Один короткий рассказ Михаила Зощенко. Михаил зощенко рассказы


Интересный рассказ - Михаил Зощенко

Подробности Категория: Михаил Зощенко

Интересный рассказ

Когда началась война, Коля Соколов умел считать до десяти. Конечно, это мало считать до десяти, но бывают дети, которые и до десяти считать не умеют.Например, я знал одну маленькую девочку Лялю, которая считала только до пяти. И то, как она считала? Она говорила: «Раз, два, четыре, пять». И «три» пропускала. Разве это счет! Это же прямо смехотворно.Нет, навряд ли такая девочка будет в дальнейшем научным работником или профессором математики. Скорей всего, она будет домашней работницей или младшим дворником с метлой. Раз она настолько неспособна к цифрам.А наш Коля, я говорю, умел считать до десяти. И благодаря этому он отсчитал десять шагов от дверей своего дома. И, отсчитав эти шаги, он стал рыть яму. Лопатой.Вот он вырыл яму. И положил в эту яму деревянный ящик, в котором находились разные его вещи — коньки, топорик, маленькая ручная пила, складной карманный ножик, фарфоровый зайчик и другие мелкие предметы.Положил он этот ящик в яму. Засыпал землей. Затоптал ногами. И вдобавок сверху набросал желтого песочку, чтоб незаметно было, что там яма и в яме что-то лежит.Интересный рассказ

Сейчас я объясню вам, зачем Коля зарыл в землю свои вещи, такие нужные для него.Он с мамой и с бабушкой уезжал в город Казань. Потому что фашисты наступали тогда. И подошли очень близко к их деревне. И все жители поспешно стали уезжать.И, значит, Коля с мамой и с бабушкой тоже решили уехать.А все вещи, конечно, с собой не захватишь. И по этой причине некоторые вещи мама положила в сундук и зарыла в землю, чтоб они не достались фашистам.От дверей дома мама отсчитала тридцать шагов. И там зарыла сундук.Она отсчитала тридцать шагов для того, чтоб знать то место, где зарыто. Не разрывать же весь двор, чтоб потом искать этот сундук. Стоит только отсчитать тридцать шагов по направлению к огороду, и сундук сразу будет найден, когда фашистов выгонят из деревни.И вот мама зарыла сундук в тридцати шагах от дверей. А Коля, который умел считать до десяти, отсчитал десять шагов. И там зарыл свой ящик.И в тот же день мама, бабушка и Коля уехали в город Казань. И в этом городе они прожили почти что четыре года. И там Коля подрос, стал ходить в школу. И считать научился до ста и больше.И вот наконец стало известно, что фашистов выгнали из той деревни, где в свое время проживал Коля. И не только из той деревни, а вообще их выгнали с нашей земли. И тогда Коля с мамой и с бабушкой вернулись в свои родные места.Ах, они с волнением подъезжали к своей деревне. Думали: «Цел ли наш дом? Не сожгли ли его фашисты? И целы ли вещи, зарытые в земле? Или, может быть, фашисты вырыли эти вещи и взяли их себе? Ах, это будет очень жаль, если они взяли себе коньки, пилу и топорик».Но вот, наконец, Коля дома. Дом цел, но, конечно, немножко разрушен. И все вещи, которые оставались в доме, исчезли. Фашисты украли их. Но мама сказала: «Это ничего. У нас сохранилось еще много вещей, зарытых в землю».И с этими словами мама отсчитала тридцать шагов и стала копать лопатой. И вскоре убедилась, что сундук там. И тогда Коля сказал маме:— Вот что значит арифметика. Если б мы зарыли сундук просто так, не отсчитали бы тридцать шагов, вот теперь и не знали бы, где копать.Наконец мама открыла сундук. И там все было цело и исправно. И вещи даже не подмокли, потому что поверх сундука была положена клеенка. И мама с бабушкой были так довольны, что сохранились эти вещи, что даже запели песню: «Светит месяц, светит ясный».И тогда Коля в свою очередь взял лопату, отсчитал десять шагов и сказал соседским ребятам, которые собрались вокруг него:— Если б я зарыл свои вещи просто так, где попало, не отсчитал бы десять шагов, вот я бы теперь и не знал, где они лежат. Но счет приносит людям огромную пользу. Благодаря арифметике я теперь знаю, где мне надо копать.И с этими словами Коля стал копать. Копает, копает, но найти своего ящика не может. Уже глубокую яму вырыл. Нет ящика. И немножко влево стал копать. И немножко вправо. Нигде нет.Уже ребята стали смеяться над Николаем.— Что-то, говорят, не помогла тебе твоя арифметика. Может быть, фашисты вырыли твои вещи и взяли их себе?Коля говорит:— Нет, если наш огромный сундук найти не могли, то навряд ли они нашли мои вещи. Тут что-то не так.Коля бросил лопату. Сел на ступеньки крыльца. И сидит скучный, грустный. Думает. Потирает лоб рукой. И вдруг, засмеявшись, говорит:— Стоп, ребята! Я знаю, где лежат мои вещи.И с этими словами Коля отсчитал только пять шагов и сказал:— Вот где они лежат.И, взяв лопату, стал копать. И действительно вскоре из земли показался ящик. И тогда все собравшиеся сказали:— Странно. Ты зарыл свой ящик в десяти шагах от двери, а теперь он оказался в пяти шагах. Неужели же твой ящик во время войны сам подвинулся поближе к твоему дому?— Нет, — сказал Коля, — ящики сами двигаться не могут. Тут вот что произошло. Когда я зарыл свой ящик, я был совершенно маленький малыш. Мне было всего пять лет. И у меня были тогда маленькие и даже крошечные шаги. А теперь мне девять лет, десятый год. И вон какие у меня огромные шаги. И вот почему я вместо десяти шагов отсчитал только пять. Арифметика приносит пользу тем людям, которые умеют понимать, что происходит в жизни. А происходит то, что время движется вперед. Люди растут. Их шаги меняются. И ничто в жизни не остается без перемены.Тут Коля открыл свой ящик. Все оказалось на месте. И даже железные вещи не заржавели, потому что Коля обмазал их салом. А такие вещи не имеют права давать ржавчину.Вскоре приехал Колин папа. Он был сержант, награжденный медалью за храбрость. И Коля ему все рассказал. И папаша похвалил Николая за его ум и смекалку.И все были очень довольны и счастливы. Пели, веселились и даже танцевали танцы.

- КОНЕЦ -

Рассказ Михаила Зощенко.  Иллюстрации С.Поляков

www.planetaskazok.ru

Смешные рассказы для детей Михаил Зощенко сборник "Самое главное"

Нас замучила ностальгия по детству и мы решили найти для вас самых интересных смешных рассказов, которые в детстве читали сами с удовольствием.

Показательный ребенок

Жил-был в Ленинграде маленький мальчик Павлик. У него была мама. И был папа. И была бабушка.

И вдобавок в их квартире жила кошка под названием Бубенчик.

Вот утром папа пошёл на работу. Мама тоже ушла. А Павлик остался с бабушкой.

А бабушка была ужасно старенькая. И она любила в кресле спать.

Вот папа ушёл. И мама ушла. Бабушка села в кресло. А Павлик на полу стал играть со своей кошкой. Он хотел, чтоб она ходила на задних лапках. А она не хотела. И мяукала очень жалобно.

Вдруг на лестнице раздался звонок.

Бабушка и Павлик пошли открывать двери.

Это пришёл почтальон.

Он принёс письмо.

Павлик взял письмо и сказал:

– Я сам передам папе.

Вот почтальон ушёл. Павлик снова хотел играть со своей кошкой. И вдруг видит – кошки нигде нет.

Павлик говорит бабушке:

– Бабушка, вот так номер – наш Бубенчик пропал.

Бабушка говорит:

– Наверно, Бубенчик убежал на лестницу, когда мы открыли дверь почтальону.

Павлик говорит:

– Нет, это, наверно, почтальон взял моего Бубенчика. Наверно, он нарочно нам дал письмо, а мою дрессированную кошечку взял себе. Это был хитрый почтальон.

Бабушка засмеялась и говорит шутливо:

– Завтра почтальон придёт, мы отдадим ему это письмо и взамен возьмём у него назад нашу кошечку.

Вот бабушка села в кресло и заснула.

А Павлик надел своё пальто и шапочку, взял письмо и тихонько вышел на лестницу.

«Лучше, – думает, – я сейчас отдам письмо почтальону. И лучше я сейчас возьму от него мою кошечку».

Вот Павлик вышел во двор. И видит – во дворе нету почтальона.

Павлик вышел на улицу. И пошёл по улице. И видит – на улице тоже нигде нету почтальона.

Вдруг какая-то одна рыжая тётка говорит:

– Ах, поглядите все, какой маленький малыш идёт один по улице! Наверно, он потерял свою маму и заблудился. Ах, позовите скорей милиционера!

Вот приходит милиционер со свистком. Тётка ему говорит:

– Поглядите, какой мальчик лет пяти заблудился.

Милиционер говорит:

– Этот мальчик держит в ручке письмо. Наверное, на этом письме написан адрес, где он живёт. Мы прочтём этот адрес и доставим ребёнка домой. Это хорошо, что он взял с собой письмо.

Тётка говорит:

– В Америке многие родители нарочно кладут письма в карман своим детям, чтоб они не терялись.

И с этими словами тётка хочет взять письмо от Павлика. Павлик ей говорит:

– Что вы волнуетесь? Я знаю, где я живу.

Тётка удивилась, что мальчик так смело ей сказал. И от волнения чуть в лужу не упала.

Потом говорит:

– Поглядите, какой бойкий мальчик. Пусть он нам тогда скажет, где он живёт.

Павлик отвечает:

– Улица Фонтанка, восемь.

Милиционер поглядел на письмо и говорит:

– Ого, это боевой ребёнок – он знает, где он живёт.

Тётка говорит Павлику:

– А как тебя зовут и кто твой папа?

Павлик говорит:

– Мой папа шофёр. Мама ушла в магазин. Бабушка спит в кресле. А меня зовут Павлик.

Милиционер засмеялся и сказал:

– Это боевой, показательный ребёнок – он всё знает. Наверно, он будет начальником милиции, когда подрастёт.

Тётка говорит милиционеру:

– Проводите этого мальчика домой.

Милиционер говорит Павлику:

– Ну, маленький товарищ, пойдём домой.

Павлик говорит милиционеру:

– Дайте вашу руку – я вас доведу до своего дома. Вот мой красивый дом.

Тут милиционер засмеялся. И рыжая тётка тоже засмеялась.

Милиционер сказал:

– Это исключительно боевой, показательный ребёнок. Мало того, что он всё знает, он ещё меня хочет до дому довести. Этот ребенок непременно будет начальником милиции.

Вот милиционер дал свою руку Павлику, и они пошли домой.

Только дошли они до своего дома – вдруг мама идёт.

Мама удивилась, что Павлик идёт по улице, взяла его на руки, принесла домой.

Дома она его немножко побранила. Она сказала:

– Ах ты, противный мальчишка, зачем ты убежал на улицу?

Павлик сказал:

– Я хотел у почтальона взять моего Бубенчика. А то мой Бубенчик пропал, и, наверно, его взял почтальон.

Мама сказала:

– Что за глупости! Почтальоны никогда не берут кошек. Вон твой Бубенчик сидит на шкафу.

Павлик говорит:

– Вот так номер. Смотрите, куда прыгнула моя дрессированная кошечка.

Мама говорит:

– Наверно, ты, противный мальчишка, её мучил, вот она и забралась на шкаф.

Вдруг проснулась бабушка.

Бабушка, не зная, что случилось, говорит маме:

– Сегодня Павлик очень тихо и хорошо себя вёл. И даже меня не разбудил. Надо за это дать ему конфетку.

Мама говорит:

– Ему не конфетку надо дать, а в угол носом поставить. Он сегодня убежал на улицу.

Бабушка говорит:

– Вот так номер.

Вдруг приходит папа. Папа хотел рассердиться, зачем мальчик убежал на улицу. Но Павлик подал папе письмо.

Папа говорит:

– Это письмо не мне, а бабушке.

Вот бабушка надела очки на нос и стала читать письмо.

Потом она говорит:

– В городе Москве у моей младшей дочери родился ещё один ребёнок.

Павлик говорит:

– Наверно, родился боевой ребёнок. И наверно, он будет начальник милиции.

Тут все засмеялись и сели обедать.

На первое был суп с рисом. На второе – котлеты. На третье был кисель.

Кошка Бубенчик долго глядела со своего шкафа, как Павлик кушает. Потом не вытерпела и тоже решила немножко покушать.

Она прыгнула со шкафа на комод, с комода на стул, со стула на пол.

И тогда Павлик дал ей немножко супу и немножко киселя.

И кошка была очень этим довольна.

Глупая история

Петя был не такой уж маленький мальчик. Ему было четыре года. Но мама считала его совсем крошечным ребёнком. Она кормила его с ложечки, гулять водила за ручку и по утрам сама одевала его.

Вот однажды Петя проснулся в своей постельке.

И мама стала его одевать.

Вот она одела его и поставила на ножки около кровати. Но Петя вдруг упал.

Мама думала, что он шалит, и снова поставила его на ножки. Но он опять упал.

Мама удивилась и в третий раз поставила его около кроватки. Но ребёнок снова упал.

Мама испугалась и по телефону позвонила папе на службу.

Она сказала папе:

– Приезжай скорей домой. Что-то с нашим мальчиком случилось – он на ножках стоять не может.

Вот папа приезжает и говорит:

– Это глупости. Наш мальчик хорошо ходит и бегает, и не может быть, чтоб он у нас падал.

И он моментально ставит мальчика на ковёр. Мальчик хочет пойти к своим игрушкам, но снова, в четвёртый раз, падает.

Папа говорит:

– Надо скорей позвать доктора. Наверно, наш мальчик захворал. Наверно, он вчера конфетами объелся.

Позвали доктора.

Приходит доктор в очках и с трубкой.

Доктор говорит Пете:

– Это что за новости! Почему ты падаешь?

Петя говорит:

– Не знаю почему, но немножко падаю.

Доктор говорит маме:

– А ну-ка, разденьте этого ребенка, я его сейчас осмотрю.

Мама раздела Петю, и доктор стал его слушать.

Доктор послушал его через трубку и говорит:

– Ребенок совершенно здоровый. И это удивительно, почему он у вас падает. А ну-ка, оденьте его снова и поставьте на ножки.

Вот мама быстро одевает мальчика и ставит его на пол.

И доктор надевает очки на нос, чтоб получше видеть, как мальчик падает. Только мальчика поставили на ножки, и вдруг он опять упал.

Доктор удивился и говорит:

– Позовите профессора. Может быть, профессор догадается, почему этот ребёнок падает.

Папа пошёл звонить профессору, а в этот момент к Пете в гости приходит маленький мальчик Коля.

Коля посмотрел на Петю, засмеялся и говорит:

– А я знаю, почему у вас Петя падает.

Доктор говорит:

– Глядите, какой нашёлся учёный карапуз, – он лучше меня знает, почему дети падают.

Коля говорит:

– Поглядите, как Петя у вас одет. У него одна штанинка болтается, а в другой засунуты обе ножки. Вот почему он и падает.

Тут все заахали и заохали.

Петя говорит:

– Это меня мама одевала.

Доктор говорит:

– Не нужно звать профессора. Теперь нам понятно, почему ребёнок падает.

Мама говорит:

– Утром я очень торопилась, чтоб ему кашу варить, а сейчас я очень волновалась, и поэтому я так неправильно ему штанишки надела.

Коля говорит:

– А я всегда сам одеваюсь, и у меня таких глупостей с ногами не бывает. Взрослые вечно что-нибудь напутают.

Петя говорит:

– Теперь я тоже буду сам одеваться.

Тут все засмеялись. И доктор засмеялся. Он со всеми попрощался и с Колей тоже попрощался. И ушёл по своим делам.

Папа пошёл на службу. Мама пошла на кухню.

А Коля с Петей остались в комнате. И стали играть в игрушки.

А на другой день Петя сам надел свои штанишки, и никаких глупых историй с ним больше не произошло.

Я не виноват

Сидим за столом и кушаем блины.

Вдруг отец берёт мою тарелку и начинает кушать мои блины. Я реву.

Отец в очках. У него серьёзный вид. Борода. Тем не менее, он смеётся. Он говорит:

– Видите, какой он жадный. Ему для отца жаль одного блина.

Я говорю:

– Один блин, пожалуйста, кушай. Я думал, что ты все скушаешь.

Приносят суп. Я говорю:

– Папа, хочешь мой суп?

Папа говорит:

– Нет, я подожду, когда принесут сладкое. Вот если ты мне сладкое уступишь, тогда ты действительно добрый мальчик.

Думая, что на сладкое клюквенный кисель с молоком, я говорю:

– Пожалуйста. Можешь кушать моё сладкое.

Вдруг приносят крем, к которому я неравнодушен.

Пододвинув к отцу моё блюдце с кремом, я говорю:

– Пожалуйста, кушай, если ты такой жадный.

Отец хмурится и уходит из-за стола.

Мать говорит:

– Пойди к отцу, попроси прощения.

Я говорю:

– Я не пойду. Я не виноват.

Я выхожу из-за стола, не дотронувшись до сладкого.

Вечером, когда я лежу в кровати, подходит отец. У него в руках моё блюдце с кремом.

Отец говорит:

– Ну, что ж ты не съел свой крем?

Я говорю:

– Папа, давай съедим пополам. Что нам из-за этого ссориться?

Отец целует меня и с ложечки кормит кремом.

book1mark.ru

Михаил Зощенко. Рассказы

http://www.youtube.com/watch?v=jsyqFcPtqVU

http://muzofon.com/search/Зощенко ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

Я люблю, когда больные поступают в бессознательном состоянии.Тогда им все по вкусу

ОТКРОВЕННО ГОВОРЯ, я предпочитаю хворать дома. Конечно, слов нет, в больнице, может быть, светлей и культурней. И калорийность пищи, может быть, у них более предусмотрена. Но, как говорится, дома и солома едома.А в больницу меня привезли с брюшным тифом. Домашние думали этим облегчить мои неимоверные страдания. Но только этим они не достигли цели, поскольку мне попалась какая-то особенная больница, где мне не все понравилось.Все-таки только больного привезли, записывают его в книгу, и вдруг он читает на стене плакат: "Выдача трупов от 3-х до 4-х". Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда прочел это воззвание. Главное, у меня высокая температура, и вообще жизнь, может быть, еле теплится в моем организме, может быть, она на волоске висит T и вдруг приходится читать такие слова. Я сказал мужчине, который меня записывал:- Что вы, - говорю, - товарищ фельдшер, такие пошлые надписи вывешиваете? Все-таки, - говорю, - больным не доставляет интереса это читать.Фельдшер, или как там его, - лекпом, - удивился, что я ему так сказал, и говорит:- Глядите: больной, и еле он ходит, и чуть у него пар изо рту не идет от жара, а тоже, - говорит, - наводит на все самокритику. Если, - говорит, - вы поправитесь, что вряд ли, тогда и критикуйте, а не то мы действительно от трех до четырех выдадим вас в виде того, что тут написано, вот тогда будете знать.Хотел я с этим лекпомом схлестнуться, но поскольку у меня была высокая температура, 39 и 8, то я с ним спорить не стал. Я только ему сказал:- Вот погоди, медицинская трубка, я поправлюсь, так ты мне ответишь за свое нахальство. Разве, - говорю, - можно больным такие речи слушать? Это, - говорю, - морально подкашивает силы.

Фельдшер удивился, что тяжелобольной так свободно с ним объясняется, и сразу замял разговор. И тут сестричка подскочила.- Пойдемте, - говорит, - больной, на обмывочный пункт.Но от этих слов меня тоже передернуло.- Лучше бы, - говорю, - называли не обмывочный пункт, а ванна. Это, - говорю, - красивей и возвышает больного. И я, - говорю, - не лошадь, чтоб меня обмывать.Медсестра говорит:- Даром что больной, а тоже, - говорит, - замечает всякие тонкости. Наверно, - говорит, - вы не выздоровеете, что во все нос суете.Тут она привела меня в ванну и велела раздеваться. И вот я стал раздеваться и вдруг вижу, что в ванне над водой уже торчит какая-то голова. И вдруг вижу, что это как будто старуха в ванне сидит, наверно, из больных. Я говорю сестре:- Куда же вы меня, собаки, привели - в дамскую ванну? Тут, - говорю, - уже кто-то купается.

Сестра говорит:- Да это тут одна больная старуха сидит. Вы на нее не обращайте внимания. У нее высокая температура, и она ни на что не реагирует. Так что вы раздевайтесь без смущения. А тем временем мы старуху из ванны вынем и набуровим вам свежей воды.Я говорю:- Старуха не реагирует, но я, может быть, еще реагирую. И мне, - говорю, - определенно неприятно видеть то, что там у вас плавает в ванне.Вдруг снова приходит лекпом.- Я, - говорит, - первый раз вижу такого привередливого больного. И то ему, нахалу, не нравится, и это ему нехорошо. Умирающая старуха купается, и то он претензию выражает. А у нее, может быть, около сорока температуры, и она ничего в расчет не принимает и все видит как сквозь сито. И, уж во всяком случае, ваш вид не задержит ее в этом мире лишних пять минут. Нет, - говорит, - я больше люблю, когда к нам больные поступают в бессознательном состоянии. По крайней мере, тогда им все по вкусу, всем они довольны и не вступают с нами в научные пререкания.

Тут купающаяся старуха подает голос:- Вынимайте, - говорит, - меня из воды, или, - говорит, - я сама выйду и всех тут вас распатроню.Тут они занялись старухой и мне велели раздеваться. И пока я раздевался, они моментально напустили горячей воды и велели мне туда сесть. И, зная мой характер, они уже не стали спорить со мной и старались во всем поддакивать. Только после купанья они дали мне огромное, не по моему росту, белье. Я думал, что они нарочно от злобы подбросили мне такой комплект не по мерке, но потом я увидел, что у них это - нормальное явление. У них маленькие больные, как правило, были в больших рубахах, а большие - в маленьких.И даже мой комплект оказался лучше, чем другие. На моей рубахе больничное клеймо стояло на рукаве и не портило общего вида, а на других больных клейма стояли у кого на спине, а у кого на груди, и это морально унижало человеческое достоинство. Но поскольку у меня температура все больше повышалась, то я не стал об этих предметах спорить.

А положили меня в небольшую палату, где лежало около тридцати разного сорта больных. И некоторые, видать, были тяжелобольные. А некоторые, наоборот, поправлялись. Некоторые свистели. Другие играли в пешки. Третьи шлялись по палатам и по складам читали, чего написано над изголовьем. Я говорю сестрице:- Может быть, я попал в больницу для душевнобольных, так вы так и скажите. Я, - говорю, - каждый год в больницах лежу, и никогда ничего подобного не видел. Всюду тишина и порядок, а у вас что базар.Та говорит:- Может быть, вас прикажете положить в отдельную палату и приставить к вам часового, чтобы он от вас мух и блох отгонял?Я поднял крик, чтоб пришел главный врач, но вместо него вдруг пришел этот самый фельдшер. А я был в ослабленном состоянии. И при виде его я окончательно потерял сознание.

ТОЛЬКО очнулся я, наверно, так думаю, дня через три. Сестричка говорит мне: - Ну, - говорит, - у вас прямо двужильный организм. Вы, - говорит, - скрозь все испытания прошли. И даже мы вас случайно положили около открытого окна, и то вы неожиданно стали поправляться. И теперь, - говорит, -- если вы не заразитесь от своих соседних больных, то, - говорит, - вас можно будет чистосердечно поздравить с выздоровлением.

Однако организм мой не поддался больше болезням, и только я единственно перед самым выходом захворал детским заболеванием - коклюшем. Сестричка говорит:- Наверно, вы подхватили заразу из соседнего флигеля. Там у нас детское отделение. И вы, наверно, неосторожно покушали из прибора, на котором ел коклюшный ребенок. Вот через это вы и прихворнули.

В общем, вскоре организм взял свое, и я снова стал поправляться. Но когда дело дошло до выписки, то я и тут, как говорится, настрадался и снова захворал, на этот раз нервным заболеванием. У меня на нервной почве на коже пошли мелкие прыщики вроде сыпи. И врач сказал: "Перестаньте нервничать, и это у вас со временем пройдет".А я нервничал просто потому, что они меня не выписывали. То они забывали, то у них чего-то не было, то кто-то не пришел и нельзя было отметить. То, наконец, у них началось движение жен больных, и весь персонал с ног сбился. Фельдшер говорит:- У нас такое переполнение, что мы прямо не поспеваем больных выписывать. Вдобавок у вас только восемь дней перебор, и то вы поднимаете тарарам. А у нас тут некоторые выздоровевшие по три недели не выписываются, и то они терпят.Но вскоре они меня выписали, и я вернулся домой. Супруга говорит:- Знаешь, Петя, неделю назад мы думали, что ты отправился в загробный мир, поскольку из больницы пришло извещение, в котором говорится: "По получении сего срочно явитесь за телом вашего мужа".Оказывается, моя супруга побежала в больницу, но там извинились за ошибку, которая у них произошла в бухгалтерии. Это у них скончался кто-то другой, а они почему-то подумали на меня. Хотя я к тому времени был здоров, и только меня на нервной почве закидало прыщами. В общем, мне почему-то стало неприятно от этого происшествия, и я хотел побежать в больницу, чтоб с кем-нибудь там побраниться, но как вспомнил, что у них там бывает, так, знаете, и не пошел.И теперь хвораю дома.

masterrussian.net

Зощенко Михаил - Рассказы и фельетоны. Слушать аудиокнигу онлайн

Михаил Зощенко (1894-1958) — один из крупнейших прозаиков ХХ века. Продолжатель классических традиций русской литературы, прямой наследник Гоголя и Чехова, он писал свои истории, в которых каждый мог узнать себя самого, для миллионов читателей. Его произведения можно назвать настоящей энциклопедией советской эпохи, ситуации в них типичны и узнаваемы: действие происходит в коммунальной квартире, бане, больнице, вагоне трамвая… Но за обычными картинами, за смешными обстоятельствами и нелепыми совпадениями встает человек как он есть, со всеми его горестями и радостями, ежедневными заботами и печалями. Герои Зощенко, «маленькие лишние люди», вызывают и сочувствие, и слезы, и улыбку. В настоящее издание вошли лучшие рассказы и фельетоны Зощенко, представляющие автора во всех его ипостасях — как тонкого знатока человеческих душ, сатирика, юмориста, философа, писателя для детей.

Содержание

01_001_Великосветская история 01_002_Виктория Казимировна 01_003_Чертовинка 01_004_Гиблое место 01_005_Лялька 50 01_006_Черная магия 01_007_Веселая жизнь 01_008_Любовь 01_009_Гришка-жиган 01_010_Рыбья самка. Рассказ дьякона Василия 01_011_Старуха Врангель. Тонкое дело 01_012_Рассказ про попа 01_013_Метафизика 01_014_Мадонна 01_015_Учитель 01_016_Свиное дело 01_017_Дисциплина 01_018_Плохая ветка 01_019_Попугай 01_020_Сенатор 01_021_Вор 01_022_Собачий случай 01_023_Горькая доля 01_024_Веселая масленица 01_025_Сила таланта 01_026_Неизвестный друг 01_027_Мемуары старого капельдинера 01_028_Свинство 01_029_Европа 01_030_Новый человек 01_031_Писатель 01_032_Агитатор 01_033_Старая крыса 01_034_Честный гражданин. Письмо в милицию 01_035_Протокол 01_036_Беда 01_037_Жертва революции 01_038_Аристократка 01_039_Человеческое достоинство 01_040_Жених 01_041_Последнее рождество 01_042_Собачий нюх 01_043_Барон Некс 01_044_Черт 01_045_Монастырь 01_046_Рассказ певца 01_047_Любовь 01_048_Хозрасчет 01_049_Три документа 01_050_Паутина 01_051_Диктофон 01_052_Кругом 16 01_053_Китайская церемония 01_054_Тетка Марья рассказала 01_055_Исторический рассказ 01_056_Счастье 01_057_Твердая валюта 01_058_Старый ветеран 01_059_Фома неверный 01_060_Медик 01_061_Бедный человек 01_062_Забытый лозунг. Письмо в редакцию 01_063_Колдун 01_064_Верная примета 01_065_Плохой обычай 01_066_Человек без предрассудков 01_067_Пациентка 01_068_Исповедь 01_069_Не надо иметь родственников 01_070_Богатая жизнь 01_071_Европеец 01_072_Драма 01_073_Случай в провинции 01_074_Отхожий промысел 01_075_Полетели 01_076_Плохие деньги 01_077_Живой труп. Истинное происшествие 01_078_Остряк-самоучка 01_079_Семейное счастье 01_080_Обезьяний язык 01_081_Тяжелые времена 01_082_Светлый гений 01_083_Актер 01_084_Теперь то ясно 01_085_Столичная штучка 01_086_Точка зрения 01_087_Ошибочка 01_088_Баня 01_089_На живца 01_090_Пасхальный случай 01_091_Крестьянский самородок 01_092_Мокрое дело 01_093_Мещанство 01_094_Суконное рыло 01_095_Контролер 01_096_Туман 01_097_Человек с нагрузкой 01_098_Доходная статья 01_099_Счастливое детство 01_100_Нервы 01_101_Пассажир 01_102_Рабочий костюм 01_103_Уличное происшествие 01_104_Стакан 01_105_Свободный художник 01_106_Спец 01_107_Чудный отдых 01_108_Тормоз Вестингауза 01_109_Пауки и мухи 01_110_Муж 01_111_Папаша 01_112_Утонувший домик 01_113_Кризис 01_114_Нервные люди 01_115_Сильное средство 01_116_Родные люди 01_117_Бабье счастье 01_118_Телефон 01_119_Американская реклама 01_120_Шутка 01_121_Часы 01_122_Четыре дня 01_123_Дамское горе 01_124_На посту 01_125_Бочка 01_126_Протекция 01_127_Гипноз 01_128_Режим экономии 01_129_Отчаянные люди 01_130_Кинодрама 01_131_Бешенство 01_132_Прискорбный случай 01_133_Кузница здоровья 01_134_Рачис 01_135_Гибель человека 01_136_Театр для себя 01_137_Монтер 01_138_Узел 01_139_Прелести культуры 01_140_Мещанский уклон 01_141_Лимонад 01_142_Гости 01_143_Качество продукции 01_144_Хиромантия 01_145_Мелкота 01_146_Мелкий случай 01_147_Пушкин 01_148_Сила красноречия 01_149_Царские сапоги 01_150_Литератор 01_151_Много ли человеку нужно 01_152_Мелкое происшествие 01_153_Рука ближнего 01_154_Рубашка фантази 01_155_Любитель 01_156_Дырка 01_157_Бутылка 01_158_Полезная площадь 01_159_Душевная простота 01_160_Несчастный случай 01_161_Зеленая продукция 01_162_Событие 01_163_Драка 01_164_Операция 01_165_Колпак 01_166_Гримаса НЭПа 01_167_Зубное дело 01_168_Веселенькая история 01_169_Что-нибудь особенное 01_170_Кошка и люди 01_171_Шапка 01_172_Научное явление 01_173_Закорючка 01_174_Ростов 01_175_Очень просто 01_176_Больные 01_177_Хамство 01_178_Выгодная комбинация 01_179_Иностранцы 01_180_Не всё потеряно 01_181_Семейный купорос 01_182_Заграничная история 01_183_Медицинский случай 01_184_Летняя передышка 01_185_Материнство и младенчество 01_186_Необыкновенная история 01_187_Честное дело 01_188_Мерси 01_189_Землетрясение 01_190_Чистая выгода 02_000_От автора 02_001_Письма в редакцию. Прелести НЭПа 02_002_Электрификация 02_003_Об овощах и прочем 02_004_Веселые вечера 02_005_Легкая наука 02_006_Герой 02_007_Щедрые люди 02_008_Дорвались 02_009_Два кочегара 02_010_С 02_011_Химики 02_012_Птичье молоко 02_013_Вятка 02_014_Попалась, которая кусалась 02_015_Дефективные люди 02_016_Тараканы 02_017_О вреде грамотности 02_018_Белиберда 02_019_На счет этики 02_020_Кузнеца обидели 02_021_Трам-блям в Саратове 02_022_Стихийное бедствие 02_023_Еще касаемо того же 02_024_Опасная пьеска 02_025_Комики 02_026_Кто прост, тому коровий хвост 02_027_Сельская идиллия 02_028_Великая годовщина 02_029_Что за шум, а драки нет 02_030_Дамские штучки 02_031_Герой 02_032_Практикант 02_033_Юрист из провинции 02_034_Паразит 02_035_Товарищ Гоголь 02_036_Социальная грусть 02_037_Юморист 02_038_Скупой рыцарь 02_039_О пользе грамотности 02_040_Административный восторг 02_041_Игра природы 02_042_Поэт и лошадь 02_043_Старая история 02_044_Пожар 02_045_Не забавно 02_046_Обмишурились 02_047_Подождем, над нами не каплет 02_048_Домашнее средство 02_049_Лошадиная история 02_050_Терпеть можно 02_051_Семейное дело 02_052_Человека жалко 02_053_Горько 02_054_Дни нашей жизни

audioknigi.club

Зощенко Михаил. Рассказы

--------------------------------------------------------------- © Copyright Михаил Зощенко, наследники По всем вопросам касающимся использования авторских прав на произведения Михаила Зощенко следует обращаться:Изд. "Лимбус Пресс" ([email protected]), тел: 007-812-1126706 OCR: Sash The Matrix ---------------------------------------------------------------

Григорий Иванович шумно вздохнул, вытер подбородок рукавом и началрассказывать:- Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке,ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зубзолотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.А в свое время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней ив театр водил. В театре-то все и вышло. В театре она и развернула своюидеологию во всем объеме.А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакаяфря. Чулочки на ней, зуб золоченый.- Откуда, - говорю, - ты, гражданка? Из какого номера?- Я, - говорит, - из седьмого.- Пожалуйста, - говорю, - живите.И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмойномер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, всмысле порчи водопровода и уборной? Действует?- Да, - отвечает, - действует.И сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазамистрижет. И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц - привыкла. Сталаподробней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, ГригорийИванович.Дальше - больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, аона велит себя под руку принять. Приму ее под руку и волочусь, что щука. Ичего сказать - не знаю, и перед народом совестно.Ну, а раз она мне и говорит:- Что вы, говорит, меня все по улицам водите? Аж голова закрутилась. Выбы, говорит, как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр.- Можно, - говорю.И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билетя получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал.На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой - внизу сидеть, акоторый Васькин - аж на самой галерке.Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я - на Васькин.Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то еевижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошел. Гляжу - антракт. А она вантракте ходит.- Здравствуйте, - говорю.- Здравствуйте.Интересно, - говорю, - действует ли тут водопровод?- Не знаю, - говорит.И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А настойке блюдо. На блюде пирожные.А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг ее и предлагаю:- Ежели, говорю, вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Язаплачу.- Мерси, - говорит.И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет.А денег у меня - кот наплакал. Самое большое, что па три пирожных. Онакушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меняденег. А денег - с гулькин нос.Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меняэтакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.Я хожу вокруг нее, что петух, а она хохочет и на комплиментынапрашивается.Я говорю:- Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.А она говорит:- Нет.И берет третье.Я говорю:- Натощак - не много ли? Может вытошнить.А она:- Нот, - говорит, - мы привыкшие.И берег четвертое.Тут ударила мне кровь в голову.- Ложи, - говорю, - взад!А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит.А мне будто попала вожжа под хвост. Все равно, думаю, теперь с пей негулять.- Ложи, - говорю, - к чертовой матери!Положила она назад. А я говорю хозяину:- Сколько с нас за скушанные три пирожные?А хозяин держится индифферентно - ваньку валяет.- С вас, - говорит, - за скушанные четыре штуки столько-то.- Как, - говорю, - за четыре?! Когда четвертое в блюде находится.- Нету, - отвечает, - хотя оно и в блюде находится, но надкус на емсделан и пальцем смято.- Как, - говорю, - надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.А хозяин держится индифферентно - перед рожей руками крутит.Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.Одни говорят - надкус сделан, другие - нету.А я вывернул карманы - всякое, конечно, барахло на пол вывалилось,народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.Сосчитал деньги - в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.Заплатил. Обращаюсь к даме:- Докушайте, говорю, гражданка. Заплачено.А дама не двигается. И конфузится докушивать.А тут какой-то дядя ввязался.- Давай, - говорит, - я докушаю.И докушал, сволочь. За мои-то деньги.Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:- Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег - не ездют сдамами.А я говорю.- Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.Так мы с ней и разошлись.Не нравятся мне аристократки.

    Жертва революции

Ефим Григорьевич снял сапог и показал мне свою ногу. На первый взгляд,ничего в ней особенного не было. И только при внимательном осмотре можнобыло увидеть па ступне какие-то зажившие ссадины и царапины.- Заживают, - с сокрушением сказал Ефим Григорьевич. - Ничего неподелаешь - седьмой год все-таки пошел.- А что это? - спросил я.- Это? - сказал Ефим Григорьевич. - Это, уважаемый товарищ, я пострадалв Октябрьскую революцию. Нынче, когда шесть лет прошло, каждый, конечно,пытается примазаться: и я, дескать, участвовал в революции, и я, мол, кровьпроливал и собой жертвовал. Ну, а у меня все-таки явные признаки. Признакине соврут... Я, уважаемый товарищ, хотя на заводах и не работал и попроисхождению я бывший мещанин города Кронштадта, но в свое время былотмечен судьбой - я был жертвой революции. Я, уважаемый товарищ, былзадавлен революционным мотором.Тут Ефим Григорьевич торжественно посмотрел на меня и, заворачивая ногув портянку, продолжал:- Да-с, был задавлен мотором, грузовиком. И не так чтобы как прохожийили там какая-нибудь мелкая пешка, по своей невнимательности или слабостизрения, напротив - я пострадал при обстоятельствах и в самую революцию. Выбывшего графа Орешина не знали?- Нет.- Ну, так вот... У этого графа я и служил. В полотерах... Хочешь нехочешь, а два раза натри им пол. А один раз, конечно, с воском. Очень графыобожали, чтобы с воском. А по мне, так наплевать - только расход лишний.Хотя, конечно, блеск получается. А графы были очень богатые и в этом смыслесебя не урезывали.Так вот такой был, знаете ли, случай: натер я им полы, скажем, впонедельник, а в субботу революция произошла. В понедельник я им натер, всубботу революция, а во вторник, за четыре дня до революции, бежит ко мнеихний швейцар и зовет:- Иди, говорит, кличут. У графа, говорит, кража и пропажа, а на тебяподозрение. Живо! А не то тебе голову отвернут.Я пиджачишко накинул, похряпал на дорогу - и к ним.Прибегаю. Вваливаюсь, натурально, в комнаты.Гляжу - сама бывшая графиня бьется в истерике и по ковру пятками бьет.Увидела она меня и говорит сквозь слезы:- Ах, говорит, Ефим, комси-комса, не вы ли сперли мои дамские часики,девяносто шестой пробы, обсыпанные брильянтами?- Что вы, - говорю, - что вы, бывшая графиня! На что, говорю, мнедамские часики, если я мужчина? Смешно, говорю. Извините за выражение.А она рыдает:- Нет, - говорит, - не иначе как вы сперли, комсикомса.И вдруг входит сам бывший граф и всем присутствующим возражает:- Я, говорит, чересчур богатый человек, и мне раз плюнуть и растеретьваши бывшие часики, но, говорит, это дело я так не оставлю. Руки, говорит,свои я не хочу пачкать о ваше хайло, но подам ко взысканию, комсикомса.Ступай, говорит, отселева.Я, конечно, посмотрел в окно и вышел.Пришел я домой, лег и лежу. И ужасно скучаю от огорчения. Потому что небрал я ихние часики.И лежу я день и два - пищу перестал вкушать и все думаю, где могли бытьэти обсыпанные часики.И вдруг - на пятый день - как ударит меня что-то в голову."Батюшки, - думаю, - да ихние часишки я же сам в кувшинчик с пудройпихнул. Нашел на ковре, думал, медальон, и пихнул".Накинул я сию минуту на себя пиджачок и, не покушав даже, побежал наулицу. А жил бывший граф на Офицерской улице.И вот бегу я по улице, и берет меня какая-то неясная тревога. Что это,думаю, народ как странно ходит боком и вроде как пугается ружейных выстрелови артиллерии? С чего бы это, думаю.Спрашиваю у прохожих. Отвечают:- Вчера произошла Октябрьская революция.Поднажал я - и на Офицерскую.Прибегаю к дому. Толпа. И тут же мотор стоит. И сразу меня как-тоосенило: не попасть бы, думаю, под мотор. А мотор стоит... Ну, ладно.Подошел я ближе, спрашиваю:- Чего тут происходит?- А это, - говорят, - мы которых аристократов в грузовик сажаем иарестовываем. Ликвидируем этот класс.И вдруг вижу я - ведут. Бывшего графа ведут в мотор. Растолкал я народ,кричу:- В кувшинчике, - кричу, - часики ваши, будь они прокляты! В кувшинчикес пудрой.А граф, стерва, нуль на меня внимания и садится.Бросился я ближе к мотору, а мотор, будь он проклят, как зашуршит в туюминуту, как пихнет меня колосьями в сторону."Ну, - думаю, - есть одна жертва".Тут Ефим Григорьевич опять снял сапог и стал с досадой осматриватьзажившие метки на ступне. Потом снова надел сапог и сказал:- Вот-с, уважаемый товарищ, как видите, и я пострадал в свое время иявляюсь, так сказать, жертвой революции. Конечно, я не то чтобы этимзадаюсь, но я не позволю никому над собой издеваться. А между прочимпредседатель жилтоварищества обмеривает мою комнату в квадратных метрах, даеще тое место, где комод стоит, - тоже. Да еще издевается: под комодом,говорит, у вас расположено около полметра пола. А какие же это полметра,ежели это место комодом занято? А комод - хозяйский.

    Великосветская история

Фамилия у меня малоинтересная - это верно: Синебрюхов, Назар Ильич.Ну, да обо мне речь никакая, - очень я даже посторонний человек вжизни. Но только случилось со мной великосветское приключение, и пошлаоттого моя жизнь в разные стороны, все равно как вода, скажем, в руке черезпальцы, да и нет ее.Принял я и тюрьму, и ужас смертный, и всякую гнусь... И все через этувеликосветскую историю.А был у меня задушевный приятель. Ужасно образованный человек, прямоскажу - одаренный качествами. Ездил он по разным иностранным державам в чинекамендинера, понимал он даже, может, по-французскому и виски иностранныепил, а был такой же, как и не я, все равно - рядовой гвардеец пехотногополка.На германском фронте в землянках, бывало, удивительные даже рассказывалпроисшествия и исторические всякие там вещички.Принял я от него немало. Спасибо! Многое через пего узнал и дошел дотакой точки, что случилась со мной гнусь всякая, а сердцем я и посейчасбодрюсь.Знаю: Пипин Короткий... Встречу, скажем, человека и спрошу: а кто естьтакой Пипин Короткий?И тут-то и вижу всю человеческую образованность, все равно как наладони.Да только не в этом штука.Было тому... сколько?.. четыре года взад. Призывает меня ротныйкомандир, в чине - гвардейский поручик и князь ваше сиятельство. Ничегосебе. Хороший человек.Призывает. Так, мол, и так, говорит, очень я тебя, Назар, уважаю, ивполне ты прелестный человек... Сослужи, говорит, мне еще одну службишку.Произошла, говорит, Февральская революция. Отец староватенький, и оченья даже беспокоюсь по поводу недвижимого имущества. Поезжай, говорит, кстарому князю в родное имение, передай вот это самое письмишко в самые, тоесть, его ручки и жди, что скажет. А супруге, говорит, моей, прекраснойполячке Виктории Казимировне, низенько поклонись в ножки и ободри каким нина есть словом. Исполни, говорит, это для ради бога, а я, говорит,осчастливлю тебя суммой и пущу в несрочный отпуск.- Ладно, - отвечаю, - князь ваше сиятельство, спасибо за ваше обещание,что возможно - совершу.А у самого сердце огнем играет: эх, думаю, как бы это исполнить. Охота,думаю, получить отпуск и богатство.А был князь ваше сиятельство со мной все равно как на одной точке.Уважал меня по поводу незначительной даже истории. Конешно, я поступилгеройски. Это верно.Стою раз преспокойно на часах у княжей земляночки на германском фронте,а князь ваше сиятельство пирует с приятелями. Тут же между ними, запомнил,сестричка милосердия.Ну, конешно: игра страстей и разнузданная вакханалия... А князь вашесиятельство из себя пьяненький, песни играет.Стою. Только слышу вдруг шум в передних окопчиках. Шибко так шумят, анемец, безусловно, тихий, и будто вдруг атмосферой на меня пахнуло.Ах, ты, думаю, так твою так - газы!А поветрие легонькое этакое в нашу, в русскую сторону.Беру преспокойно зелинскую маску (с резиной), взбегаю в земляночку...- Так, мол, и так, - кричу, - князь ваше сиятельство, дыши через маску- газы.Очень тут произошел ужас в земляночке.Сестричка милосердия - бяк, с катушек долой, - мертвая падаль.А я сволок князеньку вашего сиятельства на волю, кострик разложил поуставу.Зажег... Лежим, не трепыхнемся... Что будет... Дышим.А газы... Немец - хитрая каналья, да и мы, безусловно, тонкостьпонимаем: газы не имеют права осесть на огонь.Газы туды и сюды крутятся, выискивают нас-то... Сбоку да с верхов так илезут, так и лезут клубом, вынюхивают...А мы знай полеживаем да дышим в маску...Только прошел газ, видим - живые.Князь ваше сиятельство лишь малехонько поблевал, вскочил на ножки,ручку мне жмет, восторгается.- Теперь, - говорит, - ты, Назар, мне все равно как первый человек всвете. Иди ко мне вестовым, осчастливь. Буду о тебе пекчись.Хорошо-с. Прожили мы с ним цельный год прямотаки замечательно.И вот тут-то и случилось: засылает меня ваше сиятельство в родныеместа.Собрал я свое барахлишко. Исполню, думаю, показанное, а там - к себе.Все-таки дома, безусловно, супруга не старая и мальчичек. Интересуюсь,думаю, их увидеть.И вот, конечно, выезжаю.Хорошо-с. В город Смоленск прибыл, а оттуда славным образом на пароходена пассажирском в родные места старого князя.Иду - любуюсь. Прелестный княжеский уголок и чудное, запомнил,заглавие-вилла "Забава".Вспрашиваю: здесь ли, говорю, проживает старый князь ваше сиятельство?Я, говорю, очень по самонужнейшему делу с собственноручным письмом издействующей армии. Это бабенку-то я вспрашиваю.А бабенка:- Вон, - говорит, - старый князь ходит грустный из себя по дорожкам.Безусловно: ходит по садовым дорожкам ваше сиятельство.Вид, смотрю, замечательный - сановник, светлейший князь и барон.Бородища баками пребелая-белая. Сам хоть и староватенький, а видно, чтокрепкий.Подхожу. Рапортую по-военному. Так, мол, и так, совершилась, дескать.Февральская революция, вы, мол, староватенький, и молодой князь вашесиятельство в совершенном расстройстве чувств по поводу недвижимогоимущества. Сам же, говорю, жив и невредимый и интересуется, каково проживаетмолодая супруга, прекрасная полячка Виктория Казимировна.Тут и передаю секретное письмишко.Прочел это он письмишко.- Пойдем, - говорит, - милый Назар, в комнаты. Я, говорит, очень сейчасволнуюсь... А пока - на, возьми, от чистого сердца рубль.Тут вышла и представилась мне молодая супруга Виктория Казимировна сдитей.Мальчик у ней - сосун млекопитающийся.Поклонился я низенько, вспрашиваю, каково живет ребеночек, а она будтонахмурилась.- Очень, - говорит, - он нездоровый: ножками крутит, брюшком пухнеткраше в гроб кладут.- Ах, ты, - говорю, - и у вас, ваше сиятельство, горе такое жеобыкновенное человеческое.Поклонился я в другой раз и прошусь вон из комнаты, потому понимаю,конечно, свое звание и пост.Собрались к вечеру княжие люди на паужин. И я с ними.Харчим, разговор поддерживаем. А я вдруг и вспрашиваю:- А что, - говорю, - хорош ли будет старый князь ваше сиятельство?- Ничего себе, - говорят, - хороший, только не иначе как убьют егоскоро.- Ай, - говорю, - что сделал?- Нет, - говорят, - ничего не сделал, вполне прелестный князь, номужички по поводу Февральской революции беспокоятся и хитрят, посколькупроявляют свое недовольство. Поскольку они в этом не видят перемены своейучасти.Тут стали меня, безусловно, про революцию вспрашивать. Что к чему.- Я, - говорю, - человек не освещенный. Но произошла, говорю,Февральская революция. Это верно. И низвержение царя с царицей. Что же вдальнейшем - опять, повторяю, не освещен. Однако произойдет отсюда людямнемалая, думаю, выгода.Только встает вдруг один, запомнил, из кучеров. Злой мужик. Так и язвитменя.- Ладно, - говорит, - Февральская революция. Пусть. А какая такаяреволюция? Наш уезд, если хочешь, весь не освещен. Что к чему и кого бить,не показано. Это, говорит, допустимо? И какая такая выгода? Ты мне скажи,какая такая выгода? Капитал?- Может, - говорю, - и капитал, да только нет, зачем капитал? Не иначекак землишкой разживетесь.- А на кой мне, - ярится, - твоя землишка, если я буду из кучеров? А?- Не знаю, - говорю, - не освещен. И мое дело - сторона.А он говорит:- Недаром, - говорит, - мужички беспокоятся - что к чему... СтаростуИвана Костыля побили ни за про что, ну и князь, поскольку он помещик,безусловно его кончат.Так вот поговорили мы славным образом до вечера, а вечером вашесиятельство меня кличут.Усадили меня, запомнил, в кресло, а сами произносят мне такие слова:- Я, - говорит, - тебе, Назар, по-прямому: тени я не люблю наводить,так и так, мужички не сегодня-завтра пойдут жечь имение, так нужно хотьмалехонько спасти. Ты, мол, очень верный человек, мне же, говорит, не накого положиться... Спаси, говорит, для ради бога положение.Берет тут меня за ручки и водит по комнатам.- Смотри, - говорит, - тут саксонское серебро черненое, и драгоценныйгорный хрусталь, и всякие, говорит, золотые излишества. Вот, говорит, какоебогатое добрище, а все пойдет, безусловно, прахом и к чертовой бабушке.А сам шкаф откроет - загорается.- Да уж, - говорю, - ваше сиятельство, положение ваше небезопасное.А он:- Знаю, - говорит, - что небезопасное. И поэтому сослужи, говорит,милый Назар, предпоследнюю службу: бери, говорит, лопату и изрой ты мнеземлю в гусином сарае. Ночью, говорит, мы схороним что можно и утопчемножками.- Что ж, - отвечаю, - ваше сиятельство, я хоть человек и не освещенный,это верно, а мужицкой жизнью жить не согласен. И хоть в иностранных державахя не бывал, но знаю культуру через моего задушевного приятеля, гвардейскогорядового пехотного полка. Утин его фамилия. Я, говорю, безусловно, согласенна это дело, потому, говорю, если саксонское черненое серебро, то поиностранной культуре совершенно невозможно его портить. И через это ясоглашаюсь на ваше культурное предложение - схоронить эти ценности.А сам тут хитро перевожу дело на исторические вещички.Испытываю, что за есть такой Пипин Короткий.Тут и высказал ваше сиятельство всю свою высокую образованность.Хорошо-с...К ночи, скажем, уснула наипоследняя собака... Беру лопату - ив гусиныйсарай.Место ощупал. Рою.И только берет меня будто жуть какая. Всякая то есть дрянь и невидаль ввоспоминание лезет.Копну, откину землишку - потею, и рука дрожит. А умершие покойники таки представляются, так и представляются...Рыли, помню, на австрийском фронте окопчики и мертвое австрийское телонашли...И зрим: когти у покойника предлинные-длинные, больше пальца. Ох,думаем, значит, растут они в земле после смерти. И такая на нас, каксказать, жуть напала - смотреть больно. А один гвардеец дерг да дерг заножку австрийское мертвое тело... Хороший, говорит, заграничный сапог, неиначе как австрийский... Любуется и примеряет в мыслях и опять дерг да дерг,а ножка в руке и осталась.Да-с. Вот такая-то гнусь мертвая лезет в голову, по копаю самосильно,принуждаюсь. Только вдруг как зашуршит чтой-то в углу. Тут я и присел.Смотрю: ваше сиятельство с фонарчиком лезет - беспокоится.- Ай, - говорит, - ты умер, Назар, что долго? Берем, говорит, сундучкипоскореича - и делу конец.Принесли, мы, запомнил, десять претяжеленных-тяжелых сундучков, землейзакрыли и умяли ножками.К утру выносит мне ваше сиятельство двадцать пять пелковеньких,любуется мной и за ручку жмет.- Вот, - говорит, - тут письмишко к молодому вашему сиятельству.Рассказан тут план местонахождения вклада. Поклонись, говорит, ему - сыну ипередай родительское благословение.Оба тут мы полюбовались друг другом и разошлись.Домой я поехал... Да тут опять речь никакая.Только прожил дома почти что два месяца и возвращаюсь в полк. Узнаю:произошли, говорят, новые революционные события, отменили воинскую честь ивсех офицеров отказали вон. Вспрашиваю: где ж такое ваше сиятельство?- Уехал, - говорят, - а куда - неизвестно. Кажется, что к старомупапаше - в его имение.- Хорошо-с...Штаб полка.Являюсь по уставу внутренней службы. Так и так, - рапортую, - изнесрочного отпуска.А командир, по выбору, прапорщик Лапушкин - бяк меня по уху.- Ах, ты, - говорит, - княжий холуй, снимай, говорит, собачье мясо,воинские погоны!"Здорово, - думаю, - бьется прапорщик Лапушкин, сволочь такая..."- Ты, - говорю, - по морде не бейся. Погоны снять - сниму, а драться яне согласен.Хорошо-с.Дали мне, безусловно, вольные документы по чистой.- Катись, - говорят, - колбаской.А денег у меня, запомнил, ничего не осталось, только рубль дареный,зашитый в ватном жилете."Пойду, - думаю, - в город Минск, разживусь, а там поищу вашегосиятельства. И осчастливит он меня обещанным капиталом".Только иду нешибко лесом, слышу - кличет ктой-то.Смотрю - посадские. Босые босячки. Крохоборы.- Куда, - вспрашивают, - идешь-катишься, военный мужичок?Отвечаю смиренномудро:- Качусь, - говорю, - в город Минск по личной своей потребности.- Тек-с, - говорят, - а что у тебя, скажи, пожалуйста, в вещевоммешечке?- Так, - отвечаю, - кое-какое свое барахлишко.- Ох, - говорят, - врешь, худой мужик!- Нету, воистинная моя правда.- Ну, так объясни, если на то пошло, полностью свое барахлишко.- Вот, - объясняю, - теплые портянки для зимы, вот запасная блюзагимнастеркой, штаны кой-какие...- А есть ли, - вспрашивают, - деньги?- Нет, - говорю, - извините худого мужика, денег не припас.Только один рыжий такой крохобор, конопатый:- Чего, - говорит, - агитировать: становись (это мне то есть),становись, примерно, вон к той березе, тут мы в тебя и штрольпем.Только смотрю - нет, не шутит. Очень я забеспокоился смертельно, дух уменя упал, но отвечаю негордо:- Зачем, - отвечаю, - относишься с такими словами? Я, говорю, на этосовершенно даже не согласен.- А мы, - говорят, - твоего согласия не спросим, нам, говорят, на твоенесогласие ровно даже начихать. Становись, и все тут.- Ну хорошо, - говорю, - а есть ли вам от казни какая корысть?- Нет, корысти, - говорят, - нету, но мы, говорят, для радимолодечества казним, дух внутренний поддержать.Одолел тут меня ужас смертный, а жизнь прельщает наслаждением. Исовершил я уголовное преступление.- Убиться я, - говорю, - не согласен, но только послушайте меня,задушевные босячки: имею я, безусловно, при себе тайну и планместонахождения клада вашего сиятельства.И привожу им письмо.Только читают, безусловно: гусиный сарай... саксонское серебро... планместонахождения.Тут я оправился; путь, думаю, не близкий, дам теку.Хорошо-с.А босячки:- Веди, - говорят, - нас, если на то пошло, к плану местонахождениявклада. Это, говорят, тысячное даже дело. Спасибо, что мы тебя не казнили.Очень мы долго шли, две губернии, может, шли, где ползком, где леском,но только пришли в княжескую виллу "Забава". А только теку нельзя было дать- на ночь вязали руки и ноги.Пришли."Ну, - думаю, - быть беде - уголовное преступление против вашегосиятельства".Только узнаем: до смерти убит старый князь ваше сиятельство, апрелестная полячка Виктория Казимировна уволена вон из имения. А молодойкнязь приезжал сюда на недельку и успел смыться в неизвестном направлении.А сейчас в имении заседает, дескать, комиссия.Хорошо-с.Разжились инструментом и к ночи пошли на княжий двор.Показываю босячкам:- Вот, - говорю, - двор вашего сиятельства, вот коровий хлев, вотпристроечки всякие, а вот и...Только смотрю - нету гусиного сарая.Будто должен где-то тут существовать, а нету.Фу, ты, думаю, что за новости.Идем обратно.- Вот, - говорю, - двор вашего сиятельства, вот хлев коровий...Нету гусиного сарая. Прямо-таки нету гусиного сарая. Обижаться сталибосячки. А я аж весь двор объелозил на брюхе и смотрю, как бы уволиться. Даза мной босячки - пугаются, что, дескать, сбегу.Пал я тут на колени:- Извините, - говорю, - худого мужика, водит нас незримая сила. Не могупризнать местонахождения.Стали тут меня бить босячки инструментом по животу и по внутренностям.И поднял я крик очень ужасный.Хорошо-с.Сбежались крестьяне и комиссия.Выяснилось: вклад вашего сиятельства, а где - неизвестно.Стал я богом божиться - не знаю, мол, что к чему, приказано, дескать,передать письмишко, а я не причинен.Пока крестьяне рассуждали что к чему, и солнце встало.Только смотрю: светло, и, безусловно, нет гусиного сарая. Вижу: ктой-то

thelib.ru

Один короткий рассказ Михаила Зощенко

У Михаила Зощенко, 120-летие которого отмечается в эти дни, был свой собственный стиль, который не спутаешь ни с кем. Его сатирические рассказы кратки, фразы без малейших изысков и лирических отступлений.

Отличительной чертой в его манере написания произведений был именно язык, который на первый взгляд может показаться грубым. Большая часть его работ написана в комическом жанре. Желание обличить пороки людей, которых не смогла переделать даже революция, вначале воспринималось как здоровая критика и приветствовалось как обличающая сатира. Героями его произведений становились обычные люди с примитивным мышлением. Однако писатель высмеивает не самих людей, а подчеркивает их образ жизни, привычки и некоторые особенности характера. Его произведения были направлены не на борьбу с этими людьми, а на призыв помочь им избавиться от своих недостатков.

Критики называли его произведения литературой «для небогатых» за его нарочито простоватый слог, полный словечек и выражений, который был распространен в среде мелких собственников.

М.Зощенко «Плохой обычай».

В феврале я, братцы мои, заболел.

Лег в городскую больницу. И вот лежу, знаете ли, в городской больнице, лечусь и душой отдыхаю. А кругом тишь и гладь и божья благодать. Кругом чистота и порядок, даже лежать неловко. А захочешь плюнуть – плевательница. Сесть захочешь – стул имеется, захочешь сморкнуться – сморкайся на здоровье в руку, а чтоб в простыню – ни боже мой, в простыню нипочем не позволяют. Порядка, говорят, такого нет. Ну и смиряешься.

И нельзя не смириться. Такая вокруг забота, такая ласка, что лучше и не придумать.

Лежит, представьте себе, какой-нибудь паршивенький человек, а ему и обед волокут, и кровать убирают, и градусники под мышку ставят, и клистиры собственноручно пихают, и даже интересуются здоровьем.

И кто интересуется? Важные, передовые люди – врачи, доктора, сестрички милосердия и опять же фельдшер Иван Иванович.

И такую я благодарность почувствовал ко всему персоналу, что решил принести материальную благодарность. Всем, думаю, не дашь – потрохов не хватит. Дам, думаю, одному. А кому – стал присматриваться.

 И  вижу:  некому  больше  дать,  иначе как фельдшеру  Ивану  Ивановичу. Мужчина, вижу, крупный и представительный и больше всех старается и даже из кожи вон лезет. Ладно, думаю, дам ему. И стал обдумывать, как ему всунуть, чтоб и достоинство его не оскорбить и чтоб не получить за это в рожу.

Случай скоро представился. Подходит фельдшер к моей кровати. Здоровается.

- Здравствуйте, говорит, как здоровье? Был ли стул?

Эге, думаю, клюнуло.

- Как же, говорю, был стул, да кто-то из больных унес. А ежели вам присесть охота – присаживайтесь в ноги на кровать. Потолкуем.

Присел фельдшер на кровать и сидит.

- Ну,- говорю ему,- как вообще, что пишут, велики ли заработки?

- Заработки, говорит, невелики, но которые интеллигентные больные и хотя бы при смерти, норовят непременно в руку сунуть.

- Извольте, говорю, хотя и не при смерти, но дать не отказываюсь. И даже давно про это мечтаю.

Вынимаю деньги и даю. А он этак любезно принял и сделал реверанс ручкой.

А на другой день все и началось. Лежал я очень даже спокойно и хорошо, и никто меня не тревожил до этих пор, а теперь фельдшер Иван Иванович словно ошалел от моей материальной благодарности. За день раз десять или пятнадцать припрется он к моей кровати. То, знаете ли, подушечки поправит, то в ванну поволокет, то клизму предложит поставить. Одними градусниками замучил он меня, сукин кот. Раньше за сутки градусник или два поставит – только и всего. А теперь раз пятнадцать. Раньше ванна была прохладная и мне нравилась, а теперь набуровит горячей воды – хоть караул кричи.

Я уже и этак, и так – никак. Я ему, подлецу, деньги еще сую – отстань только, сделай милость, он еще пуще в раж входит и старается.

Неделя прошла – вижу, не могу больше. Запарился я, фунтов пятнадцать потерял, похудел и аппетита лишился. А фельдшер все старается.

А раз он, бродяга, чуть даже в кипятке не сварил. Ей-богу. Такую ванну, подлец, сделал – у меня аж мозоль на ноге лопнула и кожа сошла.

Я ему говорю:

- Ты что же, мерзавец, людей в кипятке варишь? Не будет тебе больше материальной благодарности.

А он говорит:

- Не будет – не надо. Подыхайте, говорит, без помощи научных сотрудников. – И вышел.

А теперича снова идет все по-прежнему: градусники ставят один раз, клизму по мере надобности. И ванна снова прохладная, и никто меня больше не тревожит.

Не зря борьба с чаевыми происходит. Ох, братцы, не зря!

thingx.ru