Содержание
Корнилов Владимир Алексеевич
В 1821 г. был определен в Морской кадетский корпус, окончил его в 1823 г., получив звание мичмана и назначение во 2-й флотский экипаж Балтийского флота. Весной 1827 г. капитан 1-го ранга М.П.Лазарев включил его в команду 74-пушечного линейного корабля «Азов», направлявшегося в Средиземное море. 8 октября 1827 г. в Наваринском сражении мичман Корнилов, командуя тремя орудиями нижнего дека, отличился – «был одним из самых деятельных, расторопных и исполнительных офицеров», по словам Лазарева. Награжден орденом Св. Анны 4-й ст., французским орденом Св. Людовика, английским орденом Бани и греческим орденом Св. Спасителя.
В 1828 г. произведен в лейтенанты. До 1830 г. служил на «Азове» в Средиземном море, по возвращении на родину Корнилову были вручены новые награды – орден Св. Анны 3-й ст. и серебряная медаль на Георгиевской ленте – «за отличную усердную службу и деятельность в турецкую войну 1828- 1829 гг.
«. В 1830 г. последовало назначение на строящийся тендер «Лебедь», на котором провел две кампании на Балтике. В январе 1833 г. по просьбе вице-адмирала М.П.Лазарева Корнилов был переведен на Черноморский флот. Уже весной этого года на корабле «Память Евстафия», будучи офицером для особых поручений при командующем эскадрой М.П.Лазареве, принял участие в действиях Российского флота по оказанию военной помощи Турции в войне с Египтом, за что награжден орденом Св. Владимира 3-й ст. и турецким золотым знаком отличия.
К. П. Брюллов. В. А. Корнилов борту брига «Фемистокл» (1835)
В 1834 г. стал командиром брига «Фемистокл», который был направлен в Константинополь в распоряжение русской миссии в Турции. 28-летний капитан проявил черты требовательного командира, сумевшего в короткий срок сплотить и обучить экипаж. Капитаны иностранных судов восхищались превосходным порядком на корабле, организацией службы и подготовкой команды.
В 1835 г., выполняя поручения русского посла в Греции, познакомился там с живописцем К.П.Брюлловым, художником Г.Г.Гагариным, археологом В.Давыдовым, архитектором М.Ефимовым. В Россию К.П.Брюллов и Г.Г.Гагарин возвращались на «Фемистокле». По пути Брюллов написал портрет Корнилова. Весной 1835 г. Корнилов получил звание капитан-лейтенанта и вскоре принял командование корветом «Орест», а еще через два года – фрегатом «Флора». 1 января 1838 г. В.А.Корнилов был назначен командиром строящегося линейного корабля «Двенадцать Апостолов».
По заведенному М.П.Лазаревым порядку командир корабля обязан был лично следить за его строительством. По инициативе Лазарева и Корнилова корабль «Двенадцать Апостолов» впервые в русском флоте был вооружен бомбическими орудиями – для этого корабля отлили 68-фунтовые бомбические пушки. Корнилов разработал и издал ряд приказов, распоряжений и инструкций, касающихся всех сторон организации службы на корабле. Разработанный им распорядок службы был признан образцовым и введен Лазаревым на всех кораблях Черноморского флота.
М.П.Лазарев дал высокую оценку кораблю «Двенадцать Апостолов»: «Решительно можно сказать, что другой подобный корабль едва ли в каком другом флоте есть». Одновременно с участием в строительстве кораблей Корнилов выходил в плавания в должности начальника штаба эскадры Лазарева, готовил планы действия эскадры, разрабатывал задачи для каждого корабля, контролировал их выполнение.
Адмирал Корнилов на Памятнике «1000-летие России» в Великом Новгороде
В 1838 г. участвовал в высадке десанта на Кавказском побережье: разрабатывал план высадки и командовал половиной гребных судов при перевозке десанта с корабля на берег. За отличие при занятии местечка Туапсе на абхазском берегу произведен в капитаны 2-го Ранга. В 1839 г. участвовал в высадке десанта у устья рек Субаши и Шахе, был награжден орденом Св. Анны 2-и ст., в 1840 г. – в боевых действиях в районе Туапсе и Псезуапе. В этих плаваниях и походах отрабатывалось взаимодействие флота с сухопутными войсками, которое успешно использовалось в дни обороны Севастополя 1854-1855 гг.
В 1842-1845 гг. Корнилов находился в практических плаваниях на линейном корабле «Двенадцать Апостолов». За отличную службу 11 сентября 1845 г. удостоен ордена Св. Владимира 3-й ст. В 1846 г. был командирован в Англию для заказа и наблюдения за постройкой пароходо-фрегата «Владимир» и для исполнения других поручений, знакомился с последними усовершенствованиями конструкций и механизмов паровых и железных судов на британских верфях. В 1848 г. Корнилов возвратился в Россию на пароходо-фрегате «Владимир». 6 декабря 1848 г. произведен в контр-адмиралы с оставлением в Черноморском флоте для исполнения особых поручений Главного командира Черноморского флота и портов и с правом заседать, в свободное от служебных занятий время, в Общем присутствии Черноморского интендантства.
Президент России Владимир Путин возле склепа адмиралов В. И. Истомина, М. П. Лазарева, В. А. Корнилова и П. С. Нахимова, 9 мая 2014 года
В 1849 г.
Корнилов представлен, а в 1850 г. утвержден в должности начальника штаба Черноморского флота. В представлении Корнилова на эту должность М.П.Лазарев написал: «Контр-адмиралов у нас много, но легко ли избрать такого, который соединил в себе и познания морского дела и просвещение настоящего времени, которому без опасения можно было бы в критических обстоятельствах доверить и честь флага и честь нации?» На посту начальника штаба Черноморского флота Корнилов развил бурную деятельность: проводил практические учения отрядов кораблей, постоянные инспекторские смотры кораблей и портов, создал школу юнг Черноморского флота, разработал проект Морского Устава.
Владимир Алексеевич был отлично образованным офицером: много читал, интересовался изобретениями, техническими новинками в кораблестроении; перевел на русский язык книги «Морская служба в Англии», «Артиллерийское учение». В 1840 г. составил проект руководства о сигнальных флагах и издал составленную им книгу «Штаты вооружения и запасного снабжения военных судов Черноморского флота всех рангов».
За эту работу был награжден орденом Св. Станислава 2-й ст. с Императорской короной, произведен в капитаны 1-го ранга. В.А.Корнилов входил в состав Комитета директоров севастопольской Морской библиотеки, исполнял должность секретаря, казначея. Он ведал денежными средствами Комитета, хозяйственными делами, выпиской книг и журналов, вел переписку, активно участвовал в разработке нового устава библиотеки.
После смерти адмирала М.П.Лазарева в 1851 г. Владимир Алексеевич практически стал командующим Черноморским флотом. Высочайшим Указом его включили в Императорскую свиту, вместе с императором Николаем I он принимал смотры флотов. 2.10.1852 г. произведен в чин вице-адмирала с назначением генерал-адъютантом императора и с оставлением в настоящей должности. Но эти высокие назначения не мешали Корнилову находиться в плаваниях, лично проводить маневры и учения. В феврале 1853 г. Корнилов совершил переход из Одессы в Константинополь в свите чрезвычайного посла князя А.С.Меншикова и потом на пароходе «Бессарабия» плавал в греческие воды для осмотра судов, находившихся на стоянке в иностранных портах.
Имея свой флаг на корабле «Двенадцать Апостолов», выходил в море и производил на Севастопольском рейде разнообразные маневры – атаку неприятельского флота, нападение на отдельные порты, взятие десантов и высадка их в помощь сухопутным береговым войскам. В начале Крымской войны 18.11.1853г., командуя отрядом паровых кораблей, принял участие в Синопском сражении. Его вклад в победу в этом сражении отмечен орденом Св. Владимира 2-й ст., переименованием плененного турецкого парохода «Перваз-Бахри» в «Корнилов». С началом обороны Севастополя 1854-1855 гг. Корнилову как личности, способной в силу своей энергичности и инициативности встать во главе защиты города, было доверено заведовать обороной северной части Севастополя, а затем практическое руководство всем гарнизоном (Корнилов был назначен начальником штаба войск, расположенных в городе).
Сослуживцы писали, что вице-адмирал Корнилов «совокуплял в себе взаимодействие всех отраслей обороны: инженерной, морской, сухопутной и артиллерийской» и что «можно, не боясь обвинения в пристрастии, сказать, что вся беспримерная оборона Севастополя была создана Корниловым». Честь создания глубокоэшелонированной оборонительной линии, состоящей из семи бастионов, вооруженной 610 орудиями, с личным составом гарнизона, распределенным по дистанциям и готовым встретить неприятеля во всеоружии, принадлежит Корнилову, самому энергичному и самоотверженному человеку из целой плеяды во многом похожих на него защитников Севастополя, которые, как и адмирал, считали: «Отступать нам некуда, позади нас море, впереди – неприятель«.
Отражение первой бомбардировки Севастополя 5.10.1854 г. принесло защитникам города сознание своей силы, ощущение победы.
Но этот день был омрачен смертельным ранением Владимира Алексеевича Корнилова на Малаховом кургане. Подробности этого дня жизни адмирала обстоятельно описал капитан-лейтенант А.П.Жандр в своих воспоминаниях: «Около шести с половиной часов утра с началом бомбардировки противником Севастополя Корнилов направился на бастион № 4, являвшийся центром оборонительной линии. Пробыв на нем некоторое время, отправился на бастион № 5 и в десятом часу снова вернулся на бастион № 4, оттуда, следуя вдоль оборонительной линии и посетив смежные батареи и бастион № 3, прибыл на алахов курган. Сделав необходимые распоряжения, брался уезжать, но в 11 час. 30 мин. был смертельно ранен неприятельским ядром, раздробившим левую ногу у самого живота.
Офицеры подняли его на руки и положили за бруствером между орудиями. Последними словами адмирала были: «Отстаивайте же Севастополь», после чего он потерял сознание, не испустив ни одного стона. В.А.Корнилова перенесли в госпиталь на Корабельной стороне (против Лазаревских казарм, ныне территория в/ч на ул.
Лазаревской.), но и в последние минуты жизни все мысли и надежды адмирала были обращены к флоту, к Севастополю, к защитникам. Он говорил собравшимся: «Рана моя не так опасна, Бог милостив, я еще переживу поражение англичан». Но рана была смертельной. Адмирал успел сказать: «Благослови, Господи, Россию и государя, спаси Севастополь и флот». Последние слова адмирала, произнесенные уже через силу, были «Ура! Ура!» в ответ на принесенное известие о сбитых английских батареях. Корнилов скончался в половине четвертого часа пополудни 5 октября. Адмирал П.С.Нахимов в письме обер-интенданту Черноморского флота и портов контр-адмиралу Н.Ф.Метлину о смерти В.А.Корнилова писал: «Владимира Алексеевича не существует. Он умер как герой. Завтра снова дело. Я не знаю, что будет с Севастополем без него – и на флоте, и в деле на берегу…»
Похороны прошли 6 октября 1854 г. Их описал капитан-лейтенант А.П.Жандр, бывший флаг-офицер В.А.Корнилова: «В полдень внесли тело его в Михайловскую церковь, а в 6 часов вечера отпели погребение.
В 5 1/4 часа вечера 6 октября в Михайловском соборе раздались печальные звуки панихиды по Владимиру Алексеевичу Корнилову. Канонада гремела вокруг, но в церкви не произнесено суетного слова во время служения, по окончании которого присутствующие простились с усопшим, начальником, как дети прощаются с любимым отцом, безвременно похищенным смертью. Вечерело. Погребальное шествие тронулось по Екатерининской улице, мимо Петропавловской церкви. Множество офицеров с непокрытыми головами шли безмолвно за гробом, уносившим столько блестящих надежд; каждый искал чести нести прах адмирала, совершившего многое в короткое время, адмирала, от которого Черноморский флот справедливо ожидал еще большего в будущем, – но те, которым посчастливилось поднять драгоценную ношу, неохотно уступали свое место.
Памятник Корнилову на месте его смертельного ранения
Картина была мрачная: среди тяжелого грохота пушек, треска разрывавшихся бомб и свиста ядер неслышно двигались два батальона и четыре полевых орудия; темнота ночи, быстро сменившая сумерки, освещалась пламенем факелов и огненными полетами бомб; горе написано было на всех лицах. Мы приближались к знакомому всем склепу, где покоился тот, на кого почти четверть века с благоговением взирали подчиненные, чья память живет в сердцах Черноморских моряков, чье имя записано в летописях Русского Флота. У склепа … чувства присутствующих не могли выражаться слезами: какое-то оцепенение изобразилось на лицах, каждый как бы боялся мысли о будущем, и корабли, скрестив реи, приспустив свои флаги и вымпелы, сумрачно глядели на разверзавшуюся могилу, готовую поглотить и их самих, и все окружающее, все – даже самое имя Черноморского флота!» Владимир Алексеевич Корнилов был погребен вторым вслед за М.П.Лазаревым в склепе строившегося собора святого Владимира.
Первыми почтили память адмирала матросы и солдаты: на Малаховом кургане, на месте, где он упал, сраженный ядром, они выложили крест из бомб, вкопав их до половины в землю. «Славная смерть нашего любезного, почтенного Корнилова, – писал государь Николай Павлович князю А.С.Меншикову, – меня глубоко огорчила. Мир праху его! Вели положить его рядом с незабвенным Лазаревым. Когда доживем до спокойных времен, поставим памятник на месте, где убит, и бастион назвать по нем.» Указ Николая I был исполнен: бастион назван именем адмирала; в 1895 г. воздвигнут памятник по проекту генерал-лейтенанта А.А.Бильдерлинга и скульптора И.Н.Шредера.
Памятный знак Корнилову в Севастополе, 2001 год
Разрушенный в годы Великой Отечественной войны памятник был восстановлен к 200-летию Севастополя в 1983 г. по проекту народного художника УССР, скульптора М.К.Вронского и заслуженного архитектора УССР В.Г.Гнездилова. На месте госпиталя, где скончался адмирал, разрушенного в 1854-1855 гг., была построена часовня; в 1905 г. установлена мемориальная плита; в 1966 г. – гипсовый бюст В.А.Корнилова (автор – матрос И.И.Штанов). Мемориальная доска «Последняя квартира В.А.Корнилова. 1854» в 1905 г. помещена на доме отставного поручика Волохова на Центральном городском холме (ныне ул. Л.Павличенко, д. 8). В 1974 г. в одной из ниш здания панорамы «Оборона Севастополя 1854-1855 гг.» установлен бюст Корнилова (автор – скульптор Н.П.Петрова).
В центре Севастополя между Артиллерийской бухтой и Б.Морской улицей расположена Корниловская набережная, получившая имя согласно ходатайству севастопольского общественного управления в 1886 г. В настоящее время в начале набережной установлен памятный знак, увековечивающий имя вице-адмирала Владимира Алексеевича Корнилова (открыт в октябре 2001 г.). Именем Корнилова названа бухта в Японском море и банка (отдельная возвышенная часть морского дна) Бакинского архипелага в Каспийском море.
Родился военный инженер, генерал-адъютант, почётный член Петербургской Академии наук Эдуард Иванович Тотлебен
8 (20) мая 1818 г. в Митаве (Елгава, Латвия) в семье купца 3-й гильдии родился Эдуард Иванович Тотлебен, российский военный инженер, генерал-адъютант, почётный член Петербургской Академии Наук, член Государственного Совета Российской империи, граф.
После рождения сына семья Тотлебен переехала в Ригу, где мальчик увлёкся изучением крепостных укреплений, строил редуты по правилам инженерного искусства. В 1832 г. отец отвёз его в Петербург, где юноша поступил в инженерное училище. Инженерную практику Тотлебен проходил в Рижской инженерной команде, затем — в гренадёрском сапёрном батальоне в Динабурге, а с 1840 г. он служил поручиком в учебном саперном батальоне близ Петербурга, где его способности заметил известный в то время военный инженер генерал-адъютант К. А. Шильдер. За свои первые технические опыты Тотлебен был удостоен ордена Святого Станислава 3-й степени (1842) и ордена Святой Анны 3-й степени (1847).
В 1847-1849 гг. Тотлебен пребывал на Кавказе, где был занят инженерным обеспечением боевых действий отряда князя М. З. Аргутинского-Долгорукова. За активное участие во взятии Сальты, Гергебиль, Ахты и других опорных пунктов горцев он был награждён орденом Святого Владимира 2-й степени и чином капитана. По возвращении с Кавказа Тотлебен служил адъютантом у Шильдера, а в 1851 г. перешёл в гвардейские инженеры и переехал в Петербург, где стал начальником инженеров Гвардейского и Гренадёрского корпусов.
В августе 1854 г., во время Крымской войны (1853-1856), генерал-адъютант М. Д. Горчаков направил Тотлебена в Севастополь в помощь крымской армии светлейшего князя А. С. Меншикова, правнука знаменитого сподвижника Петра I А. Д. Меншикова. За работы по укреплению оборонительной линии города в сентябре того же года военный инженер Тотлебен был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени и чина инженер-полковника. Новым словом в фортификации стало создание Тотлебеном разветвлённой системы ложементов, передовых окопов и редутов, тщательно приспособленных к местности. Они обеспечивали усиление ружейного огня, затрудняли противнику ведение осадных работ.
В марте 1855 г. Тотлебен был произведён в чин генерал-майоpa, а в конце апреля, после отражения 2-го штурма Севастополя, его имя было занесено на мраморную доску инженерного училища в Петербурге. По возвращении в Петербург в декабре 1855 г. он руководил строительством новых укреплений Кронштадта.
В 1856-1858 гг. Тотлебен находился за границей, где ознакомился с организацией инженерного дела и крепостями Франции, Бельгии, Голландии, Германии. По возвращении он был назначен директором инженерного департамента военного министерства Российской империи. При активной поддержке императора Александра II и военного министра, графа Д. А. Милютина Тотлебен реорганизовывал инженерное дело с учётом влияния нарезного оружия и новых способов ведения войны. Под его руководством разрабатывались и осуществлялись планы работ по развитию оборонительных сооружений и перевооружению всех крепостей от Прибалтики до Чёрного моря. Тотлебен являлся также инициатором обучения сапёрному искусству личного состава российской пехоты, кавалерии и артиллерии. В 1869 г. он был удостоен высшего инженерного чина — звания инженер-генерала, а в 1871 г. — ордена Святого Александра Невского.
В 1872 г. Тотлебен завершил работу над двухтомным трудом «Описание обороны г. Севастополя». После введения в России закона о всеобщей воинской повинности (1874) он руководил реорганизацией инженерных войск. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. военный инженер успешно управлял осадой болгарского города Плевна, захваченного турками. Под его руководством были организованы шесть участков линейного обложения города, созданы пояса укреплений, дороги для маневра, улучшена система снабжения осадных войск, отрыты окопы, землянки, проложены линии телеграфа.
После падения Плевны Тотлебен некоторое время командовал Рущукским отрядом, а с апреля 1878 г. по январь 1879 г. — всей действующей русской армией. На завершающей стадии войны он вёл дипломатические переговоры по подписанию мира, затем создал условия для возвращения русских войск на родину, эвакуации раненых и больных. За военные заслуги Тотлебен был награждён орденами Святого Георгия 2-й степени и Святого Андрея Первозванного, а по случаю 25-летия со дня первой бомбардировки Севастополя в октябре 1879 г. — был возведён в графское достоинство. С 1879 г. он также являлся членом Государственного Совета, временно занимал пост генерал-губернатора Одессы и командующего войсками Одесского военного округа.
Осенью 1882 г. Эдуард Иванович Тотлебен выехал за границу для лечения, но недомогания его усилились, и 19 июня (1 июля) 1884 г. он скончался в местечке Зоден близ Франкфурта-на-Майне (Германия). Тотлебен был похоронен в Риге (Латвия), однако через несколько месяцев, с согласия его семьи, прах его был перевезён в Севастополь и захоронен на Братском кладбище, рядом с могилами других героев Крымской войны.
Лит.: Генерал-адъютант Э. И. Тотлебен и падение Плевны // Герои и деятели русско-турецкой войны 1877-1878 гг. СПб., 1878; Журнал военных действий в Крыму, сентябрь-декабрь 1854 года. Симферополь, 2010; Зайончковский А. М. Краткая характеристика кн. А. С. Меншикова, кн. М. Д. Горчакова, адм. В. А. Корнилова, П. С. Нахимова и ген. Э. И. Тотлебена // История русской армии и флота. Вып. 10. М., 1913; Иволгин А. И. Тотлебен Эдуард Иванович // Большая советская энциклопедия. Т. 26. М., 1977; Сергеев-Ценский С. Н. Военный инженер Э. И. Тотлебен: Ист. Очерк // Витязи морей: Ист. очерки, рассказы, новеллы, статьи. М., 1985; Тотлебен Эдуард Иванович [Электронный ресурс] // Дворянский род Рогге. 2008. URL: http://www.genrogge.ru/totleben/index.htm; Шильдер Н. Граф Эдуард Иванович Тотлебен, его жизнь и деятельность: Биогр. очерк. Т. 1-2. СПб., 1885-86.
См. также в Президентской библиотеке:
Генерал-адъютант Эдуард Иванович Тотлебен // Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя: сборник, издаваемый Комитетом по устройству Севастопольского музея / Под ред. Н. Дубровина. Вып. 4. СПб., 1872;
Молодецкая битва на Зелёных горах и подвиги Тотлебена и Скобелева. М., 1878;
Тотлебен Эдуард Иванович // Энциклопедический словарь / Под ред. проф. И. Е. Андреевского. Т. 33а. СПб., 1901.
Дело Керенского | Леонард Шапиро
Александр Керенский; рисунок Дэвида Левина
Купить Распечатать
Александру Феодоровичу Керенскому сейчас восемьдесят четыре года. Он находится в ссылке уже сорок семь лет. Он уже пережил Ленина более чем на сорок лет. Те из нас, кому посчастливилось знать г-на Керенского, восхищаются его неизменной энергией ума и духа, красноречивым доказательством чего является эта последняя книга. Но Керенский — фигура историческая: как ни относиться к его роли в русской истории, — а у него есть и поклонники, и недоброжелатели, — никто не может подвергнуть сомнению тот факт, что эта роль была сыграна им в критический поворот судеб. России. Тем не менее, мало кто имел историческое значение Керенского, которые так долго размышляли над своими действиями после этого события. Короткий и стремительный момент у руля судеб своей страны — вот все, что ему даровала судьба. Но есть моменты напряженности, славы, страсти, восторга и восторга, которые по своему опыту превосходят медленную череду последующих лет. Никто, кто не был свидетелем эйфории 19 марта17 в Петрограде могут знать, как это было, — никто, переживший это, никогда этого не забудет. Мне было всего девять лет, когда я стал свидетелем этого; но я могу живо воскресить в памяти радость и облегчение, ярко символизированные для меня удивительным зрелищем трех пожилых еврейских интеллектуалов (один из них — друг семьи), танцующих на улице. Вскоре все должно было превратиться в цинизм и хаос, но я был слишком молод, чтобы знать об этом. Я помню появление фигуры Керенского, его имя на всех устах и его изображение на всех стенах. Однажды мой отец привел меня послушать, как он говорит, — это было незабываемое событие.
Лет через сорок я впервые встретился с Керенским, когда мне довелось брать у него интервью для Третьей программы Би-би-си. Я подготовил несколько вопросов нормального характера, и мы договорились об основных темах в предварительном обсуждении. Какое-то время все шло по плану. Потом вдруг Керенский «вырвался», оттолкнул меня в сторону и разразился великолепной речью, полной старого огня и риторики. Это было великолепно. Для меня это напомнило ту дальнюю встречу в переполненном, жарком зале в Петрограде, со страстным оратором на трибуне, почти пританцовывающим во время речи. Для моей аудитории Третьей программы то, что они услышали в тот вечер, было частью истории, более достоверной, чем все, что они могли бы почерпнуть из более традиционных ответов на мои академические вопросы.
Но в тот вечер в мастерской была картина в микрокосме Керенского-политика. Он не был профессором с готовыми решениями, как многие его коллеги: он действовал импульсивно, инстинктивно, с энтузиазмом и риторикой. Действительно, некоторые считают, что те, кто достигает величия в политике, всегда должны в какой-то степени обладать этим качеством в действии. В этом своем последнем томе Керенский является не только политиком, но и академиком. Он все еще делает свое дело по спорным вопросам 1917. Но он делает это на основании фактов, документов и сообщений, накопленных за почти пятьдесят лет. Надеюсь, меня не упрекнут в неуважении к Керенскому-историку, если я скажу, что наиболее интересная и важная часть этой книги все-таки принадлежит Керенскому-адвокату. Несомненно, в будущем будет много историков, которые расскажут историю 1917 года — некоторые честно, некоторые со своей собственной политической линией. Но даже самый честный из них не сможет при всем желании избежать задним числом сто-двухсотлетней давности: когда он придет ставить Керенскому хорошие или плохие оценки (а многие историки, конечно, не ждал сто или двести лет, прежде чем сделать это), он неизбежно будет судить о нем с точки зрения своего, историка, положения во времени. Возможно, объективная история — это химера: актер и участник не могут видеть свои действия в перспективе, историк, пишущий, когда актеры мертвы и ушли, не может воссоздать их психическое состояние в то время. Более того, он обязан, хотя бы бессознательно, судить о действиях прошлого с выгодой задним числом, потому что он знает результат действия, который действующий в то время не мог предвидеть. Кроме того, все пропорции и интенсивности неизбежно искажаются с течением времени. Все важное в данный момент становится второстепенным в перспективе, кажущаяся мелочь становится с течением поколений решающим фактором.
Дело в том, что в этой книге историк Керенский пишет с перспективой почти на пятьдесят лет, прибавляя знание фактов и документов, о которых он не знал, не мог знать в 1917 году. Но он остается повсюду — а как же иначе? — зрелый представитель тридцатишестилетнего молодого человека, которому бурные события Февральской революции подбросили вскоре стать премьер-министром свободной и демократической России. Решения, которые он принял в то время, действия и суждения, все еще в значительной степени воспринимаются им такими, какими они представлялись в то время; или, во всяком случае, основаны на опыте и предположениях тех бурных месяцев. Именно это прежде всего делает появление этой книги таким важным событием. Конечно, не в первый раз г. Керенский, имеющий на своем счету большое литературное творчество, дает свою версию 1917. Но это последняя версия, самая полная, самая продуманная и самая зрелая. Историки будущих поколений будут смотреть на эту книгу как на первоисточник, который они не могут игнорировать.
Реклама
Игра «может быть» часто осуждается историками как бесполезное времяпрепровождение. Я думаю, что его ценность как вспомогательного средства для понимания того, почему все произошло так, а не иначе, ограничена. Но он особенно бесплоден, когда становится не более чем попыткой оценить правильность прошлого решения путем переноса в прошлое современных знаний, ретроспективного взгляда и ценностей. Такого рода критике особенно подвергалась политика Временного правительства в свете почти бескровной победы большевиков, сокрушивших его. Одно обвинение, которое часто выдвигается против Временного правительства и Керенского, состоит в том, что они не приняли действенных мер, чтобы помешать большевикам, и особенно Ленину, осуществить свое намерение свергнуть новый демократический режим, которое они едва ли удосужились скрыть. Это кажется достаточно простым обвинением и довольно очевидной критикой, учитывая почти полвека коммунистической тактики. В 19 все выглядело иначе17, и особенно на гребне либертарианского энтузиазма, порожденного революцией. Трудно было видеть в большевике кого-то другого, кроме товарища-социалиста, возможно, буйного и эксцентричного в своих выступлениях, но в основном на той же стороне. На самом деле Керенский, вероятно, видел угрозу намного яснее, чем большинство; но для него было бы совершенно невозможно, как очень ясно показывают недавно опубликованные мемуары Церетели, заручиться поддержкой своих товарищей-социалистов, пока не стало слишком поздно, пока нарастающий хаос, который помогли породить большевики, не заставил восстановление власти уже невозможно. Как пишет Керенский, «глубоко укоренилось представление о том, что «слева нет врагов». Большинству представителей левого крыла казалось невероятным, что свобода может быть растоптана людьми, претендующими на то, чтобы представлять пролетариат». Не будем также забывать, что представление о том, что коммунисты выступают за свободу, является одной из величайших иллюзий нашего века, в том числе и за пределами России. Керенский указывает, что если бы социалисты были убеждены в подтвержденном теперь документами германского министерства иностранных дел факте получения большевиками крупных немецких субсидий, то их отношение могло бы быть иным. Конечно, у Временного правительства в то время имелись существенные доказательства этих субсидий, хотя начатое им расследование так и не было доведено до конца. К сожалению, Керенский подробно не останавливается на этой стороне дела.
Опять же, против Временного правительства часто возражали, что оно могло бы спасти себя, если бы не продолжало войну на стороне союзников. Мы, конечно, не можем сказать, каков был бы эффект одностороннего объявления мира Россией, скажем, в апреле или июне 1917 года, до того, как начался настоящий развал армии. Патриотические элементы вполне могли смести Временное правительство от власти. Но для Керенского этот фактор был не главным. Его решение оставить Россию в войне было, по существу, принципиальным решением: он рассматривал поражение западных союзников как нечто, что неизбежно повлечет за собой удушение новоявленного революционного режима в России победоносной Германией. Конечно, западные союзники не могут позволить себе преуменьшать ту степень, в которой им помогло решение Временного правительства выполнить свои обязательства. Несколько цифр, приведенных г. Керенским, иллюстрируют это. 19 октября16 октября на Русском фронте было сосредоточено 74 немецкие дивизии. К августу 1917 года там находилось восемьдесят шесть немецких дивизий вместе с поддерживающей артиллерией. Только после дела Корнилова, когда Временное правительство было уже на грани краха, немцы смогли перебросить войска на Запад: к январю 1918 года на Русском фронте осталось всего 57 дивизий.
Реклама
Г-н Керенский, естественно, много места уделяет делу Корнилова. Как бы мы ни оценивали роли, сыгранные различными действующими лицами в этой драме, нет сомнения, что это было решающим фактором, позволившим Ленину подтолкнуть своих несколько сопротивляющихся последователей к захвату власти. Ибо это поляризовало мнение на левое и правое, и, как всегда, в процессе выдавило середину. Г-н Керенский видит в попытке генерала Корнилова поход на столицу результат заговора некоторых руководящих офицеров и промышленников с целью свержения Временного правительства. Другие, вслед за собственными заявлениями Корнилова, видят в этом отчаянную попытку в последнюю минуту спасти Россию от краха, к которому она стремительно катилась; и что сотрудничество между Керенским и Корниловым могло спасти Россию от большевизма без всякой опасности контрреволюции. Г-н Керенский приводит много фактов по всему вопросу, и рецензенту незачем занимать чью-либо сторону в деле, о котором читатель может судить сам.
Что важно в этом инциденте, так это то, что он так хорошо освещает то, что я пытался подчеркнуть о важности для понимания исторических событий знания того, как они представлялись действующим лицам в то время. Для Керенского шаг генерала Корнилова был изменой и бунтом против установившейся власти; и он действовал в меру своих возможностей, как должен поступать премьер-министр, столкнувшийся с военным неповиновением. Вполне естественно, что человек, руководимый толпой, чьи повседневные действия вершили судьбы России, чувствовал и действовал как законный глава законно созданного правительства. Тем не менее Временное правительство оставалось по существу революционным правительством. Единственной легитимной, законно оформленной властью в России был царь. После его отречения и отречения великого князя Михаила не было законной власти давать печать законности какому-либо правительству. Учредительное собрание не собиралось и еще не было созвано, когда к власти пришел Ленин, но и будущему Учредительному собранию были связаны руки признанием Временным комитетом Государственной думы республиканского статуса будущей России в ночь на 1-е. 2 марта, до образования Временного правительства. Как указал лидер кадетов Маклаков генералу Алексееву, заручившемуся его поддержкой Корнилова, мало смысла в замене одного революционного правительства другим, если целью была стабильность; и что Корнилову следовало бы задумать (чего он и не собирался делать) восстановить «монархию, конституцию и народное представительство» и затем править в истинно конституционном духе».
Вполне возможно, что отсутствие легитимности, а не какое-либо действие или бездействие Временного правительства, затруднило сохранение его власти. Ответ на Октябрь 1917 года, вероятно, лежит где-то на рубеже веков, когда монархии не удалось сделать то, что тогда еще было возможно, — допустить некую форму правильной и стабильной конституционной эволюции России. Эта неудача, в свою очередь, привела к 1905 году и к фатальным конфликтам между умеренными и самодержавием, которые так много способствовали окончательной победе левых экстремистов.
Вполне естественно, что Керенский, державший в своих руках всю эту ужасающую ответственность в те роковые месяцы, должен искать в своем сердце десятилетия, прошедшие с 1917 года, ответы, которые не могут быть найдены. Историк, который точно так же не может найти ответов на «может быть», должен стремиться понять, а не судить. Я приветствую эту книгу как вклад в наше понимание человека, который в течение короткого времени был, вероятно, самой важной политической фигурой в Европе. Это оставляет нам картину человека, который никогда не колебался в своих принципах; и чье личное мужество никогда не дрогнуло перед лицом самых ужасных опасностей. События наложили на него бразды правления — он не захватил власть, как Ленин, после долгого заговора и тщательно спланированной осады. Какую бы радость ни приносил высокий пост Керенскому, он, безусловно, приносил свою долю агонии и отчаяния, в которых он заслуживает нашего сострадания. Возможно, в долгосрочной перспективе идеалы, которые отстаивал человек, имеют большее значение, чем его решения и их последствия — если мы не можем судить о последних, мы должны во всяком случае не сомневаться в первых. Пагубность наследия жесткой системы примитивной партийной диктатуры, которую Ленин завещал своим преемникам, с каждым днем становится все более очевидной. Могло еще случиться, что г-н Керенский или, по крайней мере, его сыновья доживут до запоздалого признания в России того, что принципы демократии, гражданской свободы и справедливости, которые он пытался сохранить в невозможных условиях, были все-таки самое важное наследие года 1917.
Обсуждение книги: Вся царская рать: Российский генеральный штаб и судьба империи, 1898-1914
Широкомасштабная реформа Российской императорской армии на рубеже XIX в. падение Российской империи. На мероприятии Института Кеннана 8 ноября 2010 г. Джон В. Стейнберг, профессор кафедры истории Южного университета Джорджии и бывший научный сотрудник Института Кеннана, получивший титул VIII, изложил историю институциональных реформ имперских вооруженных сил. его книга «Все царские люди: генеральный штаб России и судьба империи», 1898-1914.
Происхождение «Всех царских людей», объяснил Штейнберг, началось с его дипломного исследования предполагаемой попытки генерала Лавра Корнилова совершить государственный переворот против Временного правительства России в 1917 году. политическая подпитка большевиков для повышения их популярности среди населения; это побудило автора понять, почему офицеры Генерального штаба не предотвратили политический «левый дрейф» и не взяли под свой контроль революцию, установив военную диктатуру до тех пор, пока не будет избран демократический институт.
Штейнберг объяснил неудачу Императорской армии в предотвращении падения Российской империи инфраструктурными изменениями, осуществленными в рамках Великих реформ (1861-1881 гг. ), которые в конечном итоге ослабили вооруженные силы. Эти изменения, разработанные тогдашним военным министром Дмитрием Милютиным, были направлены на увеличение численности и численности армии за счет обязательной военной службы для всех мужчин — как дворян, так и не дворян — старше 20 лет. Далее, как отмечал Штейнберг, Реформы Милютина улучшили программу армейской подготовки, «стремясь привлечь больше мужчин в учебные заведения [Императорской армии]». Поскольку образовательные стандарты в России были очень низкими, новая учебная программа в военно-учебных заведениях должна была включать все, от специализированных курсов военной тактики и стратегии до более общих тем, таких как русский язык.
История о влиянии реформ Милютина «медленно растет в имперской истории», — сказал Штейнберг. Хотя изменения были внесены десятилетиями ранее, в 1898 году генерал Алексей Куропаткин стал первым военным министром, который был продуктом реформированной школы Милютина. Автор поясняет, что реформированная армия под руководством Куропаткина поначалу казалась многообещающим учреждением. Однако, несмотря на возросший размер и уровень образования, низкая боевая подготовка Имперской армии в конечном итоге способствовала краху Российской империи.
Стейнберг предположил, что дихотомия между глубоко укоренившимися имперскими военными традициями и реальностью того, что армия должна делать для достижения успеха, значительно скомпрометировала силу и безопасность государства. Для обучения войска играли в «военные игры» — военно-стратегические учения — в присутствии царя. Автор объяснил, что эти игры были задуманы как эстетически приятные презентации, в которых царская сторона всегда должна была побеждать. Последующие отчеты об этих учениях обычно изображали армию в выдающемся состоянии, поэтому Стейнберг спросил: «Как [] армия, которая теряет все, может быть такой великой?» Акцент на тренировках для таких выступлений имел приоритет над подготовкой Имперской армии к реальному полю боя, что привело к созданию отточенных, но неподготовленных вооруженных сил.
Кроме того, военное лидерство генерала Куропаткина считается основной причиной поражения Российской империи в русско-японской войне 1905 года. был не единственным. Столкновение культур, существовавшее между Куропаткиным и фракциями, близкими Николаю II с точки зрения лидерства, привело к грязной военной стратегии, ослабившей Императорскую армию. Автор отмечает, что офицеры, сражавшиеся в русско-японской войне, получали два комплекта орденов: один от генерала Куропаткина и один от офицеров, приближенных к царю. Войска должны были «действовать в пределах, установленных Николаем II», пояснил Штейнберг, но царь и приближенные к нему офицеры, «несмотря на их самые лучшие намерения, просто не понимали сложности современного поля боя». Из-за иерархической структуры имперского режима возникла путаница в том, следовать ли приказам царя (который не понимал условий на поле боя) или Куропаткина (который понимал оперативные задачи и условия, но оставался подчиненным царя) вынуждали офицеров на поле боя самостоятельно решать, как воевать. Противоречивые представления лидеров о реальности русско-японской войны в конечном итоге стоили царской империи победы.