Крещение руси произошло при ком: Крещение Руси в 988 году

Празднование 1025-летия Крещения Руси

Владимир Кара-Мурза: Наступающие выходные должны стать кульминацией празднования 1025-летия празднования Руси. В пятницу все делегации, находящиеся в Москве с понедельника, на специальном литерном поезде перемещаются в Киев, а затем в Минск. И главными, конечно, являются делегации 15 поместных православных церквей, которые действуют сегодня в мире, и 9 из них представлены на высшем уровне. Также в составе делегаций и светские лидеры государств – президенты России Владимир Путин, Молдовы Николае Тимофти и Сербии Томислав Николич. В Киеве их встретит украинский президент Виктор Янукович. Отправили приглашение и Александру Лукашенко.

О том, что такое празднование 1025-летия крещения Руси – церковное или политическое событие, мы беседуем с нашими гостями – религиоведами Марком Смирновым, соредактором журнала «Наука и религия», и Анатолием Черняевым, сотрудником Института философии РАН.

Марк, как в 1988 году звучала нотка празднования 1000-летия крещения Руси?

Марк Смирнов: Мне кажется, что этот новый тренд, когда сейчас говорят, что юбилей, 1000-летие крещения Руси в 1988 году – это было как будто бы прощание с советской властью. Но я бы сказал, что на самом деле это был проект советской власти, ведь никто не собирался ничего отделять. И даже более того, сама идеологема этого праздника встраивалась в концепцию гласности, перестройки, нового мышления, всего того, что тогда было задумано. И надо сказать, что сама традиция празднования этого именно праздника – крещения Руси, начиная с 900-летия в 1888 году, когда это было впервые в России, и затем уже при советской власти, в 1988 году, – это все чисто государственные проекты, не имеющие никакого отношения собственно к религиозному чувству, к самим позывам или требованиям верующего православного народа.

Эта дата не праздновалась в имперский период. Даже сам праздник, День памяти крестителя Руси великого князя Владимира, собственно говоря, – это все, что было. И на самом деле как раз петербургская бюрократия, вместе с Победоносцевым и представителями националистических кругов, славянских союзов, которые в царствование Александра Третьего подняли голову, очень активно заявились на общественной сцене, решили эту дату использовать. На самом деле просто первоначально киевский митрополит обратился в Синод с просьбой: а нельзя ли отметить в Киеве локально, совсем не на всероссийском уровне, не в рамках империи, вот этот самый праздник. И сначала петербургские чиновники и просвещенные патриоты очень неохотно на это пошли. Цель была в том, чтобы сделать этот праздник не локально украинским, киевским, а сделать его центрально государственным, работающим на поддержку идеи Российской империи, ее успеха, ее мощи, ее влияния.

Не случайно именно император Александр Третий говорил, что у России нет друзей, у нее есть только армия и флот. Видимо, эта идея нашла именно такое отражение. Поэтому Петербург пошел на то, чтобы провести эту церемонию, это мероприятие, как сейчас говорят. Заметьте, что даже императора на ней не было, только Победоносцев и представители славянских обществ. Конечно, туда приехали представители различных православных церквей, которые очень часто, начиная с XVII века, приезжали на Русь, чтобы получать подарки от русских царей или от иерархов, какие-то дорогостоящие посохи, иконы и так далее.

Кстати, тот же проект повторился в 1948 году, когда было проведено совещание глав и представителей православных церквей, при Иосифе Виссарионовиче Сталине. И приезжают уже не в Киев, а в Москву. Во всем этом мы видим очевидный государственнический проект, который должен работать на государство. А церковь и последствия этой политики – это уже вторично. Я думаю, что сегодня это тоже проявляется.

Анатолий Черняев: Вообще говоря, это не просто государственный, политический проект. Это, конечно, политическое мероприятие, потому что, во-первых, политика неотделима от религии, тем более в России, и во-вторых, потому что именно эта конкретная программа празднеств инициировалась государством. Более того, надо сказать, что вообще подобный формат праздников совершено не характерен для церковной, в особенности православной традиции. Ничего подобного никогда мы в истории не находим, начинается это только где-то в конце XIX века, в эпоху подъема национализма, Александра Третьего, когда в в 1861 году в Новгороде ставится памятник 1000-летию России знаменитого скульптора Микешина, и это вписывается в этот контекст государственных мероприятий.

А вообще в церкви ничего подобного нет. Дата крещения Руси неизвестна, этот праздник привязан к двум датам. 24 июля – день памяти княгини Ольги, которая считается первой крестившейся княгиней, 28 июля – день памяти князя Владимира, день его смерти по новому стилю. Это те два человека, с именами которых связано утверждение христианства на Руси. Вот здесь я бы хотел еще обратить внимание на то, что эта традиция всевозможных юбилеев, скорее, западная. В частности, папа римский Бонифаций VIII в 1300 году установил такую практику – в начале каждого нового столетия отмечать церковный юбилей. И паломникам, которые прибывали в этот год в Рим, давалась индульгенция, прощались грехи. Это было определенным образом связано с практикой инквизиции.

В православии ничего подобного никогда не было. Как раз эта культура всевозможных юбилеев, приуроченных к каким-то историческим памятным датам, такого помпезного их празднования – это уже, скорее, в целом характерно уже для ХХ века, причем преимущественно второй его половины, для постсталинского исторического бытия русской церкви. Отмечалась широко дата автокефалии русской церкви, восстановление патриаршества и тому подобные даты, и это все вписывалось в общий советский контекст, советскую ментальность. А в советской культуре тоже было очень много всевозможных праздников. Вот мы отмечали дату октября, дату годовщины Ленина и все такого рода. Резюмируя, хочу сказать, что сама по себе традиция такого рода праздников, юбилеев свидетельствует об интеграции Русской православной церкви с советским обществом, вообще современным и в частности советским.

Марк Смирнов: Я с вами согласен, но точкой отсчета надо считать не советский период. Например, известный историк, уважаемый мною Михаил Бабкин он считает, что все началось только при Сталине. И часто, конечно, историки ошибаются, потому что все на самом деле началось в 1883 году, через несколько лет после убийства Александра II и воцарения Александра III. За этот период после коронации совершается около 17 торжественных мероприятий, инициированных самим государем и, конечно, Синодом. Например, 500-летие Тихвинской иконы Божьей Матери, 100-летие со дня смерти Тихона Задонского, 1000-летие святых Кирилла и Мефодия – 1885 год, 900-летие крещения Руси – 1888 год, 50-летие со дня смерти Сергия Радонежского – 1892 год.

Дальше были события в Борках в 1888 году, спустя несколько месяцев после юбилея в Киеве. Когда царь возвращался с семьей из Крыма, случилась катастрофа, которую подстроили народовольцы, и он, физически очень сильный человек, держал крышу вагона, чтобы она не рухнула и не задавила семью, и при этом царь надорвался и через несколько лет умер. 1894 год – это коронация Николая Второго, и вы помните, что там происходит на Ходынском поле. А потом начинается прославление Серафима Саровского, и так далее. Это все-таки началось именно тогда, чтобы усилить идею имперской власти и опереть эту идею на религиозные чувства людей, на религиозный фундамент. Победоносцев, как главный идеолог того времени, пробыл на своем посту до 1905 года, он понимал, что обычных церковных мероприятий уже не хватает, церковь уже не справляется, нет того цементирующего чувства, которое объединяло бы верующих людей православной империи. И для этого нужно было проводить такие торжества. А Сталин все эти события просто переносит и умело их трактует в контексте уже советской идеологемы.

Анатолий Черняев: Я полностью согласен, что традиционных форм для воспитания народа, для эффективного воздействия на сознание масс уже, видимо, не хватало. И нужны были новые формы, которые были освоены и использованы, такой гибрид светского и церковного праздника.

Владимир Кара-Мурза: Президент Путин выступил на приеме в честь этой даты и оценил значение принятия христианства Русью. Это какая-то новая трактовка взаимоотношений церкви и государства в нашей стране?

Анатолий Черняев: Я бы ничего принципиально нового здесь не отметил. Это та же самая модель византийской симфонии, какой она изначально и была. 1025 лет назад происходил выбор веры, и это была инициатива исключительно политической верхушки. И что характерно, если вспомнить летописный рассказ, как это происходило, это был очень прагматический, рациональный выбор. То есть князь Владимир с дружиной, со своими советниками пришел к выводу, что нужна религиозная реформа, нужно переходить к монотеизму, но какая его версия? Есть разные версии – ислам, иудаизм, христианство в разных видах… Он отправил послов, собрал информацию, принял решение. Очень четкий государственный шаг. Никаких чудес, никаких религиозно-мистических событий, как обычно это бывает во всех церковных повествованиях, ничего сверхъестественного в этом не было. Это был рациональный, прагматический шаг власти, которая осознала, что в новых политических и социальных условиях, которые представляла собой Киевская держава, нужна была соответствующая идеология. И вот, собственно, основой, фундаментом этой идеологии и должна была стать христианская религия.

Нечто подобное наши политики пытаются искать в церкви и сегодня, но здесь, на мой взгляд, как раз и есть некое недоразумение, некий когнитивный диссонанс. Потому что тысячу лет назад принятие христианства было прогрессивным шагом в историческом смысле, христианство аккумулировало высшие достижения античной культуры, это была очень емкая передовая система знаний, представлений, ценностей. Сегодня же все обстоит совершенно иначе. С одной стороны, постоянно идет речь о модернизации, об инновациях, и не только технологических, но и социальных, и делать ставку на тысячелетний, а значит, все-таки архаичный религиозный институт, который, в общем-то, уже несколько столетий постепенно теряет свое влияние на общество, на умы, – такая политика выглядит достаточно странно. И особенно странно она выглядит на фоне всех этих громких торжеств, когда мы наблюдаем эпопею с РАН, когда идет подрыв Академии наук, фактически ставится под вопрос ее дальнейшее существование. Вместо того чтобы пытаться консолидировать общество, искать национальную идею, какой-то общий знаменатель на путях науки, современного знания, это отвергается, объявляется неэффективным, и вместо этого делается ставка на церковь, на какие-то духовные скрепы, о которых говорит президент. При этом церковь раскармливается так, как она не была раскормлена даже в средние века. Она овладевает недвижимостью, и эти ресурсы эксплуатируются, скажем мягко, далеко не всегда безупречно и эффективно. В общем, конечно, масса вопросов по этому поводу возникает.

Марк Смирнов: Я тоже ничего нового не услышал, но идея праздника не наша – на самом деле она украинская. Украина предложила учредить это как государственный праздник, они нас опередили. И последующие решения, которые были приняты, кстати, при президенте Медведеве, учредить этот праздник и в России, они, собственно говоря, несколько отстают по времени. Кстати, сегодня Янукович с членами межэкуменического, межрелигиозного совета Украины, где представлены религиозные деятели этой страны, участвовал в выставке, приуроченной к 1025-летию принятия христианства на Украине и на Руси. И они делят – Киевская Русь и Украина, и название праздника у них другое: у нас – крещение Древней Руси, а у них это Киевская Русь. И некоторые украинские политики тоже спекулируют на этом, но это отдельная история. И вот на этой выставке Януковичу показали работу одного известного художника, на которой был фрагмент, его, правда, потом кураторы пытались как-то черной краской заретушировать, чтобы не очень было понятно, – там было изображение и чиновничества украинского, и иерархов, и духовенства, которые все, как на знаменитых старинных, еще средневековых фресках, которые украшали когда-то стены различных храмов, – и все они горели в аду. И смысл всего этого был в том, что сегодняшняя политика Украины, – а здесь я могу сказать, что точно такая же политика и в Молдове, и в Белоруссии или на Украине, то есть в братских славянских республиках, которые связаны с этой исторической датой, – она одинаково не христианская, она одинаково не преследует какие-то идеалы христианства.

Владимир Соловьев в 1888 году как раз на это указывал, что петербургские чиновники и Синод отметили праздник, собрали значительное число людей, тысячные крестные ходы двигались к Днепру, все это было. Но ни в коей мере Российская империя к идеалам христианства так и не приблизилась. Неожиданным образом сейчас высказался президент Белоруссии Лукашенко, который сказал, что он, как православный атеист (во всяком случае, он как-то так себя оригинально называет), считает, что нужна реформа и русской церкви, и белорусской, и вообще православной церкви. Потому что, он говорит, верующие устают подолгу стоять во время молебнов, во время литургий, и сам мир движется все стремительнее, семимильными шагами идет к прогрессу, а церковь отстает. Кстати, Лукашенко почему-то не поехал в Киев, хотя приглашения ему были посланы. Наблюдатели говорят, что он одинаково открыт проблемам как католической, так и православной белорусской церкви.

Анатолий Черняев: Современные идеологи РПЦ любят говорить о том, что с крещения Руси начинается история русской культуры, русской цивилизации как таковой. Это большая натяжка, потому что была здесь и своя культура, правда, потом она была практически уничтожена, никаких следов не осталось, и это нормальная практика христианства, – оно, приходя на новую землю, остатки языческой культуры уничтожает. И был щит Вещего Олега на вратах Цареграда, о котором Пушкин написал, и были какие-то рунические письмена. К сожалению, сейчас все это только реконструируется, потому что все заслонила христианская культура, которая была систематизирована, а самобытная русская культура не могла противостоять ей. Это все равно, что с деревянным оружием воевать против танков, если образно говорить. Большинство считает, что христианизация была благотворна для России, но были выдающие люди, такие, как Чаадаев, как Густав Шпет, русский философ, которые считали, что христианизация в том виде, в котором она была проведена, то есть через Кирилла и Мефодия, принятие духовного, культурного наследия и крещение через Византию, то есть восточную ветвь христианства, было исторической ошибкой. Потому что это отрезало Русь от западного мира, который был средоточием цивилизации, в котором уж тогда было высокое Средневековье, которое шло к Возрождению, и все остальные культурные достижения происходили именно там. А Русь оказалась на периферии.

С другой стороны, то, что был славянский язык, что сразу на Руси оказались переводы Библии на славянский язык, переводы с каких-то основных богослужебных текстов, в общем, вот этот весь корпус текстов, необходимых для организации христианского богослужения, был получен в готовом виде, причем переведенный на славянский язык Кириллом и Мефодием, вроде бы это такой подарок, это хорошо. Но тут тоже была палка о двух концах. Тем самым русские интеллектуалы, в отличие от западных, не были поставлены перед необходимостью изучения латыни, а на Западе было все через латынь. Латынь – это был интернациональный язык, на котором писались не только христианские тексты, но и все античное наследие, юриспруденция, научные тексты. Изучение латыни открывало двери перед всем богатством античной культуры, а Русь в этом смысле вынуждена была довольствоваться гораздо более скромным, более малым достоянием. Это один из таких спорных аспектов исторического значения – крещение Руси.

Марк Смирнов: Уже позже, во времена Александра III, стоило только России чихнуть, как вся Европа говорила «будьте здоровы», а потом мы же все потеряли. И каков политический смысл того, что сегодня это происходит, для чего это нужно? Мне кажется, именно для этого. Потому что, в конце концов, мы действительно остались где-то особняком, мы сейчас не идем по европейскому пути, не знаю, правильно это или нет. Но, во всяком случае, во времена Александра III действительно Россия могла себе позволить, образно говоря, чихнуть, а сейчас мы даже и вздохнуть-то не можем, не то что чихнуть.

Слушатель: Николай из Тулы. После того, как православный чекист, глава РЖД Якунин привез в Москву крест Андрея Первозванного, по центральным каналам российского телевидения начала звучать мысль, что после того, как Андрей Первозванный указал место, где возникнет Киев, Христос необыкновенно возлюбил Россию. Мысль о какой-то исключительности России – это просто дешевая пропаганда.

Марк Смирнов: Что касается легенды о посещении апостолом Андреем киевских гор, я даже не говорю Киева, потому что там никакого Киева еще не было, – и то мне представляется это все крайне сомнительным. Известный церковный историк Евгений Голубинский, когда анализировал легенду о том, что Андрей Первозванный двигаясь в Рим из Малой Азии, зашел в Киев, – это приблизительно так же, как если бы вот сейчас нормальный человек отправился из Петербурга в Москву через Архангельск. Никаких исторических свидетельств этому нет. Но все авторитетные церковные историки, в частности академик Императорской академии наук Голубинский считал, что это было просто заимствовано церковными летописцами, для того чтобы придать масштабность событию, что мы не просто очень поздние ученики христианства в уже сложившейся христианской Европе, принявшие его от Византии, а что еще задолго до этого сам апостол Андрей побывал на киевских горах. Эта традиция присуща многим церквям. Например, церковь Египта считает, что она происходит от апостола Марка. Апостола Андрея отправляют в Англию и Шотландию, и он тоже там насаждает христианство. Это общая такая легендарность.

Владимир Кара-Мурза: А подлинность креста?

Анатолий Черняев: Трудно оценить. Эксперты говорят, что большинство артефактов, которые нам привозят, – более позднего времени. Вот пояс Богородицы – было совершенно очевидно, что это более поздний артефакт, нежели нам пытаются представить. В христианском мире можно насчитать массу одних и тех же святынь, там множество десниц Иоанна Предтечи, глав Иоанна Златоуста и тому подобное. Это особенность средневекового мышления – надо апеллировать к древности. И внесение предания о хождении апостола Андрея на Русь – это была некая полемика в русской книжности. Например, первый русский митрополит Илларион, которые не из греков, а из русских, при Ярославе Мудром он был поставлен, в знаменитом «Слове о законе и благодати» говорит о том, что апостолы на нашей земле не проповедовали. И он указывает на это как на богоизбранность, что, несмотря на то, что даже апостолы не проповедовали, Господь полюбил Русь и установил здесь свою благодать.

Возвращаясь в сегодняшний день, я хотел бы отметить, что это примета архаизации, мифологизации массового сознания – добывание из нафталина каких-то древних сказаний, которые еще в XIX веке были похоронены, были критически разоблачены. И это касается не только предания о хождении апостола Андрея, которое Голубинский прекрасно разобрал. А вот сейчас еще очень модно – перед каждой Пасхой летит самолет РЖД – на деньги православного олигарха Владимира Якунина за благодарным огнем. И там делегация сенаторов, депутатов, каких-то бизнесменов, генералов, которые потом привозят огонь, и каждый год это шоу повторяется. При том что в XIX веке еще другой замечательный русский ученый Порфирий Успенский, бывший начальник духовной миссии в Иерусалиме, опубликовал статью, где разоблачал, просто объяснял, он знал все эти нравы, и он описывал, что хитрые греки проносят туда спички, поджигают… И интересно, что в XIX веке уже ученые монахи, профессора духовных академий, скажем так, наиболее образованная, передовая часть церкви, они преодолели эти мифы, шли куда-то дальше, а сейчас нас пытаются вернуть в это примитивное состояние сознания.

Марк Смирнов: Одна из работ Евгения Голубинского – история канонизации русских святых. Большая часть посвящена проблеме политических канонизаций. Конечно, чудеса потом появлялись. Как у католиков – достаточно захотеть провозгласить Иоанна Павла Второго уже не блаженным, но святым, как немедленно какие-то чудеса найдутся. Так же и здесь. Но самое главное, что это были княжеские канонизации. Искали именно князей – Михаила Черниговского, Александра Невского и так далее – для укрепления мощи государства. Все направлено на это. И поэтому сегодня мы тоже совершенно очевидно видим, что не хватает тех самых скреп, общество и так достаточно разделено. Главы различных православных государство, той же Греции, Кипра, смотрят с упованием на президента или премьер-министра, что он спасет своих христианских собратьев от экономического кризиса, денег подбросит или поддержит.

Это тренд православной политики, и нынешняя власть делает на него большую ставку, чтобы каким-то образом сцементировать единство власти и народа. А какие могут быть еще скрепы? Идеологии другой нет, осталась только одна идеология, и она – религиозная, православная. И я считаю, что критиковать власть не нужно. А что бы мы с вами делали на месте президента? Мы бы тоже обратились к своему историческому прошлому, тоже подняли бы триколор российской имперской власти и сказали: давайте возвращаться к истокам. А истоки какие? Опять проводить то самое празднование крещения. Государству нужно показать единство славянских народов, нужно показать, что Россия – это сила, которая способна быть притяжением, не только религиозным, но и политическим, различных государств.

Владимир Кара-Мурза: А могут ли наладиться отношения с Грузией в связи со встречей грузинского первоиерарха с русским патриархом Кириллом?

Анатолий Черняев: Патриарх Илия Второй отправился в Киев, принял участие в торжествах. И самое главное, что на политическом уровне пик кризиса уже преодолен. И я полагаю, что церковь не решает какие-то вопросы, она их оформляет, выступает в роли надстройки.

Я хотел бы сказать по поводу антизападной пропаганды, о чем говорил Марк. Действительно, в выступлениях патриарха Кирилла есть такое противопоставление святой Руси и неких западных ценностей, чуждых нам, антихристианских. В этом тоже есть определенное лукавство, потому что, если посмотреть, во-первых, святая Русь – такого нет, нацию нельзя канонизировать. Святая Русь – это образное, поэтическое понятие, не более того, и нельзя ее даже в богословском контексте легитимизировать. А если строить противопоставления с западнохристианскими народами, то вообще получается сравнение не в нашу пользу, потому что Русь, как говорится, крещена, но не просвещена, и плодов этой христианизации у нас гораздо меньше, чем на Западе. Если просто посмотреть статистику элементарного соблюдение заповедей, – не убий, не укради, аборты и все остальное, – по всем этим показателям мы уступаем западнохристианским странам с огромным разрывом, таков наш нравственный уровень.

Марк Смирнов: Вот Чехия – самая атеистическая страна, а просвещена давным-давно.

Анатолий Черняев: Я имел в виду другое. Здесь речь идет не об официальных убеждениях, не о том, как люди себя позиционируют. Да, у нас большинство себя называет православными, но при этом они живут не по-православному. В XVI веке, во времена Ивана Грозного, на Руси был замечательный публицист, мыслитель Иван Пересветов, который приехал из-за границы и имел возможность сравнить. И он писал: что вы кичитесь здесь своей верой православной, что у вас лучшая в мире вера, когда правды в вашей земле нету? То есть законности, справедливости, гуманности – этого нет. И, к сожалению, это как было в XVI веке, так же и сейчас, в этом смысле изменений очень мало.

Марк Смирнов: Ну, Запад тоже не столь уж христианский. И Лукашенко вполне справедливо отметил: сплошная голубизна, сплошные скандалы педофилического свойства, и хотя в Белоруссии пока нет этой болезни, но церковь в ответе за нашу молодежь. Все обветшало, секуляризовано… Живя в Германии мне приходилось наблюдать, как рядовые немцы относятся к храму, они могут просто малую нужду справить у храма в центре Мюнхена. Это убеждает меня, ведь русский мужик, будь он хоть тысячу раз атеистом, такого никогда не сделает.

Анатолий Черняев: Белинский в письме Гоголю писал про русского мужика, который говорит о Господе Боге… Не буду здесь это воспроизводить, но вы, Марк, тоже преувеличиваете. Я имел в виду христианство как евангельский идеал, прежде всего человеколюбие, гуманность и справедливость, практическое христианство, социальное христианство. Да, на Западе оно практически реализовано. И то, что у нас, например, запрещены однополые браки, это единственное, чем можно гордиться, но это сомнительный повод для гордости, потому что христианство – не в запретах, оно в достижениях.

Марк Смирнов: Мне кажется, что там христианство давно уже перешло в статус социальных учреждений. Но это говорит о том, что христианство в своем евангельском идеале прогоркло на Западе, оно уже не существует, как животворная сила. Я не хочу сказать, что оно в России существует, вероятно, тоже нет, но не надо все время апеллировать к Западу, где есть все – и колбаса, и жизнь другая, и там якобы царство небесное. Царство небесное внутри нас, и я думаю, что это самое главное.

Анатолий Черняев: Мне было 13 лет, когда было 1000-летие крещения Руси. Я очень хорошо помню этот момент, это одно из самых ярких воспоминаний моей юности. Я посещал эти торжества в Даниловом монастыре. И общий фон умонастроений, который тогда был, – ожидание чего-то нового, чуда, подъем, тонус общественных настроений был тогда очень высок. А сейчас мы наблюдаем совершенно другое, сейчас какая-то усталость, упадок и рутина. К сожалению, надо сказать, что это сравнение – в не пользу нынешнего юбилея, нынешних торжеств.

как было учреждено патриаршество в России — РТ на русском

2 февраля 1589 года константинопольский патриарх Иеремия II нарёк митрополита Иова Патриархом Московским и всея Руси. Так де-юре завершился шестивековой путь к духовной самостоятельности Русской православной церкви. Историки отмечают, что принятие решения об учреждении нового патриаршества во второй половине XVI столетия было закономерным: в то время Москва, где на царство венчались свои правители, уже была признана духовной наследницей Византии.

Христианство на землях Руси начало распространяться задолго до её официального крещения князем Владимиром. Жители одной из величайших христианских держав того времени — Византийской империи — проникали вглубь Восточной Европы с торговыми или духовными миссиями, постепенно обращая в свою веру местное население. По мнению ряда историков, массовое крещение русских могли провести братья-проповедники Кирилл и Мефодий в ходе своего путешествия в соседнюю Хазарию в 860—861 годах.

В 954 или 957 году крещение во время своего визита в Константинополь приняла киевская великая княгиня Ольга. Её сын Святослав взглядов матери не разделял, в отличие от внука Владимира: по легенде, пообщавшись с иудеями, мусульманами и христианами западного обряда, киевский князь по разным причинам отверг их религии. И только христианство восточного обряда нашло отклик в его душе. В 987 или 988 году он крестился в Херсонесе Таврическом, после чего состоялось крещение всей Руси.

Христианство на Руси

Русская церковь долгое время являлась одной из митрополий Константинопольского патриархата. После того как на Руси начался период феодальной раздробленности, а население Среднего Поднепровья стало массово мигрировать на территорию современной России, князь Андрей Боголюбский обратился к Константинополю с просьбой учредить для Северо-Восточной Руси отдельную митрополию. Однако патриарх Лука Хрисоверг данную просьбу отверг, а киевский митрополит стал именоваться с этого момента митрополитом всея Руси. Первым митрополитом Киевским славянского происхождения стал Иларион в 1051 году.

• И. Акимов. Крещение княгини Ольги в Константинополе
• © Государственный Русский музей

В XII—XIII веках экономический, политический и военный центр русских земель сместился на северо-восток, а позиции Киева ослабли. Решающим ударом по бывшей столице Руси стало монгольское нашествие 1240 года. В результате полного упадка Киева митрополит Максим в 1299 году перенёс свою резиденцию во Владимир-на-Клязьме. А с 1325-го местопребыванием митрополитов Киевских и всея Руси стала Москва, превратившаяся в мощный политико-экономический центр восточнославянских земель.

Последним митрополитом Киевским и всея Руси с резиденцией в Москве, назначенным из Константинополя, стал в 1437 году Исидор. По мнению историков, данное назначение должно было обеспечить поддержку со стороны митрополии проведению Флорентийского собора. Надежды Константинополя и Рима Исидор оправдал, подписав в 1439 году Соборное определение об унии, согласно которому православная церковь должна была принять все догматы церкви римской.

Однако уния потерпела крах — как в Константинополе, так и в Москве — ввиду полного отторжения со стороны населения. И если в находящемся на грани полного упадка Константинополе уния некоторое время формально соблюдалась из-за позиции императора и патриарха, то в Москве она не была воспринята ни народом, ни властью.

Духовная самостоятельность

За свои заслуги перед папой Исидор в 1439 году был возведён в сан кардинала римской церкви с титулом Санти-Марчеллино-и-Пьетро и присвоением звания легата для провинций Литвы, Ливонии, Всея Руси и Польши (Галиции). Прибыв в 1441 году в Москву, Исидор попытался присоединить русскую церковь к католической. Во время архиерейского богослужения в Успенском соборе он помянул Папу Римского и прочёл с амвона Соборное определение Ферраро-Флорентийского собора. Это вызвало возмущение как у обычных прихожан, так и у российских властей. Через три дня Исидор был арестован и заточён в Чудов монастырь. Но бежал оттуда в Тверь, откуда через Литву попал в Византию и Рим. В дальнейшем он занимал различные должности в католической церкви.

• К. Лебедев. Крещение киевлян
• © Wikimedia commons

На Соборе епископов Восточной Руси Исидора осудили как отступника и отвергли унию. Московский собор 1448 года поставил на Русскую митрополию епископа Рязанского Иону. Это решение не согласовывалось с Константинополем, где на тот момент у власти ещё находились униаты. Русская церковь фактически стала автокефальной. Её отношения с Константинополем были восстановлены через несколько лет, когда Византия пала под ударами турок, а унию ликвидировали.

«Флорентийская уния подтолкнула Россию к религиозной самостоятельности», — отметил в беседе с RT религиовед и историк Роман Багдасаров.

Начиная с правления великого князя Ивана III, женатого на византийской принцессе Софье Палеолог, в России начала формироваться особая идеология, согласно которой после падения Константинополя Москва становилась новым оплотом вселенского православия. В России заговорили о перспективе учреждения отдельного патриаршества.

«С венчанием Ивана IV на царство это событие стало неизбежным. Московское царство представило себя как законного наследника Второго Рима — Византии, где была так называемая симфония властей — светской и церковной. Одним из условий этой гармонии было соответствие сана патриарха высоте царского сана», — рассказал RT кандидат исторических наук, доцент МГПУ, писатель Игорь Андреев.

«Между тем Москва, которой был нужен свой патриарх, продолжала находиться в статусе митрополии в составе Константинопольской патриархии. При этом Россия оставалась единственным сохранившимся православным царством в окружении иноверческих государств, что делало её центром православного мира», — добавил историк.

В 1588 году в Москву прибыл константинопольский патриарх Иеремия II. После долгих переговоров с российскими властями он согласился учредить в России патриаршество и наречь патриархом митрополита Московского Иова, сподвижника Бориса Годунова. Наречение состоялось 2 февраля 1589 года. Три дня спустя константинопольский патриарх Иеремия II совершил интронизацию первого русского патриарха. А перед тем как покинуть Москву, Иеремия II оставил в России Уложенную грамоту, подтверждавшую факт учреждения патриаршества в России.

• Грамота об учреждении патриаршества в России
• © xpam-xpicta. ru

На соборе 1593 года в Константинополе Иеремия II, а также патриарх Александрийский Мелетий Пигас, патриарх Антиохийский Иоаким и патриарх Иерусалимский Софроний официально утвердили введение патриаршества в Москве.

Большинство епископских кафедр при Иове были повышены в ранге, появлялись новые. Патриарх возвёл в сан четырёх митрополитов. При нём проводилась активная миссионерская деятельность.

Тяжёлым испытанием для русской церкви стала Смута, а также попытки Речи Посполитой совместно с Папой Римским создать Русскую униатскую церковь. Однако все эти трудности в XVII веке были преодолены.

«Сказать с уверенностью, почему патриаршество было учреждено именно в 1589 году, сложно. Этому поспособствовал целый ряд факторов. Ранее до этого руки не доходили из-за бесконечных войн, и только при царе Фёдоре подвернулся удобный случай, когда в Москву прибыл константинопольский патриарх Иеремия II», — рассказал Андреев.

«Конкретная дата стала во многом делом случая, дополненного усилиями царского шурина Бориса Годунова, который выступал за возвышение статуса царской власти и московской церкви», — добавил он.

По словам Романа Багдасарова, процесс обретения автономии русской церковью был долгим, а события второй половины XVI века сыграли важную роль в истории.

«Фактически в 1589 году произошло возникновение того, что мы сегодня определяем как русский мир», — подытожил Багдасаров.

Православие и наследие · Нэнси О’Нил · Россия в глобальной перспективе

Первый христианский правитель России Владимир I и Византийская империя не всегда сходились во взглядах.

Моделирование

Впервые Россия была крещена во второй половине Х века. Василий II, византийский император, променял брак со своей сестрой на столь необходимую военную поддержку Владимира, правителя Киевской Руси. Для того чтобы этот брак состоялся, император потребовал, чтобы Владимир крестился, а тот во второй половине IX в.80-х (Шевчекно, 4). Начиная с христианизации Киевской Руси Византийская империя оказывала сильное культурное и религиозное влияние на людей средневековых русских княжеств. Восточная православная церковь расширила свою паству, и Киев был объявлен резиденцией нового митрополита. Киев оставался столицей русского православия до 1316 года, когда митрополит перенес свою резиденцию во Владимир; через шесть лет это место будет перенесено в Москву (Пеленский, 103). Москва не сразу включила эту передачу религиозной власти в свою политическую риторику (Pelenski, 102). Реальная ориентация Москвы, или Московии, на политическое использование религиозной власти началась в середине XVI в. во время правления Ивана IV, пришедшего к власти с завоеванием Казанского ханства в 1552 г. (Граней, 5). Иван IV, более известный как Иван Грозный, особенно интересен тем, что является внуком первого князя, коронованного на царство, титула с долгой и сложной историей, а также завоевателем ханства, некогда входившего в состав Золотой Орды, которой сотни лет платили дань русские князья.

В период монгольского владычества, начиная с середины XIII века, Русская Церковь, все еще находившаяся под контролем Византии, получила особое освобождение от налогов и воинской повинности, а также получила особую защиту своего имущества (Crummey, 31). Такое преференциальное обращение не обошлось без цены. Церковные документы как в Византии, так и в Киеве содержат мало критики хана до правления Ивана III (Островский, 164). Фактически молитвы о хане заменили молитвы о василевсе, или византийском императоре, в русской православной литургии (Чернявский, 410). Соперничество за идеологическое превосходство существовало между моделями хана и василевса, при этом титул царя воплощал принципы каждой модели. В центре этого соперничества находилась русская церковь, которая извлекала выгоду из обоих стилей правления и искала царя, который продолжал бы наделять власть церковью. В период между свержением монголов и коронацией первого царя России именно Русская церковь пропагандировала Москву как Третий Рим, и эта идея сохраняется и по сей день (Crummey, 137; Poe, 413).

Важный культурно-исторический объект России, Шапка Мономаха несет в себе как монгольское, так и византийское наследие.

Василевс и хан

Привилегированный статус Русской церкви в монгольский период поставил Церковь между Византийской империей и Золотой Ордой. Как подразделение Восточной Православной Церкви, базировавшейся в Константинополе, Русская Церковь была подотчетна религиозной иерархии и в то же время имела доступ к сети дипломатии, предоставляемой «византийским содружеством» (Crummey, 34). Однако в контексте Московии и других средневековых русских княжеств Русская церковь была одной из важнейших посреднических организаций Золотой Орды. Восточная православная церковь поощряла свое русское подразделение поддерживать дипломатический союз, существовавший между Византией и Золотой Ордой, но в то же время у Русской церкви были свои стимулы к мирному сосуществованию с ханами. Насколько она зависела от Византии в религиозном управлении, Русская Церковь зависела от Кыпчакского ханства в плане светского управления. Этот конфликт лояльности привел к представлению об идеальном русском правителе как сочетании качеств василевса и хана.

Василевсу, «образу владычества» после крещения Владимира, отводилось особое место в русской литургии (Чернявский, 405). Вскоре различные князья территорий бывшей Киевской Руси подражали василевсу, вставляя свои имена в ту часть православной литургии, которая прежде предназначалась для василевса (Чернявский 405-406). Однако после завоевания монголами эти молитвы (а также титул царя) перешли к хану, и возникла непростая, нехристианская модель власти. Слияние светской и религиозной власти василевса проецировалось на хана, и он рассматривался как богоизбранный правитель; его правление было одновременно санкционировано Богом и Божьим наказанием за грехи людей (Островский, 146).

Титул царя взаимозаменяемо использовался для василевса и хана (Островский, 180). Таким образом, московский царь должен был воплощать монгольский образец суверенного завоевателя и византийский образец религиозного самодержца. Русская Церковь, находящаяся в центре двух правителей, стремилась максимизировать свое положение, соединив две формы правления в царе, который находился под влиянием церковных деятелей и защищал церковные владения. Особенно после падения Константинополя в 1453 году, когда Русская Церковь стала Русской Православной Церковью, Церковь стремилась проявить себя в политической ткани Московии. Иван III после женитьбы на племяннице василевса и распада Византийской империи стал величать себя царем; его сын, Василий III, также называл себя царем, а в 1547 году сын Василия, Иван IV, был первым коронованным царем России (Островский, 178). Русская православная церковь сыграла особую роль в правление этих трех московских царей, успешно продвигая православие, но теряя при этом имущество и статус. Хотя церковь действительно играла заметную роль в политике нового русского царства, автономия монгольских лет была ограниченной. Переговорив модели хана и василевса, Русская православная церковь сыграла основополагающую роль в формировании русского царя и сегодня остается силой, влияющей как на граждан, так и на правителей.

Наследие Киевской Руси

Россия давно стремится стать наследницей наследия Киевской Руси. Именно Русская Церковь первой ухватилась за это наследие, начав с попытки перенести то, что было Киевской митрополией, в Московию. В борьбе церкви за Киевскую Русь вскоре оказался вовлечен московский двор, а стремление к наследию привело Московию к объединению с Византией после падения Константинополя (Пеленский, 105; Островский, 142). Как наследница наследия Киевской Руси, Московия сможет отстаивать свои права на бывшие территории Киевской Руси и свой статус истинной региональной державы. Соответственно, церковь и московский двор дистанцировались от Кыпчакского ханства. Внедрялась идея «монгольского ига», а представление о царе смещалось в сторону модели василевса. В период до создания Московского Патриархата в 1589 г.были канонизированы три митрополита Киевского и всея Руси (Пеленский, 107). Все трое этих мужчин играли политические роли при московском дворе, отражая советы византийского патриарха и поддержку василевса. Приняв на себя религиозную и политическую власть Киевской Руси, Московия зарекомендовала себя как истинная русская власть в годы, предшествовавшие созданию должности русского царя.

Символ религиозной и военной мощи, икона Казанской Божией Матери была найдена в развалинах резиденции Казанского ханства и в течение последнего десятилетия возвращена из Ватикана.

Третий Рим

Идея Москвы как «Третьего Рима» была впервые предложена в шестнадцатом веке московским монахом. Изначально «Третий Рим» был чисто церковным понятием. Со временем эта идея «стала рассматриваться как Розеттский камень русского исторического процесса» (По, 413). Будучи самым могущественным православным государством после падения Константинополя, Россия унаследовала византийское наследие как христианской, так и политической власти, кульминацией чего стало учреждение Московского Патриархата и коронация Ивана IV как царя России, а не просто Московии. Однако концепция римского, имперского наследия была воспринята политическими деятелями только после того, как Петр Великий назвал себя императором, а не царем. Идея «Третьего Рима» «возродилась» в царствование Александра II, когда «позднеимперские историки… были убеждены, что «Третий Рим» был отражением московской имперской идеологии» (По, 413). Популярность Москвы как «Третьего Рима» претерпевала большие колебания, приобретая популярность в раннесоветский период, затем подвергаясь осуждению во второй половине ХХ века и, наконец, обретая новую жизнь в постсоветскую эпоху.

Когда-то завоеванная территория Кыпчакского ханства, Москва превратилась в имперскую державу, завоевавшую земли, которым когда-то платила дань. В качестве «Третьего Рима» Москва предпочла свое европейское наследие своему азиатскому наследию, приняв новую имперскую идентичность европейской сверхдержавы. Однако в имперский период России такие администрации, как Екатерина Великая, проявляли большую терпимость к нерусским, нехристианским народам. Российская империя, как и монголы, часто использовала стратегию использования местных политических элит и местных религиозных элит для управления подчиненным населением. Эта терпимость и сотрудничество отличали Россию от других империй в отношениях с нерусским населением.

 Хотя многие общества претендовали на звание «Третьего Рима», претензия Москвы уникальна и развивается. Россия воплощает в себе империалистические и коллаборационистские принципы Рима, но не может быть классифицирована как строго европейская держава. Идея «Третьего Рима» — это очередная попытка России классифицировать себя как западную державу. По мере того, как популярность и государственное влияние этой идеи уменьшались, уменьшалась и ассоциация России с Западом. Есть что-то странное в том, чтобы классифицировать Москву как «Третий Рим», а не Санкт-Петербург, резиденцию русского империализма. Москва и Санкт-Петербург, один из которых был бывшим средневековым княжеством и монгольским владением, а другой — имперской постройкой, показывают две различные стороны России, которые трудно примирить. Идея «Третьего Рима» вписывается в схему противоречивых культурных ассоциаций, которая продолжает интриговать внешний мир. В разные периоды Россия стремилась отождествиться с разными частями земного шара. Это состояние пограничной культурной близости делает Россию уникальной, даже если связи как с Востоком, так и с Западом делают Россию мировой державой.

Процитировано работ:

Чернявский Михаил. «Хан или василевс: аспект русской средневековой политической теории». Расширение православной Европы . Эд. Джонатан Шепард. Берлингтон: Ашгейт, 2007. 403–420. Распечатать. Расширение Латинской Европы 1.

Крамми, Роберт О. Образование Московии 1304-1613 . Распечатать. Нью-Йорк: Лонгман, 1987. Печать.

Грейни, Кейт. «Сделать Россию мультикультурной: Казань в тысячелетие и дальше». Проблемы посткоммунизма 54.6 (2007): 17–27. Распечатать.

Островски, Дональд. Московия и монголы . Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета, 1998. Печать.

Пеленски, Ярослав. «Истоки московских притязаний на киевское наследство». Славянские культуры в средние века . Эд. Б. Гаспаров. Издательство Калифорнийского университета, 1993. 102–115. Распечатать.

По, Маршалл. «Москва, Третий Рим: Истоки и трансформации «Ключевого момента»». Jahrbücher für Geschichte Osteuropas 49. 3 (2001): 412–429. Распечатать. Новый Фольге.

Севченко Игорь. «Христианизация Киевской Руси». Польское обозрение 5.4 (1960): 29–35. Распечатать.

Моделирование российской власти: Православие и наследие

Мир глазами Владимира Путина: Церковь и нация

АЛЕКСЕЙ НИКОЛЬСКИЙ / AP By Youness Bousenna Опубликовано 13 апреля 2022 г. в 18:00, обновлено 14 апреля 2022 г. в 13:56

Только для подписчиков

Продолжительное чтениеДва десятилетия консервативной революции президента России строится на религии и национализме. Его оправдания войны являются частью неоднородной модели мышления, поставленной на службу его обострившемуся патриотизму.

Исследование сердец и чресл является прерогативой Бога, предупреждает Ветхий Завет. Особенно, когда это сердце и эти чресла принадлежат человеку, который 22 года правит самой большой страной в мире, и которого три десятилетия выковывали в спецслужбах – КГБ, а потом ФСБ. Другая библия, библия власти – Макиавелли Принц — лучше бы помог расшифровать: «Все видят то, чем ты кажешься, мало кто понимает, кто ты есть на самом деле». Ибо человек, который сейчас оправдывает вторжение в Украину тем, что она является «неотъемлемой частью» российского «духовного пространства», — это тот самый человек, который 15 лет назад в ответ на вопрос о своей вере почти робко объяснил : «Сегодня невозможно иметь мораль отдельно от религиозных ценностей. Я не буду объяснять это дальше, потому что не хочу навязывать свои взгляды людям, которые имеют разные мнения».

«Я не думаю, что кто-то знает о личных убеждениях Путина», — сказал Мишель Эльчанинов, писатель, специализирующийся на русской философии. Он говорит по собственному опыту: несколько месяцев пытался посмотреть на мир глазами российского лидера, чтобы написать « Dans la tête de Vladimir Poutine » («В голове Владимира Путина»), которая только что была переиздана с добавленной главой. «Неофициальные источники в Церкви говорят, что он не особо православный», — подтвердил Николай Митрохин, по словам которого эта тема больше интересовала его бывшую жену Людмилу — они развелись в 2014 году. Г-н Миртрохин, российский историк и социолог, ассоциированный с Центром восточноевропейских исследований при Бременском университете, сказал, что г-н Путин «просто использует церковь для некоторых ритуалов», инсценируя действия, призванные подать пример элитам страны. Г-н Путин любит демонстрировать свою веру как православный христианин.

Еще по теме Только для подписчиков 20 лет путинской саморадикализации против Запада

Нам интересен ваш опыт использования сайта.

Был замечен празднующим Богоявление (Богоявление) в 2018 году, купающимся в замерзшей воде озера при температуре -5 градусов, в ритуале, посвященном Крещению Христа в реке Иордан. Он совершил два паломничества на Афон, духовное сердце православного мира, расположенное в Греции, которое он посетил в 2005 и 2016 годах. Также он говорил о «неоценимой роли» Русской Православной Церкви на 70-летии Кирилла в ноябре 2016 года. День рождения стал для него очередной возможностью появиться рядом с влиятельным «Патриархом Московским и всея Руси»: двое мужчин видятся каждый месяц, в основном на публике.