Основные направления в культуре черненко: Константин Устинович Черненко. Культура. Духовная жизнь.

Культурная политика Юрия Андропова: philologist — LiveJournal

Из книги: Кречмар Д. Политика и культура при Брежневе, Андропове и Черненко. 1970-1985 гг. (Серия “Первая публикация в России”) — М.: «АИРО-ХХ», 1997.

Хотя Андропов на протяжении 1982 года, т. е. в период консолидации его власти, не дал ни малейшего намека на культурно-политическую либерализацию, значительная часть интеллигенции связывала с избранием Андропова на пост генерального секретаря большие надежды, которые однако оказались не более, чем иллюзиями. Исторический опыт показывал, что до сих пор каждый новый руководитель партии более или менее радикально менял политический курс своих предшественников. Кроме того, именно андроповская активность и его готовность по меньшей мере открыто констатировать недостатки сумели внушить оптимизм и пробудить интеллигенцию от летаргии поздне-брежневской эпохи.

Помимо этого курсировали разнообразные слухи о высоком культурном уровне нового генерального секретаря. Говорили, что он предпочитает западное искусство и джаз и по обстоятельствам семейной жизни — его дочь была музыковедом, его зять — актером — всегда поддерживал тесный-контакт с интеллигенцией. Даже Юрий Любимов говорил о возможном конце бюрократической опеки над искусством при Андропове. По сведениям Георгия Арбатова, одного из ближайших его советников, Андропов обещал установить принципиально новые отношения доверия между партией и интеллигенцией. Что конкретно Андропов понимал под этим, остается все же неясным, потому что по воспоминаниям Арбатова он предстает, в общем, в высшей степени догматичным культурным политиком, который, например, решительно одобрял театрально-политические решения Московского управления культуры.

В записке, составленной в конце 1982 года, вскоре после вступления Андропова в должность, Арбатов, по собственному свидетельству, указывал на начинающееся отрезвление творческой интеллигенции вследствие кадровой политики Андропова в аппарате культуры ЦК, в издательствах и редакциях журналов, а также вследствие запрещения уже разрешенных к постановке пьес в театре Сатиры, театре Маяковского и в театре на Таганке, и советовал Андропову “притормозить активность некоторых товарищей” (в культурно-политических инстанциях), пока их влияние еще не вышло из-под контроля. На это, как вспоминает Арбатов, генеральный секретарь отчитал его за “бесцеремонный, субъективный и поучающий тон” и заметил, что именно после критики Арбатовым театральной политики он вступил в контакт с Московским управлением культуры. При этом он обнаружил, что в случае театра Сатиры под руководством Валентина Плучека речь идет о запрете пьесы Николая Эрдмана “Самоубийца”, которая еще в 1932 году была запрещена как “антисоветская» и содержание которой вряд ли изменилось к сегодняшнему дню.

Поэтому московский комитет партии разумно использовал свои полномочия и запретил пьесу. И хотя он, продолжал Андропов, “в принципе благожелательно настроен по отношению к товарищу Любимову”, он не будет поддерживать каждую из его постановок. Инсценировка “Бориса Годунова” Пушкина, о которой шла речь, кстати, не запрещена, а “находится в периоде подготовки”. Наконец, пьеса “Смотрите, кто пришел” в театре Маяковского также не снята с репертуара, как утверждал Арбатов, а лишь “рекомендована к переработке», с чем руководитель театра Гончаров полностью согласен. В заключение Андропов “с необычайной отчужденностью” назвал поведение Арбатова “не конструктивным, ложным по существу и нервозным”, поскольку оно “не ведет к верным и практическим выводам”. Арбатов объясняет эту реакцию Андропова влиянием секретаря ЦК Зимянина и членов Политбюро Устинова и Черненко, которые хотели изолировать генерального секретаря, здоровье которого уже было подорвано, от либеральных функционеров. Так, сын Зимянина по различным поводам удовлетворенно рассказывал, что Андропов “устроил разборку” Арбатову за его вмешательство в вопросы культуры.

Если уже в этих решениях стала очевидна бескомпромиссная позиция Андропова, еще менее следовало ожидать, что переход власти к бывшему шефу КГБ повлечет за собой либерализацию политики в отношении диссидентского движения или культурной оппозиции. Уже вскоре после занятия Андроповым поста более динамичными стали меры против внутренней оппозиции, проводимые КГБ, который по-прежнему оставался наиболее мощной силовой базой генерального секретаря Андропова. Это касалось, прежде всего,(Георгия Владимова, который уже с конца 1980 года подвергался постоянным репрессиям как последний, еще не эмигрировавший представитель литературной оппозиции 70-х годов и активный участник московского отделения “Эмнести Интернейшнел”. При очередном обыске 28 декабря 1982 года в связи с публикацией на Западе его автобиографического рассказа “Не обращайте вниманья, маэстро” были дополнительно конфискованы все письма и печатные машинки Владимова. 4 и 5 января 1983 года в тюрьме для подследственных арестантов Лефортово Владимов был впервые обвинен в совершении противозаконных политических действий.

Следователь утверждал, что, по всей видимости, Вдадимоа вместе с Леонидом Бородиным и правозащитницей Зоей Крахмальниковой поддерживал связь с эмигрантской организацией НТС. Под угрозой завести на него дело КГБ потребовал от Владимова, чтобы он до 20 января 1983 года письменно признался во всех своих контактах с диссидентами и в “антисоветской деятельности”. В ответ на это Владимов, описав в своем письме к Андропову от 13 января все репрессии против него, просил разрешения на выезд. Уже 5 февраля ОВИР сообщил Владимову, что если он подаст заявление на выезд, то ответ на него будет положительным. Еще через три дня Владимов обратился с просьбой о выезде в Федеративную Республику Германию сроком на один год на основании приглашения Кельнского университета. 19 апреля писателю был разрешен выезд с условием, что он покинет страну до 1 июня. За выездом 26 мая 1983 года Владимова и его жены последовало утвержденное 1 июля лишение его советского гражданства, что сделало невозможным возвращение Владимова, который непосредственно перед этим выражал надежду, что при Андропове эта мера, возможно, больше не будет применяться.

Следующей мишенью репрессий КГБ в первые месяцы 1983 года стал целый ряд концептуалистских художественных группировок) т. е. лагерь независимой культуры, который по специфике своей художественной деятельности — “хеппенингов” и самостоятельной документации своих работ, например в “Московском архиве нового искусства” (МАНИ) — по возможности избегал всякого контакта с контролирующими структурами и поэтому в глазах КГБ ^обладала всеми признаками чисто “конспиративных кружков”. Кроме того, КГБ с величайшим недоверием рассматривал отчеты об этих группах в художественном журнале “А-Я”, выходившем в Париже. Таким образом деятельность КГБ в отношении представителей концептуализма была в первую очередь направлена на подавление не эстетического феномена, а самих форм организации художественной деятельности и быта, которые рассматривались КГБ как подрывные и криминальные (в отличие от политики по отношению к независимому искусству 70-х годов, кампания в прессе против этих художественных концепций не была развернута). В результате целенаправленных мер КГБ в феврале 1983 года была прекращена серия квартирных выставок и акций разных представителей этого художественного направления, в том числе Свена Гундлаха, Константина Звездочетова и других, проводимая под названием “Апт-арт” с октября 1982 года и организованная, в частности, Никитой Алексеевым, одним из руководителей концептуалистской группировки “Коллщешвные действия”.

15 февраля милиция закрыла выставку группы «СЗ», названной по именам ее основателей Виктора Скерциса и Александра Захарова, и конфисковала выставленные произведения. В тот же день последовал обыск на квартире Михаила Рошаля, у которого кроме его собственных работ были конфискованы каталоги и произведения группы “Мухоморы”, объединявшейся вокруг Владимира и Сергея Мирошниченко, Константина Звездочетова и Свена Гундлаха. Наконец, посредством предварительных арестов и повесток КГБ предотвратил 24 марта 1983 года собрание художников из групп “Коллективные действия” (Никита Алексеев, Георгий Кизевальтер, Андрей Монастырский, Николай Панитков) и “Гнездо» (Геннадий Донской, Михаил Рошаль, Виктор Скерцис) на квартире Алексея Каменского по поводу пятилетнего юбилея группы “ Мухоморы”. Как сообщил сотрудник КГБ одному из художников, эти меры были частью большой акции, направленной на то, чтобы “очистить Москву от вредных паразитических элементов, уголовников и левых живописцев” . Он потребовал от художников прекратить дальнейшие встречи и препятствовать публикациям о них в “А — Я”.

Укрепившаяся с конца 70-х годов тактика КГБ осуждать художников не за эстетические отклонения от нормы, а за конкретные “уголовные” преступления сказалась и в деле карикатуриста Вячесла Сысоева) С 1975 года Сысоев входил в объединение художников вокруг Оскара Рабина и уже однажды потерял работу после участия в квартирных выставках в 1975 году. запрещенной торговле предметами искусства. В 1979 году посл’ё повторного участия в квартирных выставках Сысоев, опасаясь дальнейших репрессий, “ушел в подполье”. Через год он был исключен из секции художников Горкома после выдвинутого ему прокуратурой обвинения в «распространении порнографии”, но далее не преследовался. Теперь после прихода к власти Андропова это дело также должно было быть окончательно завершено. 8 февраля 1983 года сотрудники КГБ арестовал и,Сысоева/на даче за пределами Москвы и после закрытого процесса он был 12 мая 1983 года приговорен к двухлетнему заключению в лагерях за распространение порнографии (параграф 228 Уголовного кодекса РСФСР). Как значилось в обвинении, у него были обнаружены порнографические диапозитивы, которые он получил от западных дипломатов и журналистов. На неожиданно широкий отклик, который репрессии против Сысоева вызвали в западных средствах массовой информации — его карикатуры, главным образом, разоблачающие нарушения прав человека в Советском Союзе, появлялись уже прежде в западных газетах (546) — советская пресса отреагировала длительной кампанией, порочащей Сысоева.

Уже по этой последовательной и бескомпромиссной борьбе органов госбезопасности с культурной оппозицией было заметно, что политика Андропова направлена на восстановление дисциплины и авторитета государства. Соответственно первая после прихода к власти Андропова культурно-политическая передовица “Правды” перечисляла три сферы, в которых, с точки зрения нового руководства, “халатность” брежневской эпохи привела к самым существенным денормализующим провесам. Во-первых, как утверждал партийный орган, велась недостаточная пропаганда интернационализма советской культуры, которая должна быть “социалистической по содержанию, различной по национальным формам, но интернационалистической по духу и характеру”. В обстановке острой идеологической борьбы следует “дать отпор” всем проявлениям “идеологически невыдержанного поведения”, идеологически незрелым выводам, а также всем “отклонениям от классовых критериев в оценке событий и феноменов прошлого и настоящего”.

Кроме того, писала дальше газета, заметно был ослаблен идеологический контроль над театром и молодежной культурой. Театры часто заняты “невыразительными темами” и увлекаются “пустым развлечением”. Поэтому их репертуар должен быть расширен за счет “крупных произведений на актуальные темы”. Наконец, “идеологическое и эстетическое воспитание подрастающего поколения” должно быть в основе своей улучшено и сделано более эффективным. “Некоторые представители молодого поколения”,— пишет “Правда”,— “ориентируются отнюдь не на лучшие образцы отечественной и международной музыки и индустрии развлечений”.

В январе 1983 года в “Правде” и “Известиях” появились еще три культурно-политические передовицы, которые поясняют культурно-политическую модель действий андроповской администрации. Задачи повышения экономической эффективности системы и меры по достижению этой цели — повышение рабочей дисциплины и личной ответственности каждого — просто переносятся в сферу культурной политики. Культура таким образом как бы рассматривается как часть общественной системы, администрируемой с точки зрения экономических показателей, в которой “эффективность”, а значит в этом случае “производство” действенной, т. е. качественно и прежде всего идеологически выдержанной культуры в рамках догмы социалистического реализма (снова утвержденной как единственная эстетическая норма), зависит от административного вмешательства и прежде всего от контроля за его осуществлением.

Помимо этих документов, ту же модель абсолютно недвусмысленно пропагандировал министр культуры Демичев: “В связи с особенностями развития современного производства, его интенсификацией возрастает и роль культуры как фактора восстановления физических и духовных сил человека, роста творческого потенциала личности. Недостатки в удовлетворении духовных запросов порождают снижение трудовой активности, распространение антикультуры. В дальнейшем совершенствовании культурно-массовой работы заключены большие резервы в борьбе с разного рода негативными проявлениями в поведении, привычках, образе жизни людей. Она призвана активно содействовать укреплению общественной дисциплины, формированию добросовестного отношения к труду, уважения к советским законам и правилам социалистического общежития, нормам коммунистической нравственности”.

Вы также можете подписаться на мои страницы:
— в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy

— в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
— в контакте: http://vk.com/podosokorskiy

35 лет назад ЦК КПСС одобрил поворот сибирских и северных рек на юг

35 лет назад Компартия СССР устами Константина Черненко утвердила план переброски сибирских рек в страдавшие от засухи южные республики. Проект, обсуждавшийся на разных уровнях с 1920-х годов, был отклонен после смерти генсека из-за дороговизны, сложности воплощения в жизнь и критики как специалистов, так и творческой интеллигенции. В наше время вернуться к плану призывал Юрий Лужков.

23 октября 1984 года на Пленуме ЦК КПСС была принята программа переброски на юг полноводных сибирских и северных рек. Как писали газеты того времени, «с яркой программной речью» выступил генеральный секретарь партии Константин Черненко. Им был рассмотрен вопрос о мелиорации и повышении эффективности использования мелиорированных земель. В постановлении требовалось «ускорить внедрение достижений науки». Поворот рек явился одним из двух глобальных решений Черненко на посту генсека во внутренней политике наряду с реформой школьного образования.

В случае успешной реализации этот инженерный и строительный проект стал бы одним из наиболее грандиозных в XX веке. Его основная цель заключалась в перераспределении речного стока Иртыша, Оби, Тобола и других рек в республики Советского Союза, остро нуждавшиеся в пресной воде, — Казахстан, Таджикистан, Узбекистан и Туркмению.

Параллельно готовилось возведение системы каналов и водохранилищ, позволивших бы перебросить воду рек северной части Восточно-Европейской равнины в мелевшее Аральское море.

По мнению экологов, осуществление программы могло вызвать неблагоприятные последствия, как затопление сельскохозяйственных и лесных угодий, непредсказуемое изменение режима вечной мерзлоты, повышение солености вод Северного Ледовитого океана, нарушение видового состава флоры и фауны на территориях, по которым должен пройти канал.

Поворот не понравился Сталину

Впервые подобные идеи были высказаны в середине XIX века. Новатором в данной области считается киевский инженер Яков Демченко, в 1868 году подавший свое предложение в Императорское русское географическое общество. Оценочных суждений не последовало, и тогда, проработав вопрос более обстоятельно, он издал брошюру «О наводнении Арало-Каспийской низменности для улучшения климата прилежащих стран». Общественное мнение квалифицировало эту идею как безумную.

Проблема переброски части стока сибирских рек в бассейн Аральского моря вновь привлекла внимание специалистов в 1920-х годах, отмечается в научной статье сотрудника Института экономики и организации промышленного производства СО РАН Валентины Василенко. Было составлено много схем, различающихся пунктами водозабора, объемами и трассами переброски.

А в 1948 году академик Владимир Обручев написал о такой возможности Иосифу Сталину. Вождь не уделил проекту должного внимания.

Еще через год правительственная комиссия все же одобрила один из вариантов передачи сибирской воды в Арал, однако позже работы приостановили из-за возникших сомнений в экологической безопасности проекта.

Идея ядерного взрыва

В следующий раз вопрос приобрел актуальность в 1950-х по инициативе академика из Казахской ССР Шафика Чокина. Для осуществления плана ирригации в Узбекистане, Таджикистане и Туркмении построили каналы, позволявшие отводить воды Амударьи и Сырдарьи на поля орошения. Однако отъем воды из рек привел к обмелению Аральского моря. В этой связи произошла попытка вернуться к идее переброски части стока Обь-Иртышского бассейна на юг. Многим она представлялась удачной возможностью одновременно осуществить мероприятия по осушению земель Западно-Сибирской равнины и обводнению территорий Казахстана и республик Средней Азии.

Вопрос о целесообразности территориального перераспределения водных ресурсов многократно поднимался на разных уровнях. Однако каждый раз неизменно находились причины, по которым все оканчивалось на этапе обсуждения: до конкретных шагов дело так и не доходило. В конце 1960-х годов рост населения и развитие экономики привели к увеличению водохозяйственной напряженности, помимо Средней Азии и Казахстана, в бассейне Каспийского и Азовского морей, а также на юге Украины и Молдавии. Предлагались западный и восточный варианты переброски северных рек в Волгу.

По первому из них водозабор планировался из Ладожского, Онежского и других озер Северо-Запада, по второму — из реки Печоры.

К этому же периоду относится проект «Тайга», разработанный с целью создания искусственного канала с помощью экскавационных групповых ядерных взрывов между Печорой и Колвой для подпитки мелеющего Каспийского моря. Экспериментальный подрыв трех ядерных зарядов был произведен в 1971 году, а всего планировалось 250 взрывов. Впоследствии проект был закрыт из-за попадания радиоактивных частиц за территорию СССР, что являлось нарушением Московского договора о запрещении ядерных испытаний в трех средах.

Амбициозные планы Черненко

В 1968 году вступил в эксплуатацию оросительно-обводнительный канал Иртыш — Караганда, построенный по инициативе Казахского НИИ энергетики. Этот канал можно рассматривать как выполненную часть проекта по обеспечению водой центрального Казахстана.

Существовал план создания гигантского водохранилища площадью 260 тыс. км² — так называемого Сибирского моря. Наполнить его предполагалось путем соединения каналами Иртыша, Тобола и Ишима. Однако тревогу забили геологи, проводившие на заявленной территории разведку нефтяных и газовых месторождений. Затопление части Западной Сибири оставило бы СССР без стратегических ресурсов. Так что и на этой затее в итоге поставили крест.

Тем не менее, специалисты не оставляли попыток подобрать наиболее оптимальное предложение и убедить правительство в необходимости начала работ.

Проект был принят на XXV Съезде КПСС в 1976 году. А еще через два года вышло постановление ЦК партии и Совмина «О проведении научно-исследовательских и проектных работ по проблемам переброски части стока северных и сибирских рек в южные районы страны», передававшее функции головной организации по комплексным исследованиям для обоснования объемов и очередности работ, связанных с переброской, Институту водных проблем АН СССР.

Предлагалась поэтапная переброска сибирской воды: на первом — изъятие 25 км³, на втором — 60 км³, а в отдаленной перспективе — 75-100 км³ воды в год из бассейнов Оби и Иртыша с возможной переброской части стока из бассейна Енисея.

Выступление Черненко 35-летней давности должно было положить конец сомнениям.

Решение Пленума ЦК КПСС было призвано покончить с хроническими проблемами в сельском хозяйстве. К 2000 году предполагалось расширить площади орошаемых земель до 30-32 млн га и осушаемых до 19-21 млн га. Программа основывалась на концепции крупномасштабного перераспределения водных ресурсов и направления части стоков северных и сибирских рек, а также Дуная на орошение земель.

Горбачев запретил, Лужков предложил

Начало осуществления проекта ожидалось в 1985 году, однако преждевременная смерть партийного лидера, Перестройка и банальная нехватка финансов вновь отложили идею на неопределенный срок. В обществе развернулись ожесточенные дискуссии. Категорически против проведения плана в жизнь выступала творческая интеллигенция. А Съезд Союза писателей в 1986-м в шутку окрестили «съездом мелиораторов», поскольку многие выступили с трибуны с критикой самой мысли о переброске рек. В отличие от геологов и экологов, писатели высказывались не с точки зрения науки и экономики, а сделали акцент на этических ценностях.

Михаил Горбачев, озаботившись происходящим, поручил создать на базе научных советов АН СССР экспертную комиссию по проблемам повышения эффективности мелиорации. 19 июля 1986 года эксперты доложили ему свое заключение, а 14 августа вышло постановление ЦК КПСС и Совмина «О прекращении работ по переброске части стока северных и сибирских рек», согласно которому проект признавался нецелесообразным.

«Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР, исходя из необходимости изучения экологических и экономических аспектов проблем переброски части стока северных и сибирских рек, за что выступают и широкие круги общественности,
признали нецелесообразным дальнейшее осуществление проектных проработок, связанных с переброской стока сибирских рек в Среднюю Азию и Казахстан»,
— отмечалось в документе.

В 1990-е годы идея переброски рек всплыла заново во многом благодаря мэру Москвы Юрию Лужкову, который предлагал использовать 6-7% воды реки Обь для орошения обезвоженной земли в Челябинской, Тюменской, Оренбургской и Курганской областях, а также Средней Азии. Столичный градоначальник подчеркивал, что его идея не повторяла варианты времен СССР, отвергнутые в 1986-м. В 2002 году Лужков обратился к президенту России Владимиру Путину с просьбой «взять проект под свой личный патронаж». В 2008-м мэр издал книгу о своей амбициозной, но так пока и не реализованной задумке.

Черненко, скорее всего, сохранит тенденцию к потеплению в отношениях с Китаем

Непримечательное, но неуклонное улучшение китайско-советских отношений — это одно из немногих позитивных наследий, унаследованных Константином Черненко от недолгого режима Юрия Андропова.

Присутствие вице-премьера Ван Ли на государственных похоронах президента Андропова во вторник показывает, как далеко продвинулись китайско-советские отношения за 15 месяцев правления Андропова, и расстояние, которое еще предстоит пройти на пути к полной нормализации.

Ван Ли является самым высокопоставленным китайским чиновником, посетившим советскую столицу с момента ожесточенной ссоры между Москвой и Пекином в начале 1960-х годов.

Позиция первого вице-премьера Ван Ли аналогична позиции вице-президента Джорджа Буша, который представлял США на похоронах Андропова. Ван Ли заменяет премьер-министра Чжао Цзыяна во время его отсутствия в Пекине. Он также является членом Политбюро, хотя посещал Москву исключительно в качестве правительственного. (У Китая нет межпартийных отношений с Москвой, и в настоящее время ни одна из сторон не намерена возобновлять такие отношения.)

Напротив, представителем Китая на похоронах президента Брежнева в ноябре 1982 года был министр иностранных дел Хуан Хуа. Г-н Хуан был тогда государственным советником, но не вице-премьером, и он не заседал в Политбюро.

Процесс нормализации китайско-советских отношений начался в марте 1982 года, когда Брежнев выступил в Ташкенте с речью, протягивая Пекину оливковую ветвь. В октябре того же года заместитель министра иностранных дел СССР Леонид Ильичев посетил Пекин для участия в первой из серии «консультаций», проводимых дважды в год попеременно в Пекине и Москве. Заместитель министра иностранных дел Китая Цянь Цичень, коллега Ильичева по этим переговорам, находится с Ван Ли в Москве и снова отправится туда на четвертый раунд «консультаций» в следующем месяце.

Тем временем другой советский заместитель министра иностранных дел, Михаил Капица, находится с визитом в Ханое, что, по мнению местных западных дипломатов, может быть попыткой скоординировать политику с Вьетнамом перед переговорами Ильичев-Цянь в следующем месяце. Китай выдвинул три условия нормализации: вывод советских войск из Афганистана, сокращение советских войск в Монголии и вдоль китайско-советской границы и прекращение советской поддержки оккупации Кампучии Вьетнамом.

Все три условия имеют непосредственное отношение к безопасности границ Китая, а два из трех также непосредственно касаются безопасности СССР. Но восточноевропейские источники намекают, что Москва может готовить новое предложение по Кампучии, региону, далекому от советских границ. Если это так, Капица, возможно, прощупывает Ханой, на какой компромисс он готов пойти.

Ни Пекин, ни Москва не выражают большого оптимизма по поводу быстрого прогресса в переговорах Ильичев-Цянь. Однако общая атмосфера китайско-советских отношений продолжает неуклонно улучшаться. Недавно было подписано торговое соглашение, увеличивающее китайско-советский торговый обмен на 50 процентов. Общий товарооборот в прошлом году составил 800 миллионов долларов, и ожидается, что в этом году он увеличится до 1,2 миллиарда долларов.

Напряженность на китайско-советской границе заметно снизилась. Возобновлены ограниченные культурные, спортивные и туристические обмены. Китайские газеты не полемизируют с сообщениями об экономических и других переменах в Советском Союзе.

Это все положительные улучшения в китайско-советских отношениях, достигнутые за 15 месяцев правления Андропова. Их преемник вряд ли разбавит или изменит их.

В то время как происходили эти изменения, Пекин также отошел от того, что казалось зарождающимися стратегическими отношениями с Вашингтоном, к более традиционной позиции независимости от обеих сверхдержав.

И тем не менее, в глазах руководителей Китая, между Советским Союзом и Соединенными Штатами по-прежнему существует важнейшее различие. При всех скромных улучшениях, произошедших в китайско-советских отношениях, подавляющая военная мощь Москвы остается главной и, по сути, единственной серьезной угрозой безопасности Китая. Соединенные Штаты — сверхдержава, но ни в глазах Китая, ни в глазах Вашингтона они не представляют угрозы безопасности Китая. Вот почему премьер-министр Китая Чжао Цзыян, как сообщается, мог сказать находящемуся с визитом премьер-министру Австралии Бобу Хоуку, что Китай по-прежнему поддерживает стратегические отношения с Соединенными Штатами.

Что, если бы СССР не распался… — Клуб «Валдай»

Международный дискуссионный клуб «Валдай» на своем предстоящем ежегодном собрании, запланированном на конец октября, планирует провести специальную сессию «Если бы СССР не распался». С одной стороны, эта тема представляет собой новый подход для клуба, специализирующегося на анализе текущих и перспективных глобальных политических и экономических тенденций. По понятным причинам мы не ориентировались на исторические ретроспективы, не говоря уже об исторических реконструкциях.

С другой стороны, приближается 100 900 33 900 34-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года (позволим себе напомнить официальные эпитеты, применявшиеся к этому событию в прошлом). Вполне естественно, что этот юбилей наводит на серьезные и вдумчивые размышления — как исторические, так и с прицелом на будущее — о советском вкладе в развитие этой страны. Вопросы о значении нашего советского наследия (в том числе советского внешнеполитического наследия), безусловно, чрезвычайно важны и актуальны для нас сегодня в контексте усилий по выявлению идейно-ценностных основ современной политики. Таким образом, вполне понятно, почему клуб «Валдай» так озабочен этими вопросами.

Проблема в том, что на официальном уровне начало и конец советской истории оцениваются совершенно по-разному. Легко понятный консервативный подход к революции 1917 года можно резюмировать простой фразой — Никогда больше! – поговорка, не терпящая вариаций. Выступая некоторое время назад на Международном инвестиционном форуме в Сочи, премьер-министр Дмитрий Медведев сделал по этому поводу недвусмысленное заявление: «Эта революция — наглядный пример того, как потеря стабильности привела к разрушению экономических основ и потере перспективы для экономического роста на долгие годы. Именно по этой причине, я думаю, мы должны дорожить тем, что имеем сегодня». Нет сомнения, что этот антиреволюционный и контрреволюционный подход будет доминировать в официальной идеологической кампании на протяжении всего предстоящего юбилейного года. Можно было бы подумать, что фигуры Ленина (и его предполагаемого немецкого финансирования), Троцкого (и его вполне определенного американского финансирования) и других лидеров будут оценены соответствующим образом. На уровне карнавальной культуры всплывут старые шутки. Все это будет добавлено в контекст многолетней полуофициальной идеализации Григория Распутина (и его борьбы с либеральными заговорщиками, которыми манипулирует британское посольство). Вопрос в том, какая официальная (или полуофициальная) оценка будет дана последнему царю Николаю II? Будет ли продвигаться тенденция к восприятию его как абсолютного ничтожества, «промотавшего» свою страну (напрашивая сравнение с Горбачевым, весьма уместное в нынешних условиях), или произойдет разворот к восприятию его как мученика, интерпретация, популярная в эпоху Ельцина? Это, пожалуй, главный источник неопределенности официальных взглядов на юбилей.

С другой стороны, символическая оценка 1991 г. (и советского периода в целом), которая обязательно вновь появится на официальном идеологическом и аксиологическом уровнях в контексте юбилея 1917 г., носит противоположный характер. Все помнят знаменитое заявление президента Владимира Путина о том, что распад СССР был величайшей геополитической катастрофой 20 9033-го -го века. Такие события, как орбита Юрия Гагарина и Победа в Великой Отечественной войне (Вторая мировая война), два ключевых доминирующих фактора нынешней политики России по стимулированию исторической памяти, также способствуют уважению к советской эпохе. Наблюдаемая нами в последнее время позитивная переоценка роли Сталина (его оценивают как сторонника сильного государства, а не как коммуниста) также является отсылкой к советским временам и получила мощную медийную поддержку в феврале 2016 г., во время празднования Дня независимости. годовщина 20
Съезд КПСС («Сталин строил, а Хрущев разрушал»).

Дополнительный стимул к восприятию советского наследия на символико-аксиологическом уровне появился после воссоединения России с Крымом в марте 2014 г., хотя главным историческим символом, на который ссылался в то время президент Путин, был «сакральный Херсонес», колыбель русская православная вера, которая для русских была тем же, что Иерусалим для евреев и Мекка для мусульман, а дела советской эпохи («Хрущев отдал Крым украинцам») неизменно преподносились в негативном свете. Слова Владимира Путина на митинге у Кремлевской стены вечером 18 марта 2014 года («Крым и Севастополь уплыли в свою гавань») вызвали у многих россиян ностальгию по тому, что связывало их с Крымом в прошлом: его славе как «народная здравница», «Артек», ночи у «синего моря», крымские фильмы, стихи и песни. Филологический термин «геопоэтика», сочетание литературно-художественных ассоциаций с конкретным местом, является очень точным отражением того, как крымские события воспринимались русским народным мнением.

Но если отбросить в сторону советские ценности, которые до сих пор влияют на идеологическую политику в России, и спросить: «А что, если бы СССР не распался?» нам придется придумать определенные исторические реконструкции и рассмотреть их с точки зрения текущей политики.

Главный вопрос, связанный с этими «бифуркациями истории», звучит так: «А что, если бы не Горбачев?» Этот вопрос распадается на несколько составляющих. Во-первых, «Что, если бы Андропов прожил дольше?» За чуть более года пребывания у власти он успел ужесточить трудовую дисциплину в общегосударственном масштабе, добиться определенных результатов в борьбе с коррупцией и занять жесткую позицию во внешней политике. Это было в 1983 года, когда у руля стоял Андропов, что встречное размещение ракет средней дальности в Европе достигло своего апогея. Именно тогда Рональд Рейган назвал СССР «империей зла» и был сбит корейский авиалайнер. Добавьте к этому дешевую андроповку (символизирующую союз власти и народа) и «закручивание гаек» против инакомыслящих (хотя, как видно из воспоминаний по обе стороны водораздела, этот вопрос стоял не так как бы просто это не казалось). Но до сих пор неясно, хотел ли он (и был бы в состоянии, если бы захотел) развернуть полномасштабную модернизацию экономики (не будем называть ее «реформой») и стать таким образом советским Дэн Сяопином.

Наконец, в некоторых опубликованных источниках указывается, что Андропов благосклонно относился к Горбачеву и сделал бы его своим преемником — неофициальным «вторым секретарем» ЦК КПСС вместо Константина Черненко, — если бы тот прожил дольше. Но другая теория заговора гласит, что в этом случае Андропов вскоре обнаружил бы «гнилое нутро» Горбачева и выдвинул бы кого-то еще из «молодой команды» политиков, впоследствии занимавших высокие посты в Политбюро и Секретариате ЦК и в Совет министров (Гейдар Алиев, Егор Лигачев, Григорий Романов, Николай Рыжков, Виталий Воротников и др. ).

Второй вопрос более парадоксальный: «А что, если бы Черненко прожил дольше?» Казалось бы, этот смертельно больной человек, который не мог дышать без кислородной маски, сделал 1984 и 1985 годы самым позорным и осмеянным периодом в советской истории. Черненко имел репутацию прекрасного политработника, с большой эффективностью руководившего внутренней жизнью ЦК в последние брежневские годы. Черненко был бы принят как Брежнев-2 вместе с его консервативным, но эффективным и стабильным правлением. Горбачев, наоборот, не получил бы такой власти в Секретариате ЦК, какой он имел при больном Черненко. Но даже будучи больным, Черненко не уклонялся от реформ (именно при нем была начата масштабная реформа средней школы). Он также отказался реабилитировать брежневского министра внутренних дел Николая Щелокова, уволенного Андроповым за коррупцию. Что характерно, Щелоков застрелился еще при Черненко (не Андропове). Еще одним показательным фактом является то, что именно Черненко вновь принял в КПСС ближайшего соратника Сталина Вячеслава Молотова после его изгнания Хрущевым. В любом случае, помощники Черненко в своих мемуарах соперничают с помощниками Андропова, причем обе группы утверждают, что история повернулась бы к лучшему, если бы их руководитель прожил дольше.

Наконец, возникает вопрос, что было бы, если бы Черненко сменил кто-то другой, а не Горбачев. В открытых источниках упоминается ряд альтернативных кандидатов, в том числе Григорий Романов, Виктор Гришин, Андрей Громыко и Владимир Щербицкий. Думаю, каждый из них остался бы с консервативным курсом, как Брежнев 2.0. Но украинский лидер Щербицкий заслуживает отдельной исторической реконструкции хотя бы потому, что некоторые мемуаристы утверждают, что сам Брежнев назвал его своим преемником. Эта реконструкция была бы особенно интересна на фоне нынешнего украинского кризиса. В конце концов, однако, альтернативы не материализовались, а Андрей Громыко, поддержавший Горбачева, впоследствии сказал своей семье: «Какую ошибку я совершил!»

Другая группа «исторических бифуркаций» касается того, мог ли СССР избежать распада при Горбачеве. Этот вопрос логически влечет за собой другой: мог ли кто-нибудь остановить Горбачева? Здесь следует с сожалением отметить, что «кадровая культура» в ЦК КПСС нередко превращала «коллективное руководство» в фикцию, с господствовавшим принципом «начальник всегда прав». Поэтому нельзя ответить утвердительно на ключевой вопрос о возможности ускорения без перестройки, как это было в Китае, где Дэн Сяопин проводил экономические реформы политически консервативными методами и не побоялся подавить студенческий мятеж на площади Тяньаньмэнь в Пекине. . Очевидно, энтузиазм Горбачева и деятельность его ближайших соратников (Яковлева, Шахназарова и др.), подтолкнувших его к проведению политической реформы, сделали политическую перестройку неизбежной. Горбачева часто упрекают в том, что он сосредоточил внимание на внешней политике в ущерб внутренним делам (в отличие от Дэн Сяопина, который избегал участия в международных делах и сосредоточился на внутренних реформах). Но альтернативы практически не было: поворот Горбачева от внешней к внутренней политике был маловероятен в свете нескольких факторов, в том числе его визита в Лондон в 1919 году. 84 года, когда он был очарован Маргарет Тэтчер и развил вкус к эффектам международного пиара, его увлечение новыми внешнеполитическими идеологическими построениями (охотно поставляемыми его помощниками, многие из которых были международными экспертами) и, наконец, неоднозначной фигурой Эдуарда Шеварднадзе. в качестве министра иностранных дел.

Был и ряд внешних факторов, подрывавших устойчивость советской системы. Один был Чернобыль, 30
юбилей которого отмечался не так давно. Мероприятие способствовало публикации многочисленных статей в СМИ и даже художественного фильма, все из которых подразумевают, что СССР остался бы единым и могущественным, если бы не Чернобыль. Отдельная тема — обвал цен на нефть в середине 1980-е годы и снижение доходов бюджета, вызванное горбачевской кампанией по борьбе с пьянством (в отличие от Андропова). Еще одна тема — влияние жены Горбачева на принятие им политических решений (все мемуаристы упоминают в этом контексте Раису Горбачеву крайне негативно).