Содержание
Почему Александр Невский шведов и немцев с датчанами бил, а Орде поклонился
1
Век XIII — жуткая пора в нашей истории. Время, когда народ мог сгинуть, как канули в небытие многие народы. Богатая, но разбитая на враждующие княжества Русь — лакомая добыча и для Орды, и для крестоносцев, под гимны о торжестве христианства заграбастывающих все новые земли.
Зимой 1237-1238 года на Русь обрушиваются полчища Батыя. Рязань, Владимир, Суздаль разграблены и сожжены, жители убиты или уведены в плен. До Новгорода, где правит шестнадцатилетний Александр Ярославович, прозванный впоследствии Невским, ордынское войско не доходит. Русь еще не пала, но уже обескровлена, и это устраивает интересантов с запада. Еще в 1232 году Папа Григорий IX обращается к ливонским рыцарям-меченосцам с призывом начать активную деятельность «против неверных русских», а с 1237 года по приказу Папы формируется антирусская коалиция. «Единственный раз в истории объединились три силы западноевропейского рыцарства: шведы, немцы и датчане — для нападения на русские земли», — напишет историк И.
П. Шаскольский. Причем наши земли и даже планируемый оброк, который заплатит Русь, были Папой заранее поделены. Кто ж знал, что девятнадцатилетний Александр Ярославович окажется и дерзким, и удачливым.
Когда летом 1240 года шведские корабли входят в Неву, Александр не медлит. Не ждет помощи от дружин отца. Отвага и решительность, рожденные верой, что «не в силе Бог, а в правде», обеспечивает войску Александра над более чем втрое превосходящими силами противника победу. Пройдет два года, и враг поймет: за военной удачей Александра стоит не только отвага — точный расчет.
2
Историю про то, как Александр Невский в битве на Чудском озере заманил рыцарей на хрупкий апрельский лед, изучают будущие военачальники всего мира. Анализируют, как молодой полководец, прекрасно зная тактику боя крестоносцев, выстроил свое войско так, что сумел превратить все преимущества рыцарей в их уязвимости. Американские учебники объясняют: в тринадцать лет юный Александр, взятый отцом в бой с меченосцами, заметил, как стремительно уходит рыцарь в доспехах под воду.
Детские воспоминания — хорошо, но и после Ледового побоища Невский не раз принимал нетривиальные решения. Как оказывалось потом — единственно верные.
3
Когда сегодня рассуждают об ошибке «цивилизационного выбора» князя, забывают, что выбор был из двух зол. Да, монголо-татары, прокатываясь волной, опустошали русские земли, захватывая все, что могли увезти, всех, кого могли увести. Но были ли цивилизованные европейцы лучше? Вот что пишет французский историк Жак Ле Гофф о крестовых походах: «Вместо того чтобы смягчить нравы, священная война в своем неистовстве привела крестоносцев к худшим эксцессам, начиная еврейскими погромами и заканчивая массовыми избиениями и грабежами; а духовно-рыцарские ордена, оказавшиеся неспособными защитить и сохранить Святые земли, осели на западе, чтобы предаться там всем видам финансовых и военных злоупотреблений». «Сами сарацины (мусульмане. — Авт.), — читаем у византийского хрониста Никиты Хониата, — более добры и сострадательны по сравнению с этими людьми, которые носят на плече знак Христа».
При этом покоренных «братьев-христиан» принуждали отказываться от веры предков.
А вот ордынцы с богами побежденных народов не ссорились. И со служителями богов тоже. Больше того, церкви от дани Орде были освобождены. Можно только поражаться прозорливости князя: откупаясь данью, он сохранял духовную свободу своему народу. Александр предпочел «отдать в рабство тело, но не исказить душу» (Г. Вернадский). Мудрость выбора доказана временем: удар по могуществу Орды нанесет правнук Невского, Дмитрий Донской. А вот православная Византия, порабощенная цивильными европейцами, так и не воспрянет: изнасилованная властью крестоносцев (57 лет!), она станет легкой добычей турок.
4
Но была ли покорность Орде безоговорочным поражением? Историк А. Ю. Карпов: «можно говорить об особой татарской политике Александра — политике умиротворения татар и беспрекословного повиновения им. Его поездки в Орду имели целью предотвратить новые вторжения на Русь. Князь стремился исправно выплачивать огромную дань завоевателям и не допускать выступлений против них в самой Руси».
«Осторожной осмотрительной политикой он уберег Русь от окончательного разорения, выиграл время, дав Руси окрепнуть, оправиться от страшного разорения», — считает историк В. Т. Пашуто.
5
И о жестокости князя. 1257 год. Орда затевает перепись населения: надо точнее исчислить дань. Предки наши к переписи относились с мистическим ужасом: тебе присваивают знак Антихриста, пришли последние времена Страшного суда. В вольный Новгород Орда не входила, люди там были свободолюбивые, переписи сопротивлялись. Волнения длились год. На стороне мятежников выступил сын Александра князь Василий. Невский понимал норов монголо-татар: смирение им должно быть демонстративным, любая строптивость вызывает несоразмерно большую жесткость. Протест новгородцев разрушал хрупкое равновесие, сложившееся между Ордой и Русью.
Александр сам возглавил борьбу с несогласными: на первый раз переписи удалось избежать — за счет выплаты дани, но за отказ исполнить волю ордынцев пришлось заплатить и людьми.
Сын Василий был сослан в Суздаль, зачинщиков ждала расправа: одних, по приказу Александра, казнили, другим «урезали» нос, третьих ослепили. Показательное наказание над немногими, чтобы упредить месть Орды, направленную на всех. В 1259 году новгородцы уже согласились «дать число», но только личное участие Александра предотвратило новый мятеж. Последняя, почти годичная, поездка Невского в Орду была вершиной дипломатии: он отговорил нового хана Берке от военного набора на Руси и перенаправил устремления хана. Ссылаясь на восстание русских, Берке прекратил посылать в Монголию дань, провозгласив Золотую Орду самостоятельным государством, что превратило ее в заслон Руси с востока. В Орде сорокадвухлетний Александр Невский заболел, больным возвращался на Родину. 14 ноября 1263 года принял монашеский постриг и к вечеру того же дня отошел к Богу.
Русские земли
в 1313 году дела переменились: хан Тохта умер, престол ханский занял молодой племянник его Узбек, и Михаил спешил в Орду взять ярлык от нового хана; этим отсутствием решились воспользоваться новгородцы, чтоб с помощью московского князя избавиться от притеснений тверского.
Уже давно северные князья по примеру родоначальника своего Всеволода III стремились привести Новгород в свою волю, и только соперничеству между ними последний был обязан продлением своего быта. Когда по смерти Андрея Александровича оба князя соперника — и московский и тверской — отправились в Орду, тверичи хотели силою ввести в Новгород наместников своего князя; но последние не были приняты новгородцами, которые немедленно отправили рать оберегать Торжок на случай нападения тверичей; тверские полки действительно явились у Торжка, но не решились напасть, потому что новгородцы собрали всю свою землю против них; наконец, положено было, что новгородцы на свободе будут дожидаться ханского решения, признают своим князем того из соперников, кто привезет ярлык на Владимирское княжество. Ярлык привез Михаил, и новгородцы в 1308 году посадили его у себя на столе на обычных условиях. Однако в самом начале мы уже встречаем повторительные договорные грамоты новгородцев с Михаилом, и в их числе находится следующая жалоба новгородцев на двоих волостелей: «Князь великий Андрей и весь Новгород дали Федору Михайловичу город стольный Псков, и он ел хлеб; а как пошла рать, то он отъехал, город бросил, новгородского и псковского поклона не послушал, да еще приехавши в село Новгородскую волость пусту положил, братью нашу испродал.
Тебе, князь, не кормить его новгородским хлебом, кормить его у себя, а за села его мы деньги ему отдадим. Бориса Константиновича кормил Новгород корелою, а он корелу всю истерял и за немцев загнал, да и на Новгороде брал больше, чем следует. Как будешь в Новгороде у отца своего владыки и у своих мужей, то нам с ним суд перед тобою, господин, и теперь серебра не вели ему брать. И тебе, господин, новгородским хлебом не кормить его, пусть выедет из Новгородской волости, а за села его деньги отдадим». Четыре года прошли, впрочем, мирно; на пятый встала ссора: Михаил вывел своих наместников, захватил Торжок, Бежецк со всеми волостями и остановил подвоз хлеба, что всего хуже было для новгородцев; весною, в распутье, отправили они владыку Давыда в Тверь, и тот успел заключить мир: Михаил отворил ворота для обозов и прислал опять своих наместников в Новгород, взявши с него за мир 1500 гривен серебра. Легко догадаться, что тверские наместники не стали воздержнее после этого, было от них новгородцам много обид и нужды, и вот в 1314 году, в отсутствие Михаила, новгородцы послали в Москву звать к себе князя Юрия.
Тот отправил к ним сначала князя Федора ржевского, который перехватал тверских наместников и пошел с новгородскими полками к Волге, куда навстречу вышел к нему сын Михаилов Димитрий с тверскою ратью. Битвы, впрочем, не было: простоявши до морозов у Волги, новгородцы заключили мир с Димитрием и послали в другой раз в Москву звать к себе князя Юрия на всей воле новгородской; Юрий на этот раз приехал сам вместе с братом Афанасием, и рады были новгородцы своему хотению, говорит их летописец.
Недолго радовались новгородцы: хан прислал звать Юрия в Орду, и тот поехал вместе с послами новгородскими, оставив в Новгороде брата Афанасия; тогда же пришла весть, что Михаил идет в Русь, ведет с собою татар. Новгородцы не могли теперь ждать от него милости и решились защищаться силою: князь Афанасий вышел с полками к Торжку и стоял здесь шесть недель, чтоб перенять весть; весть пришла, что Михаил со всею Низовою землею и татарами идет на Новгород. На этот раз дело не обошлось без битвы, и битва была злая: новгородцы потеряли много мужей добрых, бояр и купцов, и потерпели совершенное поражение: князь Афанасий с остатком рати затворился в Торжке, куда победитель прислал сказать новгородцам: «Выдайте мне Афанасия и Федора ржевского, так я с вами мир заключу».
Новгородцы отвечали: «Не выдаем Афанасия, но помрем все честно за св. Софию». Михаил прислал опять, требовал выдачи по крайней мере одного Федора ржевского; новгородцы сперва не соглашались, но потом поневоле выдали его, кроме того, заплатили Михаилу 50000 гривен серебра (по другим известиям — только 5000) и заключили мир. Но Михаил, несмотря на мирное постановление, призвавши к себе князя Афанасия и бояр новгородских, перехватал их и отправил заложниками в Тверь, на жителей Торжка наложил окуп, сколько кто мог заплатить за себя, отобрал у них все оружие и тогда отправил своих наместников в Новгород, где посадничество дано было Семену Климовичу; но, по некоторым, очень вероятным известиям, Михаил дал посадничество из своей руки Михаилу Климовичу и Ивану Димитриевичу. Заключен был договор: «Что сталось между князем и Новгородом, какое розратье, что в эту замятню взято в княжой волости, или у наместников, или у послов, или гостиный товар, или купеческий, или в церквах, или у которого боярина и по всей волости, то все князь отложил; а что взято новгородского товара но всей волости, того всего Новгороду не поминать.
Которые села или люди новгородские заложились в эту замятню за князя и за княгиню, или за детей их и бояр, или кто купил села — тот возьмет свои деньги, а села отойдут Новгороду по прежней грамоте владыки Феоктиста, что утвердил в Твери. Что взято полону по всей волости Новгородской, то пойдет к Новгороду без окупа. Князю великому Михаилу и боярам его не наводить рати на Новгород ни за что, гостя не задерживать в Суздальской земле, нигде; а за все это взять князю у Новгорода 12000 серебра, а что взято у заложников, то пойдет в счет этих 12000; брать эти деньги в низовый вес, в четыре срока; а когда князь все серебро возьмет, то всех заложников должен отпустить. Нелюбье князь отложил от Новгорода, и от Пскова, и от всех пригородов и недругам своим мстить не будет; Новгороду держать княженье без обиды, а князю великому держать Новгород без обиды, по старине; опять сел князь великий Михаил на Феоктистовой грамоте, которую утвердил с владыкою и послами новгородскими в Твери. Если Новгород заплатит все серебро, 12000, то великий князь должен изрезать две прежние грамоты: одну, которая утверждена была в Городце, на Волге, и другую — новоторжскую, что утвердили в Торжке».
Договор не был исполнен; новгородцы отправили послов к хану жаловаться на Михаила, но тверичи поймали послов и привели их в Тверь; в 1316 году наместники Михаиловы выехали из Новгорода, по другим известиям, были выгнаны, и Михаил отправился к Новгороду со всею Низовскою землею, а новгородцы сделали острог около города по обе стороны, и к ним на помощь сошлась вся волость: псковичи, ладожане, рушане, корела, ижора, вожане схватили какого-то Игната Беска, били его на вече и сбросили с моста в Волхов, подозревая, что он держит перевет к Михаилу, но правда ли это — бог один знает, по замечанию летописца; тогда же убит был и Данилко Писцов своим холопом, который донес горожанам, что господин посылал его с грамотами к князю Михаилу. Между тем Михаил приближался с войском и стал в 50 верстах от города; но собственная болезнь, мор на лошадей, вести о враждебных намерениях Юрия московского заставили его отступить, и отступление было гибельно: тверские ратники заблудились в озерах и болотах, начали мереть от голода, ели конину, оружие свое пожгли или побросали и пришли пешком домой.
В надежде, что эта беда сделает Михаила уступчивым, новгородцы в следующем 1317 году отправили к нему владыку Давыда с мольбою отпустить на окуп новгородских заложников; но Михаил не послушал просьбы архиепископской; ему, как видно, нужно было иметь в руках новгородских заложников в предстоящей борьбе с Юрием московским.
Юрий недаром жил в Орде; он не только оправдался в обвинениях Михаиловых, но умел сблизиться с семейством хана и женился на сестре его, Кончаке, которую при крещении назвали Агафиею. Ханский зять возвратился в Русь с сильными послами татарскими, из которых главным был Кавгадый; один татарин отправился в Новгород звать на Михаила его жителей; но последние, еще не зная, где князь Юрий, заключили с Михаилом договор в Торжке, по которому обязались не вступаться ни за одного из соперников, после чего тверской князь, собравши войско и снесшись с другими князьями, пошел к Костроме, навстречу Юрию; Долго соперники стояли на берегу Волги, наконец заключили договор, в содержании которого источники разногласят: по одним известиям, Юрий уступил великое княжение Михаилу, по другим, наоборот, Михаил уступил его Юрию.
Как бы то ни было, дело этим не кончилось; Михаил, возвратясь в Тверь, стал укреплять этот город, ожидая, как видно, к себе врага, и действительно, Юрий остался в Костроме, собирая отовсюду войска. Когда пришли к нему князья суздальские и другие, то он двинулся из Костромы к Ростову, из Ростова пошел к Переяславлю, из Переяславля к Дмитрову, из Дмитрова к Клину; а новгородцы уже дожидались его в Торжке. Наконец войска Юриевы пошли в Тверскую волость и сильно опустошили ее; послы Кавгадыевы ездили в Тверь, к Михаилу, с лестию, по выражению летописца, но мира не было, и в 40 верстах от Твери при селе Бортеневе произошел сильный бой, в котором Михаил остался победителем; Юрий с небольшою дружиною успел убежать в Новгород, но жена его, брат Борис, многие князья и бояре остались пленными в руках победителя. Кавгадый, видя торжество тверского князя, велел дружине своей бросить стяги и бежать в стан, а на другой день послал к Михаилу с мирными предложениями и поехал к нему в Тверь. Михаил принял его с честию, и татары стали говорить ему: «Мы с этих пор твои, да и приходили мы на тебя с князем Юрием без ханского приказа, виноваты и боимся от хана опалы, что такое дело сделали и много крови пролили».
Князь Михаил поверил им, одарил и отпустил с честию.
Между тем Юрий явился опять у Волги, и с ним весь Новгород и Псков с владыкою своим Давыдом: понятно, что Новгород должен был вступиться за Юрия, не ожидая себе добра от усиления Михаилова. Тверской князь вышел к неприятелю навстречу, но битвы не было: заключили договор, по которому оба соперника обязались идти в Орду и там решать свои споры; Михаил обязался также освободить жену Юриеву и брата; новгородцы заключили с ним особый договор, как с посторонним владельцем (1317 г.). Но жена Юриева не возвратилась в Москву: она умерла в Твери, и пронесся слух, что ее отравили. Этот слух был выгоден Юрию и опасен для Михаила в Орде, и когда тверской князь отправил в Москву посла Александра Марковича с мирными предложениями, то Юрий убил посла и поехал в Орду с Кавгадыем, со многими князьями, боярами и новгородцами.
Начальником всего зла летописец называет Кавгадыя: по Кавгадыеву совету Юрий пошел в Орду. Кавгадый наклеветал хану на Михаила, и рассерженный Узбек велел схватить сына Михаилова, Константина, посланного отцом перед собою в Орду; хан велел было уморить голодом молодого князя, но некоторые вельможи заметили ему, что если он умертвит сына, то отец никогда не явится в Орду, и Узбек приказал выпустить Константина.
Что же касается до Кавгадыя, то он боялся присутствия Михаилова в Орде и послал толпу татар перехватить его на ДОроге и убить; но это не удалось; чтоб воспрепятствовать другим способом приезду Михаилову, Кавгадый стал говорить хану, что тверской князь никогда не приедет в Орду, что нечего его дожидаться, а надобно послать на него войско. Но в августе 1318 года Михаил отправился в Орду, и когда был во Владимире, то явился туда к нему посол из Орды, именем Ахмыл, и сказал ему: «Зовет тебя хан, поезжай скорее, поспевай в месяц; если же не приедешь к сроку, то уже назначена рать на тебя и на города твои: Кавгадый обнес тебя перед ханом, сказал, что не бывать тебе в Орде». Бояре стали говорить Михаилу: «Один сын твой в Орде, пошли еще другого». Сыновья его, Димитрий и Александр, также говорили ему: «Батюшка! не езди в Орду сам, но пошли кого-нибудь из нас, хану тебя оклеветали, подожди, пока гнев его пройдет». Михаил отвечал им: «Хан зовет не вас и никого другого, а моей головы хочет; не поеду, так вотчина моя вся будет опустошена и множество христиан избито; после когда-нибудь надобно же умирать, так лучше теперь положу душу мою за многие души».
Давши ряд сыновьям, разделив им отчину свою, написавши грамоту, Михаил отправился в Орду, настиг хана на устье Дона, по обычаю, отнес подарки всем князьям ордынским, женам ханским, самому хану и полтора месяца жил спокойно; хан дал ему пристава, чтоб никто не смел обижать его. Наконец Узбек вспомнил о деле и сказал князьям своим: «Вы мне говорили на князя Михаила: так рассудите его с московским князем и скажите мне, кто прав и кто виноват». Начался суд; два раза приводили Михаила в собрание вельмож ордынских, где читали ему грамоты обвинительные: «Ты был горд и непокорлив хану нашему, ты позорил посла ханского Кавгадыя, бился с ним и татар его побил, дани ханские брал себе, хотел бежать к немцам с казною и казну в Рим к папе отпустил, княгиню Юрьеву отравил». Михаил защищался; но судьи стояли явно за Юрия и Кавгадыя; причем последний был вместе и обвинителем и судьею. В другой раз Михаила привели на суд уже связанного; потом отобрали у него платье, отогнали бояр, слуг и духовника, наложили на шею тяжелую колоду и повели за ханом, который ехал на охоту; по ночам руки у Михаила забивали в колодки, и так как он постоянно читал псалтирь, то отрок сидел перед ним и перевертывал листы.
Орда остановилась за рекою Тереком, на реке Севенце, под городом Дедяковым, недалеко от Дербента. На дороге отроки говорили Михаилу: «Князь! Проводники и лошади готовы, беги в горы, спаси жизнь свою». Михаил отказался. «Если я один спасусь, — говорил он, — а людей своих оставлю в беде, то какая мне будет слава?» Уже двадцать четыре дня Михаил терпел всякую нужду, как однажды Кавгадый велел привести его на торг, созвал всех заимодавцев, велел поставить князя перед собою на колени, величался и говорил много досадных слов Михаилу, потом сказал ему: «Знай, Михайло! Таков ханский обычай: если хан рассердится на кого и из родственников своих, то также велит держать его в колодке, а потом, когда гнев минет, то возвращает ему прежнюю честь; так и тебя завтра или послезавтра освободят от всей этой тяжести, и в большей чести будешь»; после чего, обратясь к сторожам, прибавил: «Зачем не снимете с него колоды?» Те отвечали: «Завтра или послезавтра снимем, как ты говоришь». «Ну по крайней мере поддержите колоду, чтоб не отдавила ему плеч», — сказал на это Кавгадый, и один из сторожей стал поддерживать колоду.
Наругавшись таким образом над Михаилом, Кавгадый велел отвести его прочь; но тот захотел отдохнуть и велел отрокам своим подать себе стул; около него собралась большая толпа греков, немцев, литвы и руси; тогда один из приближенных сказал ему: «Господин князь! Видишь, сколько народа стоит и смотрит на позор твой, а прежде они слыхали, что был ты князем в земле своей; пошел бы ты в свою вежу». Михаил встал и пошел домой. С тех пор на глазах его были всегда слезы, потому что он предугадывал свою участь. Прошел еще день, и Михаил велел отпеть заутреню, часы, прочел со слезами правило к причащению, исповедался, призвал сына своего Константина, чтоб объявить ему последнюю свою волю, потом сказал: «Дайте мне псалтирь, очень тяжело у меня на душе». Открылся псалом: «Сердце мое смутися во мне, и страх смертный прииде на мя». «Что значит этот псалом?» — спросил князь у священников; те, чтоб не смутить его еще больше, указали ему на другой псалом: «Возверзи на господа печаль свою, и той тя пропитает и не даст вовеки смятения праведному».
Когда Михаил перестал читать и согнул книгу, вдруг вскочил отрок в вежу, бледный, и едва мог выговорить: «Господин князь! Идут от хана Кавгадый и князь Юрий Данилович со множеством народа прямо к твоей веже!» Михаил тотчас встал и со вздохом сказал: «Знаю, зачем идут, убить меня», — и послал сына своего Константина к ханше. Юрий и Кавгадый отрядили к Михаилу в вежу убийц, а сами сошли с лошадей на торгу, потому что торг был близко от вежи, на перелет камня. Убийцы вскочили в вежу, разогнали всех людей, схватили Михаила за колоду и ударили его об стену, так что вежа проломилась; несмотря на то, Михаил вскочил на ноги, но тогда бросилось на него множество убийц, повалили на землю и били пятами нещадно; наконец один из них, именем Романец, выхватил большой нож, ударил им Михаила в ребро и вырезал сердце. Вежу разграбили русь и татары, тело мученика бросили нагое. Когда Юрию и Кавгадыю дали знать, что Михаил уже убит, то они приехали к телу, и Кавгадый с сердцем сказал Юрию: «Старший брат тебе вместо отца; чего же ты смотришь, что тело его брошено нагое?» Юрий велел своим прикрыть тело, потом положили его на доску, доску привязали к телеге и перевезли в город Маджары, здесь гости, знавшие покойника, хотели прикрыть тело его дорогими тканями и поставить в церкви с честию, со свечами, но бояре московские не дали им и поглядеть на покойника и с бранью поставили его в хлеве за сторожами; из Маджар повезли тело в Русь, привезли в Москву и похоронили в Спасском монастыре.
Из бояр и слуг Михайловых спаслись только те, которым удалось убежать к ханше; других же ограбили донага, били как злодеев и заковали в железа (1319 г.)
Глава 9
Резюме
Когда частные граждане становятся правителями благодаря благосклонности своих сограждан, их можно назвать гражданскими княжествами . Этого положения можно достичь благодаря благосклонности либо простых граждан, либо знати, потому что эти два класса есть в каждом городе. Дворяне хотят только угнетать народ, а народ хочет только избегать угнетения. Из этих противоположных импульсов могут возникнуть три результата: княжество, республика или анархия. Когда дворяне чувствуют давление со стороны народа, они пытаются сделать принцем кого-то из своих, чтобы защитить свои привилегии. Когда люди чувствуют, что не могут сопротивляться дворянам, они пытаются сделать сограждан князем, чтобы защитить свои права. Вы никогда не сможете удовлетворить дворян, действуя благородно, но вы можете удовлетворить людей.
Вне зависимости от того, каким образом князь придет к власти, он должен приложить все усилия, чтобы завоевать расположение народа, иначе в трудные времена у него не останется надежды. Князь не должен обольщаться насчет надежности народа, но, тем не менее, князь, который хорошо готовится и умеет командовать, никогда не будет ими предан. Мудрый правитель ухитрится держать всех своих подданных в зависимости от себя и от государства, и тогда он сможет им доверять.
Анализ
Тема Макиавелли в этой главе — отношения между людьми (обычными гражданами) и их противоположностями, дворянами (высшими классами из аристократических семей). Макиавелли изображает эти две группы постоянно враждующими, но его симпатии явно на стороне людей, которые хотят жить только по своим собственным законам. Сам Макиавелли твердо принадлежал к этой группе, поскольку ему не давали занимать высокий пост, потому что он не был аристократом, и всю свою карьеру он прослужил в гражданском правительстве Флоренции.
Медичи, которым он писал, были представителями знати, и это делает его совет несколько более смелым, чем это может показаться на первый взгляд. Как и в главе 5, можно увидеть, как Макиавелли напоминает Медичи, насколько свободные государства, такие как Флоренция, ценят свою свободу и насколько они правы в этом.
Макиавелли подчеркивает, как необходимо государю завоевывать народ, потому что его много, а дворян мало, и государь никогда не может жить благополучно, не умея доверять народу. В этом вопросе Макиавелли шел против господствующего мнения, которое он признает, цитируя пословицу «Тот, кто строит на людях, строит на грязи». Фактически, он может найти только один пример, подтверждающий его аргумент (Набис Спартанец), но два, опровергающих его (Гракхи и мессер Скали). У Макиавелли было много возможностей наблюдать непостоянство флорентийского народа, поскольку они попеременно поддерживали Медичи, Савонаролу, Республику, а затем снова Медичи.
В другом пессимистическом наблюдении за человеческой природой Макиавелли говорит, что каждый готов умереть за тебя, когда перспектива смерти далека.
Ключ, утверждает он, для принца в том, чтобы его подданные зависели от него во всех их преимуществах, потому что зависимость — единственный способ обеспечить лояльность. Характерно, что Макиавелли защищает определенное поведение не из-за его моральных качеств, а потому, что оно достигает определенной цели для государя: государь должен хорошо обращаться со своими подданными и делать все возможное для их блага, не обязательно потому, что это правильно, а потому, что это в конечном итоге укрепляет власть князя.
Макиавелли также настаивает на важности личного интереса как мотиватора на протяжении всей главы: он отмечает, что все стороны, будь то князья, дворяне или простые люди, вступают в конфликт или заключают союзы в первую очередь для защиты своих собственных прав и привилегий. На протяжении всей книги личный интерес и забота о собственном уровне комфорта могут рассматриваться как движущая сила человеческого поведения.
Глоссарий
Набис правитель Спарты (около 207-192 гг.
до н.э.). Макиавелли, вероятно, преувеличивает успех Наби, но Наби действительно провел много социальных реформ.
Гракхов братьев Тиберия (166–133 гг. до н. э.) и Гая Гракха (154–121 гг. до н. э.). Римские чиновники, которые провели множество социальных реформ и были убиты противниками из аристократии.
Джорджио Скали лидер восстания Чомпи (шерстяных рабочих) во Флоренции в 1378 году. Гильдия шерстяных рабочих на короткое время обладала некоторой политической властью, но ее лидеры, включая Скали, были быстро свергнуты, а затем казнены.
Макиавелли «Государь»
Макиавелли «Государь»
Никколо Макиавеллис Принц (1513) — это трактат об искусстве обретения и сохранения политической власти. Макиавелли описывает, что должен делать государь, чтобы сохранить политическую власть, и описывает, как можно судить или оценивать власть государя. Макиавелли объясняет, почему государь должен быть осмотрителен при выборе советников и почему государь должен быть осторожен при назначении министров для помощи в управлении государством.
Макиавелли также описывает, как князь может использовать советников и министров для поддержания суверенной власти над доминионом. Макиавелли объясняет, почему государь должен изучать военное искусство и почему власть государя может зависеть от способности командовать армией или ополчением. Он также описывает, как должен действовать принц, чтобы заручиться поддержкой и одобрением народа доминиона, и описывает действия, которые должен предпринять принц, чтобы не потерять военную или политическую власть.
Макиавелли утверждает, что если государь получает суверенитет над владением, которое ранее управлялось его собственными законами, то государь может использовать различные стратегии для сохранения суверенитета. Князь может лишить владычество его богатства и ресурсов, лишив тем самым его силы сопротивляться его контролю. Князь может назначить своих друзей руководителями правительства, чтобы новое правительство было к нему дружественно. Принц может развивать дружбу и союзы с теми, кто был против предыдущего правительства.
Князь может разработать частные источники информации о том, какие лица получали прибыль от предыдущего правительства, а какие могут получать прибыль от нового правительства, и, таким образом, может получить представление о мотивах, которые эти лица могут иметь для противодействия или поддержки его собственного суверенитета. Князь может поощрять соперничество между соперничающими людьми или группами внутри доминиона, чтобы ни один человек или группа не могли стать достаточно сильными, чтобы бросить вызов его суверенитету. Князь может попытаться умиротворить жителей доминиона, предложив им экономическое вознаграждение, или может предложить им ограниченное самоуправление. Князь может позволить народу доминиона избрать правительство, не имеющее реальной власти или политической автономии, так что у народа доминиона будет иллюзия управления собой.
Макиавелли утверждает, что для того, чтобы сохранить контроль над недавно приобретенным владением, принц должен получить контроль над вооруженными силами.
Князь может распустить существующую армию, а может создать новую армию под своим контролем. Затем принц может использовать армию, чтобы предотвратить любые возможные угрозы своему суверенитету. Князь может предоставить народу доминиона хорошее правительство, чтобы поощрить его подчинение его власти. Князь может создавать международные союзы для достижения своих собственных военных и политических целей. Князь также может использовать ресурсы правительства для защиты от любой политической оппозиции.
Согласно Макиавелли, для государя важнее быть практичным, чем нравственно хорошим. Макиавелли утверждает, что если нравственная добродетель мешает сохранению политической власти, то государь должен научиться не быть нравственно добрым (глава XV). Государь должен всегда заботиться о том, что целесообразно, если он хочет сохранить свою политическую власть. Чтобы государь сохранил свою политическую власть, он должен казаться добродетельным и честным, но на самом деле он не должен быть добродетельным или благородным.
Для власти государя важнее, чтобы он казался добродетельным и благородным, чем то, что он действительно был добродетельным или благородным.
Макиавелли утверждает, что репутация скупца может быть полезной для принца и что она может позволить ему более эффективно управлять доходами и расходами. Если государь имеет репутацию скупца, то народ доминиона может быть более склонен хвалить его, когда он не увеличивает их налоги или не пытается получить от них больше денег. Таким образом, репутация скупого или бережливого человека может в некоторых случаях быть более полезной для принца, чем реальная практика скупости или бережливости. Точно так же, если щедрость или щедрость в некоторых случаях являются препятствием для сохранения политической власти, тогда репутация щедрости или щедрости может быть более полезной для принца, чем фактическая практика щедрости или щедрости.
Согласно Макиавелли, для государя лучше (или безопаснее) бояться, чем любить, потому что государь, которого боятся, с меньшей вероятностью столкнется с каким-либо вызовом его власти (глава XVII).
Люди доминиона могут с меньшей вероятностью бросить вызов авторитету принца, которого они боятся, чем они будут бросить вызов авторитету принца, которого они любят, потому что они знают, что понесут суровое наказание, если бросят вызов авторитету правителя. князем, которого они боятся, но чтобы они не понесли никакого наказания, если бросят вызов власти принца, которого любят. Макиавелли утверждает, что искусный государь вызовет и страх, и любовь, но если это невозможно, умелый государь постарается внушить страх, не вызывая ненависти у тех, кто вынужден подчиниться его власти. Таким образом, правитель не должен выглядеть хищным, жадным, коррумпированным, беспринципным или своевольным. Однако репутация милосердного или жестокого, щедрого или скупого, честного или лживого, заслуживающего доверия или ненадежного важна для принца только в том случае, если она полезна для поддержания его политической власти.
Для Макиавелли власть есть самоцель, и любые средства, необходимые государю для приобретения и сохранения политической власти, оправданы.
Если целью государя является сохранение суверенной власти над доминионом, тогда этот государь может рассматривать власть как самоцель. Быть принцем означает обладать политической властью, и если принц не сделает все необходимое для сохранения своей власти, то этот принц может быть вынужден отказаться от своего суверенитета.
Макиавелли также утверждает, что государю, возможно, придется быть хитрым и лживым, чтобы сохранить политическую власть. Государь может быть обязан быть честным и правдивым только в том случае, если честность и правдивость политически выгодны или целесообразны. Князь должен стараться действовать добросовестно, если это возможно, но должен быть способен действовать недобросовестно, если недобросовестность необходима для сохранения его политической власти.
Макиавелли описывает преимущества для принца быть похожим одновременно на лису и льва (глава XVIII). Лиса умна и хитра, а лев силен и страшен. Таким образом, политическая стратегия, которую отстаивает Макиавелли (известная как «макиавеллизм»), есть стратегия хитрости, обмана, беспощадности и беспощадности.