Содержание
По следам вируса. Как в СССР расследовали самую крупную вспышку ВИЧ
Общество
ВИЧДетиРоссия
Алина ПинчукСПИД.ЦЕНТР
24 April 2019
СПИД.ЦЕНТР
В конце 80-х в городе Элисте, столице Калмыцкой АССР, произошла первая в Советском Союзе массовая вспышка ВИЧ-инфекции. Жертвами ее стали сразу несколько десятков детей. Миссия установить причины трагедии — а даже примерных алгоритмов для подобных расследований тогда просто не существовало — выпала Вадиму Покровскому, нынешнему руководителю Федерального центра СПИД при ЦНИИ эпидемиологии Роспотребнадзора. Который теперь, тридцать лет спустя, специально для сайта СПИД.ЦЕНТР вспомнил подробности того непростого дела.
О страшной элистинской трагедии зимой 1988 года советский человек узнал не абы как, а из выпуска программы «Время» — главной информационной передачи страны.
Именно она в эфире центрального телевидения и сообщила, что более 75 детей и 4 взрослые женщины оказались инфицированы вирусом иммунодефицита человека.
Известие, что болезнь, поразившая капстраны и распространенная, как считалось, лишь среди посетителей «специфических» баров Сан-Франциско и Западного Берлина, может быть обнаружена тут, в советской глубинке, вызвало шок. В то время СПИД считался болезнью гомосексуалов и проституток, то есть людей, чье существование в СССР отрицалось в принципе. И тем нее менее факт оставался фактом: более 70 жизней оказались на волоске от гибели.
Впрочем, элистинская трагедия могла бы обернуться куда большими жертвами, если бы не история, случившаяся годом ранее. И именно поэтому рассказ стоит начать с нее.
Советская Элиста. Центр города, памятник Ленину. Начало 1970 годов
В 1987 году, в то время как правительство официально провозглашает политику гласности (это слово появляется именно тогда), а партия — Перестройку, молодой врач-инфекционист, сын главного эпидемиолога СССР Валентина Покровского Вадим, сталкивается с первым советским человеком, у которого оказалась выявлена ВИЧ-инфекция.
Мужчина, в 1981 году работавший переводчиком в Африке, где имел сексуальные контакты с местным населением, попал к Покровскому уже со СПИДом, то есть на последней стадии течения заболевания. Если ранее вирус обнаруживали в Советском Союзе лишь у иностранцев — выходцев из Африки, как правило, студентов Российского университета дружбы народов и Высшей школы профсоюзного движения, то тут инфицированным оказался обычный советский гражданин.
Чтобы проследить, как он получил вирус и куда от него могла пойти инфекция, пациента пришлось расспросить о всех половых связях. Тогда и выяснилось, что после возвращения из Африки тот имел контакты с 25 солдатами срочной службы СССР, которые после демобилизации разъехались по всей стране.
Вадим Покровский, современное фото
Найти каждого из них, чтобы уговорить сделать тест, оказалось совсем непросто. Прийти к незнакомому человеку и предложить пройти тестирование на самое постыдное заболевание в стране — не самая тривиальная задача. Более того, мужчина не помнил точные данные своих партнеров, хотя и смог назвать имена ребят и города, откуда они прибыли в часть.
по теме
Эпидемия
«Нулевой пациент» — жутко актуальный, но неидеальный сериал о вспышке ВИЧ в СССР
- ВИЧЖизнь с ВИЧИскусствоЭпидемия
— Многие из военных действовали очень прямолинейно. Например, могли построить всех солдат и скомандовать: «У кого был половой контакт с таким-то — три шага вперед». К счастью, нужные мне 25 человек уже демобилизовались, — иронизирует теперь Покровский. В военкомате врачу выдали списки солдат, по которым тот и принялся искать подходящих под описание.
В итоге все 25 найденные им сослуживца согласились сдать анализ на ВИЧ-инфекцию. Пять из них оказались инфицированы. И теперь уже у каждого из них нужно было выяснить, кому они могли передать вирус и при каких условиях. Тут-то и всплыл первый случай больничного заражения. Случай, который уже через год подтолкнет молодого специалиста к разгадке одной из самых страшных трагедий за всю историю советской медицины.
Кровь одного из солдат, жившего в Смоленске и не брезговавшего донорством, перелили пятерым пациентам. Тогда в СССР еще не проверяли доноров на ВИЧ поголовно. Кроме того, во время секса инфицировалась жена солдата, а их ребенок родился с вирусом.
— До этого никто не верил, что в нашей стране тоже может быть ВИЧ. Главный санитарный врач даже заявил, что в СССР не может быть СПИДа, потому что у нас гомосексуализм запрещен по закону, — вспоминает теперь Покровский.
Многие из военных действовали очень прямолинейно. Например, могли построить всех солдат и скомандовать: «У кого был половой контакт с таким-то — три шага вперед».
И тем не менее определенные меры были приняты: Покровский передал всю собранную информацию в Министерство здравоохранения СССР. Доноров начали тестировать, а каждую новую информацию о появлении очередных случаев передачи вируса — переправлять в московскую инфекционную больницу на Соколиной горе. Собственно — к юному специалисту, работавшему со всеми первыми пациентами, Вадиму.
В конце 1988 года из города Элисты именно сюда прибыли сразу два пациента. Женщина, ВИЧ у которой оказался выявлен, когда она пришла в элистинскую больницу, чтобы сдать кровь (ее маленький ребенок не так давно умер от тяжелой болезни, и она, желая помочь другим детям, мечтала стать донором). И младенец, лежавший с нею ранее в одной палате «грудничкового» отделения Республиканской детской больницы, когда та еще проходила там лечение со своим умершим впоследствии малышом.
Оптимизация шприцев
Возможных причин инфицирования могло быть много: сперва нужно было проверить всех половых партнеров женщины и партнеров матери второго ребенка. Но ее муж оказался здоров, равно как и мать другого ребенка тоже была не инфицирована.
Кровь переливали младенцу от нескольких доноров, но и они все были здоровы. Никакой связи между пациентами: кроме той, что в Элисте они лежали в одной палате, не было. Именно в этот момент у Покровского родилась версия, впоследствии подтвержденная расследованием: внутрибольничное заражение.
Первым делом Покровский запросил в элистинской больнице материалы всех, кто лечился в отделении вместе с обоими пациентами. А когда кровь пришла в Москву, вирус оказался обнаружен еще у троих детей. Отрицать внутрибольничный очаг стало невозможно. И пусть сперва в Министерстве здравоохранения скептически отнеслись к этой версии молодого инфекциониста, Покровскому все-таки предложили поехать в составе комиссии в столицу Калмыкии и проверить все на месте.
Советские многоразовые стеклянные шприцы
Центр автономной республики в составе РСФСР, совсем небольшой город с 80-тысячным населением, Элиста по тем временам считалась глухой провинцией. Железнодорожную станцию тут построили только в 1969, асфальтированную дорогу до Астрахани и Волгограда проложили еще позже — только в 70-е.
по теме
Эпидемия
«Вторая Элиста». Как в Пакистане сотни детей оказались заражены ВИЧ
- ВИЧДетиЭпидемия
Столичную делегацию Покровского местные чиновники не заметили лишь потому, что в нее не вошел ни один крупный начальник.
А стало быть, поднимать переполох и заметать следы оказалось некому. Местная же санэпидемстанция накануне приезда его группы самостоятельно выявила ряд нарушений в больнице, поэтому была заинтересована в расследовании и даже вызвалась помочь москвичам, разместив их на собственной территории и обеспечив беспрепятственный доступ к врачебной документации.
План действий, впрочем, пришлось придумывать по ходу дела. Сперва Покровский прошелся по отделению, осматривать которое и приехал, и увидел, что на некоторых стеклянных шприцах есть сделанные от руки надписи: «пенициллин», «стрептомицин» и так далее.
— Еще когда я проходил практику в институте, я видел, что сестры у нас меняли только иглы, а сам шприц для того же лекарства использовали один. Причина — экономия времени. Я подумал: если в Москве так делали, можно было подозревать, что практика распространена и в провинции, — вспоминает врач.
Надписи на шприцах могли означать только одно — они использовались для того, чтобы вводить один препарат нескольким пациентам.
Столица Калмыкии город Элиста, центр, середина 1980-х
По правилам, после каждой инъекции шприц должен был отправляться на Центральную дезинфекционную станцию. Но если бы это действительно было так, то в надписях на шприцах не было бы никакого смысла.
То, что для разных детей медсестры использовали один шприц, подтвердили и пациенты, с которыми Покровскому удалось пообщаться. Осталось только найти документальные подтверждения, что медсестры не отправляли шприцы на дезинфекцию. И такие документы нашлись.
Группа Покровского решила изучить карты пациентов и посчитать, сколько всего в отделении было сделано инъекций, а потом сравнить получившееся число с записями медсестер о количестве шприцев, сданных на дезинфекцию.
Железнодорожная станция в Элисте. Середина 1970-х годов
— Они не догадались все это выбросить. Когда в будущем начались расследования вспышек в других городах, работать стало уже сложнее, потому что документацию научились уничтожать. А здесь все сохранилось, — вспоминает теперь врач.
— Так как дети маленькие, и им нужно было вводить достаточно маленький объем лекарства, то одного шприца хватало на все отделение. Медсестры просто набирали в шприц пенициллин и делали всем уколы, — говорит Покровский. — Подготовка медицинского персонала была очень плохая. Они просто не понимали, что нарушают что-то. Вслед за ВИЧ по стране прокатилась эпидемия гепатита, и технология ее распространения была та же: оказалось, что шприцы для советских больниц — это была системная проблема.
Африканский сувенир
Изучение детских медицинских карт выявило еще одну подробность: как только малышам становилось хуже, детей направляли в больницы других городов, подальше от Элисты, в надежде, что там врачи лучше. В Ростов, Волгоград и Ставрополь. Но так как ситуация со шприцами повторялась и там, вскоре во всех этих областях случились, хоть и меньшие по масштабу, но сопоставимые по характеру вспышки ВИЧ.
Когда исследователи привезли предварительные результаты в Москву и доложили начальству, руководство забило тревогу.
— Министр здравоохранения СССР Евгений Чазов мыслил крупными категориями. Он сразу понял, что стране грозит катастрофа. И даже не спрашивая нас, издал приказ, согласно которому по всему СССР были созданы центры по борьбе со СПИДом. Эти центры действуют до сих пор.
«Когда начались расследования в других городах, работать стало уже сложнее, потому что документацию научились уничтожать. А здесь все сохранилось»
А Покровский продолжил расследование: началась проверка всех детей, которые когда-либо лежали в больнице с первой группой, а потом всех, кто лежал со второй группой, и так далее. Схему того, кто с кем лежал, а стало быть, как мог распространяться вирус, приходилось рисовать на миллиметровой бумаге для чертежей. А с ростом количества инфицированных приклеивать к и без того крупному полотну дополнительные листы. Всего было выявлено 75 детей, получивших вирус, и четыре женщины.
Найти «нулевого пациента» и понять, как именно ВИЧ попал в Калмыкию, впрочем, оказалось сложнее.
— Калмыкия не граничит с другими государствами, за границу жители Калмыкии выезжали редко и то только на танке. Как это может быть, чтобы в центре Евразии, далеко от всех портов и других стран, вдруг произошла вспышка инфекции?
Когда исследователи начали разматывать этот клубок, они увидели, что ни один инфицированный ребенок не лежал в больнице раньше мая 1988 года. То есть все, кто лежали раньше, были здоровы. Что произошло в этом месяце?
Оказалось, что в мае 1988 года в больнице умер ребенок с симптомами, похожими на симптомы СПИДа, более того, у обоих его родителей впоследствии нашли ВИЧ.
Второй корпус инфекционной больницы на Соколиной горе. Пациенты с ВИЧ, конец 80-х, Москва
На всю Калмыкию к тому моменту, а на наличие вируса врачи успели проверить почти всю республику, оказался лишь один зараженный мужчина. Все остальные — женщины и дети. Он и стал «нулевым пациентом». Обычный рабочий, но с интересным прошлым.
В отличие от упомянутого переводчика, мужчина оказался гетеросексуалом, в 1982 году он проходил срочную службу на флоте.
Корабль, на котором служил молодой человек, встал в порту в Конго. Так что у всех солдат оказалась возможность воспользоваться услугами местных проституток.
Именно этот регион, с его гетеросексуальной индустрией коммерческого секса, в начале ХХ века и стал колыбелью инфекции. Лишь значительно позже, уже в США, СПИД станет таинственной «чумой геев», оторвавшись от собственных гетеросексуальных корней.
Одна из пациенток, инфицировавшихся в больнице, из-за травли, с которой столкнулась, в итоге дважды пыталась покончить с собой.
— В соседней Анголе в то время шла гражданская война, в которой приминал участие Советский Союз. Все матросы имели контакты с местными женщинами, но не повезло только двоим. Проститутка в Конго в это время стоила от ноля до трех долларов. Что значит «от ноля»? Взял банку пива, пришел к даме, пиво выпил, а банку ей отдал. Это и был способ оплаты. Дама могла продать банку или попросить местного умельца что-нибудь из нее сделать. Поэтому даже наши солдаты могли позволить себе эти услуги.
После демобилизации моряк вернулся домой в Элисту, женился, завел двоих детей. Первый ребенок у пары родился здоровым, а второй — уже с вирусом.
— Этот мужчина умер через 3—4 года от СПИДа, лекарств от ВИЧ не было, кроме того, вся эта ситуация повлияла еще и на его психическое здоровье, — говорит Покровский.
Проблема гласности
Версия врача о внутрибольничном заражении тем временем устроила далеко не всех, и очень скоро в этой истории появились новые игроки. Неожиданно для инфекциониста Министерство здравоохранения РСФСР заняло противоположную позицию по элистинской трагедии. Там решили все отрицать.
Минздрав РСФСР подчинялся Минздраву СССР, но, так как инфицирование произошло на территории России, ситуация касалась их ведомства и многим чиновникам хотелось доказать, что на вверенной им территории проблем нет.
— Кроме того, может, они действительно не верили, что у нас могла быть ВИЧ-инфекция, да еще и в стационаре. Да еще и у детей, а не у каких-то «гомосексуалистов», — размышляет теперь Покровский.
Тем не менее Министерство здравоохранения РСФСР в пику молодому врачу создало собственную комиссию, чтобы опровергнуть версию Покровского. По словам исследователя, тогда и стали появляться различные альтернативные версии «элистинского заражения».
Сотрудница одной из столичных лабораторий, делавших в конце 80-х тесты крови на ВИЧ
Например, что в трагедии виновата некая местная болезнь овец. Или иммуноглобулин, который вводили детям.
— У нас тогда состоялся примерно такой разговор. Я спрашиваю: «Как же может быть зараженный иммуноглобулин? Его обрабатывают трое суток в спирте». Они говорят: «Выпили спирт. Рабочие, наверное, выпили». Я говорю: «Ну как же тогда иммуноглобулин получился?». На это они уже не смогли ответить.
По словам Покровского, если бы история случилась не в разгар Перестройки, а на пару лет раньше, ее могли бы просто засекретить, а народу представить только одну официальную версию, в которой выпитый спирт и иммуноглобулин с высокой долей вероятности заняли бы место системной врачебной халатности и разгильдяйства.
по теме
Профилактика
«В СССР секса нет»: Обзор советских презервативов
- ВИЧПрезервативыПрофилактика
Впрочем, гласность сыграла с малолетними пациентами доктора Покровского злую шутку. В глазах общества инфицированные дети не были жертвами врачебной ошибки — они были носителями страшной и заразной болезни. После того как о вспышке рассказали по центральному телевидению, в стране началась паника.
Люди требовали поместить инфицированных в изоляторы, а к элистинской больнице местные жители начали приносить плакаты вроде: «Здесь живет СПИД» или «Отмоем Родину от СПИДа».
Одна из пациенток, инфицировавшихся в больнице, из-за травли, с которой столкнулась, в итоге дважды пыталась покончить с собой.
— Возможно, если бы мы не поставили им диагноз, они бы все тихо умерли. Но с ними бы не случилось многих неприятных историй, связанных с ВИЧ, — говорит Покровский теперь.
— Например, когда вирус попал в Грозный, там инфицировался ребенок, лежавший в Ростове. Сначала пострадавшим дали квартиру. Но в начале 90-х, когда в республике случилась дудаевская революция, у них эту квартиру отобрали и поселили в нее какого-то начальника.
Вместо послесловия
— Надо сказать, что многие дети, инфицировавшиеся в Элисте, и сейчас живы. Они уже выросли и под прикрытием антиретровирусной терапии сами родили здоровых детей, — отмечает Покровский.
Погибло, впрочем, из первых маленьких пациентов, около половины. Эффективная антиретровирусная терапия будет изобретена и станет доступной только в 1996. Этого срока (восемь лет!) вполне достаточно, чтобы погибнуть, не только для малыша, но и для взрослого. А только появившийся в те годы на Западе зидовудин, или AZT, первое лекарство от ВИЧ, позволял лишь ненадолго продлить жизнь, незначительно отсрочив неизбежный конец.
по теме
Общество
Эпидемия ВИЧ, эпизод I.
«Скрытая угроза»
- ВИЧНаукаЭпидситуация
В январе 1989 года Генеральной прокуратурой РСФСР было возбуждено уголовное дело в отношении медицинских сотрудников больницы, но никого так и не осудили. Своих должностей лишились министр здравоохранения Калмыкии, его заместители, а также, по некоторым данным, главврач детской больницы Элисты. Покровскому уже позже посоветовали больше не приезжать в этот город, поскольку из-за него там «пострадало много хороших людей».
Но с появлением современных методов работы с геномом изыскания ученых подтвердили первоначальную гипотезу врача: все дети в Элисте, Ростове и Волгограде в конце 80-х были инфицированы одним вирусом, расползшимся по стране из элистинской больницы и попавшим туда от ребенка неудачливого советского моряка.
— Вирус можно идентифицировать, то есть можно выявить, что он пошел от одного человека. Для этого берут вирус и изучают его геном. Если есть совпадение на 99 %, то они произошли от одного.
Именно такую картину мы видим по волне инфицирований в 1988—1989 годах. И более того: подтип G, который выявили у всех этих больных, больше нигде в мире не встречается, кроме как в Конго. А значит, другого источника у него быть не может.
Уже в марте 2019 года, всего пару месяцев назад, более ста онкобольных детей заразились гепатитом С в благовещенской больнице. Причина — нестерильный инвентарь для инъекций. И это еще один повод вспомнить об элистинской трагедии. История Элисты тут повторилась с анекдотической точностью с одной лишь разницей: гепатит С излечим, и пусть лекарства стоят баснословных денег, вирус, вызывающий это заболевание, за три месяца можно элиминировать в организме. Вирус, вызывающий ВИЧ-инфекцию, — нет. Лекарство от него человечество продолжает искать. И доживут ли до его изобретения те дети, которые получили его более тридцати лет назад в детской клинической больнице Элисты, — не знает никто.
Подписывайтесь на канал СПИД.ЦЕНТРа в Яндекс.Дзене
ВИЧДетиРоссия
будем друзьями?
- читать
- читать
- вступить
- читать
читайте также
Общество«Ребенок был моим якорем».
Путь из диссидентства в равные консультанты
- ВИЧЖенщиныСтигма
Дела фондаБез шприцов и пугающих картинок: какой должна быть социальная реклама про ВИЧ
- ВИЧБлаготворительностьДела фондаИскусствоСтигма
Общество«Нужно действовать — вопреки тревоге». Интервью с известным петербургским психиатром Антоном Костиным
- ДепрессияДетиМедицинаПсихиатрияПсихология
как в СССР появился интернет и почему программисты не боялись цензуры — T&P
Советский Союз подключили к интернету сотрудники Курчатовского института — того самого, который запустил первый советский атомный реактор. В августе 1990 года московские программисты впервые обменялись электронными письмами с коллегами из университета Хельсинки, а уже через год, во время путча 1991 года, сеть обеспечила демократам связь со всеми крупными городами СССР и западными странами. В интернете не только распространяли по всему миру сообщения СМИ, запрещенных ГКЧП, но и собирали информацию от очевидцев.
«Теории и практики» публикуют главу из книги Андрея Солдатова и Ирины Бороган «Битва за Рунет: Как власть манипулирует информацией и следит за каждым из нас», которую в октябре выпускает издательство «Альпина Паблишер».
Первый контакт
«Битва за Рунет: Как власть манипулирует информацией и следит за каждым из нас»
Курчатовский институт, где родилась советская атомная бомба, построили на территории бывшего артиллерийского полигона на севере Москвы. Для атомного проекта ресурсов не жалели, и институту выделили сто гектаров. С тех пор институт остается главным и самым известным в стране исследовательским центром ядерной энергетики.
Среди зданий, рассеянных по его территории, есть двухэтажный коттедж, в конце 1940-х построенный специально для Игоря Курчатова. Недалеко от него, в похожем на барак одноэтажном здании, в декабре 1946 года был запущен первый советский ядерный реактор Ф-1.
Институт всегда был и остается закрытой организацией. Чтобы попасть внутрь через хорошо охраняемые ворота, нужно предъявить документы и подождать, пока военнослужащий c автоматом Калашникова досмотрит вашу машину.
Только тогда вас пропустят к внутренним воротам, которые не откроются до тех пор, пока не закроются внешние.
В СССР Курчатовский институт имел особый статус и пользовался исключительными привилегиями. Его сотрудники были в авангарде советской оборонной программы. Помимо атомной бомбы, местные ученые работали и над другими, не менее важными военными проектами, от атомных подлодок до лазерного оружия. КГБ не просто контролировал деятельность института — по выражению Евгения Велихова, руководившего институтом с 1988-го по 2008-й, КГБ был «одним из акционеров». Но при этом сотрудники пользовались большей свободой, чем обычные советские граждане, — их выпускали за границу, а руководство института умело пользовалось тем обстоятельством, что власти высоко ценили их деятельность и отчаянно в них нуждались. Курчатовский институт требовал к себе особого отношения и получал его.
БЭСМ-6 (Большая электронно-счетная машина) — советская электронная вычислительная машина серии БЭСМ, первая советская суперЭВМ
В ноябре 1966 года более шестисот человек, в основном начинающих физиков, собралось в институтском клубе, Курчатовском Доме культуры, чтобы встретиться с Солженицыным, быстро набирающим популярность писателем.
Первое же его опубликованное произведение — напечатанная в журнале «Новый мир» в 1962 году повесть «Один день Ивана Денисовича» — стало сенсацией: в нем честно и открыто рассказывалось, как жили люди в сталинских лагерях.
Солженицына пригласил Велихов, в то время заместитель директора института, известный своими широкими взглядами и уже побывавший в США. Для Солженицына это было первое публичное выступление. «Все прошло хорошо, — вспоминал Велихов. — Он рассказал свою историю о том, как оказался в лагере». А еще прочитал отрывки из неопубликованного романа «Раковый корпус», который надеялся провести через советскую цензуру, но так и не провел. Он также читал отрывок из «В круге первом», романа о Марфинской шарашке. Рукопись последнего в 1965 году конфисковал КГБ, и чтение его вслух было поступком очень смелым, причем не только для гостя, но и для принимающей стороны. По словам Велихова, коллективу Солженицын понравился. Позже, в 1970-м, Солженицыну дадут Нобелевскую премию по литературе, а еще через четыре года его лишат советского гражданства и выгонят из страны.
Но это не заставит Курчатовский институт изменить себе и прекратить организовывать встречи с писателями-диссидентами.
Элитарный статус института и относительная свобода действий позволят программистам и физикам впервые подключить Советский Союз к интернету.
***
В середине 1980-х на Западе полным ходом шла компьютерная революция, оставив СССР далеко позади. Страна пыталась научиться делать собственные микропроцессоры, правда, без особого успеха, а советские персональные компьютеры оставались плохими имитациями западных моделей. Тем временем холодная война продолжалась.
Компьютерные технологии завораживали молодых советских ученых, в том числе Велихова, но возрастные партийные лидеры и промышленники, ровесники Брежнева и Андропова, смотрели на вещи по-другому. Технологическая пропасть между Востоком и Западом продолжала расти.
*В то же время Александров скрыл факт, который мог бы вызвать сомнения в его лояльности, — когда ему было шестнадцать, он присоединился к Белой армии и сражался с коммунистами на протяжении всей Гражданской войны.
Анатолий П. Александров «Академик Анатолий Петрович Александров: Прямая речь» (Москва: Наука, 2002), 15.
В 1985 году начальником вычислительного центра Курчатовского института назначили молодого физика Алексея Солдатова: директору института, Анатолию Александрову, нужен был человек, способный объяснить программистам, что от них требовалось*. Крепко сбитый, всегда серьезный Солдатов, отец одного из авторов этой книги, сильно заикался и говорил медленно. Чтобы преодолеть дефект речи, он тщательно обдумывал каждую фразу и говорил только то, что действительно хотел сказать, благодаря чему его речь была точной, пусть и не слишком выразительной.
К 34 годам у него за плечами была успешная карьера в ядерной физике. Он окончил Московский инженерно-физический институт, попал на работу в Курчатовский, через пять лет защитил кандидатскую, затем стажировался в институте Нильса Бора в Копенгагене. Солдатов дописывал докторскую и в Курчатовском был известен тем, что загружал расчетами суперкомпьютеры больше, чем любой другой сотрудник.
К тому времени руководство института собрало команду программистов, чьей главной задачей стала адаптация операционной системы Unix, копию которой удалось украсть двумя годами ранее в Калифорнийском университете. Unix никак не зависит от «железа», так что ее можно было использовать на любом институтском компьютере, как на «Эльбрусе», суперкомпьютере, созданном в СССР, так и на EС ЭВМ, советской копии суперкомпьютера IBM. Еще одним важным преимуществом Unix было то, что на ней можно было построить сеть. Первая версия модифицированного советскими программистами Unix была продемонстрирована еще осенью 1984 года на одном из семинаров, проходивших в стенах Курчатовского института.
Лидером команды был 30-летний, с копной золотистых волос, Валерий Бардин, будущий обладатель премии Совмина СССР за «юниксизацию» Союза. Бардин фонтанировал грандиозными, странными, часто гениальными идеями. Когда Солдатов узнал об адаптации Unix и команде Бардина, он тут же вспомнил про компьютерную сеть, которую видел в Институте Нильса Бора, и предложил создать такую же на Unix в Курчатовском институте.
*Программисты Курчатовского института сотрудничали с коллегами из Министерства автомобильной промышленности.
За несколько лет программисты сделали свою версию Unix и запустили на ней локальную сеть.* Операционную систему назвали ДЕМОС, «Диалоговая единая мобильная операционная система». За нее в 1988 году вся команда получила премию Совета министров СССР — впрочем, секретно. Курчатовская сеть была создана на тех же протоколах, что и интернет. Пока программисты Бардина писали код, Солдатов использовал весь свой административный талант, чтобы убедить начальство института закупать необходимое для работы сети оборудование. Институт был настолько большим, что идея соединить в сеть компьютеры, стоящие в разных зданиях, выглядела более логичной, чем собрать все машины в одном вычислительном центре.
Со временем Курчатовская команда разделилась на две группы. Программисты не хотели упускать возможности, которые появились после того, как Горбачев одобрил идею «кооперативов» — первую форму свободного частного предпринимательства. Они захотели продавать операционную систему ДЕМОС, а для этого им нужно было вырваться из тщательно охраняемого комплекса Курчатовского института. Эта группа перевезла свои компьютеры на второй этаж просторного двухэтажного здания на Овчинниковской набережной Москва-реки. В 1989 году здесь образовался кооператив «Демос».
Разработчики «семейства унифицированных операционных систем для вычислительных комплексов общего назначения» в день получения премии Совета Министров СССР, Валерий Бардин крайний справа в первом ряду, 1988
Вторая группа осталась работать в вычислительном центре Курчатовского института под руководством Солдатова. Несмотря на произошедший раскол, обе группы продолжали работать вместе, ведь сеть была одна на двоих: специалисты постоянно ездили из института в кооператив и обратно. Когда им понадобилось название для сети, молодой программист Вадим Антонов запустил генератор английских слов. Сгенерировалось Relcom. Антонов предложил расшифровывать это как reliable communications (надежная связь), и название прижилось.
Летом 1990 года «Релком» стал реальной сетью, соединив московский Курчатовский институт и ленинградский Институт информатики и автоматизации. Потом подключились научные центры в Дубне, Серпухове и Новосибирске. Сеть работала по обычным телефонным линиям, так что ее пропускная способность была крайне мала: ученые могли лишь обмениваться электронной почтой. Но релкомовские программисты мечтали подключиться к всемирной Сети.
Солдатов отправился за поддержкой к Велихову, уже два года возглавлявшему институт. Он попросил помочь в создании всесоюзной сети, которая соединила бы наиболее важные исследовательские центры внутри страны и за ее пределами. Первая реакция Велихова была скептической: он хорошо знал, с каким треском проваливались подобные проекты. И тем не менее, когда Солдатов попросил Велихова отдать под нужды сети собственный телефонный номер — единственную во всем институте прямую линию, открытую для международных звонков, — Велихов согласился. Он также помог с приобретением модемов.
«Это была горизонтальная структура — Сеть, совершенно новая идея для страны, которая веками управлялась сверху вниз»
Первое подключение СССР к интернету произошло 28 августа 1990 года, когда программисты с Овчинниковской набережной обменялись электронными письмами с коллегами из университета Хельсинки. Финляндия была выбрана не случайно: после московской Олимпиады это была единственная страна, с которой сохранилась автоматическая телефонная связь. Вскоре «Релкому» был открыт доступ в общеевропейскую сеть, EUnet. 19 сентября от имени советских пользователей Unix Антонов зарегистрировал домен .su — так появился новый сегмент интернета.
К концу 1990 года «Релком» объединял тридцать исследовательских организаций по всей стране. К лету 1991-го появилась выделенная линия с Хельсинки, а внутренняя советская сеть охватила более четырехсот организаций в семидесяти городах: к «Релкому» подключились университеты, исследовательские институты, академии и государственные учреждения. «Релком» получил своего первого клиента в СМИ — недавно открывшееся новостное агентство «Интерфакс».
Технически сеть «Релком» работала из двух мест одновременно. Обслуживанием сети занимались программисты в нескольких помещениях на третьем этаже вычислительного центра Курчатовского института, там же располагались сервер, состоявший из 386-го персонального компьютера IBM и модемов со скоростью 9600 бит/сек, постоянно подключенных к телефонной линии. Второй «штаб» находился на втором этаже здания на Овчинниковской набережной, где работала команда «Демоса»: четырнадцать программистов день и ночь что-то чинили и улучшали, обеспечивая работоспособность сети. Еще здесь стоял резервный сервер и вспомогательный модем, тоже на 9600 бит/сек.
***
Ранним утром 19 августа 1991 года Бардина разбудил телефонный звонок. Знакомый журналист пересказал ему то, что услышал от приятеля из Японии: в СССР происходит государственный переворот. О путче сначала узнали на Дальнем Востоке, и уже оттуда новость покатилась на Запад, по всем часовым поясам. Москвичи увидели телесюжет об отстранении президента Михаила Горбачева и создании ГКЧП (Государственного Комитета по чрезвычайному положению) на несколько часов позже, чем жители восточной части Союза.
Первое, что сделал Бардин, — проверил состояние сервера прямо из дома. Связи не было. Тогда Бардин пошел за сигаретами. На улице он столкнулся со старым товарищем, ленинградцем Дмитрием Бурковым, программистом и одним из основателей «Демоса». Вместе они помчались на Овчинниковскую набережную, зная, что там всегда кто-нибудь есть. В семь утра в городе уже появились танки и бронетранспортеры: таков был приказ министра обороны Дмитрия Язова, присоединившегося к ГКЧП. На всю информацию, распространяемую через СМИ, была наложена строжайшая цензура. Государственные телеканалы провозгласили вице-президента Геннадия Янаева, человека неприметного и мало кому знакомого, новым лидером страны. Таким нехитрым способом ГКЧП пытался легитимизировать отстранение Михаила Горбачева от власти. Настоящим же организатором переворота был КГБ и его председатель Владимир Крючков. Именно спецназ КГБ отправили в Крым, где проводил отпуск Горбачев. КГБ отключил местные телефонные линии — сначала на президентской даче, а потом и во всем Форосе. Президент оказался в полной изоляции.
***
На углу Большой Лубянки и Варсонофьевского переулка стоит огромное шестиэтажное здание, возведенное в 1970-е для нужд государственных органов. Последнее определило его внешний вид: серое, монументальное, мрачное, первый этаж закован в холодный гранит… Местные жители сразу поняли: здесь будут работать спецслужбы. КГБ всегда любил район Лубянки: буквально через дорогу в невысоком двухэтажном здании при Ленине располагался штаб ВЧК, а при Сталине — пугающая токсикологическая лаборатория НКВД, основными задачами которой были разработка и производство ядов.
Никто никогда не говорил открыто о том, что происходит в стенах дома в Варсонофьевском переулке, но все отлично знали: там находится одно из подразделений КГБ. Однако это была не просто штаб-квартира одного из управлений, в здании находился центр контроля телефонных переговоров. Под землей он соединялся кабелями с псевдоготическим, красного кирпича, зданием, стоящим в двухстах метрах от Лубянки, в Милютинском переулке, — старейшей в Москве центральной телефонной станцией.
В середине августа 1991 года в этих двух домах шла лихорадочная деятельность: 12-й отдел КГБ, отвечавший за прослушку, буквально стоял на ушах.
15 августа Крючков в срочном порядке вызвал из отпуска начальника отдела Евгения Калгина. Калгин начинал карьеру водителем Андропова, но быстро дорос до его личного помощника. Позже, когда пост председателя КГБ занял ученик Андропова Крючков, Калгин, известный своей лояльностью, был назначен главой 12-го отдела и, перепрыгнув несколько званий, стал генерал-майором. Калгин прибыл на встречу к Крючкову и тут же получил распоряжение внимательно прослушивать разговоры всех, кто имел хоть какие-то контакты с Борисом Ельциным, избранным в июне президентом Российской Федерации, которая в то время была одной из республик СССР.
Калгину велено было прослушивать служебные и домашние телефоны всех членов правительства Ельцина и лояльных ему депутатов — КГБ хотел знать, как они реагируют на происходящее в Москве, и вычислить их контакты. Еще в конце июля КГБ перехватил разговор Горбачева и Ельцина, в котором они обсуждали смещение Крючкова. Крючков решил действовать на опережение, и первой его целью стал Горбачев.
Калгин взял на себя подготовительную работу. Основная нагрузка легла на шестой отдел 12-го отдела — «контролеров», как называли их в КГБ, — женщин в наушниках, чьей работой была прослушка и запись телефонных разговоров советских граждан. На следующий день, 16 августа, Калгин проинструктировал начальницу шестого отдела Зуйкову, и та вызвала из отпусков всех своих сотрудников.
17 августа Крючков позвонил Калгину и велел «взять на слуховой контроль» линию Геннадия Янаева, чтобы удостовериться, что тот не «даст задний ход». 18-го Борис Ельцин вернулся в Москву из Казахстана, и Калгину было приказано «взять на контроль» и его линии. Начальница шестого отдела собрала самых проверенных и надежных подчиненных и велела передавать всю перехваченную информацию лично Калгину по его внутреннему телефону. Им было поручено прослушивать 169 телефонных номеров. Пятому отделу 12-го отдела, отвечающему за прослушку иностранцев, поручили слушать 74 номера. Операция началась. В тот же день спецслужбы заблокировали Горбачева в Крыму.
19 августа заговорщики объявили чрезвычайное положение и ввели войска. Впрочем, Ельцину и его соратникам удалось прорваться через кордоны КГБ и забаррикадироваться в огромном здании Дома Советов РСФСР, расположенном на берегу Москва-реки. Это здание, известное как Белый дом, позднее станет штаб-квартирой правительства Ельцина. […]
20 августа 1991 года защитники Белого дома возводят баррикады на пути к зданию демократического Верховного Совета РСФСР, чтобы предотвратить его захват по приказу ГКЧП, предпринявшего попытку государственного переворота в СССР © Борис Бабанов / РИА Новости
По странному стечению обстоятельств путч начался именно в тот день, когда в Москве открылась Международная выставка компьютерных технологий. Был там и стенд «Релкома». Естественно, все программисты были на выставке. Поэтому Бардин, едва приехав в офис на Овчинниковской набережной, немедленно позвонил на выставку и призвал коллег возвращаться, как можно быстрее и обязательно с оборудованием. Связь оборвалась по техническим причинам, но с проблемой вскоре справились. Бардин сразу взял управление на себя.
Алексея Солдатова, возглавлявшего «курчатовский филиал» «Релкома», в Москве в тот день не было: он уехал по личным делам во Владикавказ. Узнав о путче, он тут же позвонил Бардину с единственным вопросом:
— Что происходит?
— Сеть работает как часы, — ответил Бардин.
— Слушай, ты же понимаешь, что нас всех могут посадить?
— Конечно. Продолжаем работать, как обычно.
— Отлично.
Они поняли друг друга. Солдатов повесил трубку, затем набрал номер Курчатовского вычислительного центра. Для обеих команд у него было единственное распоряжение — почта должна работать. Кто-то в вычислительном центре предлагал распечатывать ельцинские листовки, но Солдатов был непреклонен: необходимо сосредоточиться на обеспечении связи. Для него это был вопрос первостепенной важности. Директор Курчатовского института Велихов в это время находился на Сицилии, на научной конференции по физике, и возможности связаться с ним не было.
Через несколько часов Бардину позвонил приятель из Вены — именно он продавал «Демосу» компьютеры.
— Слушай, Валера, — сказал он. — Что-то мне не кажется, что с вашим госпереворотом что-нибудь получится.
— Почему? — спросил Бардин.
— Потому что мы говорим по телефону. А любые уважающие себя путчисты первым делом перерезают телефонные линии.
Еще через час в двери «Демоса» постучал незнакомец, сказал, что он из Белого дома и ищет ксерокс, на котором можно размножать листовки. Он и представления не имел, к кому пришел. «Забудьте о ксероксах, — сказал ему Бардин. — У нас связь со всеми крупными городами в Союзе. Плюс со всем Западом».
Без лишних слов мужчина удалился. Через некоторое время в офисе появился еще один человек из Белого дома. «Все теперь должны подчиняться распоряжениям Константина Кобца», — заявил он с порога. (Генерал Кобец поддержал Ельцина и по сути возглавил тех, кто противостоял ГКЧП. Бардин, впрочем, понятия не имел, кто такой Кобец, и слышал эту фамилию в первый и в последний раз за все три дня путча.) Посланник Ельцина дал Бардину копии ельцинских воззваний и попросил распространить их по Сети. Одновременно с этим «Демос» открыл прямую линию с правительством Ленинграда — там тоже поддерживали Ельцина.
Благодаря интернет-соединению с городами внутри Союза и за его пределами заявления Ельцина и других демократов разошлись по миру. Главным каналом была новостная группа talk.politics.soviet в Usenet. Эта популярная в то время сеть для дискуссий базировалась на нескольких серверах, что обеспечивало стабильность и надежность. В дни путча ее заполнили тревожные сообщения от пользователей из западных стран. 19 августа около пяти утра Вадим Антонов, длинноволосый программист в очках, который придумал название для «Релкома», написал в Usenet по-английски: «Я видел танки собственными глазами. Надеюсь, у нас будет возможность общаться в ближайшие несколько дней. У коммунистов не получится снова изнасиловать матушку Россию!»
Сообщения о поддержке Ельцина шли с Запада нескончаемым потоком. К ночи Usenet заполнился американцами: в США как раз наступил полдень. Сеть тут же упала. Расстроенный Алексей Солдатов названивал Бардину и повторял, что соединение должно быть восстановлено любой ценой. Антонов написал еще одно сообщение: «Пожалуйста, перестаньте забивать наш единственный канал всякой ерундой и глупыми вопросами. Поймите, это не игрушка и не канал связи с вашими родственниками и друзьями. Нам нужна пропускная способность, чтобы организовать сопротивление. Пожалуйста, не нужно (даже не нарочно) помогать этим фашистам!»
К тому времени «Релком» распространял по миру сообщения от «Интерфакса», «Эха Москвы», РИА, Северо-западного информационного агентства и «Балтфакса», запрещенных путчистами.
Утром 20 августа CNN выпустил в эфир репортаж, шокировавший команду «Релкома». Корреспондент рассказал, как, несмотря на цензуру, из советской столицы утекает информация, и показал монитор с адресом релкомовской новостной группы в Usenet. Сюжет быстро сняли. Бардин и Солдатов были уверены, что кто-то в США сумел объяснить CNN, что он ставит под угрозу безопасность источника информации. […]
«Программисты попросили подписчиков выглянуть в окно, а потом написать, что именно они там увидят. Вскоре «Релком» получал картину событий, происходящих по всей стране»
В дни путча люди Ельцина отчаянно хватались за малейшую возможность достучаться до российских граждан. Министром связи в правительстве Ельцина был Владимир Булгак. Начавший карьеру механиком кафедры радиосистем в Московском электротехническом институте связи, он быстро поднялся до поста начальника всей московской радиосети. В 1980-е его поставили отвечать за финансовый оборот Минсвязи, где он познакомился с изнанкой централизованной плановой экономики. Советские методы управления связью Булгаку решительно не нравились, и в 1990 году он присоединился к команде Ельцина.
Накануне путча он улетел в Ялту в отпуск. Когда по телевизору рассказали о путче, он позвонил Ивану Силаеву, ельцинскому премьер-министру, и спросил, что делать. «Как ты думаешь, где должен быть министр в такой момент? — ответил Силаев. — В Москве!»
20 августа Булгак был в самолете, летящем в столицу. В аэропорту его ждала машина, которая, в объезд заполоненных танками и солдатами центральных улиц, доставила его в Белый дом. Перед Булгаком поставили задачу включить радиопередатчики, чтобы донести призыв Ельцина до российских граждан. «Ельцин сказал мне включить все средневолновые радиопередатчики в европейской части России», — вспоминал Булгак. Эти передатчики были основным средством вещания на территории Советского Союза. Они были разбросаны по всей стране. Каждый имел зону покрытия в среднем около шестисот километров.
Задача была не из легких, главным образом потому, что ельцинское правительство эти передатчики не контролировало, ими занималось Минсвязи Союза, то есть структура уровнем выше. «Пароли включения передатчиков знали только три человека во всем Министерстве, а без него включить было ничего нельзя. Директор передатчика не будет ничего переключать, если ты пароль не назовешь», — рассказывал Булгак. Оставалось только попытаться воспользоваться личными связями.
Для подстраховки Булгак развернул мобильный резервный передатчик, смонтированный на грузовике, который пригнали из подмосковного Ногинска прямиком во внутренний двор Белого дома. Если все провалится, Ельцин мог рассчитывать на то, что его услышат хотя бы в центре столицы. В ответ военные станции КВ- и УКВ-диапазонов в Теплом Стане получили приказ выявлять и глушить сигнал мобильного передатчика Булгака. Другой военной станции, расположенной в Подольске, было приказано перехватывать всю транслируемую из Белого дома информацию и незамедлительно передавать ее в ГКЧП.
Булгак работал всю ночь в поисках контактов во всесоюзном Минсвязи. «Есть такая вещь, как связистская солидарность. Но она не работала, когда дело доходило до паролей», — вспоминал он. К утру 21 августа он все-таки добился своего: передающие станции заработали. Когда Ельцин спустился по ступеням Белого дома и взял в руки микрофон, его было слышно на всю Россию. Работники союзного Минсвязи были шокированы — Булгаку удалось невозможное.
Пульт управления первого российского ядерного реактора, пущенного в декабре 1946 года. Институт атомной энергии имени И.В. Курчатова, Москва, 1993
Днем 21 августа Крючков приказал Калгину «свернуть» прослушку подконтрольных Ельцину линий и немедленно уничтожить все записи.
Булгак сделал так, что Ельцина услышали по всей стране. «Релком» показал другой путь. В первый же день путча кто-то из команды Бардина придумал «Режим No 1»: программисты попросили всех релкомовских подписчиков выглянуть в окно, а потом написать, что именно они там увидят, — только факты, никаких эмоций. Вскоре «Релком» получал картину событий, происходящих по всей стране: новости СМИ вперемешку с наблюдениями очевидцев. Стало понятно, что танки и солдаты были выведены на улицы лишь двух городов, Москвы и Ленинграда, и что путчисты не добьются своего. Все кончилось 21 августа. За три дня путча «Релком» передал 46 000 новостных сообщений из Москвы в другие города Союза и по всему миру. «Режим No 1» был блестящей и революционной идеей, хотя в тот момент это мало кто понимал. Передающие радиостанции работали лишь в одном направлении, в то время как «Релком» не только распространял, но и собирал информацию. Это была горизонтальная структура — Сеть, совершенно новая идея для страны, которая веками управлялась сверху вниз.
Путч продемонстрировал еще одно: программисты «Релкома» делали то, что считали правильным, не спрашивая разрешений. Антонов не ждал отмашки Бардина, чтобы писать посты, Бардин не спрашивал Солдатова, что делать, а Солдатов не просил официального одобрения у Велихова. Мысль, что они все должны подчиниться «распоряжениям Константина Кобца», их только рассмешила. Они не собирались возвращаться к правилам партийной иерархии, в которой каждый вздох должен быть одобрен сверху.
Булгак из команды Ельцина, несомненно, играл по старым правилам. Поставив на карту все, он использовал свое положение и связи, чтобы помочь лидеру. Бардин, Солдатов и Антонов были слишком далеко от Кремлевской сцены, чтобы почувствовать себя частью политической игры. Они стали действовать, потому что свободный обмен информацией, ключевое для них понятие, был под угрозой. Они также знали, что их поддерживают тысячи и тысячи пользователей «Релкома», делая Сеть сильнее.
С первого дня путча Бардин думал о КГБ. Он был уверен, что спецслужбы следят за офисом «Демоса» и что наблюдение было установлено за несколько дней до того, как в воздухе запахло переворотом. Он даже видел одинокую фигуру, стоящую недалеко от входа в здание. Но КГБ не стал вмешиваться: его сотрудники не появились ни в офисе «Демоса» на Овчинниковской набережной, ни в вычислительном центре Курчатовского института. Впрочем, КГБ никуда не исчез. В последующие годы спецслужбы продолжали внимательно наблюдать за этим новым способом распространения и обмена информации. Наблюдали, но не могли до конца понять.
Сталин не хотел опускания железного занавеса
По словам стэнфордского историка Нормана Наймарка, в первые годы после Второй мировой войны Иосиф Сталин искал более гибкий геостратегический подход к продвижению советских интересов за рубежом. .
Мелисса Де Витте
Для многих историков, рассматривающих последствия Второй мировой войны, раскол Европы был неизбежен, потому что, по их мнению, советский лидер Иосиф Сталин стремился к тому, чтобы коммунизм захлестнул континент. Но историк из Стэнфорда Норман Наймарк с этим не согласен.
Норман Наймарк (Изображение предоставлено Родом Сирси)
По словам Наймарка, Сталин не планировал опускание железного занавеса в Европе. Вместо этого советский премьер стремился к более открытому и гибкому подходу к своей внешней политике даже в отношении соседних стран, таких как Финляндия, Польша и Чехословакия.
Но сталинская дипломатия так же часто терпела неудачу, как и преуспевала, сказал Наймарк, недавно опубликовавший новую книгу с переоценкой послевоенной внешней политики Сталина, Сталин и судьба Европы: послевоенная борьба за суверенитет .
И именно неудачи обрушили железный занавес.
Служба новостей Стэнфорда недавно поговорила с Наймарком, профессором Роберта и Флоренс Макдоннелл по восточноевропейским исследованиям в Школе гуманитарных и естественных наук, о его исследовании послевоенного порядка в Европе.
Какой была Европа после Второй мировой войны?
Европа была бедна, опустошена, полна перемещенных и недовольных людей, истощена морально, физически и духовно. Это было чем-то вроде чуда, что европейцы так быстро встали на ноги.
Как Сталин относился к Европе после Второй мировой войны?
Конечно, после войны Сталин смотрел на Европу глазами ультрареалиста, то есть видел возможности, которые он мог использовать для расширения и влияния. Но он также опасался втягивания Советского Союза в какие-либо столкновения с американцами и британцами на континенте. Таким образом, он часто препятствовал более радикальным целям европейских коммунистов.
Каковы были амбиции Сталина в отношении коммунизма в Европе в этот период?
Долгосрочные амбиции Сталина, несомненно, были связаны с распространением коммунизма по всему континенту. Он надеялся, что американцы выведут свои войска из Европы, вернутся к своей довоенной изоляционистской политике и предоставят ему максимальное пространство для маневра. Когда этого не происходило, он стремился продвигать интересы коммунизма, особенно в тех районах, которые находились под его контролем, но всегда с целью не вызвать противоречия с Западом вплоть до вовлечения в военный конфликт.
Что сделало 1948 и 1949 годы таким водоразделом в истории холодной войны и разделения Европы?
Произошло несколько важных – необратимых – событий, изменивших характер отношений между Востоком и Западом. Чехословацкий коммунистический государственный переворот продемонстрировал, что практически невозможно создать коалиционный режим между коммунистами и некоммунистами в демократических рамках. Блокада Берлина в 1948–1949 годах, за которой последовало создание западногерманских и восточногерманских государств в 1919 г.49, зацементировал растущее разделение Берлина и самой Германии. А участие Америки в выборах в Италии в феврале 1948 г. и основание НАТО в апреле 1949 г., среди прочего, означало, что США будут активным участником в вопросах европейской безопасности.
Можете ли вы привести пример того, как Сталин преуспел, а также как он потерпел неудачу в этих усилиях?
Сталин терпел неудачу так же часто, как и добивался успеха. Финляндия, например, оставалась свободной от коммунистического влияния на свою внутреннюю политику и смогла с помощью искусной дипломатии создать пространство для независимого развития. С другой стороны, Сталину удалось навязать Польше свою волю. Но также верно и то, что Польша была в некотором смысле обречена попасть под советскую гегемонию и коммунистическое правление, учитывая ее важное геостратегическое положение в Европе.
Вы наблюдали, как пережитки враждебности сохраняются между Соединенными Штатами и Советским Союзом в период после окончания холодной войны. Какое наследие оставил Сталин в международных отношениях сегодня?
Политика Сталина, несомненно, способствовала глубокому недоверию к намерениям Москвы после войны, в период холодной войны и продолжается по сей день. Американцам по-прежнему очень трудно заключать сделки с российскими диктаторами, даже когда это отвечает их интересам и интересам их союзников. Иногда я думаю, что Вашингтону трудно провести различие между личностью и политикой Владимира Путина и Иосифа Сталина. И все же различий легион.
После распада СССР родилась новая российская бартерная система: Planet Money: NPR
СИЛЬВИ ДУГЛИС, BYLINE: Это PLANET MONEY от NPR.
КЕННИ МЭЛОУН, ВЕДУЩИЙ:
Всего за последний месяц Россия стала самой санкционированной страной в мире. США и Европа уже ввели тысячи индивидуальных санкций, направленных против всего, от российских банков до ее предметов роскоши и даже водки.
ДЕЙВ БЛАНШАРД, ВЕДУЩИЙ:
Но, как мы уже говорили здесь ранее, реальная экономическая жизненная сила России состоит совсем не в этом. Огромную часть экономики России составляют нефть, природный газ и полезные ископаемые. И страны постепенно начинают вводить такие санкции.
МЭЛОУН: Вы знаете, суть санкций в том, что они заставляют нас смотреть на то, что на самом деле представляет собой экономика другой страны. И знаете, я думаю, что для многих из нас этот момент стал напоминанием о том, что российская экономика гораздо меньше похожа на диверсифицированную экономику Соединенных Штатов и гораздо больше на ресурсную экономику такой страны, как Саудовская Аравия.
Здравствуйте и добро пожаловать в PLANET MONEY. Я Кенни Мэлоун.
БЛАНШАРД: А я Дэйв Бланшар. Это не первый раз, когда мир вынужден чуть пристальнее присмотреться к реалиям российской экономики.
МЭЛОУН: Сегодня в сериале мы рассказываем историю последнего крупного события, к которому нам пришлось присмотреться поближе. И это выявило один из самых странных 10-летних отрезков в современной денежной истории.
(МУЗЫКАЛЬНЫЙ ОТрывок)
БЛАНШАРД: Когда Советский Союз был на пике своего развития в 20-м веке, именно этот большой блок государств с населением, превышающим население США, имел вторую по величине экономику в мире. Но все это было за знаменитым железным занавесом, поэтому то, как именно работала экономика СССР, оставалось загадкой.
МЭЛОУН: И я лично считаю полезным думать об экономике СССР в тот момент времени как об одной гигантской корпорации, состоящей из кучи дочерних компаний, которые, знаете ли, производят советские автомобили или запускают космонавтов в космос или запускать атомные электростанции. Но какие части экономики действительно создавали ценность, а какие предприятия казались успешными, но на самом деле их поддерживали — ну, такие вещи было трудно точно узнать.
БЛАНШАРД: Но потом в начале 90-х годов СССР распался, и у Запада появилась возможность получить более четкое представление о том, что именно происходило за железным занавесом. Одним из тех, кого прислали, был Барри Икес.
БЛАНШАРД: В то время я консультировал Всемирный банк по исследованию предприятий.
МЭЛОУН: Предприятия, как в бизнесе. Сейчас Барри возглавляет экономический факультет Пенсильванского университета, но в начале 90-х он был молодым профессором. Он изучал СССР, и когда он начал рушиться, Всемирный банк послал Барри встретиться с представителями всех видов предприятий бывшего Советского Союза, чтобы понять, как они справляются с переходом от коммунизма к капитализму.
БЭРРИ ИКЕС: В конце 1992 года я посетил одно предприятие. Это была компания, предприятие, занимавшееся обувным сектором. Они производили подошвы для обуви. Я имею в виду, что в Советском Союзе все было таким специализированным.
МЭЛОУН: Подошвы ботинок, может быть, верх ботинок — Барри точно не помнит. Но обувь, обувная фабрика.
БЛАНШАРД: Итак, вы можете просто описать, вы знаете, это — когда вы пришли туда, не могли бы вы немного рассказать нам о его офисе, как он выглядел?
ИКЕС: Ну, это было бывшее советское предприятие. Так что на всех советских фирмах кабинет директора предприятия выглядит одинаково. Знаете, у вас есть, типа, доски объявлений с известными работниками предприятия. Вы знаете, где-то должна была быть фотография Ленина, потому что от нее еще не избавились.
МЭЛОУН: Итак, Барри, обувная фабрика, 1992 год, возможно, стоит под фотографией В.И. Ленин. И он начинает разговаривать с начальником завода.
ИКЕС: Он тянет меня к окну и указывает на двор. А через двор это — типа, полквартала. А этот квартал — просто груда кирпичей. Он говорит, что это все мои сбережения. Знаете, это то, что я сделал, потому что кирпичи — людям нужны кирпичи. Я могу заплатить за это кирпичами.
БЛАНШАРД: Гораздо ценнее, чем стопка рублей в каком-нибудь хранилище.
ИКЕС: Да.
МЭЛОУН: Да. Более ценный, чем рубль, валюта Советского Союза, потому что, когда СССР рухнул, его рубль рухнул до такой степени, что в 1992 году кирпичи стали предпочтительным видом денег.
БЛАНШАРД: И эти кирпичи как деньги, Барри говорит, что это был лишь один из многих странных способов, которыми вела себя постсоветская экономика. Он дал нам этот другой пример.
ИКЕС: Было предприятие, производившее промышленные печи из бронзы, верно? И это предприятие было предприятием с золотой звездой. И Горбачев поехал туда и отдал предприятие — потому что оно зарабатывало валюту. Какое большое, эффективное советское предприятие.
БЛАНШАРД: За железным занавесом эта компания по производству бронзовых печей выглядела великолепно. Я имею в виду, они продавали эти печи из СССР. Они зарабатывали деньги.
МЭЛОУН: Ага. Выяснилось, что, возможно, в СССР хорошо умели делать бронзовые промышленные печи.
ИКЕС: Выяснилось, что они экспортировали эти вещи в Германию. Германия плавила печи и просто продавала бронзу, понятно? Так что это пример отрицательной добавленной стоимости, верно? Все остальное, что попадало в промышленную печь, было бесполезным, верно? — потому что стоимость бронзы стоила больше, чем цена, которую они получили за печь.
МЭЛОУН: Другими словами, этот маленький бизнес фактически был экспортером бронзы. И, честно говоря, было бы лучше просто экспортировать бронзу и не делать много работы, чтобы превратить ее в печь. Но это пример разрыва отношений между СССР и остальным миром и всех этих странных экономических искажений, происходящих за железным занавесом, которые теперь стали очевидными для таких людей, как Барри.
БЛАНШАРД: Другим примером, говорит Барри, была советская компания, производившая всемирно известные оптические линзы, например, для медицинского оборудования, камер, оружия. И люди думали: хорошо, теперь есть советский бизнес, который выживет в условиях рыночной экономики.
МЭЛОУН: И это были хорошие линзы, но когда люди посмотрели поближе, оказалось, что они были сделаны за гораздо большие деньги, чем кто-либо заплатил бы за них на мировом рынке. Итак, такие люди, как Барри, узнали, что да, СССР производил вещи, даже высокотехнологичные, но эти отрасли не были готовы конкурировать с компаниями по всему миру.
ИКЕС: Мы сравниваем это с эффектом циркового зеркала. Знаешь, ты смотришь на себя в цирковое зеркало, и ты выглядишь как Арнольд Шварценеггер, понимаешь?
БЛАНШАРД: Ага.
ИКЕС: Это советская экономика. Затем вы смотрите в настоящее зеркало. Вы говорите, о, мой Бог. Посмотри на меня. Я как этот не в форме неуч. Вот она, настоящая экономика. Вот что случилось.
МЭЛОУН: Что на самом деле происходило в СССР, как на самом деле выглядела экономика, так это то, что существовало несколько очень успешных отраслей, о которых мы знаем, — природный газ, нефть и горнодобывающая промышленность, вы знаете, добыча таких вещей, как бронза, которые могли в печи. И они субсидировали все другие забавные, захватывающие технические штучки, но не очень успешные, т.е.
БЛАНШАРД: Итак, когда распался Советский Союз, теперь все эти неуспешные отрасли конкурируют на рынке, и им нужно получать прибыль. И все как-то замирает. Если никто не хочет покупать ваши красивые, но смехотворно дорогие объективы для фотоаппаратов, то внезапно ваша компания лишится денежного потока.
МЭЛОУН: И у многих бывших советских компаний внезапно не стало денег и возможности платить друг другу, что возвращает нас к той обувной фабрике и той гигантской куче кирпичей, которую Барри видел в 1992.
БЛАНШАРД: Так где же он взял кирпичи?
ИКЕС: Я думаю, что кто-то не смог заплатить за него деньгами, и вместо этого он получил кирпичи.
БЛАНШАРД: Значит, они делают это вместо того, чтобы использовать рубль по какой-то причине. Почему, знаете ли, обычные бытовые предприятия сейчас не используют рубль?
ИКЕС: В начальный период трудности заключались в том, что у них не было дохода. Фирмы имели — просто не имели достаточных доходов.
БЛАНШАРД: Они не зарабатывали деньги. Они не зарабатывали рублей.
ИКЕС: Да. Так что некоторые фирмы просто держали кирпичи как средство сбережения.
МЭЛОУН: Кирпичи как средство сбережения. Это ключевая идея, потому что помимо проблем с денежными потоками российский бизнес также имел дело с инфляцией, но не просто, как обычная инфляция, гиперинфляция в данный момент.
БЛАНШАРД: Одна из основных причин заключалась в том, что в плановой экономике советской эпохи цены контролировались. И когда этот контроль над ценами был снят, когда распался Советский Союз, инфляция взлетела до небес. Через год, в 1992, инфляция в России составила 2500%.
МЭЛОУН: Это как если у вас есть один рубль и вы можете купить дюжину яиц, то через полгода вы сможете позволить себе только одно яйцо на свой рубль. Рубль обесценивался невероятно быстро.
БЛАНШАРД: Итак, для российского бизнеса это означало, что вы, вероятно, брали кирпичи в качестве оплаты вместо рублей, потому что они были лучшим средством сбережения.
МЭЛОУН: Итак, Барри говорит, что в начале 90-х в России этот вид бартерной экономики стал на удивление обычным явлением. Итак, предположим, что вы производитель обуви. Вам нужно купить немного кожи для вашего бизнеса.
ИКЕС: И вместо того, чтобы платить за кожу рублями, вы просто платите обувью. Теперь у кожевенной компании есть обувь, а кожевенная компания поставляет обувь для чего-то другого. Я имею в виду, обувь не помешала бы иметь, верно?
МЭЛОУН: Верно. Итак, обувь, кирпичи, что угодно — эти вещи стали чем-то вроде денег, а это значит, что стоит на секунду отступить, чтобы поговорить о том, что такое деньги, потому что деньги должны обладать этими тремя основными характеристиками. Во-первых, предполагается, что это средство сбережения, то, что день за днем стоит примерно одну и ту же сумму. Что-то вроде кирпичей определенно шло лучше, чем рубль в России в тот момент.
БЛАНШАРД: Вторая характеристика денег — деньги должны быть расчетной единицей. Например, вы можете присвоить значение. Вы можете вести записи.
МЭЛОУН: И компании, по-видимому, придумали, как превратить кирпичи в кожу в обувь.
БЛАНШАРД: Но характеристика денег № 3 — это, возможно, проблема для кирпичей, поскольку деньги — деньги должны обеспечивать легкое средство обмена.
МЭЛОУН: Ага. Например, компании могут таскать кирпичи, чтобы расплачиваться друг с другом, но никто не хочет таскать кучу кирпичей за деньги в продуктовый магазин, чтобы купить морковь. И в России это не было гипотетической проблемой.
БЛАНШАРД: Можете представиться? Расскажите нам, кто вы.
ВЛАДИСЛАВ ИНОЗЕМЦЕВ: Меня зовут Владислав Иноземцев (тел.). Я профессор экономики.
МЭЛОУН: Владислав родился в Советском Союзе, и он был в Москве в начале 1990-х, когда происходили все эти странные денежные дела. И он объяснил нам, что иногда компании платили своим работникам вещами, товарами.
ИНОЗЕМЦЕВ: Например, если вам платят, знаете, полотенца, водку, какую-то мебель, что угодно, вы можете просто предложить своим работникам, либо для личного потребления, либо они могут продать.
МЭЛОУН: Ну и конечно, кто не хочет полотенца и водки? Но нецелесообразно таскать коробки с полотенцами в продуктовый магазин, предполагая, что они даже примут ваши полотенца в качестве оплаты.
БЛАНШАРД: Итак, говорит Владислав, люди, которым платили полотенцами или чем-то еще, должны были найти способ продать эти полотенца.
ИНОЗЕМЦЕВ: Я, например, помню, что моя мама в то время жила по-белорусски (тел.). И я взял свою машину и ездил туда несколько раз в год. Так что у вас есть много рынков на обочине дороги, когда люди пытались продать постельное белье, полотенца и некоторые другие вещи только потому, что они получили это в качестве оплаты.
МЭЛОУН: Итак, вы едете навестить свою мать, а по улице видите — как они выглядят? Маленькие киоски или маленькие просто — люди ставят палатку?
ИНОЗЕМЦЕВ: Да, это были не маленькие палатки. На самом деле это были места, возможно, в 10 милях друг от друга с десятками палаток.
МЭЛОУН: Вы когда-нибудь останавливались за рулем и покупали что-нибудь в любом из этих мест?
ИНОЗЕМЦЕВ: Да. Да. Иногда. Они были дешевы, и это было довольно распространено.
МЭЛОУН: Но у тех людей, которые работали на фабрике или где-то еще, а затем им пришлось стать розничным продавцом, чтобы продавать постельное белье, у них было две работы. Мол, есть много неэффективности, которая передается по наследству.
ИНОЗЕМЦЕВ: Чрезвычайно, крайне. Это была очень неэффективная экономика.
БЛАНШАРД: Владислав говорит, что существует идея, что в определенных ситуациях хорошие деньги очень легко заменяют плохие деньги, то есть, если есть форма денег, которая лучше справляется с этими тремя денежными задачами, она естественным образом и быстро заменит плохие деньги.
МЭЛОУН: И в самом начале 90-х в России это происходило в реальном мире. Рубль превратился в плохие деньги. Полотенца и кирпичи были не идеальными, но в некотором смысле они были более выгодными деньгами.
БЛАНШАРД: После перерыва, улучшенная (ph) форма денег, которая также раскрывает суть российской экономики.
(МУЗЫКАЛЬНЫЙ ОТЗЫВ)
БЛАНШАРД: Один эксперт, с которым мы разговаривали во время исследования этой истории, сказал нам, что люди иногда называют Россию заправочной станцией с армией.
МЭЛОУН: Потому что, конечно, Россия добывает много нефти. Но в России также есть гигантская квазигосударственная энергетическая компания «Газпром». Это один из крупнейших производителей природного газа в мире, и это своего рода пережиток советской экономики.
БЛАНШАРД: И когда СССР начал открываться миру, «Газпром» стал одним из немногих предприятий, способных конкурировать на глобальном уровне. Он может продавать газ и зарабатывать реальные деньги.
МЭЛОУН: Барри Икес, экономист, свидетель больших куч советского кирпича, сказал нам, что, хотя «Газпром» должен стать глобальным игроком, ему все равно нужно быть одной из российских местных энергетических компаний. И вот в середине 19В 90-е годы это означало, что «Газпрому» приходилось вести дела со многими бывшими советскими компаниями, дела которых в то время шли очень плохо.
ИКЕС: Просто все имели дело с Газпромом. «Газпром» в некотором смысле похож на правительство. Все имели дело с Газпромом. И все эти предприятия, множество предприятий не могли оплачивать свои счета. Таким образом, долговые расписки развивались таким образом.
БЛАНШАРД: Долговые расписки — в середине-конце 90-х долговые расписки, настоящие бумажки, начали обращаться как еще одна альтернатива рублям.
МЭЛОУН: И эти долговые расписки, это не совсем то, с чем имеют дело обычные граждане. Это был еще один обходной путь для бизнеса.
БЛАНШАРД: Барри привел нам пример. Итак, скажем, есть завод, который производит станки, которые нужны «Газпрому».
ИКЕС: Станкостроительное предприятие поставляет станки Газпрому, потому что они нужны Газпрому для строительства трубопровода.
МЭЛОУН: Ага. Вот твоя труба — вот твоя арматура. Мы сделали их для вас. Ага.
ICKES: Трубопроводная арматура — Газпром расплачивается векселями на будущий природный газ.
БЛАНШАРД: Векселя — это долговые расписки. На самом деле их в России называют вескелями.
МЭЛОУН: Итак, опять же, у вас есть станкостроительная мастерская, а наличных по-прежнему нет. Но знаете, что у него есть после поставки фитингов? У него много газпромовских судов — долговых расписок.
ИКЕС: Теперь станок — мне тоже нужна сталь. Когда им приходится платить за сталь, вместо того, чтобы платить рублями, они расплачиваются долговыми расписками с «Газпромом».
МЭЛОУН: Верно.
ИКЕС: Поскольку газ нужен всем, все знают, насколько он ценен.
МЭЛОУН: Понятно. Итак, в конце этого срока — допустим, это вексель сроком на один год — кто бы ни держал этот вексель…
ИКЕС: Получает бензин.
МЭЛОУН: Они везут его в Газпром, и они точно получают газ?
ИКЕС: Они оплачивают счет за газ.
МЭЛОУН: Понятно.
БЛАНШАРД: И затем, после того, как Газпром начнет делать свою систему долговых расписок, это когда — что тогда произойдет?
ИКЕС: Затем практически все начинают использовать эти долговые расписки в качестве средства транзакций.
МЭЛОУН: Российские предприятия быстро разработали совершенно новую валюту. И вместо золотого стандарта долговые расписки Газпрома — вескели — стали газовым стандартом. Это был кусок причудливой бумаги, подкрепленный обещанием настоящего газа.
БЛАНШАРД: А потом куча других предприятий начала выпускать свои собственные долговые расписки, свои собственные вескели. Таким образом, компания могла оплачивать счета за электроэнергию, используя суда местной электростанции. Или они могли бы платить налоги, используя эти налоговые вычеты (ph) veskel вещи от правительства.
МЭЛОУН: Предприятия будут торговать вескелями или держать их на счетах своих компаний. И буквально бумажные вескели — были всевозможных цветов, форм и размеров.
БЛАНШАРД: Чтобы вы поняли, Владислав Иноземцев, который в то время руководил банком в Москве, даже у его банка были свои вескели.
ИНОЗЕМЦЕВ: Это была серо-голубая бумажка, типа, формата письма со всем этим, знаете, хорошей полиграфией.
МЭЛОУН: Хорошая печать, говорит он. Он был напечатан на фабрике, которая обычно печатала настоящие деньги.
ИНОЗЕМЦЕВ: А на обратной стороне бумаги вы видите, я бы сказал, шесть или десять мест, где вы можете написать, что я передаю это компании ABC Limited, и поэтому вы можете просто передать это много, много раз из одной компании в другую. А если места больше нет, можете прийти в наш банк…
МЭЛОУН: (Смех).
ИНОЗЕМЦЕВ: …А мы вам обменяем еще один, и вы сможете еще раз передать его в другую компанию.
БЛАНШАРД: Вы помните самую длинную цепочку передач, которую вы видели, например, сколько раз одна из этих вещей проходила через руки разных людей?
ИНОЗЕМЦЕВ: Сорок, 50, легко.
БЛАНШАРД: Ничего себе.
МЭЛОУН: Это невероятно.
ИНОЗЕМЦЕВ: Это была ежедневная практика.
БЛАНШАРД: Владислав говорит, что была одна странная вещь, когда вескель его банка непреднамеренно выглядел очень похожим на газпромовский.
ИНОЗЕМЦЕВ: И вот были какие-то, знаете, какие-то коллизии, когда кто-то брал наши векселя, что было очень похоже на «Газпром», потому что это было другое название компании, а оформление было такое же.
МЭЛОУН: Кто-нибудь приходил в ваш банк и говорил: «Эй, вы должны нам миллион долларов», а вы такие: «Нет, нет, нет?»
ИНОЗЕМЦЕВ: (Смех) Да, да.
МЭЛОУН: Нет, Газпром должен вам миллион рублей.
ИНОЗЕМЦЕВ: Да, было иногда — да — так и было.
МЭЛОУН: Итак, это была еще одна эволюция в цепочке хороших денег, заменяющих плохие деньги в России.
БЛАНШАРД: Итак, были все эти разные вескели, которые были хорошими деньгами. И часто вескель, который становился доминирующим в конкретном регионе, был привязан к какой-либо отрасли, вокруг которой был построен этот регион. Итак, вы знаете, в горнодобывающем районе это был вескель от алмазной компании.
МЭЛОУН: В сибирском каучуковом городке это будет вескель шинной компании.
БЛАНШАРД: И, конечно же, газпромовское судно. И это было ценно везде в России, потому что подумайте о том, что представляет из себя эта бумага Газпрома с точки зрения трех характеристик денег.
МЭЛОУН: Ага. Во-первых, судно «Газпрома» было отличным средством сбережения. Это было подкреплено фактическим газом, относительно стабильным товаром.
БЛАНШАРД: Во-вторых, средство обмена — я имею в виду, что было намного проще подписать оборотную сторону долговой расписки, чем принести, знаете ли, кучу кирпичей в продуктовый магазин или куда-то еще.
МЭЛОУН: И номер три, расчетная единица — если каждый бизнес знает о газе и использует его, то не обязательно трудно вести бизнес в валюте, которая по сути является газом.
БЛАНШАРД: Ага. А в какой-то момент в 90-х крупнейшие российские компании вели около 70% своего бизнеса, используя бартер и другие неденежные платежи, такие как газпромовские суда.
МЭЛОУН: Ага. Российские предприятия как бы заново изобрели деньги — эти вескели, эти векселя.
Опять же, Барри Икес из Penn State.
ИКЕС: Это как частные деньги, потому что они обеспечены — это претензия на товар.
МЭЛОУН: А — как теневое правительство в теневой валюте.
ИКЕС: Для некоторых — это очень хороший способ подумать об этом.
БЛАНШАРД: Почему Россия до сих пор не использует просто векселя Газпрома в качестве денег? Похоже, это было… это функционировало как обычная денежная система.
ИКЕС: Да. Но это полезно только в промышленном секторе, где люди, знаете ли, покупают много природного газа. Кроме того, у вас не может быть банковской системы. Подумайте о своих книгах. Подумайте о финансовых книгах предприятия. Знаешь, если ты когда-либо хотел что-то сделать, ты ничего не можешь сделать. У вас есть долговые расписки на все эти разные товары. Как выглядит ваш баланс?
БЛАНШАРД: Этот странный период в России, этот постсоветский бартер и экономика долговых расписок — по большому счету он был очень коротким. Он продлился менее десяти лет. Там была куча факторов. Но в целом по мере стабилизации России российский рубль в конечном итоге также стабилизировался. И, честно говоря, вся эта система была довольно подвержена коррупции, и бизнес, как вы знаете, не наживался на этих долговых расписках. Так что когда рубль стал более стабильным, он просто стал более эффективной формой валюты для всех. И так круг замкнулся — рубль сам стал хорошими деньгами на смену плохим деньгам.
МЭЛОУН: И одна из причин, по которой мне нравится сообщать о деньгах, заключается в том, что во многих случаях, и не всегда, но во многих случаях, они раскрывают те реалии, которые мы иногда просто не замечаем, или, может быть, забываем, или, возможно, нас обманывают. намеренно введен в заблуждение. И в этом случае, как и во всей этой истории, деньги продолжают говорить нам одно и то же, а именно, что по своей сути Россия является ресурсной экономикой. И когда мы говорим о санкциях и точках экономического давления, просто важно помнить, что Россия была и в основном всегда была заправочной станцией с армией.
(ЗВУК ИЗ «TAILWIND» EAMONN PATRIC DOWNES AND MARK COUPE’S)
MALONE: Если вы хотите узнать больше о том, как переход от Советского Союза к России формирует ландшафт сегодня, я не могу рекомендовать достаточно последнюю Информационный бюллетень PLANET MONEY от моего коллеги Грега Розальского.