Призвание Рюрика: о чем идет спор? Призвание рюрика

мифы и факты [От рождения славян до покорения Сибири]

4.1. Призвание Рюрика

Летописи о призвании Рюрика. О призвании на княжение Рюрика хорошо знали в Древней Руси, и в первую очередь сами князья Рюриковичи. Но о родине основателя династии ничего не известно. Единственным источником сведений являются ранние списки «Повести временных лет», но они крайне лаконичны. Обстоятельства призвания Рюрика везде начинаются с записи лета 6367 от сотворения мира (859 г. от Рождества Христова), сообщающей, что варяги из «заморя» берут дань со словен, мери и кривичей, хазары же берут с полян, северян и вятичей по серебряной монете и по белке с дыма. Хазар терпели или сильно боялись, а против варягов вспыхнуло восстание, и их изгнали за море. Ниже приведён отрывок текста «Повести временных лет» из Ипатьевской летописи[65], считающейся самой полной и близкой к протографу:

«В лето 6370 [862]. И изгнаша Варягы за море, и не даша имъ дани, и почата сами в собе володети; и не бе в нихъ правды, и въста родъ на родъ, и быша усобице в них, и воевати сами на ся почаша. И ркоша: "поищемъ сами в собе князя, иже бы володел нами и рядил по ряду, по праву". Идоша за море к Варягомъ к Руси, — сице бо звахуть ты Варягы Русь, яко се друзии зовутся Свее, друзии же Урмани, Аньгляне, инии Готе, — тако и си. Ркоша Русь Чюдь, Словене, Кривичи и Всь: "земля наша велика и обилна, а наряда въ ней нетъ; да пойдете княжить и володеть нами". И изъбрашася трие брата с роды своими, и пояша по собе всю Русь, и придоша к Словеном первее и срубиша городъ Ладогу, и седе старейший в Ладозе Рюрик, а другий Синеус на Белеозере, а третей Трувор в Изборьсце. И от тех Варяг прозвася Руская земля».

Те же подробности есть в другой ранней летописи — Радзивилловской. Здесь лишь добавлено: «А от тех варяг прозвася Рускаа земля Новгородтии суть люде новгородци от рода варежска, преже бо беша словене». Новгородцы стали от рода варяжского потому, что у них князь варяг, а раньше они были словене. В Лаврентьевской летописи о Рюрике сказано: «Седе Новегороде». На самом деле Рюрик не мог княжить в Новгороде — города ещё не было (раскопки показали, что Новгород появился в начале X в.)[66]. Впрочем, Рюрик мог поселиться в Старой Ладоге или в укрепленном Городище в 2-х км от будущего Новгорода. Старая Ладога основана в конце VIII — начале IX в.[67]; Городище — не позже начала IX в.[68] Впрочем, это не приближает нас к разгадке тайны о прежней родине варяжского князя.

Ничего не сказано о родине Рюрика и в ранних новгородских летописях. Новгородская первая летопись младшего извода рассказывает, что словене, кривичи, меря и чудь, изгнав варягов за море, «начаша владети сами собе и городы ставити», но всё обернулось раздором и войнами и тогда они сказали себе: «князя поищем, иже бы владел нами и рядил ны по праву». За морем у варягов они сказали известные слова, что земля наша велика и обильна, но наряду в ней нет и получили трёх братьев «с роды своими», взявшими дружину «многу и предивну». По приходе Рюрик княжил в Новегороде, Синеус в Белеозере, а Тру вор в Изборске. «И от тех Варяг, находник техъ, прозвашася Русь, и от тех словет Руская земля; и суть новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска».

Обычно слова «земля наша велика и обильна, но наряда у нас нет» переводят «но порядка у нас нет». Это неправильно — речь идёт об отсутствии правителя. Во всяком случае, в Новгородской четвёртой летописи об этом сказано недвусмысленно: «И реша сами к себе: "поищем собе князя, иже бы володил нами и радил ны и судил в правду". И... послаша за море к Варягом... Реша Чюдь, Словене, Кривици Варягом: "вся земля наша добра и велика есть, изобилна всем, а нарядника в ней нет; и пойдите к нам княжить и володить нами". Историки Я.С. Лурье и И.Я. Фроянов отмечают, что Новгородская Четвёртая летопись содержит известия, которых не было ни в "Повести временных лет", ни в Новгородской I летописи и нет причин относиться с недоверием к сведениям о призвании князей-варягов в Новгородской Четвертой». Вопрос важнее, чем может показаться, ведь кто только не издевался над русскими недотёпами, у которых при великой и обильной земле никогда нет порядка.

Рюрик — «от рода Августа, кесаря Римского». В поздних летописях Рюрик выводится из Пруссии. В «Повесть временных лет» из Воскресенской летописи (XVI в.) вставлен кусок текста из «Послания о Мономаховом венце» о призвании князя Рюрика от рода Августа, кесаря Римского. Кесарь Август послал брата Пруса править в устье Вислы «... и до сего часу по имени его зовется Прусскаа земля. А от Пруса четвертое на десятое колено Рюрик». Меж тем в Новгороде старейшина Гостомысл созвал перед смертью местных правителей и сказал: «Совет даю вам, да послете в Прускую землю мудрыя мужи и призовете князя от тамо сущих родов». Для прекращения междоусобиц новгородцы решили призвать князя, чтобы рядил и судил их и «послаша к Немцам». Послы нашли в Прусской земле князя Рюрика от рода римского царя Августа и молили, чтобы пришёл к ним княжить. Составитель крайне неуклюже возвращается к тексту «Повести временных лет», переписав фразу, что чудь, словене и кривичи отправили послов к варягам, но дальше следует, что Рюрик прибывает «от Немец».

В Архангелогородском летописце (Устюжская летопись) начала XVI в. сказано, что послы от словен и др. призвали от варягов Рюрика с братьями княжить на Русь. И «приидоша князи немецкие на Русь княжити, з браты». Как и в Воскресенской летописи, слова «варяжский» и «немецкий» взаимозаменяемы. По-другому было на Руси XI — XII вв., когда первые летописцы писали о призвании Рюрика. Тогда варягов хорошо, даже слишком хорошо знали, особенно в Новгороде. В «Правде росьской» (1016) — первом письменном своде законов на Руси — в двух из 17 статей упоминаются варяги. Так, если пихнет муж мужа от себя или к себе, то 3 гривны, если приведёт двух свидетелей, а варяг пусть присягнёт. В Новгороде XII в. была варяжская (римско-католическая) церковь, сгоревшая в 1152 г. Церковь горела ещё трижды (последний раз в 1311 г.). Легенды о церкви легли в основу «Повести о варяжской божнице» (конец XV в.).

Началу мифа о кесарском происхождении Рюриковичей положило «Послание о Мономаховом венце», составленное около 1503 г. старцем Спиридоном (иначе Саввой), не без причины прозванным Сатаной. В XVI в. происхождение от Пруса — брата «Августа кесаря римска» приобрело статус официальной генеалогии дома Великих князей Московских. В письмах королям шведскому и польскому Иван Грозный любил поминать, что он «начавши род от Августа кесаря». Он же сказал Джону Флетчеру: «Я не русский, предки мои германцы». В исторических произведениях XVII в. — «Сказании о Словене и Русе» и Иоакимовой летописи — Рюрика выводят из Прусской земли от рода кесаря Августа.

Рюрик в «Сказании о Словене и Русе». В «Сказании» излагается мифическая история прихода славян к озеру Ильмень и основания Новгорода. Здесь же рассказано о призвании Рюрика новгородским князем Гостомыслом. Созвав старейшин, Гостомысл просил послушать его совета: «По смерти моей идите за море в Прускую землю и молите тамо живущих самодержцев, иже роди кесаря Августа... да идут к вам княжити и владети вами». Старейшины послушали старца и, когда он умер, послали послов в Прусскую землю. Они обрели там князя великого, именем Рюрика, от рода Августа. И молили его, чтобы шел на Русь княжить. Согласился Рюрик. И пришел на Русь с братьями Трувором и Синеусом. Сел Рюрик в Новгороде, Синеус на Белозере, а Трувор в Изборске. Через два года умерли Синеус и Трувор, и стал Рюрик единодержавен. Под его властью новгородцы стали говорить: «Знайте, братья, что будем мы под игом державного владетеля. От Рюрика и его рода не только утратится наше самовластие, но рабами будем». Тогда Рюрик убил храброго новгородца по имени Вадим, советников его и многих других. И правил Русскою землёю 17 лет.

В «Сказании» описано убийство Рюриком Вадима и многих недовольных новгородцев. О Вадиме Храбром нет сведений в ранних летописях. Первое появляется в Никоновской летописи, составленной в XVI в.: «Того же лета (864) оскорбишася Новгородцы глаголюще, яко быти нам рабом и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его. Того же лета уби Рюрик Вадима Храброго и иных многих изби Новгородцев советников его». На самом деле восстания в Новгороде в 864 г. не могло быть, поскольку тогда не было самого города. Впрочем, восстать могли и в Старой Ладоге.

Иоакимова летопись о призвании Рюрика. Иоакимова летопись известна лишь в записи В.Н. Татищева, и не все историки не признают её подлинность. Согласно Иоакимовой летописи, последним словенским князем до призвания Рюрика был сын Буривоя Гостомысл. Народ его любил, враги боялись, но он состарился. Сыновья Гостомысла были убиты или умерли, а три дочери выданы разным князьям в жены. Однажды пополудни ему привиделся сон, как из чрева средней дочери Умилы произрастает дерево великое, покрывает град Великий и от плодов его насыщаются люди всей земли. Восстав ото сна, призвал вещунов да изложил им сон. Они решили: «От сынов ее следует наследовать ему, и земля обогатиться с княжением его».

Гостомысл созвал старейшин земли, поведал сновидение и послал избранных в варяги просить князя. После смерти Гостомысла пришёл Рюрик с двумя братьями и сородичами. «Об их разделении, кончине и пр., — пишет Татищев, — согласно с Нестором, только всё без лет». Рюрик по смерти братьев обладал всею землею. В четвертое лето княжения переселился от старого в Новый град великий к Ильменю. И посадил по всем градам князей от варяг и славян, сам именовался князь великий. По смерти отца своего правил и варягами, имея дань от них.

Здесь интерес вызывают западнославянские имена — Буривой, Гостомысл и Умила. Буривой напоминает чешского князя Борживоя и ободритского Мстивоя; Гостомыслом (Gestimus, лат.) звали вождя ободритов, погибшего в 844 г.; Умила, похожа на искажение чешского имени Людмила. Подобные имена не нравятся норманистам, выводящим Рюрика из Скандинавии. Отсюда идёт неприятие Иоакимовой летописи. Например, о сне Гостомысла, увидевшего, как из чрева его дочери Умилы вырастает дерево великое, Татищев сделал примечание: «Таковых вымышленных после... провещаний у древних немало находится, особенно сему подобное вижу у Геродота, виденное Астиагом, королем мидийским, о Кире Великом». И.Н. Данилевский повторяет комментарий Татищева, но делает вывод, отвергающий саму Иоакимову летопись:

«Ещё в XIX в. было надежно установлено, что данная летопись, сохранившаяся лишь в "цитатах" В.Н. Татищева, представляет собой позднейшую компиляцию из русских и иностранных известий с присоединением литературных, подчас баснословных "украшений", характерных для XV и особенно XVI—XVII вв... Поэтому полагать, что совершенно мифический рассказ о вещем сне "князя" Гостомысла о будущем рождении у его дочери Умилы сына, наследующего Гостомыслу, является следом осознания и легитимации нового порядка наследования в Древней Руси, по меньшей степени, наивно. Перед нами — вольное переложение Геродотовой легенды о предсказании рождения Кира: сон Астиага «о том, как из чрева его дочери Манданы выросла виноградная лоза (Геродот 1,108)».

Спору нет, анализ языка, литературных приёмов и источников Иоакимовой летописи показывает, что она составлена в XVII в. Однако большинство летописных сводов и хроник тоже составлены поздно, что не обесценивает их содержания. Сон Гостомысла явно заимствован из Геродота, но отсюда не следует, что автор-составитель придумал Гостомысла и Рюрика. Рюрик фигурирует во всех летописных сводах, а Гостомысл известен по Софийской летописи, сохранившей фрагменты раннего новгородского летописания. Вполне правдоподобно выглядит и родственная связь Рюрика с местной династией. Очень часто завоеватели используют как предлог для вторжения свои наследственные права на страну, ставшую объектом их притязаний.

Рюрик — варяг, но кто варяги? Почти все летописи утверждают, что Рюрик варяжского рода. Выведение Рюрика из Пруссии от рода римского кесаря Августа в Воскресенской летописи и «Сказании о Словене и Русе» явно заимствовано из сочинения старца Спиридона (Саввы) «Послание о Мономаховом венце» (ок. 1503 г.). Остаётся лишь выяснить, кто такие варяги. И тут летописи способны лишь озадачить историков. О варягах в Ипатьевской летописи сказано: «Ляхове и Пруси и Чюдь приседять к морю Вяряскому. По сему же морю седять Варязи семо къ вьстоку до предела Симова, по тому же морю седять къ западу до земли Агаряньски и до Волошькые. Афетово же колено и то: Варязи, Свей, Оурмане, Готе, Русь, Агляне, Галичане, Волохове, Римляне, Немце, Корлязи, Венедици, Фрягове и прочий приседять отъ запада къ полуденью». В Лаврентьевской летописи вместо слов, что варяги «седять» «к западу до земли Агаряньски», написано: «Седять к западу до земле Агнански». В Радзивилловской летописи — почти те же слова: «До земли Агаянскы».

Из летописей следует, что варяги — народ. Живут по морю Варяжскому, т. е. Балтийскому, — от земли «Агнански» и «Волошьски» до «предела Симова». Многие понимают под «землёй агнянской» земли северогерманских племён — англов, саксов и ютов: часть их перебралась в Англию, а остальные остались в Дании. Для «волошской» земли предлагают южную Фландрию — Валлонию. Но проще видеть в «агнянской земле» Англию, а в «волошской» — землю их соседей — валлийцев. Тогда нет нужды искать варягов в Валлонии. По всей видимости, в «Повести временных лет» указано не только ядро проживания варягов, но и границы их влияния — там, где они имели отдельные поселения. Ведь сказано, что варяги жили от «земли агнянской» до «предела Симова». Из мест недалёких от Балтики лучше всего к «пределу Симову» подходит Волга; о ней в «Повести» сказано: «Волга, иже идеть на въстокъ въ часть Симову». Итак, варяги жили по Балтийскому морю; их селения встречались от Волги до Англии (или Дании).

В перечне народов в «Повести временных лет» варяги указаны вместе со скандинавами: варяги, шведы («свей»), норвежцы («оурмане»), готландцы («готе»), русь (?), англы («англяне»). В другом месте ПВЛ посланцы от чуди, словенов и кривичей «идоша за море к Варягом, к Руси сице бо звахуть ты Варягы Русь, яко се друзии зовутся Свее, друзии же Оурмани, Аньгляне, иней и Готе, тако и си». Здесь варяги вновь среди скандинавских народов, но на сей раз русь — их племенное имя, а варяги — надплеменной союз либо неплеменная (по роду занятий) общность. С русью вопрос ещё запутаннее. До призвания Рюрика русь в «Повести» встречается в трёх контекстах: 1) вместе с финскими и балтийскими народами Восточной Европы — чудью, мерей, муромой, весью, мордвой, литвой, корсью, летголой, ливами; 2) в числе скандинавских и западноевропейских народов, отдельно от варягов; 3) как племенное имя варягов.

Итак, понятия варяги и тем более русь до призвания Рюрика в летописях не определены, что позволяет длиться почти 300-летнему (или даже 500 -летнему) спору между норманиапами и антпинорманистпами.

О норманистах и антинорманистах. Не желая вдаваться в подробности старого, но до сих пор злободневного спора по «варяжскому вопросу», отмечу характерные о нём заблуждения. Первое связано с историей рождения «варяжского вопроса». Принято считать, что начало спору положил Готлиб Байер сочинением «De varagis» (1735), переведённым на русский под названием «О варягах» в 1767 г. По мнению Байера, варяги — предки шведов, сначала завоевали славян (приглашения Рюрика не было), а затем создали Русское государство. Байер не участвовал в развернувшейся позже полемике о варягах. Россия ему не нравилась — он хотел вернуться в Германию, но незадолго до отъезда умер (1738). Спор о варягах развернулся через 11 лет между норманистами Герардом Миллером и Августом Шлёцером и антинорманистом Михайло Васильевичем Ломоносовым. Начало положил доклад Миллера «Происхождение народа и имени российского», прочитанный на собрании Академии наук 5 сентября 1749 г., в день именин императрицы Елизаветы, а конца спору не видно по сей день.

Таково хрестоматийное начало «варяжского вопроса». (Никто из современных авторов не может удержаться от искушения рассказать о битве великанов — Миллера и Ломоносова, бесчестящих друг друга по-латыни и стучащих палками по конферентскому столу). И всё же «варяжский вопрос» был поднят двумя столетиями раньше. Первым антинорманистом был австрийский дипломат XVI в. Сигизмунд Герберштейн. В книге «Записки о Московитских делах» (1549) он высказал предположение, что русские призвали своих князей из Вагрии — самой западной земли ободритов (полабских славян):

«....славнейший некогда город и область вандалов, Вагрия, была погранична с Любеком и Голштинским герцогством, и то море, которое называется Балтийским, получило, по мнению некоторых, название от этой Вагрии... и доселе ещё удерживает у русских своё название, именуясь Варецкое море, т. е. Варяжское море. Сверх того, вандалы в то же время были могущественны, употребляли, наконец, русский язык и имели русские обычаи и религию. На основании этого мне представляется, что русские вызвали своих князей скорее от вагрийцев, или варягов, чем вручили власть иностранцам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком».

Первым норманистом можно считать шведского разведчика и дипломата Петра Петрея де Эрлезунду, написавшего в 1620 г. «Историю Великого княжества Московского». Там он затрагивает «варяжский вопрос». Петрей возражает против мнения, что варяги «родом из Энгерна в Саксонии, или из Вагерланда в Голштинии», т. е. земель полабских славян. «Ближе к правде, — считает он, — что варяги вышли из Швеции или имели главного вождя, который, может быть, родился в области Вартофта, в Вестертландии, или в области Веренде в Смаланде, вероятно, назывался вернер и оттого варяг, а его дружина — варяги, море же, по которому плавал, Варяжское». После Петрея шведская историография всегда была норманистской. Шведские историки оказали влияние на позицию по «варяжскому вопросу» Байера и Миллера.

В XVII — начале XVIII в. центром антинорманизма была Германия (ещё одно опровержение стереотипов о «варяжском вопросе»). В 1613 г. в Кёльне был издан «Всеобщий исторический словарь»; его автор Клод Дюре полагал, что варяги тождественны вандалам, а вандалы — вендам. При этом Рюрик происходил из Вандалии. Многие немецкие авторы выводили русскую династию из Мекленбурга, где сохранилась онемеченная династия ободритских князей. Готфрид Вильгельм Лейбниц выводил варягов из Вагрии — само слово «варяг» есть производное от Вагрии; правда, самого Рюрика он считал «благородным датским сеньором». Генеалогический антинорманизм был подвергнут критике мекленбургским историком Г.Ф. Штибером (1717). Он выступил против генеалогических доказательства происхождения Рюрика, указав на произвольность толкования генеалогии древних ободритских князей. Точка зрения Штибера была позднее поддержана немецкими учёными из петербургской Академии наук.

Другим распространённым заблуждением, связанным с «варяжским вопросом», является отождествление русских норманистов с западниками, а позднее — с космополитами, а антинорманистов — со славянофилами и патриотами. Это опасное заблуждение приравнивает научные взгляды к политической лояльности и патриотизму. Стоит заметить, что из первых трёх норманистов петербургской Академии наук лишь Байер был совершенно чужд России и, возможно, недолюбливал русских (он и не пожелал у нас оставаться). Миллер и Шлёцер относились к России и русской истории с величайшим уважением, причём Миллер натурализовался и считал себя русским. Ломоносов действительно был антинорманистом из чувства патриотизма, но Карамзин — не меньший патриот, чем Ломоносов, критиковавший Петра I за излишне западный крен его реформ, — был норманистом.

Никакой связи между отношением к «варяжскому вопросу» и политической позицией не видно у М.П. Погодина и Н.И. Костомарова, устроивших публичный диспут 19 марта 1860 г. Михаил Петрович Погодин был религиозен на великорусско-московский лад. Его политические взгляды соответствовали понятиям «православие, самодержавие и народность». Интерес к славянству и славянской истории сблизили его со славянофилами. Тем не менее Погодин был убеждённым норманистом. Полную противоположность Погодину представлял Николай Иванович Костомаров — сторонник «народоправства», противник русского самодержавия, недолюбливавший имперскую Россию. Костомаров стоял на позициях антинорманизма.

Сказанное относится к учёным и науке, а не к использованию норманизма в политических целях, что нередко имело место за пределами России. Слишком часто легенду о призвании Рюрика использовали как прикрытие для пропаганды о неполноценности русского народа, его неспособности построить своё государство. Не только шведы XVII — XVIII вв., но Гитлер и Розенберг в XX в. проповедовали норманизм как оправдание своих агрессивных целей. Поэтому антинорманистские чувства в России можно понять и ни в коем случае их нельзя высокомерно высмеивать, что позволяют себе некоторые современные норманисты. Но решение «варяжского вопроса» должно лежать сугубо в плоскости науки.

Призвание Рюрика как исторический миф. От призвания Рюрика (условно — 862 г.) до первой (Несторовой) редакции ПВЛ (1110—1113 гг.) прошло около 250 лет — период достаточный для того, чтобы события, связанные с приходом Рюрика, приобрели легендарный характер. Перед нами исторический миф. Для сохранения мифов устные традиции имеют свои достоинства: сложившийся миф они передают из поколения в поколение без изменений и новшеств. Точность воспроизведения мифа утрачивается, когда предания попадают в руки летописца. Если сказитель у всех на виду: пересказывая важное предание, он не может менять его содержание — его тут же поправят, то у летописца в монашеской келье свидетелей не было: его мог поправить лишь игумен (если он сам не был игуменом) либо князь (если монастырь считался с князем). Был ещё патриотизм земли: киевский — у киевлянина, новгородский — у новгородца, полоцкий — у полочанина. Летописцы были патриотами и отстаивали интересы своей земли как могли, т. е. в летописании.

Историки по-разному оценивают реальность событий, послуживших основой для предания о князе Рюрике. Как пишет И.Я. Фроянов, существуют три подхода к известиям летописи о призвании варягов: «Одни исследователи считают их в основе своей исторически достоверными. Другие — полностью отрицают возможность видеть в этих известиях отражение реальных фактов, полагая, что летописный рассказ есть легенда, сочиненная много позже описываемых в ней событий... Третьи, наконец, улавливают в "предании о Рюрике" отголоски действительных происшествий, но отнюдь не тех, что поведаны летописцем. Кроме того, они говорят и об использовании этого предания в идейно-политической борьбе на грани XI и XII столетий». Фроянов придерживается третьей точки зрения. Надо сказать, что она выглядит наиболее взвешенной. Вопрос лишь в том, какие события отражают дошедшие в летописях записи мифа о призвании Рюрика. Попробуем разобраться.

Не приходится сомневаться, что летописи описывают реальные контакты населения Приильменья с варягами, причём варяги с большим или меньшим успехом стремились подчинить (принудить платить дань) местных жителей. В конечном счёте власть над ильменскими словенами и соседними финскими племенами перешла к варяжскому князю Рюрику. Сам Рюрик, по всей вероятности, был лицом историческим. В пользу его существования, кроме летописей, свидетельствуют лично-родовые знаки князей Рюриковичей в виде двузубца или тризубца на печатях, перстнях-печатках, монетах, вооружении, и найденные в 2008 г. в Староладожском городище в слое середины X в. части литейной формы для отливки родового знака. Сами князья Рюриковичи не сомневались, что они происходят от Рюрика. Молекулярно-генетические исследование ДНК Y-хромосомы у 191 ныне живущего Рюриковича мужского пола показали, что большинство (68%) имеют гаплогруппу N1c, причём у потомков правящей династии Moномaxoв N1c обнаружена в 100% случаев. У 24% Рюриковичей была найдена гаплогруппа R1a1. Большинство из них потомки черниговского князя Олега Святославовича — внука Ярослава Мудрого. Остальные обследованные имеют гаплогруппы: I (6 %), Е (1,5%) и Т (0,5%)[69].

Происхождение Рюриковичей от двух прародителей по мужской линии — N1c и R1a свидетельствует, что один из них был потомком Рюрика, а другой проник в генофонд Рюриковичей незаконно. Авторы исследования, в частности его руководитель, польский профессор Андрей Бажор, считают, что Рюрик и его потомки — носители гаплогруппы N1c. В то же время С.С. Алексашин, основываясь на скандинавских сагах, считает, что N1c появился у Рюриковичей в результате супружеской измены жены Ярослава Мудрого Ирины (Ингигерды) с норвежским принцем Олафом (он был в Киеве в 1029 г., а в 1030 г. родился Ярослав). Выяснение гаплогруппы Рюриковичей важно в связи с «варяжским вопросом», поскольку N1c часто встречается среди финских народов (у восточных финнов — 71%), a R1a — у западных и восточных славян (у лужицких сорбов — 63%). Правда, у шведов всего 14% мужчин имеют N1c, но сторонники шведской родины Рюрика допускают смешанное шведско-финское происхождение конунга и его викингов[70].

Рассказ о призвании Рюрика с братьями напоминает другие легенды о призвании чужеземных князей. Гиральд Камбрийский в «Истории и топографии Ирландии» (1185) описывает предание о мирном покорении Ирландии норманнами. Приехали с торговыми целями три брата, и решили ирландцы для подъёма торговли дать им землю. Олаф (Amelavus) стал править в Дублине, Сигтриг (Sitaracus) — в Ватерфорде, а Ивар (Ivorus) — в Лимерике. Потом уже силой они довершили покорение страны. Видукинд Корвейский в хронике «Деяния саксов» (967) сохранил сказание о призвании саксов в Британию. Хроника сообщает о посольстве бриттов к саксам с предложением «владеть их обширной великой страной, изобилующей всякими благами». Саксы прогнали врагов бриттов, а потом сами захватили британскую землю. В «Церковной истории народа англов» Беды Достопочтенного (731) сообщается, что саксы послали на помощь бриттам три корабля под водительством братьев Хенгиста и Хорсы (третьим вождём мог быть их отец).

Мало сомнений, что братья Рюрика — Синеус и Трувор — мифические персонажи. Давно предложена версия, что Синеус — это sine hus — «свой род», а Трувор — thru waring — «верная дружина». Эти шведские слова звучат в точности как имена братьев во фразе: «Рюрик пришёл со своими родичами (sine use) и верной дружиной (thru war)». Есть авторы, верящие в подлинность Синеуса и Трувора; одни выводят их имена из скандинавских, другие — из славянских источников. Всё же историчность братьев Рюрика сомнительна, так же как их одновременная смерть в 864 г. Относительно имени Рюрик существуют скандинавские и западнославянские версии, причём называют исторических прототипов легенды. Из скандинавов фигурирует датский конунг Рёрик Ютландский, хотя он плохо подходит по возрасту (ему было 78 лет, когда родился Игорь) и по месту деятельности (Фризия, Дания), и Эйрик Эмундарсон, конунг шведской Уппсалы, описанный в «Саге об Олафе Харальдссоне» (ок. 1220 г.). О нём сказано, что он покорил «Финланд и Кирьялаланд, Эйстланд и Курланд и много земель в Аустрленд». Аустрлендом в сагах называли Русь. По возрасту Эйрик лучше подходит, чем Рёрик, но нет доказательств, что он длительно жил на Руси.

О происхождении Рюрика от западных славян известно предание мекленбургских крестьян, записанное в 30-х гг. XIX в. французским писателем Ксавье Мармье. Предание повествует, что в VIII в. ободритами правил король по имени Годлав. У него было три сына — Рюрик, Сивар и Трувар. Братья отправились искать славу и после многих странствий пришли в Россию, страдавшую от жестокой тирании. Братья помогли местным жителям поднять восстание и свергнуть угнетателей. Освободив страну, братья решили вернуться к отцу, но народ упросил их остаться и занять место прежних королей. Так Рюрик получил Новгородское княжество (la principaute Nowoghorod), Сивар — Псковское (de Pleskow), Трувар — Белозерское (de Bile-Jezoro). Сказание слишком согласуется с историей призвания варягов у Н.М. Карамзина, чтобы быть правдой. Тем более что мекленбургские крестьяне, полностью онемеченные ещё в XVI в., не могли помнить древних славянских легенд. Автором сказания, скорее всего, был сам Мармье.

Никоновская летопись сообщает, что вокняжение Рюрика не прошло гладко. Там записано: «В лето 6372 (864)... оскорбишася Новгородци, глаголюще: "яко быти нам рабом, и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его. Того же лета уби Рюрик Вадима храброго, и иных многих изби Новгородцев съветников его". Через три года, в 867 г., в летописи появляется следующая запись: "Избежаша от Рюрика из Новагорода в Киев много Новгородцкых мужей". И.Я. Фроянов задаётся вопросом: кто был Вадим? И находит ответ в «Истории Российской» В.Н. Татищева: «В сии времяна словяне бежали от Рюрика из Новагорода в Киев, зане убил Вадима храброго князя словенского». Отсюда Фроянов приходит к заключению, что «Рюрик, убив Вадима и соправительствующих с ним старейшин, сам становится князем». Иными словами, что до убийства Вадима Рюрик не обладал статусом правителя для местного населения. Это означает, что он был приглашён словенами как предводитель наёмной дружины. Призвание Рюрика на княжение относится к числу исторических мифов.

О позиции автора по «варяжскому вопросу» и происхождению руси. Было бы нечестно уйти от ответа по этим дискуссионным темам. Обозначу его несколькими фразами. Никто, включая антинорманистов, не спорит, что после призвания Рюрика варяги, попадавшие на Русь, были скандинавы. Согласно Ю.В. Коновалову, все известные варяги на Руси в X — начале XI в. были выходцы из небольшого региона, охватывающего юго-восточную Норвегию (Вик) и юго-западную Швецию (Вестерготланд). Они были связаны родственными отношениями: людей со стороны среди скандинавской элиты на Руси не было[71]. Скорее всего, к их числу принадлежали и варяги, пришедшие вместе с Рюриком в середине IX в. В пользу этого предположения свидетельствуют скандинавские археологические комплексы IX в. в Старой Ладоге, могильниках в Гнездово и близ Ярославля. Впечатляют и выполненные в скандинавском орнаментальном стиле борре части глиняной формы X в., предназначенной для отливки родового знака Рюриковичей[72]. Что касается западнославянского влияния в Приильменье, то оно бесспорно, но миграция западных славян предшествовала приходу варягов. Среди викингов, позже приходивших на Русь, также были люди с вендскими корнями.

Происхождение слова «русь» мне неясно, хотя кажется вероятной версия о его профессиональном значении: русь — члены воинской элиты. Приведу пример, описанный В.В. Фоминым. В известиях некоторых летописей о войнах владимирских князей с мордвой в XIII в. есть таинственное сообщение о Пургасовой Руси. Пургас — мордовский князь, воевавший с нижегородцами и с другим мордовским князем — Пурешем. В 1229 г. сын Пуреша с половцами нанес поражение Пургасу. В Лаврентьевской летописи об этом сказано: «Победи Пургаса Пурешев сн с Половци. И изби Мордву всю и Русь Пургасову, а Пургас едва вмале оутече». Так же лаконичны Московский летописный свод конца XV в. и Никоновская летопись (Толстовский список). После этого эпизода Пургасова Русь навсегда исчезает со страниц летописей.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

Призвание Рюрика с братьями (не по Нестору)

В Иоакимовской летописи говорится, что до Рюрика у новгородских славян существовала целая династия князей. (См. главу «Древнерусские князья».)

У последнего князя Гостомысла (844–863) в старости не осталось наследника. Его сыновья были убиты в сражениях или померли от болезней. Согласно Иоакимовской летописи еще при жизни Гостомысл хотел передать власть одному из своих внуков. После смерти Гостомысла новгородцы сначала хотели «володети сами по себе», но когда меж ними начались распри, они решили выполнить наказ Гостомысла и пригласить на княжение его внука из родственного славянского племени «из Вагрии, вандальской (славянской) провинции, расположенной рядом с Любеком и Голштинским герцогством», где была замужем за князем бодричей (ободритов) дочь Гостомысла Умила. Да и сам Гостомысл ранее был какое-то время вождем ободритов. «Вандалы в то время были очень могущественны и имели то же наречие, обычаи и веру, что и русские». (Выдержки из книги «Записки о Московитских делах» Сигизмунда Герберштейна, посла Габсбургов в Россию, XVI век).

Новгородские волхвы выступали против Рюрика, называя его «Эрик – не русич». Вероятно потому, что стремились вернуть древнее вечевое правление, еще потому, что он привел с собой варяжскую дружину и, очевидно, по-русски говорил с трудом, и женой у него была норвежская принцесса Эфанда.

Но Рюрик не простой русич, а потомок князя Словена и внук Гостомысла, то есть его прямой наследник, сын средней дочери Гостомысла Умилы, выданной замуж за Годлава (Годослава), князя славянского племени бодричей, жившего на побережье Балтийского моря в районе города Рарог (округ Нойштрелиц в земле Мекленбург). Образ Рарога-Рерика как огненного духа, ранее, возможно, и божества, был общеславянским. Степан Александрович Гедеонов (1816–1878 – историк, драматург, искусствовед, первый директор Императорского Эрмитажа) отстаивал идею о том, что Рерик (сокол) было прозвищем ободритского князя Дражко, в честь которого названа столица, а также племенным тотемом собственно ободритов. Гедеонов предполагает, что прозвище Рерик могло быть родовым в семействе ободритских князей, родичей Рюрика. О призвании Рюрика свидетельствует Иоакимовская летопись, а также мекленбургская легенда, описанная в книге К. Мармье «Письма о Севере». (Брюссель. 1840). Легенда о призвании на Русь трех братьев подтверждается ободритскими мекленбургскими устными преданиями, записанными Ю. П. Миролюбовым, которые говорят, что Рюрик – это сын Годлава (или Годослава) и дочери Гостомысла Умилы, выданной за князя бодричей. Сам Годослав был убит Готфридом Датским. Но имеются данные, что братьев было двое, а Эммануил Синеус был их отцом. (См. главу «Древнерусские князья»)

Как оказывается, Рюрик был не первым, кого новгородцы приглашали князем. До него был приглашен Бравлин I (676–700 г.), тоже выходец из Вагрии. Да и сам Гостомысл до прихода к ильменским словенам с 830 по 844 год был королем вендов и ободритов.

У Нестора о завещании Гостомысла нет ни слова, а упоминаются только «варяги из-за моря» (которых немцы-историки объявили скандинавами-норманнами, хотя и Нестор отмечал, что варяги – это просто разбойники без отличия по этническим признакам). Согласно летописи от тех варягов Земля Новгородская стала называться Русь или Русская Земля, а до этого новгородцы были словене.

Арабы хорошо знали племя русь и относили их к славянам, а мусульманские источники говорят о том, что «руссы состоят из трех родов: руссы, славяне и артанцы». Западно-европейские хроники и скандинавские саги упоминаютславянское племя русов (или ругов, ругенов, русинов, россов), которое издревле располагалось на южном побережье Балтийского моря и было завоевано германцами только в 1168 году. Княгиню Ольгу немецкие хроники называли «регина ругорум», т. е. «княгиня ругов», добавляя, что она происходит из славянского племени кривичей.

О расселении племён в то время у Нестора сказано следующее:

«А в древлянах, кривичах, дреговичах и северянах особые князи, а также и у славян в Новгороде князи были отдельно. На Полоте же полочане, от которых кривичи сидят на верх Волги, Двины и Днепра; их же град есть Смоленск, ибо тут сидят кривичи. Также северяне отдельно по Десне, на Беле озере сидят весь, на Ростове и на Клещнине озёрах сидят меря. По Оке реке, где втекает в Волгу, мещера своего языка, мурома, черемиса своего языка, мордва своего языка. У сих же только славянский язык в Руси: поляне, древляне, новгородцы, полочане, дреговичи, северяне, бужане, так как сидят по Бугу, затем же волынцы. А оные суть иные народы, которые дань дают Руси: весь, меря, мурома, черемиса, ямь, мордва, печора. литва, зимегола, корсь, нерома, ливы тогда свой язык имели».

«Радимичи ж и вятичи от поляков перешли…по Соже прозвались радимичи, а…по Оке – вятичи. И жили тогда в мире поляне, древляне, северяне, бужане, радимичи, вятичи, хорваты, и дулебы, которые жили тогда по Бугу, где ныне волыняне, а лютичи и тиверцы сидели тогда по Бугу и Днестру, даже до моря…Все же вместе от греков называемы были Великая Скифия».

Рюрик посадил во всех городах для управления и сбора дани своих братьев Синеуса (в Белоозере) и Трувора (в Изборске) и других своих дружинников в более мелких поселениях. Два его воеводы Аскольд и Дир отправились вниз по течению Днепра и овладели городом Киев, жители которого были потомками Кия, Щека и Хорива и платили дань хазарам. Но А. Максимов в книге «Русь, которая была» считает легенду о трех братьях-основателях Киева фантазией Нестора, навеянной рассказом Библии о трех сыновьях Ноя, и утверждает, что нашел ошибку в переводе Лихачева и слова «их потомки» относятся не к киевлянам, а к этим братьям, которые по смыслу являются хазарского рода и киевляне платят дань их потомкам. Это уточнение согласуется с усилением в это время хазарского господства в Причерноморье и на Днепре, подкрепляемого данными археологии.[48]

Согласно летописи во время правления Рюрика к Новгородской Руси были присоединены земли угро-финских племен мери, веси и мурома. Рюрик, женатый на норвежской княжне Эфанде, после смерти оставил малолетнего сына Игоря (род.878 г.), который затем стал князем.

Можно согласиться с мнением некоторых исследователей, которые считают, что вопрос о «национальности» Рюрика, Трувора и Синеуса лишен смысла. Они вынуждены были стать русскими, а их появление в качестве правителей должно было восприниматься также легко, как и не вызывавшие раздражения у основной массы русских такие нерусские правители как Екатерина II, Троцкий или Сталин.

Другое дело, что в современном геополитическом состоянии у России немало противников и для них всякое удревление российской истории нежелательно. Им хотелось бы, чтобы русские считались жалкой нацией рабов, которая если чем-то и обладала хорошим, то только благодаря инородцам. Даже само название славян многими западными источниками трактуется происходящим от английского слова «slave» или немецкого «sklave», т. е. раб. Характерно расистское высказывание американского историка Роберта Конквиста: «Неправда, что все люди суть люди. Русские – не люди, это чуждые существа».

Подозрения многих историков по поводу позднейшего редактирования рассказа Нестора о приглашении «варягов» на княжение имеют под собой основания. Но не сам факт приглашения князя из другого племени, так как это был не первый известный случай обращения с подобной просьбой к бодричам, к тому же подтвержденный другими источниками.

Думается, что изменения были сделаны именно с целью скрыть приход к новгородцам Рюрика из явно славянского племени бодричей. Исключение упоминания имени племени и позволило немцам-историкам приписать этим «варягам» скандинавское присхождение. Мало того, фраза о том, что с их приходом новгородцы стали называться русью, укладывалась в «норманнскую теорию» о начале Руси от скандинавов. При этом старались замалчивать, что Русь, как собирательное название многих восточно-славянских племен (а теперь выясняется, что и не только их!), существовало задолго до Рюрика, и даже задолго до появления многих европейских народов, не то что стран.

Справедливости ради необходимо отметить, что несколько ведущих российских историков прямо высказывались о недостоверности легенды о призвании варягов.

Подробнее это рассматривается в главе «Приильменье. Русы и Русь. VII–VIII в.»

* * *

Представляется, что для подготовки читателя к восприятию основного содержания этой работы правильным будет построение материала от фактов к обобщениям. Поэтому предлагается вначале ознакомиться с фактами и свидетельствами древних историков, данными археологии, лингвистики, генетики и эпиграфики.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

о чем идет спор?. Призвание варягов [Норманнская лжетеория и правда о князе Рюрике]

Призвание Рюрика: о чем идет спор?

Дискуссии в связи со Сказанием о призвании Рюрика с братьями в работах норманнистов пытаются представить как спор об этнической принадлежности Рюрика. При этом заявляется, что для исследования древнерусского политогенеза вопрос об этнической принадлежности этого героя совершенно неважен. – Какое, дескать, имеет значение, кто был папа у Рюрика?! Справедливое заявление, если бы спор шел именно об этом. Однако спор-то идет совсем о другом: авторы, протестующие против «пережевывания этноопределительной жвачки» (см., например: Мельникова Е.А. Ренессанс средневековья // Родина. 2009. № 5) в варяжском вопросе, передергивают карту, хотя, возможно, не всегда осознанно.

Для меня, уже много лет занимающейся исследованиями генезиса наследного института власти в первобытных обществах, без всяких уговоров ясно, что этническая принадлежность не являлась решающим фактором при передаче власти от одного правителя другому. Решающим фактором была родовая принадлежность. Как, впрочем, и в вопросе с любым наследованием: права собственности, других имущественных прав и обязанностей. Иногда в соответствии с наследственным правом наследников могут разыскивать в разных странах, но в кругу тех, кто по существующим законам имеет право претендовать на наследство.

Также и в вопросах о наследовании власти. Однако до сравнительно недавнего времени в представлениях на происхождение институтов власти над наукой тяготел подход эпохи Просвещения – теория общественного договора, согласно которой институт наследных правителей не существовал в первобытную эпоху, а наследные правители появились благодаря договору, чтобы прекратить первобытный беспорядок и войну всех против всех, что и знаменовало собой рождение государственности. Сейчас благодаря развитию теорий поэтапного развития позднепервобытного общества (теория вождества) стало известно, что верховная власть, носящая наследный и сакрализованный характер, появляется в самых недрах первобытного общества, т. е. задолго до появления государства и вообще выполняет самостоятельную функцию, ничего общего с зарождением государственности не имеющую. При этом легитимность правителя уже с глубокой древности обосновывалась принадлежностью к системе генеалогических связей, возникающей благодаря междинастийным бракам.

Княжение Рюрика с братьями (миниатюра Радзивилловской летописи)

Однако власть традиции сильна, и часть ученых по-прежнему не может расстаться с XVIII веком по вопросу о появлении института наследных правителей. К этой части относятся и норманнисты. Но в случае с ними речь идет не просто о силе привычки. Дело в том, что «теория общественного договора», у истоков которой стояли влиятельные английские и французские мыслители, оказала мощную идейную поддержку пронизанной мифотворчеством шведской историографии XVII в. – предтече всего норманнизма.

Сложилось так, что чуть ли не в течение целого столетия до Байера шведские литераторы и историки (П. Петрей, И. Мессениус, О. Верелий, О. Рудбек, И. Перингшельд, А. Моллер, А. Скарин и др.) занимались отысканием «доказательств» того, что варяги из древнерусских летописей были шведского происхождения. Наряду с этим, представители шведской науки и культуры стремились привлечь к этой части своих исканий и внимание западноевропейских ученых кругов, чтобы получить международное признание для «шведо-варягов», как ранее было получено признание для «шведо-готов» И. Магнуса и «шведо-гипербореев» О. Рудбека[87]. Обычным способом распространить свои новые «открытия» в ученых кругах Европы в то время была, естественно, переписка. Случай привел к тому, что одним из адресатов шведских историков, увлеченных идеей великого «варяжского» прошлого предков шведов, сделался и Байер еще в бытность его в Кенигсберге.

О том, как повлияла эта переписка на Байера и какое значение она имела для появления его статьи «О варягах» (1735), более подробно рассказывается в статье данного сборника «Как востоковед Байер внедрял шведские инновации». А об интимной связи теории Общественного договора и норманнизма мною уже опубликован целый ряд статей.

Определяя эту связь в двух словах, следует сказать, что отрицание данной теорией наследных правителей в до-государственных обществах позволило шведским историкам конца XVII–XVIII вв., а вслед за ними и Байеру начать огульно отрицать все источники и публикации (а это были Мюнстер, Стрыйковский, Селлий, исследователи мекленбургских генеалогий Маршалк, Латом и др.), в которых говорилось о Рюрике как наследном князе. Проще говоря, отрицать его происхождение из Вагрии, поскольку все источники вели именно туда.

И здесь мы сразу же можем определить первый пункт спора о призвании Рюрика, навязанный науке норманнизмом: в этом споре норманнисты отстаивают первичность догмы над источниками: источники – долой, и тогда любая фантазия может выдаваться за научную истину в последней инстанции.

Продолжим далее рассмотрение диспозиции названного спора. Сейчас современная наука знает, что институт наследных правителей не возникал из договора или, как пишет американский исследователь Р.-Л. Карнейро: «…Никакой подобный договор никогда не подписывался человеческими группами, и теория Общественного договора сегодня не более, чем историческая диковина»[88]

Однако эта «диковина», исчезнувшая из исторических исследований в других странах, продолжает по-прежнему служить изложницей для штамповки идей о происхождении древнерусского института княжеской власти: племена славян и финнов вели междоусобные войны, замириться не могли, заключили договор с неким предводителем военных отрядов откуда-то со Скандинавского полуострова (у многих – из Средней Швеции, то бишь из несуществовавшего Рослагена), и как результат этого договора возник институт древнерусской княжеской власти (см. работы Кирпичникова, Мельниковой, Петрухина, Джаксон и др.).

Я в своих работах назвала эту концепцию концепцией «Князя по найму», что и подтверждается работами из числа упомянутых выше авторов, где можно прочесть буквально следующее: «уставшие от усобиц словене и прочие решают «поискать себе князя»… Заключение договора (докончания) между князем-«наемником» и новгородской знатью превращается со временем в норму»[89]. Стыдливые кавычки, используемые Е.А. Мельниковой в данной статье, не помогают скрыть тот факт, что Рюрик для нее безо всяких кавычек именно безродный наемник, и это хорошо видно из других работ: «Договор с Рюриком… заложил основы для возникновения раннегосударственных структур, в первую очередь института центральной власти… (а Рюрик был. – Авт.)…предводитель одного из многих военных отрядов скандинавов, …который сумел силой, хитростью или дипломатическими талантами добиться власти»[90].

Как видим, основные элементы теории Общественного договора налицо: раннегосударственные структуры появляются вместе с институтом верховной власти, возникая из договора между воюющими сторонами. И вот мы подошли к формулировке следующего пункта инициированного норманнизмом спора о призвании Рюрика.

Спор с норманнистами о призвании Рюрика – это спор за право использовать достижения современной теоретической мысли при изучении всех аспектов древнерусской истории. Сейчас концепции поэтапного развития позднепервобытных обществ (в частности, концепция вождества) привлекаются в современных работах по древнерусскому политогенезу, но в урезанном виде, т. е. в обход таких вопросов, как вопрос о наследных правителях до Рюрика или проблем сакральности княжеской власти в древнерусской традиции, при этом, естественно, вопросы идеологии, веры правителей того периода остаются совершенно в стороне исследования.

Правда, вопрос о княжеском правлении до призвания Рюрика рассматривал, например, И.Я. Фроянов, а вопрос о сакральных функциях монарха ставил А.П. Толочко[91]. Но как только оба автора доходили до Сказания о призвании Рюрика с братьями, то их рассуждения сразу же принимали привычный облик: приглашение скандинавского конунга с дружиной. Норманнистская концепция о варягах как выходцах из Скандинавии, законсервировавшаяся в советской историографии под влиянием статьи Маркса, ложилась камнем преткновения на пути исследования института древнерусской княжеской власти до призвания Рюрика. А в настоящее время даже и от таких незавершенных попыток отказались, поскольку, похоже, вернулись к самой нелепой трактовке Сказания о призвании варягов – к трактовке сокрытия за рассказом о призвании Рюрика завоевательной экспансии норманнов – прежде всего, шведов.

Нелепой я эту трактовку называю потому, что она идет не только вразрез с древнерусскими и западноевропейскими источниками, но еще и со всем тем, что сейчас известно об истории стран Скандинавского полуострова, в частности, об истории Швеции.

Два выявленных выше пункта можно свести к одному выводу: нынешний спор о призвании Рюрика означает, по сути, спор ненауки, изгнавшей источники в угоду косной догме и препятствующей полнокровному использованию в исторических исследованиях новых теоретических открытий, с наукой, отстаивающей свое право учитывать весь комплекс имеющихся источников и работать в русле всех новых направлений исторической мысли.

Исходя из высказанного вывода, полагаю важным начать разговор о современном подходе к проблеме генезиса института наследной власти и постепенно показать, что этническая принадлежность кандидата на престол, например того же Рюрика, не играет преимущественной роли, поскольку каждый такой кандидат имеет, как правило, родовые связи со многими престолами и, следовательно, «полиэтничен». Важнее всего в этом плане определение родословия избранного кандидата на престол и его места в этом родословии.

Выше было сказано, что институт верховных правителей существует в рамках наследственно-родовых традиций, уходящих своими корнями в глубокую древность. Он создается благодаря выделению в этнополитической организации одного правящего рода – предтечи династий – из множества других кровнородственных коллективов, и выступает организующим началом при создании более сложных этнических образований – сложных или суперсложных вождеств и т. д., объединяя людей и давая им возможность общения и взаимодействия на значительных территориальных пространствах. Вот несколько примеров из мировой истории.

Уже на заре индоевропейской истории, у ведийских ариев, находим мы, согласно «Ригведе», особые царские и жреческие роды, где властные и сакральные полномочия переходили от отца к сыну. После смерти души родоначальников царских и жреческих родов обожествлялись и становились особым объектом поклонения – «отцами», живущими на высоком небе и пирующими с царем мертвых Ямой. Эта традиция наследственной власти в рамках определенного рода проявляет абсолютную устойчивость и прослеживается впоследствии в истории всех индоевропейских народов на протяжении последующих эпох.

«Илиада» и «Одиссея» оставили нам образы крито-микенских неограниченных наследственных правителей (XX–XII вв. до н. э.), сакральных царей, ведущих счет родства от божественного (или обожествленного) мужского первопредка Зевса. Здесь могут возразить, что в науке крито-микенская эпоха характеризуется наличием как государственности, так и раннеклассового общества (что сейчас подвергается сомнению, но это – другая тема). Однако последующая за ней гомеровская эпоха (XII–IX вв. до н. э.) известна значительным упадком хозяйственного развития, более примитивным социальным укладом и эгалитаризацией общества, но институт наследственного правителя в этот период также сохраняется. Другое дело, что наука его не замечает. Этот период фигурирует как классический пример бесклассовой военной демократии, где правители являются выборными. Получается железный порядок, унаследованный от схоластики XVIII века: в первобытном обществе все правители только выборные, а в классовом – все наследственные.

Напомню, что нам известно об институтах власти в гомеровскую эпоху. Во главе небольших поселений гомеровского общества, так же, как во главе крупных централизованных монархий крито-микенского периода, стояли цари – басилеи, «рожденные Зевсом». Эти «самые царственные» – «basileutatos» – избирались советом басилеев, состоявшим из глав родов, входивших в общину и составлявших ее аристократию. Со смертью басилея, как родового так и верховного, власть передавалась сыну скончавшегося. Вот и получается, что выборность правителя в эгалитарном обществе не отменяла наследственного принципа, а шла с ним рука об руку, поскольку выборы осуществлялись в рамках одного определенного правящего рода. Причем обратим внимание, правители небольших греческих общин рассматривали себя также потомками великого Зевса, т. е. считали себя непосредственными потомками, наследниками крито-микенских царей.

Так функционировали архаичные общества: экономика и социальные структуры могли приходить в упадок, мельчать и понижаться, а сознание хранило память и не прерывало связи с традициями, восходившими к предыдущим эпохам. Однако бросим еще один взгляд на крито-микенскую эпоху: так ли уж гомогенна была там наследственная традиция в организации верховной власти? Историки до сих пор проходят мимо того факта, что властные полномочия крито-микенских правителей были ограничены определенными временными периодами. Источники сохранили сведения о том, что критский царь Минос в конце восьмилетнего периода слагал с себя царскую власть, удалялся в пещеру Зевса, чтобы дать ему отчет в том, как выполнялась его воля, и затем снова получал царские полномочия из рук божественного «отца».

За метафорами этой легенды нетрудно увидеть наличие принципа, сочетавшего в себе и наследственность, и выборность, когда легитимность правителя определялась, с одной стороны, его принадлежностью царственному роду Зевса, а с другой – ограничением его властных полномочий определенным временным периодом, что характерно для выборной власти. Не будет большой смелостью предположить, что в пещере Зевса такой правитель периодически получал властные полномочия из рук некоего представительского органа, состоящего, скорее всего, из представителей жреческих и кровнородственных коллективов.

Объяснение возникновению этого древнего наследственно-выборного принципа мы можем почерпнуть из материалов Дж. Фрэзера[92]. По древнейшим представлениям, благополучие социума, плодородие земли, скота, детородность женщин имели прямую связь со здоровьем и силой сакрального царя. Поэтому состарившихся и ослабевших правителей сплошь и рядом убивали, а на их место ставили молодых и здоровых представителей правящего рода. Со временем в сознании общества родилась идея заменить этот жестокий обычай более гуманным: царь стал получать власть на определенный период, по истечении которого он отказывался от власти, но если его правление было годами процветания и удач, то его пребывание у власти продлялось по «воле» божественных предков, проводниками которой выступали какие-либо представительные органы данного общества.

Эти материалы со всей очевидностью показывают, что в процессе развития наследственно-родовой принцип действует в диалектическом взаимодействии с выборным. Но мало этого, мы видим, что в действительности выборный принцип мог быть и более поздним феноменом по отношению к наследственно-родовому, а не наоборот, как учит нас утопическая историософия эпохи Просвещения. Кроме того, мы видим, что институты власти, потестарные традиции имеют свою собственную природу и сущность, а не светят отраженным светом социально-экономических процессов, и должны изучаться в рамках собственной эволюции.

Оставим на этом Древнюю Грецию и обратимся к более близкой нам Восточной Европе, являющейся лоном отечественной истории, и к известному примеру – Скифии. Геродот, описывая население Скифии, рассказывает о так называемых царских скифах, отмечая, что это «…самые лучшие и многочисленные Скифы, считающие прочих Скифов своими рабами»[93]

В этом описании нетрудно узнать тот же династийно-родовой принцип организации верховной власти, когда представители определенного рода выступают как верховная надсоциумная власть в разноплеменном, часто – полиэтническом социуме, объединяя его в единую систему на большой территории.

Эту же наследственно-родовую традицию организации верховной власти можем найти и у Страбона. Так, рассказывая о древней Иверии на юге Кавказа, он отмечал: «Жители страны делятся также на четыре класса: один из них, считающийся первым, – тот, из которого ставят царей, выбирая ближайшего по родству (с прежним царем) и старшего по летам»[94].

Итак, наследственно-родовая традиция прослеживается в Восточной Европе и в областях, непосредственно соседствующих с ней, начиная с самых древнейших времен и вплоть до первых веков нашей эры. Справедливо заключить, что ее наследие не могло миновать и истоки отечественной истории (подобные традиции проявляют устойчивость, обладают преемственностью на протяжении тысячелетий – феномен, заслуживающий серьезного изучения).

И действительно, русское летописание, рассказывая о периоде, предшествующем призванию Рюрика, сообщает о многих княжениях, о которых летопись по Лаврентьевскому списку говорит так: «И по сихъ братьи (Кий, Шек и Хорив. – А.Г.) держати почата родъ ихъ княженье в Поляхъ. (а) в Деревлях свое. А Дреговичи свое. А Словени свое в Новегороде а другое на Полоте иже Полочане в нихь же…»[95]

Патриаршая летопись передает эти сведения примерно также: «По сихъ же родъ их нача владети въ Полянехъ кня-жениемъ; а въ Древленехъ свое княжение, а Дреговичи свое, а Словенъ въ Новеграде свое, а другое на Полоте, еже есть Полочане…»[96]

Совершенно очевидно, что «род» здесь употребляется в смысле «правящий род» или «княжеский род». Однако многие современные исследователи, мыслящие по шаблонам теории общественного договора, согласно которой в догосударственный период истории царил демократический способ правления (кстати, так и не получивший в науке конкретной разработки и представляемый достаточно аморфно, по крайней мере, для древнерусской истории), и эти свидетельства летописей пытаются подстроить под привычную догму. Например, Н.Ф. Котляр пишет: «Поляне, древляне и другие общности Нестора представляли собой союзы восточнославянских племен… Можно думать, что на стадии существования союзов племен общественный строй восточных славян сохранял демократические черты… власть вождей на этом этапе еще не была индивидуально наследственной – ее унаследовали определенные роды….Источники, западные и древнерусские, постоянно называют князьями племенных вождей, но это вовсе не означает, что они ими были. Князь в подлинном значении этого термина (выделено мной. – Л.Г.) появится в восточнославянском обществе лишь тогда, когда начнет рождаться государственность»[97]. Ну XVIII в. – ни взять, ни отнять!

Вот и Г.Ф. Миллер точно также писал около 250 лет назад: «…тогдашний образ правления в Новгороде был общенародный, и что Гостомысла признать не можно владетельным государем». Но во время Г.Ф. Миллера теория Общественного договора была будоражащей умы новинкой, а в наше время, по меткому выражению P.A. Карнейро, она не более чем «историческая диковина». И именно влияние этой «диковины», как подчеркивалось выше, не позволяет современным исследователям увидеть наличие в летописных княжениях института наследственной власти, который был представлен выделившимся в социуме правящим родом и традицией передачи власти из поколения в поколение между «индивидами» – членами данного рода. Если верить господствующей ныне концепции «князя по найму», власть в летописных княжениях передавалась в рамках рода между неподлинными князьями, а потом появился безродный Рюрик, и его безродность придала подлинности княжеской власти. Одним словом – диковина!

Здесь же хотелось бы отметить, что пресечение правящей линии и отсутствие бесспорных кандидатов на место общесоциумного или верховного правителя могло приводить и к конфликтной ситуации, когда возникали притязания различных кандидатов и стоявших за ними группировок, внутренний баланс нарушался, противоречия между различными группами резко обострялись, «…и въста родъ на родъ (и) быша в ни усобицъ и воевати почаша сами на ся…» Но через некоторое время конфликт, как правило, прекращался в силу общего осознания необходимости восстановления прежней системы управления: «и ръша сами в себъ поищемъ собъ князя иже бы володелъ нами и судил по праву…»

В Ипатьевской летописи говорится: «иже бы володел нами и рядил по ряду по праву», что дало основание некоторым исследователям толковать термин «ряд» как «договор», идя явно вразрез с контекстом летописи. Следует отметить, что само по себе слово «ряд» очень многозначно. Это слово/ основа «ряд» в русском языке восходит к архаичному индоевропейскому корню «rt», образовавшему одно из ключевых понятий еще в ведийской модели мира rta/rita– основной закон мироздания. Этот изначальный термин, трансформируясь и переосмысливаясь в процессе разделения древней индоевропейской общности, стал лоном для целого ряда понятийных систем в различных индоевропейских языках и породил за тысячелетия целый спектр понятий, где просматриваются как скалярные значения (наряд, т. е. власть), так и векторные: очередность, череда, ряд чисел и т. д.

Контексту упомянутого летописного фрагмента принадлежат синонимы именно векторного значения «ряд», поскольку это делает контекст логичным и осмысленным. Облеченные полномочиями представители словенского княжения принимают решение подобрать кандидатуру правителя с титулом князя на основе легитимности и в порядке очередности в системе генеалогического родства («иже бы володел нами и рядил по ряду по праву»). Никоновская, или Патриаршая, летопись, как уже говорилось выше, очерчивает и круг тех генеалогических связей, которые были актуальны для разрешения кризиса власти: «И по сем събравъшеся ръша къ себъ: «поищем межь себе, да кто бы въ нас князь былъ и владъл нами, поищемъ и уставимъ такового или отъ насъ, или отъ Казаръ, или отъ Полянъ, или отъ Дунайчевъ, или отъ Варягъ». И бысть о семъ молва велиа; овъемъ сего, овъмъ другаго хотящемъ, таже совъщавшася послаша въ Варяги».

Попытка же подставить в данный контекст летописи значение «ряда» как «договора» явно определяется влиянием теории общественного договора и стремлением «притянуть за уши» летописный источник к догмату этой теории.

Возвращаясь к тому, с чего мы начали, – к вопросу о значении этнической принадлежности Рюрика, следует признать очевидное: отрицая княжескую власть в летописных княжениях, именно сторонники концепции «князя по найму» ставят во главу угла этническую принадлежность Рюрика, рассуждая о том, что туземцы пригласили иноземцев «володеть и править», рассматривая события Сказания о призвании варягов через призму так называемых «туземных» и «иноземных» элементов. Насколько оправдан такой подход?

Двойной счет родства в родовых организациях – по материнской линии и по отцовской линии – воздвигал как бы несущие опоры этнополитической системы, охватывая ее кровнородственными связями как изнутри, так и вовне, образуя сложную систему межродовых связей. Каждый член в системе этих связей был фигурой «полиэтничной», т. е. обладал наследственными правами, как минимум, по линии рода своей матери и по отцовской линии.

В силу этого, например, названный в самом начале спор о какой-то единственной этнической принадлежности Рюрика лишен смысла с точки зрения генеалогической традиции. Потому-то он и не мог быть решен за более чем 250 лет. Стрелки спора надо переводить на новый путь и обосновывать ответ на вопрос, в силу каких прав в ряду родовых связей тот или иной кандидат, в нашем случае Рюрик, мог стать легитимным правителем там, куда его призвали.

И ответ на этот вопрос прекрасно обеспечен источниками, из которых следует, что Рюрик призывался в силу наследных прав по линии своей матери, словенской княжны, отданной замуж в Вагрию, входившую в княжество ободритов. Из тех же мест и многим позже призывались и другие кандидаты в российские правители, также имевшие наследные права по материнской линии: Иван Антонович, внучатый племянник Анны Иоанновны и внук ее старшей сестры герцогини мекленбургской Екатерины; герцог шлезвиг-гольштейнский Карл-Петер-Ульрих, или Петр III Федорович, внук Петра I от старшей дочери Анны, утвержденный наследником российского престола своей теткой по матери – императрицей Елизаветой. Овеянные глубокой стариной традиции взаимобрачующихся родов обнаруживают необычайную живучесть.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

о чем идет спор?. Призвание варягов [Норманны, которых не было]

Призвание Рюрика: о чем идет спор?

Дискуссии в связи со Сказанием о призвании Рюрика с братьями в работах норманнистов пытаются представить как спор об этнической принадлежности Рюрика. При этом заявляется, что для исследования древнерусского политогенеза вопрос об этнической принадлежности этого героя совершенно неважен. — Какое, дескать, имеет значение, кто был папа у Рюрика?! Справедливое заявление, если бы спор шел именно об этом. Однако спор-то идет совсем о другом: авторы, протестующие против «пережевывания этноопределительной жвачки» (см., например: Мельникова Е. А. Ренессанс средневековья // Родина. 2009. № 5) в варяжском вопросе, передергивают карту, хотя, возможно, не всегда осознанно.

Также и в вопросах о наследовании власти. Однако до сравнительно недавнего времени в представлениях на происхождение институтов власти над наукой тяготел подход эпохи Просвещения — теория общественного договора, согласно которой институт наследных правителей не существовал в первобытную эпоху, а наследные правители появились благодаря договору, чтобы прекратить первобытный беспорядок и войну всех против всех, что и знаменовало собой рождение государственности. Сейчас благодаря развитию теорий поэтапного развития позднепервобытного общества (теория вождества) стало известно, что верховная власть, носящая наследный и сакрализованный характер, появляется в самых недрах первобытного общества, т. е. задолго до появления государства и вообще выполняет самостоятельную функцию, ничего общего с зарождением государственности не имеющую. При этом легитимность правителя уже с глубокой древности обосновывалась принадлежностью к системе генеалогических связей, возникающей благодаря междинастийным бракам.

Княжение Рюрика с братьями

(миниатюра Радзивилловской летописи)

Однако власть традиции сильна, и часть ученых по-прежнему не может расстаться с XVIII веком по вопросу о появлении института наследных правителей. К этой части относятся и норманнисты. Но в случае с ними речь идет не просто о силе привычки. Дело в том, что «теория общественного договора», у истоков которой стояли влиятельные английские и французские мыслители, оказала мощную идейную поддержку пронизанной мифотворчеством шведской историографии XVII в. — предтече всего норманнизма.

Определяя эту связь в двух словах, следует сказать, что отрицание данной теорией наследных правителей в догосударственных обществах позволило шведским историкам конца XVII–XVIII вв., а вслед за ними и Байеру начать огульно отрицать все источники и публикации (а это были Мюнстер, Стрыйковский, Селлий, исследователи мекленбургских генеалогий Маршалк, Латом и др.), в которых говорилось о Рюрике как наследном князе. Проще говоря, отрицать его происхождение из Вагрии, поскольку все источники вели именно туда.

И здесь мы сразу же можем определить первый пункт спора о призвании Рюрика, навязанный науке норманнизмом: в этом споре норманнисты отстаивают первичность догмы над источниками: источники — долой, и тогда любая фантазия может выдаваться за научную истину в последней инстанции.

Однако эта «диковина», исчезнувшая из исторических исследований в других странах, продолжает по-прежнему служить изложницей для штамповки идей о происхождении древнерусского института княжеской власти: племена славян и финнов вели междоусобные войны, замириться не могли, заключили договор с неким предводителем военных отрядов откуда-то со Скандинавского полуострова (у многих — из Средней Швеции, то бишь из несуществовавшего Рослагена), и как результат этого договора возник институт древнерусской княжеской власти (см. работы Кирпичникова, Мельниковой, Петрухина, Джаксон и др.).

Я в своих работах назвала эту концепцию концепцией «Князя по найму», что и подтверждается работами из числа упомянутых выше авторов, где можно прочесть буквально следующее: «уставшие от усобиц словене и прочие решают „поискать себе князя“… Заключение договора (докончания) между князем-„наемником“ и новгородской знатью превращается со временем в норму»[89]. Стыдливые кавычки, используемые Е. А. Мельниковой в данной статье, не помогают скрыть тот факт, что Рюрик для нее безо всяких кавычек именно безродный наемник, и это хорошо видно из других работ: «Договор с Рюриком… заложил основы для возникновения раннегосударственных структур, в первую очередь института центральной власти… (а Рюрик был. — Авт.)…предводитель одного из многих военных отрядов скандинавов…который сумел силой, хитростью или дипломатическими талантами добиться власти»[90].

Спор с норманнистами о призвании Рюрика — это спор за право использовать достижения современной теоретической мысли при изучении всех аспектов древнерусской истории. Сейчас концепции поэтапного развития позднепервобытных обществ (в частности, концепция вождества) привлекаются в современных работах по древнерусскому политогенезу, но в урезанном виде, т. е. в обход таких вопросов, как вопрос о наследных правителях до Рюрика или проблем сакральности княжеской власти в древнерусской традиции, при этом, естественно, вопросы идеологии, веры правителей того периода остаются совершенно в стороне исследования.

Правда, вопрос о княжеском правлении до призвания Рюрика рассматривал, например, И. Я. Фроянов, а вопрос о сакральных функциях монарха ставил А. П. Толочко[91]. Но как только оба автора доходили до Сказания о призвании Рюрика с братьями, то их рассуждения сразу же принимали привычный облик: приглашение скандинавского конунга с дружиной. Норманнистская концепция о варягах как выходцах из Скандинавии, законсервировавшаяся в советской историографии под влиянием статьи Маркса, ложилась камнем преткновения на пути исследования института древнерусской княжеской власти до призвания Рюрика. А в настоящее время даже и от таких незавершенных попыток отказались, поскольку, похоже, вернулись к самой нелепой трактовке Сказания о призвании варягов — к трактовке сокрытия за рассказом о призвании Рюрика завоевательной экспансии норманнов — прежде всего, шведов.

Выше было сказано, что институт верховных правителей существует в рамках наследственно-родовых традиций, уходящих своими корнями в глубокую древность. Он создается благодаря выделению в этнополитической организации одного правящего рода — предтечи династий — из множества других кровнородственных коллективов, и выступает организующим началом при создании более сложных этнических образований — сложных или суперсложных вождеств и т. д., объединяя людей и давая им возможность общения и взаимодействия на значительных территориальных пространствах. Вот несколько примеров из мировой истории.

Уже на заре индоевропейской истории, у ведийских ариев, находим мы, согласно «Ригведе», особые царские и жреческие роды, где властные и сакральные полномочия переходили от отца к сыну. После смерти души родоначальников царских и жреческих родов обожествлялись и становились особым объектом поклонения — «отцами», живущими на высоком небе и пирующими с царем мертвых Ямой. Эта традиция наследственной власти в рамках определенного рода проявляет абсолютную устойчивость и прослеживается впоследствии в истории всех индоевропейских народов на протяжении последующих эпох.

«Илиада» и «Одиссея» оставили нам образы крито-микенских неограниченных наследственных правителей (XX–XII вв. до н. э.), сакральных царей, ведущих счет родства от божественного (или обожествленного) мужского первопредка Зевса. Здесь могут возразить, что в науке крито-микенская эпоха характеризуется наличием как государственности, так и раннеклассового общества (что сейчас подвергается сомнению, но это — другая тема). Однако последующая за ней гомеровская эпоха (XII–IX вв. до н. э.) известна значительным упадком хозяйственного развития, более примитивным социальным укладом и эгалитаризацией общества, но институт наследственного правителя в этот период также сохраняется. Другое дело, что наука его не замечает. Этот период фигурирует как классический пример бесклассовой военной демократии, где правители являются выборными. Получается железный порядок, унаследованный от схоластики XVIII века: в первобытном обществе все правители только выборные, а в классовом — все наследственные.

Напомню, что нам известно об институтах власти в гомеровскую эпоху. Во главе небольших поселений гомеровского общества, так же, как во главе крупных централизованных монархий крито-микенского периода, стояли цари — басилеи, «рожденные Зевсом». Эти «самые царственные» — «basileutatos» — избирались советом басилеев, состоявшим из глав родов, входивших в общину и составлявших ее аристократию. Со смертью басилея, как родового так и верховного, власть передавалась сыну скончавшегося. Вот и получается, что выборность правителя в эгалитарном обществе не отменяла наследственного принципа, а шла с ним рука об руку, поскольку выборы осуществлялись в рамках одного определенного правящего рода. Причем обратим внимание, правители небольших греческих общин рассматривали себя также потомками великого Зевса, т. е. считали себя непосредственными потомками, наследниками крито-микенских царей.

За метафорами этой легенды нетрудно увидеть наличие принципа, сочетавшего в себе и наследственность, и выборность, когда легитимность правителя определялась, с одной стороны, его принадлежностью царственному роду Зевса, а с другой — ограничением его властных полномочий определенным временным периодом, что характерно для выборной власти. Не будет большой смелостью предположить, что в пещере Зевса такой правитель периодически получал властные полномочия из рук некоего представительского органа, состоящего, скорее всего, из представителей жреческих и кровнородственных коллективов.

Оставим на этом Древнюю Грецию и обратимся к более близкой нам Восточной Европе, являющейся лоном отечественной истории, и к известному примеру — Скифии. Геродот, описывая население Скифии, рассказывает о так называемых царских скифах, отмечая, что это «…самые лучшие и многочисленные Скифы, считающие прочих Скифов своими рабами»[93].

В этом описании нетрудно узнать тот же династий-но-родовой принцип организации верховной власти, когда представители определенного рода выступают как верховная надсоциумная власть в разноплеменном, часто — полиэтническом социуме, объединяя его в единую систему на большой территории.

Эту же наследственно-родовую традицию организации верховной власти можем найти и у Страбона. Так, рассказывая о древней Иверии на юге Кавказа, он отмечал: «Жители страны делятся также на четыре класса: один из них, считающийся первым, — тот, из которого ставят царей, выбирая ближайшего по родству (с прежним царем) и старшего по летам»[94].

Итак, наследственно-родовая традиция прослеживается в Восточной Европе и в областях, непосредственно соседствующих с ней, начиная с самых древнейших времен и вплоть до первых веков нашей эры. Справедливо заключить, что ее наследие не могло миновать и истоки отечественной истории (подобные традиции проявляют устойчивость, обладают преемственностью на протяжении тысячелетий — феномен, заслуживающий серьезного изучения).

И действительно, русское летописание, рассказывая о периоде, предшествующем призванию Рюрика, сообщает о многих княжениях, о которых летопись по Лаврентьевскому списку говорит так: «И по сихъ братьи (Кий, Шек и Хорив. — Л.Г.) держати почаша родъ ихъ княженье в Поляхъ. (а) в Деревлях свое. А Дреговичи свое. А Словени свое в Нове-городе а другое на Полоте иже Полочане в нихъ же…»[95]

Патриаршая летопись передает эти сведения примерно также: «По сихъ же родъ их нача владети въ Полянехъ княжениемъ; а въ Древленехъ свое княжение, а Дреговичи свое, а Словенъ въ Новеграде свое, а другое на Полоте, еже есть Полочане…»[96]

Совершенно очевидно, что «род» здесь употребляется в смысле «правящий род» или «княжеский род». Однако многие современные исследователи, мыслящие по шаблонам теории общественного договора, согласно которой в догосударственный период истории царил демократический способ правления (кстати, так и не получивший в науке конкретной разработки и представляемый достаточно аморфно, по крайней мере, для древнерусской истории), и эти свидетельства летописей пытаются подстроить под привычную догму. Например, Н. Ф. Котляр пишет: «Поляне, древляне и другие общности Нестора представляли собой союзы, восточнославянских племен… Можно думать, что на стадии существования союзов племен общественный строй восточных славян сохранял демократические черты… власть вождей на этом этапе еще не была индивидуально наследственной — ее унаследовали определенные роды… Источники, западные и древнерусские, постоянно называют князьями племенных вождей, но это вовсе не означает, что они ими были. Князь в подлинном значении этого термина (выделено мной. — Л.Г.) появится в восточнославянском обществе лишь тогда, когда начнет рождаться государственность»[97]. Ну XVIII в. — ни взять, ни отнять!

Вот и Г. Ф. Миллер точно также писал около 250 лет назад: «…тогдашний образ правления в Новгороде был общенародный, и что Гостомысла признать не можно владетельным государем». Но во время Г. Ф. Миллера теория Общественного договора была будоражащей умы новинкой, а в наше время, по меткому выражению Р. Л. Карнейро, она не более чем «историческая диковина». И именно влияние этой «диковины», как подчеркивалось выше, не позволяет современным исследователям увидеть наличие в летописных княжениях института наследственной власти, который был представлен выделившимся в социуме правящим родом и традицией передачи власти из поколения в поколение между «индивидами» — членами данного рода. Если верить господствующей ныне концепции «князя по найму», власть в летописных княжениях передавалась в рамках рода между неподлинными князьями, а потом появился безродный Рюрик, и его безродность придала подлинности княжеской власти. Одним словом — диковина!

Здесь же хотелось бы отметить, что пресечение правящей линии и отсутствие бесспорных кандидатов на место общесоциумного или верховного правителя могло приводить и к конфликтной ситуации, когда возникали притязания различных кандидатов и стоявших за ними группировок, внутренний баланс нарушался, противоречия между различными группами резко обострялись, «…и въста родъ на родъ (и) быта в ни усобицъ и воевати почаша сами на ся…» Но через некоторое время конфликт, как правило, прекращался в силу общего осознания необходимости восстановления прежней системы управления: «и ръша сами в себъ поищемъ собъ князя иже бы володелъ нами и судил по праву…»

В Ипатьевской летописи говорится: «иже бы володел нами и рядил по ряду по праву», что дало основание некоторым исследователям толковать термин «ряд» как «договор», идя явно вразрез с контекстом летописи. Следует отметить, что само по себе слово «ряд» очень многозначно. Это слово/ основа «ряд» в русском языке восходит к архаичному индоевропейскому корню «rt», образовавшему одно из ключевых понятий еще в ведийской модели мира rta/rita — основной закон мироздания. Этот изначальный термин, трансформируясь и переосмысливаясь в процессе разделения древней индоевропейской общности, стал лоном для целого ряда понятийных систем в различных индоевропейских языках и породил за тысячелетия целый спектр понятий, где просматриваются как скалярные значения (наряд, т. е. власть), так и векторные: очередность, череда, ряд чисел и т. д.

Контексту упомянутого летописного фрагмента принадлежат синонимы именно векторного значения «ряд», поскольку это делает контекст логичным и осмысленным. Облеченные полномочиями представители словенского княжения принимают решение подобрать кандидатуру правителя с титулом князя на основе легитимности и в порядке очередности в системе генеалогического родства («иже бы володел нами и рядил по ряду по праву»). Никоновская, или Патриаршая, летопись, как уже говорилось выше, очерчивает и круг тех генеалогических связей, которые были актуальны для разрешения кризиса власти: «И по сем събравъшеся ръша къ себъ: „поищем межь себе, да кто бы въ нас князь быль и владъл нами, поищемъ и уставимъ такового или отъ насъ, или отъ Казаръ, или отъ Полянъ, или отъ Дунайчевъ, или отъ Варягъ“. Ибысть о семь молва велиа; овъемъ сего, овъмъ другаго хотящемъ, таже совъщавшася послаша въ Варяги».

Возвращаясь к тому, с чего мы начали, — к вопросу о значении этнической принадлежности Рюрика, следует признать очевидное: отрицая княжескую власть в летописных княжениях, именно сторонники концепции «князя по найму» ставят во главу угла этническую принадлежность Рюрика, рассуждая о том, что туземцы пригласили иноземцев «володеть и править», рассматривая события Сказания о призвании варягов через призму так называемых «туземных» и «иноземных» элементов. Насколько оправдан такой подход?

Двойной счет родства в родовых организациях — по материнской линии и по отцовской линии — воздвигал как бы несущие опоры этнополитической системы, охватывая ее кровнородственными связями как изнутри, так и вовне, образуя сложную систему межродовых связей. Каждый член в системе этих связей был фигурой «полиэтничной», т. е. обладал наследственными правами, как минимум, по линии рода своей матери и по отцовской линии.

И ответ на этот вопрос прекрасно обеспечен источниками, из которых следует, что Рюрик призывался в силу наследных прав по линии своей матери, словенской княжны, отданной замуж в Вагрию, входившую в княжество ободритов. Из тех же мест и многим позже призывались и другие кандидаты в российские правители, также имевшие наследные права по материнской линии: Иван Антонович, внучатый племянник Анны Иоанновны и внук ее старшей сестры герцогини мекленбургской Екатерины; герцог шлезвиг-гольштейнский Карл-Петер-Ульрих, или Петр III Федорович, внук Петра I от старшей дочери Анны, утвержденный наследником российского престола своей теткой по матери — императрицей Елизаветой. Овеянные глубокой стариной традиции взаимо-брачующихся родов обнаруживают необычайную живучесть.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

Часть I. ДРЕВНЕРУССКОЕ ГОСУДАРСТВО. ПРИЗВАНИЕ РЮРИКА

Мне кажется, что с момента призвания Рюрика можно начинать отсчет и истории церкви в нашем государстве. Точнее, можно начинать отсчет существования русского государства со всеми вытекающими. Это моё, весьма вольное, допущение. Разумеется, православное христианство еще не маячило на горизонте, но эта поворотная точка проложила курс к православию в России.

Документов IX века до нас не дошло и единственными доказательствами событий описываемых ниже являются Летописи, которы начали писать на 150-200 лет позже этих событий. Как бы там ни было, но это то на что сейчас можно опираться в исследованиях древнерусской истории. Ко всему еще надо добавить любовь наших предков к иносказаниям, легендам, судя по всему и сагам, передававшимся в устной форме. От этого многие моменты Летописей походи на сказки или выдумки.

Традиционно призвание варягов считается отправной точкой русской государственности. Древнейшим источником сведений о событии является основанное на устном предании из «Повести временных лет» и в предшествующем ей Новгородской первой летописи XI века.Согласно этим источникам в 862 году для прекращения междоусобных конфликтов между финскими и славянскими племенами, они решили призвать князя со стороны.

«Повесть временных лет» говорит об этом событии так:

В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: "Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву". И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, - вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами". И избрались трое братьев со своими родам, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, - на Белоозере, а третий, Трувор, - в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же - те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города - тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах - находники, а коренное население в Новгороде - словене, в Полоцке - кривичи, в Ростове - меря, в Белоозере - весь, в Муроме - мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик. И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом. И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город. И спросили: "Чей это городок?". Те же ответили: "Были три брата" Кий" Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим, их потомки, и платим дань хазарам". Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик же княжил в Новгороде.

Само по себе призвание на правление князя со стороны выглядит непривычно. Обычно, есть все-таки земельный ценз предъявляемый к правителям. Но, к примеру в средневековом Новгороде существовала практика приглашать наемных князей. Княжеская власть подразумевала сбор дани на содержание дружины, которая обеспечивала безопасность.

В мировой практике, среди бриттов такое тоже практиковалось, судя по сочинению «Деяния Саксов». Так что, для конца IX века это не выглядит чем-то нелогичным.

Надо понимать, что «Повесть временных лет» не является источником абсолютных знаний по истории Древнерусского государства. Многие детали в «Повести» весьма условны. Например, даты. Так же многие из событий интерпретированы из легенд, как русских, так и скандинавских. Некоторые события не выдерживают критики фактами. Так что, это безусловно важный документ для нашей истории, но все таки летопись местами вольный пересказ и выдумки авторов.

Мы все ближе к началу православной истории нашего государства и осталось выяснить куда же пришел княжить Рюрик. Тут есть разночтения. Одна из версий гласит, что Рюрик правил два года в Старой Ладоге в нынешней Ленинградской области и только потом «срубил» Новгород. Есть несомненный факт, который перевешивает чашу весов в пользу Ладоги. Археологические раскопки показали, что она была построена в 753 году в пику Новгороду датируемому Х веком. Хотя есть в Великом Новгороде Рюриково городище, которое значительно старше Новгорода. В общем, тайна покрытая мраком, которая вряд ли будет раскрыта. Сомневаюсь, что в Ладоге или Новгороде заложена археологическая бомба. Лично мне больше импонирует и дает уверенность староладожская версия. Но это на вкус и цвет. С Ладогой связано еще кое-что интересное, но не будем забегать вперед.

Надо принять во внимание, что некоторые историки говорят о том, что Рюрик жил в Ладоге исконно, то есть не был ни скандинавом, ни норманом. Вполне себе цельная версия, да еще и позволяет не гадать, почему же призвали.

Версий происхождения Рюрика очень много. Практически каждая скандинавская страна, так или иначе претендует на своего Рюрика отправившегося княжить в русские земли. Датчане, шведы и другие ребята из скандинавского региона претендуют на своего Рюрика. Сдается мне, что установить происхождение первого князя Руси малореально, так что остается довольствоваться скудными сведениями. Да еще и спорными.

Так или иначе, но Рюрик дал начало династии царей, которая во главе с Владимиром Красно Солнышко спустя сто лет с небольшим крестила Русь.

Здесь же следует остановиться на новгородском периоде правления Рюрика. Дабы было понятно, кто и откуда взялся на российском престоле.

Правление Рюрика Новгородом длилось 17 лет с 862 по 879 годы. По вероисповеданию новоявленный князь был язычником. Информации о двух десятилетиях правления Рюрика на княжеском престоле крайне мало, но по летописям заметен прирост владений. Так, в тот период под пятой Рюрика находились города Полоцк, Ростов и Муром.

По одной из версий в Новгороде Рюрик взял в жены Ефанду, которая подарила ему сына Игоря и двух дочерей. Это тот самый Игорь, который был мужем княгини Ольги, той самой которая первой приняла крещение на Руси. При том, что все ее дети оставались язычниками. Но это чуть дальше.

Про Ефанду крайне мало сведений, но поговаривают, что она была знатной новгородкой.

Игорь единственный кто фигурирует в качестве сына Рюрика, но язычник Рюрик был многоженцем, поэтому вполне могли быть и другие дети.

В качестве итога могу сказать, что, помимо ладожского происхождения Рюрика мне импонирует версия озвученая М.В. Ломоносовым:

«…варяги и Рурик с родом своим, пришедшие в Новгород, были колена словенского, говорили языком словенским, происходили из древних россов и были отнюдь не из Скандинавии, но жили на восточное-южных берегах Варяжского моря, между реками Висло и Двиною… имени Русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано… В наших летописцах упоминается, что Рюрик с Родом своим пришел из немец, а инде пишется, что из Пруссии… Между реками Висло и Длиною впадает в Варяжское море от восточное-южной стороны река, которая вверху около города Гродна, называется Немень, а к устью слывет Русса. Здесь явствует, что варяги-русь жили в восточное-южном берегу Варяжского моря, при реке Русе… И само название пруссы или порезы показывает, что пруссы жили по руссах или подле руссов».

Первый новгородский князь Рюрик скончался в 879 году оставив после себя княжить опекуна своего сына Игоря по имени Олег, получившем прозвище Вещий. Но, это уже другая часть.Предыдущие посты по теме:

ВВЕДЕНИЕ. ДРЕВНЕРУССКОЕ ГОСУДАРСТВО. РУССКИЙ КАГАНАТ

st-vasin.livejournal.com

Призвание Рюрика: о чём идёт спор?

Дискуссии в связи со Сказанием о призвании Рюрика с братьями в работах норманистов пытаются представить как спор об этнической принадлежности Рюрика. При этом заявляется, что для исследования древнерусского политогенеза вопрос об этнической принадлежности этого героя совершенно неважен. – Какое, дескать, имеет значение, кто был папа у Рюрика?! Справедливое заявление, если бы спор шел именно об этом. Однако спор-то идет совсем о другом: авторы, протестующие против «пережевывания этноопределительной жвачки» (см., например: Мельникова Е.А. Ренессанс средневековья // Родина. 2009. № 5) в варяжском вопросе, передергивают карту, возможно, не всегда осознанно.

Княжение Рюрика с братьями (миниатюра Радзивиловской летописи)

Решающим фактором была родовая принадлежность. Как впрочем, и в вопросе с любым наследованием: права собственности, других имущественных прав и обязанностей. Иногда в соотвествии с наследственным правом наследников могут разыскивать в разных странах, но в кругу тех, кто по существующим законам имеет право претендовать на наследство.

Также и в вопросах о наследовании власти. Однако до сравнительно недавнего времени в представлениях на происхождение институтов власти над наукой тяготел подход эпохи Просвещения –теория общественного договора, согласно которой институт наследных правителей не существовал в первобытную эпоху, а наследные правители появились благодаря договору, чтобы прекратить первобытный беспорядок и войну всех против всех, что и знаменовало собой рождение государственности. Сейчас благодаря развитию теорий поэтапного развития позднепервобытного общества (теория вождества) стало известно, что верховная власть, носящая наследный и сакрализованный характер, появляется в самых недрах первобытного общества, т.е. задолго до появления государства и вообще выполняет самостоятельную функцию, ничего общего с зарождением государственности не имеющую. При этом легитимность правителя уже с глубокой древности обосновывалась принадлежностью к системе генеалогических связей, возникающей благодаря межродовым бракам.

Однако власть традиции сильна, и часть учёных, по-прежнему, не может расстаться с XVIII веком по вопросу о появлении института наследных правителей. К этой части относятся и норманисты. Но в случае с ними речь идет не просто о силе привычки. Дело в том, что «теория общественного договора», у истоков которой стояли влиятельные английские и французские мыслители, оказала мощную идейную поддержку пронизанной мифотворчеством шведской историографии XVII в. – предтече всего норманизма.

Сложилось так, что чуть ли не в течение целого столетия до Байера шведские литераторы и историки (П.Петрей, И.Мессениус, О.Верелий, О.Рудбек, И.Перингшельд, А.Моллер, А.Скарин и др.) занимались отысканием «доказательств» того, что варяги из древнерусских летописей были шведского происхождения. Наряду с этим, представители шведской науки и культуры стремились привлечь к этой части своих исканий и внимание западноевропейских ученых кругов, чтобы получить международное признание для «шведо-варягов», как ранее было получено признание для «шведо-готов» И.Магнуса и «шведо-гипербореев» О.Рудбека.1 Обычным способом распространить свои новые «открытия» в ученых кругах Европы в то время была, естественно, переписка. Случай привел к тому, что одним из адресатов шведских историков, увлеченных идеей великого «варяжского» прошлого предков шведов, сделался и Байер ешё в бытность его в Кенигсберге.

О том, как повлияла эта переписка на Байера и какое значение она имела для появления его статьи «О варягах» (1735), более подробно рассказывается в моей работе «О Руслагене на дне морском и о варягах не из Скандинавии», которая будет опубликована в 3-ем выпуске серии «Изгнания норманнов из русской истории», находящемся сейчас в печати. А об интимной связи теории Общественного договора и норманизма мною уже опубликован целый ряд статей.2

Определяя эту связь в двух словах, следует сказать, что отрицание данной теорией наследных правителей в догосударственных обществах позволило шведским историкам конца XVII-XVIII вв., а вслед за ними и Байеру начать огульно отрицать все источники и публикации (а это были Мюнстер, Стрыйковский, Селлий, исследователи мекленбургских генеалогий Маршалк, Латом и др.), в которых говорилось о Рюрике как наследном князе. Проще говоря, отрицать его происхождение из Вагрии, поскольку все источники вели именно туда.

И здесь мы сразу же можем определить первый пункт спора о призвании Рюрика, навязанный науке норманизмом: в этом споре норманисты отстаивают первичность догмы над источниками: источники – долой, и тогда любая фантазия может выдаваться за научную истину в последней инстанции.

Продолжим далее рассмотрение диспозиции названного спора. Сейчас современная наука знает, что институт наследных правителей не возникал из договора или как пишет американский исследователь Р.-Л. Карнейро:

…Никакой подобный договор никогда не подписывался человеческими группами, и теория Общественного договора сегодня не более, чем историческая диковина.3

Однако эта «диковина», исчезнувшая из исторических исследований в других странах, продолжает, по-прежнему, служить изложницей для штамповки идей о происхождении древнерусского института княжеской власти: племена славян и финнов вели междоусобные войны, замириться не могли, заключили договор с неким предводителем военных отрядов откуда-то со Скандинавского полуострова (у многих – из Средней Швеции), и как результат этого договора возник институт древнерусской княжеской власти (см. работы Кирпичникова, Дубова, Лебедева, Носова, Мельниковой, Петрухина, Пузанова и др.).

Я в своих работах назвала эту концепцию концепцией «князя по найму», за что некоторые стали на меня обижаться. Но какие могут быть обиды, если в работах упомянутых выше авторов можно и в XXI веке прочесть буквально следующее: «уставшие от усобиц словене и прочие решают ”поискать себе князя”… Заключение договора (докончания) между князем–”наемником” и новгородской знатью превращается со временем в норму».4 Стыдливые кавычки, используемые Е.А. Мельниковой в данной статье, не помогают скрыть тот факт, что Рюрик для неё безо всяких кавычек именно безродный наемник, и это хорошо видно из других работ:

Договор с Рюриком… заложил основы для возникновения раннегосударственных структур, в первую очередь института центральной власти, (а Рюрик был – прим.) …предводитель одного из многих военных отрядов скандинавов, …который сумел силой, хитростью или дипломатическими талантами добиться власти.5

Как видим, основные элементы теории общественного договора налицо: раннегосударственные структуры появляются вместе с институтом верховной власти, возникая из договора между воюющими сторонами. И вот мы подошли к формулировке следующего пункта инициированного норманизмом спора о призвании Рюрика.

Спор с норманистами о призвании Рюрика – это спор за право использовать достижения современной теоретической мысли при изучении всех аспектов древнерусской истории. Сейчас концепции поэтапного развития позднепервобытных обществ (в частности, концепция вождества) привлекаются в современных работах по древнерусскому политогенезу, но в урезанном виде, т.е. в обход таких вопросов, как вопрос о наследных правителях до Рюрика или проблем сакральности княжеской власти в древнерусской традиции, при этом, естественно, вопросы идеологии, веры правителей того периода остаются совершенно в стороне исследования.

Правда, вопрос о княжеском правлении до призвания Рюрика рассматривал, например, И.Я. Фроянов, а вопрос о сакральных функциях монарха ставил А.П. Толочко.6 Но как только оба автора доходили до Сказания о призвании Рюрика с братьями, то их рассуждения сразу же принимали привычный облик: приглашение скандинавского конунга с дружиной. Норманистская концепция ложилась камнем преткновения на пути исследования института древнерусской княжеской власти до призвания Рюрика. А в настоящее время даже и от таких незавершенных попыток отказались, поскольку, похоже, вернулись к самой нелепой трактовке Сказания о призвании варягов – к трактовке сокрытия за рассказом о призвании Рюрика завоевательной экспансии норманнов – прежде всего, шведов.

Нелепой я эту трактовку называю потому, что она идет не только вразрез с древнерусскими и западноевропейскими источниками, но ещё и со всем тем, что сейчас известно об истории стран Скандинавского полуострова, в частности, об истории Швеции.

Два выявленные выше пункта можно свести к одному выводу: нынешний спор о призвании Рюрика означает, по сути, спор ненауки, изгнавшей источники в угоду косной догме и препятствующей полнокровному использованию в исторических исследованиях новых теоретических открытий, с наукой, отстаивающей свое право учитывать весь комплекс имеющихся источников и работать в русле всех новых направлений исторической мысли.

Исходя из высказанного вывода, полагаю важным начать разговор о современном подходе к проблеме генезиса института наследной власти и постепенно показать, что этническая принадлежность кандидата на престол, например, того же Рюрика, не играет преимущественной роли, поскольку каждый такой кандидат имеет, как правило, родовые связи со многими престолами и, следовательно, «полиэтничен».

Выше было сказано, что институт верховных правителей существует в рамках наследственно-родовых традиций, уходящих своими корнями в глубокую древность. Он создаётся благодаря выделению в этно-политической организации одного правящего рода – предтечи династий – из множества других кровнородственных коллективов, и выступает организующим началом при создании более сложных этнических образований – сложных или суперсложных вождеств и т.д., объединяя людей и давая им возможность общения и взаимодействия на значительных территориальных пространствах. Вот несколько примеров из мировой истории.

Уже на заре индоевропейской истории, у ведийских ариев находим мы, согласно «Ригведе», особые царские и жреческие роды, где властные и сакральные полномочия переходили от отца к сыну. После смерти души родоначальников царских и жреческих родов обожествлялись и становились особым объектом поклонения – «отцами», живущими на высоком небе и пирующими с царём мёртвых Ямой. Эта традиция наследственной власти в рамках определённого рода проявляет абсолютную устойчивость и прослеживается впоследствии в истории всех индоевропейских народов на протяжении последующих эпох.

«Илиада» и «Одиссея» оставили нам образы крито-микенских неограниченных наследственных правителей (XX-XII вв. до н.э.), сакральных царей, ведущих счёт родства от божественного (или обожествлённого) мужского первопредка Зевса. Здесь могут возразить, что в науке крито-микенская эпоха характеризуется наличием как государственности, так и раннеклассового общества (что сейчас подвергается сомнению, но это – другая тема). Однако последующая за ней гомеровская эпоха (XII-IX вв. до н.э.) известна значительным упадком хозяйственного развития, более примитивным социальным укладом и эгалитаризацией общества, но институт наследственного правителя в этот период также сохраняется. Другое дело, что наука его не замечает. Этот период фигурирует как классический пример бесклассовой военной демократии, где правители являются выборными. Получается железный порядок, унаследованный от схоластики XVIII века: в первобытном обществе все правители только выборные, а в классовом – все наследственные.

Напомню, что нам известно об институтах власти в гомеровскую эпоху. Во главе небольших поселений гомеровского общества, также как во главе крупных централизованных монархий крито-микенского периода, стояли цари – басилеи, «рождённые Зевсом». Эти «самые царственные» – «basileutatos» – избирались советом басилеев, состоявшим из глав родов, входивших в общину и составлявших её аристократию. Со смертью басилея, как родового так и верховного, власть передавалась сыну скончавшегося. Вот и получается, что выборность правителя в эгалитарном обществе не отменяла наследственного принципа, а шла с ним рука об руку, поскольку выборы осуществлялись в рамках одного определённого правящего рода. Причём обратим внимание, правители небольших греческих общин рассматривали себя также потомками великого Зевса, т.е. считали себя непосредственными потомками, наследниками крито-микенских царей.

Так функционировали архаичные общества: экономика и социальные структуры могли приходить в упадок, мельчать и понижаться, а сознание хранило память и не прерывало связи с традициями, восходившими к предыдущим эпохам. Однако бросим ещё один взгляд на крито-микенскую эпоху: так ли уж гомогенна была там наследственная традиция в организации верховной власти? Историки до сих пор проходят мимо того факта, что властные полномочия крито-микенских правителей были ограничены определёнными временными периодами. Источники сохранили сведения о том, что критский царь Минос в конце восьмилетнего периода слагал с себя царскую власть, удалялся в пещеру Зевса, чтобы дать ему отчёт в том, как выполнялась его воля, и затем снова получал царские полномочия из рук божественного «отца».

За метафорами этой легенды нетрудно увидеть наличие принципа, сочетавшего в себе и наследственность, и выборность, когда легитимность правителя определялась, с одной стороны его принадлежностью царственному роду Зевса, а с другой – ограничением его властных полномочий определённым временным периодом, что характерно для выборной власти. Не будет большой смелостью предположить, что в пещере Зевса такой правитель периодически получал властные полномочия из рук некоего представительского органа, состоящего, скорее всего, из представителей жреческих и кровнородственных коллективов.

Объяснение возникновению этого древнего наследственно-выборного принципа мы можем почерпнуть из материалов Дж. Фрэзера.7 По древнейшим представлениям, благополучие социума, плодородие земли, скота, детородность женщин имели прямую связь со здоровьем и силой сакрального царя. Поэтому состарившихся и ослабевших правителей сплошь и рядом убивали, а на их место ставили молодых и здоровых представителей правящего рода. Со временем в сознании общества родилась идея заменить этот жестокий обычай более гуманным: царь стал получать власть на определённый период, по истечении которого он отказывался от власти, но если его правление было годами процветания и удач, то его пребывание у власти продлялось, по воле божественных предков, проводниками которой выступали какие-либо представительные органы данного общества.

Эти материалы со всей очевидностью показывают, что в процессе потестарного развития наследственно-родовой принцип действует в диалектическом взаимодействии с выборным. Но мало этого, мы видим, что в действительности выборный принцип мог быть и более поздним феноменом по отношению к наследственно-родовому, а не наоборот, как учит нас утопическая историософия эпохи Просвещения. Кроме того, мы видим, что институты власти, потестарные традиции имеют свою собственную природу и сущность, а не светят отражённым светом социально-экономических процессов, и должны изучаться в рамках собственной эволюции.

Оставим на этом древнюю Грецию и обратимся к более близкой нам Восточной Европе, являющейся лоном отечественной истории, и к известному примеру – Скифии. Геродот, описывая население Скифии, рассказывает о так называемых царских скифах, отмечая, что это

…самые лучшие и многочисленные Скифы, считающие прочих Скифов своими рабами.8

В этом описании нетрудно узнать тот же династийно-родовой принцип организации верховной власти, когда представители определённого рода выступают как верховная надсоциумная власть в разноплеменном, часто – полиэтническом социуме, объединяя его в единую систему на большой территории.

Эту же наследственно-родовую традицию организации верховной власти можем найти и у Страбона. Так, рассказывая о древней Иверии на юге Кавказа, он отмечал:

Жители страны делятся также на четыре класса: один из них, считающийся первым, – тот, из которого ставят царей, выбирая ближайшего по родству (с прежним царём) и старшего по летам.9

Итак, наследственно-родовая традиция прослеживается в Восточной Европе и в областях, непосредственно соседствующих с ней, начиная с самых древнейших времён и вплоть до первых веков нашей эры. Справедливо заключить, что её наследие не могло миновать и истоки отечественной истории (подобные традиции проявляют устойчивость, обладают преемственностью на протяжении тысячелетий – феномен, заслуживающий серьезного изучения).

И по сихъ братьи (Кий, Шек и Хорив – Л.Г.) держати почаша родъ ихъ княженье в Поляхъ. (а) в Деревлях свое. А Дреговичи свое. А Словени свое в Новегороде а другое на Полоте иже Полочане в нихъ же…10

Патриаршая летопись передаёт эти сведения примерно также:

По сихъ же родъ их нача владети въ Полянехъ княжениемъ; а въ Древленехъ свое княжение, а Дреговичи свое, а Словенъ въ Новеграде свое, а другое на Полоте, еже есть Полочане…11

Поляне, древляне и другие общности Нестора представляли собой союзы восточнославянских племён… Можно думать, что на стадии существования союзов племён общественный строй восточных славян сохранял демократические черты… власть вождей на этом этапе ещё не была индивидуально наследственной(подчёркнуто мной – Л.Г.) – её унаследовали определённые роды. …Источники, западные и древнерусские, постоянно называют князьями племенных вождей, но это вовсе не означает, что они ими были. Князь в подлинном значении этого термина появится в восточнославянском обществе лишь тогда, когда начнет рождаться государственность.12

Вот и Г.Ф. Миллер точно также писал около 250 лет назад: «…тогдашний образ правления в Новгороде был общенародный, и что Гостомысла признать не можно владетельным государем». Но во время Г.Ф. Миллера теория общественного договора была будоражащей умы новинкой, а в наше время, по меткому выражению Р.Л. Карнейро, она не более чем «историческая диковина». И именно влияние этой «диковины», как подчеркивалось выше, не позволяет современным исследователям увидеть наличие в летописных княжениях института наследственной власти, который был представлен выделившимся в социуме правящим родом и традицией передачи власти из поколения в поколение между «индивидами» – членами данного рода. Если верить господствующей ныне концепции «князя по найму», власть в летописных княжениях передавалась в рамках рода между неподлинными князьями, а потом появился безродный Рюрик, и его безродность придала подлинности княжеской власти. Одним словом, – диковина!

Но продолжим рассмотрение примеров из источников. Летописи дают нам возможность заглянуть в прошлое княжеского рода в княженье Полян. Так, из рассказа жителей Киева Аскольду и Диру мы узнаём, что

…братыя Кии, Щек, Хорив иже сдълаша градоко – сь и изгибоша и мы съдим платаче дань родом их Козаромъ.13

Летописный рассказ об Аскольде и Дире дополняется сведениями польского историка ХV в. Яна Длугоша, который имел в своем распоряжении русские летописные своды, утерянные впоследствии, и сообщал следующее:

…После смерти Кия, Щека и Корева, их сыновья и потомки, наследуя по прямой линии, княжили у русских много лет, пока такого рода наследование не привело к двум родным братьям – Оскальду и Диру. …После смерти Кия, Щека и Корева, их сыновья и потомки, наследуя по прямой линии, княжили у русских много лет, пока такого рода наследование не привело к двум родным братьям – Оскальду и Диру.14

В этом известии многие учёные видели утверждение того, что Аскольд и Дир принадлежали к роду Кия, хотя в летописи об этом не говорится. Но так полагает, например, Мельникова, которая пишет, что летописец XII в. представляет Кия

…в своей реконструкции предыстории Руси не только основателем Киева и первым киевским князем, но и предком рода киевских князей…, к которому позднейшие летописцы безосновательно причисляли Аскольда и Дира.15

Но в летописи говорится только о том, что «наследование» в княженье Полян привело к Аскольду и Диру, однако, наследование может осуществляться как по мужской линии, так и в рамках матрилатеральной традиции: по линии матери или через брак с представительницей правящего рода, мужское потомство которой уже является законным продолжателем рода.

Таким образом, мы видим, что княжеская власть в Полянском княженье наследовалась в рамках династии Киевичей и, считая от Кия и его братьев, в течение многих поколений передавалась по прямой мужской линии. Но в какой-то период до прихода Аскольда и Дира в княженье Полян возник уже знакомый нам кризис власти: мужские потомки Киевичей вымерли («изгибоша»), прямая линия княжеской династии пресеклась.

Здесь же хотелось бы отметить, что пресечение правящей линии и отсутствие бесспорных кандидатов на место общесоциумного или верховного правителя могло приводить и к конфликтной ситуации, когда возникали притязания различных кандидатов и стоявших за ними группировок, внутренний баланс нарушался, противоречия между различными группами резко обострялись, «…и въста родъ на родъ (и) быша в ни усобицъ и воевати почаша сами на ся…». Но через время конфликт, как правило, прекращался в силу общего осознания необходимости восстановления прежней системы управления: «и ръша сами в себъ поищемъ собъ князя иже бы володелъ нами и судил по праву…».

В Ипатьевской летописи говорится: «иже бы володел нами и рядил по ряду по праву», что дало основание некоторым исследователям толковать термин «ряд» как «договор», идя явно вразрез с контекстом летописи. Следует отметить, что само по себе слово «ряд» очень многозначно. Это слово/основа «ряд» в русском языке восходит к архаичному индоевропейскому корню «rt», образовавшему одно из ключевых понятий ещё в ведийской модели мира rta/rita – основной закон мироздания. Этот изначальный термин, трансформируясь и переосмысливаясь в процессе разделения древней индоевропейской общности, стал лоном для целого ряда понятийных систем в различных индоевропейских языках и породил за тысячелетия целый спектр понятий, где просматриваются как скалярные значения (наряд, т.е. власть), так и векторные: очередность, череда, ряд чисел и т.д.

И по сем събравъшеся ръша къ себъ: «поищем межь себе, да кто бы въ нас князь былъ и владъл нами, поищемъ и уставимъ такового или отъ насъ, или отъ Казаръ, или отъ Полянъ, или отъ Дунайчевъ, или отъ Варягъ». И бысть о семъ молва велиа; овъемъ сего, овъмъ другаго хотящемъ, таже совъщавшася послаша въ Варяги.

Возвращаясь к тому, с чего мы начали – к вопросу о значении этнической принадлжености Рюрика, следует признать очевидное: отрицая княжескую власть в летописных княжениях, именно сторонники концепции «князя по найму» ставят во главу угла этническую принадлежность Рюрика, рассуждая о том, что туземцы пригласили иноземцев «володеть и править», рассматривая события Сказания о призвании варягов через призму так называемых «туземных» и «иноземных» элементов. Насколько оправдан такой подход?

Здесь мне хотелось показать, что он не оправдан совершенно. Согласно общечеловеческой практике, некоторые примеры из которой здесь были приведены, ментальным традициям родовой организации были имманентны понятия «родовичи» и «неродовичи», а не «туземцы» и «иноземцы». Но как же тогда происходило призвание правителя «со стороны»? Согласно моим исследованиям, это также было призвание родовича, находящегося за пределами исконно родовой территории.

При исследовании феномена наследного института власти становится очевидным, что особенностью как этого института, так и родовой организации вообще, был двойной счёт родства – по материнской линии и по отцовской линии. Эти два принципа были как бы несущими опорами потестарно-политической системы, охватывая её кровно-родственными связями как изнутри, так и вовне, образуя сложную систему межродовых связей. Каждый член в системе этих связей был фигурой «полиэтничной», т.е. обладал наследственными правами, как минимум, по линии рода своей матери и по отцовской линии.

В силу этого, например, названный в самом начале спор о какой-то единственной этнической принадлежности Рюрика лишён смысла с точки зрения генеалогической традиции. Потому-то он и не мог быть решён за более чем 250 лет. Стрелки спора надо переводить на новый путь и обосновывать ответ на вопрос, в силу каких прав в ряду родовых связей тот или иной кандидат, в нашем случае Рюрик, мог стать легитимным правителем там, куда его призвали.

И ответ на этот вопрос прекрасно обеспечен источниками, из которых следует, что Рюрик призывался в силу наследных прав по линии своей матери, словенской княжны, отданной замуж в Вагрию, входившую в княжество ободритов. Из тех же мест и многим позже призывались и другие кандидаты в российские правители, также имевшие наследные права по материнской линии: Иван Антонович, внучатый племянник Анны Иоанновны и внук её старшей сестры герцогини мекленбургской Екатерины; герцог шлезвиг-гольштейнский Карл-Петер-Ульрих или Пётр III Фёдорович, внук Петра I от старшей дочери Анны, утверждённый наследником российского престола своей тёткой по матери – императрицей Елизаветой. Овеянные глубокой стариной традиции взаимобрачующихся родов обнаруживают необычайную живучесть.

Лидия Грот,кандидат исторических наук

Источник

info-grad.com

о чем идет спор? : tistoriya

Дискуссии в связи со Сказанием о призвании Рюрика с братьями в работах норманнистов пытаются представить как спор об этнической принадлежности Рюрика. При этом заявляется, что для исследования древнерусского политогенеза вопрос об этнической принадлежности этого героя совершенно неважен. — Какое, дескать, имеет значение, кто был папа у Рюрика?! Справедливое заявление, если бы спор шел именно об этом. Однако спор-то идет совсем о другом: авторы, протестующие против «пережевывания этноопределительной жвачки» (см., например: Мельникова Е. А. Ренессанс средневековья // Родина. 2009. № 5) в варяжском вопросе, передергивают карту, хотя, возможно, не всегда осознанно.
Для меня, уже много лет занимающейся исследованиями генезиса наследного института власти в первобытных обществах, без всяких уговоров ясно, что этническая принадлежность не являлась решающим фактором при передаче власти от одного правителя другому. Решающим фактором была родовая принадлежность. Как, впрочем, и в вопросе с любым наследованием: права собственности, других имущественных прав и обязанностей. Иногда в соответствии с наследственным правом наследников могут разыскивать в разных странах, но в кругу тех, кто по существующим законам имеет право претендовать на наследство.
Также и в вопросах о наследовании власти. Однако до сравнительно недавнего времени в представлениях на происхождение институтов власти над наукой тяготел подход эпохи Просвещения — теория общественного договора, согласно которой институт наследных правителей не существовал в первобытную эпоху, а наследные правители появились благодаря договору, чтобы прекратить первобытный беспорядок и войну всех против всех, что и знаменовало собой рождение государственности. Сейчас благодаря развитию теорий поэтапного развития позднепервобытного общества (теория вождества) стало известно, что верховная власть, носящая наследный и сакрализованный характер, появляется в самых недрах первобытного общества, т. е. задолго до появления государства и вообще выполняет самостоятельную функцию, ничего общего с зарождением государственности не имеющую. При этом легитимность правителя уже с глубокой древности обосновывалась принадлежностью к системе генеалогических связей, возникающей благодаря междинастийным бракам.Княжение Рюрика с братьями (миниатюра Радзивилловской летописи)
Однако власть традиции сильна, и часть ученых по-прежнему не может расстаться с XVIII веком по вопросу о появлении института наследных правителей. К этой части относятся и норманнисты. Но в случае с ними речь идет не просто о силе привычки. Дело в том, что «теория общественного договора», у истоков которой стояли влиятельные английские и французские мыслители, оказала мощную идейную поддержку пронизанной мифотворчеством шведской историографии XVII в. — предтече всего норманнизма.
Сложилось так, что чуть ли не в течение целого столетия до Байера шведские литераторы и историки (П. Петрей, И. Мессениус, О. Верелий, О. Рудбек, И. Перингшельд, А. Моллер, А. Скарин и др.) занимались отысканием «доказательств» того, что варяги из древнерусских летописей были шведского происхождения. Наряду с этим, представители шведской науки и культуры стремились привлечь к этой части своих исканий и внимание западноевропейских ученых кругов, чтобы получить международное признание для «шведо-варягов», как ранее было получено признание для «шведо-готов» И. Магнуса и «шведо-гипербореев» О. Рудбека[87]. Обычным способом распространить свои новые «открытия» в ученых кругах Европы в то время была, естественно, переписка. Случай привел к тому, что одним из адресатов шведских историков, увлеченных идеей великого «варяжского» прошлого предков шведов, сделался и Байер еще в бытность его в Кенигсберге.
О том, как повлияла эта переписка на Байера и какое значение она имела для появления его статьи «О варягах» (1735), более подробно рассказывается в статье данного сборника «Как востоковед Байер внедрял шведские инновации». А об интимной связи теории Общественного договора и норманнизма мною уже опубликован целый ряд статей.
Определяя эту связь в двух словах, следует сказать, что отрицание данной теорией наследных правителей в догосударственных обществах позволило шведским историкам конца XVII–XVIII вв., а вслед за ними и Байеру начать огульно отрицать все источники и публикации (а это были Мюнстер, Стрыйковский, Селлий, исследователи мекленбургских генеалогий Маршалк, Латом и др.), в которых говорилось о Рюрике как наследном князе. Проще говоря, отрицать его происхождение из Вагрии, поскольку все источники вели именно туда.
И здесь мы сразу же можем определить первый пункт спора о призвании Рюрика, навязанный науке норманнизмом: в этом споре норманнисты отстаивают первичность догмы над источниками: источники — долой, и тогда любая фантазия может выдаваться за научную истину в последней инстанции.
Продолжим далее рассмотрение диспозиции названного спора. Сейчас современная наука знает, что институт наследных правителей не возникал из договора или, как пишет американский исследователь Р.-Л. Карнейро: «…Никакой подобный договор никогда не подписывался человеческими группами, и теория Общественного договора сегодня не более, чем историческая диковина»[88].
Однако эта «диковина», исчезнувшая из исторических исследований в других странах, продолжает по-прежнему служить изложницей для штамповки идей о происхождении древнерусского института княжеской власти: племена славян и финнов вели междоусобные войны, замириться не могли, заключили договор с неким предводителем военных отрядов откуда-то со Скандинавского полуострова (у многих — из Средней Швеции, то бишь из несуществовавшего Рослагена), и как результат этого договора возник институт древнерусской княжеской власти (см. работы Кирпичникова, Мельниковой, Петрухина, Джаксон и др.).
Я в своих работах назвала эту концепцию концепцией «Князя по найму», что и подтверждается работами из числа упомянутых выше авторов, где можно прочесть буквально следующее: «уставшие от усобиц словене и прочие решают „поискать себе князя“… Заключение договора (докончания) между князем-„наемником“ и новгородской знатью превращается со временем в норму»[89]. Стыдливые кавычки, используемые Е. А. Мельниковой в данной статье, не помогают скрыть тот факт, что Рюрик для нее безо всяких кавычек именно безродный наемник, и это хорошо видно из других работ: «Договор с Рюриком… заложил основы для возникновения раннегосударственных структур, в первую очередь института центральной власти… (а Рюрик был. — Авт.)…предводитель одного из многих военных отрядов скандинавов…который сумел силой, хитростью или дипломатическими талантами добиться власти»[90].
Как видим, основные элементы теории Общественного договора налицо: раннегосударственные структуры появляются вместе с институтом верховной власти, возникая из договора между воюющими сторонами. И вот мы подошли к формулировке следующего пункта инициированного норманнизмом спора о призвании Рюрика.
Спор с норманнистами о призвании Рюрика — это спор за право использовать достижения современной теоретической мысли при изучении всех аспектов древнерусской истории. Сейчас концепции поэтапного развития позднепервобытных обществ (в частности, концепция вождества) привлекаются в современных работах по древнерусскому политогенезу, но в урезанном виде, т. е. в обход таких вопросов, как вопрос о наследных правителях до Рюрика или проблем сакральности княжеской власти в древнерусской традиции, при этом, естественно, вопросы идеологии, веры правителей того периода остаются совершенно в стороне исследования.
Правда, вопрос о княжеском правлении до призвания Рюрика рассматривал, например, И. Я. Фроянов, а вопрос о сакральных функциях монарха ставил А. П. Толочко[91]. Но как только оба автора доходили до Сказания о призвании Рюрика с братьями, то их рассуждения сразу же принимали привычный облик: приглашение скандинавского конунга с дружиной. Норманнистская концепция о варягах как выходцах из Скандинавии, законсервировавшаяся в советской историографии под влиянием статьи Маркса, ложилась камнем преткновения на пути исследования института древнерусской княжеской власти до призвания Рюрика. А в настоящее время даже и от таких незавершенных попыток отказались, поскольку, похоже, вернулись к самой нелепой трактовке Сказания о призвании варягов — к трактовке сокрытия за рассказом о призвании Рюрика завоевательной экспансии норманнов — прежде всего, шведов.
Нелепой я эту трактовку называю потому, что она идет не только вразрез с древнерусскими и западноевропейскими источниками, но еще и со всем тем, что сейчас известно об истории стран Скандинавского полуострова, в частности, об истории Швеции.
Два выявленных выше пункта можно свести к одному выводу: нынешний спор о призвании Рюрика означает, по сути, спор ненауки, изгнавшей источники в угоду косной догме и препятствующей полнокровному использованию в исторических исследованиях новых теоретических открытий, с наукой, отстаивающей свое право учитывать весь комплекс имеющихся источников и работать в русле всех новых направлений исторической мысли.
Исходя из высказанного вывода, полагаю важным начать разговор о современном подходе к проблеме генезиса института наследной власти и постепенно показать, что этническая принадлежность кандидата на престол, например того же Рюрика, не играет преимущественной роли, поскольку каждый такой кандидат имеет, как правило, родовые связи со многими престолами и, следовательно, «полиэтничен». Важнее всего в этом плане определение родословия избранного кандидата на престол и его места в этом родословии.
Выше было сказано, что институт верховных правителей существует в рамках наследственно-родовых традиций, уходящих своими корнями в глубокую древность. Он создается благодаря выделению в этнополитической организации одного правящего рода — предтечи династий — из множества других кровнородственных коллективов, и выступает организующим началом при создании более сложных этнических образований — сложных или суперсложных вождеств и т. д., объединяя людей и давая им возможность общения и взаимодействия на значительных территориальных пространствах. Вот несколько примеров из мировой истории.
Уже на заре индоевропейской истории, у ведийских ариев, находим мы, согласно «Ригведе», особые царские и жреческие роды, где властные и сакральные полномочия переходили от отца к сыну. После смерти души родоначальников царских и жреческих родов обожествлялись и становились особым объектом поклонения — «отцами», живущими на высоком небе и пирующими с царем мертвых Ямой. Эта традиция наследственной власти в рамках определенного рода проявляет абсолютную устойчивость и прослеживается впоследствии в истории всех индоевропейских народов на протяжении последующих эпох.
«Илиада» и «Одиссея» оставили нам образы крито-микенских неограниченных наследственных правителей (XX–XII вв. до н. э.), сакральных царей, ведущих счет родства от божественного (или обожествленного) мужского первопредка Зевса. Здесь могут возразить, что в науке крито-микенская эпоха характеризуется наличием как государственности, так и раннеклассового общества (что сейчас подвергается сомнению, но это — другая тема). Однако последующая за ней гомеровская эпоха (XII–IX вв. до н. э.) известна значительным упадком хозяйственного развития, более примитивным социальным укладом и эгалитаризацией общества, но институт наследственного правителя в этот период также сохраняется. Другое дело, что наука его не замечает. Этот период фигурирует как классический пример бесклассовой военной демократии, где правители являются выборными. Получается железный порядок, унаследованный от схоластики XVIII века: в первобытном обществе все правители только выборные, а в классовом — все наследственные.
Напомню, что нам известно об институтах власти в гомеровскую эпоху. Во главе небольших поселений гомеровского общества, так же, как во главе крупных централизованных монархий крито-микенского периода, стояли цари — басилеи, «рожденные Зевсом». Эти «самые царственные» — «basileutatos» — избирались советом басилеев, состоявшим из глав родов, входивших в общину и составлявших ее аристократию. Со смертью басилея, как родового так и верховного, власть передавалась сыну скончавшегося. Вот и получается, что выборность правителя в эгалитарном обществе не отменяла наследственного принципа, а шла с ним рука об руку, поскольку выборы осуществлялись в рамках одного определенного правящего рода. Причем обратим внимание, правители небольших греческих общин рассматривали себя также потомками великого Зевса, т. е. считали себя непосредственными потомками, наследниками крито-микенских царей.
Так функционировали архаичные общества: экономика и социальные структуры могли приходить в упадок, мельчать и понижаться, а сознание хранило память и не прерывало связи с традициями, восходившими к предыдущим эпохам. Однако бросим еще один взгляд на крито-микенскую эпоху: так ли уж гомогенна была там наследственная традиция в организации верховной власти? Историки до сих пор проходят мимо того факта, что властные полномочия крито-микенских правителей были ограничены определенными временными периодами. Источники сохранили сведения о том, что критский царь Минос в конце восьмилетнего периода слагал с себя царскую власть, удалялся в пещеру Зевса, чтобы дать ему отчет в том, как выполнялась его воля, и затем снова получал царские полномочия из рук божественного «отца».
За метафорами этой легенды нетрудно увидеть наличие принципа, сочетавшего в себе и наследственность, и выборность, когда легитимность правителя определялась, с одной стороны, его принадлежностью царственному роду Зевса, а с другой — ограничением его властных полномочий определенным временным периодом, что характерно для выборной власти. Не будет большой смелостью предположить, что в пещере Зевса такой правитель периодически получал властные полномочия из рук некоего представительского органа, состоящего, скорее всего, из представителей жреческих и кровнородственных коллективов.

tistoriya.livejournal.com

Биография петра ильича чайковского

Кто такой евпатий коловрат

Сражение на реке воже

Красная горка праздник

Настоящая фамилия ленина

Что такое ссср

Когда полетел в космос юрий гагарин

Алексей косыгин

Куликовская битва 1380 год

1380 год куликовская битва

Куликовская битва картина

Учим историю вместе с PPT-History.ru

Призвание Рюрика: о чем идет спор? Призвание рюрика

мифы и факты [От рождения славян до покорения Сибири]

Призвание Рюрика с братьями (не по Нестору)

о чем идет спор?. Призвание варягов [Норманнская лжетеория и правда о князе Рюрике]

о чем идет спор?. Призвание варягов [Норманны, которых не было]

Часть I. ДРЕВНЕРУССКОЕ ГОСУДАРСТВО. ПРИЗВАНИЕ РЮРИКА

Призвание Рюрика: о чём идёт спор?

о чем идет спор? : tistoriya

Популярные

Учим историю вместе с PPT-History.ru

Приз­ва­ние Рю­рика: о чем идет спор? Призвание рюрика

мифы и факты [От рождения славян до покорения Сибири]

Призвание Рюрика с братьями (не по Нестору)

о чем идет спор?. Призвание варягов [Норманнская лжетеория и правда о князе Рюрике]

о чем идет спор?. Призвание варягов [Норманны, которых не было]

Часть I. ДРЕВНЕРУССКОЕ ГОСУДАРСТВО. ПРИЗВАНИЕ РЮРИКА

Призвание Рюрика: о чём идёт спор?

о чем идет спор? : tistoriya

Популярные

Призвание Рюрика: о чем идет спор? Призвание рюрика