Первые князи руси: Решутест. Продвинутый тренажёр тестов

Первые русские князья, таблица сведений

Первые русские князья, таблица сведений о которых представлена ниже, правили государством Русь с момента его образования до времени его фактического распада на удельные княжества. Хронологически это время можно обозначить периодом с IX до середины XII века.

Конец княжения Мстислава Великого в 1132 году официально считается датой начала полной раздробленности Руси на удельные княжества.

• < Назад
• Вперёд >

Первые князья русские

Книга адресована младшим школьникам, начинающим изучать историю страны. В доступной форме в ней рассказывается о событиях, связанных с зарождением самостоятельного Древнерусского государства, о первых русских князьях: Рюрике — родоначальнике династии Рюриковичей, о вещем (мудром) Олеге, об Игоре, главным направлением деятельности которого была защита страны от набегов печенегов и сохранение единства державы, о воинственном Святославе — инициаторе и руководителе многих захватнических походов, о крестившем Русь Владимире, прозванном в народе Красное Солнышко, о княгине Ольге, которую летописцы называли хитрой, а историки — мудрой. Первые русские князья были личностями выдающимися, первостепенно они заботились о расширении границ Руси, о её укреплении.
В книгу включены доступно изложенные события из «Летописи временных лет», а также из былин и сказаний. Текст сопровождают выразительные, запоминающиеся рисунки известного детского художника Арнольда Тамбовкина.

История создания

Многие уже и не помнят, что задумывалась «Речь» как издательство психологической литературы. В 1999 году выпускники психологического факультета СПбГУ – только-только приступившие к своей профессиональной деятельности специалисты – поняли, что на отечественном книжном рынке практически отсутствуют хорошие книги о психологии и для психологов. И тогда они решились возложить на свои плечи миссию – устранить нехватку книг и сделать их доступными для людей. И в общем-то, с поставленной целью издатели справились: спустя 9 лет, в 2008 году, издательство получило высшую награду российского психологического сообщества – «Золотую Психею». После этого «Речь» решила издавать книги для детей – сборники рассказов и сказок, одобренные психологами, но самое главное – без разрушительных нравоучений, осторожные, бережные! Так были основаны серии «Детская психология», в которой публиковались книги с практическими заданиями для детей, в том числе для самых маленьких, и серия «7 сказок О» – семь книг, посвященных сложным чувствам.

Впоследствии «Речь» начала переиздавать классические произведения, следуя своим представлениям о прекрасном и лучшим типографским традициям. Так возникли серии «Классика Речи» и «Малая Классика Речи». Не забудем и про серии «Вот как это было» и «Ребята с нашего двора», в которые вошли книги советских авторов: в ней можно встретить Шварца, Солженицына, Осееву, Шефнера, Зощенко.

Особого внимания заслуживают серии «Любимая мамина книжка» и «Любимая папина книжка». Здесь – репринты старых советских детских книг. Выполненные в мягком переплёте, они выглядят роскошно! «Странички-невелички» – ещё одна серия репринтных детских изданий, но совсем крошечного, карманного формата. Признаемся, мы – большие фанаты серии «Дар Речи», в которой выходят сборники народных сказок самых разных стран мира.

Всё советское да классическое… Издает ли «Речь» что-то современное? Несомненно! Особой популярностью пользуются книги из серии «Весёлые приключения с Маури Куннасом». Маури Куннас – финский писатель, которого уже можно считать классиком детской литературы! Известные литературные сюжеты (например, о Робин Гуде или рыцарях короля Артура) Куннас адаптирует для детей, изображая вместо главных героев разных животных – нарисованы они кошмар как забавно! Таким же безусловным хитом стала серия про «Тату и Пату». Эту парочку тоже создал финский дуэт, где Айно Хавукайнен сценаристка, а Сами Тойвонен иллюстратор. Тату и Пату – два брата из страны Чудляндии, и многое происходящее в мире у них вызывает вопросы. У ребят есть подруга Вера, которая тоже чрезвычайно любознательная. Трое детей на страницах книг (а по жанру это полуэнциклопедия, полукомикс, полувиммельбух) пытаются разобраться в устройстве этого мира. Горячо любим и рекомендуем!

Но и это не всё! У «Речи» есть ещё несколько познавательных серий! Это «Речь о России» – книги, посвящённые русскому быту, русской истории и географии. А ещё серия «Занимательная речь» – здесь можно встретить множество энциклопедий на самые разные темы!

Как говорят сами издатели: «У Владимира Даля слово „речь“ определяется как „связные слова, в коих есть известный смысл“. Вот и нам хотелось – очень хотелось! – чтобы в наших книгах был „известный смысл“». Мы видим смысл во всём, что делает издательство – оттого мы его и любим!

Введение в Русскую Правду и Церковные Уставы

Введение в Русскую Правду и Церковные Уставы

[Примечание: большая часть представленного здесь материала основана на книгах Дэниела Х.
Кайзер, Рост закона в средневековой России (Принстон, 1980), особенно. Ч. 2.
Kaiser является переводчиком и редактором текстов, на которые вы ссылаетесь через
Интернет; его переводы появились, наряду с переводами других юридических текстов, в
Законы Руси — X-XV вв. , тр. и изд. Дэниел Х. Кайзер; Предисловие
Ричард Хелли (Солт-Лейк-Сити, 1992). Предисловие Хелли к последнему дает
хороший краткий обзор российского права вплоть до петровских времен.]

Русская правда

Лучше оставить русские термины непереведенными, но название самого раннего
«Русские» своды законов можно было бы перевести как «Законы Руси».
Однако само по себе это не удовлетворяет всеобщего удовлетворения фундаментальной
вопрос:  Чей это закон? Как отмечает Кайзер, «Русская правда»
описывались попеременно как согласование русского княжеского права или собрание
местное обычное право».    Название и, я бы сказал, большая часть
содержимое, казалось бы, указывает на первое. Хотя можно было бы оспорить лежащую в основе
основы для кодов, не может быть никаких сомнений в том, что они были записаны в
повелению или с одобрения первых русских князей и служили для защиты, в первые
интерес, свои интересы. Когда начался этот процесс написания закона,
также обсуждались, причем некоторые ученые настаивали на том, что должны были быть какие-то письменные
законы до XI в. Тем не менее, доказательства большинства
письменность на Руси до XI века в лучшем случае тонка. Хотя
самые ранние физические копии любой версии «Правды» датируются только концом тринадцатого века.
века, как полагает Кайзер, нет достаточных оснований сомневаться в том, что «Краткая правда»
был записан в XI в. Текст предполагает, что мы действительно
следует разделить его на две части: одну, связанную с князем Ярославом, и исправленную и
увеличенная версия с сыновьями. Традиционной датой проведения первого этапа является
начале XI века (возможно, когда Ярослав был еще князем в Новгороде) и
общепринятой датой пересмотренной версии является 1072 год. Другими словами, две
части того, что называется «Краткой правдой», действительно дают некоторое представление о правовой эволюции по сравнению с
течение одиннадцатого века. «Расширенная правда», вероятно, существовала в настоящее время.
сформировались к началу тринадцатого века (другими словами, до монгольского
нашествие). Он берет за основу «Краткую правду» и добавляет еще 80 статей, некоторые
из которых предположительно отражают законодательство киевского князя Владимира Мономаха
в 1113 г. или вскоре после него, когда он вступил на престол в и без того смутное время, и другие
части которых относятся к концу двенадцатого века. Пока тема не из
непосредственная забота нашего изучения Киевской Руси, стоит отметить, что существует множество
копии «Расширенной правды» более поздних веков, и есть все основания полагать,
что по крайней мере некоторые из ее норм соблюдались даже до конца
Московский период.

При чтении текстов следует иметь в виду тот факт, что они как бы отражают
минимум три хронологических этапа в эволюции права. Таким образом, коды могут
расскажите нам что-нибудь об изменениях в заботах князя и проблемах
общества, которым он пытался управлять. Следует также обратить пристальное внимание на проблему
того, что охвачено, и чего нет в кодах. Явно были юридические вопросы
которые были предоставлены обществу в целом, и, как показало бы изучение церковных Уставов,
предположить, что были очень важные вопросы, указанные как относящиеся к юрисдикции
храм. Кайзер выдвигает веские аргументы в пользу идеи о том, что роль княжеского
юридическое «управление» могло быть очень ограниченным в киевский период и в течение
значительное время после этого. Только когда мы добираемся до пятнадцатого века, мы
можно увидеть гораздо более сложные правовые институты и процедуры, развивающиеся, закрепляемые (среди
иные места) в Кодексе законов ( Судебник ) от 1497 года.
вопрос о том, в какой степени любой писаный свод законов был необходим или мог
оказали большое влияние на «простых людей» в первые века истории
Руси. Если это, вероятно, не так, то как должны были решаться юридические вопросы в
общество?

Устав церкви

Действительно ли эти законы можно отнести к князьям Владимиру и его сыну Ярославу,
является спорным. Их самые ранние копии даже позже, чем у Русской Правды,
отделяет как минимум каких-то три столетия от времени якобы самого древнего
Устав Владимирский. Понятно, что они были использованы и важное начало
в четырнадцатом веке, в период, когда Церковь, кажется, пыталась
сознательно отстаивать свои законные права. Мы можем быть вполне уверены, что что-то
как будто по крайней мере части этих законов могли существовать в киевский период, так как Владимир
якобы издал декрет о мерах, предусматривающих десятину для поддержки церкви, и
по логике вещей было своего рода регулирование церковной юрисдикции над духовенством,
над более крупными слоями населения. Не будет неразумным предположить, что
церкви даже в ранние времена могла быть дана явная власть иметь дело с
«моральные проступки» и другие вопросы, касающиеся семьи, хотя тогда
необходимо задуматься о том, в какой степени все это, вероятно, могло повлиять на обычные нормы
населения в целом. Более подробные положения по этим вопросам, содержащиеся в
статут, приписываемый Ярославу, в некоторых случаях как бы отражает знакомство с
византийские нормы; этот факт также вызывает у нас некоторые интересные вопросы в отношении
Влияние византийской культуры на средневековую Русь. Ведь Византия была
хранилище римского права, а также обширное юридическое определение полномочий церкви.
Вопрос о том, в какой степени римское право действительно стало известно на Руси
была одной из важных тем в дебатах девятнадцатого века между
«славянофилы» и «западники» в отношении культурной жизни России.
достижения и ценности. Очевидное минимальное влияние римского права сводилось к
первое достоинство, тогда как их противники-западники видели в этом один из признаков
«Отсталость» России по отношению к Западу.

Забытая история: Русская принцесса, правящая Польшей

Средневековая русская принцесса отправляется на запад, чтобы начать новую жизнь в качестве невесты польского короля, неся с собой и свое родовое восточное христианство, которое все больше расходится с западной церковью. Через год после рождения первенца она внезапно оказывается вдовой в этой чужой стране, ее муж убит. Чтобы защитить право своего сына на трон от коварных планов дяди ребенка, она выступает в качестве регента молодого короля, а затем неофициального советника. Вместе с сыном она издает десятки грамот, влияет на экономические дела, строит церковь и выполняет широкий круг политических обязанностей в решающий период исторического развития Украины.

Это история Гремиславы Ингваровны, русской принцессы XIII века, которая находится в центре продолжающихся исследований доктора Талии Заяц. Заджак, Юджин и Даймел Шклар, научный сотрудник HURI, получила докторскую степень в Центре средневековых исследований Университета Торонто. В настоящее время она работает над проектом под названием «Забытые женщины-правительницы средневековой Европы: реконструкция правления десяти цариц, дворянок и княгинь ранней Руси, 1000–1250».

В понедельник, 26 марта 2018 г., она представила свои первые результаты на Семинаре украиноведения. Своими исследованиями она показывает, что раскрытие историй влиятельных женщин не только восстанавливает то, что было забыто в книгах по истории, но также предоставляет информацию о влиятельных событиях. Перед своим выступлением Заяц ответила на несколько наших вопросов, предложив заглянуть в жизнь, мир и влияние Гремиславы Ингваровны.

ХУРИ: Как вы заинтересовались средневековыми королевскими женщинами? Почему вы решили сосредоточиться на Гремиславе?

Заяц: Я впервые подошел к теме русскоязычных принцесс, ставших супругами западноевропейских правителей, через популярные истории об Анне Ярославне (ум. 1075/1079), королеве-супруге короля Франции Генриха (ум. 1060) и регенте. для ее сына Филиппа I (ум. 1108). Я был очарован идеей женщины, путешествующей по Европе в середине одиннадцатого века, которая соприкоснула культуры Франции и Руси. Начав исследовать жизнь Анны, я узнал, что ее опыт не был исключительным, поскольку между правящим родом Руси и западно-христианскими правителями в XI–XIII веках было заключено более шестидесяти браков. И все же мне не удалось найти много надежной информации об этих женщинах. Когда эти браки обсуждаются в науке, они часто упоминаются в контексте «внешних сношений» Руси; а именно, как брак данной женщины помог укрепить союз дружбы или взаимной военной поддержки между ее отцом и ее мужем. Я мало что мог найти об опыте самих женщин, и поэтому я решил, что стоит изучить этот вопрос путем дальнейших исследований.

Среди родившихся на Руси супругов западноевропейских мужчин, заслуживающих большей известности в англо-американской науке, есть Гремислава Ингваровна (ум. 1258). На мой взгляд, ее правление было таким же интересным и драматичным, как и правление более известных средневековых женщин-правительниц, таких как Элеонора Аквитанской (ум. 1204) или Бланка Кастильская (ум. 1252). Оставшись вдовой на чужбине в 1227 году из-за внезапного убийства мужа, Гремислава успешно защитила притязания своего годовалого сына Болеслава на краковский престол от махинаций его дяди (ее зятя) Конрада Мазовия (ум. 1247). На протяжении всего царствования своего сына она выступала сначала в качестве регента (1227-1228), а затем в качестве его неофициального советника, оставив после себя наибольшее количество сохранившихся документов любой русской принцессы, вышедшей замуж за западноевропейского правящего дома (сорок четыре хартии, которые Я пока определился). Ее деятельность охватила и экономическую сферу. Вместе со своим сыном она совместно издала хартию о восстановлении Кракова по Магдебургскому праву в 1257 году и построила церковь в честь Святого Николая в соледобывающем городе Бохня в 1250-х годах.

Я решил сосредоточиться на Гремиславе не только из-за ее широкой политической деятельности и религиозно-культурного покровительства, но и потому, что изучение ее жизни углубляет наши знания о нескольких переломных моментах в украинской истории. Возможно, наиболее важно то, что ее правление совпадает с правлением князя, а после 1253 года короля Данила Романовича (ум. 1264) и его брата Василька Романовича (ум. 1269), которые правили юго-западными княжествами Галичины и Волыни, которые соседствовали с Русью. земли Гремиславы. Из произведения Михаила Грушевского (д. 1934) и далее эти русские княжества, сначала объединенные под властью князя Романа Мстиславича (ум. 1205) в 1199 г., а затем снова его сына Даниила в 1245-1246 гг., занимают ключевое место в нарративе исторического развития Украины, поскольку они часто рассматриваются как важное «государство-правопреемник» Киевской Руси. Данило и Василько были двоюродными братьями Гремиславы. Она знала их лично, но часто имела с ними враждебные отношения, главным образом потому, что они были союзниками ее врага, ее зятя Конрада. Таким образом, изучение правления Гремиславы также проливает свет на этот период ранней украинской истории.

Правление Гремиславы также совпадает с рядом важных событий в православно-католических отношениях, особенно с созданием так называемой Латинской империи участниками Четвертого крестового похода в 1204 году. Византийских свидетелей ужаснуло не только разграбление Константинополя, но Временное присутствие латинских христиан в городе делало невозможным игнорирование расхождений в вере и практике восточного и западного христианства. Действительно, большинство ученых теперь относят к этому периоду (1204-1261) ужесточение церковного раскола между православием и латинским христианством. Изучение правления Гремиславы позволяет нам исследовать, как события в средневековом политическом центре Константинополя повлияли на жизнь правителей так называемой «периферии» христианского мира: в данном случае на отношения между Русью и соседней Польшей. На самом деле, многие ученые утверждают, что Гремислава даже поддерживала миссии доминиканских и францисканских монахов по обращению ее родственников на Руси в католицизм. Хотя я не вижу прямых доказательств, подтверждающих это утверждение, похоже, что при жизни Гремиславы ранее дружеские отношения между Русью и поляками подвергались все большему напряжению, поскольку религиозные различия между православием и католицизмом становились все труднее игнорировать.

ХУРИ: Каковы были некоторые из «возникающих» богословских и религиозных различий того времени? Для сравнения, две Церкви сейчас более или менее похожи друг на друга?

Зайак: Великий раскол (раскол между Востоком и Западом) традиционно датируется 16 июля 1054 года, когда кардинал Гумберт де Сильва-Кандида (ум. 1061), легат Папы Льва IX (годы правления 1049–1054) возложил на алтарь Святой Софии в Константинополе булла об отлучении от церкви патриарха Михаила I Керулария (годы правления 1043–1058), который ответил тем же через несколько дней. По крайней мере с 19Однако ученые утверждают, что значение этой даты было преувеличено. Средневековые современники не считали взаимные отлучения началом постоянного раскола в христианском мире. Скорее ученые предполагают, что только после разграбления Константинополя крестоносцами в 1204 году отношения между Востоком и Западом резко ухудшились, и даже тогда путешественники, монахи и королевские невесты помогали поддерживать постоянный диалог между этими двумя христианскими традициями. Когда «раскол» стал настоящей суровой реальностью, определить гораздо труднее.

Тем не менее, истоки литургических, доктринальных и юридических различий между восточным и западным христианством уходят в глубь веков. Например, в 691/692 году император Юстиниан II (годы правления 685–97, 705–711) организовал важный церковный собор в Константинополе, известный как Собор в Трулло (от греческого слова «купольный зал», ho troullos, в который собрал совет), который также называется Пятисекстовым собором. Хотя Собор в Трулло сыграл чрезвычайно влиятельную роль в развитии византийского канонического права, его предписания не были приняты на Западе. На самом деле, некоторые из его решений прямо осуждали обычаи, распространявшиеся на Западе, такие как безбрачие духовенства (канон 13). Папы отказались подписать свое одобрение этого Собора, в то время как в византийском каноническом праве его решения стали основополагающими для последующего церковного законодательства.

Еще одна важная точка напряженности возникла в девятом веке. Соперничество между византийскими и латинскими миссионерскими группами из-за обращения славян в Моравии и на Балканах в 860-х годах привело к тому, что византийцы из первых рук обнаружили различия византийских и латинских богословских учений и ритуальной практики. Политическая напряженность внутри Византии, связанная с оспариваемым избранием патриарха Фотия (годы правления 858–67, 877–886) и соперничеством за церковную юрисдикцию с латинскими христианскими иерархами в Болгарии, усилила религиозную напряженность. В результате в 867 г. патриарх Фотий I отправил письмо другим восточным епископам, в котором осудил некоторые обычаи Латинской церкви, особенно добавление фразы «и Сын» (Filioque) к Никейскому символу веры (догматическое утверждение, что Святой Дух исходит от Отца и Сына). Для некоторых «жестких» византийских священнослужителей добавление отцами церкви на Первом Никейском соборе в 325 г. слов, не включенных в первоначальную формулировку Символа веры, означало, что западные христиане не придерживались правильных взглядов на Троицу, или, другими словами, что они были виновны в ереси. Использование Filioque в Символе веры Западной церковью продолжает оставаться источником нерешенных споров между двумя традициями.

В одиннадцатом веке ритуальные различия также играли повышенную роль в напряженности между двумя церквями. В частности, Византийская церковь настаивала на использовании квасного хлеба для причастия, а Латинская христианская церковь использовала пресный хлеб. Хотя это различие может показаться поверхностным, оно коренилось в глубоких различиях экклезиологии, то есть в том, как каждая традиция понимала природу христианской церкви и ее отношение к иудаизму. Для византийских священнослужителей употребление опресноков (по-гречески: азыма) было неправильным. Это означало, что христиане продолжали еврейскую практику употребления мацы, связанную с Исходом из Египта. По мнению византийских священнослужителей, квасной хлеб символизировал Новый Завет, установленный для верующих христиан Христом на Тайной вечере, а пресный хлеб символизировал «бремя» Закона, от которого христиане должны отказаться. Более того, начиная с XI века греческие тексты стали оправдывать собственное использование Византийской Церковью квасного хлеба для Причастия с точки зрения литургического богословия (дрожжи стали символом Воскресения Христова, поэтому хлеб без дрожжей был «мертвым»). Закваска, символически давшая жизнь хлебу, византийские богословы сравнивали с душой, давшей жизнь телу.

Для средневековых латинских христиан все было наоборот: они интерпретировали Тайную вечерю как пасхальную трапезу. Действительно, некоторые, как кардинал Гумберт в одиннадцатом веке, утверждали, что, поскольку Иисус должен был быть безгрешным, чтобы умереть за грехи человечества (иначе Он умер бы за Свои собственные грехи, а не за грехи мира), Он, следовательно, должен был в совершенстве выполнили все требования еврейского закона, включая употребление мацы на Пасху. Таким образом, использование квасного и пресного хлеба в причастии стало не только вопросом различных обычаев Византийской и Латинской церквей, но и отражением того, как каждая христианская традиция, восточная и западная, рассматривала христианство по отношению к иудаизму.

В XI веке возникли также различия между латинским и византийским пониманием роли папы как лидера над всеми остальными епископами Церкви (теория «папского первенства»). Защитники ряда западных церковных реформ, часто называемых «григорианскими реформами» в честь одного из их самых известных сторонников, папы Григория VII (годы правления 1073–1085), разработали в это время более широкое понимание папского первенства, например право папы низлагать не только епископов, но и императоров. Расширение понимания папского первенства получило дальнейшее развитие в тринадцатом веке. Начиная с Иннокентия III (г. 119 г.8-1216), папы считали себя не только наместниками святого Петра, но и наместниками Христа с полной светской властью над всеми землями на земле. Следовательно, начиная с Иннокентия III, папы тринадцатого века начали требовать от православных общин признания папского первенства в этом новом смысле. Напротив, у православных священнослужителей было иное понимание папской власти. Проще говоря, Византийская церковь считала, что высшая власть для определения церковного догмата основывается на вселенском церковном соборе, а не на личности папы. Тем не менее, византийские священнослужители особо почитали епископство Рима из-за его положения как бывшего центра Римской империи и предполагаемого места мученичества святых Петра и Павла. Они по-разному характеризовали папское первенство. Риму отдавался особый приоритет и почет как своего рода первому среди равных в «пентархии», пяти древних патриархатах древнего христианского мира, а остальными были Константинополь, Александрия, Антиохия и Иерусалим.

К началу Нового времени византийские канонисты зафиксировали пять основных моментов нерешенных различий между православием и католицизмом: 1) латинское добавление Filioque к Символу веры, 2) понятие папского первенства, 3) использование квасного (восточного) или опресноки (западные) в Евхаристии, 4) разногласия по поводу того, является ли это молитвой призывания Святого Духа (греч. epiklēsis) или словами Учреждения (слова Иисуса Христа на Тайной Вечере: «Приимите, ядите, Сие есть Тело Мое…»), которые по существу завершают освящение Евхаристии (верующее преображение хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы), и 5) обоснованность западного учения о чистилище (впервые открыто сформулированного Латинской Церковью в двенадцатом веке). Эти вопросы остаются нерешенными и сегодня. Тем не менее экуменический диалог между восточным и западным христианством никогда полностью не исчезал. В Средние века смешанные браки, безусловно, были одним из средств продолжения диалога.

ХУРИЙ: Были ли члены правящего класса обеспокоены теологическими или церковными разногласиями? Насколько они были осведомлены о различиях между Церквами?

Короткий ответ: да и нет. С одной стороны, конечно, члены правящего класса не были обучены тонкостям богословия. Их принадлежность к высшим социальным слоям средневекового общества связывала их с космополитической придворной культурой, которая в определенной степени выходила за рамки конфессиональных границ. Латинские, древнескандинавские и древневосточнославянские повествовательные источники часто подчеркивают общее христианство русов и их западноевропейских соседей в отличие от язычников или нехристиан. Например, согласно Галицко-Волынской летописи XIII в., в 1246 г. русский князь Василько Романович убеждал своего старшего брата Даниила заключить союз с венгерским королем Белой IV (годы правления 1235–1270) против неевреев. монголов-христиан, потому что он считал Белу также «христианином» («хр[и]стиан»). Их союз был скреплен браком сына Данила Льва (ум. 1301) с дочерью Белы Констанцией (ум. около 1287/1288) в том же году.

С другой стороны, правящий род Руси также был тесно связан с церковной иерархией, с которой они должны были сотрудничать в управлении своими (по крайней мере, номинально) христианскими подданными. Правители Руси, как и западнохристианские цари, имели сакральный характер своей власти: По словам митрополита Киевского Никифора в 1113 году, князь был «иконой Христа», земным отражением Небесного Владыки. На рубеже первого тысячелетия христианская идентичность была ключевым источником легитимности для большинства правящих домов, и поэтому правители любой христианской страны должны были осознавать свою «принадлежность» к определенной церковной традиции. И мужчины, и женщины из элиты покровительствовали монастырям, жертвовали церкви и, в случае правящих князей Руси, также выпускали церковные статуи. Княгиня на Руси также могла официально поминаться как ктитор (донор / благодетель) церкви или монастыря, что формально и ритуально связывало ее с Византийской церковью. Ее роль ктитора мог быть отмечен донорским портретом в интерьере храма (примером является донорский портрет жены и дочерей Ярослава Мудрого XI века в киевском Софийском соборе). Как ктитор, она также могла формально поминаться в молитвах Божественной литургии вместе с членами церковной иерархии. Таким образом, ее роль христианского покровителя тесно связала ее с одной конкретной формой христианства и ее клерикальными представителями.

Некоторые различия между западным и восточным христианством были бы сразу очевидны русской царевне, вышедшей замуж за латинского христианского правителя, или наоборот. Войдя в западно-христианский храм, русская княгиня прежде всего сталкивалась с литургией не на старославянском, а на латыни. К XIII веку она может увидеть здание в готическом стиле, заметно отличающееся от архитектуры Руси, и может встретить ряд святых, не почитаемых на ее родине, таких как святой Франциск (канонизированный в 1228 г.). Многие праздничные и постные дни будут другими, и она с удивлением обнаружит, что западные приходские священники должны соблюдать целомудрие, а не жениться. Но труднее утверждать, когда правители стали воспринимать различия между восточными и западными формами христианства не просто как разные, а как неправильные.

ХУРИ: Вам, наверное, хорошо известна книга Кристиана Раффенспергера «Родственные узы» и его вклад в наш проект «МАПА: Цифровой атлас Украины». Как ваше исследование вписывается в эту историю? (Гремислава не появляется на MAPA, потому что она пришла после периода времени, указанного на карте. )

Заяц: Я полностью согласен с выводами Раффенспергера о том, что Русь во многих отношениях была интегрирована с остальной частью средневековой Европы — политически, экономически, династически. В то время как Родственные связи и проект МАПА помещают браки правящего клана Руси в более широкий общеевропейский контекст многочисленных связей Руси с Западной Европой и Византией, я сосредоточиваюсь на опыте отдельных женщин-правительниц в этих браки в течение более длительного периода, с XI века до монгольского нашествия на Русь (примерно до 1240/1241 гг.). Для этого я рассматриваю, в частности, свидетельства из латинских хартий и писем, написанных или выданных этими русскими невестами в православно-латинских браках, а также свидетельства из материальной культуры, такие как молитвенники, печати или драгоценные ткани, связанные с этими браками. невесты. Мне интересно исследовать, каким образом женщины в православно-латинских браках испытывали религиозные различия и служили векторами для продолжающихся религиозно-культурных обменов между этими религиозными традициями.

ХУРИ: Изменяет ли информация об этих правителях наш взгляд на историю и наши представления о религии, политике и женщинах сегодня?

Заяц: Представление русских женщин в таких разных местах, как англо-саксонская Англия (Агафья Ярославна), Германия (Евпраксия Всеволодна), Франция (Анна Ярославна) или Польша (Гремислава Ингваровна и многие другие), меняет наше ментальное представление о средневековой западноевропейской культуре. выглядела придворная культура. Физическое присутствие русских принцесс при западноевропейских дворах можно рассматривать как важное средство, с помощью которого православная и латинско-христианская культуры оставались в контакте, несмотря на возникающие различия, о которых говорилось выше. Таким образом, мое исследование бросает вызов тенденции связывать Западную и Восточную Европу с взаимоисключающими католическими и православными культурными сферами.

Наконец, в сегодняшнем политическом климате, когда некоторые СМИ говорят о традиционной «православной» сфере влияния или даже возрождают идею «святой Руси» (часто отождествляемой с Русью), полезно взглянуть на женщин, перемещавшихся между культурами. и между различными проявлениями веры, поскольку они бросают вызов исторически анахроничному представлению о неизменном, постоянном православном культурном присутствии в Восточной Европе в целом и в Украине в частности.

Жизни этих женщин, вышедших замуж за религиозные, языковые и культурные границы, являются важным средством для понимания общей истории Восточной и Западной Европы.

ХУРИ: Что самое интересное или удивительное вы узнали в ходе своего исследования?

Что меня удивляет, так это то, что источники одиннадцатого-тринадцатого веков почти ничего не говорят об этом женском окружении. Родовитая женщина, будь она на Руси или с Руси, не пошла бы одна. Но нам ничего не известно ни о фрейлинах, ни о слугах, которые, вероятно, их сопровождали, и о том, что случилось с этими лицами. Выходили ли они замуж на месте и интегрировались в местную придворную культуру или через некоторое время возвращались на Русь? Молчание самих источников побуждает к дальнейшим размышлениям.

ХУРИ: Есть что-нибудь еще, что мы должны знать?

Я бы сказал, что визуальная культура, связанная с невестами Руси, еще не до конца изучена как потенциальный источник информации, который может расширить наши знания о межкультурных обменах, которым способствуют браки между правящим родом Руси и западноевропейскими династиями. Я говорю «связанные», потому что часть проблемы заключается в том, что часто невозможно абсолютно доказать, что данная русская невеста владела определенным предметом. Тем не менее, визуальная культура в личной сети русской невесты действительно может предложить дразнящие намеки на постоянное межконфессиональное взаимодействие. Например, Улла Хааструп и Джон Линд подробно обсудили появление некоторых византийских черт на фресках, найденных в датских церквях, датируемых 1120-ми годами, которые, по их мнению, проистекают из связей с Византией и Русью, установленных в кругу королевы Маргареты Фредкуллы. Дании (ум. 1130) и ее племянниц, русских принцесс Мальмфрид Мстиславны (ум. после 1135) и Ингеборги Мстиславны (ум. после 1131). Использование византийской иконографии в этих церквях предполагает, что эти две сестры Руси продолжали испытывать преемственность с религиозными традициями своей родины после их браков со скандинавскими правителями.

Другим примером может служить изысканная мозаичная икона Божией Матери конца XII — начала XIII веков, которая в настоящее время находится в сокровищнице сестер Бедных Клар в Кракове. Согласно самым ранним описям монастыря (составленным в 1718, 1729, 1759, 1773 и 1793 годах), эти монахини получили эту икону от своей основательницы Саломеи, матерью которой была Гремислава Ингваровна. Саломея могла получить эту икону на Руси или через свою свекровь, византийскую царевну Марию Ласкарину. Если мозаичная икона действительно может быть достоверно связана с семьей Гремиславы и Саломеи, то она говорит нам кое-что о визуальной культуре при краковском дворе, который продолжал ценить православные религиозные предметы, даже когда восточные и западные формы христианства еще больше разошлись.