Содержание
Об одном эпизоде начала хрущевской оттепели: lyubarev — LiveJournal
В далеком 1958 году (в год моего рождения) Илья Эренбург написал стихи о том, что «детям юга» трудно понять, «что значит думать о весне».
Сегодня мы снова «думаем о весне» (понимая, что она вряд ли будет очень скоро, но все же будет), и у меня из всей нашей истории наибольший интерес вызывают два периода – хрущевская оттепель и перестройка.
Период перестройки прошел перед моими глазами, в описании его истории я внес некоторый вклад и, надеюсь, еще внесу. А период оттепели мне хочется изучить, понять и прочувствовать.
Сейчас перечитываю мемуары И.Эренбурга, В.Каверина, К.Симонова, книги Б.Сарнова и то, что попадается в Интернете. Кстати, попалась недавно изданная очень полезная хроника С.Чупринина (Оттепель. События. Март 1953–август 1968).
И вот эпизод, на который я раньше не обращал внимания. 19 марта 1953 года (через две недели после смерти Сталина) в «Литературной газете» появилась передовица, написанная ее главным редактором К.
Симоновым. В ней среди иного прочего было сказано следующее: «Самая важная, самая высокая задача, со всею настоятельностью поставленная перед советской литературой, заключается в том, чтобы во всем величии и во всей полноте запечатлеть для своих современников и для грядущих поколений образ величайшего гения всех времен и народов – бессмертного Сталина».
Как писал сам Симонов, реакция на эту передовую внезапно оказалась очень бурной. «Хрущев, руководивший в это время работой Секретариата ЦК, прочитавши не то в четверг вечером, не то в пятницу утром номер с моей передовой … заявил, что считает необходимым отстранить меня от руководства “Литературной газетой”, не считает возможным, чтобы я выпускал следующий номер». Как объяснил Симонову А.Сурков, Хрущеву не понравилось, что газета призывает писателей «не идти вперед, не заниматься делом и думать о будущем, а смотреть только назад, только и делать, что воспевать Сталина». Правда, Сурков сразу предположил, что «все утрясется».
И действительно, пишет Симонов: «На каком-то этапе, не знаю где, в Секретариате или в Политбюро, все, в общем, утряслось. Когда Сурков при мне позвонил в агитпроп, ему сказали, чтобы я ехал к себе в редакцию и выпускал очередной номер. Тем дело на сей раз и кончилось. Видимо, это был личный взрыв чувств Хрущева, которому тогда, в пятьдесят третьем году, наверное, была уже не чужда мысль через какое-то время попробовать поставить точки над “и” и рассказать о Сталине то, что он счел нужным рассказать на XX съезде».
Вот как комментирует это событие Б.Сарнов: «Скандал разразился неимоверный. И слух об этом, где-то там, на самом верху разразившемся скандале (это я уже могу сказать, основываясь на собственной памяти) стал тогда одним из самых громких сигналов, возвещающих о близости грядущих перемен».
Впрочем, по утверждению Сарнова, был и более ранний сигнал – в день сталинских похорон: «Всех, как тогда говорили, ведущих писателей в тот день собрали в Колонном зале, за сценой.
Обязанности Генерального секретаря правления Союза писателей тогда исполнял Алексей Сурков. Он – то появлялся в этой комнате, то исчезал – уезжал в ЦК за руководящими указаниями. И вот, вернувшись в очередной раз, объявил: – Внимание, товарищи! Я только что оттуда! – он показал пальцем в потолок. Все, разумеется, сразу поняли, откуда – оттуда. И поняли, что на сей раз он наконец имеет сообщить нечто важное. Так оно и было. В мгновенно наступившей тишине Сурков объявил: – Сказали: плакать, но не слишком. Историю эту я услышал от В.Лакшина, которому ее рассказал Твардовский».
Этот момент Сарнов фиксирует как начало десталинизации.
Но меня больше интересует эпизод с попыткой отстранения Симонова от руководства «Литературной газетой».
Кстати, необходимо помнить, какую роль играла эта газета. Как писал тот же Симонов, по замыслу Сталина «Литературка», не являющаяся органом партии, имела возможность публиковать то, что не могла бы себе позволить партийная газета.
То есть посылать обществу (или даже мировому сообществу) определенные сигналы. Эту роль она играла и в последующие годы, я хорошо помню ее в брежневский период.
Так что внимание к ней со стороны руководства страны понятно. А вот роль Хрущева…
В 1953 году Хрущев явно не был всесильным. Насколько я знаю, при распределении функций между соратниками Сталина ему досталось руководство партийным аппаратом. И в тот момент у него даже не было официальной должности первого секретаря (а генсеком он вообще никогда не был). Главная на тот момент должность (главы правительства) была у Г.Маленкова. Имел ли Хрущев право командовать Союзом писателей и снимать с должности главреда «Литературки»?
Речь, видимо, все-таки о другом. Сигнал «плакать, но не слишком» означал, что курс на десталинизацию был коллективным (можно даже сказать, консенсусным) решением всего тогдашнего руководства. Впрочем, это нетрудно понять. Руководить страной по-сталински мог только Сталин. Новой команде неизбежно пришлось менять очень многое, что они, кстати, и начали делать с первого дня.
Другое дело, что до XX съезда (то есть почти три года) десталинизация была тихой, скрытой. Да и переход в 1956 году к открытой десталинизации был непростым, и конфликт Хрущева с группой Маленкова–Молотова–Кагановича и других был как раз с этим связан: скрыто или открыто рвать с наследием Сталина.
Однако даже при скрытом процессе какие-то сигналы были необходимы. Так, насколько я знаю, термин «культ личности» появился еще в 1953 году в документах об аресте Л.Берии.
Одним из таких сигналов был и скандал с передовицей «Литературки». Не бог весть какую провинность допустил ее главред Симонов, и вряд ли его всерьез кто-то хотел снять. Захотели бы – сняли, а так он еще более года оставался ее главным редактором, после чего перешел на должность главреда «Нового мира». Да и секретарем Союза писателей долго оставался.
Но слух – доверимся памяти Сарнова – распространился. И в этом, я уверен, была цель скандала.
В завершении – еще несколько мыслей. Сарнов цитирует важную фразу из мемуаров Хрущева: «Решаясь на приход оттепели и идя на нее сознательно, руководство СССР, в том числе и я, одновременно побаивались ее: как бы из-за нее не наступило половодье, которое захлестнет нас и с которым нам будет трудно справиться».
По-видимому, все метания – и Хрущева, и других руководителей – были связаны с этой двойственной задачей. Аналогичные проблемы были впоследствии и у М.Горбачева.
Это все надо иметь в виду, когда вновь придет оттепель или весна.
Оттепель, которая так и не стала весной. 50 лет назад Никита Хрущев выступил с секретным докладом. Новости. Первый канал
Ровно полвека назад в Советском Союзе произошло событие, которое — в конечном счeте — привело к падению коммунистического режима в нашей стране.
25 февраля 1956 года тогдашний партийный лидер Никита Хрущeв выступил с секретным докладом на закрытом заседании ХХ съезда КПСС. То, что услышали от него делегаты, было только частью правды о массовых репрессиях и миллионных жертвах.
Но даже этого оказалось достаточно, чтобы в стране началось брожение и появились первые диссиденты.
Содержание доклада Хрущeва очень скоро стало известно на Западе. Сначала он попал в Израиль, а уже оттуда — в США и Европу.
Рассказывают, что — прочитав доклад — премьер-министр Израиля Бен-Гурион изрeк: «Если это — правда, то через 30 лет Советского Союза не будет». Он ошибся всего на пять лет.
Подробнее о выступлении Хрущева и о подковeрной борьбе до и после ХХ съезда — репортаж Павла Пчeлкина.
Когда на 11-й день съезда из зала попросили прессу, о том, что произойдет дальше, знали лишь несколько человек из ЦК. Даже готовивший материалы съезда Федор Бурлацкий догадался об этом лишь, когда из Кремля вернулся его начальник в журнале «Коммунист».
Федор Бурлацкий, председатель научного совета по политологии РАН: «Сергей Павлович, что произошло? Что там говорил Никита Сергеевич? Молчит, не может рот открыть. Я еще к нему с шутками какими-то — что там вообще, война, что ли, объявлена, в чем дело, почему так… — Не велено рассказывать, запрещено. — Но, говорю, все-таки по сути. — По сути это такое, что может все уничтожить под корень».
Хрущев читал закрытый доклад почти 5 часов. Иногда срывался на крик.
В гробовой тишине. Многим казалось: мир рухнул. Рухнул вместе с мифом о том, что «Сталин не знал». Это был шок. 1436 депутатов услышали — он не только знал, но и лично руководил репрессиями. Хрущев получает записку: «После вашего сообщения достоин ли товарищ Сталин, лежать вместе с Лениным». Из Мавзолея Сталина вынесут значительно позже. А тогда в 56-ом доклад тайно зачитывали лишь в парторганизациях.
Рой Медведев, историк: «Нас сидело 40 человек — учителя, партработники, но нам сказали, ничего не записывайте, вопросов не задавайте, не обсуждайте. Возвращались из лагерей тысячи, десятки, сотни тысяч людей и все по секрету. Им давали квартиры в Москве. Но печать об этом молчала… То есть, понимаете это событие, которое происходило как бы на глазах всего мира, но абсолютно без всякой информации».
И все же, шила в мешке не утаишь. В СССР — началось брожение умов. Кое-где уже винят во всем не только Сталина. Хрущев напуган и растерян. Он то жестко подавляет отступников. То сам вбрасывает новую порцию правды.
Федор Бурлацкий, работал тогда в журнале «Коммунист», где рождалась новая «не сталинская» идеология. Он рассказывает: генсек сам говорил: у меня руки по локоть в крови. Сильно переживал и почти на ощупь искал новый путь для страны. Молодежь в ЦК, это чувствовала. Сейчас трудно поверить, но тогда Бурлацкий в одной из статей в запале раскритиковал неоспоримый тогда коммунистический принцип — диктатуры пролетариата. Федор Михайлович признается, молодые были горячие, но ничего — обошлось. Хрущев, по его словам, менялся вместе со страной, несмотря на противостояние ЦК.
Федор Бурлацкий: «Они же говорили ему, особенно Молотов, Каганович и другие: что это мы же сами участвовали, как мы можем оправдаться перед народом?.. После пленума ЦК, когда его пытались снять с работы, так сказать, и он все-таки победил, ему позвонил Каганович,… и спросил — Никита, а что с нами будет? А Хрущев ему сказал — А вы что бы со мной сделали, если бы ваша взяла? Сгноили в тюрьме, расстреляли? А я вам скажу просто так по-русски — идите вы все на… И действительно оставил, дал им работу, никого не расстреливал…»
Есть версия, что ХХ съезд был лишь эпизодом борьбы Хрущева за власть.
Но, ведь Хрущев пошел гораздо дальше критики культа Сталина и репрессий. Началась работа над новой Конституцией. В проекте — всенародно избираемый президент, парламент, суд присяжных. Все это Хрущев принял. Поручил прописать подробно.
Сергей Хрущев, сын Н.С Хрущева: «Он считал, что коммунизм и социализм это лучший строй, при котором могут жить люди. И он говорил это: мы строим рай на земле, а как можно жить в раю, окруженном колючей проволокой».
Жирный крест на реформаторских планах, поставил октябрьский пленум ЦК в 1964 году. После снятия Хрущева, страна смогла вернуться к этому, лишь через три десятилетия. Ценой огромных потрясений. Мог ли Хрущев знать, что сталинская система не способна реформироваться? Что ХХ съезд станет началом конца самой коммунистической идеи? Конечно, нет. Но, похоже, своим хитрым крестьянским умом, Хрущев почувствовал неотвратимость перемен. И, как умел, положил им начало.
Проект MUSE — Много жизней хрущевской оттепели
Район Арбат в центре Москвы уже давно является домом для многих из самых известных художников, писателей и ученых России, а также для нескольких ведущих учреждений культуры.
В элегантно написанном и запоминающемся портрете уникального городского пространства в переходный период Стивен В. Биттнер исследует, как изменился район в период идеологической релаксации при Хрущеве, который стал известен как оттепель.
Оттепель обычно вспоминают как золотой век, период художественного возрождения и относительно свободного самовыражения после десятилетий сталинских репрессий. Рассматривая события в Театре имени Вахтангова, Музыкально-педагогическом институте им. Гнесиных, Союзе архитекторов и Институте мировой литературы, Биттнер обнаруживает, что оттепель характеризовалась большим беспорядком и спорами. По мере ослабления политических ограничений после смерти Сталина культурные деятели на Арбате разделились — часто по линии поколений — по поводу параметров реформы и объема разрешенной свободы выражения мнений. Десталинизация вызывала большое беспокойство, потому что ее масштабы часто были неясны.
В частности, в дебатах о градостроительных инициативах Хрущева, которые включали снос части исторического Арбата для строительства ансамбля бетонно-стальных высоток, возник конфликт о том, какие аспекты российского прошлого следует ценить в памяти.
: позднецарский город, утопический модернизм раннего советского периода или неоклассические и готические структуры сталинизма. Книга Биттнера — окно в сложное начало еще не завершенного процесса: решение, что выбросить за борт, а что сохранить из досоветского и советского прошлого по мере того, как новая Россия движется в будущее.
Район Арбат в центре Москвы уже давно является домом для многих из самых известных художников, писателей и ученых России, а также для нескольких ведущих культурных учреждений. В элегантно написанном и запоминающемся портрете уникального городского пространства в переходный период Стивен В. Биттнер исследует, как изменился район в период идеологической релаксации при Хрущеве, который стал известен как оттепель.
Оттепель обычно вспоминают как золотой век, период художественного возрождения и относительно свободного самовыражения после десятилетий сталинских репрессий. Рассматривая события в Театре имени Вахтангова, Музыкально-педагогическом институте им.
Гнесиных, Союзе архитекторов и Институте мировой литературы, Биттнер обнаруживает, что оттепель характеризовалась большим беспорядком и спорами. По мере ослабления политических ограничений после смерти Сталина культурные деятели на Арбате разделились — часто по линии поколений — по поводу параметров реформы и объема разрешенной свободы выражения мнений.
Десталинизация вызывала большое беспокойство, поскольку ее масштабы часто были неясны. В частности, в дебатах о градостроительных инициативах Хрущева, предполагавших снос части исторического Арбата для возведения ансамбля железобетонных высоток, возник конфликт по поводу того, какие аспекты российского прошлого следует ценить в памяти: царский город, утопический модернизм раннего советского периода или неоклассические и готические структуры сталинизма. Книга Биттнера — окно в сложное начало еще не завершенного процесса: решение, что выбросить за борт, а что сохранить из досоветского и советского прошлого по мере того, как новая Россия движется в будущее.
Воины холодной войны — «Оттепель» в Геттисберге
Воины холодной войны
«Оттепель» в Геттисберге
Джон Мерфи
Командующий ВМС США в отставке
Советский премьер Никита Хрущев посетил президента Дуайта Д. Эйзенхауэра на его ферме в Геттисберге в сентябре 1959 года. Это было незапланированное изменение двухнедельного тура по США, который начался в Нью-Йорке на Уолл-стрит, а затем отправился на фермы США на Среднем Западе, и завершился туром по Голливуду и специальным
приемы со звездами сцены и экрана, среди которых Мэрилин Монро, Фрэнк Синатра, Ширли Маклейн и актерский состав фильма «Кан-Кан».
Геттисберг был запоздалой мыслью, но хорошей в том, что переговоры на резиденции президента в Кэмп-Дэвиде в Мэриленде зашли в тупик и, казалось, ни к чему не привели.
Была надежда, что они заложат основу для крупного Саммита в следующем году.
Айк был болен, а Хрущев был беспокойным и сварливым, но согласился посетить Геттисберг. После короткого полета на вертолете на север из Кэмп-Дэвида два лидера приземлились на ферме Эйзенхауэров к югу от Геттисберга. Хрущева представили семье Эйзенхауэров на заднем крыльце президентского дома.
Он играл роль дедушки с внуками Айка — роль, которая ему явно нравилась. Затем ему устроили полноценную экскурсию по производству ценной говядины Айка Ангус, которая завершилась тем, что Айк «подарил» Премьеру ценную телку Блэк Ангус.
Хрущев любил все, что было связано с сельским хозяйством, и атмосфера этого места преобразила его. Айк научил его английскому слову «друг», и они подружились. В советско-американских отношениях в Геттисберге наступила очевидная «оттепель».
Это было похоже на «хрущевскую оттепель», случившуюся в СССР шестью годами ранее, когда Хрущев взялся за десталинизацию страны после смерти Иосифа Сталина.
Позже Хрущев описал дом Айка как «дом богатого человека, но не миллионера».
Привел ли Геттисберг к оттепели в отношениях между Востоком и Западом? Оказалось так. Продолжалось планирование саммита в Париже в мае следующего года.
Утром 1 мая 1960 года Хрущев сел в свой лимузин, чтобы поехать с дачи на ежегодный парад на Красной площади. Затем он получил срочные секретные сообщения о том, что американский самолет U2 покинул свою базу в Пешаваре, Пакистан, и направляется прямо над Советским Союзом в сторону
крупный промышленный город Свердловск на Урале. Он уже видел такие самолеты над советской территорией, и его сын Сергей сказал, что это сводило его с ума. Он отдал приказ немедленно сбивать такие самолеты, но его силы ПВО не смогли этого сделать. На этот раз все было иначе.
Перед завершением парада на Красной площади Советы сбили U2, пилотируемый Фрэнсисом Гэри Пауэрсом, и он был захвачен живым! Хрущев обрадовался, но тут же взорвался яростью.
Как его «друг» Эйзенхауэр мог так с ним поступить? Опять же, Айк, вероятно, ничего не знал об этом, верно? Было ли это
акт ренегатов из ЦРУ, решивших подорвать «оттепель» между США и СССР?
«Нет» ему сказали. Айк лично санкционировал миссию Пауэрса. Хрущев был в ярости. Айк предал его. Саммит был завершен.
Все эти события подробно обсуждались на двухдневном симпозиуме в сентябре 2009 года в Геттисбергском колледже, организованном Институтом Эйзенхауэра при колледже. Присутствовали такие знаменитости, как внучка Айка Сьюзан Эйзенхауэр, сын Хрущева Сергей Хрущев, муж Сьюзан Эйзенхауэр, профессор Роальд
Сагдеев (бывший глава Советского института космических исследований), бывшие чиновники администрации Эйзенхауэра и послы в СССР, а также ведущие ученые, специализирующиеся на эпохах Эйзенхауэра и Хрущева.
Если бы я знал то, что знали эти люди — еще в сентябре 1959 года!
Когда Айк приезжал к Хрущеву на его ферму в Геттисберге, я только что закончил курс интенсивного обучения русскому языку в Вашингтоне, округ Колумбия, и работал оперативным офицером на черноморском полигоне предупреждения.
Поскольку я свободно говорил по-русски, мне постоянно задавали вопросы типа. «Кто такой Никита Хрущев?
его прошлое?» и «Почему Хрущев едет в США? Что он на самом деле пытается там сделать?» Я обычно говорил: «Я должен вернуться к вам». И мне потребовалось всего пятьдесят лет.0003
Сергей Хрущев был ведущим советским инженером-ракетчиком и доверенным лицом своего отца во время знаменательных событий его бурной политической карьеры. Для Сергея не было тайн и загадок. Единственная проблема заключалась в том, что мы не разговаривали в 1959 году.
Что пошло не так? Почему холодная война не закончилась в Геттисберге? Вот некоторые вещи, которые я узнал на прошлогоднем симпозиуме и во время моей собственной карьеры воина холодной войны с 19-го века.59 по 2009 год.
Слабые страны блефуют о своих возможностях вооружений. «Слабые» страны склонны лгать и вводить вас в заблуждение относительно своей реальной военной мощи.
В конце 1950-х Хрущеву понадобилось еще пару лет, чтобы его новые системы вооружения заработали. Между тем, он хотел, чтобы мы поверили, что они у него. Притворяться
«пока не успеешь!» Звучит знакомо?
U2 и другие секретные программы были необходимы. У нас не было возможности узнать, реальны ли грандиозные заявления Хрущева. Мы должны были быть уверены. Специальные разведывательные программы, такие как У-2 и мой пункт оповещения на Черном море, были нужны в качестве «проверки вменяемости» человека, который действительно был «загадкой, обернутой
в тайне…» и т. д.
Мы переоценили и недооценили Советы. С одной стороны, мы попались на том, что поверили хрущевской пропаганде о превосходстве советской науки и новых разработках в области вооружений. С другой стороны, мы склонны смотреть на Советы свысока. Мы думали, что им пришлось украсть наши секретные схемы оружия, чтобы конкурировать.
Иногда они это делали, но потом выбирали совершенно иной путь, чем наш (например, титановые подводные лодки и космические корабли).
Хрущев был странным, простым человеком, ищущим уважения. Теперь мы знаем, что неустойчивое поведение Хрущева сбивало с толку не только нас, но и его ближайших соратников в советском правительстве. Тот же человек, который не мог терпеть программу U2, мог спланировать размещение баллистических ракет средней дальности.
на Кубе. Ракеты, способные наносить ядерные удары по Нью-Йорку и Вашингтону. Тем не менее Хрущев с сожалением относился к фотографиям Айка своих ракетных полигонов. Хрущев особо не думал о том, что делал. Он просто сделал это!
Спутники должны были заменить самолеты в качестве стратегических систем наблюдения. По иронии судьбы большие надежды Геттисберга в 1959 году были потеряны из-за чрезмерной реакции Хрущева на инцидент с Гэри Пауэрсом U2 в 1960 году.