Содержание
«Надо вступаться за Россию, а то затравят нас вконец». Александр Солженицын — о Западе
«Будучи в изгнании, Солженицын на долгие годы впал в немилость у американской прессы именно за то, что защищал историческую Россию. Да, он считал, что большевики исказили ее лик и упорно убеждал не приписывать русскому народу жестоких черт коммунистической практики Ленина — Сталина». Это цитата из открытого письма Наталии Солженицыной главному редактору «Литературной газеты» Юрию Полякову («РГ», 25 сентября). Острую дискуссию во вчерашнем номере продолжили актер Евгений Миронов и писатель Михаил Кураев: кому мешает сегодня Солженицын?
И мы решили опять привести высказывания писателя, как теперь видно — потрясающе пророческие (вспомним хотя бы недавнюю резонансную публикацию в «РГ»: «С Украиной будет чрезвычайно больно»). Итак, что говорил и писал о «двух жерновах» мыслитель Солженицын до возвращения в Россию в 1994 году.
Вермонт, весна 1982
Угодило зёрнышко промеж двух жерновов.
Глава 6: Русская боль. Опубликовано — «Новый мир», 2000, N 9
Уже к началу 1979-го я осознал как острую опасность: все советские мерзости лепят на лицо России. Когда выплясывали победу Октября — Россия была проклята за то, что ему сопротивлялась. Когда Октябрь провалился в помойную яму — Россию проклинают за то, что она и есть Октябрь.
…Надо потолкаться на западном газетном базаре, чтобы понять:
надо вступаться за Россию, а то затравят нас вконец. Россия, оказывается, оболгана столетиями, и не должен нам отказать инстинкт самозащиты. Каяться нам, ой, есть в чём, нагрешили, однако и не перед американской науськанной журналистикой каяться.
…Так вот как? Распалил я бой на Главном фронте — а за спиной открылся какой-то Новый? Сумасшедшая трудность позиции: нельзя стать союзником коммунистов, палачей нашей страны, но и нельзя стать союзником врагов нашей страны. И всё время — без опоры на свою территорию.
Свет велик, а деться некуда.
Два жорна.
Лондон, 26 февраля 1976
Из выступления по английскому радио
В 1914 году, открывая зловещий XX век, над западной цивилизацией грянула гроза, размеров и дальности которой никто не мог тогда охватить. Четыре года Европа невиданно уничтожала сама себя, а в 1917-м на её краю обнажилась и зазияла трещина — впад в бездну… За 40 лет до того Достоевский предсказывал, что социализм обойдётся России в 100 миллионов жертв. Цифра казалась невероятной.
…На территории бывшей России уже бушевал Апокалипсис, — Западная Европа спешила вырваться из этой проклятой войны, всё забыть поскорей, возобновить благоденствие, моды и новые танцы. Ллойд Джордж так и сказал: забудьте о России! Мы должны заботиться о благосостоянии нашего общества.
В 1914-м, когда нужна была помощь для западных демократий, Россией не побрезговали. Но в 1919-м — тем самым русским генералам, кто три года выручал Марну, Сомму и Верден, в напряженьи всех русских сил и выше русского разума, — тем самым генералам западные союзники отказали и в военной помощи, и в союзе.
Уже довольно русских солдат было погребено даже и в земле Франции, а с других русских солдат, приплывших в Константинополь, высчитывали стоимость пайка, конфискуя в уплату солдатское бельё, и толкали их вернуться на расправу к большевикам или ехать полурабами на кофейные плантации Бразилии.
Стэнфорд, 24 мая 1976
Из слова в Гуверовском институте
…Гуверовского института не минует ни один серьёзный западный исследователь истории России и истории СССР. Таких учёных, особенно в Соединённых Штатах, теперь немало. Этому надо радоваться. Но вместе с тем нельзя избежать и тревоги, что общая ненормальность исходных условий вносит общую, как говорят математики, систематическую ошибку, которая сдвигает и искажает все результаты исследований.
Искажение русской исторической ретроспективы, непонимание России Западом выстроилось в устойчивое тенденциозное обобщение — об «извечном русском рабстве», чуть ли не в крови, об «азиатской традиции», — и это обобщение опасно заблуживает сегодняшних западных исследователей.
В том обобщении искусственно упущены вековые периоды, широкие пространства и многие формы яркой общественной самодеятельности нашего народа — Киевская Русь, суздальское православие, напряженная религиозная жизнь в лесном океане, века кипучего новгородского и псковского народоправства, стихийная народная инициатива и устояние в начале XVII века, рассудительные Земские Соборы, вольное крестьянство обширного Севера, вольное казачество на десятке южных и сибирских рек, поразительное по самостоятельности старообрядчество, наконец, крестьянская община, которую даже и в XIX веке пристальный английский наблюдатель (Маккензи Уоллес) признал в её функционировании равной английскому парламентаризму. И всё это искусственно заслонили двумя веками крепостничества в центральных областях и петербургской бюрократией. Да даже вот события, близкие американской памяти, — поддержка Россией североамериканского правительства в вашу гражданскую войну, тёплая русско-американская дружба в царствование Александра II, чьи великие реформы оборваны безумными террористами, — всё это забыто и вычеркнуто, как не было никогда.
Удивляться ли, что в этой обстановке всякий американский молодой историк, или писатель, или журналист, приступая к русской теме, непременно, с самого начала, автоматически поддаётся постулату: СССР — естественное продолжение старой России?
А на самом деле: переход от дооктябрьской России к СССР есть не продолжение, но смертельный излом хребта, который едва не окончился полной национальной гибелью. Советское развитие не продолжение русского, но извращение его, в совершенно новом неестественном направлении, враждебном своему народу. Термины «русский» и «советский», «Россия» и «СССР» не только не взаимозаменяемы, не равнозначны, не однолинейны, но непримиримо противоположны, исключают друг друга, и путать их, употреблять не к месту — грубая ошибка, научное неряшество.
Вашингтон, 30 июня 1975
Из речи перед представителями профсоюзов
«Пролетарии всех стран — соединяйтесь!» — этот лозунг звучит над землёй уже сто двадцать пять лет. И сегодня вы можете найти его на любой советской брошюре и на каждом номере газеты «Правда».
Но никогда руководители коммунистической революции в Советском Союзе не применили этих слов искренне и в полном их смысле. Когда нарастает за десятилетия много лжи, то мы уже забываем ту коренную, основную ложь, которая не на листьях дерева, а у корней его. …Это была система, которая: — пришла к власти путём вооружённого переворота; — ввела бессудную расправу, ЧК; — обманула трудящихся во всех своих декретах: декрете о земле, декрете о мире, декрете о заводах, декрете о свободе печати; — давила рабочие забастовки; — невыносимо грабила деревню, до мужицких восстаний, и давила их кроваво; — разгромила Церковь; — уничтожила все остальные партии, не просто распустила их, но членов уничтожила; — в конце 20-х провела геноцид крестьянства: пятнадцать миллионов крестьян было отослано на уничтожение; — ввела крепостное право, так называемый «паспортный режим»; — в мирное время искусственно вызвала голод. Шесть миллионов человек умерло от голода в 32 — 33-м году на самом краю Европы! В Европе умерло, и Европа не заметила, и мир не заметил.
..
Нью-Йорк, 9 июля 1975
Из речи перед представителями профсоюзов
…Произошла подмена понятий, сказали так: «не война» — это мир. То есть миру противопоставили войну. А это ошибка. Полная противоположность миру — это насилие. И те, кто хотят в мире мира, должны не только войну убрать из мира, но убрать и насилие. А если нет открытой войны, но идёт насилие, — это не мир… Пока в Советском Союзе, в Китае, в других коммунистических странах общественность не контролирует своих правительств и не может иметь суждения, да даже знать ничего не может, что правительства задумали, до тех пор у западного мира и у всеобщего мира нет никакой гарантии.
…После моего первого выступления [в Вашингтоне], как всегда в прессе были поверхностные, в суть не вникающие комментарии. И один из них был такой: будто бы я приехал призывать Соединённые Штаты освобождать нас от коммунизма. Кто хоть сколько-нибудь следил за тем, что я писал и что говорил много лет в Советском Союзе, а потом уже на Западе, тот знает: я всегда говорил противоположное.
Я призывал моих соотечественников, тех, у кого в трудные моменты дрогнуло сердце и они смотрели с мольбой на Запад, я призывал: не ждите помощи! И не просите помощи! Это нечестно. Мы должны стать сами на свои ноги.
Кембридж, 8 июня 1978
Из Гарвардской речи
…В сегодняшнем западном обществе открылось неравновесие между свободой для добрых дел и свободой для дел худых. И государственный деятель, который хочет для своей страны провести крупное созидательное дело, вынужден двигаться осмотрительными, даже робкими шагами, он всё время облеплен тысячами поспешливых (и безответственных) критиков… По сути, человек выдающийся, великий, с необычными неожиданными мерами, проявиться вообще не может — ему в самом начале подставят десять подножек. Так под видом демократического ограничения торжествует посредственность…
Свобода разрушительная, свобода безответственная получила самые широкие просторы. Общество оказалось слабо защищено от бездн человеческого падения, например от злоупотребления свободой для морального насилия над юношеством вроде фильмов с порнографией, преступностью или бесовщиной: все они попали в область свободы и теоретически уравновешиваются свободой юношества их не воспринимать.
Что же говорить о тёмных просторах прямой преступности? Широта юридических рамок (особенно американских) поощряет не только свободу личности, но и некоторые преступления её, даёт преступнику возможность остаться безнаказанным или получить незаслуженное снисхождение — при поддержке тысячи общественных защитников. Если где власти берутся строго искоренять терроризм, то общественность тут же обвиняет их, что они нарушили гражданские права бандитов.
Весь этот переклон свободы в сторону зла создавался постепенно, но первичная основа ему, очевидно, была положена гуманистическим человеколюбивым представлением, что человек, хозяин этого мира, не несёт в себе внутреннего зла, все пороки жизни происходят лишь от неверных социальных систем, которые и должны быть исправлены. Странно, вот на Западе достигнуты наилучшие социальные условия, а преступность несомненно велика и значительно больше, чем в нищем и беззаконном советском обществе.
…Неожиданность для человека, пришедшего с тоталитарного Востока, с его строгой унификацией прессы: у западной прессы в целом тоже обнаруживается общее направление симпатий (ветер века), общепризнанные допустимые границы суждений, а может быть и общекорпоративные интересы, и всё это вместе действует не соревновательно, а унифицированно.
Безудержная свобода существует для самой прессы, но не для читателей: достаточно выпукло и звучно газеты передают только те мнения, которые не слишком противоречат их собственным и этому общему направлению.
Безо всякой цензуры на Западе осуществляется придирчивый отбор мыслей модных от мыслей немодных — и последние, хотя никем не запрещены, не имеют реального пути ни в периодической прессе, ни через книги, ни с университетских кафедр. Дух ваших исследователей свободен юридически, но обставлен идолами сегодняшней моды. Не прямым насилием, как на Востоке, но этим отбором моды, необходимостью угождать массовым стандартам устраняются от вклада в общественную жизнь наиболее самостоятельно думающие личности, появляются опасные черты стадности, закрывающей эффективное развитие… Так создаются сильные массовые предубеждения, слепота, опасная в наш динамичный век.
Кавендиш (Вермонт), февраль 1980
Из статьи для журнала Foreign Affairs (vol. 58, N 4, Spring 1980):
Ошибка очень распространённая: мировую болезнь коммунизма неразделимо смешивают с той страной, которою он овладел первой, — с Россией.
Легкомысленно и неправильно используют слово «русские» вместо «советские» — и даже с постоянным эмоциональным преимуществом в пользу второго («русские танки вошли в Прагу», «русский империализм», «русским нельзя верить», но — «советские космические достижения», «успехи советского балета»). А соотношение между этими понятиями такое, как между человеком и его болезнью. Но мы же не смешиваем человека с его болезнью, не называем его именем болезни и не клянем за неё…
Когда в 20-е годы передовое западное общество восхищалось большевизмом, то не путали, так и называли предмет восторга «советским». В трагические годы Второй мировой войны два понятия в глазах мира как будто слились. С лет холодной войны установилась недоброжелательность преимущественно к слову «русский». И это даёт себя знать поныне, даже в последние годы появились новые острые обвинения против «русского».
…При изучении китайской, таиландской или любой африканской истории и культуры считается необходимым испытывать уважение к её своеобразию.
По отношению же к русскому тысячелетнему восточному христианству западные исследователи во множестве испытывают лишь презрение и удивление: почему этот странный мир, целый материк, всё не принимал западного мировоззрения и всё не шёл по столь явно преимущественному западному социальному пути? Россия решительно осуждается за всё, в чём она не похожа на Запад.
…С каким-то тупоумием повторяют из книги в книгу, из статьи в статью два имени: Иоанн Грозный и Пётр I, подразумеваемо или открыто сводя к ним весь смысл русской истории. Но и по два, и по три не менее жестоких короля можно найти и в английской, и во французской, в испанской и в любой другой истории, однако никто не сводит к ним полноту исторических объяснений. Да никакие два короля не могут определить историю 1000-летней страны. Однако рефрен продолжается. Таким приёмом одни ученые хотят показать, что коммунизм только и возможен в странах с «порочной историей», другие — очистить и сам коммунизм, переложив вину за его дурное исполнение на свойства русской нации.
…Гарвардская речь вознаградила меня потоком сочувственных откликов простых американцев (кое-кому из них удалось напечататься и в газетах), поэтому я спокойно относился к потоку упрёков, который сыпала на меня рассерженная пресса (я ждал от неё большей восприимчивости к критике)… вплоть до «убирайся вон из страны!» (изящное применение принципа свободы слова, чем это отличается от Советов?). Возмущались, как я смею употреблять «наша страна» по отношению к той, которая меня изгнала, — да дело в том, что не родина меня изгнала, а коммунистическое правительство. А самое распространённое обвинение было: будто я «призываю Запад идти освобождать» наш народ от коммунистов. Это совершенное нежелание читать и понимать текст добросовестно. Не только в Гарвардской речи, но и никогда прежде я не призывал ни к чему подобному, и даже за все годы моей публичной деятельности не обратился за помощью ни к одному западному правительству, ни к одному западному парламенту. Я всегда говорил: мы освободимся сами, это — наша задача, как бы она ни была трудна.
Кавендиш (Вермонт), 3 мая 1982
Из письма президенту Рейгану
…Я никогда не добивался чести быть принятым в Белом доме ни при президенте Форде, ни позже. За последние месяцы несколькими путями ко мне приходили косвенные запросы, при каких обстоятельствах я готов был бы принять приглашение посетить Белый дом. Я всегда отвечал: я готов приехать для существенной беседы с Вами, в обстановке, дающей возможность серьёзного эффективного разговора, но не для внешней церемонии. Я не располагаю жизненным временем для символических встреч.
Однако мне была объявлена (телефонным звонком советника Пайпса) не личная встреча с Вами, а ланч с участием эмигрантских политиков и «советских диссидентов». Но ни к тем ни к другим писатель-художник по русским понятиям не принадлежит. Ещё хуже, в прессе публично названа, а Белым домом не опровергнута формулировка причины, по которой отдельная встреча со мной сочтена нежелательной: что я являюсь «символом крайнего русского национализма».
Эта формулировка оскорбительна для моих соотечественников, страданиям которых я посвятил всю мою писательскую жизнь.
Я вообще не «националист», а патриот. То есть я люблю своё отечество — и оттого хорошо понимаю, что и другие также любят своё.
…Здесь проявляется то враждебное отношение к России как таковой, стране и народу, вне государственных форм, которое характерно для значительной части американского образованного общества, американских финансовых кругов и, увы, даже Ваших советников. Настроение это губительно для будущего обоих наших народов.
Господин Президент. Мне тяжело писать это письмо. Но я думаю, что если бы где-нибудь встречу с Вами сочли бы нежелательной по той причине, что Вы — патриот Америки, Вы бы тоже были оскорблены.
…Так как весь этот эпизод уже получил исказительное гласное толкование и весьма вероятно, что мотивы моего неприезда также будут искажены, боюсь, что я буду вынужден опубликовать это письмо, простите.
Мюнхен, 7 октября 1993
Из интервью журналу «Фокус»
Вы знаете, что среди западных левых существует образ «плохого» Солженицына, который и шовинистический великоросс, и противник Просвещения, и в связи с демократией ему нельзя доверять? Как вы реагируете на их критику?
Я исхожу из того, как я понимаю предмет и что я считаю важным и нужным сказать.
Исходить же из расчетов, кому мои взгляды сегодня понравятся, кому не понравятся, для меня невозможно. Это совершенно поразительное явление: в десятке стран, во многих сотнях отзывов и рецензий написано именно то, что вы сейчас сказали, и даже резче. При том не приводят ни одной цитаты в подкрепление или в иллюстрацию их утверждений. Они не дают себе труда прочесть мои книги, а просто, как попугаи, друг за другом повторяют, переписывают из статьи в статью, дословно.
Париж, 19 сентября 1993
Из интервью газете «Фигаро»
Если коммунизм пал, кто враг теперь?
Я думаю, этот вопрос относится не только ко мне, но и к миллионам людей в мире, в том числе и на Западе. За время холодной войны люди привыкли к синдрому «иметь врага», и некоторые сейчас, может быть, растеряны. Но давняя мудрость состоит в том, что главный враг человека — он сам, и главный враг всякого общества — оно само, это общество. Не надо непременно жить в поисках внешнего врага. Христианская религия учит нас бороться прежде всего со злом внутри самих себя.
Что вы скажете об исламском интегризме?
Скажу, что надо смириться с тем, что человечество развивается не единым потоком, а отдельными областями, отдельными культурами, у которых свои закономерности в развитии. Это впервые было отмечено Николаем Данилевским в XIX веке в России, потом, на переходе к ХХ веку, Николаем Трубецким, но не было усвоено до тех пор, пока эту же идею провёл Освальд Шпенглер, а за ним Арнольд Тойнби. Поскольку эти культуры, эти огромные, часто замкнутые, миры развиваются не по единой команде и не по единому закону по всей Земле — то в разное время они возвышаются, усиляются, потом, наоборот, ослабляются. Сегодняшнее усиление ислама, исламского фундаментализма — яркий пример этого феномена. Картина XXI века вообще будет очень сложной в этом отношении.
Кавендиш (Вермонт), 16 апреля 1994
Из интервью с Павлом Хлебниковым для журнала «Форбс»
Генри Киссинджер утверждает, что Россия будет всегда угрожать интересам Запада независимо от того, какое в ней правительство.
И Генри Киссинджер, и Збигнев Бжезинский, и Ричард Пайпс, и ещё многие американские политики и публицисты затвердели в схеме мышления, усвоенной ими когда-то, много лет назад, и с неизменным упорством и ослеплением всё повторяют и повторяют эту версию о якобы извечной агрессивности России, никак не соображаясь с сегодняшней реальностью.
Центральный вопрос: что сказать о России и Соединённых Штатах? Считать ли их историческими соперниками?
До российской революции они были просто натуральными союзниками. Вы знаете, что во время американской гражданской войны Россия поддерживала Север, Линкольна. Потом они были практически союзниками в Первой мировой войне. А начиная с коммунизма противостояние США было не с Россией, а с коммунистическим СССР.
Множество людей на Западе думают, что то был не коммунизм, а традиционный русский империализм, который направлял Сталина захватить Восточную Европу.
Ни в коем случае! Это не русский империализм, когда-то расширявший границы вблизи себя, а это коммунистический империализм, который имел целью захватить весь земной шар.
Однако в официальном документе США от 1959 года, закон 86 — 90, русские не числятся среди наций, угнетённых коммунизмом, зато именно «русскому империализму», а не коммунизму приписаны все захваты двух десятков стран, даже Китая, Тибета и какой-то придуманной «Казакии». Приходится изумляться, что этот нелепый закон не отменён в США и поныне. Совершенный бред!
Что же такое Россия: этнос? религия? язык? или культура?
Россия — это совокупность многих наций, крупных, средних и малых, с традиционной взаимной веротерпимостью, с русским языком — государственным и межнационального общения, и русской культурой — высокого уровня и большого международного веса, воспринятой образованными слоями всех этих народов.
И тут нет угрозы для Соединённых Штатов?
Если смотреть далеко в будущее, то можно прозреть в XXI веке и такое время, когда США вместе с Европой ещё сильно вознуждаются в России как в союзнице.
Загадочно.
Это загадочно для тех, кто не видит вдаль, и не видит, какие силы растут в мире.
От редакции: Все приведенные тексты можно найти в издании: Александр Солженицын. Публицистика: в 3 т. Ярославль, 1995 — 1997.
Умер Александр Солженицын
Вслух.ru
Новости
Обзор
Обзор
Вслух.ру
4 августа 2008, 03:56
Александр Исаевич последнее время серьезно болел, однако активно продолжал заниматься творческой деятельностью.
В Москве на 89-м году жизни скончался Александр Солженицын. Как сообщил сын писателя Степан, Александр Исаевич умер дома накануне поздно вечером от острой сердечной недостаточности, сообщают «Вести».Сын писателя рассказал, что Александр Исаевич последнее время серьезно болел, однако активно продолжал заниматься творческой деятельностью, передает «Эхо Москвы». Президент Франции Николя Саркози первым из мировых лидеров принес свои соболезнования в связи с кончиной выдающегося русского писателя Александра Исаевича Солженицына, сообщает Lenta.ru со ссылкой на AFP в понедельник утром. Ранее свои соболезнования в связи со смертью писателя супруге и сыновьям выразил Президент России Дмитрий Медведев.
Кроме того, соболезнования выразил президент США Джордж Буш, пишет «Газета.ru». Об этом сообщил в воскресенье официальный представитель Белого дома Гордон Джондро.»Президент скорбит в связи с кончиной такого сторонника свободы. Он выражает соболезнования семье Солженицына», — отметил Джондро. Александр Солженицын (11.12.1918 — 03.08.08) — выдающийся русский писатель, лауреат Нобелевской премии, историк и общественный деятель. Во время Великой Отечественной войны будущую «совесть нации» арестовали и сослали в лагеря, где Солженицын провел восемь лет. Этот отрезок пути, отраженный впоследствии в его произведениях, приносит ему впоследствии мировую литературную славу, пишет «Комсомольская правда«.Первой увидела свет повесть «Один день Ивана Денисовича», опубликованная Александром Твардовским в журнале «Новый мир» (1962 г.). После рассказа «Матренин двор» Солженицына больше не публикуют, и его шедевры «В круге первом» и «Раковый корпус» выходят уже в самиздате и за рубежом. В 1970-м году писатель получает Нобелевскую премию по литературе «за нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы», а спустя четыре года с появлением легендарного «Архипелага ГУЛАГ» его с семьей выдворяют из СССР.
Бороться с коммунистическим режимом Солженицын продолжает уже в Цюрихе, а затем в Вермонте. Признание на родине приходит к автору только с началом перестройки, когда в Союзе начинают издавать многие его произведения. В начале 90-х писателю восстанавливают российское гражданство, и 27 мая 1994 года он возвращается домой. Здесь в 1998 году Александр Исаевич становится лауреатом Большой золотой медали им. М. В. Ломоносова Российской академии наук, а в 2006 г. Владимир Путин присуждает ему Государственную премию РФ «за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности».
Неудобно на сайте? Читайте самое интересное в Telegram и самое полезное в Яндекс-Дзен.
Последние новости
Вслух.ру
15 ноября, 18:55
Пока рыба не протухла: в Тюмени должник оперативно нашел деньги, чтобы забрать машину со штрафстоянки
Пока ему ничего не угрожало, расстаться с деньгами мужчина не спешил.
#долг
#приставы
#УФССП
#Тюменская область
Вслух.
ру
15 ноября, 18:10
Банк «Открытие»: приведи друга и выиграй смартфон
Пригласить друга может любой клиент банка «Открытие».
#финансы
#банки
#кредиты
#проценты
#акция
#новости России
Вслух.ру
15 ноября, 18:07
Тюменский рынок труда испытывает дефицит медиков и рабочих
Кандидаты не стремятся менять работу во времена нестабильности.
#работа
#медицина
#рабочие
#дефицит
#вакансии
#рынок труда
#Тюменская область
Вслух.ру
15 ноября, 18:03
В ямальском колледже учащиеся сидят на занятиях в пуховиках и без горячего питания
Комментариев от администрации города и колледжа пока не поступало.
#колледж
#еда
#отопление
#образование
#ЯНАО
#новости Тюмени
Вслух.ру
15 ноября, 17:46
Житель Ямала пригнал своему сыну-контрактнику внедорожник на Донбасс
Пока сын служил, в Тазовском его ждал УАЗ.
#ЯНАО
#спецоперация
#СВО
#авто
#армия
#служба
#новости России
Одетая в гранит
Улица Дзержинского: пять домов с уникальной историей
Некролог Александра Солженицына — Los Angeles Times
МОСКВА —
Лауреат Нобелевской премии Александр Солженицын, икона русской интеллигенции и летописец коммунистических репрессий, скончался в воскресенье. Ему было 89 лет.
Его сын Стефан сообщил Associated Press, что умер от сердечной недостаточности в Москве.
Одухотворенный писатель и духовный отец российского национал-патриотического движения дожил до воссоединения со своей любимой родиной после двух десятилетий изгнания, только для того, чтобы быть огорченным тем, что он считал коммунизмом ущербом русскому характеру, как он был огорчен его ранее вынужденным отчуждение от земли и людей, которых он любил.
Солженицын вернулся из своего убежища в Вермонте в резко изменившуюся Россию в 1994 году, но счел моральным крахом после многомесячной одиссеи заново познакомиться со страной, которая осудила его как предателя, лишила гражданства и выслала на 20 лет ранее.
Его работа, любовь и политика отражали бурную историю его страны в прошлом столетии.
«Это горе истории, горе нашей эпохи, которое я ношу на себе, как анафему», — писал Солженицын однажды о своей жизни.
То, что он выстоял почти девять десятилетий, для многих было чудом; бородатый автор с проницательными голубыми глазами и застенчивой манерой пережил рак, тюрьму, трудовые лагеря, полемику и осуждение.
Провозглашенный величайшим из ныне живущих писателей России, автор более двух десятков книг, помимо комментариев, стихов, пьес и киносценариев, вернул себе гражданство и уважение соотечественников после распада Советского Союза. . Хотя его книги были бестселлерами на Западе, только «Один день из жизни Ивана Денисовича» был опубликован первым на его родине.
Другие крупные произведения включают мемуары «Дуб и теленок» и роман «Август 1914 года», первый том монументальной истории России ХХ века.
Своим шедевром «Архипелаг ГУЛАГ» он дал название жестокой сети трудовых лагерей, созданных по всему Советскому Союзу во время бешеной кампании Иосифа Сталина по индустриализации страны.
В этой кампании погибли десятки миллионов мужчин, женщин и детей.
Последнее десятилетие своей жизни Солженицын провел в слабом здоровье и уединении в своем загородном имении под Москвой, редактируя работу всей своей жизни для 30-томной антологии, завершение которой, как он предсказывал, ему не суждено было увидеть. Когда первые три тома были закончены в 2006 году, он заметил, что публикация продлится до 2010 года и «продолжится после моей смерти».
Проект антологии увенчал путь длиною в жизнь, полную расхождений и примирений писателя и его политически неспокойной страны.
Несмотря на свой горький опыт и мрачный взгляд на мир, Солженицын был, по словам биографа Майкла Скаммелла, «оптимистом… . . твердо верящий в силу силы воли» с «неутолимой жаждой жизни и невероятной способностью к концентрации». Но в то же время «без какой-либо власяницы он чувствовал себя совершенно некомфортно».
Он считал Советский Союз жестоким и удушающим «под злобной и непреклонной природой коммунизма».
Он даже нападал на почитаемого бога Советского Союза — его основателя Владимира Ильича Ленина.
Откровенный критик
Временами Солженицын был вежлив и внимателен, с излиянием хорошего настроения. Но он также был упрямым и резким, и у него развилась всепоглощающая ненависть к коммунизму, которая привела в смятение даже тех на Западе, кто восхищался его работой и честностью.
Он осудил разрядку между Востоком и Западом 1970-х годов как притворство и назвал Хельсинкское соглашение 1975 года — устав Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе — капитуляцией Запада перед советским порабощением Восточной Европы.
В течение 20 лет изгнания в США он без колебаний критиковал свою приемную страну; он рассматривал Соединенные Штаты и Запад в целом как вялых, морально слабых, трусливо-материалистичных и страдающих от «духовного бессилия, которое возникает из-за легкой жизни».
Хотя в целом он симпатизировал его целям, он отверг советское диссидентское движение как предательство души и древних традиций России.
Он часто конфликтовал с другими противниками советской системы.
Солженицын призывал к нравственному и духовному пробуждению на своей родине и на Западе на основе фундаментальных христианских ценностей и отказу от материализма, гедонизма и эгоизма, которые, как он настаивал, разлагают цивилизацию. Такие взгляды побудили одного критика осудить его как «российского аятоллу».
Его имидж как совести управляемой коммунистами России потускнел после его репатриации и его обличительных речей о унижении его нации, временами окрашенных паранойей, антисемитизмом и нетерпимостью.
Получив бешеную популярность по прибытии в Россию и активно участвуя в воссоздании дореволюционной земской системы управления сельскими общинами в России, Солженицын в 1996 году отклонил призывы баллотироваться на пост президента и в конце концов ушел в относительную безвестность.
Тяжелое детство
Александр Исаевич Солженицын родился 11 декабря 1918 года в Кисловодске, фешенебельном курорте на юге России.
Потомок зажиточных крестьян, он родился через шесть месяцев после того, как его отец Исааки погиб в результате несчастного случая на охоте.
Солженицын, единственный ребенок, был воспитан застенчивой, преданной матерью Таисией и другими родственниками в суматохе и кровопролитии гражданской войны, последовавшей за захватом власти большевиками в 1917 году. Его мать была дочерью богатого помещика, чьи Семья обеднела в послереволюционной смуте.
Ранние годы Солженицына были отмечены лишениями и страхом перед насильственной смертью от рук мародерствующих банд коммунистов и процарских белых, борющихся за контроль над нацией. Он назвал это время «своего рода достойной нищетой». После поражения белых семья Солженицына неоднократно подвергалась преследованиям со стороны советских властей из-за их прежнего статуса представителей «зажиточного» класса.
И все же Саня, как звали мальчика, стал активным членом коммунистической молодежной организации. В молодости он был убежденным марксистом-ленинцем, но так и не вступил в партию, так как его энтузиазм угас и в конце концов перерос в ожесточенную ненависть.
Он писал рассказы, стихи и пьесы с 9 лет и учился в средней школе в промышленном городе Ростове, где его мать работала машинисткой.
Солженицын окончил городской университет по специальности «математика и физика» в 1941 году, когда нацистская Германия вторглась в Советский Союз. В том же году он женился на однокурснице Наталье Рештовской.
С началом Второй мировой войны Солженицын пошел добровольцем в армию, но ему отказали из-за незначительного врожденного недуга. Когда Советский Союз отчаянно нуждался в рабочей силе, чтобы остановить немецкое наступление, его призвали.
В 1942 году он был назначен командиром батареи и воевал на передовой практически до конца войны. Он наслаждался военной жизнью как из-за ее приключений, так и из-за исходного материала для своих произведений.
За три месяца до окончания войны в 1945 году Солженицын был арестован за замечания, сделанные им в письмах к другу, которые цензоры передали секретной полиции. Солженицын критиковал «усатого» — Сталина — и полусерьезно писал об основании партии, которая вернет Советский Союз на истинный путь марксизма-ленинизма, с которого он сошел при Сталине.
Отправленный в печально известную Лубянскую тюрьму в Москве, Солженицын был заочно осужден трибуналом в составе трех человек за антисоветское поведение и приговорен к восьми годам лишения свободы.
Часть срока он отбывал в Казахстане, тогда еще советской республике, в исправительно-трудовом лагере, известном своими суровыми условиями. После того, как в 1952 году он заболел раком, он перенес операцию в лагерной больнице и был признан излеченным.68.
По отбытии наказания 9 февраля 1953 г. приговорен к ссылке «навечно». Его отправили в заброшенное село Кок-Терек на юге Казахстана, где также было ссыльным большинство из 4000 жителей. Он прибыл за два дня до смерти Сталина.
В Казахстане у него снова диагностировали рак, но он получил разрешение лечиться за 1000 миль в Ташкенте. Вышел из больницы в 1954 году.
Незадолго до выхода Солженицына из тюрьмы развелся с Рештовской. Утверждалось, что расставание было жертвой ради защиты ее карьеры химика и пианистки-любителя, которая была бы уничтожена, если бы власти узнали, что она была замужем за политическим заключенным.
В 1956 году Солженицыну сообщили об отмене приговора. Он был реабилитирован в условиях «оттепели», начавшейся со смертью Сталина, и вскоре начал преподавать в Рязани, к юго-востоку от Москвы.
В начале 1960-х годов Советский Союз переживал недолгий период либерализации при преемнике Сталина Никите Сергеевиче Хрущеве. Солженицын медленно, нерешительно начал раскрывать свою тайную писательскую жизнь.
В 1961 году Солженицын представил под псевдонимом «Один день Ивана Денисовича», основанном на его опыте в трудовых лагерях, литературный журнал «Новый мир», который опубликовал его в следующем году.
Небольшое произведение о лагерном дне глазами простого добродушного заключенного-крестьянина Ивана Денисовича Шухова. Плотно написанный с преуменьшением, которое усилило его воздействие, «День» был описан как «всеобщий портрет страданий и угнетения» сталинской эпохи.
Солженицын заслужил единодушную похвалу за то, что пролил свет на одну из самых мрачных страниц русской истории, и был сравнен с Толстым и Достоевским за вклад в богатое литературное наследие страны.
Но за кулисами шла острая борьба между относительными либералами в режиме и сторонниками жесткой линии, опасавшимися, что Солженицын открыл ящик Пандоры, из которого вырвутся пороки советской системы и сметут режим.
Хрущев должен был проиграть борьбу. Его сменил в 1964 году Леонид И. Брежнев, который затормозил движение за либерализацию.
Солженицын повторно женился на Рештовской в конце 1950-х, но снова развелся с ней в 1973. К тому времени он влюбился в Наталью Светлову, от которой у него было трое сыновей: Ермолай, 1970 г.р.; Игнат, 1972 г.р.; и Степан, 1973 года рождения, когда Солженицын женился на Светловой.
Тем временем Солженицын подвергся все большему преследованию со стороны режима, который блокировал его усилия по публикации других его работ. Разочарованный, он приказал контрабандой переправить некоторые из них в Соединенные Штаты и другие западные страны — «Архипелаг ГУЛАГ» был записан на микрофильм и опубликован в Париже 19 декабря.73.
Частично защищенный своей огромной популярностью, Солженицын вступил в поединок с режимом, дерзнув его снова посадить его в тюрьму — вызов, который тот не принял.
В 1970 году он был удостоен Нобелевской премии по литературе «за этическую силу, с которой он следовал незаменимым традициям русской литературы». Опасаясь, что ему не разрешат вернуться на родину, если он поедет в Стокгольм за наградой, Солженицын не принимал ее до 1974 года — после изгнания из Советского Союза.
Обвинение в государственной измене
Солженицын был арестован 12 февраля 1974 г. по ст. 64 — государственная измена — и выслан «за систематическое совершение действий, несовместимых с советским гражданством и наносящих ущерб СССР».
Помещенный на борт авиалайнера Аэрофлота с семью агентами КГБ, Солженицын прибыл во Франкфурт, Западная Германия, и был доставлен недалеко от Бонна в дом бывшего немецкого пехотинца, сражавшегося на Восточном фронте, — писателя Генриха Белля, лауреата Нобелевской премии. для литературы.
Через месяц, как и обещали советские власти, к Солженицыну присоединились жена, теща и трое детей.
В 1976 году он поселился в Вермонте, пейзажи которого ему нравились за сходство с сердцем России, и купил дом на 50 акрах недалеко от Кавендиша.
Чтобы защитить свою частную жизнь, Солженицын обнес территорию забором с колючей проволокой и установил систему видеонаблюдения. Он был полон решимости не допускать вмешательства извне в свою работу. Однажды он заявил, что за 20 лет сделал не более пяти телефонных звонков из ретрита.
«Я думаю — я уверен, — что я вернусь в Россию и у меня еще будет шанс там пожить», — сказал он в 1980 году. Однако крах коммунизма и его возвращение в Россию мало утешили его.
После того, как в 1994 году русские встретили его в сибирском ГУЛАГе Магадане, Солженицын отправился в двухмесячное путешествие протяженностью почти 6000 миль по своей родине, чтобы оценить глубину ущерба, нанесенного коммунизмом его нации.
«Я приехал с очень печальным, мрачным представлением о деревне», — сказал он на городском собрании в Ярославле, приближаясь к завершению своего путешествия в Москву, находящуюся в 150 милях от него. «Это подтверждено».
Отчаявшись от злоупотребления алкоголем своих соотечественников и явного отсутствия патриотических чувств, Солженицын купил загородную усадьбу за пределами российской столицы, бывшее убежище сталинского прихвостня Лазаря Кагановича в селе Троице-Лыково, и возобновил затворнический образ жизни.
это отразило его годы в Вермонте.
У него остались жена и трое сыновей.
Памяти Александра Солженицына — ВРЕМЯ
Автор
Лев Гроссман
Понедельник, 04 августа 2008 г.
- Делиться
- Твитнуть
- Читать позже
Отправить на Kindle
AFP/Getty
Русский писатель Александр Солженицын, на фото в Цюрихе в 1974 году, умер в Москве 3 августа
Связанные
Подписаться @TIME
3 августа в Москве в возрасте 89 лет от сердечной недостаточности скончался нобелевский лауреат писатель Александр Солженицын, чьи романы повествуют о ежедневных ужасах жизни в советских ГУЛАГах., сообщает Ассошиэйтед Пресс.
Александр Солженицын всегда мечтал стать писателем. Он прочитал «Войну и мир» полностью, когда ему было всего 10 лет. Но в молодости он не смог опубликовать свою работу, и в итоге он стал изучать математику в колледже. Затем в 1941 году его призвали в Красную Армию. Если бы не Сталин, его амбиции могли бы остаться нереализованными.
Солженицын родился в курортном городке в горах Кавказа в 1918 году, в том же году, когда последний царь России был убит большевиками. Он никогда не знал своего отца, артиллерийского офицера, погибшего в результате несчастного случая на охоте, когда его мать была беременна. Его мать была машинисткой. Ревностный коммунист, Солженицын отличился во Второй мировой войне, но в 1945-го, в самый разгар похода Красной Армии на Берлин, он был арестован за личное письмо, содержавшее пассажи с критикой Сталина, и приговорен к восьми годам лагерей. Его жизнь свободного человека закончилась, но жизнь писателя и мыслителя только началась.
В конце концов Солженицын был переведен из лагеря в тюрьму с исследовательскими помещениями, а затем в 1950 году , когда он перестал сотрудничать с исследовательской деятельностью правительства в более суровый лагерь в Казахстане.
Там он начал писать на случайных клочках бумаги. Как только он запоминал написанное, он уничтожал обрывки.
К моменту освобождения в 1953 году вера Солженицына в коммунизм испарилась, но он обрел пылкую русскую православную веру и заново открыл для себя свое писательское предназначение. Сначала он писал для себя, но к 1962 году, когда ему было 42 года, напряжение молчания стало невыносимым, а культурный климат настолько потеплел, что он смог опубликовать свой роман «Один день Ивана Денисовича». рассказ об опыте невиновного человека в лагере для политических заключенных, переносившего жестокие условия без жалости к себе и находящего утешение в крошечных удовольствиях, таких как сигарета или дополнительный суп. Это потрясающая работа тщательного наблюдения и простого описания, а также разрушительное исследование психологии угнетения. Это также был первый опубликованный отчет о жизни в советском трудовом лагере. Его появление стало сейсмическим событием в русской культуре.
Какое-то время советское правительство терпело Солженицына.
Хрущев стремился дискредитировать Сталина и укрепить свою власть, а работа Солженицына служила его политическим целям. Он стал мировой литературной знаменитостью. Но он быстро изжил свою политическую полезность, и следующие две его книги, В круге первом и Раковое отделение , пришлось издать за границей. В 1970 году Солженицын получил Нобелевскую премию по литературе, но ему не разрешили покинуть страну, чтобы получить ее. В 1973 он завершил первый том «Архипелаг ГУЛАГ » — громкого энциклопедического обвинения советской системе исправительно-трудовых лагерей и правительства, которое ее построило, в котором художественный вымысел сочетается со свидетельствами сотен реальных выживших. Это возвышающийся памятник силе свидетеля.
В Круг первый Солженицын писал: «Для страны иметь великого писателя — все равно, что иметь другое правительство. Вот почему ни один режим никогда не любил великих писателей, только малых». С Архипелаг ГУЛАГ Солженицын стал слишком велик для советской власти.
После многолетних преследований его посадили в самолет и выслали из России.
Так началась новая странная жизнь Солженицына. Вместе с женой и тремя сыновьями он поселился на участке площадью 50 акров в сельской местности Вермонта, где сохранил все аспекты русской жизни, какие только мог. Раз в год он отмечал день своего ареста «днем каторжника», когда возвращался к диете из хлеба, бульона и овса, которую ел в трудовых лагерях. Он вставал каждый день рано и писал до сумерек, написав, среди прочего, свой роман-цикл 9.0049 Красное колесо , обширный толстовский отчет о русской революции, насчитывающий 6000 страниц, начиная с августа 1914 года .
Солженицын был иконой свободы для западного мира, но он не ответил на возложенное на него уважение. Как человек огромной христианской веры, он считал Запад духовно деградировавшим и иногда сбивал с толку как сторонников, так и критиков своей реакционной критикой западной демократии. В пламенной речи перед выпускниками Гарварда из 19 человек78, он заметил, что «упадок мужества может быть самой яркой чертой, которую сегодня замечает сторонний наблюдатель на Западе».
Затем произошло то, что давно предсказывал Солженицын: Советский Союз прекратил свое существование. В 1994 году в возрасте 75 лет бородатый патриарх Солженицын вернулся из ссылки в родную Россию, где его встретили как героя, пророка постсоветской эпохи. Но его дом стал для него чужим. Он возомнил себя совестью родной земли и, безусловно, обладал большим культурным авторитетом ему дали собственную телепередачу, а в 2007 году Владимир Путин лично посетил его, чтобы вручить государственную медаль. Но он никогда не шел в ногу с новой Россией. Для Солженицына Россия означала старую Россию 19-го века.го века, ностальгическая, одухотворенная Россия души. Для россиян Россия была чем-то другим — все более западной, прогрессивной и материалистичной нацией.
Но Солженицын по-прежнему надеялся, что грядущие века принесут с собой мир, в котором материальная и духовная жизнь человечества, наши тела и наши души смогут процветать вместе. После того, как он лично пережил и стал свидетелем некоторых из величайших трагедий трагического века, он все еще верил, что жизнь может и будет развиваться и улучшаться.