Крестовые походы и Русь XI–XIII вв. Крестовые походы и русь

Крестовые походы и Русь XI–XIII вв. — Ликбез

Постепенная, начиная с VII в., утеря правителями христианских государств контроля над священными для каждого верующего территорий, связанных с деятельностью Иисуса Христа и апостолов на Ближнем Востоке (Сирия, Палестина) и в Африке, актуализировалась во второй половине XI в. набегами турок-сельджуков, нанесших в битве под Манцикертом 1071 г. сокрушительное поражение императору Роман IV Диогену (1067–1071), положив тем самым конец намерениям ромеев самостоятельно вернуть захваченные врагом очень важные земли. В Константинополе теперь были вынуждены просить помощи на Западе, где особого авторитета в годы понтификата Григория VII (1073–1085) среди светских правителей феодализированного общества приобрело папство. С 1095 г. берет отсчет финансово и идеологически подготовленная понтификами эпоха масштабных военных кампаний-паломничеств, известная в истории под названием Крестовые походы. Всего при участии большинства тогдашних католических стран на континенте таковых походов, направленных на протяжении XI–XIII вв. в страны Ближнего Востока и Северной Африки, было восемь. Прямо или косвенно не находились в стороне от этих мероприятий всемирного масштаба и представители династии Рюриковичей.

Летописание о Крестовых походах

Житие и хождение Даниила. Руськой земли игумена

В официальном историописании на Руси с XII в. время от времени появляются сюжеты, посвященные крестовым походам и событиям на Ближнем Востоке, упоминаются города Иерусалим, Аскалон и др. Речь идет о Повести временных лет, Киевской летописи XII в. и Повести о взятии Царьграда фрягами, введенная в Новгородскую летопись старшего и младшего изводов. В киевском летописании путем привлечения записей галицкого происхождения отражены события падения Иерусалима 2 октября 1187 г. под ударами войск египетского султана Салах-ад-Дина (1138–1193) и, как следствие, – организация германским императором Фридрихом I Барбаросса (1122–1190) III Крестового похода. Немецкое рыцарство наделялось ореолом мучеников – «Нѣмцы ӕко моученицы ст҃иы. прольӕша кровь свою за Хс̑а». Зато падение 12 апреля 1204 г. Константинополя под ударами войск IV Крестового похода вызвало на Руси скорее негативную реакцию. Из так называемой Галицко-Волынской летописи XIII в. (хроника Романовичей) известно об ордене тамплиеров.

Некоторые паломники, как, в частности, черниговский, вероятно, игумен Даниил или будущий перемышльский епископ и новгородский архиепископ Антоний (до рукоположения – Добрыня Ядрейкович, время паломничеств 1200 и 1208/09), оставили свои, исполненные уникальными свидетельствами, воспоминания. В частности, Даниил в своем «Хождении», написанном под впечатлением паломничества 1104-1106 гг., вспоминал не только знакомство с первым иерусалимским королем Болдуином I (1100–1118), посещение святых мест, связанных с жизнью и деятельностью Иисуса Христа, но и состояние укреплений Иерусалима.

Крестовые походы на фоне междинастических и внешнеполитических связей Рюриковичей

Матримониальная политика руських князей, особенно в западном направлении, позволяла им быть в курсе о крестовых походах даже при собственном прямом неучастии ни в одном из них. Немало представительниц рода Рюриковичей были женами крестоносцев, участниками паломничеств были их дети, или же они прямо либо косвенно приобщались к поддержке крестового движения. Так, сын Анны Ярославны († 1075/1089) и короля Франции Генриха I (1031–1060) Гуго (1057–1102) принимал непосредственное участие в I Крестовом походе 1096–1099 гг., отметившись небывалым героизмом в битве при Дорилее 1 июля 1097 г. и осаде Антиохии 1098 г. Считается, что в этой же кампании вместе со своими фландрскими родственниками приняла участие супруга переяславского князя Владимира Всеволодовича Мономаха (1053–1125) – Гита († после 1099), о чем при дворе мужа не могли не знать. В 1142 г. на дочери киевского князя Всеволода Ольговича († 1146) Звениславе († 1155-1160) женился союзник Фридриха I Барбароссы, крестоносец, силезский князь из династии Пястов Болеслав Высокий († 1201). Дочь одиозного силезского вельможи Петра Влостовича († 1153) и дочери черниговского и тмутараканского князя Олега Святославича († 1115) Марии – Аґафия († после 1180) в 1145 г. вышла замуж за участника II Крестового похода 1147–1149 гг. крестоносца Яксу († 1176).

Фрагменты печати князя всея Руси, Галиции и Владимирии Льва Юрьевича из договора с Тевтонским орденом заключенного 1 августа 1316 г.

Внебрачный сын дочери переяславского, а с 1113 г. киевского князя Владимира Мономаха Евфимии († 1139) и венгерского герцога Алмоша († 1127) – родного брата ее законного мужа короля Коломана, прозванного Книжником (1095–1116), Борис († 1153/54) во время II Крестового похода активно пытался получить поддержку одного из его руководителей, французского короля Людовика VII (1120–1180) в борьбе за венгерский престол со своим, вероятно, племянником Гейзой II (1141–1162) – женатым с 1146 г. с дочерью киевского князя Мстислава Владимировича (1125–1132) Евфросинией († 1193, возможно в монастыре св. Саввы в Иерусалиме!) – жаловавшей в Венгрии Ордену иоаннитов некоторые земли, матерью королей Стефана III (1147–1172) и Белы III (1172–1196). Захват Белой III в 1188 г. Галича заставил местного беглого князя Владимира Ярославича (1189–1198/99) обращаться за помощью к германскому императору Фридриху I Барбароссе именно во время приготовлений того к III Крестовому походу. Женой активно поощряемого папой Иннокентием III (1198–1216) к V Крестовому походу краковско-сандомирского князя Лешека Белого (1184/1185–1227) была дочь бывшего новгородского князя Ярослава Владимировича (ок. 1155-1165 – конец 1205-1209) – Гримислава († 1258). Правда, ссылаясь на то, что в Святой Земле мало пива, польский правитель в поход так и не отправился. Жена мазовецкого князя Конрада (1187–1247) Агафия Святославна († после 1248) в 30-е гг. XIII в. была одним из инициаторов предоставления Тевтонскому ордену земель на границе с Пруссией. В 8-летнем возрасте на воспитание именно в этот духовно-рыцарский орден уже как сироту было отдано внебрачного сына чешской королевы Кунегунды Ростиславны († 1285) и Завиши из Фалькенштейна (б. 1250–1290) Ешка (Яна) (ок. 1282 – после 1337).

С высокой вероятностью близкие родственники различных участников крестовых походов, путь которых на Святую Землю и обратно домой часто пролегал через земли Рюриковичей, некоторое время даже проживали в Киеве. Речь идет, например, о датском короле Эрике Добром (ок. 1070–1103), или участнике II Крестового похода – чешском князе Владиславе II (1110–1174). Тесными же разносторонними на фоне крестовых походов были контакты Рюриковичей с ромейскими императорами. Так около 1161 г. один из изгнанных Владимирским князем Андреем Юрьевичем, прозванным Боголюбским (ок. 1111–1174), со своих земель младший сводный брат Мстислав († 1162) получил впоследствии от императора Мануила Комнина (1118–1180) в держание область Оскалана (город Аскалон). Вероятно, присоединиться к V Крестовому походу 1217–1221 гг. во главе с венгерским королем Андреем II (1205–1235) должна была часть лояльных ему и подконтрольных галицких элит, тем более, что на территории соседнего с Галицкой землей венгерского Спиша с конца XII в. компактно селилось довольно таки активное в крестовых походах рыцарство из Саксонии и Фландрии.

Идея крестового движения во внешней политике руських князей и во взаимоотношениях с ближайшими соседями.

Еще с середины XII в., но особенно после падения под ударами участников IV Крестового похода в апреле 1204 г. Константинополя, идея организации «Священной войны» против некатолических стран (в частности, язычников и еретиков) существенно актуализировалась. Однако, подобные нотки во внешней политике соседних Рюриковичам династий отмечались еще с конца XI в. Так, почти синхронно с захватом участниками I Крестового похода города Иерусалим 15 июля 1099 г., в том же году большое венгерское войско во главе с королем Коломаном, прозванным Книжником, в составе которого находилось несколько епископов, отправилось в направлении Перемышля с целью покорения владений князей Ростиславовичей. Однако в битве на р. Вягр они были полностью разгромлены совместными русько-половецкими силами. Очевидно на фоне похожих событий где-то между 1143–1153 гг. один из идейных вдохновителей II Крестового похода, канонизированный в 1174 г. папой Александром III (1159–1181) аббат цистерцианского монастыря в Клерво Бернард (1090–1153), поощрял в одном из писем краковского епископа Матфея (1143–1166) и силезского вельможу Петра Влостовича организовать крестовый поход на Русь. В конце концов нередко (но не всегда) именно под знаменами идей крестовых походов против некатоликов на протяжении конца XII – первой половины XIII в. продвигались венгерские и польские династические, а также политические влияния в Галицкой земле и на Волыни, а немецкие – в сторону северных владений Рюриковичей (Новгород, Псков и т. д.). Нельзя в данном случае не упомянуть и широко датированного историками так называемого «дорогичинского инцидента» (между 1238–1247) – захвата Даниилом Романовичем у небольшого числа рыцарей Добжинского ордена города Дорогичин.

Крестик так называемого «сирийско-палестинского типа» из археологического слоя княжеского Галича

Однако, с коронацией старшего Романовича в конце 1253 г., и попадания его земель в сферу влияния римского папы Иннокентия IV (1243–1254), идеи крестового движения приобрели в наших землях несколько иное звучание. Теперь их вместе с новинками вооружения, наряду с христианской символикой и реликвиями активно проникавшими на Русь, можно было применять против соседних некрещеных соседей – прибалтийских племен, а также с 1240–1241 гг. татар и частично им подконтрольных жителей Болоховской земли. Именно так, видимо, следует квалифицировать совместные с польскими и руськими князьями походы короля Даниила против ятвягов зимой 1254–1255 гг. и поход в начале 1255 г. на болоховские города. Успешные действия войск Романовичей против темника Чингизидов Куремсы в 1256 г., однако, не помогли организации в странах так называемой «Младшей Европы» полноценного крестового похода, к которому накануне так активно призывал папа Иннокентий IV. Однако несмотря на это, с 1254 г. правители королевства Руси стали постоянными союзниками Немецкого ордена в Пруссии.

В целом, идеи крестовых походов на Ближний Восток довольно легко распространились среди крещеного в восточном обряде населения владений Рюриковичей, часть из которого, видимо, хорошо о них знала, а также прямо или косвенно принимала участие. Однако, среди таковых не видим представителей княжеской верхушки, воспитанной в другой мировоззренческой среде, тяготевшей к восточнохристианским традициям и трудно объединявшим в себе три основных фактора западноевропейского крестового движения – освобождение Гроба Господня от «неверных», христианское паломничество к святыням Палестины и Сирии, а также, как пишет Виктор Мудеревич, феномен «Священной войны», в котором сосуществовали глубокие духовно-мировоззренческие и сакральные мотивации латинян с их военно-политическими амбициями.

likbez.org.ua

Русь и крестовые походы - История и этнология. Факты. События. Вымысел.

Таким образом, русско-половецкая граница не была «северным флангом» в той грандиозной битве за Ближний Восток, которую на протяжении всего XII в. вели между собой Европа и Азия. Но следует ли отсюда, что Русь оставалась в стороне от этой схватки, или она все-таки приняла посильное участие в крестоносной эпопее? Целый ряд авторитетных ученых признавали последнее весьма вероятным. В свое время Н.М. Карамзин высказал догадку, впрочем, основанную лишь на общих соображениях, что «Алексей Комнин, без сомнения, приглашал и россиян действовать против общих врагов христианства2; отечество наше имело собственных: но, вероятно, сие обстоятельство не мешало некоторым витязям российским искать опасностей и славы под знаменами Крестового воинства», тем более, что «многие знатные киевляне и новгородцы находились тогда (на рубеже XI–XII вв. — С. Ц.) в Иерусалиме» в качестве паломников [Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 2–3. М., 1991, с. 89]. С тех пор в поле зрения ученых попало несколько средневековых текстов, которые сделали суждения об участии русских дружин в Крестовых походах более уверенными. Однако при более внимательном рассмотрении сведения этих источников следует признать ненадежными, а их интерпретации ошибочными.

Так, уникальное в своем роде сообщение содержит анонимная «История Иерусалима и Антиохии» («L'histoire de Jerusalem et d'Antioche», XIII в.), где в числе крестоносцев, наиболее отличившихся при осаде Никеи3 (1097 г.), упомянуты люди «из Руси» (de Russie). Некоторые исследователи сделали отсюда поспешное заключение, что, «вопреки обычному представлению, Киевская Русь принимала участие в крестовых походах» [Тихомиров М.Н. Древняя Русь, М., 1975, с. 35–36; см. также: Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968, с. 140–141]. Согласиться с этим трудно. И дело даже не в том, что данное известие может быть поставлено под сомнение4. В конце концов, присутствие в крестоносном войске каких-то «русских» отражено в топонимике средневековой Палестины. Держась, подобно выходцам из других европейских стран, сплоченной этнической группой, они основали на Ближнем Востоке «русский город», название которого в разных хрониках повторяет основные варианты имени Русь, известные по средневековым источникам: Rugia, Rossa, Russa, Roiia, Rugen, Rursia, Rusa (современный Руйат в Сирии) [см.: Кузьмин А.Г. Сведения иностранных источников о Руси и ругах // «Откуда есть пошла Русская земля», кн. 1. М., 1986, с. 664–682]. Но маловероятно, чтобы эти «русские» участники Первого крестового похода были дружинниками кого-то из русских князей. Ярополк Изяславич — единственный русский вассал Ватикана, который мог принять близко к сердцу призыв папы Урбана II к освобождению Гроба Господня (на Клермонском соборе 1095 г.), — умер задолго до этих событий. Что же касается других наиболее деятельных русских князей этого времени — Святополка Изяславича, Владимира Мономаха, Олега Святославича, Давыда Игоревича и галицких Ростиславичей, то в 1096–1099 гг. все они имели самые веские причины попридержать свои дружины при себе, т.к. были втянуты в многолетнюю междоусобицу. Стало быть, глухим упоминаниям о «русских» крестоносцах следует искать иное объяснение.

И здесь возможны два предположения. Во-первых, не исключено, что «русскими» участниками взятия Никеи могли быть отряды русов, находившиеся на службе у византийского императора. По свидетельству Анны Комнин («Алексиада», книга XI), вместе с крестоносцами в штурме Никеи участвовали 2000 византийских воинов-пельтастов5. Правда, Анна умалчивает об их этнической принадлежности, но заслуживает внимания тот факт, что одного из командиров этого отряда звали Радомир. Византийские воины сопровождали крестоносцев и в их дальнейшем следовании в Палестину. Анна пишет, что Алексей Комнин дал «латинянам» войско под началом одного из своих приближенных — Татикия, «чтобы он во всем помогал латинянам, делил с ними опасности и принимал, если Бог это пошлет, взятые города». Татикий довел крестоносцев до Антиохии. Впоследствии Алексей Комнин еще раз посылал к ближневосточному побережью «войско и флот» для сооружения крепости возле Триполи.

И все же более вероятным объяснением этнической природы «русских» крестоносцев является предположение А.Г. Кузьмина о том, что это были выходцы из тех многочисленных европейских «Русий», сообщениями о которых пестрят средневековые источники XI–XIII вв. [см.: Кузьмин. Сведения иностранных источников, с. 664–682]. Думаю, что на эту роль лучше всего подходят русины, проживавшие на территории Германии и славянского Поморья. Как показывает Устав Магдебургского турнира 935 г., среди участников которого фигурируют «Велемир, принцепс Русский» и тюрингенские рыцари «Оттон Редеботто, герцог Руссии» и «Венцеслав, князь Ругии» [см.: Кузьмин. Сведения иностранных источников, с. 668], местная «русская» знать уже в начале Х в. была включена в феодальную структуру германского государства и потому вполне могла пополнить ряды рыцарского ополчения 1096 г.С еще большим легкомыслием в крестоносные борцы с мусульманами зачислен галицкий князь конца XII в. Ярослав Владимирович (Осмомысл) — на основании обращения автора «Слова о полку Игореве» к русским князьям с призывом защитить Русскую землю, где Ярославу между прочим адресуются следующие слова: «Галичкы Осмомысле Ярославе!.. Грозы твоя по землям текуть… [Ты] стреляеши с отня злата стола салтани за землями». Поясняя это место «Слова», Д. С. Лихачев, со ссылкой на «догадку Д.Дубенского»6, сопроводил его весьма вольным переводом: «Ты посылаешь войска против салтана Саладина в Палестину»7 [«Слово о полку Игореве». Под. Ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.–Л., 1950, с. 443–444]. Однако такое истолкование обращения к Ярославу совершенно неправомерно, ибо, во-первых, является вопиющим анахронизмом (Ярослав Осмомысл умер в 1187 г., а Третий крестовый поход, направленный против Саладина, состоялся в 1189–1192 гг.) и, во-вторых, не принимает во внимание конкретного значения термина «салтан» в устах древнерусского поэта, который вслед за цитированными словами восклицает: «Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея [раба], за землю Рускую, за раны Игоревы!..». Отсюда следует, что «салтанами» в древней Руси называли вождей крупных половецких орд («лепших князей», по терминологии других памятников). Бытование этого термина в половецкой среде засвидетельствовано как словарем половецкого языка XIII–XIV вв. (Codex Cumanicus), где титул солтан8 имеет латинское соответствие rex (король), так и данными топонимики (городище Салтановское на берегу Северского Донца) [см.: Бобров А. Г. Салтан // Энциклопедия «Слова о полку Игореве»: в 5 т. – СПб., 1995. Т. 4. П – Слово, с. 263].

К наиболее распространенным заблуждениям относится также мнение о том, что в XII в. знатные паломники из Северной Европы совершали путешествия в Византию и Святую землю через территорию древней Руси. Но иллюстрируются эти заявления всегда одним и тем же примером со ссылкой на «Кнутлингасагу», которая, в частности, повествует о том, как в 1098–1103 гг. датский король Эрик I Эйегода (Добрый) отправился на поклонение в Иерусалим «через Россию» (он скончался на Кипре, не добравшись до конечной цели своего паломничества). В переложении исследователей этот эпизод разворачивается в красочную картину приезда Эрика в Киев, где он «был тепло принят князем Святополком II. Последний направил свою дружину, состоявшую из лучших воинов, чтобы сопровождать Эрика к Святой земле. На пути от Киева до русской границы Эрика повсюду встречали восторженно. «Священники присоединялись к процессии, неся святые реликвии под пение гимнов и звон церковных колоколов»9 [Вернадский Г. Киевская Русь. М., 1999, с. 356]. Здесь в рассуждения историков вкралось уже чистое недоразумение, поскольку исторические данные об этой поездке Эрика Эйегоды свидетельствуют, что, перед тем как попасть на Кипр, он основал специально для скандинавских путников прибежище между Пьяченцой и Борго Сан Доннино, присутствовал на соборе 1098 г. в Бари и посетил Рим, то есть двигался через Германию по рейнско-дунайскому торговому пути10 [см.: Добиаш-Рождественская О. А. Культ св. Михаила в латинском Средневековье V—XIII вв. // Мир культуры. № 2004/02; Никитин А.Л. Основания русской истории, М., 2001, с. 126–127], на котором, очевидно, и следует искать упомянутую «Россию». Возможно, «теплый прием», оказанный Эрику «русским королем», имел место в той же самой «Руси», что фигурирует в «Церковной истории» Ордерика Виталиса (первая половина XII в.), согласно которой норвежский король Сигурд, возвращаясь в 1111 г. из Иерусалима «через Русь, взял в жены Мальфриду, дочь короля». В «Хеймскрингле» Снорри Стурлусона (XIII в.) путь Сигурда пролегает через Болгарию, Венгрию, Паннонию, Швабию и Баварию, а «Генеалогия датских королей» указывает, что Сигурд женился на Мальфриде в Шлезвиге [см.: Кузьмин. Сведения иностранных источников, с. 664–682].

Безучастное отношение русских людей к заморским войнам «латинников» хорошо прослеживается на материале древнерусских летописей, чьи сведения о целом столетии ожесточенной борьбы крестоносцев с мусульманами за Палестину (c конца XI по конец XII в.) исчерпываются несколькими разрозненными известиями, разительно отличающимися от цельных, обстоятельных описаний крестоносных войн, которые в изобилии представлены в латинских, византийских и восточных хрониках, и притом полученными явно из вторых рук. Иногда это просто мимоходом брошенная фраза, за которой угадывается широкий исторический подтекст, как, например, вложенные в уста «жидов» (хазарских иудеев, участников легендарного «испытания вер» при дворе князя Владимира) саморазоблачительные слова: «Разгневася Бог на отци наши и расточи ны по странам грех ради наших и предана бысть земля наша христианом» (под 986 г.). Но чаще встречаем лаконичные замечания, вроде «взят бысть Ерусалим безбожными срацины» (Ипатьевская летопись, под 1187 г.) или «в се лето христиане взяша Иерусалим под турком» (Густынская летопись, под 1099 г.). Характерно, что в последнем случае летописец допустил неточность, которая выдает его слабую осведомленность относительно расстановки сил в Палестине накануне Первого крестового похода, поскольку «священный град» был отвоеван крестоносцами не у турок, а у египетского султана, который в августе 1098 г. отнял его у сельджуков. Нелишне отметить также, что подавляющее большинство древнерусских известий о военных предприятиях крестоносцев совершенно лишено эмоциональной окраски. Лишь однажды киевский летописец, автор статей Ипатьевской летописи о событиях 80-х–90-х гг. XII в., позволил себе открыто выразить симпатии к участникам Третьего крестового похода (1189—1192). Поведав о его неудаче и гибели императора Фридриха I Барбароссы (1190), он убежденно заключил, что павшие немецкие рыцари сопричтутся к лику мучеников за веру: «Сии же немци, яко мученици святии, прольяша кровь свою за Христа со цесари своими, о сих бо Господь Бог наш знамения прояви… и причте я ко избраньному Своему стаду в лик мученицкыи…». Но подобные настроения были безусловно исключением. Общепринятое на Руси отношение к крестоносцам скорее можно найти в древнерусском переводе «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия. В одном месте этого сочинения русский книжник конца XI–начала XII в. присовокупил от себя к тексту оригинала решительное осуждение латинян за недостойное поведение в Святой земле (особенно рыцарям досталось за «мздоимание»), а в конце все же заметил: «Но обаче иноплеменници суть, а наше учение прикасается им», то есть: хотя они чужеземцы и чего с них взять, однако же христиане, как и мы. Словом, так отстраненно можно писать только о бесконечно «далеких» войнах, пускай и грандиозных по своему масштабу, но совершенно не затрагивающих родных пенат.

Если русские люди XII–XIII вв. и устремлялись в Палестину, то отнюдь не из желания встать в ряды освободителей Гроба Господня. Крестовые походы повлияли на Русь лишь в том отношении, что вызвали здесь бурное оживление интереса к паломничеству к святым местам [см.: Айналов Д. В. Некоторые данные русских о Палестине // Сообщения Православного Палестинского общества. Т. XVII. Вып. 3. СПб., 1906, с. 334 и след.; Левченко М. В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956, с. 470], который привел даже к появлению новой социальной группы –«калик11 перехожих», ставших неотъемлемой частью древнерусской жизни и литературы. Кое-кто из этих странников потрудился записать свои дорожные впечатления. Наиболее известным памятником такого рода является «Хождение» в Святую землю игумена Даниила12. Этот образованный и наблюдательный представитель южнорусскогодуховенства13 посетил Палестину между 1101 и 1113 гг.14, пробыв там, по его собственным словам, 16 месяцев. Жил он преимущественно в Иерусалиме, на подворье православного монастыря святого Саввы, откуда предпринимал странствия по всей стране, имея в качестве своего руководителя «добраго вожа», одного из сведущих старцев приютившей его обители. Иерусалимский король Балдуин I (1100–1118 гг.), ставший во главе крестоносцев после смерти Готфрида Буйонского, оказывал Даниилу всякое содействие в его разъездах по Святой земле и посещении христианских святынь.

Относительно «хождения» Даниила в научной литературе также выдвигались предположения, будто его путешествие в Иерусалим было предпринято не по одним только религиозным мотивам, но имело и политический аспект. Например, М. Н. Тихомиров расценивал его как очевидное «свидетельство о политическом участии русских князей в крестовых походах… Что его (Даниила. – С. Ц.) миссия в Палестину имела какое-то политическое значение, видно из того, что русский игумен вел переговоры с королем Болдуином… Русский паломник был со своею дружиною, по-видимому, достаточно многочисленной, для защиты от нападения мусульман…» [Тихомиров. Древняя Русь, с. 35–36]. На особое благоволение Балдуина к русскому паломнику упирал и В. В. Данилов, видевший в данном обстоятельстве доказательство того, что Даниил был официальным посланником Святополка Изяславича, якобы желавшего установить дипломатические контакты с государем Иерусалимского королевства [Данилов В.В. К характеристике «Хождения» игумена Даниила // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы Академии наук СССР. М.; Л., 1954, с. 94]. А Д. И. Лихачев подозревал в Данииле агента черниговских князей, будто бы искавших у латинско-католических властей Святой земли поддержки против Владимира Мономаха [Лихачев Д. И. Литература второй половины XI–первой четверти XII века // История русской литературы. Т. I. Литература X–XVIII вв. М.–Л., 1958, с. 85]. Между тем, текст «Хождения» удостоверяет, что встреча Даниила с Балдуином носила случайный характер, а все «переговоры» с вождем крестоносцев, о которых упоминает игумен, заключались в том, что он взял на себя смелость обратиться к «иерусалимьскому князю» с двумя просьбами: дать ему охрану от сарацин и выделить «привилегированное» место на празднике схождения благодатного огня. Не стоит удивляться и тому, что Балдуин оказывал Даниилу знаки уважения, – в лице русского игумена он чтил страну, которая, по словам митрополита Илариона, «ведома и слышима есть всеми четырьми конци земли», и чьи князья породнились почти со всеми королевскими дворами Европы (сам Балдуин был женат на старшей внучке французской королевы Анны Ярославны). Что касается ссылки на «многочисленную дружину» Даниила, которая, по мысли исследователя, должна была, по-видимому, подчеркивать высокий статус его «посольства», то это всего лишь недоразумение, так как, по свидетельству самого же игумена, его спутниками были всего восемь человек, – и все, как и он, «тоже худа и без оружия». Наконец, ни из чего не видно, чтобы Даниил противопоставлял черниговских князей Владимиру Мономаху и другим русским князьям. Напротив, называя себя «игуменом Русьскыя земли», а не какого-то отдельного княжества, он усматривал одну из главных целей своего паломничества в том, чтобы помолиться «во всех местех святых» за всех «князь русскых, и княгинь, и детей их, епископ, игумен, и боляр… и всех христиан», и ставил себе в заслугу то, что вписал в синодик монастыря святого Саввы «имена князей рускых»: Михаила (Святополка Изяславича), Василия (Владимира Мономаха), Давида Святославича, Михаила (Олега Святославича), Панкратия (Ярослава Святославича), Глеба «Менского» (минского князя Глеба Всеславича) и всех прочих «толко [сколько] есмь их помнел имен, да тех вписах… И отпехом литургии за князи русскыя и за вся христианы 50 литургий, и за усопшаа 40 литургий отпехом». Другую великую удачу своего «хоженья» в Святую землю Даниил видел в том, что ему удалось за некую мзду, данную ключарю гробницы Спасителя, получить доску, «сущую во главах Гроба Господня святаго».

Вот в этой доске и еще нескольких подобных реликвиях, добытых русскими паломниками в Палестине в XII–первой половине XIII вв., и состояла вся «добыча» Русской земли с крестовых походов.

1 См., напр., у В.О. Ключевского: «Эта почти двухвековая борьба Руси с половцами имеет своё значение в европейской истории. В то время как Западная Европа крестовыми походами предприняла наступательную борьбу на азиатский восток, когда и на Пиренейском полуострове началось такое же движение против мавров, Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления» [Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М., 1989. Т. I, с. 284–285]. >назад2 По сообщению западноевропейских хронистов XII–XIII вв., поводом для организации Первого крестового похода послужило обращение византийского императора Алексея I Комнина к римскому папе и западноевропейским государям с призывом оказать помощь Византии в ее борьбе с турками-сельджуками. В современной науке эти известия часто рассматриваются как поздняя фальсификация. >назад3 На территории султаната Икония в Малой Азии. Взятие Никеи было первым крупным успехом рыцарского ополчения Готфрида Буйонского на пути в Палестину. >назад4 «Оно не принадлежит участнику событий; это известие весьма позднего происхождения. Хронисты — очевидцы Первого крестового похода, подробнейшим образом называющие различные народности, представленные в крестоносной рати, нигде не упоминают русских ратников в составе воинства, двинувшегося в 1096 г. освобождать палестинские святыни. У Фульхерия Шартрского, к примеру, перечень крестоносцев по их национальной и этнической принадлежности насчитывает до двух десятков наименований… аналогичные известия находим в хрониках Петра Тудебота, Альберта Аахенского, Раймунда Ажильского» [Заборов М.А. Известия русских современников о крестовых походах // Византийский временник. Т. 31. М., 1971, с. 85, прим. 2; см. подробнее: Заборов М.А. Введение в историографию крестовых походов (Латинская хронография XI–XIII вв.). М., 1966, с. 91, прим. 175]. >назад5 Пельтасты – легкая пехота, вооруженная копьями и щитами. >назад6 Дубенский Дмитрий Никитич (ум. в 1863 г.) — русский историк, магистр Московского университета. Имеется ввиду его комментарий к данному фрагменту «Слова о полку Игореве» [см.: Дубенский Д.Н. Слово о плъку Игореве, Свтъславля пестворца старого времени / Объясненное по древним письменным памятникам магистром Д. Дубенским. М., 1844, с. 158–160]. >назад7 В комментариях к более позднему изданию «Слова» ученый снова подчеркнул, что, согласно «Слову», Ярослав Галицкий «посылает свои войска в помощь крестоносцам против султана Саладина» [«Слово о полку Игореве» М.-Л., 1955, с. 77, 78]. >назад8 Заимствованный тюркскими народами у арабов. >назад9 Цитата из: B. Leib. Rome, Kiev et Byzance a la fin du XI-e siecle. Paris, 1924, p. 277. >назад10 Каковой в действительности и являлся кратчайшим и наиболее удобным маршрутом для путешественников из Скандинавии и Северной Европы: «Из каких стран Севера или Запада не являлись паломники, те, которые двигались по сухопутным дорогам, вступали в Италию в Сузе или Аосте. Именно таков описанный исландским аббатом и скальдом, Николаем Семундарсоном, "южный" или "римский" путь в Святую землю; таковы французские и английские итинерарии XII и XIII веков. До Рима путники добирались по одной из старых дорог: Аоста — Иврея — Верчелли — Павия — Парма — Болонья — Имола — Форли — Ареццо — Витербо — Рим; или Арк — Суза — Турин — Верчелли и т.д., иногда сворачивая перед Пармой на Лукку – Сиену – Витербо. Рим был конечным пунктом для значительной части тех, кто не думал идти дальше в Святую землю. Из этих последних, однако, многие совершали специальное странствие к Гарганскому утесу. В скандинавском итинерарии в качестве обычного продолжения южного пути, указана дорога к адриатическим гаваням через Албано, Террачину и Капую или через Ферентино, Чепрано, Аквино и Сан-Джермино. Отсюда иерусалимские путники (jorsalafarir) совершают паломничество на Монте-Кассиано, следуют в Бенвент, чтобы отправиться на Монте-Гаргано (Mikaelsfjell) и затем пробираются по гаваням приморья Адриатики, в поисках корабля, который отвез бы их в Святую землю» [Добиаш-Рождественская. Культ св. Михаила, гл. VI]. >назад11 От греческого названия специальной обуви, которую носили паломники во время своих путешествий — «калиги». >назад12 Полное название: «Житье и хоженье Даниила Русьскыя земли игумена». >назад13 Скорее всего черниговского, так как в одном месте своих записок Даниил уподобил Иордан реке Снови. Хотя реки с таким названием встречаются в разных местностях европейской России, в частности, под Воронежем [см.: Гудзий Гудзий Н. К. История древней русской литературы. М., 1945, с. 116], но все же преимущественной известностью в древнерусских памятниках XI–XII вв. пользовалась Сновь, протекающая в пределах Черниговского княжества. >назад14 Из текста «Хождения» явствует, что Даниил написал его после смерти Всеслава Полоцкого (1101 г.) и до кончины Святополка Изяславича (1113 г.). >назад

hist-etnol.livejournal.com

Русь и крестовые походы - Древняя Русь

Победное наступление Руси на степь при Святополке Изяславиче и Владимире Мономахе совпало по времени с началом крестовых походов в Святую землю. Конечно, при всем внешнем сходстве эти военные предприятия нельзя рассматривать как явления одного порядка* – истоки и цели их были принципиально различны. Крестовые походы были первым опытом западноевропейского колониализма, пускай и облеченного в форму вооруженного паломничества [см.: Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992, с. 66–69]. Духовное руководство ими осуществляла католическая Церковь, движимая преимущественно стремлением решить внутренние проблемы христианского Запада, раздираемого скандальными войнами между единоверцами, и одновременно рассчитывавшая заполучить в свои руки средство господства над непокорным классом светских феодалов. Провозглашенная ею мистическая идеология крестоносного воинства – стяжание небесного Иерусалима путем завоевания Иерусалима земного – оказала, по крайней мере, на первых порах, чрезвычайно сильное воздействие на умы людей Запада, рыцарей и крестьян. Но вне зависимости от того, какие побудительные мотивы определяли сами для себя участники Крестовых походов, жажда заморских земель и богатств, несомненно, увлекала их больше всего. Между тем Русь вела борьбу с половцами на совершенно иных политических и идейных основаниях. Это была сугубо оборонительная война, организованная и руководимая светской властью, которая действовала, исходя из своей прямой государственной обязанности «постоять за Русскую землю». Русские князья не искали святынь в чужих странах – они защищали церкви, монастыри и реликвии, находившиеся в их собственных владениях. Перспектива захвата военной добычи, наверное, увлекала как князей, так и рядовых ратников, но, безусловно, не являлась для них главным стимулом, а религиозный аспект походов в степь исчерпывался вполне понятным воодушевлением при виде торжества христианского оружия над «погаными».

* См., напр., у В.О. Ключевского: «Эта почти двухвековая борьба Руси с половцами имеет своё значение в европейской истории. В то время как Западная Европа крестовыми походами предприняла наступательную борьбу на азиатский восток, когда и на Пиренейском полуострове началось такое же движение против мавров, Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления» [Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М., 1989. Т. I, с. 284–285].

Таким образом, русско-половецкая граница не была «северным флангом» в той грандиозной битве за Ближний Восток, которую на протяжении всего XII в. вели между собой Европа и Азия. Но следует ли отсюда, что Русь оставалась в стороне от этой схватки, или она все-таки приняла посильное участие в крестоносной эпопее? Целый ряд авторитетных ученых признавали последнее весьма вероятным. В свое время Н.М. Карамзин высказал догадку, впрочем, основанную лишь на общих соображениях, что «Алексей Комнин, без сомнения, приглашал и россиян действовать против общих врагов христианства*; отечество наше имело собственных: но, вероятно, сие обстоятельство не мешало некоторым витязям российским искать опасностей и славы под знаменами Крестового воинства», тем более, что «многие знатные киевляне и новгородцы находились тогда (на рубеже XI–XII вв. – С. Ц.) в Иерусалиме» в качестве паломников [Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 2–3. М., 1991, с. 89]. С тех пор в поле зрения ученых попало несколько средневековых текстов, которые сделали суждения об участии русских дружин в Крестовых походах более уверенными. Однако при более внимательном рассмотрении сведения этих источников следует признать ненадежными, а их интерпретации ошибочными.

* По сообщению западноевропейских хронистов XII–XIII вв., поводом для организации Первого крестового похода послужило обращение византийского императора Алексея I Комнина к римскому папе и западноевропейским государям с призывом оказать помощь Византии в ее борьбе с турками-сельджуками. В современной науке эти известия часто рассматриваются как поздняя фальсификация.

Так, уникальное в своем роде сообщение содержит анонимная «История Иерусалима и Антиохии» («L'histoire de Jerusalem et d'Antioche», XIII в.), где в числе крестоносцев, наиболее отличившихся при осаде Никеи* (1097 г.), упомянуты люди «из Руси» (de Russie). Некоторые исследователи сделали отсюда поспешное заключение, что, «вопреки обычному представлению, Киевская Русь принимала участие в крестовых походах» [Тихомиров М.Н. Древняя Русь, М., 1975, с. 35–36; см. также: Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968, с. 140–141]. Согласиться с этим трудно. И дело даже не в том, что данное известие может быть поставлено под сомнение**. В конце концов, присутствие в крестоносном войске каких-то «русских» отражено в топонимике средневековой Палестины. Держась, подобно выходцам из других европейских стран, сплоченной этнической группой, они основали на Ближнем Востоке «русский город», название которого в разных хрониках повторяет основные варианты имени Русь, известные по средневековым источникам: Rugia, Rossa, Russa, Roiia, Rugen, Rursia, Rusa (современный Руйат в Сирии) [см.: Кузьмин А.Г. Сведения иностранных источников о Руси и ругах // «Откуда есть пошла Русская земля», кн. 1. М., 1986, с. 664–682]. Но маловероятно, чтобы эти «русские» участники Первого крестового похода были дружинниками кого-то из русских князей. Ярополк Изяславич – единственный русский вассал Ватикана, который мог принять близко к сердцу призыв папы Урбана II к освобождению Гроба Господня (на Клермонском соборе 1095 г.), – умер задолго до этих событий. Что же касается других наиболее деятельных русских князей этого времени – Святополка Изяславича, Владимира Мономаха, Олега Святославича, Давыда Игоревича и галицких Ростиславичей, то в 1096–1099 гг. все они имели самые веские причины попридержать свои дружины при себе, т.к. были втянуты в многолетнюю междоусобицу. Стало быть, глухим упоминаниям о «русских» крестоносцах следует искать иное объяснение.

* На территории султаната Икония в Малой Азии. Взятие Никеи было первым крупным успехом рыцарского ополчения Готфрида Буйонского на пути в Палестину.** «Оно не принадлежит участнику событий; это известие весьма позднего происхождения. Хронисты – очевидцы Первого крестового похода, подробнейшим образом называющие различные народности, представленные в крестоносной рати, нигде не упоминают русских ратников в составе воинства, двинувшегося в 1096 г. освобождать палестинские святыни. У Фульхерия Шартрского, к примеру, перечень крестоносцев по их национальной и этнической принадлежности насчитывает до двух десятков наименований… аналогичные известия находим в хрониках Петра Тудебота, Альберта Аахенского, Раймунда Ажильского» [Заборов М.А. Известия русских современников о крестовых походах // Византийский временник. Т. 31. М., 1971, с. 85, прим. 2; см. подробнее: Заборов М.А. Введение в историографию крестовых походов (Латинская хронография XI–XIII вв.). М., 1966, с. 91, прим. 175].

И здесь возможны два предположения. Во-первых, не исключено, что «русскими» участниками взятия Никеи могли быть отряды русов, находившиеся на службе у византийского императора. По свидетельству Анны Комнин («Алексиада», книга XI), вместе с крестоносцами в штурме Никеи участвовали 2000 византийских воинов-пельтастов*. Правда, Анна умалчивает об их этнической принадлежности, но заслуживает внимания тот факт, что одного из командиров этого отряда звали Радомир. Византийские воины сопровождали крестоносцев и в их дальнейшем следовании в Палестину. Анна пишет, что Алексей Комнин дал «латинянам» войско под началом одного из своих приближенных – Татикия, «чтобы он во всем помогал латинянам, делил с ними опасности и принимал, если Бог это пошлет, взятые города». Татикий довел крестоносцев до Антиохии. Впоследствии Алексей Комнин еще раз посылал к ближневосточному побережью «войско и флот» для сооружения крепости возле Триполи.

* Пельтасты – легкая пехота, вооруженная копьями и щитами.

И все же более вероятным объяснением этнической природы «русских» крестоносцев является предположение А.Г. Кузьмина о том, что это были выходцы из тех многочисленных европейских «Русий», сообщениями о которых пестрят средневековые источники XI–XIII вв. [см.: Кузьмин. Сведения иностранных источников, с. 664–682]. Думаю, что на эту роль лучше всего подходят русины, проживавшие на территории Германии и славянского Поморья. Как показывает Устав Магдебургского турнира 935 г., среди участников которого фигурируют «Велемир, принцепс Русский» и тюрингенские рыцари «Оттон Редеботто, герцог Руссии» и «Венцеслав, князь Ругии» [см.: Кузьмин. Сведения иностранных источников, с. 668], местная «русская» знать уже в начале Х в. была включена в феодальную структуру германского государства и потому вполне могла пополнить ряды рыцарского ополчения 1096 г.С еще большим легкомыслием в крестоносные борцы с мусульманами зачислен галицкий князь конца XII в. Ярослав Владимирович (Осмомысл) – на основании обращения автора «Слова о полку Игореве» к русским князьям с призывом защитить Русскую землю, где Ярославу между прочим адресуются следующие слова: «Галичкы Осмомысле Ярославе!.. Грозы твоя по землям текуть… [Ты] стреляеши с отня злата стола салтани за землями». Поясняя это место «Слова», Д. С. Лихачев, со ссылкой на «догадку Д.Дубенского»*, сопроводил его весьма вольным переводом: «Ты посылаешь войска против салтана Саладина в Палестину»** [«Слово о полку Игореве». Под. Ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.–Л., 1950, с. 443–444]. Однако такое истолкование обращения к Ярославу совершенно неправомерно, ибо, во-первых, является вопиющим анахронизмом (Ярослав Осмомысл умер в 1187 г., а Третий крестовый поход, направленный против Саладина, состоялся в 1189–1192 гг.) и, во-вторых, не принимает во внимание конкретного значения термина «салтан» в устах древнерусского поэта, который вслед за цитированными словами восклицает: «Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея [раба], за землю Рускую, за раны Игоревы!..». Отсюда следует, что «салтанами» в древней Руси называли вождей крупных половецких орд («лепших князей», по терминологии других памятников). Бытование этого термина в половецкой среде засвидетельствовано как словарем половецкого языка XIII–XIV вв. (Codex Cumanicus), где титул солтан*** имеет латинское соответствие rex (король), так и данными топонимики (городище Салтановское на берегу Северского Донца) [см.: Бобров А. Г. Салтан // Энциклопедия «Слова о полку Игореве»: в 5 т. – СПб., 1995. Т. 4. П – Слово, с. 263].

* Дубенский Дмитрий Никитич (ум. в 1863 г.) – русский историк, магистр Московского университета. Имеется ввиду его комментарий к данному фрагменту «Слова о полку Игореве» [см.: Дубенский Д.Н. Слово о плъку Игореве, Свтъславля пестворца старого времени / Объясненное по древним письменным памятникам магистром Д. Дубенским. М., 1844, с. 158–160].** В комментариях к более позднему изданию «Слова» ученый снова подчеркнул, что, согласно «Слову», Ярослав Галицкий «посылает свои войска в помощь крестоносцам против султана Саладина» [«Слово о полку Игореве» М.-Л., 1955, с. 77, 78].*** Заимствованный тюркскими народами у арабов.

К наиболее распространенным заблуждениям относится также мнение о том, что в XII в. знатные паломники из Северной Европы совершали путешествия в Византию и Святую землю через территорию древней Руси. Но иллюстрируются эти заявления всегда одним и тем же примером со ссылкой на «Кнутлингасагу», которая, в частности, повествует о том, как в 1098–1103 гг. датский король Эрик I Эйегода (Добрый) отправился на поклонение в Иерусалим «через Россию» (он скончался на Кипре, не добравшись до конечной цели своего паломничества). В переложении исследователей этот эпизод разворачивается в красочную картину приезда Эрика в Киев, где он «был тепло принят князем Святополком II. Последний направил свою дружину, состоявшую из лучших воинов, чтобы сопровождать Эрика к Святой земле. На пути от Киева до русской границы Эрика повсюду встречали восторженно. «Священники присоединялись к процессии, неся святые реликвии под пение гимнов и звон церковных колоколов»* [Вернадский Г. Киевская Русь. М., 1999, с. 356]. Здесь в рассуждения историков вкралось уже чистое недоразумение, поскольку исторические данные об этой поездке Эрика Эйегоды свидетельствуют, что, перед тем как попасть на Кипр, он основал специально для скандинавских путников прибежище между Пьяченцой и Борго Сан Доннино, присутствовал на соборе 1098 г. в Бари и посетил Рим, то есть двигался через Германию по рейнско-дунайскому торговому пути** [см.: Добиаш-Рождественская О. А. Культ св. Михаила в латинском Средневековье V—XIII вв. // Мир культуры. № 2004/02. http://www.m-kultura.ru/2004/02/oldport/d

ob/index.html; Никитин А.Л. Основания русской истории, М., 2001, с. 126–127], на котором, очевидно, и следует искать упомянутую «Россию». Возможно, «теплый прием», оказанный Эрику «русским королем», имел место в той же самой «Руси», что фигурирует в «Церковной истории» Ордерика Виталиса (первая половина XII в.), согласно которой норвежский король Сигурд, возвращаясь в 1111 г. из Иерусалима «через Русь, взял в жены Мальфриду, дочь короля». В «Хеймскрингле» Снорри Стурлусона (XIII в.) путь Сигурда пролегает через Болгарию, Венгрию, Паннонию, Швабию и Баварию, а «Генеалогия датских королей» указывает, что Сигурд женился на Мальфриде в Шлезвиге [см.: Кузьмин. Сведения иностранных источников, с. 664–682].

* Цитата из: B. Leib. Rome, Kiev et Byzance a la fin du XI-e siecle. Paris, 1924, p. 277.** Каковой в действительности и являлся кратчайшим и наиболее удобным маршрутом для путешественников из Скандинавии и Северной Европы: «Из каких стран Севера или Запада не являлись паломники, те, которые двигались по сухопутным дорогам, вступали в Италию в Сузе или Аосте. Именно таков описанный исландским аббатом и скальдом, Николаем Семундарсоном, "южный" или "римский" путь в Святую землю; таковы французские и английские итинерарии XII и XIII веков. До Рима путники добирались по одной из старых дорог: Аоста – Иврея – Верчелли – Павия – Парма – Болонья – Имола – Форли – Ареццо – Витербо – Рим; или Арк – Суза – Турин – Верчелли и т.д., иногда сворачивая перед Пармой на Лукку – Сиену – Витербо. Рим был конечным пунктом для значительной части тех, кто не думал идти дальше в Святую землю. Из этих последних, однако, многие совершали специальное странствие к Гарганскому утесу. В скандинавском итинерарии в качестве обычного продолжения южного пути, указана дорога к адриатическим гаваням через Албано, Террачину и Капую или через Ферентино, Чепрано, Аквино и Сан-Джермино. Отсюда иерусалимские путники (jorsalafarir) совершают паломничество на Монте-Кассиано, следуют в Бенвент, чтобы отправиться на Монте-Гаргано (Mikaelsfjell) и затем пробираются по гаваням приморья Адриатики, в поисках корабля, который отвез бы их в Святую землю» [Добиаш-Рождественская. Культ св. Михаила, гл. VI].

Безучастное отношение русских людей к заморским войнам «латинников» хорошо прослеживается на материале древнерусских летописей, чьи сведения о целом столетии ожесточенной борьбы крестоносцев с мусульманами за Палестину (c конца XI по конец XII в.) исчерпываются несколькими разрозненными известиями, разительно отличающимися от цельных, обстоятельных описаний крестоносных войн, которые в изобилии представлены в латинских, византийских и восточных хрониках, и притом полученными явно из вторых рук. Иногда это просто мимоходом брошенная фраза, за которой угадывается широкий исторический подтекст, как, например, вложенные в уста «жидов» (хазарских иудеев, участников легендарного «испытания вер» при дворе князя Владимира) саморазоблачительные слова: «Разгневася Бог на отци наши и расточи ны по странам грех ради наших и предана бысть земля наша христианом» (под 986 г.). Но чаще встречаем лаконичные замечания, вроде «взят бысть Ерусалим безбожными срацины» (Ипатьевская летопись, под 1187 г.) или «в се лето христиане взяша Иерусалим под турком» (Густынская летопись, под 1099 г.). Характерно, что в последнем случае летописец допустил неточность, которая выдает его слабую осведомленность относительно расстановки сил в Палестине накануне Первого крестового похода, поскольку «священный град» был отвоеван крестоносцами не у турок, а у египетского султана, который в августе 1098 г. отнял его у сельджуков. Нелишне отметить также, что подавляющее большинство древнерусских известий о военных предприятиях крестоносцев совершенно лишено эмоциональной окраски. Лишь однажды киевский летописец, автор статей Ипатьевской летописи о событиях 80-х–90-х гг. XII в., позволил себе открыто выразить симпатии к участникам Третьего крестового похода (1189—1192). Поведав о его неудаче и гибели императора Фридриха I Барбароссы (1190), он убежденно заключил, что павшие немецкие рыцари сопричтутся к лику мучеников за веру: «Сии же немци, яко мученици святии, прольяша кровь свою за Христа со цесари своими, о сих бо Господь Бог наш знамения прояви… и причте я ко избраньному Своему стаду в лик мученицкыи…». Но подобные настроения были безусловно исключением. Общепринятое на Руси отношение к крестоносцам скорее можно найти в древнерусском переводе «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия. В одном месте этого сочинения русский книжник конца XI–начала XII в. присовокупил от себя к тексту оригинала решительное осуждение латинян за недостойное поведение в Святой земле (особенно рыцарям досталось за «мздоимание»), а в конце все же заметил: «Но обаче иноплеменници суть, а наше учение прикасается им», то есть: хотя они чужеземцы и чего с них взять, однако же христиане, как и мы. Словом, так отстраненно можно писать только о бесконечно «далеких» войнах, пускай и грандиозных по своему масштабу, но совершенно не затрагивающих родных пенат.

Если русские люди XII–XIII вв. и устремлялись в Палестину, то отнюдь не из желания встать в ряды освободителей Гроба Господня. Крестовые походы повлияли на Русь лишь в том отношении, что вызвали здесь бурное оживление интереса к паломничеству к святым местам [см.: Айналов Д. В. Некоторые данные русских о Палестине // Сообщения Православного Палестинского общества. Т. XVII. Вып. 3. СПб., 1906, с. 334 и след.; Левченко М. В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956, с. 470], который привел даже к появлению новой социальной группы – «калик* перехожих», ставших неотъемлемой частью древнерусской жизни и литературы. Кое-кто из этих странников потрудился записать свои дорожные впечатления. Наиболее известным памятником такого рода является «Хождение» в Святую землю игумена Даниила**. Этот образованный и наблюдательный представитель южнорусского духовенства*** посетил Палестину между 1101 и 1113 гг.****, пробыв там, по его собственным словам, 16 месяцев. Жил он преимущественно в Иерусалиме, на подворье православного монастыря святого Саввы, откуда предпринимал странствия по всей стране, имея в качестве своего руководителя «добраго вожа», одного из сведущих старцев приютившей его обители. Иерусалимский король Балдуин I (1100–1118 гг.), ставший во главе крестоносцев после смерти Готфрида Буйонского, оказывал Даниилу всякое содействие в его разъездах по Святой земле и посещении христианских святынь.

* От греческого названия специальной обуви, которую носили паломники во время своих путешествий – «калиги».** Полное название: «Житье и хоженье Даниила Русьскыя земли игумена».*** Скорее всего черниговского, так как в одном месте своих записок Даниил уподобил Иордан реке Снови. Хотя реки с таким названием встречаются в разных местностях европейской России, в частности, под Воронежем [см.: Гудзий Гудзий Н. К. История древней русской литературы. М., 1945, с. 116], но все же преимущественной известностью в древнерусских памятниках XI–XII вв. пользовалась Сновь, протекающая в пределах Черниговского княжества.**** Из текста «Хождения» явствует, что Даниил написал его после смерти Всеслава Полоцкого (1101 г.) и до кончины Святополка Изяславича (1113 г.).

Относительно «хождения» Даниила в научной литературе также выдвигались предположения, будто его путешествие в Иерусалим было предпринято не по одним только религиозным мотивам, но имело и политический аспект. Например, М. Н. Тихомиров расценивал его как очевидное «свидетельство о политическом участии русских князей в крестовых походах… Что его (Даниила. – С. Ц.) миссия в Палестину имела какое-то политическое значение, видно из того, что русский игумен вел переговоры с королем Болдуином… Русский паломник был со своею дружиною, по-видимому, достаточно многочисленной, для защиты от нападения мусульман…» [Тихомиров. Древняя Русь, с. 35–36]. На особое благоволение Балдуина к русскому паломнику упирал и В. В. Данилов, видевший в данном обстоятельстве доказательство того, что Даниил был официальным посланником Святополка Изяславича, якобы желавшего установить дипломатические контакты с государем Иерусалимского королевства [Данилов В.В. К характеристике «Хождения» игумена Даниила // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы Академии наук СССР. М.; Л., 1954, с. 94]. А Д. И. Лихачев подозревал в Данииле агента черниговских князей, будто бы искавших у латинско-католических властей Святой земли поддержки против Владимира Мономаха [Лихачев Д. И. Литература второй половины XI–первой четверти XII века // История русской литературы. Т. I. Литература X–XVIII вв. М.–Л., 1958, с. 85]. Между тем, текст «Хождения» удостоверяет, что встреча Даниила с Балдуином носила случайный характер, а все «переговоры» с вождем крестоносцев, о которых упоминает игумен, заключались в том, что он взял на себя смелость обратиться к «иерусалимьскому князю» с двумя просьбами: дать ему охрану от сарацин и выделить «привилегированное» место на празднике схождения благодатного огня. Не стоит удивляться и тому, что Балдуин оказывал Даниилу знаки уважения, – в лице русского игумена он чтил страну, которая, по словам митрополита Илариона, «ведома и слышима есть всеми четырьми конци земли», и чьи князья породнились почти со всеми королевскими дворами Европы (сам Балдуин был женат на старшей внучке французской королевы Анны Ярославны). Что касается ссылки на «многочисленную дружину» Даниила, которая, по мысли исследователя, должна была, по-видимому, подчеркивать высокий статус его «посольства», то это всего лишь недоразумение, так как, по свидетельству самого же игумена, его спутниками были всего восемь человек, – и все, как и он, «тоже худа и без оружия». Наконец, ни из чего не видно, чтобы Даниил противопоставлял черниговских князей Владимиру Мономаху и другим русским князьям. Напротив, называя себя «игуменом Русьскыя земли», а не какого-то отдельного княжества, он усматривал одну из главных целей своего паломничества в том, чтобы помолиться «во всех местех святых» за всех «князь русскых, и княгинь, и детей их, епископ, игумен, и боляр… и всех христиан», и ставил себе в заслугу то, что вписал в синодик монастыря святого Саввы «имена князей рускых»: Михаила (Святополка Изяславича), Василия (Владимира Мономаха), Давида Святославича, Михаила (Олега Святославича), Панкратия (Ярослава Святославича), Глеба «Менского» (минского князя Глеба Всеславича) и всех прочих «толко [сколько] есмь их помнел имен, да тех вписах… И отпехом литургии за князи русскыя и за вся христианы 50 литургий, и за усопшаа 40 литургий отпехом». Другую великую удачу своего «хоженья» в Святую землю Даниил видел в том, что ему удалось за некую мзду, данную ключарю гробницы Спасителя, получить доску, «сущую во главах Гроба Господня святаго».

Вот в этой доске и еще нескольких подобных реликвиях, добытых русскими паломниками в Палестине в XII–первой половине XIII вв., и состояла вся «добыча» Русской земли с крестовых походов.

oldrus.livejournal.com

Русский крестовый поход - Заметки по истории

Улучшенная, исправленная и дополненная версия прежнего поста. Мы привыкли, что крестовые походы - это военные походы западноевропейских рыцарей на Ближний Восток. Но мало кто знает, что были и русские крестовые походы, устраиваемые русскими князьями.

В частности, эта тема была затронута в статье Егора Холмогорова о Византии:

Не менее характерна и русская реакция на первый крестовый поход. В едва освобожденный франками Иерусалим отравляется русский игумен Даниил, подробно описывает свое паломничество в Святую Землю в своем знаменитом «хождении», близко общается с первым иерусалимским королем Балдуином Фландрским, принимает участия в церковных службах крестоносцев у Гроба Господня, и оставляет в палестинской Лавре Святого Савы записку с поминовением русских князей: «Се же имена их: Михаил Святополкъ, Василие Владимеръ, Давидь Святославич, Михаилъ Олегъ, Панъкратие Святославич, Глѣбъ Менский»[1].

А вскоре сами русские князья организуют настоящий крестовый поход на половцев, инициатором которого выступает Владимир Мономах:

«И оболичишася во бронѣ, и полки изрядиша, и поидоша ко граду Шаруканю. И князь Володимеръ пристави попы своя, ѣдучи предъ полкомъ, пѣти тропари и коньдакы хреста честнаго и канунъ святой Богородици»[2].

Ни одно сражение русских со степняками ни до, ни после, вплоть до похода Ивана Грозного на Казань, не имело столь отчетливого религиозного оформления. Мономах хотел дать именно степную реплику крестового похода, оказавшуюся, кстати, весьма результативной[3].

Исследователи чётко говорят о том, что поход на половцев в 1111 году носил характер крестового. Например, А.Н.Боханов и М.М.Горинов в работе «История России с древнейших времён до конца ХХ века»[4] чётко обозначают §5 5-й главы I-го раздела как «Крестовый поход в степь 1111 г.». Вот что там сообщается:

Этот поход начался необычно. Когда в конце февраля войско подготовилось к выходу из Переяславля, то впереди него выступили епископ, священники, которые с пением вынесли большой крест. Его водрузили неподалеку от ворот города, и все воины, в том числе и князья, проезжая и проходя мимо креста, получали благословение епископа. А затем на расстоянии 11 вёрст представители духовенства двигались впереди русского воинства. В дальнейшем они шли в обозе войска, где находилась и вся церковная утварь, вдохновляя русских воинов на ратные подвиги.

Мономах, бывший вдохновителем этой войны, придал ей характер крестового похода по образцу крестовых походов западных властелинов против мусульман Востока. Инициатором этих походов выступил папа римский Урбан II. А в 1096 г . начался первый крестовый поход западных рыцарей, закончившийся взятием Иерусалима и созданием рыцарского Иерусалимского королевства. Священная идея освобождения «гроба Господня» в Иерусалиме от рук неверных стала идеологической основой этого и последующих походов западных рыцарей на Восток.

Сведения о крестовом походе и освобождении Иерусалима быстро распространились во всем христианском мире. Было известно, что во втором крестовом походе принимал участие граф Гуго Вермендуа, брат французского короля Филиппа I, сын Анны Ярославны, двоюродный брат Мономаха, Святополка и Олега. Одним из тех, кто принес эти сведения на Русь, был игумен Даниил[5], побывавший в начале XII в. в Иерусалиме, а потом оставивший описание[6] своего путешествия о пребывании в крестоносном королевстве. Даниил был в дальнейшем одним из сподвижников Мономаха. Возможно, ему и принадлежала идея придания походу Руси против «поганых» характера крестового нашествия. Этим и объясняется та роль, которую отвели духовенству в этом походе.

В поход вышли Святополк, Мономах, Давыд Святославич с сыновьями. С Мономахом находились его четыре сына — Вячеслав, Ярополк, Юрий и девятилетний Андрей.

Достигнув реки Ворсклы, перед выходом в половецкую степь Мономах снова обратился к духовенству. Священники воздвигли на холме большой деревянный крест, украшенный золотом и серебром, и князья целовали его на глазах всего воинства. Крестовая символика похода продолжала соблюдаться.

Половцы отступали в глубь своих владений. Вскоре русское войско подошло к Шаруканю — это были сотни глинобитных домов, кибиток, опоясанных невысоким земляным валом. Ни хана Шарукана, ни его войска в городе не было. Перед приступом Мономах снова выдвинул вперед духовенство и оно освятило русскую рать. Но депутация горожан вынесла русским князьям на огромных серебряных блюдах рыбу и чаши с вином. Это означало сдачу города на милость победителей и желание дать выкуп за сохранение жизни горожан.

<...>

Весть о русском крестовом походе в степь была доставлена в Византию, Венгрию, Польшу, Чехию и Рим. Таким образом, Русь в начале XII в. стала левым флангом общего наступления Европы на Восток[7].

Советский историк Б.А.Рыбаков в своей работе «Рождение Руси» писал следующее:

Иногда  выступлениям  против половцев  придавался  характер крестового похода – впереди войска ехали попы  с крестами  и пели песнопения. О таких походах писали специальные сказания, где говорилось, что «слава о них дойдёт до Чехии и Польши, до Венгрии и Греции и даже дойдёт до Рима».

Об этом долго помнили, и сто лет спустя, воспевая праправнука Мономаха, князя Романа Мстиславича, летописец писал о  том, как Владимир  загнал  хана Отрока Шарукановича за «Железные врата» на Кавказе:

«Тогда Володимер Мономах пил  золотым шеломом Дон, приемши землю их всю и загнавшю окаянные агаряны» (половцев - Б. Р.).

Независимо от личных мотивов Владимира Мономаха  победоносные походы на половцев принесли  ему  широкую  славу  хорошего  организатора  и блестящего полководца[8].

Как уже было отмечено выше, одним из вождей Первого крестового похода в Палестину был двоюродный брат Владимира Мономаха – Гуго Великий, граф Вермандуа.  Потерпев крушение у берегов Албании, он был отправлен в Константинополь и принёс ленную присягу императору Алексею Комнину. В 1102 году потерпел поражение в сражении в Каппадокии, был тяжело ранен и скончался 18 октября в Киликии, в городе Тарсус. ПРИЛОЖЕНИЕ:

Егор Холмогоров о Владимире Мономахе:

Помимо братолюбия, Мономах вдохновил крестовые походов против половцев и разработал их тактику — глубокая операция весной, когда трава в степи хилая и половецкие кони слабы. Со степняками он поступал сурово и даже жестоко, как показывает история с казнью «Итларевой чади» — половецких князей.

Судя по описанию его охотничьих подвигов, Мономах был не просто страстный, а крайне рисковый охотник в лучших рыцарских традициях. Западные исследователи чаще всего и рассматривают его как «русского рыцаря». На то есть все основания — рубеж XI-XII вв. стал временем максимальной интеграции русского, византийского и западноевропейского элитных сообществ. Тетки и сестры Мономаха выходили замуж до самой Франции, он сам — сын дочери Василевса — женился на дочери убитого при Гастингсе английского короля Гарольда Годвинсона. В этом едином клубке трудно обнаружить принципиальную разницу между русским князем и анжуйским графом — кроме, пожалуй, блестящего образования, позволившего Мономаху написать такую яркую автобиографию.

На Западе пора таких книг настанет лишь спустя 100 лет, когда Жоффруа де Виллардуэн опишет взятие Константинополя — в конце XI века пишущий рыцарь был на Западе нонсенсом. Поучение Мономаха осталось редким саженцем возможного, но не состоявшегося будущего, где Русь на равных и кое в чем впереди, где князь одинаково ловко держит копье, рогатину, скипетр и перо[9].

[1] Хождение игумена Даниила // Памятники литературы Древней Руси. XII в. М.: «Художественная литература», 1980. С. 114. [2] ПСРЛ. Т.2. Ипатьевская летопись. Стб. 266.

zeleninsergey.livejournal.com

Крестовые походы и распад Киевской Руси

Причины распада Киевской Руси

Условной датой начала раздробленности на Руси считают 1132 г. В этот год умер великий князь Мстислав Владимирович и, как пишет летописец, «раздрася вся русская земля».

     ·    Экономическими причинами раздробленности послужили: натуральное хозяйство, по-прежнему господствовавшее в экономике страны, рост княжеской и появление боярской частной собственности на землю (развитие вотчин), выравнивание уровней развития хозяйства центра и бывших окраин Руси, развитие городов — как центров местных ремесел и торговли.

     ·    В социальной сфере главная роль отводится формированию местного боярства и их «оседание» на землю. Став вотчинниками, бояре более всего интересовались местными проблемами.

     ·    Политические предпосылки распада единого государства видятся в появлении уделов (княжеств-отчин: Черниговского, Переяславского, Ростово-Суздальского, Полоцкого и других) и возвышении в них городов, как политико-административных и культурных центров. Местный аппарат государственной власти управлял уделом не хуже далекого Киева и был ориентирован на защиту местных интересов(3).

К XII в. сложились также местные династии (потомки сына Ярослава Мудрого Святослава правили в Чернигово-Северской земле, потомки сына Владимира Мономаха — Юрия Долгорукого в Росгово-Суздальской, другие Мономаховичи обосновались на Волыни и в южных уделах Руси, в Полоцком княжестве долго правили Рогволожьи внуки, потомки старшего сына Владимира I Изяслава, внука хазарского князя Рогволда и т.д.).и

Время раздробленности на Руси тянулось с начала XII столетия — по 70 —80-е гг. XV в., когда в княжение Ивана III было создано единое Московское государство. Первый период раздробленности (начало XII — начало XIII в. — «домонгольская Русь») — время поступательного развития древнерусских земель, совершенствование хозяйства, общественно-политических институтов и культуры. После монгольского нашествия и покорения ханом Батыем большей части древнерусских земель политическая раздробленность хоть и соответствовала уровню экономического и социально-политического развития Руси, но превратилась в фактор, мешающий свержению иностранного ига, которое тормозило развитие страны, усиливало ее отставание от стран Западной Европы.

В 1130— 1170 ГГ. более десятка земель с самостоятельной внутренней и внешней политикой обособились от Киева. По государственному устройству большинство из них представляли собой монархии — княжества. Лишь на севере Руси возникла новгородская республика, которая именовалась Господин Великий Новгород.

Роли самостоятельных земель в общерусских делах распределились весьма своеобразно. Военной силой и авторитетом отличались Владимиро-Суздальское княжество, Господин Великий Новгород, Галицко-Волынское княжество, возникшее после объединения Волыни и Галиции в 1199 г.

Однако Новгород, стремясь к сохранению своей обособленности, не претендовал на политическое лидерство в общерусском масштабе. В отличие от новгородских правителей князья владимиро-суздальские и галицко-волынские желали всеми доступными средствами (войной ли, переговорами ли) принудить властителей иных княжеств признать их старшинство и главенство.

Таким образом, политическое первенство в XII — начале XIII в. из Киева перешло в юго-западный Галич и на северо-восток к Владимиру-на-Клязьме.

Нарастание угрозы

Первая угроза целостности страны возникла сразу же после кончины Владимира I Святославича. Владимир управлял страной, рассадив своих 12 сыновей по основным городам. Старший сын Ярослав, посаженный в Новгород, уже при жизни отца отказался посылать в Киев дань. Когда Владимир умер (1015), началась братоубийственная резня, закончившаяся гибелью всех детей кроме Ярослава и Мстислава Тмутараканского. Два брата поделили Русь по Днепру. Только в 1036 после смерти Мстислава Ярослав стал править единолично всеми землями, кроме обособившегося Полоцкого княжества, где с конца X века утвердились потомки другого сына Владимира — Изяслава.

После смерти Ярослава в 1054 три его старших сына разделили Русь на три части. Старшему Изяславу отошли Киев и Новгород, Святославу — Чернигов, Всеволоду — Переяславль, Ростов и Суздаль. Двух младших братьев старшие отстранили от руководства страной, а после их смерти — Вячеслава в 1057, Игоря — в 1060, — присвоили себе их владения. Взрослые сыновья умерших не получили от дядей ничего, став князьями-изгоями. Установившийся порядок замещения княжеских столов назывался «лествичным», то есть князья продвигались по очерёдно от стола к столу в соответствии со своим старшинством. Со смертью одного из князей происходило передвижение ниже стоящих на ступеньку вверх. Но если один из сыновей умирал раньше своего родителя или его отец не побывал на киевском столе, то это потомство лишалось права на лествичное восхождение к великому киевскому столу. Они становились изгоями, которым уже не было «части» в Русской земле. Эта ветвь могла получить от родичей определенную волость и должна была ограничиваться ею навсегда. С одной стороны, такой порядок препятствовал изляции земель, так как князья постоянно перемещались от одного стола к другому, но с другой, порождал постоянные конфликты. В 1097 по инициативе Владимира Всеволодовича Мономаха следующее поколение князей собралось на съезд в Любече, где было принято решение о прекращении усобиц и провозглашен совершенно новый принцип: «каждый да держит отчину свою». Тем самым был открыт процесс создания региональных династий.

Первые суверенные княжества

К середине XII века Киевская Русь разделилась на 13 княжеств, каждое из которых проводило самостоятельную политику. Княжества различались как по степени консолидации, так и по соотношению сил между князем, боярством, нарождавшимся служилым дворянством и рядовым населением.

9 княжеств управлялись собственными домами. В конце XI века за сыновьями старшего внука Ярослава Мудрого Ростислава Владимировича закрепились Перемышельская и Теребовальская волости, позже объединившиеся в Галицкое княжество (достигшее расцвета в правление Ярослава Осмомысла). В Черниговском княжестве с 1127 правили сыновья Давыда и Олега Святославичей (впоследствии только Ольговичи). В отделившимся от него Муромском княжестве правил их дядя Ярослав Святославич. Позже из состава Муромского княжества выделилось княжество Рязанское. В Ростово-суздальской земле закрепились потомки сына Владимира Мономаха Юрия Долгорукого. Смоленское княжество с 1120-х закрепилось за линией внука Владимира Мономаха Ростислава Мстиславича. В Волынском княжестве стали править потомки другого внука Мономаха — Изяслава Мстиславича. Во второй половине XII века за потомками князя Святополка Изяславича закрепляется Туровопинское княжество.

Четыре княжества не закрепились за какой-то определённой династией. Не стало отчиной Переяславское княжество, которым на протяжении XII века владели соперничающие ветви Мономаховичей. Киевский и Новгородский столы сохраняли общерусское значение: на них претендовали все сильные князья. Киев служил постоянным яблоком раздора, хотя его политическая значимость снижалась. Во второй половине XII века борьба за него шла в основном между Мономаховичами и ольговичами. Необычная ситуация была в Новгороде. Здесь сложилось чрезвычайно сильное боярство, которое не дало закрепиться в городе ни одной княжеской ветви. В 1136 князь Всеволод Мстиславич был изгнан, и власть перешла к Вече. Новгород стал аристократической республикой. Боярство только приглашало князей в случае военной опасности. Однако постепенно Новгород всё же попал в орбиту влияния Владимиро-суздальского великокняжеского дома, так как нуждался в защитниках и был зависим от поставок хлеба. Схожий порядок установился в Пскове, который к середине XII века стал автономным от Новгорода.

Периферийное Тмутараканское княжество в начале XII века прекратило своё существование, пав под ударами половцев.

Киевское княжество

Киевское княжество, превратившись из столичной области в самостоятельную территорию, вступило в полосу упадка. Среди факторов, подорвавших могущество Киева, был, во-первых, усилившийся натиск половцев. Во-вторых, изменение международных торговых коммуникаций. «Путь из варяг в греки», являвшийся стержнем Древнерусского государства, потерял свою актуальность после Крестовых походов.

Потеря Киевом своей исторической роли была в известной мере связана и с перемещением основных торговых путей. В связи с бурным ростом итальянских городов и активизацией итальянского купечества в Южной Европе и Средиземноморье теснее стали связи между Западной и Центральной Европой. Крестовые походы приблизили Ближний Восток к Европе. Эти связи развивались, обходя Киев стороной. В Северной Европе набирали силу германские города, на которые все более стали ориентироваться Новгород и другие города русского северо-запада. Померк былой блеск некогда славного пути «из варяг в греки».

Не могли для Киева и Киевской земли пройти бесследно и столетия напряженной борьбы с кочевниками. Эта борьба истощала народные силы, замедляла общий прогресс края. Преимущество получали те районы страны, которые хотя и находились в менее благоприятных природных условиях (Новгородская земля, Ростово-Суздальская Русь), но не испытывали такого изнуряющего давления со стороны кочевников. Третьей важной причиной было острейшее соперничество претендентов на престол.

В 1169 Андрей Боголюбский впервые в практике междукняжеских усобиц разграбил Киев (сделав это с крайней жестокостью) и впервые не стал княжить в этом городе, оставив лишь наместника. Затем он провозгласил себя великим князем Владимирским, и это было признано другими князьями. Столицей Северо-восточной Руси с этого момента стал город Владимир-на-Клязьме. Тем самым традиционная связь между киевским княжением и признанием старейшинства в княжеском роде исчезла. В 1203 Киев подвергся второму большому разгрому, на этот раз от рук смоленского Рюрика Ростиславовича, до того семь раз воцарявшегося в городе.

Страшный удар был нанесён Киеву в ходе монгольского нашествия в 1240. В этот период город управлялся уже только княжеским наместником. По свидетельству посетившего город шесть лет спустя Плано Карпини, столица Руси превратилась в городок, насчитывающий не более 200 домов. В условиях запустения значительная часть южно-русского населения ушла в северные области. В 1299 Киев лишился последнего столичного атрибута — митрополичьей кафедры, которая была перенесена во Владимир. В 1321 в битве у реки Ирпени киевский князь Судислав, потомок Ольговичей, потерпел поражение от литовцев и признал себя подручником литовского князя. В 1362 город был окончательно присоединён к Литве.

Объединяющие факторы

Важнейшими объединяющими факторами, которые свидетельствовали об общности русских земель и одновременно отличали Русь от других православных стран были:

     ·    Киев и титул киевского князя как старшего. Город Киев формально оставался столицей (даже после 1169). Его называли «старействующим градом» и «матерью городов». Он воспринимался как центр православной земли.

     ·    Княжеский род. До завоевания южных земель Литвой абсолютно все местные престолы занимали только потомки Рюрика. Русь находилась в коллективном владении рода. Деятельные князья в течение своей жизни постоянно перемещались от стола к столу. Зримым отголоском традиции общеродового владения было убеждение, что защита «Русской земли» (в узком смысле), т.е. Киевского княжества является общерусским делом. В крупных походах против кочевников (половцев в 1183 и монголов в 1223) принимали участия практически все южно-русские князья.

     ·    Церковь. Все древнерусская территория составляла единую митрополию, управлявшуюся митрополитом Всея Руси. Резиденция митрополита до 1299 располагалась в Киеве, затем во Владимире, а с 1366 в Москве. Случаи нарушения церковного единства под воздействием политической борьбы периодически возникали, но носили кратковременный характер. (учреждение митрополии в Чернигове и Переяславле во время триумвирата Ярославичей, попытка Андрея Боголюбского учредить отдельную митрополию для Владимира, существование Галицкой митрополии в 1303—1306 гг. и др.). Отдельная Киевская митрополия обособилась только в XV веке.

     ·    Единая историческая память. Отсчёт истории во всех русских летописях всегда начинался с Начальной летописи Киевского цикла и деятельности первых киевских князей.

     ·    Осознание этнической общности. Вопрос о существовании единой древнерусской народности в эпоху формирования Киевской Руси является дискуссионным. Однако складывание таковой к периоду раздробленности серьёзных сомнений не вызывает. Племенная идентификация у восточных славян постепенно уступила место территориальной. Жители всех княжеств называли себя русскими, свою страну Русью или Русской землёй и свой язык русским.

Последствия раздробленности

Являясь закономерным явлением, феодальная раздробленность способствовала динамичному экономическому развитию русских земель: росту городов, расцвету культуры. С другой стороны, она привела к снижению оборонного потенциала. Ослабление страны совпало по времени с неблагоприятной внешнеполитической ситуацией. К началу XIII века Русь столкнулась с агрессией с трёх направлений. В дополнение к традиционной половецкой опасности (прежде всего для южно-русских княжеств Киевского, Черниговского), появились враги на северо-западе: католические немецкие Ордена (угрожали Новгороду, Пскову, Смоленску,) и теснимые ими литовские племена, которые в свою очередь стали нападать на Полоцкое княжество. Однако все эти силы не были способны на широкую экспансию. Роковым для русских земель стало монголо-татарское нашествие.

Способы и центры объединения

В начале XIII века количество княжеств достигло 50. Уже наметился будущий дуализм между старой Юго-западной и более молодой колонизированной Северо-восточной Русью.

В то же время вызревало несколько потенциальных центров объединения. Наиболее могущественными русскими княжествами являлись на северо-востоке Владимиро-Суздальское и Смоленское. К началу XIII века номинальное главенство владимирского князя Всеволода Юрьевича Большое гнездо признавалось всеми русскими землями, кроме Чернигова и Полоцка, и он выступал арбитром в споре южных князей за Киев. В 1-й трети XIII века лидирующие позиции занимал дом смоленских Ростиславичей, которые в отличие от других князей не дробили своё княжество на уделы, а стремились занимать столы за его пределами. На юго-западе самым могущественным княжеством стало Галицко-Волынское. В последнем случае формировался полиэтнический центр, открытый для контактов с Центральной Европой.

Однако естественный ход централизации оказался перечёркнут монгольским нашествием (1237—1242). Дальнейшее собирание русских земель проходило в тяжёлых внешнеполитических условиях и диктовалось в первую очередь политическими предпосылками. Старые игроки сошли с арены, новыми объединительными центрами стали княжества прежде не игравшие заметной роли.

Ярослав Всеволодович, законный наследник владимирского стола, стал великим князем с соизволения хана. В 1243 он получил ярлык на всю Русь. Но после его смерти в 1246 было выдано два ярлыка его сыновьям. Андрею — на Владимирское княжество, а Александру Невскому — на Киев и Новгород. В Южной Руси единственным сильным князем остался Даниил Романович Галицкий. В 1254 он получил из рук Папы Римского титул короля Руси. Попытка Даниила создать антиордынский союз окончилась провалом. При потомках Даниила Галицко-волынское княжество распалось и было поделено между Польшей, Венгрией и Литвой.

В XIV веке большая часть русских земель оказалась объединена вокруг Вильно — столицы возникшего Великого княжества Литовского и Русского. Тем самым было покончено с формальным политическим единством русских земель. Под властью литовских князей потомков Гедимина оказались княжества Полоцкое, Турово-Пинское, Витебское, Киевское, Новгород-Северское княжество, Волынь, Подолье, Смоленск. Князь Ольгерд принял православие и заявлял о своём желании подчинить Литве всю Русь. В ослабленной Южной Руси литовцы не встретили конкурентов.

Иная ситуация была в Северо-Восточной Руси, где по прежнему правили Рюриковичи, потомки Мономаха: там существовало несколько крупных княжеств, которые боролись друг с другом за контроль над Владимирским великокняжеским столом. В ходе этой борьбы перевес постепенно оказался на стороне Москвы, во многом благодаря тесной связи с Ордой.

Северо-Западная Русь (Новгород и Псков) продолжала оставаться автономной единицей, маневрируя между двумя центрами. В 1333 на новгородский стол впервые был приглашен литовский князь — Наримунт Гедиминович. Но аналогичные попытки, предпринятые боярством в середине XV века, привели Новгород к военному столкновению с Москвой, окончившиеся утратой независимости.

Дальнейшее развитие двух русских государств шло разными историческими путями. Между землями, вошедшими в их состав, прогрессировало нарастание различий. В Московском княжестве под влиянием Орды складывалась централизованная система управления с авторитарной княжеской властью, местные княжения ликвидировались, знать находилась на положении княжеских слуг. Литовское княжество, частично сохраняя традиции княжеств Киевской Руси, развивалась по европейским образцам, с сохранением вассальных отношений между знатью и князем, автономией городов и некоторыми демократическими институтами (сеймы, Литовский статут).

Объединительная роль Литвы несколько уменьшилась после того, как литовский князь Ягайло стал проводить политику объединение с католической Польшей. В 1386 Ягайло заключил Кревскую унию и стал польским королём. В последствии Литовское княжество по Люблинской унии вошло в Речь Посполитую.

Политическое обособление южной и северной Руси постепенно распространялось на другие сферы, в том числе церковную. То, что русские митрополиты обосновались у конкурента, сильно осложнило отношения Литвы с православием. Литовские князья добились от константинопольского патриарха учреждения собственной митрополии (1416, окончательно с 1459). Положение ещё более осложнилось после Ферраро-флорентийской унии (1418), которую в Москве отвергли, а в Литве приняли.

Объединение Северо-восточной Руси завершилось в правление Ивана III (присоединение Новгорода 1468, Твери (1485)) и Василия III (ликвидация формальной автономии Пскова (1510) и Рязани (1518) Иван III стал также первым суверенным правителем России, отказавшись подчиняться ордынскому хану. Он принял титул государя Всея Руси, претендуя этим на все русские земли.

Конец XV — начало XVI веков стал своеобразным рубежом, до которого присоединяемые земли составляли с Россией единое целое. Процесс присоединения остального наследства Древней Руси растянулся ещё на два века, к этому времени на тех территориях набрали силу собственные этнические процессы. В 1654 с Россией воссоединилась Левобережная Украина. В 1668 восстановлено единство митрополии. Земли Правобережной Украины и Белоруссии вошли в состав Российской империи в результате второго раздела Польши в 1793 (3).

Крестовые походы

Крестовые походы – методы борьбы римско-католической церкви против «язычников». Целью обращения в «истинную» веру стали Финляндия и прибалтийские земли. Здесь, в местности, покрытой лесами и болотами, где жили племена пруссов, эстов, ливов, литовцев, финнов, карелов к началу ХIII века христианство еще не получило широкого распространения. В 1200 г. Рим объявил о начале крестовoгo похода с целью обращения этих земель в католичество. Призыв папы встретил одобрение немецкою рыцарства и шведских феодалов, стремившихся к захвату новых территорий. Их поддерживало купечество северных юродов германии, заинтересованное в установлении тopгoвoгo господства над Восточной Прибалтикой.

В 1201 г. был основан город Рига -опорный пункт гepмано-катoлического продвижения в Прибалтику. В 1202 г. с одобрения папы был учрежден орден меченосцев, за десятилетие покоривший большинство прибалтийских племен и начавший надвигаться на русские земли. Разорение и захват Константинополя в 1204 г. крестоносцами были восприняты на Руси как начало войны римско-католическою мира против православною. В 1212 г. новгородцы по просьбе эстов предприняли первый поход к Балтийскому морю. В 1224 г. крестоносцы захватили г. Юрьев (Тарту), заняли Изборск, создав угрозу Пскову и Новгороду. Однако в 1234-1236гг. дружины Новгорода и Владимирского княжества разгромили кpeстоносцев. Одновременно орден потерпел сокрушительное поражение в Литве. В этих условиях, по решению папы римскою Григория IX земля пруссов была передана Тевтонскому ордену. Он был основан в 1128 г. немецкими рыцарями, участвующими в крестовых походах в Палестину. Часть Тевтонскою ордена и остатки ордена меченосцев были объединены в Ливонский орден. Ею войска в 1239 г. вновь захватили Изборск, а в 1240 г. благодаря измене, заняли Псков. Одновременно шведы, получив от римского папы благословение на участие в крестовом походе против православных земель, высадились в устье Невы. Отражение этого наступления осложнялось тем, что тогда же на русские земли вторглись с востока монголы. Бремя борьбы с кpeстоносцами выпало на новгородцев, избравших своим князем Александра Невского (1219-1263). Дружина князя внезапно напала на лагерь шведов и вынудила их спасаться бегством.

Освобождение

Собрав после длительных споров с новгородским боярством городское ополчение и свою дружину, Александр Невский освободил Псков и Изборск и перенес военные действия на территорию ордена. На льду Чудскою озера в апреле 1242г. произошло решающее сражение, в котором крестоносцы были разгромлены. Ордену пришлось заключить мир с Новгородом.

В центре cвoeгo боевого порядка Александр поставил ополчение, которое не выдержало фронтального удара немецких рыцарей и начало отступать. Тем временем хорошо вооруженная дружина князя, скрывавшаяся в засаде, нанесла кpeстоносцам удар с тыла. Оказавшиеся в окружении рыцари сгрудились на непрочном льду озера, который начал ломаться, многие из них утонули. Существуют различные оценки численности войск ордена и Новгорода и их потерь. Согласно летописям, погибло не менее 400 немецких рыцарей и множество сопровождавших их слуг и пехотинцев, 50 крестоносцев было взято в плен. Если даже эти цифры и завышены, то с учетом стоимости вооружения рыцaрей, небольшой численности слоя феодалов в Европе следует признать, что орден понес очень тяжелое поражение.



biofile.ru

Русь и крестовые походы - PANZER88`S_LIVEJOURNAL

Победное наступление Руси на степь при Святополке Изяславиче и Владимире Мономахе совпало по времени с началом крестовых походов в Святую землю. Конечно, при всем внешнем сходстве эти военные предприятия нельзя рассматривать как явления одного порядка* – истоки и цели их были принципиально различны. Крестовые походы были первым опытом западноевропейского колониализма, пускай и облеченного в форму вооруженного паломничества [см.: Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992, с. 66–69]. Духовное руководство ими осуществляла католическая Церковь, движимая преимущественно стремлением решить внутренние проблемы христианского Запада, раздираемого скандальными войнами между единоверцами, и одновременно рассчитывавшая заполучить в свои руки средство господства над непокорным классом светских феодалов. Провозглашенная ею мистическая идеология крестоносного воинства – стяжание небесного Иерусалима путем завоевания Иерусалима земного – оказала, по крайней мере, на первых порах, чрезвычайно сильное воздействие на умы людей Запада, рыцарей и крестьян. Но вне зависимости от того, какие побудительные мотивы определяли сами для себя участники Крестовых походов, жажда заморских земель и богатств, несомненно, увлекала их больше всего. Между тем Русь вела борьбу с половцами на совершенно иных политических и идейных основаниях.Это была сугубо оборонительная война, организованная и руководимая светской властью, которая действовала, исходя из своей прямой государственной обязанности «постоять за Русскую землю». Русские князья не искали святынь в чужих странах – они защищали церкви, монастыри и реликвии, находившиеся в их собственных владениях. Перспектива захвата военной добычи, наверное, увлекала как князей, так и рядовых ратников, но, безусловно, не являлась для них главным стимулом, а религиозный аспект походов в степь исчерпывался вполне понятным воодушевлением при виде торжества христианского оружия над «погаными».

* См., напр., у В.О. Ключевского: «Эта почти двухвековая борьба Руси с половцами имеет своё значение в европейской истории. В то время как Западная Европа крестовыми походами предприняла наступательную борьбу на азиатский восток, когда и на Пиренейском полуострове началось такое же движение против мавров, Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления» [Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М., 1989. Т. I, с. 284–285].

Таким образом, русско-половецкая граница не была «северным флангом» в той грандиозной битве за Ближний Восток, которую на протяжении всего XII в. вели между собой Европа и Азия. Но следует ли отсюда, что Русь оставалась в стороне от этой схватки, или она все-таки приняла посильное участие в крестоносной эпопее? Целый ряд авторитетных ученых признавали последнее весьма вероятным. В свое время Н.М. Карамзин высказал догадку, впрочем, основанную лишь на общих соображениях, что «Алексей Комнин, без сомнения, приглашал и россиян действовать против общих врагов христианства*; отечество наше имело собственных: но, вероятно, сие обстоятельство не мешало некоторым витязям российским искать опасностей и славы под знаменами Крестового воинства», тем более, что «многие знатные киевляне и новгородцы находились тогда (на рубеже XI–XII вв. – С. Ц.) в Иерусалиме» в качестве паломников [Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 2–3. М., 1991, с. 89]. С тех пор в поле зрения ученых попало несколько средневековых текстов, которые сделали суждения об участии русских дружин в Крестовых походах более уверенными. Однако при более внимательном рассмотрении сведения этих источников следует признать ненадежными, а их интерпретации ошибочными.

* По сообщению западноевропейских хронистов XII–XIII вв., поводом для организации Первого крестового похода послужило обращение византийского императора Алексея I Комнина к римскому папе и западноевропейским государям с призывом оказать помощь Византии в ее борьбе с турками-сельджуками. В современной науке эти известия часто рассматриваются как поздняя фальсификация.

Так, уникальное в своем роде сообщение содержит анонимная «История Иерусалима и Антиохии» («L'histoire de Jerusalem et d'Antioche», XIII в.), где в числе крестоносцев, наиболее отличившихся при осаде Никеи* (1097 г.), упомянуты люди «из Руси» (de Russie). Некоторые исследователи сделали отсюда поспешное заключение, что, «вопреки обычному представлению, Киевская Русь принимала участие в крестовых походах» [Тихомиров М.Н. Древняя Русь, М., 1975, с. 35–36; см. также: Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968, с. 140–141]. Согласиться с этим трудно. И дело даже не в том, что данное известие может быть поставлено под сомнение**. В конце концов, присутствие в крестоносном войске каких-то «русских» отражено в топонимике средневековой Палестины. Держась, подобно выходцам из других европейских стран, сплоченной этнической группой, они основали на Ближнем Востоке «русский город», название которого в разных хрониках повторяет основные варианты имени Русь, известные по средневековым источникам: Rugia, Rossa, Russa, Roiia, Rugen, Rursia, Rusa (современный Руйат в Сирии) [см.: Кузьмин А.Г. Сведения иностранных источников о Руси и ругах // «Откуда есть пошла Русская земля», кн. 1. М., 1986, с. 664–682]. Но маловероятно, чтобы эти «русские» участники Первого крестового похода были дружинниками кого-то из русских князей. Ярополк Изяславич – единственный русский вассал Ватикана, который мог принять близко к сердцу призыв папы Урбана II к освобождению Гроба Господня (на Клермонском соборе 1095 г.), – умер задолго до этих событий. Что же касается других наиболее деятельных русских князей этого времени – Святополка Изяславича, Владимира Мономаха, Олега Святославича, Давыда Игоревича и галицких Ростиславичей, то в 1096–1099 гг. все они имели самые веские причины попридержать свои дружины при себе, т.к. были втянуты в многолетнюю междоусобицу. Стало быть, глухим упоминаниям о «русских» крестоносцах следует искать иное объяснение.

* На территории султаната Икония в Малой Азии. Взятие Никеи было первым крупным успехом рыцарского ополчения Готфрида Буйонского на пути в Палестину.** «Оно не принадлежит участнику событий; это известие весьма позднего происхождения. Хронисты – очевидцы Первого крестового похода, подробнейшим образом называющие различные народности, представленные в крестоносной рати, нигде не упоминают русских ратников в составе воинства, двинувшегося в 1096 г. освобождать палестинские святыни. У Фульхерия Шартрского, к примеру, перечень крестоносцев по их национальной и этнической принадлежности насчитывает до двух десятков наименований… аналогичные известия находим в хрониках Петра Тудебота, Альберта Аахенского, Раймунда Ажильского» [Заборов М.А. Известия русских современников о крестовых походах // Византийский временник. Т. 31. М., 1971, с. 85, прим. 2; см. подробнее: Заборов М.А. Введение в историографию крестовых походов (Латинская хронография XI–XIII вв.). М., 1966, с. 91, прим. 175].

И здесь возможны два предположения. Во-первых, не исключено, что «русскими» участниками взятия Никеи могли быть отряды русов, находившиеся на службе у византийского императора. По свидетельству Анны Комнин («Алексиада», книга XI), вместе с крестоносцами в штурме Никеи участвовали 2000 византийских воинов-пельтастов*. Правда, Анна умалчивает об их этнической принадлежности, но заслуживает внимания тот факт, что одного из командиров этого отряда звали Радомир. Византийские воины сопровождали крестоносцев и в их дальнейшем следовании в Палестину. Анна пишет, что Алексей Комнин дал «латинянам» войско под началом одного из своих приближенных – Татикия, «чтобы он во всем помогал латинянам, делил с ними опасности и принимал, если Бог это пошлет, взятые города». Татикий довел крестоносцев до Антиохии. Впоследствии Алексей Комнин еще раз посылал к ближневосточному побережью «войско и флот» для сооружения крепости возле Триполи.

* Пельтасты – легкая пехота, вооруженная копьями и щитами.

И все же более вероятным объяснением этнической природы «русских» крестоносцев является предположение А.Г. Кузьмина о том, что это были выходцы из тех многочисленных европейских «Русий», сообщениями о которых пестрят средневековые источники XI–XIII вв. [см.: Кузьмин. Сведения иностранных источников, с. 664–682]. Думаю, что на эту роль лучше всего подходят русины, проживавшие на территории Германии и славянского Поморья. Как показывает Устав Магдебургского турнира 935 г., среди участников которого фигурируют «Велемир, принцепс Русский» и тюрингенские рыцари «Оттон Редеботто, герцог Руссии» и «Венцеслав, князь Ругии» [см.: Кузьмин. Сведения иностранных источников, с. 668], местная «русская» знать уже в начале Х в. была включена в феодальную структуру германского государства и потому вполне могла пополнить ряды рыцарского ополчения 1096 г.С еще большим легкомыслием в крестоносные борцы с мусульманами зачислен галицкий князь конца XII в. Ярослав Владимирович (Осмомысл) – на основании обращения автора «Слова о полку Игореве» к русским князьям с призывом защитить Русскую землю, где Ярославу между прочим адресуются следующие слова: «Галичкы Осмомысле Ярославе!.. Грозы твоя по землям текуть… [Ты] стреляеши с отня злата стола салтани за землями». Поясняя это место «Слова», Д. С. Лихачев, со ссылкой на «догадку Д.Дубенского»*, сопроводил его весьма вольным переводом: «Ты посылаешь войска против салтана Саладина в Палестину»** [«Слово о полку Игореве». Под. Ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.–Л., 1950, с. 443–444]. Однако такое истолкование обращения к Ярославу совершенно неправомерно, ибо, во-первых, является вопиющим анахронизмом (Ярослав Осмомысл умер в 1187 г., а Третий крестовый поход, направленный против Саладина, состоялся в 1189–1192 гг.) и, во-вторых, не принимает во внимание конкретного значения термина «салтан» в устах древнерусского поэта, который вслед за цитированными словами восклицает: «Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея [раба], за землю Рускую, за раны Игоревы!..». Отсюда следует, что «салтанами» в древней Руси называли вождей крупных половецких орд («лепших князей», по терминологии других памятников). Бытование этого термина в половецкой среде засвидетельствовано как словарем половецкого языка XIII–XIV вв. (Codex Cumanicus), где титул солтан*** имеет латинское соответствие rex (король), так и данными топонимики (городище Салтановское на берегу Северского Донца) [см.: Бобров А. Г. Салтан // Энциклопедия «Слова о полку Игореве»: в 5 т. – СПб., 1995. Т. 4. П – Слово, с. 263].

* Дубенский Дмитрий Никитич (ум. в 1863 г.) – русский историк, магистр Московского университета. Имеется ввиду его комментарий к данному фрагменту «Слова о полку Игореве» [см.: Дубенский Д.Н. Слово о плъку Игореве, Свтъславля пестворца старого времени / Объясненное по древним письменным памятникам магистром Д. Дубенским. М., 1844, с. 158–160].** В комментариях к более позднему изданию «Слова» ученый снова подчеркнул, что, согласно «Слову», Ярослав Галицкий «посылает свои войска в помощь крестоносцам против султана Саладина» [«Слово о полку Игореве» М.-Л., 1955, с. 77, 78].*** Заимствованный тюркскими народами у арабов.

К наиболее распространенным заблуждениям относится также мнение о том, что в XII в. знатные паломники из Северной Европы совершали путешествия в Византию и Святую землю через территорию древней Руси. Но иллюстрируются эти заявления всегда одним и тем же примером со ссылкой на «Кнутлингасагу», которая, в частности, повествует о том, как в 1098–1103 гг. датский король Эрик I Эйегода (Добрый) отправился на поклонение в Иерусалим «через Россию» (он скончался на Кипре, не добравшись до конечной цели своего паломничества). В переложении исследователей этот эпизод разворачивается в красочную картину приезда Эрика в Киев, где он «был тепло принят князем Святополком II. Последний направил свою дружину, состоявшую из лучших воинов, чтобы сопровождать Эрика к Святой земле. На пути от Киева до русской границы Эрика повсюду встречали восторженно. «Священники присоединялись к процессии, неся святые реликвии под пение гимнов и звон церковных колоколов»* [Вернадский Г. Киевская Русь. М., 1999, с. 356]. Здесь в рассуждения историков вкралось уже чистое недоразумение, поскольку исторические данные об этой поездке Эрика Эйегоды свидетельствуют, что, перед тем как попасть на Кипр, он основал специально для скандинавских путников прибежище между Пьяченцой и Борго Сан Доннино, присутствовал на соборе 1098 г. в Бари и посетил Рим, то есть двигался через Германию по рейнско-дунайскому торговому пути** [см.: Добиаш-Рождественская О. А. Культ св. Михаила в латинском Средневековье V—XIII вв. // Мир культуры. № 2004/02. http://www.m-kultura.ru/2004/02/oldport/d

ob/index.html; Никитин А.Л. Основания русской истории, М., 2001, с. 126–127], на котором, очевидно, и следует искать упомянутую «Россию». Возможно, «теплый прием», оказанный Эрику «русским королем», имел место в той же самой «Руси», что фигурирует в «Церковной истории» Ордерика Виталиса (первая половина XII в.), согласно которой норвежский король Сигурд, возвращаясь в 1111 г. из Иерусалима «через Русь, взял в жены Мальфриду, дочь короля». В «Хеймскрингле» Снорри Стурлусона (XIII в.) путь Сигурда пролегает через Болгарию, Венгрию, Паннонию, Швабию и Баварию, а «Генеалогия датских королей» указывает, что Сигурд женился на Мальфриде в Шлезвиге [см.: Кузьмин. Сведения иностранных источников, с. 664–682].

* Цитата из: B. Leib. Rome, Kiev et Byzance a la fin du XI-e siecle. Paris, 1924, p. 277.** Каковой в действительности и являлся кратчайшим и наиболее удобным маршрутом для путешественников из Скандинавии и Северной Европы: «Из каких стран Севера или Запада не являлись паломники, те, которые двигались по сухопутным дорогам, вступали в Италию в Сузе или Аосте. Именно таков описанный исландским аббатом и скальдом, Николаем Семундарсоном, "южный" или "римский" путь в Святую землю; таковы французские и английские итинерарии XII и XIII веков. До Рима путники добирались по одной из старых дорог: Аоста – Иврея – Верчелли – Павия – Парма – Болонья – Имола – Форли – Ареццо – Витербо – Рим; или Арк – Суза – Турин – Верчелли и т.д., иногда сворачивая перед Пармой на Лукку – Сиену – Витербо. Рим был конечным пунктом для значительной части тех, кто не думал идти дальше в Святую землю. Из этих последних, однако, многие совершали специальное странствие к Гарганскому утесу. В скандинавском итинерарии в качестве обычного продолжения южного пути, указана дорога к адриатическим гаваням через Албано, Террачину и Капую или через Ферентино, Чепрано, Аквино и Сан-Джермино. Отсюда иерусалимские путники (jorsalafarir) совершают паломничество на Монте-Кассиано, следуют в Бенвент, чтобы отправиться на Монте-Гаргано (Mikaelsfjell) и затем пробираются по гаваням приморья Адриатики, в поисках корабля, который отвез бы их в Святую землю» [Добиаш-Рождественская. Культ св. Михаила, гл. VI].

Безучастное отношение русских людей к заморским войнам «латинников» хорошо прослеживается на материале древнерусских летописей, чьи сведения о целом столетии ожесточенной борьбы крестоносцев с мусульманами за Палестину (c конца XI по конец XII в.) исчерпываются несколькими разрозненными известиями, разительно отличающимися от цельных, обстоятельных описаний крестоносных войн, которые в изобилии представлены в латинских, византийских и восточных хрониках, и притом полученными явно из вторых рук. Иногда это просто мимоходом брошенная фраза, за которой угадывается широкий исторический подтекст, как, например, вложенные в уста «жидов» (хазарских иудеев, участников легендарного «испытания вер» при дворе князя Владимира) саморазоблачительные слова: «Разгневася Бог на отци наши и расточи ны по странам грех ради наших и предана бысть земля наша христианом» (под 986 г.). Но чаще встречаем лаконичные замечания, вроде «взят бысть Ерусалим безбожными срацины» (Ипатьевская летопись, под 1187 г.) или «в се лето христиане взяша Иерусалим под турком» (Густынская летопись, под 1099 г.). Характерно, что в последнем случае летописец допустил неточность, которая выдает его слабую осведомленность относительно расстановки сил в Палестине накануне Первого крестового похода, поскольку «священный град» был отвоеван крестоносцами не у турок, а у египетского султана, который в августе 1098 г. отнял его у сельджуков. Нелишне отметить также, что подавляющее большинство древнерусских известий о военных предприятиях крестоносцев совершенно лишено эмоциональной окраски. Лишь однажды киевский летописец, автор статей Ипатьевской летописи о событиях 80-х–90-х гг. XII в., позволил себе открыто выразить симпатии к участникам Третьего крестового похода (1189—1192). Поведав о его неудаче и гибели императора Фридриха I Барбароссы (1190), он убежденно заключил, что павшие немецкие рыцари сопричтутся к лику мучеников за веру: «Сии же немци, яко мученици святии, прольяша кровь свою за Христа со цесари своими, о сих бо Господь Бог наш знамения прояви… и причте я ко избраньному Своему стаду в лик мученицкыи…». Но подобные настроения были безусловно исключением. Общепринятое на Руси отношение к крестоносцам скорее можно найти в древнерусском переводе «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия. В одном месте этого сочинения русский книжник конца XI–начала XII в. присовокупил от себя к тексту оригинала решительное осуждение латинян за недостойное поведение в Святой земле (особенно рыцарям досталось за «мздоимание»), а в конце все же заметил: «Но обаче иноплеменници суть, а наше учение прикасается им», то есть: хотя они чужеземцы и чего с них взять, однако же христиане, как и мы. Словом, так отстраненно можно писать только о бесконечно «далеких» войнах, пускай и грандиозных по своему масштабу, но совершенно не затрагивающих родных пенат.

Если русские люди XII–XIII вв. и устремлялись в Палестину, то отнюдь не из желания встать в ряды освободителей Гроба Господня. Крестовые походы повлияли на Русь лишь в том отношении, что вызвали здесь бурное оживление интереса к паломничеству к святым местам [см.: Айналов Д. В. Некоторые данные русских о Палестине // Сообщения Православного Палестинского общества. Т. XVII. Вып. 3. СПб., 1906, с. 334 и след.; Левченко М. В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956, с. 470], который привел даже к появлению новой социальной группы – «калик* перехожих», ставших неотъемлемой частью древнерусской жизни и литературы. Кое-кто из этих странников потрудился записать свои дорожные впечатления. Наиболее известным памятником такого рода является «Хождение» в Святую землю игумена Даниила**. Этот образованный и наблюдательный представитель южнорусского духовенства*** посетил Палестину между 1101 и 1113 гг.****, пробыв там, по его собственным словам, 16 месяцев. Жил он преимущественно в Иерусалиме, на подворье православного монастыря святого Саввы, откуда предпринимал странствия по всей стране, имея в качестве своего руководителя «добраго вожа», одного из сведущих старцев приютившей его обители. Иерусалимский король Балдуин I (1100–1118 гг.), ставший во главе крестоносцев после смерти Готфрида Буйонского, оказывал Даниилу всякое содействие в его разъездах по Святой земле и посещении христианских святынь.

* От греческого названия специальной обуви, которую носили паломники во время своих путешествий – «калиги».** Полное название: «Житье и хоженье Даниила Русьскыя земли игумена».*** Скорее всего черниговского, так как в одном месте своих записок Даниил уподобил Иордан реке Снови. Хотя реки с таким названием встречаются в разных местностях европейской России, в частности, под Воронежем [см.: Гудзий Гудзий Н. К. История древней русской литературы. М., 1945, с. 116], но все же преимущественной известностью в древнерусских памятниках XI–XII вв. пользовалась Сновь, протекающая в пределах Черниговского княжества.**** Из текста «Хождения» явствует, что Даниил написал его после смерти Всеслава Полоцкого (1101 г.) и до кончины Святополка Изяславича (1113 г.).

Относительно «хождения» Даниила в научной литературе также выдвигались предположения, будто его путешествие в Иерусалим было предпринято не по одним только религиозным мотивам, но имело и политический аспект. Например, М. Н. Тихомиров расценивал его как очевидное «свидетельство о политическом участии русских князей в крестовых походах… Что его (Даниила. – С. Ц.) миссия в Палестину имела какое-то политическое значение, видно из того, что русский игумен вел переговоры с королем Болдуином… Русский паломник был со своею дружиною, по-видимому, достаточно многочисленной, для защиты от нападения мусульман…» [Тихомиров. Древняя Русь, с. 35–36]. На особое благоволение Балдуина к русскому паломнику упирал и В. В. Данилов, видевший в данном обстоятельстве доказательство того, что Даниил был официальным посланником Святополка Изяславича, якобы желавшего установить дипломатические контакты с государем Иерусалимского королевства [Данилов В.В. К характеристике «Хождения» игумена Даниила // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы Академии наук СССР. М.; Л., 1954, с. 94]. А Д. И. Лихачев подозревал в Данииле агента черниговских князей, будто бы искавших у латинско-католических властей Святой земли поддержки против Владимира Мономаха [Лихачев Д. И. Литература второй половины XI–первой четверти XII века // История русской литературы. Т. I. Литература X–XVIII вв. М.–Л., 1958, с. 85]. Между тем, текст «Хождения» удостоверяет, что встреча Даниила с Балдуином носила случайный характер, а все «переговоры» с вождем крестоносцев, о которых упоминает игумен, заключались в том, что он взял на себя смелость обратиться к «иерусалимьскому князю» с двумя просьбами: дать ему охрану от сарацин и выделить «привилегированное» место на празднике схождения благодатного огня. Не стоит удивляться и тому, что Балдуин оказывал Даниилу знаки уважения, – в лице русского игумена он чтил страну, которая, по словам митрополита Илариона, «ведома и слышима есть всеми четырьми конци земли», и чьи князья породнились почти со всеми королевскими дворами Европы (сам Балдуин был женат на старшей внучке французской королевы Анны Ярославны). Что касается ссылки на «многочисленную дружину» Даниила, которая, по мысли исследователя, должна была, по-видимому, подчеркивать высокий статус его «посольства», то это всего лишь недоразумение, так как, по свидетельству самого же игумена, его спутниками были всего восемь человек, – и все, как и он, «тоже худа и без оружия». Наконец, ни из чего не видно, чтобы Даниил противопоставлял черниговских князей Владимиру Мономаху и другим русским князьям. Напротив, называя себя «игуменом Русьскыя земли», а не какого-то отдельного княжества, он усматривал одну из главных целей своего паломничества в том, чтобы помолиться «во всех местех святых» за всех «князь русскых, и княгинь, и детей их, епископ, игумен, и боляр… и всех христиан», и ставил себе в заслугу то, что вписал в синодик монастыря святого Саввы «имена князей рускых»: Михаила (Святополка Изяславича), Василия (Владимира Мономаха), Давида Святославича, Михаила (Олега Святославича), Панкратия (Ярослава Святославича), Глеба «Менского» (минского князя Глеба Всеславича) и всех прочих «толко [сколько] есмь их помнел имен, да тех вписах… И отпехом литургии за князи русскыя и за вся христианы 50 литургий, и за усопшаа 40 литургий отпехом». Другую великую удачу своего «хоженья» в Святую землю Даниил видел в том, что ему удалось за некую мзду, данную ключарю гробницы Спасителя, получить доску, «сущую во главах Гроба Господня святаго».

Вот в этой доске и еще нескольких подобных реликвиях, добытых русскими паломниками в Палестине в XII–первой половине XIII вв., и состояла вся «добыча» Русской земли с крестовых походов.

p-n-z-8-8.livejournal.com

Русь и крестовые походы - Забытые истории

Победное наступление Руси на степь при Святополке Изяславиче и Владимире Мономахе совпало по времени с началом крестовых походов в Святую землю. Конечно, при всем внешнем сходстве эти военные предприятия нельзя рассматривать как явления одного порядка* – истоки и цели их были принципиально различны. Крестовые походы были первым опытом западноевропейского колониализма, пускай и облеченного в форму вооруженного паломничества [см.: Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992, с. 66–69]. Духовное руководство ими осуществляла католическая Церковь, движимая преимущественно стремлением решить внутренние проблемы христианского Запада, раздираемого скандальными войнами между единоверцами, и одновременно рассчитывавшая заполучить в свои руки средство господства над непокорным классом светских феодалов. Провозглашенная ею мистическая идеология крестоносного воинства – стяжание небесного Иерусалима путем завоевания Иерусалима земного – оказала, по крайней мере, на первых порах, чрезвычайно сильное воздействие на умы людей Запада, рыцарей и крестьян. Но вне зависимости от того, какие побудительные мотивы определяли сами для себя участники Крестовых походов, жажда заморских земель и богатств, несомненно, увлекала их больше всего. Между тем Русь вела борьбу с половцами на совершенно иных политических и идейных основаниях. Это была сугубо оборонительная война, организованная и руководимая светской властью, которая действовала, исходя из своей прямой государственной обязанности «постоять за Русскую землю». Русские князья не искали святынь в чужих странах – они защищали церкви, монастыри и реликвии, находившиеся в их собственных владениях. Перспектива захвата военной добычи, наверное, увлекала как князей, так и рядовых ратников, но, безусловно, не являлась для них главным стимулом, а религиозный аспект походов в степь исчерпывался вполне понятным воодушевлением при виде торжества христианского оружия над «погаными».

Читать продолжение на моем сайте "Забытые истории" (Всемирная история в очерках и рассказах)_________________________________________________________________________Сбор предварительных заказов на мою книгу "Карлик Петра Великого" (сборник интригующих историй о людях прошлого, реальных и выдуманных) продлен на 2 месяца. Добавлены новые "акции", налетай! Адрес страницы на сайте Планета.ру https://planeta.ru/campaigns/30249Вышла моя книга "Последняя война Российской империи" (см. описание книги и цены)Мой сайт Забытые истории — всемирная история в очерках и рассказах

sergeytsvetkov.livejournal.com

---

• 
  Эпоха правления ивана грозного
• 
  Форма ракетных войск
• 
  Ссср государства
• 
  Кто дрался на куликовом поле
• 
  Когда татаро монголы напали на русь
• 
  Чем прославился рюрик
• 
  Когда пришел рюрик на русь
• 
  Как крестилась русь
• 
  Древний город корсунь
• 
  Не было куликовской битвы
• 
  Мурза бегич