тебя высекут – сразу захочешь учиться, память к тебе вернется и даже мысли не будет о том, чтобы не сделать домашнее задание”. Кто учителя не слушается – поставят того на горох в угол на колени. Или без обеда оставят. Кто выучил уроки, тот уходил домой.

nsportal.ru

«Как учились на Руси» или «Сказочные школы»

«Как учились на Руси» или «Сказочные школы»

«В школу добрую речь вноси, из неё же словеснаго сору не износи. В дом отходя, школьных бытностей не кажи, сему и всякому товарищу накажи». Из устава школы Феофана Прокоповича

Первое упоминание об обучении детей встречается в русской летописи 988 года. Именно в этом году князь Владимир решил принять христианство и обратить в эту религию всех своих подданных. Тогда общая потребность в обучении грамоте усилилась необходимостью в грамотных людях для ведения церковных служб. Князь Владимир велел «собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное».

С образованием единого государства возросла потребность в грамотных людях. По решению Стоглавого собора при церквях и монастырях открылись школы для подготовки священников. Простых людей обучали специальные мастера «не духовного» звания, которые за питание и небольшую плату занимались в течение 2 лет. Развитие школ потребовало издания учебников.

В 1564 г. при поддержке Ивана Грозного в Москве на Печатном дворе И.Федоров и П.Мстиславец отпечатали первую книгу на русском языке- «Апостол».В 1565 г. из дается «Часослов»-первая книга для обучения грамоте. И.Федоров был не только издателем, но и талантливым редактором- переводил книги, редактировал их, писал «Введения» и «Заключения».

А. Максимов КНИЖНОЕ НАУЧЕНИЕ

  • В «Азбуковнике» мы находим подтверждение одного очень важного факта: образование на Руси в это время не было сословной привилегией. «Сего ради присно глаголю и глаголя не престану людям благочестивым во слышание, всякого чина же и сана, славным и худородным, богатым и убогим, даже и до последних земледельцев».

К 17 веку школ было уже довольно много и в городах, и в селах, и число их быстро росло. Это подтверждает существование книг под названием «Азбуковник». Это были сборники статей учебного, нравоучительного и энциклопедического характера. Наибольшее распространение получили азбуковники учебные. Они состояли из азбуки (со слогами и прописями), кратких сведений по русской, а иногда и греческой грамматике, по арифметике, религиозно-нравственных поучений.

Б. Кустодиев «Земская школа в Московской Руси»

К. Лебедев. ПЁТР I ПРИНИМАЕТ ЭКЗАМЕН У ВЕРНУВШИХСЯ ИЗ-ЗА ГРАНИЦЫ РУССКИХ (НОВИКОВ)

А. Карнеев ОТПРАВЛЕНИЕ КРЕСТЬЯНСКОГО МАЛЬЧИКА В УЧИЛИЩЕ

Морозов А. СЕЛЬСКАЯ БЕСПЛАТНАЯ ШКОЛА

  • В сельской школе 19 века могло быть 3 или 2 учительницы. Одна из них слушает устные ответы, другая следит за выполнением письменных работ. Дети все разного возраста.

Г. Рыбаков ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ШКОЛЫ

Н. Богданов-Бельский В ШКОЛУ

Н. Богданов-Бельский «УСТНЫЙ СЧЁТ»

Н. Богданов-Бельский УЧЕНИЦЫ

Н. Богданов-Бельский СОЧИНЕНИЕ

Н. Богданов-Бельский ДЕТИ НА УРОКЕ

М. Нестеров ЭКЗАМЕН В СЕЛЬСКОЙ ШКОЛЕ

Д. Левицкий ПОРТРЕТ ВОСПИТАННИЦЫ ИМПЕРАТОРСКОГО ВОСПИТАТЕЛЬНОГО ОБЩЕСТВА БЛАГОРОДНЫХ ДЕВИЦ Е.И. МОЛЧАНОВОЙ

М. Перов ПАНСИОНЕРКИ

  • Во времена Екатерины II в 1764 году издается указ об основании Воспитательного общества благородных девиц на 200 человек при Смольном женском монастыре в Петербурге – Институт благородных девиц. Девочек с 4-6 –летнего возраста забирали из дома на 15 лет. Образование было в основном гуманитарным, воспитанниц усиленно учили иностранным языкам, музыке, домоводству, рукоделию. Из выпускниц института получались образованные учительницы, жёны, фрейлины.

В. Ермилов ДЕНЬ УЧИТЕЛЯ

Составитель заведующая библиотекой МОУ СОШ № 5 Новиченко Анжелика Валерьевна

rpp.nashaucheba.ru

Ящик пандоры – КАК УЧИЛИ И УЧИЛИСЬ В ДРЕВНЕЙ РУСИ

Соблазн “заглянуть” в прошлое и собственными глазами “увидеть” ушедшую жизнь обуревает любого историка-исследователя. К тому же для подобного путешествия во времени не требуется фантастических приспособлений. Древний документ – самый надежный носитель информации, который, подобно волшебному ключу, отмыкает заветную дверь в прошлое. Такую благословенную для историка возможность получил Даниил Лукич Мордовцев* – известный в XIX веке журналист и писатель. Его историческая монография “Русские школьные книги” опубликована в 1861 году в четвертой книжке “Чтений в обществе истории и древностей Российских при Московском Университете”. Работа посвящена древней русской школе, о которой в то время (а впрочем, и сейчас) еще так мало было известно.

… А прежде сего училища бывали в Российском царствии, на Москве, в Великом Новограде и по иным градам… Грамоте, писати и пети, и чести учили. Потому тогда и грамоте гораздых было много, и писцы, и чтецы славны были во всей земле. Из книги “Стоглав”

Многие и по сию пору уверены, что в допетровскую эпоху на Руси вообще ничему не учили. Более того, само образование тогда якобы преследовала церковь, требовавшая только, чтобы ученики кое-как твердили наизусть молитвы и понемногу разбирали печатные богослужебные книги. Да и учили, мол, лишь детей поповских, готовя их к принятию сана. Те же из знати, кто верил в истину “учение – свет…”, поручали образование своих отпрысков выписанным из-за границы иностранцам. Остальные же обретались “во тьме незнания”.

Все это опровергает Мордовцев. В своих исследованиях он опирался на любопытный исторический источник, попавший к нему в руки, – “Азбуковник”. В предисловии к монографии, посвященной этой рукописи, автор написал следующее: “В настоящее время я имею возможность пользоваться драгоценнейшими памятниками 17-го века, которые еще нигде не были напечатаны, не упомянуты и которые могут послужить к объяснению интересных сторон древней русской педагогики. Материалы эти заключаются в пространной рукописи, носящей название “Азбуковника” и вмещающей в себя несколько разных учебников того времени, сочиненных каким-то “первопроходцем”, отчасти списанных с других, таких же, изданий, которые озаглавлены были тем же именем, хотя и различались содержанием и имели различный счет листов”.

Исследовав рукопись, Мордовцев делает первый и важнейший вывод: в Древней Руси училища как таковые существовали. Впрочем, подтверждает это и более древний документ – книга “Стоглав” (собрание постановлений Стоглавого Собора, проходившего с участием Ивана IV и представителей Боярской думы в 1550-1551 годах). В ней содержатся разделы, говорящие об образовании. В них, в частности, определено, что училища разрешено содержать лицам духовного звания, если соискатель получит на то разрешение у церковного начальства. Перед тем, как выдать ему таковое, надлежало провести испытания основательности собственных познаний претендента, а от надежных поручителей собрать возможные сведения о его поведении.

Но как были устроены училища, как управлялись, кто в них обучался? На эти вопросы “Стоглав” ответов не давал. И вот в руки историка попадает несколько рукописных “Азбуковников” – книг весьма любопытных. Несмотря на свое название, это, по сути, не учебники (в них нет ни азбуки, ни прописей, ни обучения счету), а скорее руководство для учителя и подробнейшие наставления ученикам. В нем прописан полный распорядок дня школяра, кстати, касающийся не только школы, но и поведения детей за ее пределами.

***Вслед за автором заглянем в русскую школу XVII века и мы, благо “Азбуковник” дает тому полную возможность. Начинается все с прихода детей утром в специальный дом – училище. В разных “Азбуковниках” наставления по этому поводу написаны в стихах либо в прозе, они же, видимо, служили и для закрепления навыков чтения, а потому ученики упорно твердили:

В доме своем, от сна восстав, умыйся, Прилучившимся плата краем добре утрися, В поклонении святым образам продолжися, Отцу и матери низко поклонися. В школу тщательно иди И товарища своего веди, В школу с молитвой входи, Тако же вон исходи.

О том же наставляет и прозаический вариант.

Из “Азбуковника” мы узнаем очень важный факт: образование в описываемые времена не было на Руси сословной привилегией. В рукописи, от лица “Мудрости”, содержится призыв к родителям разных сословий отдавать отроков для обучения “прехитрой словесности”: “Сего ради присно глаголю и глаголя не престану людям благочестивым во слышание, всякого чина же и сана, славным и худородным, богатым и убогим, даже и до последних земледельцев”. Ограничением к обучению служили лишь нежелание родителей либо уж совершеннейшая их бедность, не позволявшая хоть чем-нибудь оплатить учителю за обучение чада. Но последуем за учеником, вошедшим в училище и уже положившим свою шапку на “общую грядку”, то есть на полку, поклонившимся и образам, и учителю, и всей ученической “дружине”. Школяру, пришедшему в школу ранним утром, предстояло провести в ней целый день, до звона к вечерней службе, который был сигналом и к окончанию занятий.

Учение начиналось с ответа урока, изучавшегося накануне. Когда же урок был всеми рассказан, вся “дружина” совершала перед дальнейшими занятиями общую молитву: “Господи Иисусе Христе Боже наш, содетелю всякой твари, вразуми мя и научи книжного писания и сим увем хотения Твоя, яко да славлю Тя во веки веков, аминь!”

Затем ученики подходили к старосте, выдававшему им книги, по которым предстояло учиться, и рассаживались за общим длинным ученическим столом. Каждый занимал место, указанное ему учителем, соблюдая при этом следующие наставления:

Малии в вас и велицыи все равны, Учений же ради вящих местом да будут знатны… Не потесняй ближнего твоего И не называй прозвищем товарища своего… Тесно друг к другу не сочитайтеся, Коленями и локтями не присвояйтеся… Данное тебе учителем кое место, Тут житие твое да будет вместно…

***Книги, будучи собственностью школы, составляли главную ее ценность. Отношение к книге внушалось трепетное и уважительное. Требовалось, чтобы ученики, “замкнув книгу”, всегда клали ее печатью кверху и не оставляли в ней “указательных древец” (указок), не слишком разгибали и не листали попусту. Категорически запрещалось класть книги на лавку, а по окончании учения книги надлежало отдать старосте, который складывал их в назначенное место.

И еще один совет – не увлекаться разглядыванием книжных украшений – “повалок”, а стремиться понять написанное в них.

Книги ваши добре храните И опасно на место кладите. …Книгу, замкнув, печатью к высоте полагай, Указательного же древца в нею отнюдь не влагай… Книги к старосте в соблюдение, со молитвой, приносите, Тако же заутро принимая, с поклонением, относите… Книги свои не вельми разгибайте, И листов в них тож не пригибайте… Книг на седалищном месте не оставляйте, Но на уготованном столе добре поставляйте… Книг аще кто не бережет, Таковый души своей не бережет…

Почти дословное совпадение фраз прозаического и стихотворного вариантов разных “Азбуковников” позволило Мордовцеву предположить, что правила, в них отраженные, едины для всех училищ XVII века, а следовательно, можно говорить об общем их устройстве в допетровской Руси. К этому же предположению подвигает и похожесть наставлений относительно довольно странного требования, запрещающего ученикам рассказывать вне стен школы о том, что в ней происходит.

В дом отходя, школьных бытностей не кажи, Сему и всякого товарища своего накажи… Словес смехотворных и подражание в школу не вноси, Дел же бывавших в ней отнюдь не износи.

Такое правило как бы обособляло учеников, замыкая школьный мир в отдельную, почти семейную общность. С одной стороны, оно огораживало ученика от “неполезных” влияний внешнего окружения, с другой – связывая учителя и его подопечных особенными отношениями, недоступными даже для ближайших родственников, исключало вмешательство посторонних в процесс обучения и воспитания. Поэтому услышать из уст тогдашнего учителя столь часто употребляемую ныне фразу “Без родителей в школу не приходи” было просто немыслимо.

***Еще одно наставление, роднящее все “Азбуковники”, говорит о тех обязанностях, которые в школе возлагались на учеников. Они должны были “пристроять школу”: мести сор, мыть полы, лавки и стол, менять воду в сосудах под “светцем” – подставкой для лучины. Освещение школы с помощью той же лучины также было обязанностью учеников, как и топка печей. На такие работы (говоря языком современным – на дежурство) староста школьной “дружины” назначал учеников посменно: “Кто школу нагревает, тот в той и все пристрояет”.

Сосуды воды свежия в школу приносите,Лохань же со стоялой водой вон износите, Стол и лавки чисто велица моются, Да приходящим в школу не гнюсно видится; Сим бо познается ваша личная лепота Аще у вас будет школьная чистота.

Наставления призывают учеников не драться, не шалить, не воровать. Особенно строго запрещается шуметь в самой школе и рядом с ней. Жесткость такого правила понятна: училище находилось в доме, принадлежащем учителю, рядом с усадьбами других жителей города. Поэтому шум и разные “неустройства”, способные вызвать гнев соседей, вполне могли обернуться доносом церковному начальству. Учителю пришлось бы давать неприятнейшие объяснения, а если это не первый донос, то содержатель школы мог “попасть под запрещение содержать училище”. Вот почему даже попытки нарушить школьные правила пресекались сразу же и нещадно.

Вообще дисциплина в древнерусской школе была крепкая, суровая. Весь день четко расписан правилами, даже пить воду позволялось только трижды в день, а “ради нужды на двор отходити” можно было с разрешения старосты считанные разы. В этом же пункте содержатся и некие правила гигиены:

Ради нужды кому отходити, К старосте четырежды днем ходите, Немедля же паки оттуда приходите, Руки для чистоты да измываете, Егда тамо когда бываете.

***Все “Азбуковники” имели обширный раздел – о наказаниях ленивых, нерадивых и строптивых учеников с описанием самых разнообразных форм и методов воздействия. Не случайно “Азбуковники” начинаются панегириком розге, писанным киноварью на первом листе:

Благослови, Боже, оные леса, Иже розги родят на долгие времена…

И не только “Азбуковник” воспевает розгу. В азбуке, напечатанной в 1679 году, есть такие слова: “Розга ум вострит, возбуждает память”.

Не нужно, однако, думать, что ту власть, которой обладал учитель, он употреблял сверх всякой меры – хорошее учение искусной поркой не заменишь. Тому, кто прославился как мучитель да еще плохо учащий, никто бы не дал своих детей в учение. Врожденная жестокость (если таковая имеется) не проявляется в человеке внезапно, и патологически жестокой личности никто не позволил бы открыть училище. О том, как следует учить детей, говорилось и в Уложении Стоглавого Собора, бывшем, по сути, руководством для учителей: “не яростью, не жестокостью, не гневом, но радостным страхом и любовным обычаем, и сладким поучением, и ласковым утешением”.

Вот между этими двумя полюсами где-то и пролегала стезя воспитания, и когда “сладкое поучение” не шло в прок, то в дело вступал “педагогический инструмент”, по уверениям знатоков, “вострящий ум, возбуждающий память”. В различных “Азбуковниках” правила на этот счет изложены доступно самому “грубоумному” ученику:

Если кто учением обленится, Таковый ран терпети не постыдится…

Поркой не исчерпывался арсенал наказаний, и надо сказать, что розга была в том ряду последней. Шалуна могли отправить в карцер, роль которого с успехом исполнял школьный “нужной чулан”. Есть в “Азбуковниках” упоминание и о такой мере, которая нынче называется “оставить после уроков”:

Если кто урока не учит, Таковый из школы свободного отпуста не получит…

Впрочем, точного указания, уходили ли ученики для обеда по домам, в “Азбуковниках” нет. Более того, в одном из мест говорится, что учитель “во время хлебоядения и полуденного от учения пристания” должен читать своим ученикам “полезные писания” о мудрости, о поощрении к учению и дисциплине, о праздниках и т. д. Остается предположить, что такого рода поучения школяры слушали за общим обедом в школе. Да и другие признаки указывают на то, что при школе имелся общий обеденный стол, содержавшийся на родительскую складчину. (Впрочем, возможно, в разных школах именно этот порядок не был одинаковым.)

***Итак, большую часть дня ученики неотлучно находились в школе. Для того чтобы иметь возможность отдохнуть или отлучиться по необходимым делам, учитель избирал себе из учеников помощника, называемого старостой. Роль старосты во внутренней жизни тогдашней школы была чрезвычайно важна. После учителя староста был вторым человеком в школе, ему даже дозволялось замещать самого учителя. Поэтому выбор старосты и для ученической “дружины”, и для учителя было делом важнейшим. “Азбуковник” предписывал выбирать таковых самому учителю из старших учеников, в учебе прилежных и благоприятных душевных качеств. Учителя книга наставляла: “Имей у себя в остерегании их (то есть старост. – В.Я.). Добрейших и искусных учеников, могущих и без тебе оглашати их (учеников. – В.Я.) пастушеским словом”.

О количестве старост говорится по-разному. Скорее всего, их было трое: один староста и два его подручных, поскольку круг обязанностей “избранных” был необычайно широк. Они наблюдали за ходом учебы в отсутствие учителя и даже имели право наказывать виновных за нарушение порядка, установленного в школе. Выслушивали уроки младших школьников, собирали и выдавали книги, следили за их сохранностью и должным с ними обращением. Ведали “отпуском на двор” и питьем воды. Наконец, распоряжались отоплением, освещением и уборкой школы. Староста и его подручные представляли учителя в его отсутствие, а при нем – доверенных помощников.

Все управление школой старосты проводили без всякого доносительства учителю. По крайней мере, так считал Мордовцев, не найдя в “Азбуковниках” ни одной строчки, поощрявшей фискальство и наушничество. Наоборот, учеников всячески приучали к товариществу, жизни в “дружине”. Если же учитель, ища провинившегося, не мог точно указать на конкретного ученика, а “дружина” его не выдавала, тогда объявлялось наказание всем ученикам, и они скандировали хором:

В некоторых из нас есть вина, Которая не перед многими дньми была, Виновни, слышав сие, лицом рдятся, Понеже они нами, смиренными, гордятся.

Часто виновник, дабы не подводить “дружину”, снимал порты и сам “восходил на козла”, то есть ложился на лавку, на которой и производилось “задавание лозанов по филейным частям”.

***Стоит ли говорить, что и учение, и воспитание отроков были тогда проникнуты глубоким почтением к православной вере. Что смолоду вложено, то и произрастет во взрослом человеке: “Се бо есть ваше детское, в школе учащихся дело, паче же совершенных в возрасте”. Ученики были обязаны ходить в церковь не только в праздничные и воскресные дни, но и в будни, после окончания занятий в училище.

Вечерний благовест давал знак к окончанию учения. “Азбуковник” поучает: “Егда отпущены будите, вси купно воссташе и книги своя книгохранителю вдаваше, единым возглашением всем купно и единогласно воспевайте молитву преподобного Симеона Богоприимца: “Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко” и “Преславная Приснодево”. После этого ученики должны были идти к вечерне, учитель же наставлял их, дабы в церкви вели себя благопристойно, потому что “все знают, что вы учитесь в школе”.

Однако требования пристойно вести себя не ограничивались только школой или храмом. Училищные правила распространялись и на улицу: “Егда же учитель отпустит вас в подобное время, со всем смирением до дому своего идите: шуток и кощунств, пхания же друг друга, и биения, и резвого бегания, и камневержения, и всяких подобных детских глумлений, да не водворится в вас”. Не поощрялось и бесцельное шатание по улицам, особенно возле всяческих “зрелищных заведений”, называемых тогда “позорищами”.

Конечно же приведенные правила – более благие пожелания. Нет в природе таких детей, что удержались бы от “пхания и резвого бегания”, от “камневержения” и похода “на позорище” после того, как они целый день провели в школе. Понимали это в старину и учителя и потому стремились всеми мерами уменьшить время безнадзорного пребывания учеников на улице, толкающей их к соблазнам и к шалостям. Не только в будние дни, но в воскресные и в праздничные школяры обязаны были приходить в училище. Правда, в праздники уже не учились, а только отвечали выученное накануне, читали вслух Евангелие, слушали поучения и разъяснения учителя своего о сути праздника того дня. Потом все вместе шли в церковь к литургии.

Любопытно отношение к тем ученикам, у которых учение шло плохо. В этом случае “Азбуковник” отнюдь не советует их усиленно пороть или наказывать как-то иначе, а, наоборот, наставляет: “кто “борзоучащийся”, да не возносится над товарищем “грубоучащимся”. Последним настоятельно советовалось молиться, призывая на помощь Бога. А учитель с такими учениками занимался отдельно, говоря им постоянно о пользе молитвы и приводя примеры “от писания”, рассказывая о таких подвижниках благочестия, как Сергий Радонежский и Александр Свирский, которым учение поначалу совсем не давалось.

Из “Азбуковника” видны подробности учительской жизни, тонкости взаимоотношени й с родителями учеников, вносившими учителю по договоренности и по возможности каждого плату за обучение своих деток – частью натурой, частью деньгами.

Помимо школьных правил и порядков “Азбуковник” рассказывает о том, как после прохождения первоначального образования ученики приступают к изучению “семи свободных художеств”. Под коими подразумевались: грамматика, диалектика, риторика, музыка (имелось в виду церковное пение), арифметика и геометрия (“геометрией” тогда называлось “всякое землемерие”, включавшее в себя и географию и космогонию), наконец, “последней по счету, но первой действом” в перечне наук, изучавшихся тогда, называлась астрономия (или по-славянски “звездознание”).

А еще в училищах занимались изучением стихотворного искусства, силлогизмов, изучали целебры, знание которых считалось необходимым для “виршеслогательства”, знакомились с “рифмом” из сочинений Симеона Полоцкого, узнавали стихотворные меры – “един и десять родов стиха”. Учились сочинять двустишия и сентенции, писать приветствия в стихах и в прозе.

***К сожалению, труд Даниила Лукича Мордовцева остался неоконченным, его монография была завершена фразой: “На днях перевели Преосвященного Афанасия в Астраханскую Епархию, лишив меня возможности окончательно разобрать интересную рукопись, и потому, не имея под рукой “Азбуковников”, и принужден я окончить свою статью тем, на чем остановился. Саратов 1856 год”.

И тем не менее уже через год после того, как работа Мордовцева была напечатана в журнале, его монографию с тем же названием издал Московский университет. Талант Даниила Лукича Мордовцева и множественность тем, затронутых в источниках, послуживших для написания монографии, сегодня позволяют нам, минимально “домысливая ту жизнь”, совершить увлекательное и не без пользы путешествие “против потока времени” в семнадцатый век.

В. ЯРХО, историк

* Даниил Лукич Мордовцев (1830-1905), окончив гимназию в Саратове, учился сначала в Казанском, затем в С.-Петербургском университете, который окончил в 1854 году по историко-филологическому факультету. В Саратове же он начал литературную деятельность. Выпустил несколько исторических монографий, опубликованных в “Русском слове”, “Русском вестнике”, “Вестнике Европы”. Монографии обратили на себя внимание, и Мордовцеву предлагают даже занять кафедру истории в С.-Петербургском университете. Не менее был известен Даниил Лукич и как писатель на исторические темы.

От епископа Саратовского Афанасия Дроздова он получает рукописные тетради XVII века, рассказывающие о том, как были организованы училища на Руси.

***Вот как описывает Мордовцев попавшую к нему рукопись: “Сборник состоял из нескольких отделов. В первом помещается несколько “Азбуковников”, с особенным счетом тетрадок; вторая половина состоит из двух отделов: в первом – 26 тетрадок, или 208 листов; во втором 171 лист. Вторая половина рукописи, оба ее отдела, писаны одною и той же рукой… Тою же рукой выписан и весь отдел, состоящий из “Азбуковников”, “Письмовников”, “Школьных благочиний” и прочего – до 208 листа. Далее тем же почерком, но иными чернилами написано до 171-го листа и на том листе, “четвероконечной ” хитрой тайнописью написано “Начато в Соловецкой пустыни, тож де на Костроме, под Москвою во Ипатской честной обители, тем же первостранником в лето миробытиа 7191 (1683 г.)”.

Источник “Наука и жизнь” №7, 2002

http://ricolor.org/history/hr/culture/2/

pandoraopen.ru

КАК УЧИЛИ И УЧИЛИСЬ В ДРЕВНЕЙ РУСИ: matveychev_oleg

Соблазн "заглянуть" в прошлое и собственными глазами "увидеть" ушедшую жизнь обуревает любого историка-исследователя. К тому же для подобного путешествия во времени не требуется фантастических приспособлений. Древний документ - самый надежный носитель информации, который, подобно волшебному ключу, отмыкает заветную дверь в прошлое. Такую благословенную для историка возможность получил Даниил Лукич Мордовцев* - известный в XIX веке журналист и писатель. Его историческая монография "Русские школьные книги" опубликована в 1861 году в четвертой книжке "Чтений в обществе истории и древностей Российских при Московском Университете". Работа посвящена древней русской школе, о которой в то время (а впрочем, и сейчас) еще так мало было известно.

... А прежде сего училища бывали в Российском царствии, на Москве, в Великом Новограде и по иным градам... Грамоте, писати и пети, и чести учили. Потому тогда и грамоте гораздых было много, и писцы, и чтецы славны были во всей земле.Из книги "Стоглав"

Страница из букваря Кариена Истомина, напечатанного в типографии Московского печатного двора в 1694 году.

Многие и по сию пору уверены, что в допетровскую эпоху на Руси вообще ничему не учили. Более того, само образование тогда якобы преследовала церковь, требовавшая только, чтобы ученики кое-как твердили наизусть молитвы и понемногу разбирали печатные богослужебные книги. Да и учили, мол, лишь детей поповских, готовя их к принятию сана. Те же из знати, кто верил в истину "учение - свет...", поручали образование своих отпрысков выписанным из-за границы иностранцам. Остальные же обретались "во тьме незнания".

Все это опровергает Мордовцев. В своих исследованиях он опирался на любопытный исторический источник, попавший к нему в руки, - "Азбуковник". В предисловии к монографии, посвященной этой рукописи, автор написал следующее: "В настоящее время я имею возможность пользоваться драгоценнейшими памятниками 17-го века, которые еще нигде не были напечатаны, не упомянуты и которые могут послужить к объяснению интересных сторон древней русской педагогики. Материалы эти заключаются в пространной рукописи, носящей название "Азбуковника" и вмещающей в себя несколько разных учебников того времени, сочиненных каким-то "первопроходцем", отчасти списанных с других, таких же, изданий, которые озаглавлены были тем же именем, хотя и различались содержанием и имели различный счет листов".

Исследовав рукопись, Мордовцев делает первый и важнейший вывод: в Древней Руси училища как таковые существовали. Впрочем, подтверждает это и более древний документ - книга "Стоглав" (собрание постановлений Стоглавого Собора, проходившего с участием Ивана IV и представителей Боярской думы в 1550-1551 годах). В ней содержатся разделы, говорящие об образовании. В них, в частности, определено, что училища разрешено содержать лицам духовного звания, если соискатель получит на то разрешение у церковного начальства. Перед тем, как выдать ему таковое, надлежало провести испытания основательности собственных познаний претендента, а от надежных поручителей собрать возможные сведения о его поведении.

Но как были устроены училища, как управлялись, кто в них обучался? На эти вопросы "Стоглав" ответов не давал. И вот в руки историка попадает несколько рукописных "Азбуковников" - книг весьма любопытных. Несмотря на свое название, это, по сути, не учебники (в них нет ни азбуки, ни прописей, ни обучения счету), а скорее руководство для учителя и подробнейшие наставления ученикам. В нем прописан полный распорядок дня школяра, кстати, касающийся не только школы, но и поведения детей за ее пределами.

*

Вслед за автором заглянем в русскую школу XVII века и мы, благо "Азбуковник" дает тому полную возможность. Начинается все с прихода детей утром в специальный дом - училище. В разных "Азбуковниках" наставления по этому поводу написаны в стихах либо в прозе, они же, видимо, служили и для закрепления навыков чтения, а потому ученики упорно твердили:

В доме своем, от сна восстав, умыйся,Прилучившимся плата краем добре утрися,В поклонении святым образам продолжися,Отцу и матери низко поклонися.В школу тщательно идиИ товарища своего веди,В школу с молитвой входи,Тако же вон исходи.

О том же наставляет и прозаический вариант.

Из "Азбуковника" мы узнаем очень важный факт: образование в описываемые времена не было на Руси сословной привилегией. В рукописи, от лица "Мудрости", содержится призыв к родителям разных сословий отдавать отроков для обучения "прехитрой словесности": "Сего ради присно глаголю и глаголя не престану людям благочестивым во слышание, всякого чина же и сана, славным и худородным, богатым и убогим, даже и до последних земледельцев". Ограничением к обучению служили лишь нежелание родителей либо уж совершеннейшая их бедность, не позволявшая хоть чем-нибудь оплатить учителю за обучение чада.

Но последуем за учеником, вошедшим в училище и уже положившим свою шапку на "общую грядку", то есть на полку, поклонившимся и образам, и учителю, и всей ученической "дружине". Школяру, пришедшему в школу ранним утром, предстояло провести в ней целый день, до звона к вечерней службе, который был сигналом и к окончанию занятий.

Учение начиналось с ответа урока, изучавшегося накануне. Когда же урок был всеми рассказан, вся "дружина" совершала перед дальнейшими занятиями общую молитву: "Господи Иисусе Христе Боже наш, содетелю всякой твари, вразуми мя и научи книжного писания и сим увем хотения Твоя, яко да славлю Тя во веки веков, аминь!"

Затем ученики подходили к старосте, выдававшему им книги, по которым предстояло учиться, и рассаживались за общим длинным ученическим столом. Каждый занимал место, указанное ему учителем, соблюдая при этом следующие наставления:

Малии в вас и велицыи все равны,Учений же ради вящих местом да будут знатны...Не потесняй ближнего твоегоИ не называй прозвищем товарища своего...Тесно друг к другу не сочитайтеся,Коленями и локтями не присвояйтеся...Данное тебе учителем кое место,Тут житие твое да будет вместно...

*

Книги, будучи собственностью школы, составляли главную ее ценность. Отношение к книге внушалось трепетное и уважительное. Требовалось, чтобы ученики, "замкнув книгу", всегда клали ее печатью кверху и не оставляли в ней "указательных древец" (указок), не слишком разгибали и не листали попусту. Категорически запрещалось класть книги на лавку, а по окончании учения книги надлежало отдать старосте, который складывал их в назначенное место. И еще один совет - не увлекаться разглядыванием книжных украшений - "повалок", а стремиться понять написанное в них.

Книги ваши добре хранитеИ опасно на место кладите....Книгу, замкнув, печатью к высотеполагай,Указательного же древца в нею отнюдьне влагай...Книги к старосте в соблюдение,со молитвой, приносите,Тако же заутро принимая,с поклонением, относите...Книги свои не вельми разгибайте,И листов в них тож не пригибайте...Книг на седалищном местене оставляйте,Но на уготованном столедобре поставляйте...Книг аще кто не бережет,Таковый души своей не бережет...

Почти дословное совпадение фраз прозаического и стихотворного вариантов разных "Азбуковников" позволило Мордовцеву предположить, что правила, в них отраженные, едины для всех училищ XVII века, а следовательно, можно говорить об общем их устройстве в допетровской Руси. К этому же предположению подвигает и похожесть наставлений относительно довольно странного требования, запрещающего ученикам рассказывать вне стен школы о том, что в ней происходит.

В дом отходя, школьных бытностейне кажи,Сему и всякого товарища своего накажи...Словес смехотворных и подражаниев школу не вноси,Дел же бывавших в ней отнюдь не износи.

Такое правило как бы обособляло учеников, замыкая школьный мир в отдельную, почти семейную общность. С одной стороны, оно огораживало ученика от "неполезных" влияний внешнего окружения, с другой - связывая учителя и его подопечных особенными отношениями, недоступными даже для ближайших родственников, исключало вмешательство посторонних в процесс обучения и воспитания. Поэтому услышать из уст тогдашнего учителя столь часто употребляемую ныне фразу "Без родителей в школу не приходи" было просто немыслимо.

*

Еще одно наставление, роднящее все "Азбуковники", говорит о тех обязанностях, которые в школе возлагались на учеников. Они должны были "пристроять школу": мести сор, мыть полы, лавки и стол, менять воду в сосудах под "светцем" - подставкой для лучины. Освещение школы с помощью той же лучины также было обязанностью учеников, как и топка печей. На такие работы (говоря языком современным - на дежурство) староста школьной "дружины" назначал учеников посменно: "Кто школу нагревает, тот в той и все пристрояет".

Сосуды воды свежия в школу приносите,Лохань же со стоялой водой вон износите,Стол и лавки чисто велица моются,Да приходящим в школу не гнюсно видится;Сим бо познается ваша личная лепотаАще у вас будет школьная чистота.

Даниил Лукич Мордовцев (1830-1905)

Наставления призывают учеников не драться, не шалить, не воровать. Особенно строго запрещается шуметь в самой школе и рядом с ней. Жесткость такого правила понятна: училище находилось в доме, принадлежащем учителю, рядом с усадьбами других жителей города. Поэтому шум и разные "неустройства", способные вызвать гнев соседей, вполне могли обернуться доносом церковному начальству. Учителю пришлось бы давать неприятнейшие объяснения, а если это не первый донос, то содержатель школы мог "попасть под запрещение содержать училище". Вот почему даже попытки нарушить школьные правила пресекались сразу же и нещадно.

Типичные для России металлические чернильницы XVII века. На протяжении средневековья их форма остается неизменной.

Вообще дисциплина в древнерусской школе была крепкая, суровая. Весь день четко расписан правилами, даже пить воду позволялось только трижды в день, а "ради нужды на двор отходити" можно было с разрешения старосты считанные разы. В этом же пункте содержатся и некие правила гигиены:

Ради нужды кому отходити,К старосте четырежды днем ходите,Немедля же паки оттуда приходите,Руки для чистоты да измываете,Егда тамо когда бываете.

*

Все "Азбуковники" имели обширный раздел - о наказаниях ленивых, нерадивых и строптивых учеников с описанием самых разнообразных форм и методов воздействия. Не случайно "Азбуковники" начинаются панегириком розге, писанным киноварью на первом листе:

Благослови, Боже, оные леса,Иже розги родят на долгие времена...

И не только "Азбуковник" воспевает розгу. В азбуке, напечатанной в 1679 году, есть такие слова: "Розга ум вострит, возбуждает память".

Не нужно, однако, думать, что ту власть, которой обладал учитель, он употреблял сверх всякой меры - хорошее учение искусной поркой не заменишь. Тому, кто прославился как мучитель да еще плохо учащий, никто бы не дал своих детей в учение. Врожденная жестокость (если таковая имеется) не проявляется в человеке внезапно, и патологически жестокой личности никто не позволил бы открыть училище. О том, как следует учить детей, говорилось и в Уложении Стоглавого Собора, бывшем, по сути, руководством для учителей: "не яростью, не жестокостью, не гневом, но радостным страхом и любовным обычаем, и сладким поучением, и ласковым утешением".

Вот между этими двумя полюсами где-то и пролегала стезя воспитания, и когда "сладкое поучение" не шло в прок, то в дело вступал "педагогический инструмент", по уверениям знатоков, "вострящий ум, возбуждающий память". В различных "Азбуковниках" правила на этот счет изложены доступно самому "грубоумному" ученику:

Если кто учением обленится,Таковый ран терпети не постыдится...

Поркой не исчерпывался арсенал наказаний, и надо сказать, что розга была в том ряду последней. Шалуна могли отправить в карцер, роль которого с успехом исполнял школьный "нужной чулан". Есть в "Азбуковниках" упоминание и о такой мере, которая нынче называется "оставить после уроков":

Если кто урока не учит,Таковый из школы свободного отпустане получит...

Впрочем, точного указания, уходили ли ученики для обеда по домам, в "Азбуковниках" нет. Более того, в одном из мест говорится, что учитель "во время хлебоядения и полуденного от учения пристания" должен читать своим ученикам "полезные писания" о мудрости, о поощрении к учению и дисциплине, о праздниках и т. д. Остается предположить, что такого рода поучения школяры слушали за общим обедом в школе. Да и другие признаки указывают на то, что при школе имелся общий обеденный стол, содержавшийся на родительскую складчину. (Впрочем, возможно, в разных школах именно этот порядок не был одинаковым.)

*

Итак, большую часть дня ученики неотлучно находились в школе. Для того чтобы иметь возможность отдохнуть или отлучиться по необходимым делам, учитель избирал себе из учеников помощника, называемого старостой. Роль старосты во внутренней жизни тогдашней школы была чрезвычайно важна. После учителя староста был вторым человеком в школе, ему даже дозволялось замещать самого учителя. Поэтому выбор старосты и для ученической "дружины", и для учителя было делом важнейшим. "Азбуковник" предписывал выбирать таковых самому учителю из старших учеников, в учебе прилежных и благоприятных душевных качеств. Учителя книга наставляла: "Имей у себя в остерегании их (то есть старост. - В.Я.). Добрейших и искусных учеников, могущих и без тебе оглашати их (учеников. - В.Я.) пастушеским словом".

О количестве старост говорится по-разному. Скорее всего, их было трое: один староста и два его подручных, поскольку круг обязанностей "избранных" был необычайно широк. Они наблюдали за ходом учебы в отсутствие учителя и даже имели право наказывать виновных за нарушение порядка, установленного в школе. Выслушивали уроки младших школьников, собирали и выдавали книги, следили за их сохранностью и должным с ними обращением. Ведали "отпуском на двор" и питьем воды. Наконец, распоряжались отоплением, освещением и уборкой школы. Староста и его подручные представляли учителя в его отсутствие, а при нем - доверенных помощников.

Все управление школой старосты проводили без всякого доносительства учителю. По крайней мере, так считал Мордовцев, не найдя в "Азбуковниках" ни одной строчки, поощрявшей фискальство и наушничество. Наоборот, учеников всячески приучали к товариществу, жизни в "дружине". Если же учитель, ища провинившегося, не мог точно указать на конкретного ученика, а "дружина" его не выдавала, тогда объявлялось наказание всем ученикам, и они скандировали хором:

В некоторых из нас есть вина,Которая не перед многими дньми была,Виновни, слышав сие, лицом рдятся,Понеже они нами, смиренными, гордятся.

Часто виновник, дабы не подводить "дружину", снимал порты и сам "восходил на козла", то есть ложился на лавку, на которой и производилось "задавание лозанов по филейным частям".

*

Стоит ли говорить, что и учение, и воспитание отроков были тогда проникнуты глубоким почтением к православной вере. Что смолоду вложено, то и произрастет во взрослом человеке: "Се бо есть ваше детское, в школе учащихся дело, паче же совершенных в возрасте". Ученики были обязаны ходить в церковь не только в праздничные и воскресные дни, но и в будни, после окончания занятий в училище.

Вечерний благовест давал знак к окончанию учения. "Азбуковник" поучает: "Егда отпущены будите, вси купно воссташе и книги своя книгохранителю вдаваше, единым возглашением всем купно и единогласно воспевайте молитву преподобного Симеона Богоприимца: "Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко" и "Преславная Приснодево". После этого ученики должны были идти к вечерне, учитель же наставлял их, дабы в церкви вели себя благопристойно, потому что "все знают, что вы учитесь в школе".

Однако требования пристойно вести себя не ограничивались только школой или храмом. Училищные правила распространялись и на улицу: "Егда же учитель отпустит вас в подобное время, со всем смирением до дому своего идите: шуток и кощунств, пхания же друг друга, и биения, и резвого бегания, и камневержения, и всяких подобных детских глумлений, да не водворится в вас". Не поощрялось и бесцельное шатание по улицам, особенно возле всяческих "зрелищных заведений", называемых тогда "позорищами".

Конечно же приведенные правила - более благие пожелания. Нет в природе таких детей, что удержались бы от "пхания и резвого бегания", от "камневержения" и похода "на позорище" после того, как они целый день провели в школе. Понимали это в старину и учителя и потому стремились всеми мерами уменьшить время безнадзорного пребывания учеников на улице, толкающей их к соблазнам и к шалостям. Не только в будние дни, но в воскресные и в праздничные школяры обязаны были приходить в училище. Правда, в праздники уже не учились, а только отвечали выученное накануне, читали вслух Евангелие, слушали поучения и разъяснения учителя своего о сути праздника того дня. Потом все вместе шли в церковь к литургии.

Любопытно отношение к тем ученикам, у которых учение шло плохо. В этом случае "Азбуковник" отнюдь не советует их усиленно пороть или наказывать как-то иначе, а, наоборот, наставляет: "кто "борзоучащийся", да не возносится над товарищем "грубоучащимся". Последним настоятельно советовалось молиться, призывая на помощь Бога. А учитель с такими учениками занимался отдельно, говоря им постоянно о пользе молитвы и приводя примеры "от писания", рассказывая о таких подвижниках благочестия, как Сергий Радонежский и Александр Свирский, которым учение поначалу совсем не давалось.

Из "Азбуковника" видны подробности учительской жизни, тонкости взаимоотношени й с родителями учеников, вносившими учителю по договоренности и по возможности каждого плату за обучение своих деток - частью натурой, частью деньгами.

Помимо школьных правил и порядков "Азбуковник" рассказывает о том, как после прохождения первоначального образования ученики приступают к изучению "семи свободных художеств". Под коими подразумевались: грамматика, диалектика, риторика, музыка (имелось в виду церковное пение), арифметика и геометрия ("геометрией" тогда называлось "всякое землемерие", включавшее в себя и географию и космогонию), наконец, "последней по счету, но первой действом" в перечне наук, изучавшихся тогда, называлась астрономия (или по-славянски "звездознание").

А еще в училищах занимались изучением стихотворного искусства, силлогизмов, изучали целебры, знание которых считалось необходимым для "виршеслогательства", знакомились с "рифмом" из сочинений Симеона Полоцкого, узнавали стихотворные меры - "един и десять родов стиха". Учились сочинять двустишия и сентенции, писать приветствия в стихах и в прозе.

*

К сожалению, труд Даниила Лукича Мордовцева остался неоконченным, его монография была завершена фразой: "На днях перевели Преосвященного Афанасия в Астраханскую Епархию, лишив меня возможности окончательно разобрать интересную рукопись, и потому, не имея под рукой "Азбуковников", и принужден я окончить свою статью тем, на чем остановился. Саратов 1856 год".

И тем не менее уже через год после того, как работа Мордовцева была напечатана в журнале, его монографию с тем же названием издал Московский университет. Талант Даниила Лукича Мордовцева и множественность тем, затронутых в источниках, послуживших для написания монографии, сегодня позволяют нам, минимально "домысливая ту жизнь", совершить увлекательное и не без пользы путешествие "против потока времени" в семнадцатый век.

В. ЯРХО, историк.

* Даниил Лукич Мордовцев (1830-1905), окончив гимназию в Саратове, учился сначала в Казанском, затем в С.-Петербургском университете, который окончил в 1854 году по историко-филологическому факультету. В Саратове же он начал литературную деятельность. Выпустил несколько исторических монографий, опубликованных в "Русском слове", "Русском вестнике", "Вестнике Европы". Монографии обратили на себя внимание, и Мордовцеву предлагают даже занять кафедру истории в С.-Петербургском университете. Не менее был известен Даниил Лукич и как писатель на исторические темы.

От епископа Саратовского Афанасия Дроздова он получает рукописные тетради XVII века, рассказывающие о том, как были организованы училища на Руси.

*

Вот как описывает Мордовцев попавшую к нему рукопись: "Сборник состоял из нескольких отделов. В первом помещается несколько "Азбуковников", с особенным счетом тетрадок; вторая половина состоит из двух отделов: в первом - 26 тетрадок, или 208 листов; во втором 171 лист. Вторая половина рукописи, оба ее отдела, писаны одною и той же рукой... Тою же рукой выписан и весь отдел, состоящий из "Азбуковников", "Письмовников", "Школьных благочиний" и прочего - до 208 листа. Далее тем же почерком, но иными чернилами написано до 171-го листа и на том листе, "четвероконечной " хитрой тайнописью написано "Начато в Соловецкой пустыни, тож де на Костроме, под Москвою во Ипатской честной обители, тем же первостранником в лето миробытиа 7191 (1683 г.)".

"Наука и жизнь"

matveychev-oleg.livejournal.com

Вместо «двоек» — розги. Как учили в школах на Руси

Картина Б. Кустодиева "Земская школа в Московской Руси"

Каждый год школьники садятся за парты, чтобы вновь «грызть гранит науки». Так продолжается уже больше тысячи лет. Первые школы на Руси кардинально отличались от современных: раньше не было ни директоров, ни оценок, ни даже разделения на предметы.

Уроки «кормильца»

Королева точных наук. Зачем нужна астрономия в школе Первое упоминание о школе в древних летописях датируется 988 годом, когда произошло Крещение Руси. В X веке обучение детей велось в основном дома у священника, а учебниками служили Псалтырь и Часослов. В школы принимали только мальчиков – считалось, что женщины должны не постигать грамоту, а заниматься домашними делами. Со временем процесс обучения развивался. К XI столетию детям преподавали чтение, письмо, счет и хоровое пение. Появились «школы книжного учения» – своеобразные древнерусские гимназии, выпускники которых поступали на государственную службу: писцами и переводчиками.

Тогда же зародились первые женские школы – правда, учиться брали исключительно девочек из знатных семей. Чаще всего дети феодалов и богачей учились дома. Их педагогом был боярин – «кормилец» – который преподавал школьникам не только грамоту, но и несколько иностранных языков, а также азы государственного управления.

Детей учили грамоте и счету.

О древнерусских школах сохранилось немного информации. Известно, что обучение проводилось только в крупных городах, а с нашествием на Русь монголо-татар вообще остановилось на несколько столетий и возродилось лишь в XVI веке. Теперь школы назывались «училищами», а учителем мог стать только представитель церкви. Перед поступлением на работу преподаватель должен был обязательно сам сдать экзамен на знания, а знакомых потенциального педагога расспрашивали о его поведении: жестоких и агрессивных людей на работу не принимали.

Никаких оценок

День школьника проходил совсем не так, как теперь. Деления на предметы не было совсем: ученики получали новые знания одним общим потоком. Понятие перемены тоже отсутствовало – за весь день дети могли прерваться только один раз, на обед. В школе ребят встречал один учитель, который и преподал все сразу – в директорах и завучах не было надобности. Учитель не ставил школьникам оценок. Система была гораздо проще: если ребенок выучил и рассказал предыдущий урок, то получал похвалу, а если ничего не знал – его ждало наказание розгами.

В школу брали не всех, а только самых сообразительных и смекалистых ребят. Дети проводили на занятиях весь день с самого утра и до вечера. Обучение на Руси проходило неспешно. Это сейчас все первоклассники умеют читать, а раньше в первый год школьники разучивали полные названия букв – «аз», «буки», «веди». Второклассники могли складывать замысловатые буквы в слоги, и только на третий год дети умели читать. Главной книгой для школьников стал букварь, впервые изданный в 1574 году Иваном Федоровым. Освоив буквы и слова, ребята читали отрывки из Библии. К XVII веку появились новые предметы – риторика, грамматика, землемерие – симбиоз геометрии и географии – а также основы астрономии и стихотворное искусство. Первый по расписанию урок обязательно начинался с общей молитвы. Еще одно отличие от современной системы образования заключался в том, что дети не носили с собой учебников: все необходимые книги хранились в школе.

Доступно для всех

После реформы Петра I в школах многое изменилось. Образование приобрело светский характер: богословие теперь преподавали исключительно в епархиальных школах. По указу императора в городах открыли так называемые цифирные школы – там учили только грамоте и азам арифметики. В такие школы ходили дети солдат и нижних чинов. К XVIII веку образование стало более доступным: появились народные училища, которые было разрешено посещать даже крепостным. Правда, подневольные люди могли учиться только в том случае, если помещик решит оплатить их образование.

Раньше в школах не было деления на предметы.

Лишь в XIX веке начальное образование стало бесплатным всех. Крестьяне ходили в приходские школы, обучение в которых длилось всего один год: считалось, что для крепостных этого вполне достаточно. Дети купцов и ремесленников в течение трех лет посещали уездные училища, а для дворян были созданы гимназии. Крестьян учили только грамоте и счету. Мещан, ремесленников и купцов, кроме всего этого, обучали истории, географии, геометрии и астрономии, а дворян в школах готовили к поступлению в университеты. Стали открываться женские училища, программа в которых была рассчитана на 3 года или 6 лет – на выбор. Общедоступным образование стало после принятия соответствующего закона в 1908 году. Сейчас система школьного образования продолжает развиваться: в сентябре дети садятся за парту и открывают для себя целый мир новых знаний – интересных и необъятных.

vogazeta.ru

КАК УЧИЛИ И УЧИЛИСЬ В ДРЕВНЕЙ РУСИ

Соблазн "заглянуть" в прошлое и собственными глазами "увидеть" ушедшую жизнь обуревает любого историка-исследователя. К тому же для подобного путешествия во времени не требуется фантастических приспособлений. Древний документ - самый надежный носитель информации, который, подобно волшебному ключу, отмыкает заветную дверь в прошлое. Такую благословенную для историка возможность получил Даниил Лукич Мордовцев* - известный в XIX веке журналист и писатель. Его историческая монография "Русские школьные книги" опубликована в 1861 году в четвертой книжке "Чтений в обществе истории и древностей Российских при Московском Университете". Работа посвящена древней русской школе, о которой в то время (а впрочем, и сейчас) еще так мало было известно.  Даниил Лукич Мордовцев (1830-1905) ... А прежде сего училища бывали в Российском царствии, на Москве, в Великом Новограде и по иным градам... Грамоте, писати и пети, и чести учили. Потому тогда и грамоте гораздых было много, и писцы, и чтецы славны были во всей земле.Из книги "Стоглав"Многие и по сию пору уверены, что в допетровскую эпоху на Руси вообще ничему не учили. Более того, само образование тогда якобы преследовала церковь, требовавшая только, чтобы ученики кое-как твердили наизусть молитвы и понемногу разбирали печатные богослужебные книги. Да и учили, мол, лишь детей поповских, готовя их к принятию сана. Те же из знати, кто верил в истину "учение - свет...", поручали образование своих отпрысков выписанным из-за границы иностранцам. Остальные же обретались "во тьме незнания".

Все это опровергает Мордовцев. В своих исследованиях он опирался на любопытный исторический источник, попавший к нему в руки, - "Азбуковник". В предисловии к монографии, посвященной этой рукописи, автор написал следующее: "В настоящее время я имею возможность пользоваться драгоценнейшими памятниками 17-го века, которые еще нигде не были напечатаны, не упомянуты и которые могут послужить к объяснению интересных сторон древней русской педагогики. Материалы эти заключаются в пространной рукописи, носящей название "Азбуковника" и вмещающей в себя несколько разных учебников того времени, сочиненных каким-то "первопроходцем", отчасти списанных с других, таких же, изданий, которые озаглавлены были тем же именем, хотя и различались содержанием и имели различный счет листов".

Исследовав рукопись, Мордовцев делает первый и важнейший вывод: в Древней Руси училища как таковые существовали. Впрочем, подтверждает это и более древний документ - книга "Стоглав" (собрание постановлений Стоглавого Собора, проходившего с участием Ивана IV и представителей Боярской думы в 1550-1551 годах). В ней содержатся разделы, говорящие об образовании. В них, в частности, определено, что училища разрешено содержать лицам духовного звания, если соискатель получит на то разрешение у церковного начальства. Перед тем, как выдать ему таковое, надлежало провести испытания основательности собственных познаний претендента, а от надежных поручителей собрать возможные сведения о его поведении.

Но как были устроены училища, как управлялись, кто в них обучался? На эти вопросы "Стоглав" ответов не давал. И вот в руки историка попадает несколько рукописных "Азбуковников" - книг весьма любопытных. Несмотря на свое название, это, по сути, не учебники (в них нет ни азбуки, ни прописей, ни обучения счету), а скорее руководство для учителя и подробнейшие наставления ученикам. В нем прописан полный распорядок дня школяра, кстати, касающийся не только школы, но и поведения детей за ее пределами.

*

Вслед за автором заглянем в русскую школу XVII века и мы, благо "Азбуковник" дает тому полную возможность. Начинается все с прихода детей утром в специальный дом - училище. В разных "Азбуковниках" наставления по этому поводу написаны в стихах либо в прозе, они же, видимо, служили и для закрепления навыков чтения, а потому ученики упорно твердили:

В доме своем, от сна восстав, умыйся, Прилучившимся плата краем добре утрися, В поклонении святым образам продолжися, Отцу и матери низко поклонися. В школу тщательно иди И товарища своего веди, В школу с молитвой входи, Тако же вон исходи.

О том же наставляет и прозаический вариант.  Типичные для России металлические чернильницы XVII века.На протяжении средневековья их форма остается неизменной

Из "Азбуковника" мы узнаем очень важный факт: образование в описываемые времена не было на Руси сословной привилегией. В рукописи, от лица "Мудрости", содержится призыв к родителям разных сословий отдавать отроков для обучения "прехитрой словесности": "Сего ради присно глаголю и глаголя не престану людям благочестивым во слышание, всякого чина же и сана, славным и худородным, богатым и убогим, даже и до последних земледельцев". Ограничением к обучению служили лишь нежелание родителей либо уж совершеннейшая их бедность, не позволявшая хоть чем-нибудь оплатить учителю за обучение чада.

Но последуем за учеником, вошедшим в училище и уже положившим свою шапку на "общую грядку", то есть на полку, поклонившимся и образам, и учителю, и всей ученической "дружине". Школяру, пришедшему в школу ранним утром, предстояло провести в ней целый день, до звона к вечерней службе, который был сигналом и к окончанию занятий.  Фреска из Помпей. I век н. э. Портрет горожанина со свитком в рукеи его жены, которая держит церы (дневнеримские таблички для письма)и стиль - острую палочку для писания Учение начиналось с ответа урока, изучавшегося накануне. Когда же урок был всеми рассказан, вся "дружина" совершала перед дальнейшими занятиями общую молитву: "Господи Иисусе Христе Боже наш, содетелю всякой твари, вразуми мя и научи книжного писания и сим увем хотения Твоя, яко да славлю Тя во веки веков, аминь!"  Древнеримский рельеф изображает сцену домашнего обучения:по обе стороны от наставника - мальчики, занятые чтением папирусов

Затем ученики подходили к старосте, выдававшему им книги, по которым предстояло учиться, и рассаживались за общим длинным ученическим столом. Каждый занимал место, указанное ему учителем, соблюдая при этом следующие наставления:

Малии в вас и велицыи все равны, Учений же ради вящих местом да будут знатны... Не потесняй ближнего твоего И не называй прозвищем товарища своего... Тесно друг к другу не сочитайтеся, Коленями и локтями не присвояйтеся... Данное тебе учителем кое место, Тут житие твое да будет вместно...

*

Книги, будучи собственностью школы, составляли главную ее ценность. Отношение к книге внушалось трепетное и уважительное. Требовалось, чтобы ученики, "замкнув книгу", всегда клали ее печатью кверху и не оставляли в ней "указательных древец" (указок), не слишком разгибали и не листали попусту. Категорически запрещалось класть книги на лавку, а по окончании учения книги надлежало отдать старосте, который складывал их в назначенное место.  Страница из букваря Кариена Истомина, напечатанного втипографии Московского печатного двора в 1694 году И еще один совет - не увлекаться разглядыванием книжных украшений - "повалок", а стремиться понять написанное в них.

Книги ваши добре храните И опасно на место кладите. ...Книгу, замкнув, печатью к высоте полагай, Указательного же древца в нею отнюдь не влагай... Книги к старосте в соблюдение, со молитвой, приносите, Тако же заутро принимая, с поклонением, относите... Книги свои не вельми разгибайте, И листов в них тож не пригибайте... Книг на седалищном месте не оставляйте, Но на уготованном столе добре поставляйте... Книг аще кто не бережет, Таковый души своей не бережет...

Почти дословное совпадение фраз прозаического и стихотворного вариантов разных "Азбуковников" позволило Мордовцеву предположить, что правила, в них отраженные, едины для всех училищ XVII века, а следовательно, можно говорить об общем их устройстве в допетровской Руси. К этому же предположению подвигает и похожесть наставлений относительно довольно странного требования, запрещающего ученикам рассказывать вне стен школы о том, что в ней происходит.

В дом отходя, школьных бытностей не кажи, Сему и всякого товарища своего накажи... Словес смехотворных и подражание в школу не вноси, Дел же бывавших в ней отнюдь не износи.

Такое правило как бы обособляло учеников, замыкая школьный мир в отдельную, почти семейную общность. С одной стороны, оно огораживало ученика от "неполезных" влияний внешнего окружения, с другой - связывая учителя и его подопечных особенными отношениями, недоступными даже для ближайших родственников, исключало вмешательство посторонних в процесс обучения и воспитания. Поэтому услышать из уст тогдашнего учителя столь часто употребляемую ныне фразу "Без родителей в школу не приходи" было просто немыслимо.

*

Еще одно наставление, роднящее все "Азбуковники", говорит о тех обязанностях, которые в школе возлагались на учеников. Они должны были "пристроять школу": мести сор, мыть полы, лавки и стол, менять воду в сосудах под "светцем" - подставкой для лучины. Освещение школы с помощью той же лучины также было обязанностью учеников, как и топка печей. На такие работы (говоря языком современным - на дежурство) староста школьной "дружины" назначал учеников посменно: "Кто школу нагревает, тот в той и все пристрояет".

Сосуды воды свежия в школу приносите,Лохань же со стоялой водой вон износите, Стол и лавки чисто велица моются, Да приходящим в школу не гнюсно видится; Сим бо познается ваша личная лепота Аще у вас будет школьная чистота.

Наставления призывают учеников не драться, не шалить, не воровать. Особенно строго запрещается шуметь в самой школе и рядом с ней. Жесткость такого правила понятна: училище находилось в доме, принадлежащем учителю, рядом с усадьбами других жителей города. Поэтому шум и разные "неустройства", способные вызвать гнев соседей, вполне могли обернуться доносом церковному начальству. Учителю пришлось бы давать неприятнейшие объяснения, а если это не первый донос, то содержатель школы мог "попасть под запрещение содержать училище". Вот почему даже попытки нарушить школьные правила пресекались сразу же и нещадно.  Миниатюра из рукописной книги XVII века,рассказывающая о школьном обучении на Руси

Вообще дисциплина в древнерусской школе была крепкая, суровая. Весь день четко расписан правилами, даже пить воду позволялось только трижды в день, а "ради нужды на двор отходити" можно было с разрешения старосты считанные разы. В этом же пункте содержатся и некие правила гигиены:

Ради нужды кому отходити, К старосте четырежды днем ходите, Немедля же паки оттуда приходите, Руки для чистоты да измываете, Егда тамо когда бываете.

*

Все "Азбуковники" имели обширный раздел - о наказаниях ленивых, нерадивых и строптивых учеников с описанием самых разнообразных форм и методов воздействия. Не случайно "Азбуковники" начинаются панегириком розге, писанным киноварью на первом листе:

Благослови, Боже, оные леса, Иже розги родят на долгие времена...

И не только "Азбуковник" воспевает розгу. В азбуке, напечатанной в 1679 году, есть такие слова: "Розга ум вострит, возбуждает память".

Не нужно, однако, думать, что ту власть, которой обладал учитель, он употреблял сверх всякой меры - хорошее учение искусной поркой не заменишь. Тому, кто прославился как мучитель да еще плохо учащий, никто бы не дал своих детей в учение. Врожденная жестокость (если таковая имеется) не проявляется в человеке внезапно, и патологически жестокой личности никто не позволил бы открыть училище. О том, как следует учить детей, говорилось и в Уложении Стоглавого Собора, бывшем, по сути, руководством для учителей: "не яростью, не жестокостью, не гневом, но радостным страхом и любовным обычаем, и сладким поучением, и ласковым утешением".

Вот между этими двумя полюсами где-то и пролегала стезя воспитания, и когда "сладкое поучение" не шло в прок, то в дело вступал "педагогический инструмент", по уверениям знатоков, "вострящий ум, возбуждающий память". В различных "Азбуковниках" правила на этот счет изложены доступно самому "грубоумному" ученику:

Если кто учением обленится, Таковый ран терпети не постыдится...

Поркой не исчерпывался арсенал наказаний, и надо сказать, что розга была в том ряду последней. Шалуна могли отправить в карцер, роль которого с успехом исполнял школьный "нужной чулан". Есть в "Азбуковниках" упоминание и о такой мере, которая нынче называется "оставить после уроков":

Если кто урока не учит, Таковый из школы свободного отпуста не получит...

Впрочем, точного указания, уходили ли ученики для обеда по домам, в "Азбуковниках" нет. Более того, в одном из мест говорится, что учитель "во время хлебоядения и полуденного от учения пристания" должен читать своим ученикам "полезные писания" о мудрости, о поощрении к учению и дисциплине, о праздниках и т. д. Остается предположить, что такого рода поучения школяры слушали за общим обедом в школе. Да и другие признаки указывают на то, что при школе имелся общий обеденный стол, содержавшийся на родительскую складчину. (Впрочем, возможно, в разных школах именно этот порядок не был одинаковым.)

*

Итак, большую часть дня ученики неотлучно находились в школе. Для того чтобы иметь возможность отдохнуть или отлучиться по необходимым делам, учитель избирал себе из учеников помощника, называемого старостой. Роль старосты во внутренней жизни тогдашней школы была чрезвычайно важна. После учителя староста был вторым человеком в школе, ему даже дозволялось замещать самого учителя. Поэтому выбор старосты и для ученической "дружины", и для учителя было делом важнейшим. "Азбуковник" предписывал выбирать таковых самому учителю из старших учеников, в учебе прилежных и благоприятных душевных качеств. Учителя книга наставляла: "Имей у себя в остерегании их (то есть старост. - В.Я.). Добрейших и искусных учеников, могущих и без тебе оглашати их (учеников. - В.Я.) пастушеским словом".

О количестве старост говорится по-разному. Скорее всего, их было трое: один староста и два его подручных, поскольку круг обязанностей "избранных" был необычайно широк. Они наблюдали за ходом учебы в отсутствие учителя и даже имели право наказывать виновных за нарушение порядка, установленного в школе. Выслушивали уроки младших школьников, собирали и выдавали книги, следили за их сохранностью и должным с ними обращением. Ведали "отпуском на двор" и питьем воды. Наконец, распоряжались отоплением, освещением и уборкой школы. Староста и его подручные представляли учителя в его отсутствие, а при нем - доверенных помощников.

Все управление школой старосты проводили без всякого доносительства учителю. По крайней мере, так считал Мордовцев, не найдя в "Азбуковниках" ни одной строчки, поощрявшей фискальство и наушничество. Наоборот, учеников всячески приучали к товариществу, жизни в "дружине". Если же учитель, ища провинившегося, не мог точно указать на конкретного ученика, а "дружина" его не выдавала, тогда объявлялось наказание всем ученикам, и они скандировали хором:

В некоторых из нас есть вина, Которая не перед многими дньми была, Виновни, слышав сие, лицом рдятся, Понеже они нами, смиренными, гордятся.

Часто виновник, дабы не подводить "дружину", снимал порты и сам "восходил на козла", то есть ложился на лавку, на которой и производилось "задавание лозанов по филейным частям".

*

Стоит ли говорить, что и учение, и воспитание отроков были тогда проникнуты глубоким почтением к православной вере. Что смолоду вложено, то и произрастет во взрослом человеке: "Се бо есть ваше детское, в школе учащихся дело, паче же совершенных в возрасте". Ученики были обязаны ходить в церковь не только в праздничные и воскресные дни, но и в будни, после окончания занятий в училище.

Вечерний благовест давал знак к окончанию учения. "Азбуковник" поучает: "Егда отпущены будите, вси купно воссташе и книги своя книгохранителю вдаваше, единым возглашением всем купно и единогласно воспевайте молитву преподобного Симеона Богоприимца: "Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко" и "Преславная Приснодево". После этого ученики должны были идти к вечерне, учитель же наставлял их, дабы в церкви вели себя благопристойно, потому что "все знают, что вы учитесь в школе".

Однако требования пристойно вести себя не ограничивались только школой или храмом. Училищные правила распространялись и на улицу: "Егда же учитель отпустит вас в подобное время, со всем смирением до дому своего идите: шуток и кощунств, пхания же друг друга, и биения, и резвого бегания, и камневержения, и всяких подобных детских глумлений, да не водворится в вас". Не поощрялось и бесцельное шатание по улицам, особенно возле всяческих "зрелищных заведений", называемых тогда "позорищами".

Конечно же приведенные правила - более благие пожелания. Нет в природе таких детей, что удержались бы от "пхания и резвого бегания", от "камневержения" и похода "на позорище" после того, как они целый день провели в школе. Понимали это в старину и учителя и потому стремились всеми мерами уменьшить время безнадзорного пребывания учеников на улице, толкающей их к соблазнам и к шалостям. Не только в будние дни, но в воскресные и в праздничные школяры обязаны были приходить в училище. Правда, в праздники уже не учились, а только отвечали выученное накануне, читали вслух Евангелие, слушали поучения и разъяснения учителя своего о сути праздника того дня. Потом все вместе шли в церковь к литургии.

Любопытно отношение к тем ученикам, у которых учение шло плохо. В этом случае "Азбуковник" отнюдь не советует их усиленно пороть или наказывать как-то иначе, а, наоборот, наставляет: "кто "борзоучащийся", да не возносится над товарищем "грубоучащимся". Последним настоятельно советовалось молиться, призывая на помощь Бога. А учитель с такими учениками занимался отдельно, говоря им постоянно о пользе молитвы и приводя примеры "от писания", рассказывая о таких подвижниках благочестия, как Сергий Радонежский и Александр Свирский, которым учение поначалу совсем не давалось.

Из "Азбуковника" видны подробности учительской жизни, тонкости взаимоотношени й с родителями учеников, вносившими учителю по договоренности и по возможности каждого плату за обучение своих деток - частью натурой, частью деньгами.

Помимо школьных правил и порядков "Азбуковник" рассказывает о том, как после прохождения первоначального образования ученики приступают к изучению "семи свободных художеств". Под коими подразумевались: грамматика, диалектика, риторика, музыка (имелось в виду церковное пение), арифметика и геометрия ("геометрией" тогда называлось "всякое землемерие", включавшее в себя и географию и космогонию), наконец, "последней по счету, но первой действом" в перечне наук, изучавшихся тогда, называлась астрономия (или по-славянски "звездознание").

А еще в училищах занимались изучением стихотворного искусства, силлогизмов, изучали целебры, знание которых считалось необходимым для "виршеслогательства", знакомились с "рифмом" из сочинений Симеона Полоцкого, узнавали стихотворные меры - "един и десять родов стиха". Учились сочинять двустишия и сентенции, писать приветствия в стихах и в прозе.

*

К сожалению, труд Даниила Лукича Мордовцева остался неоконченным, его монография была завершена фразой: "На днях перевели Преосвященного Афанасия в Астраханскую Епархию, лишив меня возможности окончательно разобрать интересную рукопись, и потому, не имея под рукой "Азбуковников", и принужден я окончить свою статью тем, на чем остановился. Саратов 1856 год".  В 1901 году портрет Д. Л. Мордовцеванаписал Борис Кустодиев

И тем не менее уже через год после того, как работа Мордовцева была напечатана в журнале, его монографию с тем же названием издал Московский университет. Талант Даниила Лукича Мордовцева и множественность тем, затронутых в источниках, послуживших для написания монографии, сегодня позволяют нам, минимально "домысливая ту жизнь", совершить увлекательное и не без пользы путешествие "против потока времени" в семнадцатый век.

В. ЯРХО, историк

* Даниил Лукич Мордовцев (1830-1905), окончив гимназию в Саратове, учился сначала в Казанском, затем в С.-Петербургском университете, который окончил в 1854 году по историко-филологическому факультету. В Саратове же он начал литературную деятельность. Выпустил несколько исторических монографий, опубликованных в "Русском слове", "Русском вестнике", "Вестнике Европы". Монографии обратили на себя внимание, и Мордовцеву предлагают даже занять кафедру истории в С.-Петербургском университете. Не менее был известен Даниил Лукич и как писатель на исторические темы.

От епископа Саратовского Афанасия Дроздова он получает рукописные тетради XVII века, рассказывающие о том, как были организованы училища на Руси.

*

Вот как описывает Мордовцев попавшую к нему рукопись: "Сборник состоял из нескольких отделов. В первом помещается несколько "Азбуковников", с особенным счетом тетрадок; вторая половина состоит из двух отделов: в первом - 26 тетрадок, или 208 листов; во втором 171 лист. Вторая половина рукописи, оба ее отдела, писаны одною и той же рукой... Тою же рукой выписан и весь отдел, состоящий из "Азбуковников", "Письмовников", "Школьных благочиний" и прочего - до 208 листа. Далее тем же почерком, но иными чернилами написано до 171-го листа и на том листе, "четвероконечной " хитрой тайнописью написано "Начато в Соловецкой пустыни, тож де на Костроме, под Москвою во Ипатской честной обители, тем же первостранником в лето миробытиа 7191 (1683 г.)". http://ricolor.org/history/hr/culture/2/

subscribe.ru