История войн: в ожидании российского Фукидида. История bbc россии

Краткая история усов - от древних времен до наших дней

Правообладатель иллюстрации Thinkstock

От средневековых английских рыцарей до Эркюля Пуаро и благотворительного месяца "Усабря" - автор BBC Culture рассказывает о переменчивой моде на пышное украшение мужской верхней губы.

В истории человечества лицевая растительность то входила в моду, то выходила из нее. Волосяной покров челюсти и восхвалялся, и был объектом презрения, и запечатлевался в произведениях искусства, и даже законодательно запрещался. Жизнь усачей порой бывала непростой.

Однажды древний человек поднял с земли пустую двустворчатую раковину и с ее помощью, как пинцетом, выдернул пару волосинок с лица. С тех пор повелась традиция придавать усам красивую форму. С ходом столетий усы могли обретать или терять популярность, но их всегда хоть кто-нибудь, да носил. Цивилизация развивалась, менялось общество, а вместе с ним – и отношение к усам.

Средневековые рыцари Англии заказывали себе доспехи, в конструкции которых учитывались роскошные усы владельцев. В XIV веке принцу Уэльскому Эдуарду поставили памятник на его могиле в Кентерберийском соборе. Принц изображен в полном боевом облачении: кольчуга закрывает его лицо и шею, но позволяет усам свисать свободно.

Усы как элемент мужского стиля вошли в моду в Англии после эпохи королевы Елизаветы I, при которой в фаворе были бороды. Когда британский трон в начале XVII века занял Яков I, он щеголял аккуратными усами, память о которых осталась потомкам в картинах. Его сын Карл I носил подкрученные усы и острую бородку, и франты как один скопировали этот стиль, глядя на королевские портреты работы Антониса ван Дейка. И кто знает: возможно, республиканец Оливер Кромвель, не одаренный столь роскошной растительностью на лице, затеял революцию просто из зависти к королевским усам. Кромвель казнил не только Карла I, но и одного из его ближайших сторонников, Артура Капеля. На миниатюре работы Джона Хоскниса Капель предстает с замечательными усами: пышными и загибающимися в стороны, как раскрытые театральные кулисы.

Правообладатель иллюстрации Getty Image caption Подозревают, что Оливер Кромвель мстил всем усатым

Когда британцы устали от правления пуритан и вновь захотели театра, танцев и разгула, на трон взошел король Карл II. Судя по портретам, он начал отпускать усы еще подростком – что неудивительно для мужа, который участвовал в своей первой битве в 12 лет.

Боевая растительность

В конце XVII века в Европе борода стремительно вышла из моды, а в России тем временем европеизированный, усатый император Петр I ввел налог на бороды. Для усов же, наоборот, наступил золотой век. К началу XIX столетия усы носили роскошными, завитыми и зачастую соединяющимися с внушительными бакенбардами.

Image caption Петр Первый воевал на стороне усов

Но молодое поколение восставало против этой моды: молодежь подражала поэту-романтику, покорившему воображение Европы. Лорд Байрон чисто брился, лишь иногда оставляя на губе тонкие романтические усы – он шел в этом против общества, как, впрочем, и во всем остальном. Несколько десятилетий байронический образ правил бал – но потом случилась Крымская война, и борода вернулась во всеоружии.

Война закончилась в 1856 году, и приезжавших домой в Британию солдат едва можно было узнать в густых зарослях их бород. Решив, что борода – атрибут героический, британские мужчины вновь стали их растить. Бороды, этот "лицевой грибок" - по выражению писателя-современника Фрэнка Ричардсона – были повсюду, и усы попросту терялись на таком фоне.

Правообладатель иллюстрации Thinkstock Image caption В войне усов против бороды события часто разворачивались драматически

К концу XIX века мода на бороды наконец прошла – теперь их носили только пожилые консерваторы. От зарослей на лице помогло избавиться открытие бактерий и статьи в прессе, увязывавшие с бородами распространение инфекций. В Европе и Северной Америке были приняты правила, запрещавшие бородачам работать в общепите, а бородатых больничных пациентов брили вне зависимости от их желания. Будущее выглядело розовощеким и гладко выбритым.

В войне усов против бороды подкрепление пришло с еще одной неожиданной стороны. В Первую мировую войну бородачи толпами гибли от химического оружия – борода не давала противогазу плотно прилегать к лицу. Но и для поклонников усов времена были не самые лучшие – их разрешали растить только военным определенных званий. С окончанием боевых действий, однако, усы расцвели пышным цветом, как трава на полях былых сражений.

Усы и мир

Усы стали символом современного мужчины начала XX века. В 1920 году юная Агата Кристи опубликовала свой первый детектив "Загадочное происшествие в Стайлзе", представив публике сыщика Эркюля Пуаро и его напомаженные усы. В Голливуде Кларк Гейбл, Эррол Флинн и Рональд Колман щеголяли усами записных соблазнителей – но мир уже катился к Великой депрессии, и усачи получили новый удар.

Image caption Сальвадор Дали относился к своим усам крайне серьезно. По крайней мере, он так говорил

В 1932 году Уоррен Грэм опубликовал книгу "Как найти работу во время кризиса". По его мнению, места усам на рабочем месте на тот момент не оставалось. "Сбрейте усы, если ищете работу, - писал он. - Усы подходят жиголо или шейху, но во время кризиса таких вакансий маловато". В 1936 году английский актер Чарльз Лоутон даже попал в газеты, потому что растил бороду и усы. Автор статьи специально упоминал, что Лоутон делает это лишь для того, чтобы сыграть Рембрандта.

В Испании усы были символом эпохи сюрреализма. Усы Сальвадора Дали без преувеличения стали легендой – в начале XXI века в ходе одного из опросов публика сочла их самыми узнаваемыми в истории. Когда в 1954 году Дали в интервью спросили, не отрастил ли он усы в качестве шутки, художник ответил, что это "наиболее серьезный" элемент его личности.

После Второй мировой войны – что неудивительно – резко вышли из моды усы-щеточка, зато в Британии стал популярным другой тип усов: закрученные дуги с торчащими вверх концами, как у бравых пилотов-истребителей. В 1947 году британский актер и бывший пилот Джимми Эдвардс на вечеринке в своей лондонской гримерке учредил "Клуб крученого уса", который процветает и по сей день. Потенциальным членам необходимо иметь "волосатое украшение верхней губы с ухватистыми кончиками". Бороды в клубе строго запрещены.

Правообладатель иллюстрации AP Image caption Усы Тома Селлека навсегда запали в сердце домохозяек

В 1960-70 годы бороды нанесли ответный удар, оттеснив усы с позиций. Но уже в 1980-е те вновь перешли в контратаку. Усы Тома Селлека в американском сериале "Частный детектив Магнум" покорили сердца домохозяек от Майами до Манчестера. Селлеку пытались подражать Эдди Мерфи и Дик ван Дайк, но побить сердцееда-детектива им не удалось. В 1990-х Селлек благодаря своим усам даже заполучил роль в сериале "Друзья", где целовал героиню Монику. Но его украшение меркнет в сравнении с усами Рам Сингха Чаухана из Индии. Когда их в 2010 году замеряли для книги рекордов Гиннесса, рулетка показала 4 метра 29 сантиметров.

Правообладатель иллюстрации Getty Image caption В американской рок-группе Creedence Clearwater Revival усы и борода имели приверженцев

Если не брать подобных героев-одиночек, в конце XX века для ращения усов западному мужчине все-таки требовались либо толика наплевательского отношения к общественному мнению, либо принадлежность к определенному роду занятий - рок-музыке, например, или спорту. Очередной поворот случился в 2006 году, когда впервые отмечался "Мовембер" – или "Усабрь" – месяц ноябрь, в течение которого мужчины отращивают усы для благотворительности. Эта мысль пришла в голову трем приятелям из Австралии, которые за кружкой пива решили собирать деньги, отпуская усы. Явление скоро стало глобальным, и за вдохновением обратились к голливудской классике – в 2012 году компания Philips запустила рекламную кампанию с обучающим видео "Как сделать усы в стиле Кларка Гейбла".

С тех пор каждый "Усабрь" многие мужчины растят усы – или пытаются, уж как у кого получается. Надолго ли хватит этой моды? История учит нас, что тренды в области лицевой растительности могут быть столь же преходящими, как туфли на платформе или брюки-бананы. Но пока что усы, безусловно, вернулись в фавор.

Об авторе. Люсинда Хоксли – писательница, биограф и историк искусства. Она живет в Лондоне.

Прочитать оригинал этой статьи на английском языке можно на сайте BBC Culture.

www.bbc.com

История войн: в ожидании российского Фукидида

Владислав Зубок профессор Лондонской школы экономики и политических наук

Правообладатель иллюстрации Getty Image caption Памятник маршалу Рокоссовскому, открытый в Москве перед 70-летием Дня Победы

Блог Vox Historicus

Владислав Зубок - профессор Лондонской школы экономики и политических наук

Историк, автор книг "Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева", "Д. С. Лихачев в общественной жизни России конца ХХ века", A Failed Empire: The Soviet Union in the Cold War from Stalin to Gorbachev (The New Cold War History), Zhivago's Children: The Last Russian Intelligentsia и других книг и научных публикаций о холодной войне и советской интеллигенции

Тема "война и общество” никогда не была легкой, и была по плечу немногим. Первая "правда о войне" написана 2500 лет назад афинским полководцем и образованным человеком Фукидидом. Собственно, если бы его не было, мы бы знали о великой войне между греками только то, что Афины проиграли и победила Спарта.

Когда уходят свидетели и вместе с ними уходит память, то кто расскажет нам о войне? В случае с войной греков роль правды могла играть "История" Фукидида, хотя вполне могли существовать его оппоненты, которые на афинской агоре злословили, что Фукидид, хоть и сам из Афин, злостно фальсифицировал "нашу войну" и опорочил честь и достоинство павших афинян.

С победившей Спартой проще. Там историков просто не было. Прошло немного времени, и спартанцам стало худо, а всю Грецию, и не только ее захватили лихие конники из Македонии. Но мы никогда не узнаем, что и как спартанцы судили и рядили по поводу их дорогостоящей победы над Афинами, которая не принесла им долгосрочных дивидендов. Нет историков - нет проблем. Впрочем, позднее в той же Греции появился царь Пирр, который неплохо повоевал в Италии, но позднее потерпел полное фиаско. Современники назвали его победы "пирровыми".

Литераторы в роли историков

В смысле отношения к истории своих войн, побед и поражений Россия находится где-то между Афинами и Спартой. С историками войны - вечный дефицит, но роль истории давно и прочно взяли на себя литература и искусство. Русская литература дала нам две традиции освещения военной темы. Первая связана с темой правды о войне. Эта тема блистательно началась "Словом о Полку Игореве" в XII веке, и продолжена в XIV "Задонщиной" - о Мамаевом побоище и победе русских. Вторая традиция, возникшая в правление Петра I (а может быть и раньше) - прославление побед русского оружия. Это Ломоносов, Тредиаковский и другие литераторы XVIII века, и в известной степени даже Пушкин в "Полтаве".

Симонов брал интервью у Жукова и мечтал написать на склоне лет книгу о войне, чтобы по-толстовски соединить в ней правду маршала и правду солдата. Но не успел, умер.

В середине XIX века великая русская литература совершила прорыв. Лев Толстой стал русским Фукидидом, а его роман "Война и мир" - эталоном понимания и освещения войны для русского общества. Сто лет спустя во время Великой Отечественной войны Василий Гроссман, журналист "Красной звезды", возил с собой "Войну и мир", и его роман "Жизнь и судьба" - переосмысление толстовского подхода к войне. Этот подход жил в повестях Виктора Некрасова, у Константина Симонова и Александра Твардовского, в "прозе лейтенантов", прошедших войну, в военной прозе Виктора Астафьева. Тот же подход - у многих советских кинематографистов, от Барнета и Калатозова до Чухрая и Столпера, Ростоцкого и Германа.

Из рядов советских военных Фукидид не вышел (Тухачевский, Триандафиллов и Свечин могли бы им стать, но были репрессированы Сталиным). Георгий Жуков в своих "Воспоминаниях и размышлениях" близок к этой роли, но правда о самой страшной и великой войне в мировой истории оказалась неподъемна для опального маршала. Симонов брал интервью у Жукова и мечтал написать на склоне лет книгу о войне, чтобы по-толстовски соединить в ней правду маршала и правду солдата. Но не успел, умер.

"Импортный продукт"

С историками войны, как уже говорилось выше, в России проблема. Это можно понять до XVIII века, когда русская культура вместо исторических и философских сочинений рождала "былины". Но ситуация не очень-то изменилась и сегодня, триста лет после того, как историки были завезены Петром из германских земель и насаждены в России вроде картофеля или кукурузы. Иногда кажется, что историки войны в России так и остались "импортным продуктом" - не очень устойчивым к российским морозам и не освоившим российскую почву.

Приходится признать, что история России в ее войнах, как и до XYIII века, продолжает создаваться западными наблюдателями и исследователями.

Попробуйте сегодня найти новые яркие исторические книги о войне, вышедшие в России! Исключение из правила - книги авиационного инженера Марка Солонина, который никогда не был в когорте профессиональных историков. В "историческом цехе" вокруг темы Великой Отечественной войны продолжает царить странный вакуум - по контрасту с шумной риторикой на государственном уровне и в масс-медиа. И дело касается не только Второй Мировой. Где книги (если не считать узкопрофессиональных, написанных для нескольких сот специалистов), написанные к столетию Первой мировой войны? Кто последний в России написал об Отечественной войне 1812 года и Зарубежном походе русской армии 1813 года?

Приходится признать, что история России в ее войнах, как и до XYIII века, продолжает создаваться западными наблюдателями и исследователями. Книжные магазины Москвы в последние годы заполнены переводами, часто небрежными, зарубежных историков, военных и дипломатов. Если бы не они, то просто было бы нечего читать. Тем не менее, если оставить за скобками перевод, то среди этих книг есть замечательные образцы толстовского подхода к истории, которые теперь возвращаются в Россию в зарубежном, импортном исполнении.

Британский историк Доминик Ливен и француженка Мари-Пьер Рей написали отличные книги о России в войнах 1812-13 годах. Американец Джошуа Сэнберн в прошлом году издал компактную историю России в 1914-17 годах. Про Великую Отечественную можно сказать то же самое. Томас Гланц написал больше книг про Восточный фронт, чем кто-либо из российских историков войны.

Читают ли сейчас Твардовского?

В некоторых из этих книг - разумеется, не во всех - читатель находит то, чего крайне мало в российских исторических книжках о войне - человек на фоне войны, люди на войне. Там нет искусственного разделения между "научным" и "человеческим", "вождями" и "винтиками". И еще - там нет государственного пафоса, который мешает разглядеть главное. Почему таких книг не пишут в России? Мы имеем дело с каким-то фатальным дефектом российской культуры. Когда книг нет, это значит - их никто не хочет написать.

Читают и мемуары о войне, которые появляются маленькими тиражами, рыщут по интернету в поисках правды о войне, продолжают допытываться о том, что это было такое - великая и страшная война 1941-45 годов, и чего стоила народу Победа.

Сейчас, когда я пишу этот блог, передо мной лежит книга Родрика Брейтвейта "Москва 1941 год", изданная в 2006 году на английском языке. Это хорошая книга и во многом удивительно русская: в ней звучат голоса сотен свидетелей, в ней факты великой литературы о войне сверяются с фактами архивных документов. Из нее, например, я узнал, что в 1941 году роман "Война и мир" передавался целиком по московскому радио - все тридцать частей, и даже эпилог.

Бывший посол Великобритании в СССР и в России, сэр Родрик пишет с грустью в конце своей книги, что даже в Москве молодые люди уже не читают Симонова и Твардовского. Читают ли они Фукидида? "Войну и Мир" и Гроссмана? Думаю, что Брейтвейт ошибается - читают и эти книги, читают и мемуары о войне, которые появляются маленькими тиражами, рыщут по интернету в поисках правды о войне, продолжают допытываться о том, что это было такое - великая и страшная война 1941-45 годов, и чего стоила народу Победа. Может быть, из этих молодых и выйдет новый "быстрый разумом" Фукидид?