Содержание
Первый Рюрикович – Игорь Старый…
Поскольку прижизненных портретов Игоря не сохранилось, художники вольны в своих фантазиях
На заре X века юное, только что созданное Древнерусское государство, успевшее пережить за каких-то 50 лет, с 862-го по 912 год, эпическую смену столиц (северного Новгорода на южный Киев), смерть двух вождей (Рюрика и Олега), консолидацию окрестных славянских племен и земель, победоносную войну с могучей империей – Византией, постепенно вступало в новый этап своего развития. Настала пора привести в надлежащий порядок внутреннее устройство Русской державы, наладив твердые отношения между Центром и окраинами, власть имущими и простолюдинами, князем и подданными. Следовало, помимо того, отчеканить и фамильно-династическую цепочку Рюриковичей, которые правили Червонной Русью «по факту», а должны были править также по традиции и закону. Подобное бремя легло на плечи третьего варяжского князя — Игоря Рюриковича, обретшего прозвище Игоря Старого.
Именно он и стяжал лавры основателя дома Рюриковичей, ибо, приключись с ним в детстве какое-нибудь несчастье, вещему Олегу довелось бы передать бразды преемнику – совсем не обязательно родичу трех норманнских братьев, пришедших на новгородские приволья осенью далекого 862 года.
Но судьба оказалась милосердной, и прямой потомок Рюрика поднялся в зрелом возрасте на княжеский Олимп, продолжив династию воинственного отца.
МЫ ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ НАСТУПАЕМ…
Так уж часто случается по смерти сильных вождей: покоренные этносы и угнетенные сословия начинают пробовать на зубок очередного хозяина, его нрав, его возможности. Авось, полегчает. «Современники и потомству, — размышлял в своей «Истории Государства Российского» Николай Карамзин, — требуют величия от наследников государя великого или презирают недостойных». Первым решило испытать судьбу племя древлян, укоренившееся в лесной зоне к западу от Киева (по густым древесным зарослям и нарекли сей славянский народ древлянами). Взбунтовавшиеся вольнолюбцы отказались платить дань княжеским слугам. И в 914 году Игорь предпринимает «экспедицию» в земли непокорных соседей. Вероятно, в этой брани против многочисленных и задиристых повстанцев участвовала не только дружина, состоявшая, главным образом, из наемных варягов.
Князь наверняка подверстал к ответственному делу и вспомогательных воинов «от сохи» — крестьян и ремесленников («посоху»). Мятежники были рассеяны, и гордый триумфатор, гласит «Повесть временных лет», «победив деревляны, возложи на ня дань болши Олговы (больше той, что брали при Олеге – Я. Е.)». А Олег, как помним, обременял тамошних обывателей, с учетом лесистого облика их малой родины и охотничьего характера их трудовых занятий, поставкой дорогих пушных шкур – «по черне куне» (по черной кунице) с «дыма», то есть с дома.
Следующим камнем преткновения стали уличи, срубившие свои жилища в низовьях Днепра, возле города Олешье (затем – Алешки). Здесь бойцы Игоря Рюриковича встретили нешуточный отпор. Княжий воевода долго, на протяжении трех лет, не мог сломить защитников бревенчатой крепости Пересечена и взял ее лишь блокадным измором. Но и это не решило проблему: строптивые уличи откочевали с днепровских лиманов, перебравшись в плодоносное междуречье Буга и Днестра. Однако сей порыв к свободе вряд ли облегчил жизнь несговорчивой славянской фратрии: великая водная дорога из варяг в греки была уже в полном владении киевского князя и выручаемые от торговли солидные средства позволяли успешно осваивать прилегающие территории.
Довольно скоро район, населенный уличами, вновь вошел в пределы Червонной Руси.
По подавлении сепаратистских – выражаясь современным языком – тенденций повелитель обратил свой взор на прибыльную магистраль из «варяг в арабы». Уроки, преподнесенные Игорю в Олеговой военно-политической «школе», учили трезвому анализу и безотлагательным действиям. Русам было известно о цветущих городах на Каспийском море, где славянские «гости» не всегда чувствовали себя уверенно и благоустроенно. Сюда, однако, мчались по Волге бессчетные коммерческие корабли. Здесь утопал в роскоши город Дербент – опорный пункт арабского влияния на Северном Кавказе. Эти широты и долготы влекли отечественных искателей приключений и любителей острых ощущений в самые разные эпохи – достаточно упомянуть о веселых разинских путешествиях «за зипунами» при царе Алексее Михайловиче. Окончательно земли вокруг Дербента оказались под русской короной в XVIII веке – после Персидского похода Петра I во владения шаха Тохмаса.
В X столетии ситуация, само собой, разнилась с позднейшими временами. На пути к Кавказу высокой стеной стоял Хазарский каганат, не заинтересованный в проникновении туда хозяйственных конкурентов. Но у хазарских правителей имелись свои торговые споры с дербентцами и обитателями прикаспийских областей. И они готовы были подорвать их могущество славянскими руками – понятно, за приличное (славянское же!) вознаграждение. Когда-то в прошлом хазары пропускали русские войска и корабли, сражавшиеся против кавказцев и персов (иранцев). Нечто подобное произошло в 914 году, при князе Игоре.
До 500 вместительных русских судов (по сотне человек на каждом), пройдя Черное и Азовское моря, вошли в устья Дона. На переговорах с хазарской знатью воеводы попросили беспрепятственного прохода к Каспию. Согласие было дано на весьма строгих условиях: русские обязывались на обратном пути вручить владыкам Итиля половину своей боевой добычи. Ударили по рукам. Флотилия поднялась в верховья Дона до его излучины, где находилась тогда хазарская фортеция Саркел и где раскинулась сейчас казачья станица Качалинская.
Ладьи волоком, по деревянным каткам, перетащили на Волгу и по ее глади двинулись к теплому Каспию. Разгрому и расхищению подверглось все приволжское и прикаспийское побережье. Игоревы дружины действовали — в духе той жестокой поры – напористо и бкспощадно. Арабский историк аль-Масуди живописал эти налеты славянских ратей: «Их полки отправились в Гилян, Дейлем, Табаристан, Абескун на гурганском берегу, а также в область нефтяных источиков и в Азербайджан, потому что ключевой его центр отстоит от моря всего на три дня пути. Пришельцы проливали кровь, брали в полон женщин и детей, захватывали имущество, распускали повсюду отряды всадников, уничтожали и жгли дома. После битв они удалялись на острова близ нефтяных источников — в нескольких милях от тех мест». Кавказцы задумали ответные тактические меры. Ширванский шах Али собрал суда и устремился к островам. Но русских не подвели бдительные дозоры. Мореходные ладьи спешно развернулись на просторах Каспия. Безжалостная корабельная схватка завершилась русской победой.
Рати повернули обратно. На Волге произошел транзитный расчет с хазарами: они получили причитающуюся им трофейную долю. Но потом разыгралась неприятная, драматическая сцена. Хазарские мусульмане, разгневанные смертью своих кавказских единоверцев, потребовали от царя нанести по русам немедленный удар. Правитель не смог предотвратить этого выпада, но успел отправить славянам тревожное предупреждение. Трудно объяснить, почему оно не мобилизовало русских. В низовьях Волги вспыхнула кровавая конная сечя и русы потеряли множество воинов. Их пятитысячные остатки бежали на север, где оказались под мечами буртасов и камских булгар…
ЕСЛИ НА ГОРУ ЗАЛЕЗТЬ И В КУРУ КИДАТЬСЯ…
Последний поход на Каспий произошел где-то в 944 или 945 году. Возможно, что самого Игоря Рюриковича в тот момент уже не было в живых. Любопытные свидетельства об этом «марше» оставил некто Ибн-Мискавейх – ученый перс, писавший по-арабски. Его историческая «Книга испытания народов и осуществления заданий» охватывает отрезок до 980-х годов, а просвещенный автор умер в 1030-м, в эпоху русского князя Ярослава Мудрого — правнука Игоря Старого.
На сей раз, сообщает Ибн-Мискавейх со слов очевидцев, русы обрушились на столицу так называемой Кавказской Албании – город Бердаа неподалеку от реки Куры (на ее притоке Тертере). Минута выдалась на редкость удачной: провинциальный начальник Марзубан ибн-Мухаммед увел свое воинство в Сирию и легковесно оголил тылы. Гарнизон сдался без ощутимого сопротивления. Ратники ворвались на городские улицы, но не трогали «мещан», а объявили им, что требуют покорности в обмен на мир и защиту. Вероятно, такой поворот не обрадовал патриотичных аборигенов, и они учинили бунт. Славянам пришлось применить боевое оружие, и город наполнился убитыми и ранеными. Уцелевшие выкупали свою жизнь, и армия вторжения снабжала горожан, плативших дань деньгами и вещами, куском глины с особой печатью – некоей гарантией от дальнейших реквизиций. Между тем, правитель ибн-Мухаммед, проинформированный о чужеземной атаке, вернулся на родину, но выбить неприятеля из Бердаа не сумел. Но и русские терпели муки затяжной осады.
Вспыхнул мор – возможно, от тайной женской отравы. Подорванные болезнями и стычками, ослабленные гибелью своего воеводы, дружинники задумались о неизбежной ретираде. Поздней ночью, прихватив обильные трофеи, русы ударили по противнику, прорвались к Куре и, подняв на ладьях паруса, отплыли восвояси…
Подобные брани были тяжелыми и несладкими, но не грозили русским областям ни мстительными бросками вражеских ратий, ни тем паче опасностью национального закабаления. Нет даже подлинных доказательств того, кто организовывал походы в юго-восточную сторону – киевский двор или какие-то самозваные варяжско-славянские ватаги. Однако со степного востока подул уже «ветер перемен», причем довольно суховейный. Из загадочных полынных степей в раскинувшееся у русских границ Дикое поле нагрянул кровожадный тюркоязычный кочевой народ – печенеги (родственники торков и половцев). За век до того они обитали между реками Яиком (Уралом) и Волгой. Но затем их соседи, хазары (плечом к плечу с племенем узов) стали теснить печенежские кочевья, а те, в свою очередь, «подвинув» из южнорусских степей мадьяр (венгров), оккупировали обширное пространство от Дона до Дуная (кроме их устьев).
Красочная деталь: печенеги делились на «колена», и каждое из них пользовалось строго очерченной зоной для скотоводства.
Названия колен изменялись в зависимости от имени нового хана (князя). Княжеская власть, правда, не была безграничной – во всех отдельных «фратриях» она принадлежала неким элитарным родам, но периодически – внутри них – переходила от семьи к семье. Немалую роль играл общий сход – коментон. О печенегах, естественно, слышали и в Европе. Греческие литераторы нарекли их патцинаками. Германцы (Дитмар Брунон) – Pezineigi или Pezenegi. В польских хрониках их окрестили – Pincenakiti или как-то вроде этого. В венегерских рукописях встречаются названия Bessi, Bysseni, а еще чаще Besenyo. Арабы именовали области, облагодетельствованные печенегами, Баджнаком. Известности сего племени способствовал и торговый фактор. С X столетия удалые степняки выступали посредниками между Византией, Русью и Хазарией.
Печенеги обладали всеми необходимыми для жестокой борьбы за существование морально-физическими свойствами и качествами.
Они не пахали земли, не ведали ремесел, не строили постоянных домов, но делали подвижные шатры (шалаши, кибитки, вежи). Когда на лугах истощалась трава, кочевники переносили свои нехитрые жилища в другое место и оставались там, пока хватало зелени. По словам беллетристки Александры Ишимовой, печатавшей свои книги более полутораста лет назад, печенежские лошади славились исключительной быстротой, да и сами наездники, если доводилось спешиваться, бегали не хуже коней («по рекам же умели плавать почти как рыбы»). Все это содействовало степным варварам, вооруженным копьями, луками и стрелами, в искрометных нападениях на соседей, захвате их в плен и спасении — при нужде – от резвой погони. Иногда печенеги нанимались на службу к ближним народам и тогда, понятно, вытворяли все, что им заблагорассудится. Заняв Дикое поле, все восемь орд взяли под прицел оба днепровских берега, угрожая самым плодородным русским землям, включая стольный Киев. Южный участок водной магистрали из варяг в греки попал к степнякам, и они контролировали уже переезд через днепровские пороги.
Пройти к Черному морю можно было отныне, только заплатив дань печенегам или прорвавшись на юг силой. Это изменило всю внешнюю конфигурацию русского политического курса. Ведь и византийские кесари, правившие в Константинополе, мгновенно осознали выгоды сложившейся обстановки. Их августейшим умам печенеги казались потенциальным орудием искусных интриг и многоходовок. В районе Северного причерноморья утекли богатые дары и мешки с золотом: греки начали заигрывать с ханами ради «обуздания» своих заклятых врагов – венгров, болгар и русских. Это продолжалось около 150 лет – вплоть до 1060-х годов, когда печенеги были разгромлены вчистую и схлынули с Русской земли.
А пока… Византийцы удовлетворенно потирали руки. Они уже «позабыли» о мирном договоре с князем Олегом и почти не считались с удобствами славянских купцов в Царьграде. Императорские вельможи полагали, что русам не удастся в обозримом будущем совершить военный поход, равный по размаху и успеху боевому броску вещего Олега в 907 году.
БЫЛИ СХВАТКИ ВПРЯМЬ ЛИХИЕ…
В Киеве рассуждали иначе. Если, решили в княжеском тереме, не одернуть византийцев тотчас, они вообще перестанут считаться с русскими интересами на Черном море. А это резко обесценит пользование протяженнейшей речной дорогой из варяг в греки. Игорь подготовил мощную ладейную флотилию, оснастил дружину и «посоху» и, условившись о мире с печенежскими ханами (которые видели разногласия среди греческих стратигов и остереглись чересчур тесно сотрудничать с ними), направил свои рати на Византию. «Повесть временных лет» фиксировала: «В лето 6449 (941). Иде Игорь на греки. И послаше болгаре весть ко царю (императору – Я. Е.), яко идуть Русь на Царьград, скедий (кораблей – Я. Е.) 10 тысящ. Иже придоша, и приплуша (приплыв – Я. Е.), и почаша воевати Вифаньские страны (Вифинскую область – Я. Е.), и воеваху по Понту (Черноморью – Я. Е.) до Ираклии и до Фафлогоньски земли (Пафлагонии – Я. Е.), и всю страну Никомидийскую (ныне город Измит – Я.
Е.) попленивше, и Суд весь пожьгоша… Много же святых церквий огневи предаше, монастыри и села пожьгоша, и имения (богатства – Я. Е.) немало от обою страну (отовсюду – Я. Е.) взяше…»
События, разумеется, нарастали, как снежный ком. Кремонский епископ Лиудпранд, дважды (в 949 и 968 годах) посещавший Константинополь в ранге дипломата, писал в книге «Возмездие» о трудных днях византийского двора. В резиденции царила настоящая паника: император Роман Лакапин (по определению историка Алексея Шишова, «знаменитый воин и слабый государь») круглые сутки терзался из-за отсутствия хороших судов. Флот (вот не сработала разведка!) дрался на краю света с сарацинами, как называли в Европе арабов, потреблявших в пищу деликатесы из саранчи. Внезапно Роману доложили, что найдено 15 полуполоманных «хеландий», что брошены частными владельцами по ветхости и непрочности. Кесарь оживился и повеселел. Призвав к себе корабельных плотников, он воскликнул: «Спешите во всю мочь и наладьте хеландии.
Надлежит расставить там огнеметные машины – не только на носу, но на корме и по бортам!»
Над воскресшими из пепла судами был поставлен опытный и знатный полководец («патрикий») Феофан Протовестиарий. «Укрепив себя постом и слезами», он встретил славянские ладьи у Искреста (Фарос) – близ высокой каменной башни-маяка, возведенной на скале чуть севернее Босфорского пролива. Здесь грянуло одно из величайших морских сражений раннего средневековья. Очевидцы рассказывали, что волны едва-едва перекатывались по бескрайней равнине: стоял удивительный штиль. Это как будто благоприятствовало русским: Игоревы парусно-гребные ладьи могли свободно маневрировать на веслах. Но такая оценка оказалась поверхностной и иллюзорной. Безветрие – с учетом особых технических свойств «греческого огня», выбрасываемого из огнеметных машин, — сослужило русам самую печальную службу. Если бы началась качка, ромейцы попросту не смогли бы добросить свои смертоносные глиняные сосуды до неприятельских кораблей.
Штиль же предоставил им сию уникальную возможность.
В сторону русских полетело горючее вещество, являвшееся важнейшим государственным секретом Византийский империи, — адская смесь из смолы, серы, селитры и нефти. Это «швырялось» в емкостях, это выпускалось под давлением через длинные медные трубки. Загорелись суда, заполыхала сама водная гладь. Тушить такое пламя было нечем – требовались специальные химические растворы, которых тогдашняя наука не знала, не ведала. Княжеские воины стали прыгать в воду: некоторые, обремененные тяжелыми панцирями и шлемами, сразу шли ко дну, а державшиеся на плаву погибали от огня даже среди волн. Спаслись только бежавшие на берег. Они с содроганием делились потом своей страшной памятью: «Якоже молонья (молния – Я. Е.), рече, иже на небесех, греци имут у собе, и се пущающе же жагаху (сжигали – Я. Е.) нас, сего ради не одолехом им (почему мы и проиграли грекам – Я. Е.)». А византийские хеландии остались недосягаемыми для русских лучников и тех ладей, которые хотели взять их на абордаж.
Но часть Игорева флота сумела отойти к мелководью у берегов Малой Азии. Там «объемные» греческие суда не могли пускать огонь из-за своей глубокой осадки. Да и на борту русских кораблей было еще изрядное число крепких парней. Они, пешие и конные, высадились на сушу и опять приступили к боевым действиям в городах и селениях. У береговой линии шли непрерывные стычки между враждебными кораблями. Греки вновь попали в пиковое положение и лихорадочно искали выход. Кесарь Роман двинул в угрожаемые местности две армии – отборную пехоту и легкокрылую кавалерию под руководством патрикия Варды Фоки и «силы быстрого реагирования» во главе с доместиком (командующим) Иоанном, отличившимся на полях Сирии. Эти «мужи» заставили славянских воинов отступить на свои суда. Русских выручало мелководье: ни с моря, ни с берега супостаты не решались одолеть Игоревы рати. Тем не менее, вечно это продолжаться не могло.
ЭПИЛОГ
Осенью, в сентябре, на русских ладьях стали иссякать запасы продовольствия и пресной воды.
Надо было срочно пробиваться домой, на север, для чего воеводы выбрали темную, ветреную, ненастную ночь. Подняли якоря, вышли в открытое море и взяли курс на Фракию, где располагались конные дружины самого Игоря Рюриковича. (Он, кстати, наблюдал за летним морским боем у маяка Искреста-Фароса, но помочь своим гибнувшим «скедиям» был не в состоянии). Теперь же ситуация ухудшилась до невозможности.
Из арабского далека благополучно вернулся весь императорский флот — транспорты, дромоны, триеры и прочие «посудины». Сию армаду вел неутомимый патрикий Феофан Протовестиарий, который бдительно следил за малейшим русским движением. Погоня закончилась второй кровавой битвой – у берегов Фракии. И по воздуху – из длинных медных труб – летел испепеляющий и всепожирающий дьявольский огонь. Остатки русских отрядов стремительно эвакуировались на север. Греки захватили массу пленных. Их пригнали в Константинополь, где в присутствии иностранных послов и посланников обезглавили всех до последнего.
А храброго Феофана, осыпанного наградами и милостями, удостоили почетного придворного титула паракимомена.
Щита на вратах Цареграда не получилось. Князь Игорь сознавал, что война проиграна – и прежде всего, по его собственной вине. Подготовка была ненадлежащей, полководцы не учли сообщений вездесущих лазутчиков. Но в то же время русские видели: победа греков проистекала не из доблести солдат или каких-то воинских умений командиров и подчиненных, а из технического и технологического превосходства, из более высокого цивилизационного уровня древнего ромейского народа. С этим предстояло драться не на жизнь, а на смерть. И в Киеве озаботились очередным походом на заносчивую Византию.
Последний из рода Рюриковичей: Негрозный сын грозного отца
17 января 1598 года в Москве скончался последний государь из рода Рюриковичей, Царь Феодор Иоаннович. Династия Рюриковичей сыграла величайшую роль в истории России
Дом Рюриковичей получил историческое задание, историческое предназначение — создать Русское государство.
Он с этой задачей справился: преодолел феодальную раздробленность, сформулировал доктрину Москвы как Третьего Рима, основал Самодержавное царство
Он с этой задачей справился: преодолел феодальную раздробленность, сформулировал доктрину Москвы как Третьего Рима, основал Самодержавное царство— так пишет об исторической миссии Рюриковичей Л. П. Решетников. Он напомнил, что
это было Божье задание, так его понимали Рюриковичи, и они его выполнили. Царь Иоанн Васильевич Грозный, эта грандиозная личность, уже предчувствовал, можно сказать, прозревал новое задание, ещё полностью не осмысленное, но уже беспокоившее его ум и сердце. В определённом смысле Иоанн Грозный опережал свое время, опережал своих современников, прежде всего элиту Московского царства. Элита, добившись закрепления своего положения, улучшения материальной его стороны, постепенно втянулась в решение задач другого уровня — обеспечение личного благосостояния, личных амбиций. Это плохо сочеталось с идеалами Святой Руси, со служением Богу. Апостасийные тенденции всё более охватывали правящий класс, проникая оттуда в народ, соблазняя и развращая его.
Маловерие, а иногда отход от Бога привели к потере понимания исторических задач, исторической миссии, Божьей Воли о России. Трагедия Иоанна Грозного заключалась в том, что он видел продолжение развития исторической миссии России, но повести за собой правящий класс не мог, так как тот эту миссию выполнять не хотел, замкнувшись на своих узкоэгоистических интересах.Напомним, что Иоанн Грозный скончался 18 (28) марта 1584 года. Его наследием стали не только великие победы, но и великие неудачи: Ливонская война была фактически проиграна, Ям, Копорье и Ивангород переходили к Швеции вместе с прилегающей к ним территорией южного побережья Финского залива, страна была разорена, а северо-западные районы обезлюдели. В Москве боярская элита не чувствовала себя в безопасности. От царского гнева никто из её представителей не был застрахован. В таких условиях скончался Царь Иоанн Грозный, и на престол вступил Царь Феодор Иоаннович, который коренным образом отличался от своего отца.
Историк С. М. Соловьев описывал распорядок дня Царя Феодора:
Обыкновенно встаёт он около четырёх часов утра. Когда оденется и умоется, приходит к нему отец духовный с Крестом, к которому Царь прикладывается. Затем крестовый дьяк вносит в комнату икону Святого, празднуемого в тот день, перед которой Царь молится около четверти часа. Входит опять священник со святою водой, кропит ею иконы и Царя. После этого Царь посылает к Царице спросить, хорошо ли она почивала? И чрез несколько времени сам идёт здороваться с нею в средней комнате, находящейся между его и её покоями; отсюда идут они вместе в церковь к заутрени, продолжающейся около часу. Возвратясь из церкви, Царь садится в большой комнате, куда являются на поклон бояре, находящиеся в особенной милости. Около девяти часов Царь едет к обедне, которая продолжается два часа… После обеда и сна едет к вечерне… Каждую неделю Царь отправляется на богомолье в какой-нибудь из ближайших монастырей.
На основе таких данных делался абсолютно ложный вывод о чуть ли не «слабоумии» Царя Феодора Иоанновича.
Но вот что писал о нём публицист XVII века Ивана Тимофеева:
Своими молитвами Царь мой сохранил землю невредимой от вражеских козней. Он был по природе кроток, ко всем очень милостив и непорочен и, подобно Иову, на всех путях своих охранял себя от всякой злой вещи, более всего любя благочестие, церковное благолепие и, после священных иереев, монашеский чин и даже меньших во Христе братьев, ублажаемых в Евангелии самим Господом. Просто сказать — он всего себя предал Христу и всё время своего святого и преподобного царствования; не любя крови, как инок, проводил в посте, в молитвах и мольбах с коленопреклонением — днём и ночью, всю жизнь изнуряя себя духовными подвигами… Монашество, соединённое с царством, не разделяясь, взаимно украшали друг друга; он рассуждал, что для будущей жизни одно имеет значение не меньше другого, являясь нераспрягаемой колесницей, возводящей к небесам. И то, и другое было, видимо, только одним верным, которые были привязаны к нему любовью.
Извне все легко могли видеть в нём царя, внутри же подвигами иночества он оказывался монахом; видом он был венценосцем, а своими стремлениями — монах.У нас часто любят утверждать, что, дескать, русский народ любит и помнит жёстких, даже жестоких, правителей, а добрых и милостивых считает слабыми и презирает. Это идеология была внедрена в сознание нашего народа в безбожное советское время, когда под силой понималась жестокость, а под слабостью милосердие, когда человек воспринимался не как венец творения Божия, а как «винтик» «великой» государственной машины. Примеры Царя Феодора Иоанновича, на котором завершилась Династия Рюриковичей, и пример Императора Николая II, на котором завершилась Династия Романовых, полностью опровергает это представление.
Мы знаем, что отцом Царя Феодора был государь Иоанн Васильевич Грозный, действительно много сделавший для величия Российского царства. Однако прославлен в лике святых был не он, а его сын, «слабый» Феодор. Мы знаем, что отцом Императора Николая II был могучий государь Александр III.
Но святым мучеником был прославлен его сын. Это свидетельствует о том, что совесть народная, хранительницей которой является Православная Церковь, всегда ставила духовный подвиг и духовное подвижничество выше земных добродетелей правителей. При этом, как правило, оказывалось, что так называемые слабые правители сделали для своего народа гораздо больше, чем «сильные». Те больше думали о государстве, «слабые» же — о Боге и людях. Однако и для государства Российского Царь Феодор Иоаннович сделал немало: Россия укрепилась на Балтике, победив Швецию в войне 1590-1595 гг. По Тявзинскому мирному договору 1595 года Швеция вернула России города и районы Новгородской земли, захваченные во время Ливонской войны: Ивангород, Корелу, Копорье и Ям.
В первые годы царствования блаженного Государя продолжилось масштабное освоение Сибири, были основаны города: Белый город, Обдорск (Салехард), Сургут и Тары на реке Иртыш. В 1586 году основан острог Тюмень на месте татарского города Чимги-Тура, взятого Ермаком в 1581 году.
В 1587 году отряд казаков под командованием Данилы Чулакова основал город Тобольск. У южных рубежей страны были заложены сторожевые крепости Самара и Воронеж. В 1589 году на Волге был основан острог Царицын. Летом 1590 года, исполняя именной указ Царя Феодора, самарский воевода князь Г. О. Засекин и служилый человек Ф. М. Туров совершили закладку города-крепости Саратова. В июне 1591 года была отбита у стен Данилова монастыря последняя в истории России атака ордынского войска (хана Казы-Гирея) на Москву.
Хроники Царьграда: А Грозный ли Иван?
В 1586 году грузинский царь Александр обратился к Царю Феодору Иоанновичу с тем, чтобы он принял Иверию под свое покровительство. Спустя два года митрополит Иов отвечал царю Александру, что русский Царь «землю твою Иверскую взял в свое царское достояние под свою руку».
Договор с Грузией, по которому последняя признала подданство русскому Царю, был заключён, по всей видимости, в 1587 г. Царь и Патриарх неоднократно посылали в Грузию материальную помощь и духовные послания.
В период правления Царя Феодора Иоанновича хозяйственная жизнь страны постепенно пошла на подъём, удалось преодолеть тяжёлые последствия экономического кризиса 1570–80-х гг. и неудачной Ливонской войны.
Смерть Царя Феодора Иоанновича воспринималась современниками как настоящая катастрофа, как предвестие худших бед России:
Солнце померче и преста от течения своего, и луна не даст света своего, и звезды с небеси спадоша: за многи грехи християнския преставися последнее светило, собратель и облагодатель всея Руския земли государь царь и великий князь Фёдор Иванович…
Как отмечает Д. М. Володихин:
Обращаясь к прежнему царствованию, летописец вещает с необыкновенной нежностью: «А царствовал благоверный и христолюбивый Царь и Великий Князь Феодор Иванович.
.. тихо и праведно, и милостивно, безмятежно. И все люди в покое и в любви, и в тишине, и во благоденстве пребыша в та лета. Ни в которые лета, ни при котором Царе в Руской земли, кроме Великого Князя Ивана Даниловича Калиты, такие тишины и благоденства не бысть, что при нём, благоверном Царе и Великом Князе Феодоре Ивановиче всея Руси.По свидетельству Патриарха Иова, в предсмертном томлении Царь беседовал с кем-то незримым для других, именуя его великим Святителем, а в час кончины его, по преданию, ощущалось благоухание в палатах Кремлёвских. Сам Патриарх совершил таинство елеосвящения и причастил умирающего Царя Святых Христовых Таин.
Память святого Царя Феодора Иоанновича совершается в день его преставления 7 (20) января и в неделю перед 26 августа (8 сентября) в Соборе Московских святых.
Читайте также:
Грозный царь грозного времени
Израильский гамбит: Чубайс возглавит сепаратные переговоры по Украине?
Усердие обречённых: Беглые русофобы собирают новую армию
«Мне нужно свежее мясо»: Суд «простил» азербайджанца-педофила, насиловавшего русских девочек.
Часть V
| Новости | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Все новости >> | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
0029
09.2012 Доктор богословия получил ученую степень.
04.2016. Профессор, академик истории Православной Российской академии 
| Новости | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||
gif»>
gif»>