Ермолова, Мария Николаевна. Мария николаевна ермолова

Ермолова Мария Николаевна

Когда я вспоминаю Сару Бернар, ее роскошную мастерскую, где она в мужском костюме лепила статуи, гроб, в котором она спала, блестящие вечера, великолепием напоминавшие римские оргии времен упадка, даже когда я думаю о М.Г.Савиной, с ее художественно обставленным особняком и целым маленьким двором поклонников, «собственных» авторов и «ручных» критиков, с файв-о'клоками, на которых бывали министры и великие князья, мне даже странно восстановить в памяти жизнь Марии Николаевны.

Главным, отличительным свойством обстановки Марии Николаевны была простота. Комнаты ее почти ничем не выдавали «актрисы»: ни традиционных лавровых венков по стенам, ни афиш, ни витрин с ее портретами — разве бюст Шекспира, гравюра, изображавшая «Орлеанскую деву», да портреты Шиллера и других любимых писателей. Немало еще было портретов иностранных знаменитостей с автографами, по которым можно было судить, как они высоко ставили Марию Николаевну.

Обстановка была более чем скромная: ни красного дерева, ни карельской березы, никакого стиля — вещи покупались, потому что были нужны или удобны.

Мария Николаевна вообще не любила вещей и не придавала им никакой цены. Никогда у нее не было никакой «страсти коллекционирования». Только разве изображения Иоанны д'Арк во всех видах: статуэтки, бронза, гравюры, рисунки, которые ей дарили.

Комнаты были бы даже строги в своей простоте, если бы не цветы, которые очень любила Мария Николаевна и которые ей посылали и приносили до последнего дня.

В этих простых, строгих и тихих комнатах шла и жизнь простая, строгая и тихая. Никакой суеты, никаких интервьюеров, фотографов, всего, обычно сопровождающего жизнь «звезды», не было там. Журналистов Мария Николаевна вежливо, но решительно отклоняла, по телефону говорила неохотно. Одевалась в жизни очень просто, только всегда от всех ее вещей веяло тончайшим, нежным запахом духов — сперва это была «Дафне», потом фиалка. И теперь еще иногда, когда возьмешь в руки когда-то принадлежавший ей платок, кружево, — так и повеет этим слабым «ее запахом», пережившим ее и уцелевшим от прошлого...

С юных лет и до конца дней красной нитью проходило в жизни Марии Николаевны тяготение ее к людям труда и полное отметание знати и плутократии. Москва эпохи моей молодости преклонялась перед ней от мала до велика. Ей стоило бы открыть свои двери — и к ней хлынули бы и московские аристократы и московские миллионеры. Мария Николаевна при встречах была со всеми неизменно вежлива, той природной внутренней вежливостью, какая у нее была ко всем, начиная от московского генерал-губернатора и кончая театральной сторожихой (как тогда называли уборщиц), с той разницей, что к сторожихе она более внимательно приглядывалась и если замечала, что та расстроена, то немногословно спрашивала, в чем дело и, если это было возможно, приходила на помощь. Но с сильными мира сего дальше вежливости дело не шло.

Говоря об окружении Марии Николаевны во вторую половину ее жизни, приходится отметить тот факт, что круг ее близких сузился. Начиная с конца восьмидесятых годов Мария Николаевна была чрезмерно перегружена работой. Долгие годы подряд она играла почти ежедневно, а на праздниках, то есть на рождестве и на маслянице, ей приходилось играть за две недели пятнадцать-шестнадцать раз, а за неделю семь-восемь, принимая во внимание утренники. Одновременно со спектаклями почти все время шли репетиции. Только по субботам вечером (спектакли под праздник были запрещены) полагался отдых, который она употребляла на то, чтобы бывать в симфонических концертах.

Личная жизнь ее к тому времени приняла трудное и сложное течение. Отношения с мужем свелись к необходимости жить в одном доме ради ребенка... Ее девичьи горделивые слова, что даже ребенок не заставил бы ее сохранить формы — жизни, потерявшие внутренний смысл, не осуществились... и лишить отца — ребенка, а ребенка — семьи она не смогла... С мужем у нее давно исчезла общность интересов, и в основных принципах и тенденциях появилась рознь.

В жизни Мария Николаевна произошла встреча с человеком, с которым ее связало до конца ее дней глубокое и исчерпывающее чувство. Это был большой ученый, известный в Европе, выдающийся во всех отношениях. Благодаря невозможности с ее стороны порвать старые формы жизни отношения с ним сложились тяжело. Но сложность их она замкнула в себе, и никто не знал о ней и о том, сколько душевных сил она тратила на эту сложность. Много лет спустя, когда дочь Марии Николаевны выросла и вышла замуж, он опять поставил перед ней вопрос о перемене ее жизни, но, так как эту перемену он категорически связывал с ее уходом из театра, пойти на нее она не могла. Все осталось по-старому, но их отношениям был нанесен непоправимый удар, и та сложность, которую породила в ее жизни встреча с ним с самого начала, не могла не углубить в ее душе тенденцию к трагическому мироощущению, которая была свойственна ей с раннего детства, и Мария Николаевна еще больше замкнулась в себе.

В роли царицы Марфы, "Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский", 1909

Ее уже не хватало на активное поддержание отношений с людьми. Она почти не в силах была «ходить в гости», принимать гостей у себя... Поэтому круг ее друзей и близких стал ограничен. Но трудность ее жизни, позднее усталость никогда не мешали ее доброжелательному тяготению к тем, кто у нее бывал, и одним из отличительнейших свойств ее отношений с людьми была длительность их. При всей сдержанности ее, чувства ее были постоянны и неизменны, и золотая нить ее симпатии тянулась через всю жизнь.

Молоденькие робкие ученицы, окружавшие ее, делались заслуженными артистками, юные студенты — почтенными докторами или юристами, многие уезжали из Москвы, но на протяжении долгих лет их всегда тянуло к ней, и первым посещением по приезде в Москву был дом на Тверском бульваре.

Так и вижу ее тихие комнаты, стол посреди гостиной, уставленный скромным угощением: орехи, пастила, финики... И Мария Николаевна в ее неизменном платке на плечах, немногословная, спокойно приветливая и незаметно внимательная ко всем.

История жизни Марии Николаевны Ермоловой

Из года в год одни и те же люди появлялись по субботам в этих комнатах. Сестры, племянницы, подраставшее поколение. Вспоминаю артисток В.Н.Рыжову и ее сестру Е.Н.Музиль, К.И.Алексееву, артистку Малого театра, племянницу Марии Николаевны, которую она любила, живого и остроумного артиста А.В.Васенина, вспоминаю седую голову корректного проф. Петрова, директора Политехнического музея, характерное, напоминавшее Толстого, лицо скромного часовщика Г.Н.Петрова, бывшего последователем Толстого, близко знавшего Льва Николаевича. Тут же красивый, добродушный доктор Е.И.Курочкин, с юности друг семьи, страстный театрал, потом присяжный поверенный В.Н. Лебедев, бесконечно добрый человек, бывавший в доме почти на правах родственника. Все они седели, старились и продолжали неизменно бывать у Марии Николаевны. Я не могу упомянуть всех бывавших у Марии Николаевны и пользовавшихся ее расположением, но вспоминаются мне и другие фигуры из ее окружения, фигуры «без ярлычков» и, однако, очень ценимые ею.

Они не блистали ни талантами, ни положением в обществе, но почти все были из трудового мира; очень разнообразные по манерам, характерам, вкусам, но все сходившиеся в горячей любви к Марии Николаевне и все отличавшиеся чем-то, что Мария Николаевна сумела в них угадать, — или искренностью, или простотой, или трудолюбием, а главное — добротой. Среди ее записочек ко мне, которые я свято сохраняю, есть одна, где она пишет: «...Бесценный самый дар — доброта сердца, это лучшее, что есть в человеке».

«…» Когда у Марии Николаевны родился внук, ей было около пятидесяти лет. Отсияла самая блестящая полоса творчества, отгорела личная жизнь с ее сложностями и страданиями. Та тяжелая и дорогая ноша, которую она несла много лет, — ноша интенсивного творчества и глубоких внутренних переживаний, — исчезла... И руки на время точно остались пустыми. В эти руки жизнь вдруг вложила ребенка, и, как часто бывает, с появлением внука точно расцвело новое материнство, при этом как-то теплее, выразительнее, чем первое. Заботам о собственном ребенке слишком много стояло на пути: загроможденность жизни театром, отсутствие времени... А теперь уже было время и входить во все мелочи и нужды подрастающего ребенка и выбирать ему тщательно одежду, игры, позже — перечитывать книги специально, чтобы решить, можно ли ему их читать. Все свободное время она проводила с ним, брала его за границу с собой.

Когда ездила без него, то писала: «Здесь прогулки как раз были бы для него, горы не слишком большие», или: «Тут совсем город, ему было бы нехорошо». Ждала о нем или от него писем с волнением и тревожилась, если дня три их не было. «Ах, поскорее бы вы приехали», — вырывается у нее, но тут же она спешит по своей деликатности прибавить: «Ну, да это я так...». Его детские письма она все до одного сберегла, начиная с первого, написанного почти неразборчивыми каракулями и содержащего неожиданное известие: «Милая бабушка, я в Новой Гвинее» — и сообщение о том, что «по пути была страшная буря, волны заливали корабль», но что в Гвинее очень хорошо, он поймал слона, леопарда, тапира и гремучую змею, а няня Васильевна целует.

Когда в какой-то торжественный спектакль его не взяли в театр и он прислал ей за сцену самодельный венок, она пишет ему с нежностью: «Милый мой, дорогой Коля, какой ты хороший подарок мне прислал. Как я была рада, что ты не забыл свою бабушку, которая тебя так любит. Много у меня было цветов и венков, но твой был лучше всех. Все его смотрели и очень радовались, что у меня такой дорогой внучонок. Твой венок висит у меня в уборной на зеркале, и я всегда буду на него любоваться. Крепко целую вашу дорогую и милую мордашечку и очень вас люблю. Благодарю тебя, голубчик».

Она постоянно читала ему вслух, старалась руководить его чтением, больше, чем кому-либо, высказывала своих собственных мыслей о литературе, писала письма и часто писала ему шутливые стихи. Эти стихи давали ей возможность как-то проявить таившееся в ней чувство юмора. Она ценила его и в людях, и в писателях — недаром она так любила Диккенса, Гоголя и даже Додэ с его «Тартареном». Мария Николаевна любила самые невинные, детские анекдоты, при условии, чтобы в них не было ничего сального. Я не люблю анекдотов и не умею запоминать их, но всегда, если слышала что-нибудь смешное, старалась запомнить, даже записывала для Марии Николаевны, за что меня всегда вознаграждал ее смех. Смех Марии Николаевны бывал таким неожиданным и радовавшим в ее обычной отрешенности от окружающего мира. Смех ее был почти беззвучен, с заливом и короток, но иногда даже слезы набегали у нее на глаза. И всегда заново поражало выражение смеха на ее лице — обычно таком трагически задумчивом, и всегда казалось, что она что-то прекрасное вам подарила.

Юмористические стихи давали выход для ее чувства юмора, которого, как отдыха и переключения, требовало все ее существо, слишком напряженное мыслью и страданием на сцене.

«...» На ее стихи внук тоже отвечал стихами, и она радовалась этому и писала его матери: «Колюшка меня прямо в восторг приводит своими стихами. Они еще нескладные, но, право, в них уже видно что-то свое» (поэту было в это время десять лет).

Внук ее поступил на медицинский факультет. Он учился в Ленинграде, и ее одно успокаивало, что он живет у нас, — она смотрела на него как на маленького, и ей трудно было представить себе его самостоятельным студентом... Когда я приезжала из Ленинграда, ее первый вопрос был о нем, а когда я уезжала, она трогательно поручала мне и А.П.Щепкиной заботиться о нем, посылала ему со мной конфет, каких-то подарков, всего, что могла. Самые последние годы она часто посылала ему записки, писала их карандашом, слабеющими пальцами, и они были полны глубокой нежности и грусти.

И я смело могу сказать, что последней любовью Марии Николаевны был ее внук.

Т.Л. Щепкина-Куперник «Из воспоминаний об актерах Малого театра» Мария Николаевна Ермолова

МАРИЯ Николаевна ЕРМОЛОВА родилась 15 июля 1853 года в семье старшего суфлера Малого театра. Семья была очень благочестивой и верующей. Детство и юность Ермоловой прошли в унылой подвальной квартире дома просвирни Воиновой, у Спаса на Песках, в Каретном Ряду.

Семья жила довольно скромно, если не сказать, бедно. Основной педагогический принцип, какого придерживался Ермолов и неукоснительно проводил в воспитании дочерей, формулировался так: «Жизнь — тяжкий крест, надо с детства приучиться нести его».

В роли Постумии, "Побежденный Рим" А.Пароди. 1913

С раннего детства проводившая практически все спектакли в суфлерской будке отца, Маша грезила о карьере актрисы. Однако поначалу все складывалось не очень удачно. Даже совсем неудачно. В девятилетнем возрасте Маша была зачислена «казенной воспитанницей» в Московское театральное училище на балетное отделение. Увы, танцевальных способностей у нее не обнаружилось; душа девочки противилась ежедневным, однообразным занятиям. И все же, когда ей исполнилось тринадцать лет, отец решился выпустить дочь на сцену. Дебют Маши в роли разбитной Фаншетты в водевиле «Десять невест и ни одного жениха» с треском провалился. А знаменитый актер Самарин вынес жестокий вердикт: «Никогда актрисой стать не сможет». Сама Ермолова потом говорила: «Несмотря ни на что, во мне всегда жила непоколебимая уверенность, что я буду первой актрисой… Эта уверенность никогда не покидала меня».

Удача улыбнулась обладавшей угловатыми манерами и грубым голосом девушке в 1870 году. Прима Малого театра Н. М. Медведева решила поставить в свой бенефис пьесу Лессинга «Эмилия Галотти», но исполнительница главной роли Г. Н. Федотова внезапно заболела. И тут кто-то вспомнил, что в балетной школе учится девочка, обладающая исключительными драматическими способностями. Медведева не поленилась лично поехать посмотреть на юную танцовщицу. Угловатая, застенчивая девочка особого впечатления на маститую актрису не произвела, и скорее из вежливости она предложила Ермоловой попробоваться на роль Эмилии. Но когда через несколько дней Медведева слушала Машу, то после первого же монолога на глазах бенефициантки блеснули слезы: «Вы будете играть Эмилию!»

Ее игра завораживала

ДЕБЮТ превзошел все ожидания. После первых произнесенных Ермоловой слов в театре разразились аплодисменты: всех поразил ее мощный, почти мужской голос, «идущий из груди и отдающийся в сердце». «Меня кто-то толкнул сзади… и я была на сцене, — рассказывала потом Ермолова. — Мне казалось, будто я провалилась в какую-то дыру… я была в сумасшедшем страхе. Перед глазами вместо зрительного зала — громадное черное пятно, а на нем каких-то два огня… Я сама не знаю, как произнесла первые слова»… А в дневнике она записала: «Сбылось то, о чем я пять дней тому назад не смела и мечтать. Я думала, что меня вызовут раз. Меня вызвали двенадцать раз». И все-таки несмотря на небывалый успех, дирекция театра продолжала считать, что никакая Ермолова не драматическая актриса и ее удел — водевили. Но самое печальное: оглушительный успех дебюта оказал молодой Ермоловой медвежью услугу: с первых дней в театре ее окружили сплетни, злоба, зависть. Мария Николаевна хоть и страдала, продолжала упорно трудиться: работала над голосом, мимикой, жестами и в конце концов посрамила завистников. К 1890 году актриса имела славу не только одной из первых артисток России, но и Европы. Ее игра завораживала всех, кто видел Ермолову на сцене. По словам современников, ей удавалось создавать глубокие, противоречивые, сложные образы, которые вместе с тем были реальны как сама жизнь. Однако такого эффекта актриса достигала благодаря не только своему таланту, но и огромной работоспособности, а также педантичности. Так, чтобы в характере ее героинь лично для нее не оставалось «белых пятен», перед разучиванием какой-нибудь исторической роли актриса долго рылась в книгах и бумагах того времени, воссоздавая для себя всю картину целиком, — и в результате ее игра была практически документальной. Перед спектаклем она приходила в театр на несколько часов раньше, чтобы настроиться, вжиться в образ.

В роли Кручининой, "Без вины виноватые" А.Н.Островского. 1908

Про великую актрису до сих пор ходит немало театральных анекдотов, в основе которых — ее поразительная способность не теряться в любых обстоятельствах. Так, однажды во время спектакля за кулисами послышался выстрел — это застрелился муж героини. На сцену вбежал актер. Ермолова в страшном волнении: «Кто стрелял?»

Актер не переводя дыхания вместо «Ваш муж!» выпалил: «Вах мух!» Ермолова повторила в ужасе: «Мох мух?» — и упала без чувств.

Первая «народная»

В 1920 ГОДУ советская общественность торжественно отметила 50-летие сценической деятельности Ермоловой. На юбилейном спектакле присутствовал В. И. Ленин. Она первая в стране получила звание народной артистки Республики. Выступая перед собравшимися, Мария Николаевна Ермолова сказала: «Всю свою душу Малый театр отдавал народу, всегда к этому стремились и он, и я». Московский совет оставил ей в пожизненное владение особняк на Тверском бульваре, в котором она прожила почти сорок лет с 1889 по 1928 год. Возможно, большевики зачли ей роль крестьянки Лауренсии в спектакле «Овечий источник» по пьесе испанского драматурга Лопе де Вега, зовущей на расправу с тираном. После этого спектакля толпы восторженных студентов провожали актрису от Малого театра до ее квартиры, при этом на улицах останавливалось движение транспорта. Дошло до того, что царское правительство, напуганное небывалым успехом спектакля, запретило его показ.

Последний раз Ермолова вышла на сцену любимого Малого театра в декабре 1921 года. Спектакль назывался «Холопы».

Научи меня, Боже, скорбеть…

МАРИЯ Ермолова вела довольно замкнутый образ жизни. Она рано вышла замуж, причем по любви, за богатого помещика адвоката Шубинского. Однако семейная жизнь не сложилась, не помогло даже рождение дочери, молодые люди очень быстро поняли, насколько они далеки друг от друга. В дневнике Ермолова пишет о том, что даже ребенок не заставил бы ее сохранить формы жизни, потерявшие внутренний смысл, на деле же консервативное воспитание и глубокая порядочность не позволили ей лишить дочку отца. Личную жизнь, личное счастье ей целиком и полностью заменил театр.

Главным отличительным свойством обстановки, которая окружала Марию Николаевну, была простота. Комнаты, в которых жила актриса, были просты, строги и тихи, без всякой помпезности — ни традиционных лавровых венков по стенам, ни афиш, ни витрин с подношениями поклонников. Вещам Мария Николаевна не придавала никакой цены. Одевалась очень просто. Ее любимым и, пожалуй, единственным украшением была жемчужная нитка на фоне черного бархатного платья.

Через всю жизнь Ермолова пронесла глубокую веру в Бога. Приведем лишь несколько выдержек из ее писем близким.

«Один дух жил в нас с вами и, несмотря на разницу наших натур, все-таки один и тот же дух, то есть дар Божий… Вы одарены больше меня, у вас и талант, и разум, и энергия, и воля, у меня никогда этого ничего не было, кроме таланта, за который я всегда благодарю Бога, а также и за друзей моих, которых Он посылает мне… все в воле Божией…»

Из письма актеру А. И. Южину (3 августа 1924 г.):

«Милая моя… Твои огорчения и беспокойство дома мучают меня больше всего… Есть только одно средство: обратиться к Богу: Приидите ко мне все труждающиеся и обремененные, и Аз упокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, яко смирен и кроток сердцем, и обрящете покой думам вашим. Иго бо Мое благо и бремя Мое легко есть. Надо, чтобы душа не мучилась… Один Бог может это сделать, только обратись к Нему, ищи Его… Не забывай Его искать… Не мудрствуй, а только слушай Его, и ты найдешь Его, и впервые почувствуешь, что такое душевный покой, которого ты не знала в жизни твоей!..»

Из письма к дочери (1915г.)

А вот текст молитвы, записанной рукой М. Н. Ермоловой летом 1919 г. Научи меня, Боже, скорбеть о моих пред Тобой согрешениях… Научи меня, Сильный, идти лишь стезею святого ученья… Научи Ты меня соблюдать лишь Твою милосердную волю; Научи никогда не роптать на свою многотрудную долю… Научи меня, Отче, обнять > всех лишь чистою братской любовью! А за Церковь — родную мне мать — научи пострадать даже кровью…

Умерла Мария Николаевна Ермолова 12 марта 1928 года в 7 часов утра 14 минут. Близкие констатировали: никто из нас не мог двинуться, сказать слово, не смел зарыдать. В это время в окне ярко блеснуло солнце, только что вышедшее из-за противоположных домов бульвара, и озарило лицо покойницы — такое строгое, такое скорбное и такое прекрасное в смерти…

«Мария Николаевна Ермолова — это целая эпоха для русского театра, а для нашего поколения это — символ женственности, красоты, силы пафоса, искренней простоты и скромности».

К. С. Станиславский

«В числе характерных свойств актрисы было одно: если она дарила кому-нибудь свою дружбу, то это кончалось обыкновенно только с уходом из жизни этого человека. Она не расточала своих чувств, но если чувствовала, то глубоко. И глубокую благодарность сохранила к тем, кто как бы то ни было помогал ей на пути ее жизни в ее стремлении к самообразованию и самосовершенствованию, не покидавшую ее до последних дней». Т. Л. Щепкина-Куперник

«Дорогое, милое искусство, что с ним теперь? Все навыворот: порнография, безумие — вот литература и театр нашего времени. Я со страхом думаю, что надо опять идти на сцену. Зачем? Что делать? То, что бы я хотела, нет сил, а то, что хочет мода, я не хочу». Мария Ермолова, 1907 г.

tunnel.ru

Мария Николаевна Ермолова

Дебют Маши в роли разбитной Фаншетты в водевиле «Десять невест и ни одного жениха» с треском провалился. А знаменитый актер Самарин вынес жестокий вердикт: «Никогда актрисой стать не сможет». Сама Ермолова потом говорила: «Несмотря ни на что, во мне всегда жила непоколебимая уверенность, что я буду первой актрисой… Эта уверенность никогда не покидала меня».

Медведева не поленилась лично поехать посмотреть на юную танцовщицу. Угловатая, застенчивая девочка особого впечатления на маститую актрису не произвела, и скорее из вежливости она предложила Ермоловой попробоваться на роль Эмилии. Но когда через несколько дней Медведева слушала Машу, то после первого же монолога на глазах бенефициантки блеснули слезы: «Вы будете играть Эмилию!»

Дебют превзошел все ожидания. После первых произнесенных Ермоловой слов в театре разразились аплодисменты: всех поразил ее мощный, почти мужской голос, «идущий из груди и отдающийся в сердце». «Меня кто-то толкнул сзади… и я была на сцене, — рассказывала потом Ермолова. — Мне казалось, будто я провалилась в какую-то дыру… я была в сумасшедшем страхе. Перед глазами вместо зрительного зала — громадное черное пятно, а на нем каких-то два огня… Я сама не знаю, как произнесла первые слова»… А в дневнике она записала: «Сбылось то, о чем я пять дней тому назад не смела и мечтать. Я думала, что меня вызовут раз. Меня вызвали двенадцать раз».

И все-таки, несмотря на небывалый успех, дирекция театра продолжала считать, что никакая Ермолова не драматическая актриса и ее удел — водевили. Но самое печальное: оглушительный успех дебюта оказал молодой Ермоловой медвежью услугу: с первых дней в театре ее окружили сплетни, злоба, зависть.

Мария Николаевна хоть и страдала, продолжала упорно трудиться: работала над голосом, мимикой, жестами и, в конце концов, посрамила завистников. К 1890 году актриса имела славу не только одной из первых артисток России, но и Европы. Ее игра завораживала всех, кто видел Ермолову на сцене.

По словам современников, ей удавалось создавать глубокие, противоречивые, сложные образы, которые вместе с тем были реальны как сама жизнь. Однако такого эффекта актриса достигала, благодаря не только своему таланту, но и огромной работоспособности, а также педантичности.

Так, чтобы в характере ее героинь лично для нее не оставалось «белых пятен», перед разучиванием какой-нибудь исторической роли актриса долго рылась в книгах и бумагах того времени, воссоздавая для себя всю картину целиком, — и в результате ее игра была практически документальной. Перед спектаклем она приходила в театр на несколько часов раньше, чтобы настроиться, вжиться в образ.

В 1920 году советская общественность торжественно отметила 50-летие сценической деятельности Ермоловой. На юбилейном спектакле присутствовал В. И. Ленин. Она первая в стране получила звание народной артистки Республики. Выступая перед собравшимися, Мария Николаевна Ермолова сказала: «Всю свою душу Малый театр отдавал народу, всегда к этому стремились и он, и я».

Московский совет оставил ей в пожизненное владение особняк на Тверском бульваре, в котором она прожила почти сорок лет с 1889 по 1928 год. Возможно, большевики зачли ей роль крестьянки Лауренсии в спектакле «Овечий источник» по пьесе испанского драматурга Лопе де Вега, зовущей на расправу с тираном. После этого спектакля толпы восторженных студентов провожали актрису от Малого театра до ее квартиры, при этом на улицах останавливалось движение транспорта. Дошло до того, что царское правительство, напуганное небывалым успехом спектакля, запретило его показ. Последний раз Ермолова вышла на сцену любимого Малого театра в декабре 1921 года. Спектакль назывался «Холопы».

Мария Ермолова вела довольно замкнутый образ жизни. Она рано вышла замуж, причем по любви, за богатого помещика адвоката Шубинского. Однако семейная жизнь не сложилась, не помогло даже рождение дочери, молодые люди очень быстро поняли, насколько они далеки друг от друга. В дневнике Ермолова пишет о том, что даже ребенок не заставил бы ее сохранить формы жизни, потерявшие внутренний смысл, на деле же консервативное воспитание и глубокая порядочность не позволили ей лишить дочку отца. Личную жизнь, личное счастье ей целиком и полностью заменил театр.

Через всю жизнь Ермолова пронесла глубокую веру в Бога. Приведем лишь несколько выдержек из ее писем близким. «Один дух жил в нас с вами и, несмотря на разницу наших натур, все-таки один и тот же дух, то есть дар Божий… Вы одарены больше меня, у вас и талант, и разум, и энергия, и воля, у меня никогда этого ничего не было, кроме таланта, за который я всегда благодарю Бога, а также и за друзей моих, которых Он посылает мне… все в воле Божией…» - Из письма актеру А. И. Южину (3 августа 1924 г.)

Научи никогда не роптать на свою многотрудную долю… Научи меня, Отче, обнять всех лишь чистою братской любовью! А за Церковь — родную мне мать — научи пострадать даже кровью…

«Мария Николаевна Ермолова — это целая эпоха для русского театра, а для нашего поколения это — символ женственности, красоты, силы пафоса, искренней простоты и скромности». К. С. Станиславский

www.wild-mistress.ru

Ермолова, Мария Николаевна - это... Что такое Ермолова, Мария Николаевна?

Прославилась ролями свободолюбивых личностей, преданных своим идеалам и противостоящих окружающей пошлости. Заслуженная артистка Императорских театров (1902). Первая Народная артистка Республики (1920). Герой Труда (1924). С 1935 года её имя носит Московский драматический театр имени М. Н. Ермоловой.

Муж — Николай Петрович Шубинский (1853—1921) — депутат Государственной думы III и IV созывов, известный московский присяжный поверенный, юрист и адвокат.

Биография

Мария Ермолова родилась в Москве 3 (15) июля 1853 года в семье суфлёра Малого театра Николая Ермолова; дед Алексей Семенович Ермолов был в свое время крепостным скрипачом князей Волконских, получив вольную, поступил в театр гардеробмейстером. Увлекшись театральным искусством, он и своих детей устроил на то же поприще. Его сын Николай Алексеевич, прежде чем стать суфлёром, был драматическим артистом и автором нескольких водевилей, шедших на сценах Московской императорской труппы, однако известно, что особым талантом его творчество не отмечалось[2].

В 1862 году Мария поступила в балетный класс Московского театрального училища. Однако способностей к балету она не обнаружила. В то же время, участвуя в массовых сценах балетов, опер и драматических спектаклей, Ермолова становилась свидетельницей творчества крупнейших мастеров сцены. В свободные вечера ученицы училища разыгрывали спектакли, в которых раскрывалось большое драматическое дарование Ермоловой.

В 1866 году отец Ермоловой, знавший о страстном увлечении дочери драматической сценой, разрешил ей сыграть на своём бенефисе роль разбитной девчонки-кокетки Фаншетты в водевиле «Жених нарасхват» Д. Т. Ленского. Это была первая её роль, но она не принесла ей успеха.

В 1870 году Надежда Медведева решила дать Ермоловой главную роль в своем бенефисе. В спектакле «Эмилия Галотти», премьера которого состоялась 30 января 1870 года, Ермолова проявила мощный сценический темперамент и удивительную искренность. Этот спектакль пользовался огромным успехом.

В 1871 году Ермолова закончила театральное училище и была принята в труппу Малого театра. В первые годы Ермоловой не поручали серьёзных ролей, ей приходилось играть роли легкомысленных барышень в комедиях и водевилях. Дарование Ермоловой, главным образом трагическое и героическое, не получало своего раскрытия.

В 1870-1880 знакомится с многочисленными деятелями культуры и литературы, пишет выступления для вечера встреч. О ней стала писать критика. Однажды знакомится с актёром Шубинским, своим будущим мужем. Он заканчивает юридический факультет, собираясь посвятить праву свою будущую деятельность. Но он посещает много нелегальных встреч, и за ним устанавливается слежка. С 1870-х Ермолова начинает играть настоящие роли, которые ей интересны, которые её увлекают.

В 1873 году Ермолова исполнила роль Катерины в пьесе «Гроза». Работа над этой ролью продолжалась несколько лет. Катерина Ермоловой поднималась над бытом, жила в своём мире любви и мечтаний; это была русская женщина, исполненная внутренней силы и готовности к героическому самопожертвованию.

Спустя три года на своём бенефисе Ермолова играла Лауренсию в пьесе Лопе де Вега «Овечий источник». Вот что писал об этой роли Н. И. Стороженко:

«Бывшим на этом спектакле до сих пор памятно то глубокое, потрясающее впечатление, которое произвели и пьеса и игра Марии Николаевны в роли Лауренсии… Когда Лауренсия, бледная, с распущенными волосами, дрожащая от стыда и негодования, прибегает на площадь и сильной речью возбуждает народ к восстанию против губернатора, восторг публики дошёл до энтузиазма… В этой роли вылилась вполне страстная любовь к свободе и не менее страстная ненависть к тирании, которая охватила собой юную душу артистки. Словно электрическая цепь соединила на этот раз сердце артистки с сердцами тысячи зрителей, и они слились с ней в одном чувстве».

В 1890-е играет пьесы символистов: Гауптмана, Ибсена, Горького. Играет Вассу Железнову в одноименной пьесе М. Горького о противостоянии двух женщин разного времени — Вассы и Рахиль. Ермолова играет Вассу старую и мудрую. Много занималась в училище с актёрами. Получила звание народной артистки. В 1923 уходит со сцены. Муж у неё рано умер. Она была одинока, мало кого принимала. В 1928 году уснула и больше не проснулась.

Похоронена, согласно завещанию, во Владыкино. Впоследствии перезахоронена на Новодевичьем кладбище рядом с Чеховым, Станиславским и актёрами МХТ[3].

Память

Роли в театре

Примечания

Литература

Ермолова, Мария Николаевна в энциклопедии «Кругосвет»
Мария Николаевна Ермолова: Письма. Из литературного наследия. Воспоминания современников. М., 1955.
М. Н. Ермолова. Сборник статей А. И. Южина, Н. Эфроса, П. Н. Сакулина и др. Л., 1925.
Лучанский М. Ермолова. М., 1938.
Марков П. А. Театральные портреты. Сб. статей. М.—Л., 1939.
Щепкина-Куперник Т. Л. О М. Н. Ермоловой. М.—Л., 1940.
Дурылин С. Н. Мария Николаевна Ермолова. 1853—1928. М., 1953.
М. Н. Ермолова. 1853—1928. [Альбом], текст Ю. Дмитриева и М. Рогачевского. М., 1954.

Ссылки

Герои Труда

А • Б • В • Г • Д • Е • Ж • З • И • К • Л • М • Н • О • П • Р • С • Т • У • Ф • Х • Ц • Ч • Ш • Щ • Э • Ю • Я

dic.academic.ru

ЕРМОЛОВА, МАРИЯ НИКОЛАЕВНА | Энциклопедия Кругосвет

ЕРМОЛОВА, МАРИЯ НИКОЛАЕВНА (1853–1928), русская актриса. Заслуженная артистка императорских театров, народная артистка Республики (1920). Герой труда (1924). Родилась 3 (15) июля 1853 в Москве в семье суфлера Малого театра Н.А.Ермолова. В 1863 поступила в Московское Императорское театральное училище. Училась в балетном классе под руководством известного петербургского танцовщика Ф.Н.Манохина. К балету у юной Ермоловой душа не лежала и, учась в театральной школе, она переписывала и разучивала роли из драматических произведений, водевилей и мелодрам. В 1866 отец Ермоловой выпустил ее в свой бенефис в шуточном водевиле с пением Жених нарасхват Д.Т.Ленского в роли тринадцатилетней проказницы Фаншетты. Эта роль не стала поворотной в судьбе юной Ермоловой: актриса была рождена для трагедийного театра.

В 1870 Н.М.Медведева, решившая поставить в свой бенефис Эмилию Галотти Г.Э.Лессинга, предложила Ермоловой главную роль (вместо заболевшей Г.Н.Федотовой). В 1871 Ермолова держала выпускной экзамен и была зачислена в драматическую труппу Малого театра. Еще до официального зачисления она получала роли и успешно играла их: Машенька (Рабство мужей, перевод-переделка А.Н.Островского, 1870), Марфа (Царская невеста Л.Мея, 1870), Луиза (Ветерок Г.Мельяка и Л.Галеви, 1870), Эмма (Семья преступника П.Джакометти, 1871) и др.

По зачислении в труппу театра Ермолова играла роли классического репертуара: Лидочка (Свадьба Кречинского А.В.Сухово-Кобылина, 1871), Марианна (Тартюф Мольера, 1971), Бьянка (Укрощение строптивой У.Шекспира, 1871), Любовь Гордеевна (Бедность не порок) и Катерина (Гроза Островского, обе 1873), Софья (Горе от ума А.С.Грибоедова, 1874) и др.; актриса много играла и в бытовых мелодрамах и комедиях современных русских драматургов В.Александрова (Крылова), Н.Куликова, В.Дьяченко, В.Бегичева, К.Тарновского, Н.Потехина и др. Ермолова прекрасно играла многие роли в современных бытовых пьесах: Надя (Закинутые тенета Дьяченко, 1874), Леля (Блуждающие огни, Л.Антропова, 1874), Елена (Злоба дня, 1875) и Мария (Богатырь века, 1876, обе Потехина) и др. Ее героини сопротивлялись грубости и окружающей пошлости, располагая к себе в любых ситуациях. «Область г-жи Ермоловой составляют «светлые» образы», – писал в 1890 С.В.Флеров.

В 1876 в свой первый бенефис Ермолова поставила пьесу Лопе де Вега Овечий источник в специально сделанном для этого случая переводе С.А.Юрьева. Роль Лауренсии стала триумфом Ермоловой, открыв целое направление в репертуаре Малого театра – «эпоху романтики». Вулканические взрывы чувств сочетались в искусстве актрисы со строгой выдержанностью игры, исполненной лиризма, искренности, теплоты и правдивости. Роли Офелии (1878), Юдифи (Уриэль Акоста К.Гуцкова, 1879), Донны Соль (Эрнани Гюго, 1889), Клерхен (Эгмонт Гете, 1888), Елизаветы (Дон Карлос Шиллера, 1894), Эстрельи (Звезда Севильи Лопе де Вега, 1886), Дездемоны (Отелло Шекспира, 1888) и др. утвердили замечательное трагическое дарование актрисы. Сила героического пафоса Ермоловой, мощь ее трагедийного дарования наиболее ярко проявились в роли Иоанны Д'Арк (Орлеанская дева Шиллера). Ермолова много лет добивалась отмены цензурного запрета и разрешения поставить эту пьесу в свой бенефис. Впервые исполнив эту роль в 1884, Ермолова играла ее на протяжении 18 лет. Отстаивая свою линию в репертуаре Малого театра, Ермолова добилась в 1886 разрешения поставить в свой бенефис трагедию Шиллера Мария Стюарт и сыграла в ней главную роль. К лучшим ролям Ермоловой принадлежат также Федра (Федра Ж.Расина, 1890), Сафо (Сафо Грильпарцера, 1892), Гермиона (Зимняя сказка Шекспира, 1887), леди Макбет (Макбет Шекспира, 1896) и др.

В 1880–1890-х годов, когда сценическое мастерство Ермоловой достигает совершенства, «героическое» начало сочетается в ее творчестве с бытовым, современным. Актриса создает галерею своих современниц в пьесах Островского, Александрова, И.В.Шпажинского, М.И.Чайковского, А.И.Сумбатова-Южина, Вл.И.Немировича-Данченко. К ее лучшим достижениям относятся Негина (Таланты и поклонники А.Н.Островского, 1881), Марина (Темный бор Немировича-Данченко, 1884), Репина (Татьяна Репина А.С.Суворина, 1889), Елена Протич (Симфония М.Чайковского, 1890), Зейнаб (Измена А.Сумбатова, 1904) и др.

В 1910-е годы Ермолова перешла на возрастные роли – Кручинина (Без вины виноватые, 1908) и царица Марфа (Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский Островского, 1909), фру Альвинг (Привидения Х.Ибсена, 1909) и др. В 1918 Ермолова сыграла роль княжны Плавутиной-Плавунцовой в пьесе П.П.Гнедича Декабрист, позднее исполнила роль Мамелфы Дмитриевны в Посаднике А.К.Толстого. В 1921 она оставила сцену.

Ермолова часто выступала на концертной эстраде с чтением стихов. В ее репертуаре была лирика А.С.Пушкина, Ю.М.Лермонтова, Н.А.Некрасова, И.С.Никитина, Я.П.Полонского и др.

Умерла Ермолова в Москве 12 марта 1928.

www.krugosvet.ru

Ермолова Мария Николаевна Википедия

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Ермолова.

Мария Николаевна Ермолова (3 [15] июля 1853, Москва — 12 марта 1928, Москва) — российская драматическая актриса Малого театра, по словам Станиславского — величайшая из виденных им актёров[1]. Прославилась ролями свободолюбивых личностей, преданных своим идеалам и противостоящих окружающей пошлости. Заслуженная артистка Императорских театров (1902). Первая Народная артистка Республики (1920). Герой Труда (1924). С 1935 года её имя носит Московский драматический театр.

Биография

Мария Ермолова родилась в Москве 3 (15) июля 1853 года в семье суфлёра Малого театра Н. А. Ермолова; дед Алексей Семенович Ермолов был в своё время крепостным скрипачом князей Волконских, получив вольную, поступил в театр гардеробмейстером. Увлекшись театральным искусством, он и своих детей устроил на то же поприще. Его сын Николай Алексеевич, прежде чем стать суфлёром, был драматическим артистом и автором нескольких водевилей, шедших на сценах Московской императорской труппы, однако особым талантом его творчество отмечено не было[2].

В 1862 году Мария была отдана в балетный класс Московского театрального училища. Особых способностей к балету она не обнаружила, но участвуя в массовых сценах балетов, опер и драматических спектаклей, Ермолова была свидетельницей творчества крупнейших мастеров сцены. В свободные вечера ученицы училища разыгрывали спектакли, в которых раскрывалось большое драматическое дарование Ермоловой.

В 1866 году отец Ермоловой, знавший о страстном увлечении дочери драматической сценой, разрешил ей сыграть на своём бенефисе роль разбитной девчонки-кокетки Фаншетты в водевиле «Жених нарасхват» Д. Т. Ленского. Это была её первая роль, но она ещё не принесла ей успеха.

По воспоминаниям С. Н. Дурылина «ценой неимоверных усилий она добилась того, что ей дали сыграть Марину в сцене у фонтана на какой-то „пробе“ в училище, — и неуклюжая девочка на глазах у всех внезапно преобразилась во властную красавицу, в гордую повелительницу».

В период 1870—1880 годов она познакомилась со многими деятелями культуры и литературы, а также с Николаем Петровичем Шубинским, своим будущим мужем, который учился на юридическом факультете, собираясь посвятить праву свою будущую деятельность. В это время Ермолова начала играть настоящие роли, которые ей интересны, которые её увлекают. В 1873 году она исполнила роль Катерины в пьесе «Гроза». Работа над этой ролью продолжалась несколько лет. Катерина Ермоловой поднималась над бытом, жила в своём мире любви и мечтаний; это была русская женщина, исполненная внутренней силы и готовности к героическому самопожертвованию.

Храм Рождества Пресвятой Богородицы во Владыкине, за алтарём которого в 1928—1971 гг. находилась могила Ермоловой

В 1890-е годы играет пьесы символистов: Гауптмана, Ибсена, Горького. Играет Вассу Железнову в одноимённой пьесе М. Горького о противостоянии двух женщин разного времени — Вассы и Рахиль. Ермолова играет Вассу старую и мудрую. Много занималась в училище с актёрами. В 1920 году получила звание народной артистки. В 1921 в эмиграции умирает муж и спустя 2 года в 1923 году актриса ушла со сцены. Она была одинока, мало кого принимала. Угасавшую актрису навещал доктор Павлинов, в которого Ермолова влюбилась, будучи замужней, в 30 лет[3].

Похоронена, согласно завещанию, во Владыкино, на погосте Храма Рождества Пресвятой Богородицы, прямо за алтарём, рядом с родителями и сёстрами. В 1971 году перезахоронена на Новодевичьем кладбище рядом с Чеховым, Станиславским и актёрами МХТ. На месте первоначального захоронения под древним дубом установлен памятный знак[4].

Память

Роли в театре

Примечания

Литература

Ермолова, Мария Николаевна // Энциклопедия «Кругосвет».
Ермолова, Мария Николаевна // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Мария Николаевна Ермолова: Письма. Из литературного наследия. Воспоминания современников. М., 1955.
М. Н. Ермолова. Сборник статей А. И. Южина, Н. Эфроса, П. Н. Сакулина и др. Л., 1925.
Лучанский М. Ермолова. М., 1938.
Марков П. А. Театральные портреты. Сб. статей. М.—Л., 1939.
Щепкина-Куперник Т. Л. О М. Н. Ермоловой. М.—Л., 1940.
Дурылин С. Н. Мария Николаевна Ермолова. 1853—1928. М., 1953.
М. Н. Ермолова. 1853—1928. [Альбом], текст Ю. Дмитриева и М. Рогачевского. М., 1954.
Тынянова Л. Повесть о великой актрисе. М., 1966.

Ссылки

wikiredia.ru

Ермолова, Мария Николаевна — Википедия (с комментариями)

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Ермолова.

Мария Николаевна Ермолова (3 (16) июля 1853, Москва — 12 марта 1928, Москва) — русская драматическая актриса Малого театра, по словам Станиславского — величайшая из виденных им актёров[1]. Прославилась ролями свободолюбивых личностей, преданных своим идеалам и противостоящих окружающей пошлости. Заслуженная артистка Императорских театров (1902). Первая Народная артистка Республики (1920). Герой Труда (1924). С 1935 года её имя носит Московский драматический театр.

Биография

В 1866 году отец Ермоловой, знавший о страстном увлечении дочери драматической сценой, разрешил ей сыграть на своём бенефисе роль разбитной девчонки-кокетки Фаншетты в водевиле «Жених нарасхват» Д. Т. Ленского. Это была её первая роль, но она ещё не принесла ей успеха.

В 1890-е годы играет пьесы символистов: Гауптмана, Ибсена, Горького. Играет Вассу Железнову в одноимённой пьесе М. Горького о противостоянии двух женщин разного времени — Вассы и Рахиль. Ермолова играет Вассу старую и мудрую. Много занималась в училище с актёрами. В 1920 году получила звание народной артистки. В 1921 в эмиграции умирает муж и спустя 2 года в 1923 актриса уходит со сцены. Она была одинока, мало кого принимала. В 1928 году уснула и больше не проснулась.

Память

Роли в театре

Напишите отзыв о статье "Ермолова, Мария Николаевна"

Литература

[www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/ERMOLOVA_MARIYA_NIKOLAEVNA.html Ермолова, Мария Николаевна] // Энциклопедия «Кругосвет».
Ермолова, Мария Николаевна // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Мария Николаевна Ермолова: Письма. Из литературного наследия. Воспоминания современников. М., 1955.
М. Н. Ермолова. Сборник статей А. И. Южина, Н. Эфроса, П. Н. Сакулина и др. Л., 1925.
Лучанский М. Ермолова. М., 1938.
Марков П. А. Театральные портреты. Сб. статей. М.—Л., 1939.
Щепкина-Куперник Т. Л. О М. Н. Ермоловой. М.—Л., 1940.
Дурылин С. Н. Мария Николаевна Ермолова. 1853—1928. М., 1953.
М. Н. Ермолова. 1853—1928. [Альбом], текст Ю. Дмитриева и М. Рогачевского. М., 1954.
Тынянова Л. Повесть о великой актрисе. М., 1966.

Примечания

↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/653055 Maria Nikolayevna Yermolova (Russian actress)] (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online.
↑ [sharipov.narod.ru/rospisi/ermolova_m_n.htm Родословная роспись Марии Николаевны Ермоловой]
↑ [novodevichye.com/ermolova Новодевичье кладбище. Мария Николаевна Ермолова. Актриса]
↑ [gctm.ru/branches/dme/ Дом-музей М. Н. Ермоловой] на сайте ГЦТМ имени А.А. Бахрушина

Ссылки

((викицитатник|Мария Николаевна Ермолова))

Отрывок, характеризующий Ермолова, Мария Николаевна

– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне. Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними. – Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу. – Разве можно так с господами говорить? Ты думал что? – Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак! Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками. – Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо! – Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые! – Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку. – Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите. Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения. Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его? По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась. «Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья. Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз. Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты. «И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья. Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.

Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру. Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет? Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами: – Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что? Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него. – Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он. – Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский. – А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку. Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею. – Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская. Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики. – Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!». Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения. – И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова. – Ура! ура! ура! – кричали сзади его. С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке. – Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его. Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу. – Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности. – А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.

wiki-org.ru

Мария Николаевна Ермолова

Мария Николаевна Ермолова (3 (15) июля 1853, Москва — 12 марта 1928, Москва) — одна из талантливейших актрис в истории Малого театра, по словам Станиславского — величайшая из виденных им актёров. Прославилась ролями свободолюбивых личностей, преданных своим идеалам и противостоящих окружающей пошлости. Заслуженная артистка Императорских театров (1902). Первая Народная артистка Республики (1920). Герой Труда (1924). С 1935 года её имя носит Московский драматический театр имени М. Н. Ермоловой.

Биография

В 1890-е играет пьесы символистов: Гауптмана, Ибсена, Горького. Играет Вассу Железнову в одноименной пьесе М. Горького о противостоянии двух женщин разного времени — Вассы и Рахиль. Ермолова играет Вассу старую и мудрую. Много занималась в училище с актёрами. Получила звание народной артистки. В 1921 умирает муж и спустя 2 года в 1923 актриса уходит со сцены. Она была одинока, мало кого принимала. В 1928 году уснула и больше не проснулась.

Могила Ермоловой на Новодевичьем кладбище

Похоронена, согласно завещанию, во Владыкино. Впоследствии перезахоронена на Новодевичьем кладбище рядом с Чеховым, Станиславским и актёрами МХТ.

Память

Имя Ермоловой носит расположенный на Тверской улице Московский драматический театр.
В 1957 году была выпущена почтовая марка СССР, посвященная Ермоловой.

Роли в театре

1866 — «Жених нарасхват» Д. Т. Ленского — Фаншетта
1870 — «Эмилия Галотти» Г. Э. Лессинга — Эмилия Галотти
1871 — «Свадьба Кречинского» Сухово-Кобылина — Лидочка
1871 — «Тартюф» Мольера — Марианна
1873 — «Гроза» А. Н. Островского — Катерина
1876 — «Овечий источник» Лопе де Вега — Лауренсия
1876 — «Василиса Мелентьева» А. Н. Островского — Василиса Мелентьева
1877 — «Последняя жертва» А. Н. Островского — Юлия Тугина
1878 — «Ричард III» У. Шекспира — леди Анна
1878 — «Гамлет» У. Шекспира — Офелия (затем в 1891 г.)
1879 — «Уриэль Акоста» Гуцкова — Юдифь
1879 (?) — «На пороге к делу» Н. Я. Соловьева — Лонина
1879 — «Бесприданница» А. Н. Островского — Лариса
1879 — «Мария Тюдор» В. Гюго — Мария I Тюдор
1881 — «Таланты и поклонники» А. Н. Островского — Негина
1883 — «Горячее сердце» А. Н. Островского — Параша
1883 — «Невольницы» А. Н. Островского — Евлалия
1884 — «Орлеанская дева» Ф. Шиллера — Иоанна Д’Арк (играла эту роль 18 лет)
1886 — «Мария Стюарт» Ф. Шиллера — Мария Стюарт
1886 — «Звезда Севильи» Лопе де Вега — Эстрелья
1887 — «Зимняя сказка» У. Шекспира — Гермиона
1889 — «Татьяна Репина» А. С. Суворина (об актрисе Евлалии Кадминой), поставлена 16 января в Малом театре — Евлалия Кадмина
1889 — «Эрнани» В. Гюго — донья Соль
1890 — «Федра» Ж. Расина — Федра
1892 — «Сафо» Ф. Грильпарпера — Сафо
1896 — «Макбет» У. Шекспира — леди Макбет
1902 — «Кориолан» У. Шекспира — Волумния
«Без вины виноватые» А. Н. Островского — Кручинина
«Приведения» Х. Ибсена — фру Альвинг
«Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» А. Н. Островского — царица Марфа
1918 — «Декабрист» П. П. Гнедича — княжна Плавутина-Плавунцева

Примечания

↑ Maria Nikolayevna Yermolova (Russian actress) (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online. ↑ Родословная роспись Марии Николаевны Ермоловой ↑ Новодевичье кладбище. Мария Николаевна Ермолова. Актриса

Литература

Ермолова, Мария Николаевна в энциклопедии «Кругосвет»
Мария Николаевна Ермолова: Письма. Из литературного наследия. Воспоминания современников. М., 1955.
М. Н. Ермолова. Сборник статей А. И. Южина, Н. Эфроса, П. Н. Сакулина и др. Л., 1925.
Лучанский М. Ермолова. М., 1938.
Марков П. А. Театральные портреты. Сб. статей. М.—Л., 1939.
Щепкина-Куперник Т. Л. О М. Н. Ермоловой. М.—Л., 1940.
Дурылин С. Н. Мария Николаевна Ермолова. 1853—1928. М., 1953.
М. Н. Ермолова. 1853—1928. [Альбом], текст Ю. Дмитриева и М. Рогачевского. М., 1954.

nekropole.info

Учим историю вместе с PPT-History.ru

Ермолова, Мария Николаевна. Мария николаевна ермолова