Содержание
Cлово о Куликовской битве — Новости
На Куликовом поле продолжается строительство нового музея, а специалисты трудятся над экспозицией, которая вскоре разместится в ней. Она посвящена новому прочтению одного из самых популярных произведений русского средневековья — «Сказанию о Мамаевом побоище».
До наших дней дошло несколько сотен рукописей XV-XVIII столетий, в которых рассказывается о Куликовской битве. Одно только «Сказание о Мамаевом побоище» имеет более 150 списков, не говоря о многочисленных летописных сборниках. Это свидетельствует о большой популярности этого сюжета среди русского народа.
Все древнерусские тексты, посвященные Куликовской битве, в исторической науке принято объединять в одно целое и называть памятниками Куликовского цикла. Они делятся на три группы: летописные повествования о битве, списки поэмы «Задонщина», и многочисленные редакции «Сказания о Мамаевом побоище», наиболее обстоятельного описания сражения, изобилующего многочисленными подробностями и деталями.
Первый рассказ о Куликовской битве был создан уже через год после события в 1381 году. Он самый краткий, зато в нем содержатся самые достоверные сведения. Этот рассказ содержится в Белорусской I Летописи, Симеоновской летописи, Рогожском летописце. В 1385 году была создана летописная повесть «О побоище иже на Дону», дошедшая до нас в составе Новгордской IV и Софийской I летописей. События битвы в повести описаны уже более подробно, содержит много деталей. В этих, самых ранних произведениях уже есть важные для нас упоминания даты битвы «се бысть побоище месяца септября в 8 день, на Рождество святыя Богородица, в субботу до обеда» и места — «… князь же велики поиде за Дон, и бысть поле чисто и велико зело ….. бе бо поле чисто на усть Непрядвы».
Долгое время историю о победе русского воинства над нечестивыми ордынцами читали и перечитывали, хранили и переписывали. В начале XVI века (через 150 лет после Куликовской битвы) было создано одно из самых популярных произведений русского средневековья «Сказание о Мамаевом побоище».
До наших дней дошло более 150 списков в составе летописей и исторических сборников, из них 9 иллюстрированных рукописей с миниатюрами.
Одна из самых значимых рукописей «Сказания» – Лицевой летописный свод 70-х годов XVI века. Этот крупнейший иллюстрированный хронограф средневековой Руси в 10 томах был изготовлен лучшими писцами и художниками царских мастерских по заказу Ивана Грозного. Текст «Сказания» сопровождают 190 великолепно выполненных миниатюр.
В 1680 году «Сказание» было включено в «Синопсис, или Краткое описание о начале русского народа», самое популярное печатное издание по истории в России, выдержавшее 25 переизданий и использовавшееся в качестве учебника до начала XIX века.
В «Сказании» содержаться все, так хорошо знакомые нам из школьного курса, детали Куликовского сражения: описание поединка Пересвета и Челубея, рассказ о засадном полке Владимира Серпуховского, сюжет о переодевании Дмитрия Донского в доспехи простого воина и о его ранении, рассказ о поездке великого князя к Сергию Радонежскому.
Подчеркивая значимость события, автор приводит и огромные цифры о численности русских и золотоордынских войск.
Далеко не все в средневековье были грамотными, да и книги рукописные стоили очень дорого. Поэтому часто на пиры или празднества приглашали чтецов, которые нараспев читали сказания и былины. Подобные произведения дошли до нас, благодаря записям фольклористов. О победе русского воинства во главе с московским князем были сложены героические сказы, которые быстро распространялись по всей русской земле (подобная традиция до сих пор сохранилась в Сербии, там можно услышать героические песни о событиях югославской войны 1990-х годов). Возможно, на основе этих устных произведений и появилась поэма «Задонщина великого князя господина Дмитрия Ивановича…». Историки спорят об авторстве этого произведения. В текстах упоминается имя «Софониа старца рязанца». Одни ученые считают, что он и есть автор «Задонщины», другие доказывают, что он автор поэмы, которая до нас не дошла, но легла в основу «Задонщины».
В новом музее на Куликовом поле можно будет услышать, как звучала «Задонщина» на древнерусском, попытаться самостоятельно разобрать оригинальный рукописный текст летописи и сравнить свою версию прочтения с версией ученых, увидеть какой кропотливой была работа миниатюристов, трудившихся над созданием «Лицевого летописного свода».
Подробному знакомству со средневековым источником о Куликовской битве посвящена детская экспозиция в музее «Тульские древности», которая открылась в начале 2015 года. Здесь можно составить летописные миниатюры, услышать звуки Средневековья, поработать в оружейной мастерской и сплести кольчугу, ощутить вес оружия и примерить вооружение русского и ордынского воинов. Завершится путешествие по истории Мамаева побоища на игровом Поле битвы, где размещены полки войск Дмитрия Донского и Мамая.
Произведения Куликовского цикла опубликованы в следующих изданиях:
1. Памятники Куликовского цикла. Под ред. Б. А. Рыбакова, В. А. Кучкина – СПб.
, 1998
2. Сказания и повести о Куликовской битве. Под ред. Л. А. Дмитриева, О. П. Лихачевой — Л.,1982
Факсимильные издания с изображениями миниатюр содержатся в изданиях:
1. Сказание о Мамаевом побоище. Под ред. С. К. Шамбинаго. Изд. ОЛДП, вып. CXXV, 1907
2. Повесть о Куликовской битве. Из Лицевого летописного свода XVI века. Под ред. Д. С. Лихачева. Л., 1980
3. Сказание о Мамаевом побоище. Под ред. Л. А. Дмитриева. Л., 1980
4. Сказание о Мамаевом побоище. Под ред. Т. В. Диановой, М. М. Черниловской, Э. В. Шульгиной. М., 1980
5. Сказание о Мамаевом побоище. Под ред. Т. В. Диановой. М., 1980
6. Сказание о Мамаевом побоище. Лондонский список. Спб,2012
Житие Сергия Радонежского стр. 29. Литературное чтение 4 класс
1. Что ты узнал о детстве Варфоломея? Чем он отличался от других детей?
Когда родился Варфоломей, родители пообещали Богу отдать служить его в церковь.
В младенчестве, будучи ещё несознательным, соблюдал церковные посты в среду и субботу, не пил грудное молоко.
Мальчику было сложно учиться в школе. Варфоломей втайне ото всех молился Богу, чтобы тот послал ему возможность понять грамоту.
Бог послал маленькому Варфоломею встречу со старцем, который прочитал с ним молитву, накормил просфорой, и мальчишке стало лучше даваться образование.
2. Что необычного в том, как Варфоломей овладел грамотой? Как ты думаешь, почему это произошло именно с ним?
Необычно то, что Варфоломею нужно было помолиться в церкви и скушать просфору, чтобы у него открылась возможность обучаться наукам.
Бог ему подал знак, что нужно сначала получить Божье благословение, а после приступать к новому делу.
3. О чём просили родители Варфоломея? Исполнил ли он их волю? О каких чертах характера говорит его поступок?
Варфоломей вырос и захотел вести иноческую жизнь, но родители попросили его присмотреть за ними, так как они уже были в пожилом возрасте.
Их старшие дети женились и ушли в свои семьи, а родители остались совсем одни.
Одна надежда у них была на Варфоломея.
Юноша согласился и смотрел за своими родителями до смерти.
Его поступок говорит о большом чувстве ответственности и любви к родителям, о том, что он выполняет свои обещания.
На такого человека можно положиться в жизни.
4. Найди в энциклопедии текст о Сергии Радонежском. Расскажи своими словами о его жизни и подвигах.
Рассказ о жизни и подвигах Сергия Радонежского для 4 класса
Сергий Радонежский родился в богатой боярской семье под Ростовом.
Его родители были верующими людьми, растили своих детей в православной вере.
У Варфоломея было ещё два старших брата.
В юном возрасте мальчик встретил старца.
Он предсказал ему служение Господу и благословил его на это.
Старец научил молитвам Варфоломея, и с того момента мальчик стал всё лучше и лучше учиться всем наукам, которые ему ранее никак не давались.
Через время семья вынуждена была переехать в Радонеж.
Когда юноша достиг двадцатилетнего возраста, он решил постричься в монахи, но родители не благословили его, попросив присмотреть за ними в старости, а после пусть идёт служить Богу.
Через несколько лет родители умерли, а Варфоломей решил совершить подвиг — пустынножительство.
К тому времени его младший брат Стефан овдовел и также стал служить Богу.
Братья вместе решили идти в дремучий, безлюдный лес.
Там поселились, срубив себе келью. А через некоторое время построили малую церковь, посвящённую Святой Троице.
Стефан не смог выдержать все тяготы пустынножительства и ушёл из поселения, а Варфоломей остался и постригся в монахи, став Сергием. Ему было 23 года.
Два года он жил уединённо, пока не разнеслась молва о нём и другие монахи не пришли к нему на поселение, захотев разделить с ним пустынножительство.
Так возникла Троицкая обитель.
По желанию братии Сергий стал настоятелем церкви, приняв сан священнослужителя.
Жила обитель очень бедно, иноки добывали себе хлеб тяжким трудом, иногда в обитель приносили пожертвования.
На пожертвования монахи покупали для служения свечки, из муки делали просфоры.
С течением времени за Сергием утвердилась слава чудотворца и прозорливца, люди шли в Троицкий монастырь, и он становился всё больше и больше.
Множество людей и священнослужителей жертвовали на жизнь и содержание храма. Троицкий монастырь ставал всё краше.
Но отец Сергий жил всё так же скромно, как и раньше, посвящая все свои силы и средства служению Богу.
Он был духовным наставником князей русских, в том числе благословил князя Дмитрия Ивановича Донского на победу в Куликовской битве.
Ещё при жизни Сергия Радонежского стали называть святым, а после смерти канонизировали его в Русской православной церкви.
В его честь построили в Новгороде церковь Сергия Радонежского.
Житие преподобного Сергия Радонежского было написано спустя 26 лет после его кончины учеником, Епифанием премудрым.
5. Обсудите с другом, почему князь Дмитрий Донской приехал к Сергию Радонежскому перед великим сражением с Мамаем.
Князь Дмитрий Донской считал игумена Сергия Радонежского по-настоящему верующим человеком.
Он был духовным наставником князя. Битва с Мамаем была решающей для очищения русской земли от Мамая, а армия Мамая была огромной.
А так как армия Мамая была огромной, для победы понадобилась Божья помощь.
Поэтому князь Дмитрий решил просить благословения у человека, который всю свою жизнь служил Богу и был отмечен чудесами Божьими.
Так и произошло. Русская армия победила Мамая, очистив русскую землю от захватчиков.
6. Расскажи о битве на Куликовом поле. В своём рассказе используй опорные слова:
Золотая Орда двести сорок лет владычествовала на русских землях, пока все знатные люди и патриоты не сплотились под руководством московского князя Дмитрия Ивановича Донского, решив избавиться от этого ига.
Армия Золотой Орды была огромна, но русские воины были храбры и не боялись сражения.
Они хотели изгнать Мамая с русских земель и дать отпор Золотой Орде.
Так была назначена дата Куликовской битвы.
Русская армия вышла из Кремлёвских ворот 10 августа 1380 года.
Перед битвой князь Дмитрий Донской просил благословения у великого святого тех времён Сергия Радонежского, и старец благословил и предрёк ему победу.
Первая битва самых отважных воинов двух армий — Пересвета и Челубея — окончилась победой Пересвета 8 сентября 1380 года.
Это был знак, что русские смогут победить Золотую Орду.
Так и случилось. Вражеская конница Золотой Орды была загнана в реку Непрядва и там перебита русским войском. После этого татары обратились в бегство, с ними убежал и Мамай с ханами.
Так русский народ избавился от владычества Золотой Орды и отпраздновал великую победу на Дону.
Подсказка:
- Ответы в рабочей тетради по летописи о житии Сергия Радонежского
- Газета «Сергей Радонежский и Куликовская битва»
- Читательский дневник «Житие Сергия Радонежского»
_______
Кулик, который принесет вам радость – мои истории хорошего времяпрепровождения
Фото: Екатерина Чернецова (Папчинская) через CC Flickr
Есть несколько историй, которые стоит повторить… сегодняшняя история – одна из них.
Примерно год назад я опубликовал статью, которую наткнулся на простое название «Кулик». Без моего ведома рассказ, который я опубликовал, был скопирован и переписан другим человеком, который ошибочно присвоил себе его заслуги. К счастью для меня, дочь настоящего автора, Мэри Серман Хилберт, связалась со мной и сообщила мне следующее…
«Эта история была написана моей матерью Мэри Шерман Гилберт еще в 1978 году и защищена авторским правом в Библиотеке Конгресса США. Он был опубликован в Readers Digest в 1980 году. История была переиздана более чем на десяти языках и превращена в две пьесы.
В Интернете есть много плагиатных версий, включая ту, что имеет MR. Петерсон вместо миссис П. (Рут Петерсон) в качестве центральной женщины, как вы написали здесь. Пожалуйста, ознакомьтесь с оценкой Snopes здесь для точного разъяснения предыстории истории: https://www.snopes.com/glurge/sandpiper.asp
Моя мама умерла в Новый год 2010 года в возрасте восемьдесят семь .
~ Ли Хилберт, 11 декабря 2017 г.
Большинство людей, опубликовавших историю моей мамы, имели благие намерения и не знали, была ли она изменена в Интернете.
В сети есть несколько правильных версий. Я опубликую здесь оригинальную версию, и вы, возможно, сможете сделать репост».
Итак, без лишних слов, вот оригинальная, красивая история Кулика…..
Кулик, который подарит вам радость
Мэри Серман Гилберт мне случай, который произошел с ней однажды зимой на пляже в штате Вашингтон. Инцидент застрял у меня в памяти, и я принял к сведению то, что она сказала. Позже, на конференции писателей, этот разговор вернулся ко мне, и я почувствовал, что должен его записать. Вот ее история, которая так же преследует меня сейчас, как и тогда, когда я впервые услышал ее:
Ей было шесть лет, когда я впервые встретил ее на пляже рядом со своим домом.
Я еду на этот пляж, расстояние в три-четыре мили, всякий раз, когда мир начинает приближаться ко мне.
Она строила замок из песка или что-то в этом роде и подняла глаза, голубые, как море.
— Привет, — сказала она. Я ответила кивком, не совсем в настроении возиться с маленьким ребенком.
— Я строю, — сказала она.
«Я вижу это. Что это?» — спросил я, не заботясь.
«О, я не знаю. Мне просто нравится ощущать песок».
Звучит неплохо, подумал я и снял туфли. Кулик пролетел мимо. «Это радость», — сказал ребенок.
«Это что?»
«Это радость. Моя мама говорит, что кулики приходят, чтобы принести нам радость.
Птица скользнула по берегу. «Прощай, радость, — пробормотал я про себя,
, — здравствуй, боль», — и повернулся, чтобы идти дальше. я был подавлен; моя жизнь казалась совершенно неуравновешенной.
«Как тебя зовут?» Она не сдалась.
«Рут, — ответил я, — я Рут Петерсон».
«У меня ветрено». Это звучало как Винди.
— А мне шесть. — Привет, Уинди.
Она хихикнула. — Ты забавный, — сказала она. Несмотря на свое уныние, я тоже рассмеялся и пошел дальше.
Ее музыкальное хихиканье преследовало меня. — Приходите еще, миссис П., — позвала она. «У нас будет еще один счастливый день».
Последующие дни и недели принадлежали другим: группа непослушных бойскаутов, родительские собрания, больная мать.
Однажды утром светило солнце, когда я вынул руки из воды для мытья посуды. «Мне нужен кулик», — сказал я себе, подбирая пальто.
Вечно меняющийся бальзам морского берега ждал меня. Ветер был прохладным, но я шла, пытаясь вернуть себе безмятежность, в которой нуждалась. Я забыл о ребенке и был поражен, когда она появилась.
— Здравствуйте, миссис П., — сказала она. «Ты хочешь поиграть?»
«Что вы имели в виду?» — спросил я с легкой досадой.
«Я не знаю. Ты говоришь.»
«Как насчет шарад?» — саркастически спросил я.
Снова раздался звонкий смех.
«Я не знаю, что это такое».
«Тогда давай прогуляемся». Глядя на нее, я заметил нежную белизну ее лица. «Где вы живете?» Я попросил.
«Вон там». Она указала на ряд летних домиков. Странно, подумал я, зимой.
«Где ты учишься?»
«Я не хожу в школу. Мама говорит, что мы в отпуске.
Она болтала о маленьких девочках, пока мы шли по пляжу, но мои мысли были заняты другими вещами. Когда я уехал домой, Уинди сказал, что это был счастливый день. Почувствовав себя на удивление лучше, я улыбнулась ей и согласилась.
Три недели спустя я бросился на свой пляж в состоянии, близком к панике. У меня не было настроения даже здороваться с Винди. Мне показалось, что я увидел ее мать на крыльце и захотелось потребовать, чтобы она оставила ребенка дома.
— Слушай, если ты не возражаешь, — сердито сказал я, когда Винди догнал меня, — я бы предпочел сегодня побыть один. Она казалась необычно бледной и запыхавшейся.
«Почему?» Она спросила.
Я повернулся к ней и закричал: «Потому что моя мать умерла!» – и подумал, Боже мой, зачем я говорю это маленькому ребенку?
«О, — тихо сказала она, — значит, сегодня плохой день».
«Да, и вчера, и позавчера, и — о, уходи!»
«Было больно?»
«Что было больно?» Я был зол на нее, на себя.
«Когда она умерла?»
«Конечно, больно!» — рявкнул я, непонимание, замкнувшись в себе. Я ушел.
Примерно через месяц после этого, когда я в следующий раз пошел на пляж, ее там не было. Чувствуя себя виноватым, пристыженным и признавшись себе, что скучал по ней, я после прогулки подошел к хижине и постучал в дверь. Дверь открыла натянутая молодая женщина с волосами цвета меда.
— Привет, — сказал я. «Я Рут Петерсон. Я скучал по твоей маленькой девочке сегодня и задавался вопросом, где она была.
«О да, миссис Петерсон, пожалуйста, входите».
«Венди так много говорила о тебе. Боюсь, я позволил ей беспокоить вас. Если она была неприятной, пожалуйста, примите мои извинения».
— Вовсе нет — она прелестный ребенок, — сказал я, вдруг поняв, что имел в виду именно это. «Где она?»
«Венди умерла на прошлой неделе, миссис Петерсон.
У нее была лейкемия. Может быть, она не сказала тебе».
Онемев, я нащупал стул. У меня перехватило дыхание.
Она любила этот пляж; поэтому, когда она попросила прийти, мы не могли отказать. Она казалась здесь намного лучше, и у нее было много, как она называла, счастливых дней. Но последние несколько недель она быстро пошла на убыль». Ее голос дрогнул. — Она оставила кое-что для тебя, если только я смогу это найти. Не могли бы вы подождать минутку, пока я посмотрю?
Я тупо кивнул, мои мысли метались в поисках чего-нибудь, что-нибудь, чтобы сказать этой прекрасной молодой женщине.
Она протянула мне испачканный конверт с миссис. Р напечатано жирным детским шрифтом.
Внутри был рисунок яркими мелками – желтый пляж, синее море, коричневая птица. Внизу было аккуратно напечатано:
КУЛИЧОК, КОТОРЫЙ ПРИНЕСЕТ ВАМ РАДОСТЬ
Слезы навернулись на глаза, и сердце, почти разучившееся любить, широко раскрылось. Я взял мать Венди на руки. «Прости, прости, «мне очень жаль», — бормотал я снова и снова, и мы плакали вместе.
Драгоценная маленькая картина теперь в рамке и висит у меня в кабинете. Шесть слов — по одному на каждый год ее жизни — которые говорят мне о внутренней гармонии, смелости, нетребовательной любви. Подарок от ребенка с глазами цвета морской волны и волосами цвета песка, который научил меня дару любви.
Оценка этого:
Например:
Как загрузка …
Остров Sandpiper от Donna Kauffman, в мягкой обложке
Sandpiper Island
от Donna Kauffman
от Donna Kauffman
. © 2014 Донна Кауфман
Все права защищены.
ISBN: 978-1-4201-3707-1
ГЛАВА 1
Если вы когда-либо действительно заботились о ней, вам нужно что-то сделать.
Форд Мэддокс уставился на сообщение, появившееся на экране его ноутбука, и нахмурился.
Когда именно он потерял контроль над своим так тщательно контролируемым миром?
Он отвел взгляд от экрана, вернувшись к заметкам за весь сезон летних перелетов, которые он неуклонно просматривал, но отвернуться от просьбы было не так-то просто. Это только усилило хмурый взгляд. Не было вопроса, к кому относилась записка. Не потому, что он знал, что Делия в чем-то нуждалась, особенно в том, что он мог бы предоставить, а потому, что, за единственным исключением человека, отправившего сообщение, просто не было никого другого, о чем оно могло бы говорить. .
Он приехал в Черничную бухту, чтобы взять под контроль свою жизнь и самого себя. В то время эти две вещи были синонимами. Он прибыл в Мэн, сузив свою жизнь до одного человека, который нуждался в его заботе, одного человека, за благополучие которого он был ответственен: самого себя. В то время он даже не был уверен, что сможет это осуществить.
Это было тринадцать лет назад.
За прошедшие годы он сделал все, что было в его силах, чтобы этот список не рос.
Он лишь незначительно преуспел в своей работе; любое количество морских существ, как ластокрылых, так и пернатых, полагались на него, чтобы сохранить свое дальнейшее существование. Но что касается людей… это население, над которым он строго контролировал. Никто не приближается, никто не пострадает. Или мертвый . Простая математика для не очень простой жизни, которую он прожил.
Конечно, единственной вещью, которая бомбила его в эти дни, был птичий помет, но это было реальной проблемой на протяжении достаточного количества лет, и он знал, что больше не сможет быть тем парнем, к которому обращаются, когда дела идут плохо. Во всяком случае, ничего личного. У него не было проблем с тем, чтобы быть главным парнем на Острове Сэндпайпер. На своем клочке скалистого, окруженного морем поместья, расположенного на внешней окраине залива Пеликан, единственная битва, которую он вел в эти дни, была битва против безжалостных сил природы.
Если не считать двенадцати недель каждое лето, когда ежегодный поток стажеров вторгался в его убежище, чтобы помочь изучить и записать различные гнездящиеся популяции, там был только он, ветер, море и приливы.
Его войска в эти дни состояли из нескольких тысяч мигрирующих морских птиц, а также тех морских котиков, которые находили свой путь к нагромождению валунов и скал, окружавших его берега. С которым он мог справиться. Вот с чем он предпочитал иметь дело. Животные, которым он посвятил свою жизнь, были простыми существами, относительно предсказуемыми и, самое главное, занимались своими делами. Человеческие животные… ну, это была совсем другая история.
Вмешиваться в личные дела представителей этой конкретной породы, особенно в маленьком городке вроде Блуберри-Коув, и особенно в делах любого рода, связанных с Делией О’Рейли? — Пас, — пробормотал он себе под нос, стойко игнорируя боль в груди. Бухта спасла ему жизнь, спору нет, но он отдавал ей свою жизнь единственным известным ему способом, единственным возможным способом.
Конечно, если быть честным, Делия тоже сыграла ключевую роль в этом спасении. И в одном он был, по ошибке, был честным. Критичнее всего к себе. Правда в данном случае, однако, заключалась в том, что он определенно не подходил для этой работы.
Или любую работу, на которой значилось имя Делии. И он был чертовски уверен, что она согласится первой.
Он вернулся к кропотливой и часто разочаровывающей работе по расшифровке своих заметок о недавно завершившемся гнездовом сезоне, неохотно снова подняв глаза, когда пинг указывал на другое входящее сообщение.
Я знаю ее всего несколько месяцев, Форд, и уже могу с уверенностью сказать, что она никогда не выйдет и не попросит о помощи. Не от меня и уж точно не от тебя.
«Точно моя точка зрения», — возразил он, хотя отправитель записки его не слышал. У него и Делии было прошлое, далекое и, можно сказать, сложное. Они не были в плохих отношениях. Скорее, у них не было никаких условий. Черт, да он не видел ее и не разговаривал с ней… дольше, чем хотел понять, не говоря уже о том, чтобы признать. Потому что выяснить это означало бы признать, что он намеренно избегал ее. Это означало, что между ними было что-то, чего нужно было избегать. Только между ними ничего не было.
Хорошо, плохо или иначе. Кроме ее брата и Томми, их не было очень, очень давно.
Это не помешало мысленному альбому фотографий пролистать перед его мысленным взором. Прошло довольно много времени с тех пор, как он думал о Томми, по крайней мере, каким-то определенным образом. Томми О’Райли всегда будет с ним, каждый день, если это будет важно. Однако за последние несколько месяцев всплыли самые специфические воспоминания. Томми, только что из учебного лагеря, назначен в небольшой взвод Форда и лично к Форду в качестве его боевого товарища. Томми был на несколько лет старше, но во всех других отношениях Форд был более зрелым, более опытным. В бою и в жизни.
Происхождение из маленького городка на северном побережье штата Мэн и то, что он был самым не от мира сего человеком, которого когда-либо встречал Форд, не помешало рядовому О’Рейли вести себя дерзко и всезнайкой среди своих товарищей-хряков. Однако рядом с Фордом он почти потерял дар речи. Форд вспомнил, как его это раздражало, особенно после того, как он сделал все возможное, чтобы быть более — как выразился его командир? — доступным.
Менее угрожающий. Уже тогда Форду хватило самосознания, чтобы понять, что он напряжен, сосредоточен и мотивирован. Вот почему его с самого начала готовили для подразделения армейского спецназа, рейнджеров. Но он никогда никому не угрожал. Ну, во всяком случае, никто не на его стороне курка.
Он заставил свои мысли прочь от Томми, от ухмыляющегося мальчишки, который пробрался под кожу Форда остротой и силой воли и, в конце концов, даже добился благосклонности Форда. Что еще более поразительно, Томми О’Рейли удалось сделать невозможное. Он нашел способ быть другом. У Форда их было немного. Выбор, который он сделал очень рано. Жизнь, как он обнаружил в очень молодом возрасте, была проще, когда тебе не нужны были люди. Или даже так их всех любит. Особенно в его сфере деятельности. Это не значит, что он не стал бы рисковать своей жизнью ради О’Рейли, друг он или нет, боевой товарищ или нет. У него было. Больше чем единожды. Томми тоже спас свою жалкую задницу, в конечном итоге пожертвовав при этом своей собственной.
Именно по всем этим причинам, а также тем, которые Форд старался не исследовать слишком подробно, он сопровождал тело Томми домой в Блюберри-Коув, намереваясь убедиться, что его семья знает, что он не только умер героем, но чертовски хорошим солдатом и еще лучшим человеком. Последние две вещи не всегда шли рука об руку. Форд знал, что это правда каждый раз, когда смотрел в зеркало.
Форд? Я знаю, что вы читаете это, потому что рядом с вашим именем стоит зеленая точка. Если вы не хотите, чтобы я писал вам сообщения, сделайте себя невидимым.
Форд бросил ручку на стол, откинулся на спинку стула и провел рукой по лицу, желая так же легко стереть экран сообщения и голос, который он слышал за ним. Последние тринадцать лет он намеренно оставался невидимым. Он не привык к тому, что кого-то заботит, есть ли у него доступ к Интернету, и тем более чувствовать себя обязанным общаться с ним всякий раз, когда приходит настроение. Люди, с которыми ему нужно было общаться в рамках своей работы, знали, что, когда необходимо поделиться информацией и данными, он делал это по электронной почте или факсу и отвечал тем же.
Подходит им, подходит ему, не чини того, что не сломано.
Не заставляй меня выходить.
«Черт возьми, Грейс.» Даже когда он выкрикивал эти слова, он чувствовал, как уголки его рта ненадолго дернулись вверх. Ее невозможно было игнорировать, когда она чего-то хотела и делала из себя неприятность, пока не получала желаемого результата. Она стала такой с тех пор, как смогла встать прямо и связать более двух слов вместе. Она была очень похожа на него. В большей степени, чем он хотел признать, а тем более думать.
Одно было ясно: это имя, мигающее на экране рядом с сообщением, было именно той причиной, по которой он потерял контроль над своим тщательно охраняемым миром.
Грейс Мэддокс. Его младшая сестра. Не то чтобы в ней было что-то детское в эти дни. Она могла быть на тринадцать лет моложе его, но сейчас ей было тридцать два, у нее была юридическая степень, и в настоящее время она была гордой новой владелицей эллинга восемнадцатого века, который она переоборудовала в гостиницу.
В Голубиной бухте. Куда она переехала, замок, скот и бродячую собаку четыре месяца назад, специально для того, чтобы быть рядом со своей единственной семьей. А именно его.
Грейс была еще одной из тех вещей, от которых он тщательно избавился. В то время он сказал себе, что сделал это для ее же блага, что, как он предполагал, уже тогда было чем-то, что, как он знал, вернется, чтобы укусить его за задницу. Одно дело пойти в армию в восемнадцать лет, будучи уверенным, что поступает правильно, говоря себе, что его пятилетний единственный брат со временем все поймет, и ему будет даже лучше без него. Их мать наконец скончалась, так что ему больше не нужно было играть роль защитника, защищать свою младшую сестру от катастрофы, которая была их единственным известным родителем. Ни он, ни Грейс не знали, кем были их отцы — маловероятно, что знала даже их мать, — и он, черт возьми, знал, что им от этого тоже лучше.
Те же самые друзья, которые были верны Саре Мэддокс в последние несколько лет ее жизни по причинам, которые никогда не были ясны Форду, кроме того, что некоторые люди просто нуждались в них, позаботятся о Грейс.
Что он знал, что он доверял. Тогда это было единственное, чему он доверял. Немногое изменилось.
Другое дело, однако, увидеть, насколько он ошибался, когда снова возвращался домой. За это короткое время Грейс передали многим из этих опекунов, и, хотя их сердца были в правильном месте, и им удалось уберечь ее от контролируемой правительством системы патронатного воспитания, результат был неутешительным. все, что отличается в конце дня. Это была не та жизнь, которую он выбрал для нее, думал, что выбрал для нее. Тем не менее, он уже восстановился еще на четверых и направлялся на тренировку, которая не позволяла брать с собой членов семьи, так что он ни черта не мог сделать, чтобы это исправить.
К тому времени, когда его пути с армией разошлись… черт, он едва мог привести себя в порядок. К тому времени для него было уже слишком поздно прибегать к какой-либо помощи, и даже если бы он мог это сделать, Грейс вряд ли нуждалась в ней, по крайней мере, от таких, как он. Она получила начальное образование, четыре года в колледже и поступила в юридическую школу.
Она сделала что-то очень хорошее из дерьмовой сделки, которую преподнесла ей жизнь.
Держаться подальше, позволить ей начать жизнь на ее условиях, делать все по-своему, было правильным решением в тот момент. Он бросил ее, ради бога. Какого черта она хочет иметь с ним что-то общее? Он воспользовался единственным шансом, который у него был, пошел по единственному пути, который он видел доступным, чтобы устроить свою жизнь. Она заслужила не меньше, чем шанс сделать то же самое. Итак, он следил, но держался в стороне. Для ее же блага.
Ты тоже пиздишь , подумал он, тогда и сейчас . Он потянулся, чтобы выключить экран, но его рука остановилась на полпути.
Оба брата и сестры Мэддоксов проложили свой путь в этом мире, выбрали свои собственные пути, но только у Грейс хватило смелости протянуть руку к тому, чего она действительно хотела, к тому, что действительно имело значение: к семье.
Он сжал пальцы в ладони и опустил руку на стол, ее слова все еще смотрели ему в лицо.
Он увидел не слова, а ее лицо, эти глаза, этот упрямый подбородок, то, как она подняла одну бровь, как бы говоря:0205 Серьезно? Вы ожидаете, что я куплюсь на это?»
Грейс была его единственной слабостью. Когда он столкнулся лично, он никак не мог отказать ей в том, чего она хотела. Даже если она хотела восстановить отношения с ним. Это не меняет того факта, что ему это было хреново, что ему было в высшей степени некомфортно с этим, что позволить обнажиться даже самой крошечной щели в его поврежденной и потрепанной броне было единственной самой ужасной вещью, которая была для него, потому что быть уязвимым в любым способом, на любом уровне подвергал риску свое тщательно сконструированное новое «я». ее вниз снова
Она не оставила ему выбора. Она просто появилась, дала понять, что больше не собирается уходить… а потом обняла его, обняла до смерти и сказала, что любит его. Любил его. После всего, что он сделал. Ведь он не сделал. Как это вообще возможно? Он даже не знал, что такое, черт возьми, любовь.
Он только знал, что не может сказать ей нет.
И теперь она хотела втянуть его в чужую жизнь. А именно Делии. Но хотя у Форда был долг, который он никогда не мог должным образом выплатить своему единственному брату и сестре, он и Делия были честны. Форд придумает, как продолжать управлять своим миром и как-то сделать так, чтобы его сестра стала его частью, но будь он проклят, если он откроется чему-то — или кому-то — другому. Делия знала лучше, чем любой — любой — даже Грейс, что это было, безусловно, лучше для всех заинтересованных сторон.
Он отодвинул свой стул и встал, слишком беспокойный сейчас, чтобы просто сидеть и позволить мыслям, воспоминаниям пикировать на него, как сидящую утку. Он прошел через угол открытого чердака, который он использовал в качестве офиса, и спустился по лестнице на открытое пространство внизу, которое включало кухню, столовую и гостиную. Он присел, чтобы проверить пеллетную печь, которая присела, толстая и радостно извергающая тепло, в центре дома, который он построил сам, но она шла очень хорошо, о чем он знал с тех пор, как только утром перезагрузил.
Ругаясь себе под нос на свою непривычную неугомонность, он выпрямился. Затем, обогнув угловую зону, которая была и кухней, и столовой, он рассеянно потер ладонью грубую кору тяжелой белой сосны, образующей дальний угол, прежде чем толкнуть одну из двойных дверей с тройным остеклением. Он вышел на боковую палубу. Густая крона хвойных деревьев обеспечивала круглогодичную тень, а также столь необходимую защиту от непогоды. Но не по сезону свежий морской бриз в конце августа, дующий с суши сквозь верхушки деревьев, не приносил ему того душевного спокойствия, как обычно.
Когда он работал над своей степенью, он тратил почти каждую минуту своего свободного времени на исследование альтернативных жизненных пространств. Сначала это была просто мозговая головоломка, способ занять его мысли, когда он не учился, чтобы они не отклонились на территорию, которую лучше оставить в прошлом. Но эта конкретная загадка — жизнь вне сети — была больше, чем отвлечением. На самом деле, это настолько захватило его внимание, что он в конце концов признал, что это лучшее решение для кого-то вроде него.
Кого-то, к кому термин «нормальный» неприменим.
В первый раз, когда он увидел рисунок устойчивого, пригодного для жизни дома на дереве, он сразу понял, что это то, что он искал. Проведя школьные часы за изучением мест обитания различных вымирающих видов, о которых он узнал, в тот момент он понял, что он также изучал свою собственную окружающую среду и что, будучи сам в опасности, ему нужно было найти прямо домой, где он мог бы если не процветать, то хотя бы выжить.
В то время он уже начал свою работу над Сэндпайпером, будучи стажером у доктора Клода Пеллетье, человека, которым он очень восхищался и которого ему очень не хватало мудрости и выдающегося интеллекта. Это было его первое лето на острове, когда Форд обнаружил то самое правильное место, глубоко в толстой соломе белого соснового леса, которая заполняла центр сердцевидной насыпи валунов, почвы и камней, составлявших остров Сэндпайпер.
Весь Сэндпайпер был похож на крепость, полностью окруженную — за исключением углубления в естественной гавани — скалистым, усеянным валунами берегом, а затем окруженным морем.
Там, глубоко в высоком старом лесу — в самом сердце сердца — он нашел свой дом.
К тому времени, когда он закончил учебу и полностью взял на себя операции на острове после того, как Пеллетье заболел, Форд уже давно продумал каждую деталь того, как будет построен его дом на дереве. Многоуровневый в основе, затем раскинувшийся на вспомогательные структуры, которые он добавил со временем, соединенные серией веревочных мостов, настилов и лестниц, через прочную группу идеально подобранных сосен, расположенных естественным образом, чтобы не чрезмерно обременять кого-либо. один из них. Ему потребовалось восемнадцать месяцев, чтобы завершить основное сооружение, и это при относительно мягкой по меркам штата Мэн зиме. Он обтесывал каждое бревно, вырезал каждую доску, забивал каждый гвоздь, так что знал и понимал каждую ее силу и слабость. Это было и его гнездо, и его бункер. Это дало ему единственную вещь, которая, как он знал, ему была нужна, чтобы выжить, свободу чувствовать себя в полной безопасности впервые в жизни.