Краткая история Беларуси за последнюю 1000 лет. Радзивиловская летопись
Радзивиловская летопись: текст, исследование, описание
Первой по времени обнаружения и самой древней, а поэтому основной, является Радзивиловская летопись. Все последовавшие за ней списки «Повести временных лет» являются фактически ее копией.
Первые владельцы
Януш Радзивилл, виленский воевода и полководец Великого княжества Литовского был владельцем свитка в XVII веке. Собственно, от имени его магнатского рода летопись получила свое название. По записи, сделанной в конце Хроник, становится известно, что Янушу Радзивиллу ее подарил Станислав Зеновевич, представитель мелкой шляхты, владевшей рукописью раньше, о чем свидетельствуют приписка на полях. Отец Януша, князь Священной Римской империи Богуслав Радзивилл, в 1671 году определил летопись в Кёнигсбергскую библиотеку, где с ней в 1715 году познакомился и приказал снять копию Петр I (по некоторым данным, царю прислали копию в 1711-м). А когда в 1761 году город был взят русскими войсками, летопись была изъята и перевезена в Санкт-Петербург, в Академию наук. Отсюда происходит второе название, которое носит Радзивиловская летопись, – Кёнигсбергская, по имени города, где она хранилась в XVIII веке до того момента, когда в виде трофея попала в Россию, принимавшую участие в Семилетней войне. Этот документ первый и единственный, дающий понятие об истории России, а также ее соседей с V по XIII век. Можно представить себе значимость этого монументального исторического свидетельства.
Но уникальность ее еще и в том, что Радзивиловская летопись – древнейший и единственный относящийся к тому времени иллюстрированный, или лицевой (нарисованы лица), документ. Она содержит 618 миниатюр, дающих, несмотря на схематичность, хорошее представление о той эпохе. Кёнигсбергская хроника (еще одно часто упоминающееся название летописи) стоит в одном ряду с другими аналогичными европейскими историческими документами, которые являются общепризнанными мировыми шедеврами, – болгарской Хроникой Константина Манассии, Венгерской хроникой XIV века и знаменитыми Большими французскими хрониками. И в этом ряду Радзивиловская летопись выделяется количеством и богатством иллюстраций. Необходимо отметить, что бесценный документ за долгие времена существования существенно пострадал, в результате чего истрепанные края обрезались, истлевший переплет несколько раз заменялся.
Хроники владимиро-суздальской ветви летописания
О месте возникновения и подлинности Хроник до сих пор ведутся нескончаемые споры. Западнорусское происхождение, предположительно Смоленск, является сейчас наиболее обоснованной версией. Подтверждают соединение белорусских и великорусских наречий и миниатюры, в которых чувствуется западноевропейское влияние. Летопись Радзивиловская чрезвычайно близка Московско-Академическому списку Суздальской летописи. Этот сборник хранится в Москве, в Государственной библиотеке им. Ленина.
Обе рукописи совпадают от постройки Новгорода и до 1206 года, которым заканчивается повествовательная часть документа, далее в Московско-Академической летописи идет другой текст, описывающий события вплоть до 1419 года. Радзивиловская летопись представляет собой бесценный памятник, предположительно написанный в XIII веке. Сохранился он в двух списках, а именно: собственно Радзивиловском и Московско-Академическом.
О чем повествуют хроники?
Летопись Радзивиловская повествует о походе Игоря Святославовича, о том, как он попал в плен к Кончаку и бежал из него с Овлуром, о призыве Святославом Всеволодовичем русских князей для выступления к Каневу. Рассказывается в ней о вылазке против Кончака Владимира Глебовича, описываются походы на Царьград, битвы с печенегами и половцами. Есть и взимание дани, и другие комментарии к миниатюрам, запечатлевшим славные дела русских князей.
Вокруг Кёнигсбергской хроники очень много неясностей. Неизвестно, по чьему заказу и где она была написана, первичны ли рисунки и текст.
Исторический документ или фальсификация?
О том, что древнейший исторический документ Радзивиловская летопись - подделка, писали многие. Некоторые из них важнейшим доказательством считали польскую бумагу, на которой Хроника написана. Отсутствующие листы вызывают сомнения, рождает загадки текст, наезжающий на рисунки. Позднейшие исследования показали, что рукопись правили минимум трижды, причем между вторым и третьи разом прошел довольно значительный срок. Третий художник был особенно агрессивен: он менял позы и одежду людей на миниатюрах. Много загадок вызывали явно европейские одежды, которых на Руси в те времена быть не могло. Вот их-то и приписывают третьему правщику. Одним словом, Кёнигсбергские хроники рождают много загадок и споров. Но исследовательские методы все время совершенствуются, и когда-нибудь истина откроется. Любителей переписывать историю, фальсифицировать ее для своих сиюминутных целей всегда было предостаточно.
«Свой» Рюрик - ни норман, ни англ, ни швед, ни голландец
Сейчас идет очень много разговоров о том, почему русичи призвали на княжение иностранцев и призывали ли они их вообще. Может быть, действительно кому-то было выгодно показать русских слабоумными, причем в веках. Радзивиловская летопись призвание варягов констатирует. И это тоже у некоторых вызывает сомнение в ее незаангажированности. Другие исследователи, которым тоже не очень нравится факт призыва иностранцев на княжение, говорят, ссылаясь на В.Н. Татищева, что Рюрик вообще был славянин и говорил на славянском языке. Другие задаются вопросом, почему именно В.Н. Татищеву, промышленнику и экономисту, и вообще потомку Рюрика, была поручена работа по истории России. Они считают, что очень многие факты в ней мистифицированы.
fb.ru
Ящик пандоры – Тайны Радзивиловской летописи
Среди многих загадок русской истории есть одна почти детективная загадка — тайна происхождения Радзивиловской (Кенигсбергской) летописи. Эта летопись особенная во многих отношениях. Она написана на бумаге польского изготовления и содержит 618 рисунков. И каких! Прекрасных рисунков, на которых — походы русов на Царьград, войны с печенегами и набеги на половцев, взимание дани с покоренных народов, казни, сражения, убийства, небесные знамения. От постройки Новгорода до 1206 года — разнообразнейшие картины жизни и быта Древней Руси. Другой такой летописи просто нет. Ничего подобного этим рисункам мы не знаем. Но неизвестно, где и по чьему заказу она была написана… Ее история начиналась с середины XVII века, когда она попала в библиотеку польского магната Яна Радзивила (отсюда и название), а затем — в библиотеку Кенигсберга (отсюда и второе название). В 1760 году она была передана в библиотеку Российской академии наук. Свою версию происхождения летописи предлагает историк и писатель Андрей Никитин, выступавший недавно с сообщением о своей работе в Институте мировой литературы РАН.
Загадки, загадки и ошибки
Началом изучения этой летописи-загадки можно считать 1902 год, когда А.А. Шахматов подготовил и выпустил в свет фотомеханическое воспроизведение рукописи. После этого на протяжении всего XX века ни одна русская летопись не пользовалась таким успехом, как Радзивиловская. И речь идет не о тексте, он был известен и по другим спискам, а о рисунках, каждый из которых — уникальный, и не только потому, что других иллюстрированных летописей этого времени мы не знаем. Дело в том, что на многих рисунках событий пяти- или четырехвековой давности, выполненных в стиле византийской иконописи, можно видеть островерхие готические крыши зданий, европейские платья и головные уборы княгинь, западноевропейские воинские доспехи, мечи, щиты, арбалеты, пушки, герольдов в двуцветных костюмах и многое другое, чего никогда не было на Руси, и не только в XI-XII, но и во всех остальных веках. На ее страницах мир Древней Руси причудливым образом насыщен приметами совершенно чуждого ему западноевропейского мира.
Как это могло произойти?
В своем исследовании А.А. Шахматов поначалу предположил, что существовал оригинал, с которого была скопирована рукопись. И создали его в начале XIII века во Владимире-на-Клязьме. Основанием для такого вывода послужила одна из заметок на полях, где упоминалась «владимирская церковь», возраст которой был указан в 368 лет. Шахматов посчитал, что речь идет о главном соборе — церкви Успения Богородицы, построенной в 1160 году. Прибавив к этой дате указанную цифру, он получил 1528 год, из чего заключил, что рукопись попала в Польшу много позднее, скорее всего в результате событий Смутного времени.
Вот здесь-то и вкралась ошибка. О чем Шахматов сам и заявил. Ни о каком «великорусском», то есть владимиро-суздальском, происхождении рукописи не могло быть и речи: текст летописи, действительно восходящий к древнерусским сводам, нес на себе отпечатки западнорусского диалекта, распространенного к западу от Днепра — в Белоруссии, на Волыни и в Прикарпатье. И значит, переписчик текста был выходцем (или жителем) этих областей. К тому же и бумага Радзивиловского списка, как выяснилось, была изготовлена в конце 80-х и начале 90-х годов XV века в Польше.
Тогда Шахматов, а за ним и другие историки заговорили о Смоленске, который хотя и входил тогда в состав Великого княжества Литовского, но был населен русскими людьми и сохранял верность православию.
Такое решение оказалось удобным и многих устроило. Можно было объяснить «немецкие» или «готические» признаки в рисунках, поскольку Смоленск был традиционно связан с европейскими государствами, через него постоянно двигались караваны купцов и посольства.
Однако для меня важнейшая заслуга Шахматова — в другом. Он первым подробнейшим образом изучил нумерацию листов. Именно это позволило выяснить, что некоторые из них потеряны. Это свидетельствовало о том, что рукопись долгое время находилась без переплета, успев изрядно обветшать и растрепаться.
На пустом месте даже трава не растет
В 1958 году искусствовед О.И. Подобедова сделала первый и, думаю, наиболее важный шаг в изучении рисунков летописи.
В отличие от большинства своих предшественников, пользовавшихся черно-белым воспроизведением в издании Шахматова, она не только обратилась к подлиннику, но просмотрела и сфотографировала рисунки в ультрафиолетовых и инфракрасных лучах. И здесь оказалось, что все многофигурные композиции состоят по меньшей мере из трех слоев переработок, сделанных разными художниками и в разное время. Более того, каждый художник менял положение фигур, переписывал лица, пририсовывал оружие, княжеские шапки, короны, менял одежду и т.д.
Но это еще не все. Она пришла к заключению, что «второй» художник работал над рисунками вскоре после первого, а вот «третий» — довольно долгое время спустя, причем именно ему принадлежат все «готические» дополнения, которые у всех вызывают крайнее недоумение. Кроме того, Подобедова обнаружила, что после работы «второго» кто-то копировал рисунки на первых 79 листах рукописи, продавливая контуры изображений каким-то острым предметом. Но все это было до работы «третьего» мастера, поскольку продавленные контуры позднее оказались перекрыты красочными слоями, нанесенными его рукой.
Другими словами, Подобедова обнаружила многослойность работы художников, выяснила хронологию, и оказалось, что работа над рисунками продолжалась значительно дольше, чем это указывают филиграни на бумаге, — очень важный вывод!
Таким образом, к 1995 году, когда было подготовлено и выпущено факсимильное (в цвете) воспроизведение Радзивиловской рукописи, «ключи» к тайнам и загадкам этого уникального памятника уже были в руках исследователей.
Теперь-то и было над чем задуматься.
Роскошно украшенная Радзивиловская рукопись, представлявшая по тем временам целое состояние, оказывается, не закончена. Поразительно! У нее нет «выходной» миниатюры, открывающей книгу, нет обязательной заставки, для которой было оставлено место, заглавие написано небрежно, более чем на половине листов рукописи отсутствуют киноварные инициалы, да и сама летопись словно обрывается на полуслове, не имея обязательного в таких случаях заключительного колофона — послесловия, в котором сообщалось бы, где, когда, кем и по чьему заказу написана данная книга. Почему?
Как это могло случиться?
Ясно, что работа над рукописью не была доведена до конца, но сейчас трудно понять, остановилась ли она на событиях 1206 года из-за каких-то внешних причин (смерть заказчика, война, стихийное бедствие и пр.) или в результате утраты оригинала, с которого велось копирование текста. Последнее маловероятно. Трудно представить, чтобы в конце XV века кто-то мог задумать столь дорогостоящую работу по созданию летописного свода, повествование которого обрывалось бы на начале XIII века! Предприятие имело смысл только в том случае, если летопись можно было довести до «сегодняшнего дня» ее писца и заказчика. Но этого не случилось, и, думаю, причина в смерти заказчика вскоре после 1495 года — именно этим временем датирована самая поздняя партия бумаги для Радзивиловской рукописи.
Но клубок загадок начал распутываться совершенно с другого конца
До сих пор считалось аксиомой, что работу над рукописью начинал и вел до конца писец, оставляя места для рисунков. Затем рукопись переходила к художнику, который и создавал эти рисунки, и ее украшал заставками и буквицами. Здесь же последовательность была обратной. На протяжении всей рукописи можно было видеть, что последняя строка текста над рисунком часто или заходит на верхний край рисунка, или за неимением места «обтекает» его, спускаясь по боковому полю. Так могло произойти, только если работу над рукописью начинал не писец, а художник, который размечал места для текста и сразу же переносил все положенные к нему рисунки. Затем тетрадка с рисунками переходила к писцу, задачей которого было вписать необходимый текст, а если места для него не хватало, тогда-то он и залезал на рисунок или заворачивал строку на поля.
Но почему писец не мог перенести остаток строки под рисунок? Оказывается, рисунок помещался так, чтобы иллюстрировать последнюю строку расположенного над ним текста, перенос поэтому был невозможен. Каждый блок текста должен был заканчиваться иллюстрацией к нему — вот какую задачу они поставили. А если оказывалось, что для рисунка не хватало места внизу страницы и его приходилось переносить в начало следующей, то художник оставлял над ним место для завершающей строки.
Достичь этого и рассчитать необходимые площади для текста между рисунками можно было только с помощью нехитрого приспособления, называемого «карамса», — прямоугольной рамки, внутри которой натянуты нити, определяющие направление строк, их длину и расстояние между ними. И в тех случаях, когда художник, размечавший тетрадки, допускал ошибку, ему приходилось рисунок заклеивать и заменять соответствующим.
Загадка была разрешена, и не одна — вместе с ней оказался решен вопрос и о числе оригиналов, с которых копировались рисунки и текст летописи. «Макетировать» рукопись, используя «карамсу», можно было, лишь имея один список, который и воспроизведен в данной копии вместе со всеми диалектными особенностями его текста, ясно, что список был один.
В свою очередь, это означало, что следы западнорусского диалекта впервые появились не в Радзивилловском списке, как считалось ранее, а уже находились в оригинале, так что ни о какой «копии со списка XIII века» теперь говорить не приходится.
Итак, кое-что прояснилось
Но чтобы продвинуться дальше, нужно было выяснить собственную хронологию Радзивиловской рукописи.
Как определил еще в конце XIX века известный палеограф Н.П. Лихачев, филиграни («водяные знаки») на 251 листе свидетельствуют, что вся бумага была изготовлена между 1486 и 1495 годами в Польше. По современным исследованиям, этот временной интервал можно сузить до 1487 — 1494 годов. Однако летопись занимает только 245 листов, тогда как 6 последних, отличающихся от остальных своей фактурой, содержанием и почерком, были присоединены к летописи позднее. Но когда, кем и почему?
В том, что Радзивиловскую летопись от начала и до конца переписывал один человек, сомнений у меня не возникало. Об этом свидетельствовал одинаковый на всем протяжении рукописи почерк и столь же неизменные коричневатые чернила, которыми он пользовался. Резкий сбой почерка и чернил я обнаружил только на 38-м листе, где из-за ошибки в расположении рисунков пришлось вырезать 4/5 листа уже готового текста, и новый текст между новых рисунков был написан самим художником. Таким образом, к моменту окончания работы над текстом, доведенным до событий 1206 года, в рукописи отложилось два почерка — писца и первого художника.
Затем, как мы знаем, работа остановилась, а какое-то время спустя к незаконченной рукописи была присоединена еще одна тетрадка из шести листов, содержащая списки «Сказания о хождении Даниила», «Слово св. Дорофея» и «Слово св. Епифания». Все три названных произведения были переписаны другим, «третьим почерком», резко отличным от первых двух. Об этом можно было и не говорить специально, если бы не одна особенность: этим почерком и этими же чернилами были сделаны надписи к рисункам, расположенным на первых восьми листах рукописи!
Первоначально никаких надписей к рисункам и не предполагалось. Их нет в рукописи, и сделал их человек, как видно, не имевший никакого отношения к ее оформлению. Однако он не только начал надписывать рисунки, но этими же чернилами и «править» некоторые из них. Он чернил цветную обувь персонажей, прорисовывал складки одежды, обводил наконечники копий, причем явно портя нарисованное. Совершенно ясно, что это был не писец и не художник, а владелец рукописи. Он «улучшал» ее по своему усмотрению и присоединил, как мы теперь знаем, переписанные им же тексты.
Заказчик, кто?
Может быть, именно он и был заказчиком? Мне казалось это маловероятным, и не только потому, что не было никакого смысла останавливать уже почти законченную работу. Бумага дополнительной тетрадки резко отличалась от остальной и происходила из какого-то иного источника, к тому же изготовлена была в 1494—1495 годах. Все заставляло предполагать… нового владельца рукописи, сменившего первого в тех же 90-х годах XV века.
Однако он был не последним, кто правил Радзивиловскую рукопись! Был еще и «четвертый почерк», и он принадлежал человеку, оставившему заметки на полях, одна из которых и навела некогда А.А. Шахматова на мысль, что рукопись была создана во Владимире-на-Клязьме, и речь шла о главном соборе Владимира.
Но о какой же, на самом деле, «владимирской церкви» шла речь?
Обратившись к тексту Радзивиловской летописи, против которого на полях находилась заметка о возрасте «владимирской церкви», можно увидеть, что там идет речь о посылке Владимиром Мономахом своего сына Андрея на княжение во Владимир Волынский. Если же вспомнить, что главный собор в этом городе был создан князем Мстиславом Изяславичем также во имя Успения Богородицы, как и во Владимире-на-Клязьме, причем в том же 1160 году, то датировка этих заметок 1528 годом оказывается абсолютно верной. Но эта «владимирская церковь» переносила рукопись в совершенно иную географическую реальность, которая вполне соответствовала тому, что было известно и о бумаге, на которой она написана, и о диалекте, который отличал ее текст, и о рисунках.
Значит — Владимир Волынский?
Прежде чем решать этот вопрос, следовало разобраться с «четвертым почерком».
Принадлежал ли он еще одному владельцу рукописи? Думаю, да. Об этом свидетельствовали не только многочисленные заметки на полях самого разнообразного содержания, но и скрупулезная орфографическая правка текста на первых ста шести листах рукописи. Правщиком был наверняка владелец рукописи, которую он готовил для создания новой копии, поскольку именно на этих листах О.И. Подобедова обнаружила следы копирования рисунков.
Теперь оставалось выяснить, кем был обладатель этого «четвертого почерка»?
Об этом человеке мне было уже многое известно. Я знал, что заметки на полях оставлены владельцем дорогой рукописи, человеком, безусловно, весьма состоятельным. Характер почерка выдавал в нем человека, привыкшего к писанию, однако не в копировании текстов, а в сочинении их, причем диалектные особенности свидетельствовали о его западнорусском происхождении. Судя по содержанию заметок, у него был пытливый ум, он был образован, начитан, хорошо знал историю, в том числе западнорусских областей, а характер правки текста свидетельствовал о безукоризненном знании грамматики. Среди светских феодалов того времени этого не было. Возможно, человек этот был одним из «князей церкви»?
Пищу для размышлений давало и то обстоятельство, что в его заметках Владимир Волынский, являвшийся центром Владимиро-Волынской епархии, упоминался трижды.
Это свидетельствовало не только об интересе автора заметок к Владимиру Волынскому и его древностям, но в известной мере о «свойственном» к нему отношении, заставляя думать, что таким человеком мог быть только глава владимирской епархии.
Если ко всему этому прибавить дату заметок, то обладателем «четвертого почерка» в 1528 году во Владимире Волынском мог быть только один человек — владимиро-волынский епископ Иона II, занимавший епископскую кафедру с 1521 по 1535 год.
Если же принять во внимание, что до 1528 года Радзивиловская рукопись все еще не была переплетена, то ее местонахождение в епископальной библиотеке позволяло предполагать, что Владимир Волынский и был местом ее создания в 90-х годах XV века.
Владимир Волынский
Положение его было особым. С одной стороны, он, древнейший центр западнорусских земель, являлся, как и вся Волынь, осколком древней Киевской Руси, а с другой — ближайшим соседом Венгрии и Польши, откуда, безусловно, шло западноевропейское влияние. В оформлении Радзивилловской летописи и прослеживается как нельзя лучше западнорусское и европейское культурное влияние. И не только. Достаточно сопоставить время создания Радзивилловской рукописи с теми событиями, которые происходили в это время во Владимире Волынском, чтобы найти прямое подтверждение такой догадке.
Просматривая западнорусские летописи, описывающие события конца XV века, я обнаружил, что в 1490 году вся Волынь, особенно Владимир Волынский, подверглась сокрушительному набегу татар. Город был сожжен со всеми церквами, в числе которых оказался и громадный храм Успения Богородицы. Последующие четыре года ушли на восстановление разрушенного и сгоревшего. Все эти заботы легли на плечи владимиро-волынского и берестейского епископа Вассиана I, который «обновил церковь Пречистое у Володимери великую мурованую муром, иконами, и ризами, и съсуды, паче же книгами, и святи ю».
Другими словами, в 1491 — 1494 годы, то есть когда закупалась бумага, использованная для Радзивиловской рукописи, епископ Вассиан I восстанавливал церкви, их внутреннее убранство и погибшие в пламени пожаров книги. Книги и летописи в том числе нужны были не только для богослужения, но и для собственной его кафедральной библиотеки. В таких случаях обычно собирали со всей епархии книги и образа для копирования, приглашали переписчиков и художников для росписи церквей и украшения книг. Тогда же, к 1494 году, храм Успения Богородицы был обнесен валами, там же было положено основание «епископскому замочку», где находились жилище владимиро-волынского епископа, его библиотека и скрипторий, в котором шла переписка книг, в том числе и нашей Радзивиловской летописи.
Оригиналом для нее послужил какой-то другой, более полный список, подобный тому, что известен сейчас под именем Московско-Академического, созданный тоже в конце XV века, но доведенный только до 1418 года. Текст Радзивиловской летописи служит его первой частью, однако там он лишен каких-либо западнорусских диалектных черт. Рукопись не была первоочередной по важности, и тот факт, что она не была закончена, может быть объяснен только смертью ее заказчика, что вполне согласуется со смертью Вассиана I в 1497 году.
Таким образом, есть основания считать 1497 год переломным в судьбе рукописи. Ее следующим владельцем должен был стать преемник Вассиана епископ Иона I, в котором с достаточным основанием можно видеть обладателя «третьего почерка», присоединившего к летописи последнюю тетрадку (л. 246-251), переписанную им собственноручно, и сделавшего надписи к рисункам на первых восьми листах рукописи. Возможно, со временем служения этого епископа (1497 — 1503) следует связывать и работу «второго художника», о котором писала Подобедова.
Все дальнейшее уже не составляло загадки
Следы ветхости на листах, разрывы и подклейки — результат последующих двух десятилетий, когда летопись хранилась стопой тетрадок, вплоть до прихода на кафедру Ионы II. Новый владыка не только со вниманием прочел рукопись, но и внес в ее первые 106 листов своим мелким четким почерком орфографическую правку для готовившейся копии. Затем уже после 1528 года передал рукопись для окончательной доработки «третьему художнику». Последний привел рисунки в теперешний их вид, и рукопись была поставлена в переплет из досок, обтянутых тисненой красно-коричневой кожей.
Вскоре после смерти Ионы II для Владимира Волынского наступило тяжелое время: польский король, бесконтрольно распоряжаясь епископскими кафедрами, раздавал их шляхте, старательно разворовывавшей все, начиная от храмовых сокровищ и кончая земельными угодьями.
После 1606 года Радзивиловская летопись попала в руки Станислава Зеновича, «лесничего вилькийского, каштеляна новогрудского», который и стал первым известным по имени ее владельцем. Он подарил книгу Янушу Радзивилу, виленскому воеводе, сын которого, Богуслав Радзивил, передал ее в 1671 году в Кенигсбергскую библиотеку, и уже оттуда она попала в Россию.
В этой истории, представленной таким образом, все получает свое объяснение.
Однако работа по разгадке секретов Радзивиловского списка не закончена. И она обещает множество интереснейших открытий, об одном из которых я хочу сказать подробнее. Речь может идти об автопортрете «третьего художника», которого не заметил никто из моих предшественников.
Такая мысль пришла мне в голову, когда, рассматривая рисунки Радзивиловского списка, на одном из них среди воинов Аскольда и Дира, подплывающих к Киеву, я отметил резко выделяющееся своей индивидуальностью круглое лицо молодого латника в золоченых доспехах и в шлеме с характерными «наушниками». Этот латник бросался в глаза еще и потому, что был явно чужероден безликой группе воинов, куда был вписан явно позднее. Еще больше я был изумлен, когда, перевернув лист, обнаружил этого же латника в свите византийского императора, причем шлем у него был показан слетающим с головы, а сам он изображен круглолицым, бритоголовым и безусым, опять-таки чужеродным среди остальных «условных» воинов.
У меня нет никаких прямых доказательств, что перед нами автопортрет «третьего художника», однако чье еще лицо он мог столь любовно вписать в уже законченную композицию, как это делали его собратья по ремеслу, начиная с глубокой древности и кончая, скажем, К. Брюлловым, увековечившим себя и свою возлюбленную среди толпы, бегущей от пепла и лавы Везувия?
И наконец, последнее.
Любая историческая реконструкция всегда оставляет вопросы, на которые или вообще нет, или пока еще нет ответов. Единственным безусловным подтверждением изложенного могли бы стать автографы перечисленных лиц: Вассиана I, его преемника Ионы I и, наконец, Ионы II — чтобы сравнить с почерками на летописных листах. Впрочем, такие находки маловероятны.
И поиски могут потребовать годы…
Информацию ресурсу предоставил zamax77, за что ему огромное спасибо!
Источник
Доп. материалы
Источник http://pravda-tv.rupandoraopen.ru
Тайны Радзивиловской летописи
Среди многих загадок русской истории есть одна почти детективная загадка — тайна происхождения Радзивиловской (Кенигсбергской) летописи. Эта летопись особенная во многих отношениях. Она написана на бумаге польского изготовления и содержит 618 рисунков. И каких! Прекрасных рисунков, на которых — походы русов на Царьград, войны с печенегами и набеги на половцев, взимание дани с покоренных народов, казни, сражения, убийства, небесные знамения. От постройки Новгорода до 1206 года — разнообразнейшие картины жизни и быта Древней Руси. Другой такой летописи просто нет. Ничего подобного этим рисункам мы не знаем. Но неизвестно, где и по чьему заказу она была написана… Ее история начиналась с середины XVII века, когда она попала в библиотеку польского магната Яна Радзивила (отсюда и название), а затем — в библиотеку Кенигсберга (отсюда и второе название). В 1760 году она была передана в библиотеку Российской академии наук. Свою версию происхождения летописи предлагает историк и писатель Андрей Никитин, выступавший недавно с сообщением о своей работе в Институте мировой литературы РАН.
Загадки, загадки и ошибки
Началом изучения этой летописи-загадки можно считать 1902 год, когда А.А. Шахматов подготовил и выпустил в свет фотомеханическое воспроизведение рукописи. После этого на протяжении всего XX века ни одна русская летопись не пользовалась таким успехом, как Радзивиловская. И речь идет не о тексте, он был известен и по другим спискам, а о рисунках, каждый из которых — уникальный, и не только потому, что других иллюстрированных летописей этого времени мы не знаем. Дело в том, что на многих рисунках событий пяти- или четырехвековой давности, выполненных в стиле византийской иконописи, можно видеть островерхие готические крыши зданий, европейские платья и головные уборы княгинь, западноевропейские воинские доспехи, мечи, щиты, арбалеты, пушки, герольдов в двуцветных костюмах и многое другое, чего никогда не было на Руси, и не только в XI-XII, но и во всех остальных веках. На ее страницах мир Древней Руси причудливым образом насыщен приметами совершенно чуждого ему западноевропейского мира.
Как это могло произойти?
В своем исследовании А.А. Шахматов поначалу предположил, что существовал оригинал, с которого была скопирована рукопись. И создали его в начале XIII века во Владимире-на-Клязьме. Основанием для такого вывода послужила одна из заметок на полях, где упоминалась «владимирская церковь», возраст которой был указан в 368 лет. Шахматов посчитал, что речь идет о главном соборе — церкви Успения Богородицы, построенной в 1160 году. Прибавив к этой дате указанную цифру, он получил 1528 год, из чего заключил, что рукопись попала в Польшу много позднее, скорее всего в результате событий Смутного времени.
Вот здесь-то и вкралась ошибка. О чем Шахматов сам и заявил. Ни о каком «великорусском», то есть владимиро-суздальском, происхождении рукописи не могло быть и речи: текст летописи, действительно восходящий к древнерусским сводам, нес на себе отпечатки западнорусского диалекта, распространенного к западу от Днепра — в Белоруссии, на Волыни и в Прикарпатье. И значит, переписчик текста был выходцем (или жителем) этих областей. К тому же и бумага Радзивиловского списка, как выяснилось, была изготовлена в конце 80-х и начале 90-х годов XV века в Польше.
Тогда Шахматов, а за ним и другие историки заговорили о Смоленске, который хотя и входил тогда в состав Великого княжества Литовского, но был населен русскими людьми и сохранял верность православию.
Такое решение оказалось удобным и многих устроило. Можно было объяснить «немецкие» или «готические» признаки в рисунках, поскольку Смоленск был традиционно связан с европейскими государствами, через него постоянно двигались караваны купцов и посольства.
Однако для меня важнейшая заслуга Шахматова — в другом. Он первым подробнейшим образом изучил нумерацию листов. Именно это позволило выяснить, что некоторые из них потеряны. Это свидетельствовало о том, что рукопись долгое время находилась без переплета, успев изрядно обветшать и растрепаться.
На пустом месте даже трава не растет
В 1958 году искусствовед О.И. Подобедова сделала первый и, думаю, наиболее важный шаг в изучении рисунков летописи.
В отличие от большинства своих предшественников, пользовавшихся черно-белым воспроизведением в издании Шахматова, она не только обратилась к подлиннику, но просмотрела и сфотографировала рисунки в ультрафиолетовых и инфракрасных лучах. И здесь оказалось, что все многофигурные композиции состоят по меньшей мере из трех слоев переработок, сделанных разными художниками и в разное время. Более того, каждый художник менял положение фигур, переписывал лица, пририсовывал оружие, княжеские шапки, короны, менял одежду и т.д.
Но это еще не все. Она пришла к заключению, что «второй» художник работал над рисунками вскоре после первого, а вот «третий» — довольно долгое время спустя, причем именно ему принадлежат все «готические» дополнения, которые у всех вызывают крайнее недоумение. Кроме того, Подобедова обнаружила, чт�� после работы «второго» кто-то копировал рисунки на первых 79 листах рукописи, продавливая контуры изображений каким-то острым предметом. Но все это было до работы «третьего» мастера, поскольку продавленные контуры позднее оказались перекрыты красочными слоями, нанесенными его рукой.
Другими словами, Подобедова обнаружила многослойность работы художников, выяснила хронологию, и оказалось, что работа над рисунками продолжалась значительно дольше, чем это указывают филиграни на бумаге, — очень важный вывод!
Таким образом, к 1995 году, когда было подготовлено и выпущено факсимильное (в цвете) воспроизведение Радзивиловской рукописи, «ключи» к тайнам и загадкам этого уникального памятника уже были в руках исследователей.
Теперь-то и было над чем задуматься.
Роскошно украшенная Радзивиловская рукопись, представлявшая по тем временам целое состояние, оказывается, не закончена. Поразительно! У нее нет «выходной» миниатюры, открывающей книгу, нет обязательной заставки, для которой было оставлено место, заглавие написано небрежно, более чем на половине листов рукописи отсутствуют киноварные инициалы, да и сама летопись словно обрывается на полуслове, не имея обязательного в таких случаях заключительного колофона — послесловия, в котором сообщалось бы, где, когда, кем и по чьему заказу написана данная книга. Почему?
Как это могло случиться?
Ясно, что работа над рукописью не была доведена до конца, но сейчас трудно понять, остановилась ли она на событиях 1206 года из-за каких-то внешних причин (смерть заказчика, война, стихийное бедствие и пр.) или в результате утраты оригинала, с которого велось копирование текста. Последнее маловероятно. Трудно представить, чтобы в конце XV века кто-то мог задумать столь дорогостоящую работу по созданию летописного свода, повествование которого обрывалось бы на начале XIII века! Предприятие имело смысл только в том случае, если летопись можно было довести до «сегодняшнего дня» ее писца и заказчика. Но этого не случилось, и, думаю, причина в смерти заказчика вскоре после 1495 года — именно этим временем датирована самая поздняя партия бумаги для Радзивиловской рукописи.
Но клубок загадок начал распутываться совершенно с другого конца
До сих пор считалось аксиомой, что работу над рукописью начинал и вел до конца писец, оставляя места для рисунков. Затем рукопись переходила к художнику, который и создавал эти рисунки, и ее украшал заставками и буквицами. Здесь же последовательность была обратной. На протяжении всей рукописи можно было видеть, что последняя строка текста над рисунком часто или заходит на верхний край рисунка, или за неимением места «обтекает» его, спускаясь по боковому полю. Так могло произойти, только если работу над рукописью начинал не писец, а художник, который размечал места для текста и сразу же переносил все положенные к нему рисунки. Затем тетрадка с рисунками переходила к писцу, задачей которого было вписать необходимый текст, а если места для него не хватало, тогда-то он и залезал на рисунок или заворачивал строку на поля.
Но почему писец не мог перенести остаток строки под рисунок? Оказывается, рисунок помещался так, чтобы иллюстрировать последнюю строку расположенного над ним текста, перенос поэтому был невозможен. Каждый блок текста должен был заканчиваться иллюстрацией к нему — вот какую задачу они поставили. А если оказывалось, что для рисунка не хватало места внизу страницы и его приходилось переносить в начало следующей, то художник оставлял над ним место для завершающей строки.
Достичь этого и рассчитать необходимые площади для текста между рисунками можно было только с помощью нехитрого приспособления, называемого «карамса», — прямоугольной рамки, внутри которой натянуты нити, определяющие направление строк, их длину и расстояние между ними. И в тех случаях, когда художник, размечавший тетрадки, допускал ошибку, ему приходилось рисунок заклеивать и заменять соответствующим.
Загадка была разрешена, и не одна — вместе с ней оказался решен вопрос и о числе оригиналов, с которых копировались рисунки и текст летописи. «Макетировать» рукопись, используя «карамсу», можно было, лишь имея один список, который и воспроизведен в данной копии вместе со всеми диалектными особенностями его текста, ясно, что список был один.
В свою очередь, это означало, что следы западнорусского диалекта впервые появились не в Радзивилловском списке, как считалось ранее, а уже находились в оригинале, так что ни о какой «копии со списка XIII века» теперь говорить не приходится.
Итак, кое-что прояснилось
Но чтобы продвинуться дальше, нужно было выяснить собственную хронологию Радзивиловской рукописи.
Как определил еще в конце XIX века известный палеограф Н.П. Лихачев, филиграни («водяные знаки») на 251 листе свидетельствуют, что вся бумага была изготовлена между 1486 и 1495 годами в Польше. По современным исследованиям, этот временной интервал можно сузить до 1487 — 1494 годов. Однако летопись занимает только 245 листов, тогда как 6 последних, отличающихся от остальных своей фактурой, содержанием и почерком, были присоединены к летописи позднее. Но когда, кем и почему?
В том, что Радзивиловскую летопись от начала и до конца переписывал один человек, сомнений у меня не возникало. Об этом свидетельствовал одинаковый на всем протяжении рукописи почерк и столь же неизменные коричневатые чернила, которыми он пользовался. Резкий сбой почерка и чернил я обнаружил только на 38-м листе, где из-за ошибки в расположении рисунков пришлось вырезать 4/5 листа уже готового текста, и новый текст между новых рисунков был написан самим художником. Таким образом, к моменту окончания работы над текстом, доведенным до событий 1206 года, в рукописи отложилось два почерка — писца и первого художника.
Затем, как мы знаем, работа остановилась, а какое-то время спустя к незаконченной рукописи была присоединена еще одна тетрадка из шести листов, содержащая списки «Сказания о хождении Даниила», «Слово св. Дорофея» и «Слово св. Епифания». Все три названных произведения были переписаны другим, «третьим почерком», резко отличным от первых двух. Об этом можно было и не говорить специально, если бы не одна особенность: этим почерком и этими же чернилами были сделаны надписи к рисункам, расположенным на первых восьми листах рукописи!
Первоначально никаких надписей к рисункам и не предполагалось. Их нет в рукописи, и сделал их человек, как видно, не имевший никакого отношения к ее оформлению. Однако он не только начал надписывать рисунки, но этими же чернилами и «править» некоторые из них. Он чернил цветную обувь персонажей, прорисовывал складки одежды, обводил наконечники копий, причем явно портя нарисованное. Совершенно ясно, что это был не писец и не художник, а владелец рукописи. Он «улучшал» ее по своему усмотрению и присоединил, как мы теперь знаем, переписанные им же тексты.
Заказчик, кто?
Может быть, именно он и был заказчиком? Мне казалось это маловероятным, и не только потому, что не было никакого смысла останавливать уже почти законченную работу. Бумага дополнительной тетрадки резко отличалась от остальной и происходила из какого-то иного источника, к тому же изготовлена была в 1494-1495 годах. Все заставляло предполагать… нового владельца рукописи, сменившего первого в тех же 90-х годах XV века.
Однако он был не последним, кто правил Радзивиловскую рукопись! Был еще и «четвертый почерк», и он принадлежал человеку, оставившему заметки на полях, одна из которых и навела некогда А.А. Шахматова на мысль, что рукопись была создана во Владимире-на-Клязьме, и речь шла о главном соборе Владимира.
Но о какой же, на самом деле, «владимирской церкви» шла речь?
Обратившись к тексту Радзивиловской летописи, против которого на полях находилась заметка о возрасте «владимирской церкви», можно увидеть, что там идет речь о посылке Владимиром Мономахом своего сына Андрея на княжение во Владимир Волынский. Если же вспомнить, что главный собор в этом городе был создан князем Мстиславом Изяславичем также во имя Успения Богородицы, как и во Владимире-на-Клязьме, причем в том же 1160 году, то датировка этих заметок 1528 годом оказывается абсолютно верной. Но эта «владимирская церковь» переносила рукопись в совершенно иную географическую реальность, которая вполне соответствовала тому, что было известно и о бумаге, на которой она написана, и о диалекте, который отличал ее текст, и о рисунках.
Значит — Владимир Волынский?
Прежде чем решать этот вопрос, следовало разобраться с «четвертым почерком».
Принадлежал ли он еще одному владельцу рукописи? Думаю, да. Об этом свидетельствовали не только многочисленные заметки на полях самого разнообразного содержания, но и скрупулезная орфографическая правка текста на первых ста шести листах рукописи. Правщиком был наверняка владелец рукописи, которую он готовил для создания новой копии, поскольку именно на этих листах О.И. Подобедова обнаружила следы копирования рисунков.
Теперь оставалось выяснить, кем был обладатель этого «четвертого почерка»?
Об этом человеке мне было уже многое известно. Я знал, что заметки на полях оставлены владельцем дорогой рукописи, человеком, безусловно, весьма состоятельным. Характер почерка выдавал в нем человека, привыкшего к писанию, однако не в копировании текстов, а в сочинении их, причем диалектные особенности свидетельствовали о его западнорусском происхождении. Судя по содержанию заметок, у него был пытливый ум, он был образован, начитан, хорошо знал историю, в том числе западнорусских областей, а характер правки текста свидетельствовал о безукоризненном знании грамматики. Среди светских феодалов того времени этого не было. Возможно, человек этот был одним из «князей церкви»?
Пищу для размышлений давало и то обстоятельство, что в его заметках Владимир Волынский, являвшийся центром Владимиро-Волынской епархии, упоминался трижды.
Это свидетельствовало не только об интересе автора заметок к Владимиру Волынскому и его древностям, но в известной мере о «свойственном» к нему отношении, заставляя думать, что таким человеком мог быть только глава владимирской епархии.
Если ко всему этому прибавить дату заметок, то обладателем «четвертого почерка» в 1528 году во Владимире Волынском мог быть только один человек — владимиро-волынский епископ Иона II, занимавший епископскую кафедру с 1521 по 1535 год.
Если же принять во внимание, что до 1528 года Радзивиловская рукопись все еще не была переплетена, то ее местонахождение в епископальной библиотеке позволяло предполагать, что Владимир Волынский и был местом ее создания в 90-х годах XV века.
Владимир Волынский
Положение его было особым. С одной стороны, он, древнейший центр западнорусских земель, являлся, как и вся Волынь, осколком древней Киевской Руси, а с другой — ближайшим соседом Венгрии и Польши, откуда, безусловно, шло западноевропейское влияние. В оформлении Радзивилловской летописи и прослеживается как нельзя лучше западнорусское и европейское культурное влияние. И не только. Достаточно сопоставить время создания Радзивилловской рукописи с теми событиями, которые происходили в это время во Владимире Волынском, чтобы найти прямое подтверждение такой догадке.
Просматривая западнорусские летописи, описывающие события конца XV века, я обнаружил, что в 1490 году вся Волынь, особенно Владимир Волынский, подверглась сокрушительному набегу татар. Город был сожжен со всеми церквами, в числе которых оказался и громадный храм Успения Богородицы. Последующие четыре года ушли на восстановление разрушенного и сгоревшего. Все эти заботы легли на плечи владимиро-волынского и берестейского епископа Вассиана I, который «обновил церковь Пречистое у Володимери великую мурованую муром, иконами, и ризами, и съсуды, паче же книгами, и святи ю».
Другими словами, в 1491 — 1494 годы, то есть когда закупалась бумага, использованная для Радзивиловской рукописи, епископ Вассиан I восстанавливал церкви, их внутреннее убранство и погибшие в пламени пожаров книги. Книги и летописи в том числе нужны были не только для богослужения, но и для собственной его кафедральной библиотеки. В таких случаях обычно собирали со всей епархии книги и образа для копирования, приглашали переписчиков и художников для росписи церквей и украшения книг. Тогда же, к 1494 году, храм Успения Богородицы был обнесен валами, там же было положено основание «епископскому замочку», где находились жилище владимиро-волынского епископа, его библиотека и скрипторий, в котором шла переписка книг, в том числе и нашей Радзивиловской летописи.
Оригиналом для нее послужил какой-то другой, более полный список, подобный тому, что известен сейчас под именем Московско-Академического, созданный тоже в конце XV века, но доведенный только до 1418 года. Текст Радзивиловской летописи служит его первой частью, однако там он лишен каких-либо западнорусских диалектных черт. Рукопись не была первоочередной по важности, и тот факт, что она не была закончена, может быть объяснен только смертью ее заказчика, что вполне согласуется со смертью Вассиана I в 1497 году.
Таким образом, есть основания считать 1497 год переломным в судьбе рукописи. Ее следующим владельцем должен был стать преемник Вассиана епископ Иона I, в котором с достаточным основанием можно видеть обладателя «третьего почерка», присоединившего к летописи последнюю тетрадку (л. 246-251), переписанную им собственноручно, и сделавшего надписи к рисункам на первых восьми листах рукописи. Возможно, со временем служения этого епископа (1497 — 1503) следует связывать и работу «второго художника», о котором писала Подобедова.
Все дальнейшее уже не составляло загадки
Следы ветхости на листах, разрывы и подклейки — результат последующих двух десятилетий, когда летопись хранилась стопой тетрадок, вплоть до прихода на кафедру Ионы II. Новый владыка не только со вниманием прочел рукопись, но и внес в ее первые 106 листов своим мелким четким почерком орфографическую правку для готовившейся копии. Затем уже после 1528 года передал рукопись для окончательной доработки «третьему художнику». Последний привел рисунки в теперешний их вид, и рукопись была поставлена в переплет из досок, обтянутых тисненой красно-коричневой кожей.
Вскоре после смерти Ионы II для Владимира Волынского наступило тяжелое время: польский король, бесконтрольно распоряжаясь епископскими кафедрами, раздавал их шляхте, старательно разворовывавшей все, начиная от храмовых сокровищ и кончая земельными угодьями.
После 1606 года Радзивиловская летопись попала в руки Станислава Зеновича, «лесничего вилькийского, каштеляна новогрудского», который и стал первым известным по имени ее владельцем. Он подарил книгу Янушу Радзивилу, виленскому воеводе, сын которого, Богуслав Радзивил, передал ее в 1671 году в Кенигсбергскую библиотеку, и уже оттуда она попала в Россию.
В этой истории, представленной таким образом, все получает свое объяснение.
Однако работа по разгадке секретов Радзивиловского списка не закончена. И она обещает множество интереснейших открытий, об одном из которых я хочу сказать подробнее. Речь может идти об автопортрете «третьего художника», которого не заметил никто из моих предшественников.
Такая мысль пришла мне в голову, когда, рассматривая рисунки Радзивиловского списка, на одном из них среди воинов Аскольда и Дира, подплывающих к Киеву, я отметил резко выделяющееся своей индивидуальностью круглое лицо молодого латника в золоченых доспехах и в шлеме с характерными «наушниками». Этот латник бросался в глаза еще и потому, что был явно чужероден безликой группе воинов, куда был вписан явно позднее. Еще больше я был изумлен, когда, перевернув лист, обнаружил этого же латника в свите византийского императора, причем шлем у него был показан слетающим с головы, а сам он изображен круглолицым, бритоголовым и безусым, опять-таки чужеродным среди остальных «условных» воинов.
У меня нет никаких прямых доказательств, что перед нами автопортрет «третьего художника», однако чье еще лицо он мог столь любовно вписать в уже законченную композицию, как это делали его собратья по ремеслу, начиная с глубокой древности и кончая, скажем, К. Брюлловым, увековечившим себя и свою возлюбленную среди толпы, бегущей от пепла и лавы Везувия?
И наконец, последнее.
Любая историческая реконструкция всегда оставляет вопросы, на которые или вообще нет, или пока еще нет ответов. Единственным безусловным подтверждением изложенного могли бы стать автографы перечисленных лиц: Вассиана I, его преемника Ионы I и, наконец, Ионы II — чтобы сравнить с почерками на летописных листах. Впрочем, такие находки маловероятны.
И поиски могут потребовать годы…
Информацию ресурсу предоставил zamax77, за что ему огромное спасибо!
Источник
Доп. материалы
www.pravda-tv.ru
Радзивилловская летопись
Карты и документы
- Лемантар гістарычнай сьвядомасьці 50 старонак гісторыі Края X-XX ст.
- Статут ВКЛ 1529, 1566, 1588 верховный закон Великого княжества Литовского
- Хроника Быховца XV-XVI вв свод белорусско-литовских летописей
- Хроника Литовская и Жмойтская XVII в памятник белорусско-литовского летописания, являющийся частью «Великой хроники»
- Литовские Метрики XV-XVIII вв собрание документов канцелярии Великого княжества Литовского
- Перепись войска Литовского 1528-1565 поименные списки, знакомые фамилии
- "Живописная Россия" А. Г. Киркор, 1882 Литовское и Белорусское Полесье
- "Россия. Полное географическое описание." 1905 Верхнее Поднепровье и Белоруссия
- "К истории тайных обществ и кружков" 1824 Филоматы и филареты — материалы следствия и список участников
- "Славянские древности" П. Й. Шафарик, 1847 этнографическая картина Европы X-XII вв
- "Белорусы ў фотаздымках" І. Сербаў 1911 Традыцыйныя строі и местечковые церкви
- "Описание всех народов России" 1799 первое сводное этнографическое описание от Императорской АН
- Список осужденных участников восстания 1863 года Государственный архив Республики Беларусь
- Собрание имен шляхты Польши и ВКЛ 1805 поименный список шляхты
- "Herbarz szlachty zmudzkiej" XVI-XIX вв список шляхты Жмуди (Samogitia)
- Белорусские буржуазные националисты воспоминания Войниловича (1917) и пособие КГБ (1957)
- Радзивилловская летопись XIII в "Повесть временных лет", иллюстрированная 600 миниатюрами
- Евангелие Туровское XI век рукописное Евангелие-апракос, ровесник полоцкого Софийского собора
- "Kраiна Беларусь" Арлоў У.А. Iлюстраваная гiсторыя, совершенно шикарный альбом
- "Chronicon terrae Prussiae" Peter von Duisburg, 1326 хроника войны ВКЛ и Тевтонского Ордена (оригинал / перевод)
- Спис городов Свидригайло 1432 перечень городов, поддержавших князя в гражданской войне
- "Kronika Polska" Marcin Bielski, 1597 геральдика воеводств Речи Посполитой
- "Die Deutschen und die Nachbarstamme" Й. К. Цейсс, 1837 "Немцы и их соседи", классические цитаты о ятвягах, лютичах, литвинах
- Дубницкая хроника XIV-XV вв клятва Кейстута — одно из первых упоминаний старобелорусского языка
- "Atlas Historyczny" A. le Sage, 1844 прекрасная таблица гербов воеводств Речи Посполитой
- "Восстание и война 1794 года в Литовской провинции" документы из архивов Москвы и Минска
- Конституция 3 мая 1791 года попытка спасти страну от анархии "liberum veto"
- Carolomachia Христофор Завиша, 1605 эпос о Яне Кароле Ходкевиче от минского воеводы
- "Белорусы Москвы XVII век" искусство и ремесла Беларуси XVII в, Беларуская Энцыклапедыя 2013
- Геральдика Беларуси гербы городов, местечек, ремесленных цехов, масонских лож
- Монеты ВКЛ-Беларуси до 1707 года справочник нумизмата
- "Православная инквизиция" Грекулов Е., АН СССР "Наука" 1964
Документы
- Этнографические карты белорусов 1875, 1903, 1919 карты экспедиций А. Риттиха, Е. Карскиого, М. Довнар-Запольского
- Границы Беларуси на старых картах границы Беларуси совпадают с границами ВКЛ точнее, чем границы РФ с границами РИ
- Карты ВКЛ XIII-XVIII вв история Беларуси на картах
- "Volker-Verteilung in West-Russland", 1916 распределение народов в Северо-Западном крае
- Карты Птолемея 150 г. н.э. основной источник географических сведений до XV в
- Эбсторфская карта, 1290 Полоцк, Смоленск, Неман
- "Вялiкi гiстарычны атлас Беларусi", РУП "Белкартаграфiя" 2013 официальный географический обзор
- "Картография ВКЛ XV-XVIII вв", Польская АН, 2012 обзор развития картографии ВКЛ
- Локализация Литвы на основе источников XIII-XIV вв.
- Alba Ruthenia (Белая Русь) на картах
- Старые карты ВКЛ, XV в.
- Старые карты ВКЛ, XVI в.
- Старые карты ВКЛ, XVII в.
- Старые карты ВКЛ, XVIII в.
- Старые карты, XIX в.
- Старые карты, XX в.
- Lithvania, Атлас Меркатора 1595 первая карта, посвященная только ВКЛ-Беларуси
- Magni Ducatus Lithvaniae 1630 карта Николая Радзивилла Сиротки
- Lithuania Т. Лоттер, 1759 и 1778 гг. карты ВКЛ-Беларуси накануне первого Раздела Речи Посполитой
- "Земли Руские" Речи Посполитой, XVII в просто для информации — что такое "земли Руские"
- Livonia, Curlandia, Sweden XVI-XVIII вв подборка карт времен Шведской экспансии
Беларусь (Полоцк, ВКЛ) на старых картах
Старые карты ВКЛ
— летописный памятник предположительно начала XIII века, иллюстрированный многочисленными (более 600) миниатюрами. Представляет собой "Повесть временных лет", продолженную погодовыми записями до 1206 года.
Характер приписок на полях летописи показывает, что рукопись была создана в городской среде, в которой существовало Магдебургское право с его привилегиями. Более поздние записи конца XVI - начала XVII в. на старобелорусском языке свидетельствуют о том, что рукопись в то время принадлежала представителям мелкой шляхты, жителям Гродненского повета.
В XVII в. летопись от мелких держателей перешла во владение высшей прослойки белорусской знати — в конце рукописи есть запись, что летопись была подарена Станиславом Зеновевичем князю Янушу Радзивиллу.
От князя Богуслава Радзивилла, имевшего тесные родственные связи с прусскими магнатами, летопись в 1671 г. поступила в Кенигсбергскую библиотеку, откуда после оккупации Кенигсберга Москвой была вывезена в Петербургскую академию наук.
Оригинал (фотокопия), файл PDF, 170 Мб Посмотреть и скачать
Оригинал (фотокопия) и современный перевод Смотреть
history-belarus.by
РАДЗИВИЛЛОВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ • Большая российская энциклопедия
-
В книжной версии
Том 28. Москва, 2015, стр. 127-128
-
Скопировать библиографическую ссылку:
Авторы: Е. Л. Конявская
РАДЗИВИ́ЛЛОВСКАЯ ЛЕ́ТОПИСЬ (принятое в историографии написание – Радзивиловская; др. назв. Кёнигсбергская летопись), памятник рус. летописания 15 в. Сохранилась в лицевой рукописи 1480–1490-х гг., содержащей 618 миниатюр (из них 5 наклеены позднее), хранится в Б-ке РАН (там же рукописная копия нач. 18 в., переписанная для царя Петра I).
«Месть киевской княгини Ольги древлянам». Миниатюра Радзивилловской летописи. 15 в. Библиотека РАН (С.-Петербург).
Текст в Р. л. доходит до статьи, датированной 6714 (1205/06) годом (в последних статьях нарушена хронология в связи с путаницей листов в оригинале), и близок текстам Московско-Академической летописи, Летописца Переяславля-Суздальского, Лаврентьевской летописи и Симеоновской летописи. Р. л. и Московско-Академическая летопись использовали (прямо или опосредованно) единый протограф, который был, по мнению исследователей, лицевым. В его основе лежал Владимирский свод 1205/06, к составлению которого, с точки зрения Н. И. Милютенко, мог быть причастен один из авторов Киево-Печерского патерика еп. Владимирский Симон.
«Явление Владимирской иконы Божией Матери владимирскому князю Всеволоду Юрьевичу Большое Гнездо». Миниатюра Радзивилловской летописи. 15 в. Библиотека РАН (С.-Петербург).
Большую историю имеет изучение миниатюр Р. л. После анализа с применением технич. средств было сделано заключение, что над иллюстрациями работали 4 мастера. Первый мастер, работавший в визант. традиции, выполнил большинство рисунков на листах 3–95об. (хотя в этой части есть рисунки ученического уровня, ему не принадлежащие), которые явно копировали протограф. Миниатюры второго мастера выполнены в более свободной манере. Третий мастер трудился над заключит. частью рукописи, при этом первая половина его работы носила эскизный характер, а вторая – напротив, имела тщательную проработку. По-видимому, он подключился к оформлению летописи позднее, им же выполнялась корректировка миниатюр всей рукописи. Возможно, ему же принадлежат пририсовки (зверей и др.), встречающиеся в миниатюрах. Наконец, четвёртый мастер работал одновременно с третьим, но его функция ограничивалась дополнениями архит. и интерьерных элементов на втором плане и др. Там, где художники отступали от оригинала протографа, проявлялось влияние зап. традиции 15 в. А. В. Арциховский пришёл к выводу, что миниатюры Р. л. отражают ранние реалии в изображении оружия, костюмов, интерьеров и т. д.
В 17 в. рукопись принадлежала представителям рода Радзивиллов (отсюда назв.). В 1669 по завещанию Б. Радзивилла в составе его книжного собрания попала в Замковую (Дворцовую) библиотеку Кёнигсберга (ныне Калининград). В 1697 к рукописи проявил интерес царь Пётр I, прибывший в Пруссию в составе «Великого посольства» 1697–98. В кон. 1750-х гг. рукопись была привезена в Москву для сверки перед её публикацией, задуманной М. В. Ломоносовым. Осталась в России в связи с началом Семилетней войны 1756–63, передана на хранение в Б-ку Петерб. АН. Впервые опубликована в 1767 (подготовка после смерти Ломоносова завершена И. С. Барковым и И. И. Таубертом). В 1994 осуществлено факсимильное издание текста с миниатюрами.
bigenc.ru
Радзивилловская летопись - это... Что такое Радзивилловская летопись?
Радзивилловская летопись (часто, в том числе в издании 1994, с одним л — Радзивиловская), или Кёнигсбергская летопись — летописный памятник предположительно начала XIII века, сохранившийся в двух списках XV века — собственно Радзивилловском и Московско-Академическом. Представляет собой «Повесть временных лет», продолженную погодовы́ми записями до 1206 года.
Названия — от имени полководца Великого княжества Литовского, виленского воеводы Януша Радзивилла, владевшего первым (собственно Радзивилловским) списком в XVII веке, и от города Кёнигсберга, где этот список хранился в XVIII в., пока в ходе Семилетней войны не попал в Россию в качестве трофея (1758) и не был увезен в Петербургскую академию наук[1], где опубликован в 1767.
Наибольший интерес представляют раскрашенные миниатюры (всего их 617), которыми иллюстрирован Радзивилловский список.
Судя по тому, что в Московско-Академическом списке в ряде случаев переписчиком по недосмотру пропущен текст, находящийся в Радзивилловском списке между миниатюрами, иллюстрирован был общий протограф обоих списков. (Ранее выдвигалась гипотеза, согласно которой Московско-Академический список просто является копией с Радзивилловского, ныне она оставлена).Таким образом, иллюстрации XV века являются копией с более ранних — как предполагают некоторые исследователи, оригинальные миниатюры могли относиться даже к XI веку.
Место создания списка точно не установлено, но существует мнение, что по происхождению данный памятник относится к западнорусским, возможно, что рукопись написана в Смоленске.[2]. По мнению Алексея Толочко и Натальи Яковенко данная летопись не могла быть создана в Смоленске, или в Северо-Восточной Руси, поскольку в летописи Владимир над Клязьмой упоминается как «Владимир Московский». В летописи использован западно-русское письмо и стиль, что свидетельствует, что она была создана неподалёку от резиденции митрополитов Киевских и всея Руси - Новогрудка Миниатюры Радзивилловской летописи, несмотря на схематизированный стиль, дают представление о быте, строительстве, военном деле средневековой Руси. Их называют «окнами в исчезнувший мир». Сюжеты миниатюр многообразны: батальные сцены, крестьянские восстания, народные праздники, бытовые сцены, конкретные исторические эпизоды («Битва на Немиге», «Пленение князя Всеслава Полоцкого»).
Подробному рассмотрению миниатюр Радзивилловской летописи посвящена одна из глав фундаментальной работы А. В. Арциховского[3].
Полное название Московско-Академического списка, второй важнейшей копии Раздзивилловской летописи — «Рукопись Московской Духовной Академии». На первом листе помечено «Живоначальныя Троицы» (отсюда название Троицкая летопись; не путать с погибшей в 1812 году Троицкой летописью), на последнем же листе начертано «Сергиева монастыря». До 1206 года этот список даёт тот же текст, что и Радзивилловский, практически без значительных разночтений, далее же повествование продолжается в другом стиле и тоне, доводя это повествование до 1419 года весьма самостоятельно, не повторяя оригинальной части Лаврентьевской летописи: наоборот, имеются многочисленные отличия (добавления, иные формулировки и т. д.), свидетельствующие о систематической редакционной правке предшествующего текста. На основании этих разночтений А. А. Шахматов и М. Д. Приселков пришли к выводу, что в основе Лаврентьевской летописи лежал Владимирский свод XII в., где текст летописания предшествующего времени не подвергся ещё особенно значительным и тенденциозным переделкам, а в основе Переяславского свода 1214—1216 — источника Радзивилловской летописи — лежал Владимирский свод начала XIII в., прославлявший Всеволода Большое Гнездо и составленный при его сыновьях Юрии и Ярославе[4].
По заключению А. А. Шахматова, Радзивилловская летопись восходит к летописному своду Переяславля Суздальского, составленному в 1214—1216 гг.
Научное издание текста летописи, начатое М. Д. Приселковым и завершенное через полвека после его смерти, было осуществлено лишь в 1989.
Оригинал летописи хранится в Библиотеке академии наук в Санкт-Петербурге.[2]
Издания
- Радзивилловская, или Кенигсбергская, летопись. — СПб., 1902. I. Фотомеханическое воспроизведение рукописи. II. Статьи о тексте и миниатюрах рукописи.
- Радзивилловская летопись // ПСРЛ. — 1989. т. 38.
- Радзивиловская летопись: Текст. Исследование. Описание миниатюр / Отв. ред. М. В. Кукушкина. СПб.: Глагол; М.: Искусство, 1994. Кн. 1-2. (в Кн. 1 — полное факсимильное цветное воспроизведение памятника, в Кн. 2 — полная транскрипция текста, статьи Г. М. Прохорова и Б. А. Рыбакова, искусствоведческое описание всех миниатюр).
Ссылки
Примечания
- ↑ Смоленск
- ↑ 1 2 О списках
- ↑ А. В. Арциховский «Древнерусские миниатюры как исторический источник», М., 1944
- ↑ Шахматов А. А. Исследования о Радзивилловской, или Кенигсбергской, летописи. — М., 1902
dic.academic.ru
Радзивиловская летопись Википедия
Радзивилловская летопись (часто, в том числе в изданиях 1989 и 1994 гг., с одним л — Радзивиловская), или Кёнигсбергская летопись — летописный памятник предположительно начала XIII века, сохранившийся в двух списках XV века — собственно Радзивилловском, иллюстрированном многочисленными миниатюрами, и Московско-Академическом. Представляет собой «Повесть временных лет», продолженную погодовы́ми записями до 1206 года.
Радзивилловский (Кёнигсбергский) список
Названия — от имени полководца Великого княжества Литовского, виленского воеводы Януша Радзивилла, владевшего первым (собственно Радзивилловским) списком в XVII веке, и от города Кёнигсберга, где этот список хранился в XVIII в., пока в ходе Семилетней войны не был увезен в Россию в качестве трофея (1761) и не попал в Петербургскую академию наук[1].
Место создания списка точно не установлено, но существует мнение, что по происхождению данный памятник относится к западнорусским, возможно, что рукопись написана в Смоленске[1]. По мнению Алексея Толочко, данная летопись не могла быть создана в Смоленске или в Северо-Восточной Руси (поскольку, например, в тексте город Владимир-на-Клязьме упоминается как «Владимир Московский»), а создана, скорее всего, на Волыни[2][3].
Список хранится в Библиотеке академии наук в Санкт-Петербурге[1].
Миниатюры
Наибольший интерес представляют раскрашенные миниатюры (всего их 617), которыми иллюстрирован Радзивилловский список. Это один из трёх сохранившихся древнерусских иллюстрированных списков летописей. Два другие — Хроника Георгия Амартола в Тверском списке XIV века (перевод византийского хронографа, собственно русской летописью не является) и многотомный Лицевой свод XVI века.
Судя по тому, что в Московско-Академическом списке в ряде случаев переписчиком по недосмотру пропущен текст, находящийся в Радзивилловском списке между миниатюрами, иллюстрирован был общий протограф обоих списков. (Ранее выдвигалась гипотеза, согласно которой Московско-Академический список просто является копией с Радзивилловского, ныне она оставлена[источник не указан 1092 дня]).
Таким образом, иллюстрации XV века являются копией с более ранних — как предполагают некоторые исследователи, оригинальные миниатюры могли относиться даже к XI веку.
Миниатюры Радзивилловской летописи, несмотря на схематизированный стиль, дают представление о быте, строительстве, военном деле средневековой Руси. Их называют «окнами в исчезнувший мир». Сюжеты миниатюр многообразны: батальные сцены, крестьянские восстания, народные праздники, бытовые сцены, конкретные исторические эпизоды («Битва на Немиге», «Пленение князя Всеслава Полоцкого»).
Подробному рассмотрению миниатюр Радзивилловской летописи посвящена одна из глав фундаментальной работы А. В. Арциховского[4].
Московско-Академический список
Полное название Московско-Академического списка, второй важнейшей копии Радзивилловской летописи — «Рукопись Московской Духовной Академии». На первом листе помечено «Живоначальныя Троицы» (отсюда название Троицкая летопись; не путать с погибшей в 1812 году Троицкой летописью), на последнем же листе начертано «Сергиева монастыря». До 1206 года этот список даёт тот же текст, что и Радзивилловский, практически без значительных разночтений, далее же повествование продолжается в другом стиле и тоне, доводя это повествование до 1419 года весьма самостоятельно, не повторяя оригинальной части Лаврентьевской летописи: наоборот, имеются многочисленные отличия (добавления, иные формулировки и т. д.), свидетельствующие о систематической редакционной правке предшествующего текста.
Текстология
На основании этих разночтений А. А. Шахматов и М. Д. Приселков пришли к выводу, что в основе Лаврентьевской летописи лежал Владимирский свод XII в., где текст летописания предшествующего времени не подвергся ещё особенно значительным и тенденциозным переделкам, а в основе Переяславского свода 1214—1216 — источника Радзивилловской летописи — лежал Владимирский свод начала XIII в., прославлявший Всеволода Большое Гнездо и составленный при его сыновьях Юрии и Ярославе[5].
По заключению А. А. Шахматова, Радзивилловская летопись восходит к летописному своду Переяславля Суздальского, составленному в 1214—1216 гг.
Впервые текст Радзивиловской летописи был опубликован в Петербурге в 1767 году, это было одним из первых печатных изданий летописей. Публикация 1767 года (в её подготовке участвовали Г. Тауберт и И. Барков) делалась по копии, содержит много неточностей и вставок, в том числе сомнительных известий из «Истории Российской» Татищева.
В 1902 году появилось фототипическое (черно-белое) издание летописи. Научное издание текста летописи, начатое М. Д. Приселковым и завершенное через полвека после его смерти, было осуществлено лишь в 1989.
Издания
- Радзивилловская, или Кенигсбергская, летопись. — СПб., 1902. I. Фотомеханическое воспроизведение рукописи. II. Статьи о тексте и миниатюрах рукописи.
- Радзивилловская летопись // ПСРЛ. — 1989. т. 38.
- Радзивиловская летопись: Текст. Исследование. Описание миниатюр / Отв. ред. М. В. Кукушкина. СПб.: Глагол; М.: Искусство, 1994. Кн. 1-2. (в Кн. 1 — полное факсимильное цветное воспроизведение памятника, в Кн. 2 — полная транскрипция текста, статьи Г. М. Прохорова и Б. А. Рыбакова, искусствоведческое описание всех миниатюр).
См. также
Примечания
Ссылки
wikiredia.ru