Содержание
Христианство на Руси — ЗНАНИЕ-СИЛА
«…Мы отмечаем не тысячелетие крещения Руси, потому что оно растянулось, по крайней мере, еще на сто лет. И не тысячелетие возведения в Киеве первой христианской церкви, потому что она была построена там за сорок лет до Владимира, но тысячелетие государственной идеологии формирующейся, зарождающейся державы». Эти слова прозвучали на организованном журналом «Знание — сила» обсуждении.
В разговоре, состоявшемся в 1988 году, приняли участие доктор исторических наук Г. ЛЕБЕДЕВ, историки М. ЩУКИН, Л. КЛЕЙН и Д. МАЧИНСКИЙ, искусствовед В. БУЛКИН. Вела «круглый стол» Г. БЕЛЬСКАЯ.
Д. МАЧИНСКИЙ: — Часто встает вопрос, а хорошо ли, что мы приняли христианство, а не, например, мусульманство? И хорошо ли, что мы приняли христианство византийского, православного толка, а не католического?
Г. БЕЛЬСКАЯ: — Лучше поставим вопрос иначе: почему?
Д. МАЧИНСКИЙ: — Или почему? На самом деле вопросы так ставить, на мой взгляд, нельзя.
Мы приняли восточное, византийское, христианство потому, что Днепр впадает в Черное море. Вот и весь ответ. Потому что в мировой истории чрезвычайно многое порою решает география. А в истории России, думаю, особенно многое. Чаадаев, поразительный умница в русской истории и ее трагический вопрошатель, говорил, что основным фактором русской истории является география. Примечательный факт. Татищеву Петр I поручил заняться русской географией. Тот занялся — и написал русскую историю. Не случайно, конечно.
Прародина славян лежала, как представляется, в бассейне Днепра. И эта территория, по течению Днепра и по рекам, впадающим в него, — а реки служат кровеносными артериями и нервными токами тела земли, — уже давно, со времен скифов, была ориентирована на Восточное Средиземноморье. Это приводило и к определенной психологической ориентации, к приходу с юга образов эпоса и мифологии, то есть к некоторому психологическому родству.
Когда государственной магистралью Руси стала речная система Волхов — Днепр, а не, скажем, Молога — Волга, это уже определяло, что мы будем не мусульманами, не иудаистами, скажем, а христианами и обязательно восточного толка.
На это мы в известной степени были обречены. Хотя, конечно, «отгороженность» Руси степями от Византии все-таки оставляла известную иллюзию свободы выбора. И поэтому страна все-таки выбирала религию.
Г. БЕЛЬСКАЯ: — Как бы выбирала.
Д. МАЧИНСКИЙ: — Как бы выбирала! Вы совершенно правы. Но ведь очень бывает полезно человеку в какой-то момент, хотя бы как бы выбрать, осознать значение своего выбора, а не быть попросту принужденным к нему обстоятельствами.
Г. БЕЛЬСКАЯ: — И что же это дало?
Д. МАЧИНСКИЙ: Во-первых, принятие христианства чрезвычайно усилило общеславянское сознание на Руси. Этот факт, никем не отрицаемый.
Г. БЕЛЬСКАЯ: — Но оно существовало и раньше. Не надо сбрасывать со счетов заслуги язычества. Поразительное ощущение общеславянского единства, выраженное в легендах о расселении славян-предков, видимо, восходит еще к дохристианской поре.
Д. МАЧИНСКИЙ: — Славянство вообще очень поздно разделилось, так что это естественно. Да, вы правы. Но с христианством к нам проникала традиция, культура, письменность, которая была создана сначала на базе диалектов македонских славян, усовершенствована на базе диалектов моравских славян и достигла высочайшего литературного уровня на базе болгарских славянских диалектов.
Это была традиция церковная, она проникла в районы Чехии и Моравии и ко всем славянам Балканского полуострова, и в Южную Польшу, и даже, как выясняется по некоторым источникам, к сорбам на Эльбу. То есть ни одной крупной области, не затронутой этой традицией, не было. И поэтому принятие христианства, уже оснащенного великолепной письменной славянской традицией — со своей графикой, с учетом славянской фонетики, безусловно, усиливало осознание славянского единства.
Г. ЛЕБЕДЕВ: — Конечно, чрезвычайно важная особенность восточноримской, византийской церковной культуры это письменность. Не латинская письменность, а слово, обращенное к народу на его языке и с его алфавитом. Алфавитом, который стал общеславянским, приспособленным к фонетике, усвоенным народом, алфавитом, проникшим в глубочайшие народные слои за очень короткое время, — уж к XI веку, во всяком случае, в Новгороде писали на бересте, писали самые что ни на есть бытовые письма. И тем же языком, на котором читали божественные книги, священное писание.
Д. МАЧИНСКИЙ: — Мы обычно говорим: принятие христианства Русью. Кому-то это не нравится, и говорят: распространение христианства на Руси, совершенно забывая один аспект, который, может быть, кому-то не очень приятен, но правда — превыше всего. Думаю, вернее было бы сказать — взятие христианства Русью. Я верю летописной легенде, что Херсонес был взят не для того, чтобы услужить Византии, а чтобы давить на Византию. Владимир объединил в себе военные устремления Святослава и дипломатические устремления Ольги и в известной мере не только принял, но и взял христианство. Казалось бы, ученичество, тем не менее — самостоятельность, самость. И самость местная, восточноевропейская, а не только славянская. В Киевскую державу вошли не только славянские области, а и Балтика, финские племена. Северная же Русь, территория, нынешних Ленинградской, Новгородской, Псковской областей, была еще сильнейшим образом пронизана скандинавским элементом. И вот любопытная вещь. Еще в языческое время, когда в 839 году Русь впервые выступает на международной арене, своего правителя она именует не «великий князь славянский», не «конунг» даже, а «каган», — так же, как хазары своего правителя, так, как именовались могучие владыки тюркских государств.
Кстати, наихристианнейший автор, митрополит Иларион, когда в своем «Похвальном слове о законе и благодати» хочет максимально возвеличить князей Владимира и Ярослава, как он их называет? Каган земли русской. Не архонт, по-гречески, не конунг и не великий князь, а каган. Высший титул, вроде императорского.
Отсюда — взятие христианства, от ощущения своей самости и своей силы. Я говорю об этом имперском комплексе без оценок, не со знаком плюс и не со знаком минус. Он возник рано. И уже был ко времени принятия христианства. Собственно говоря, точно так же позже правители России взяли название цесарь, царь, которого никто им не давал. И точно так же Петр Великий взял себе звание «император». Наполеона хоть папа венчал. А Петр упразднил даже место патриарха!
Но вернемся в X век. Благодаря контактам со средиземноморской традицией, благодаря общеславянским связям и скандинавским контактам пришло тогда новое ощущение своего европейства. Потому что ощущать себя христианином в огромной степени значило в ту пору ощущать себя европейцем, так как в это время христианство стало преимущественно европейской религией.
И очень важно, что оно было принято в момент, когда попытка патриарха Фотия внести раскол между Римом и Константинополем была уже пройденным этапом, а новые церковные распри еще не накатились, и сохранялось, пусть несколько формальное, но все-таки единство. Спустя и пятьдесят лет после откровенного раскола церквей русские князья отдавали своих дочерей за католических монархов и их сыновей. И задавали верховным иерархам русской церкви вопросы, из которых следовало, что князьям не всегда было понятно, что, собственно, произошло. И они оставались европейцами еще очень долго. И в общем это европейское сознание существует и по сей день. Особой, острой необходимости срочно выбирать веру не было. Можно было подумать, посмотреть. И Владимир подумал и посмотрел. Народный миф, сложившийся вокруг этого, чрезвычайно интересен. Почему-де не приняли мусульманство? Когда русские побывали в мечетях у мусульман, они сказали: «нет там веселья». Веселья там никакого нету! А без некоей радости, веселья и права на разгул и забвение — не религия.
Очень интересно, как они отказались от иудаизма. Иудаизм в те времена, думаю, — серьезная альтернатива. Это господствующая религия Хазарской державы на Волге. Хазарский каган был иудаистом, а его страна занимала важное место в международной политике.
И вот отказ. Владимир спросил: «А где земля ваша?» Они сказали: «Вон там, святая, обетованная». Тогда он еще спросил: «А правде ли, это земля сейчас ваша?» На что они сказали: «Нет, нас сейчас оттуда разогнали». И тогда он сказал, что не нужна ему религия, при помощи которой нельзя удержать свою землю. Вот второй тезис. Нужна религия земли, такая, с помощью которой можно удержать землю.
С немцами тоже неудача. Они ведь тоже христиане, и еще не отлученные. И ругать их религию не было, казалось, причины. Сказали: красоты у них никакой нет. Верно, конечно, до готики еще далековато, а романский стиль только проклевывался. Но была еще одна очень важная причина: «отцы наши вас не приняли, и мы не примем» — русская традиционность.
Тут уж ничего не поделаешь. Вроде христиане, и попы есть, и все всерьез, и тем не менее «мужи» напоминают Владимиру, что бабка Ольга и Аскольд выбрали византийскую религию, и думать можно было бы, если б бабка эту веру не выбрала, а раз она выбрала, так она мудрая была.
Ну и последнее: почему «мужи» Владимира в легенде все-таки выбрали византийскую веру. Это поразительно. И звучит так искренне, так сильно: потому что они слышали богослужение в Софии Константинопольской. И не знали, на небе они или на земле. Именно это выступает в конечном счете как основная и решающая причина. То есть при стремлении к разгулу, при любви к земле при любви к традициям нужна какая-то неземная красота. Некий мир идеалов. И там они его почувствовали, в этом поразительном храме — в Софии. И поэтому притча о выборе веры — собственно рассказ о формирующихся идеалах общества. А вслед за этим формируется другое — русский тип святого. Очень разнятся ранний скандинавский святой и ранний русский святой. Норвежский святой Олаф, король, пал в битве за веру.
Первый русский святой, мученик Борис, напомню, пострадал не за веру, а из-за склонности к миру и смирению. Пострадать во имя правды и добра — это уже святость. С точки зрения политики, он вел себя бессмысленно, распуская свое войско.
Неважно сейчас, насколько Борис реально соответствовал этому типу, хотя, не сомневаюсь, было в его личности нечто, что послужило основой для легенды. Важно, что именно этот тип святого стал с самого начала каноном и тем идеалом, который стоял перед Русью. Надо сказать, сострадательность характерна для великого XI и начала XII века, светлого времени русской истории.
Г. БЕЛЬСКАЯ: — Не преувеличиваете ли вы эту «светлость», там же велись жестокие войны?
Д. МАЧИНСКИЙ:— Думаю, не преувеличиваю. Именно тогда сформировался тип монастыря в Печерской лавре, отстаивающего высокие идеалы, там возникла поразительная фигура митрополита Илариона, который всматривался в самые основные вопросы человеческого существования.
Борис был князем по рождению.
Но он принял, по легенде, роль мученика, а от действий княжеских отказался — отказался от борьбы за власть. Сложнее быть христианином, оставаясь князем. Эту задачу решали, например, Владимир Мономах и его сын, Мстислав Великий.
Когда говорят о принятии Русью христианства, обычно упускают одну очень существенную, на мой взгляд, деталь. Принятие христианства было принятием в русскую национальную государственную традицию образа Христа. Как показали многовековые исследования, все элементы христианства можно вывести из других, более ранних и параллельных традиций. Кроме одного — неповторимой цельности Христа, который своим житием реализует эту цельность так, а не иначе. Поэтому в принятии христианства, на мой взгляд, одним из главных этических моментов было принятие Русью этого образа.
Митрополит Иларион в своем знаменитом «Слове о законе и благодати» трактует чрезвычайно важный вопрос. Он, может быть, слишком смело, прямолинейно пытается разделить, где Христос поступает как человек, а где — как господь.
Видно, что этот вопрос перед ним мучительно стоит. Но интереснее другое. Не позднее начала ХII века, а, видимо, в XI веке, на Руси была переведена «Иудейская война» Иосифа Флавия, в том ее варианте, где содержится совершенно уникальный эпизод о Христе, который, кстати, по некоторым элементам ближе всего к варианту Булгакова в «Мастере и Маргарите». В этом изложении оказывается, что Христос был в значительно более сложном положении, чем мы узнаем из Евангелия. Что он был в сложных отношениях со сторонниками сопротивления Риму, которые требовали от него вооруженных действий по захвату храма. И колебаться ему приходилось очень, что объясняет некоторые спорные места из Евангелия.
И более того, по этой версии выясняется: Христа брал Пилат дважды, это подтверждается и некоторыми иудейскими источниками. Что Пилат был крупно подкуплен и вина Пилата в той римской традиции куда больше, чем по каноническому Евангелию. По Руси, очевидно, ходило именно это сочинение.
Появляется и возвышается в истории фигура, которая сохранила в себе традицию духовного преемства и огромного духовного роста и ответственности.
Это фигура святого Михаила Черниговского, поехавшего в Орду умирать за свою веру и за свое, как он считал, духовное превосходство над силой, которую он тоже признавал. Думаю, все, что в этих традициях удалось сохранить, в большой степени связано с христианской традицией.
Л. КЛЕЙН: — Мне кажется, оценивая значение крещения Руси, наши историки нередко впадают в крайности: с одной стороны, те, кто склонен к очень высокой оценке значения христианизации и всячески подчеркивают отличия христианства от язычества, и с другой — те, кто подчас игнорирует это важнейшее событие. Превосходства христианства над язычеством с точки зрения исторического прогресса я не вижу. Скажем, появлению государственной власти язычество не мешало. Достигли же Греция и Рим высочайшего развития, пребывая в язычестве Может быть, христианство выше язычества, с общечеловеческой точки зрения? Может быть, гуманнее? Развивает концепцию милосердия, любви к ближнему и так далее? Это, как мне показалось, следует из вашего выступления.
Но ведь именем Христа каких только зверств не творили! Вспомните инквизицию язычество до такого не додумалось.
Вы говорите, что благодаря христианству продвинулось вперед просвещение. Но это, по-моему, не специфика христианства. Как раз письменность зародилась при языческих религиях. В конкретных условиях христианизация несла на Русь и положительные элементы культуры, но, на мой взгляд, это происходило не благодаря специфике христианства, его превосходству над другими религиями, как не было вызвано и прирожденными свойствами какой бы то ни было религии вообще. Вопрос о сравнительной оценке вер вообще очень сложен. Ну, скажем, можем ли мы представить себе, что было бы с Европой, если бы победило в ней не христианство, а мусульманство под влиянием арабов?
Наверное, не было бы так развито изобразительное искусство, каким Европа славится сейчас. Но не забудем, что арабские науки и искусства стояли одно время очень высоко, были на гораздо более высоком уровне, я думаю, чем европейские того времени.
Г. БЕЛЬСКАЯ: — А литература, а духовность?
Л. КЛЕЙН: — Но мусульманские и литература, и духовность были очень высокими, скажем, для времени раннего средневековья. Конечно, очень много значат конкретные условия. Некоторые исследователи считают, что все славянское язычество было почти христианством. Ловмянский, известный исследователь язычества, например, развивает концепцию прототеизма. Согласно ей единственным для славян был бог неба, а все прочие боги либо не славянские, либо пришлые, либо не имели статуса бога. А Рыбаков идет еще дальше: он говорит уже просто о монотеизме на Руси в течение трех тысяч лет. Более чем странная позиция. С этой точки зрения, именно качеством «своего» язычества, а не географическим положением или прочим была приуготована Русь к христианству, даже более узко — к православию.
Здесь необходимо отрешиться от крайностей и трезво, объективно оценить сходство и различие между славянским язычеством и христианством на Руси и только тогда пытаться составлять свое суждение о значении крещения Руси.
Да и вообще надо более объективно представить себе славянское язычество, поглядеть на него не сквозь призму христианства и не с той лишь точки зрения, что оно, так сказать, означало по сравнению с христианством, для христианства и так далее.
В. БУЛКИН: — Но справедливо будет сказать, что человек в ходе истории, так сказать, очеловечивается, и идеал, христианский идеал, безусловно, способствует этому.
Г. БЕЛЬСКАЯ: — Очеловечивается, вы говорите? А газовые камеры?
В. БУЛКИН: — Социальная действительность, увы, мешает претворению идеала в реальность.
Д. МАЧИНСКИЙ: — Идеал — не есть нечто связанное с действительностью. Но он всегда «над» нею, это стимулятор духовного движения. И христианский идеал, внесенный в языческую среду, — не будем сейчас спорить об ее уровне — по природе своей, по содержанию ее очеловечивает, и это, как мне кажется, фактор мощного воздействия на действительность, хотя между действительностью и идеалом всегда существует огромный разрыв.
Л.
КЛЕЙН: — Мне представляется, что некие высокие идеалы можно найти во многих религиях, может быть во всех. Потому что религия непременно должна была формулировать и какие-то моральные требования к своим адептам. Язычество, при котором греки и римляне достигли высочайшего уровня культуры, науки и искусства, не препятствовало этому, а, быть может, способствовало благодаря большой терпимости. В средневековье же, на мой взгляд, христианство способствовало скорее подавлению наук и искусств.
Г. БЕЛЬСКАЯ: — Но это упрощение…
Д. МАЧИНСКИЙ: — Мы немножко сбиваемся, по-моему, на рассуждения о том, что могло бы быть. Но Европа не стала мусульманской. Греки сделали свой выбор, а Русь — свой. Мы можем только стремиться понять, что, собственно, происходило.
Уверенно можно сказать: то, что произошло в 988 году, было, прежде всего, выходом на высочайший уровень достижений мировой культуры того времени.
В. БУЛКИН: — Как выразился бы Данте, в «разлистанном» виде все чувства — любовь, милосердие, сострадание — так или иначе, в той или иной степени существовали, ибо они присущи природе человеческой.
Но речь идет о культуре любви к ближнему. Речь идет о том, что любовь не просто прославлялась как высшее человеческое чувство, но объявлялась первоосновой мира, как духовное состояние, которое является принадлежностью творца.
Христианство, христианский идеал, духовный комплекс христианский был не просто передан на Русь, он был передан в системе необыкновенно строгой, внутренне законченной, отработанной во всех своих элементах. Именно отлаженность, цельность, духовная высота делали, на первых порах по крайней мере, проблематичной саму возможность освоить эту систему культуры, не оказаться погребенными под нею. Но случается другое.
Сразу планка ставится очень высоко и тут же преодолевается. Это заставляет искренне изумиться. Возьмем, например, строительство церковных зданий. Вплоть до XVIII и даже XIX века они были крупнейшими в Киеве, Новгороде, Чернигове и других городах. И не то важно, что архитекторы поначалу пришли из Константинополя, и живописцы пришли оттуда же. Нужен был весьма высокий уровень материальной культуры, развитый вкус и художественная требовательность заказчика, чтобы осуществить грандиозное церковное строительство времени Ярослава Мудрого.
Можно искренне изумиться времени и людям, воплотившим свои идеи в совершенной архитектуре и в живописи. Такой взлет, к сожалению, потом уже никогда не повторялся.
Г. БЕЛЬСКАЯ: — А можно вопрос, Валентин Александрович? Можно объяснять самостью, так сказать, внутренней силой сам факт взятия христианства, но можно ли этим объяснить такое быстрое восхождение, выраженное в формах, в красках, в музыке, быть может? Очевидно, это нужно объяснять чем-то другим?
В. БУЛКИН: — Я думаю, можно говорить о возможностях, заложенных в народе…
Г. БЕЛЬСКАЯ: — …которые не находили выражения в язычестве, а в христианстве реализовались?
В. БУЛКИН: — Да, но еще важно учитывать основные догматы христианства. Ведь они отвечают самым глубинным чаяниям человеческого сердца — бессмертие души, воскресение во плоти. Это, на мой взгляд, совершенно неотразимый аргумент для той несколько наивной, наверное, среды язычников.
Г. БЕЛЬСКАЯ: — Для того, чтобы принять веру, но не для того, чтобы…
В.
БУЛКИН: — …для того, чтобы этим вдохновиться. Для того, чтобы очень быстро пройти по ступеням духовного восхождения к такому одухотворенному состоянию, более поэтическому восприятию и мира, и своей страны, и своего князя.
Г. БЕЛЬСКАЯ: — И все-таки, очевидно, нужно глубже заглянуть в язычество.
В. БУЛКИН: — Безусловно. Потому что осваивала весь этот огромный потенциал, принимала его, окрашивая в свои национальные краски, культура языческая.
Но если уровень и содержание культуры дающей мы представляем себе очень хорошо, то уровень и облик культуры языческой нам представляется весьма расплывчатым не только в деталях, но даже в целом. Хотя в дальнейшем развитие культуры шло не только и не просто по пути освоения христианства, но по пути взаимодействия этих двух культур. Это активное взаимодействие, безусловно, существовало, и доказательством тому — весь последующий ход развития древнерусской культуры, отдельных ее видов, совершенно не объяснимый с точки зрения традиций и логики развития византийской культуры.
Скажем, развитие архитектуры, живописи может быть объяснено только с помощью логики и понятий именно такого взаимодействия. Обнадеживающий ответ мы можем получить именно оттуда, из языческих времен.
Д. МАЧИНСКИЙ: — Да, похоже. Несмотря на то, что языческая культура представляется более аморфной, лоскутной, что ли, так как не было у нее центральной идеи, которая бы цементировала, тем не менее это взаимодействие — реальность, и именно оно определяет содержание и будущее развитие древнерусской культуры, по крайней мере в домонгольское время.
М. ЩУКИН: — Нам никуда не уйти от исследования славянского язычества, коль скоро мы хотим понять, почему христианство на этой земле, послужило огромным стимулятором в дальнейшем развитии. К сожалению, нам очень трудно реконструировать некий облик, образ язычества. И тому есть свои причины. На территории Восточной Европы не раз менялись языки и культуры, они взаимодействовали. Поэтому и язычество меняется. Оно все время включает в себя какие-то элементы со стороны, как-то с кем-то связано, и поэтому каждый раз его надо рассматривать конкретно, на определенном хронологическом срезе.
Славяне были постоянно связаны с другими народами Восточной Европы. Здесь были и балты, и германцы, и сарматы, и греки. Сюда приходили римские войска. Все переплеталось, но, действительно, лоскутность существовала. Единой дохристианской языческой религии не было. Это как в конструкторе, из одних и тех же элементов можно получить разные наборы, картинки.
Г. БЕЛЬСКАЯ: — Но остается открытым вопрос, почему удается таким форсированным маршем «пробежать» расстояние между Русью начала княжения Владимира и Русью Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха?
Г. ЛЕБЕДЕВ: — Я думаю, что здесь есть вполне рационалистические объяснения. Очень способствовала и успеху строительства Ярослава, и успеху строительства культурного и политического достигнутая ко временам Владимира степень государственного единства. Была уже создана качественно новая коммуникационная система, охватившая — впервые — огромное пространство Восточной Европы.
Почему именно христианство? Почему все-таки не язычество? Никто не сказал до сих пор, как мне кажется, об одной принципиальной особенности языческого мировоззрения.
И неважно, знаем мы достаточно полно славянское язычество или не знаем. Таким же точно было и скандинавское, которое мы знаем, и древнегреческое. Языческое божество — местное, локальное: genius loci, «дух места». Это камень, ему поклоняются, так как с него хорошо видна округа, и вся эта округа находится под его магическим воздействием. Я такой камень раскапывал, ему поклонялись с раннего железного века и вплоть до 1979 года, когда я его копал, у меня на глазах поклонялись.
Затем возникает иерархия языческих божеств, но нередко они конкурируют между собой. Вот в этой как будто бы выстраивающейся иерархии все время идет некий разрушительный разделяющий процесс. Их очень трудно примирить между собой, этих богов, трудно свести в четко организованную пирамиду.
Мы не должны забывать, что «выбору веры» предшествовала языческая реформа князя Владимира. Он выбирать начинает в первую очередь с язычества, пытается создать единый пантеон. Ничего хорошего не получается. И только тогда начинается уже настоящий поиск веры среди мировых религий.
Христианство в данном случае позволило решить не только внутренние проблемы объединения всех и вся, независимо от роду-племени, но оно поставило еще русских и в один ряд с политически ведущими народами мира.
То, что произошло при Владимире, отличалось качественно от всех предшествующих попыток крещения — христианство стало, государственной религией. Мы, собственно говоря, отмечаем не тысячелетие крещения Руси, потому что оно растянулось по крайней мере еще на сто лет. И не тысячелетие возведения в Киеве первой христианской церкви, потому что она была построена там за сорок лет до Владимира, но тысячелетие государственной идеологии формирующейся, зарождающейся державы.
Сериал Крещение Руси смотреть онлайн бесплатно все серии подряд в хорошем HD 1080 / 720 качестве
Корсунь, 988 год. Князь Владимир расхаживает по разрушенной, опустошенной церкви, попирает ногой книгу. Он пришел на берег теплого моря, к самым вратам Ромейской империи, теперь он эти врата попирает пятой.
Его имя означает великий властитель, он, сынрабыни, оттеснив братьев, захватил власть. Не было его желаниям ни преград, ни пределов. Он собрал воедино разрозненные племена и создал могучую державу. Он могучий воин. Превзошел славной своего отца, великого воителя. И теперь он здесь. Он ненасытен как в войне, так и в любви. О нем на севере поют скальды, на родине о нем слагают сказания, где называют его Красно Солнышко, великий правитель страны под названием Русская земля.
Что почувствовал этот человек, когда перед его глазами начал меркнуть свет? Когда стал бессильным слепцом.Князь бродит, натыкается на вещи и предметы. Так на краю небытия начиналась Русь.
Когда святитель Андрей учил в Синопе, он узнал, чтонеподалеку устье Днепра. Он сказал ученикам, что там воссияет свет, будет возведено много церквей. Он воздвиг крест там, где позже возникнет Киев. И только через пять столетий после Андрея Первозванного туда пришли славяне.
Славяне – это словене, то есть люди, владеющие словом в отличие от германцев и финно-угорских народов.
К началу VIII века славяне колонизировали огромную территорию от северного Причерноморья до Ладожского озера. Сели славяне по Днепру – назвались полянами. Другие – древлянами, поскольку сели в лесах. Другие поблизости от Двины – Дреговичами. Те же, которые сели возле озера Ильмень – назвались своим именем словене. У каждого народа был свой нрав, ничего общего кроме языка у них не было, они не очень считались с соседями. У каждого племени был свой пантеон языческих богов, от слова «языки» – народы. В основе отношения народов с богами лежала сделка: я жертвую тебе ценное, ты в ответ мне помогаешь или не вредишь. Чем более серьезной оказывалась требуемая помощь – тем ценнее было приношение. При раскопках археологи находят в святилищах человеческие черепа, в том числе – детские.
В середине VIII века рядом с озером Ильмень возникло поселение. Постепенно там вырос большой торговый город. Всем племенам хотелось, чтобы купцы этого города платили при прохождении по их территории, большие пошлины.
Вражда обуяла славянские земли. Началась война. И сказали они тогда: найдем князя, который судил бы о правде. И пошли к варягам, к руси. Слово «русь» восходит к финскому «роусти» – гребцы. Оно восходит к скандинавскому корню «рус». Арабы называли «рус» скандинавских купцов, которые отличались редкой воинской выучкой.
Они всегда появлялись внезапно, наводили ужас. С легких судов высаживалось несколько десятков головорезов. Ярость норманнов наводила ужас на всю Европу. До чего нужно было дойти, чтобы позвать в свой дом разбойников? Но дошли. Дальше идти было некуда.
Конунг был уже не молод, за плечами немало походов. Мог бы жить спокойно на хуторе. Но что это за жизнь. И вот удача. Позвали на землю, которая запирала важные пути, и предложили на ней княжить. Пройдут века, но люди будут помнить имя русского князя – Рюрик. Спустя несколько лет рядом с резиденцией князя вырос город, который так и стал называться – Новгород, центр нового государства.
Уже через поколения пришельцы (варяги) стали давать своим детям славянские имена, слившись с местным народом, они стали называться русью.
Через Новгород вел путь, который издавна назывался серебряный путь. Но начал действовать и новый путь из варяг в греки, до самой византийской империи, которая к IX веку занимала огромные территории. Она была одной из крупнейших страна тогдашнего мира. Ее население называло себя ромеями, они говорили по-гречески. А Византием изначально назывался Константинополь, который русские называли Царьград. О красоте этого города ходили легенды. Завоевать его никто не решался, а вот наняться туда в гвардию было можно. Дружинники Рюрика Аскольд и Дир решили пойти в поход на город. Император тогда с войском ушел воевать против арабов, Константинополь охраняли только стены.
И вот появились легкие корабли в виде драконов. Горожане бросились на стены, смотреть на ужасное нашествие. Этот удар, как молния, ниспослан с неба.
Патриарх Константинопольский Фотий в отсутствие императора возглавил оборону города. Аскольд и Дир не рассчитывали взять город, они хотели получить выкуп, а потому показательно жестоко грабили окрестности города.
Был вынесен из церкви покров Богородицы, его край окунули в море. Начался шторм, суда русов были разбиты. Константинополь пел акафист Богородице. Как буря родилась в спокойном море? – изумлялись русы. Неужели бог греков оказался сильнее всех богов севера? К русам вышел иерей. Русы потребовали от него чуда. Книга Евангелия была брошена в огненную печь и осталась неповрежденной. Варвары приступили к крещению.
В это время в Великой Моравии разрабатывается славянский алфавит, начинается служение святой литургии на славянском языке. Кирилл и Мефодий сделали для славян больше, чем Прометей. Они дали им слово. Братья почитаются святыми как в католической, так и в православной церкви, которая считает их равноапостольными.
Аскольд и Дир не вернулись в Новгород. Они остались в Киеве. Здесь они овладели всем торговым путем. А сил для похода на мятежников у Рюрика уже не было. У князя родился сын. Князь искал, кому доверить своего сына. В 879 году Рюрик умер. Опекуном Игоря стал Олег.
Под видом купцов Олег и его войско пришли под Киев. Олег показал Аскольду и Диру Игоря. Первые христианские правители Руси были убиты. Олег был фигурой загадочной. Он был ясновидящим, вещим. Он был не князь, а воевода.
Олег с большим войском пошел по пути из варяг в греки, он подчинял все славянские племена по Днепру. В Киеве он остановился. Да будет он мать городов русских! Два центра были объединены – Новгород и Киев. Так началось государство русское. Теперь русы уже не гребцы, а воины князя. Забеспокоились хазары. Хазария была крупнейшим государством Восточной Европы. Его правящая верхушка исповедовала иудаизм. Хазары собирали дань с окрестных племен, в том числе и с поднепровских славян, кроме воинственных древлян, от которых страдали и поляне до появления Олега. Он покорил как древлян, так и северян. Постепенно он освободил от хазарской дани всех славян, построил пограничные крепости, стал набирать войско из всех славянских племен. Он готовился к походу на Царьград. Он хотел добиться от греков признания Руси, налаживания торгового пути.
В 907 году Олег пошел в поход, оставив в Киеве Игоря.
Путь флоту Олега преграждали днепровские пороги. Там корабли нужно было перетаскивать по берегу, волоком.
Греки знали о походе. Пролив Золотой Рог был перекрыт цепью. Но русы перетащили корабли по суше мимо заграждения. Олег поставил корабли на колеса, ветер надул паруса – войско оказалось под стенами города. Из города вышли послы. Олегу вынесли вино – он отказался его пить, поскольку оно было отравлено. Был заключен договор, по которому русские купцы получили право беспошлинной торговли. Перед уходом русов щит Олега был прибит над вратами Царьграда. В знак защиты и покровительства. Через пять лет договор был официально подтвержден. Империя признала Русь. Олег спрашивал кудесников: от чего я умру? От коня своего. Это был первый русский князь, в реальном существовании которого нет сомнений.
Игорь стал князем, когда ему был год от роду. Но и взрослым он слушал во всем Олега. Даже после тридцати Игорь ходил за Олегом.
Его называли перестарком, Игорем Старым. И невесту ему нашел Олег. Она была родом из Пскова. Ее звали Ольга.
Взбунтовались древляне. Игорь впервые сам возглавил военный поход. Чтобы отблагодарить дружину, князь взял у древлян последнее. Много лет князь не ходит в походы, а Ольга не может родить наследника. Дружина ропщет. В Царьграде стали притеснять русских купцов. Огромное войско русов вышло в поход. Но под Константинополем ромеи сожгли флот русов греческим огнем. Уцелела едва десятая часть войска. По дороге домой остатки войска выкосила дизентерия. Игорь вернулся в Киев с позором. Но боги приняли жертву. У князя родился сын. Святослав станет великим воином.
Игорь идет в новый поход, набирает новых воинов, в том числе печенегов, кочевников, пришедших из Центральной Азии, прекрасных конников и стрелков из лука. Император послал к Игорю послов, обещая дать ему дань. Князь согласился и вернулся в Киев.
Игорь отправился полюдьем в земли древлян. Забирали все, но младшая дружина попросила князя вернуться за новой данью.
Древляне взяли Игоря в плен, привязали к вершинам деревьев и разорвали его тело на две части. Князь древлян Мал потребовал в жены Ольгу, вдову Игоря. Ольга похоронила заживо послов древлян на своем дворе. Ольга снова позвала послов древлян. Их она сожгла заживо в бане. Княгиня пошла походом на древлян. Святославу тогда еще не исполнилось трех лет. Его посадили перед войском на коня. Из рук мальчика выпало копье, что послужило сигналом для атаки на войско древлян. Началась осада их столицы Искоростеня. Ольга хитростью при помощи дани воробьями и голубями подожгла Искоростень. Город полностью выгорел. Единственной столицей Руси остался Киев. Ольга отправилась в Новгород и установила новую систему сбора дани, провела первую на Руси налоговую реформу.
Ольга стала приезжать на греческое подворье в Киеве. Там ей читал святое писание пресвитер Григорий. Ольга не могла понять греческого бога: как можно любить врагов своих?
Святослав стал взрослым, его интересовала только война. Скоро он станет князем.
И что тогда? Бесконечные походы? Что нужно сделать для сохранения державы? Как это удается Византии?
Ольга с малым войском отправилась в Константинополь. С собой она взяла пресвитера Григория. Греки решили, что Ольга пришла в Царьград с дипломатическими целями. Ее приняли с почестями. Архонтисуросов Ольгу крестил сам патриарх в соборе святой Софии. Она приняла имя Елена. Перед отъездом патриарх благословил княгиню. Она вернулась в Киев. Ольга решила крестить свою страну, но у нее не было ни книг, ни священников. Патриарх дал ей только благословение. Тогда Ольга отправила послов на запад, к франкам, к императору ОтонуI. Великий раскол на католическую и православную церковь состоится только через сто лет. Но Ольга опоздала, в Киеве уже правил Святослав Игоревич, он не желал видеть в своей столице миссионеров. Ему не нужен был миролюбивый бог.
У Святослава уже двое детей. Вот-вот родится третий сын, от рабыни Малуши. Ольга уговаривает сына креститься, но тот ее не желает слушать.
Дружина моя станет насмехаться. Но если крестишься ты – все сделают то же. Третьему сыну князь дал имя Владимир – великий властитель. Святослав продолжал жить по языческим обычаям.
Святослав готовится к большому военному походу. В 964 году он пошел на вятичей, последний племенной союз славян, не находившийся под властью Киева. 965 год, поход на хазар. Каганат перестает существовать. 966 год, Святослав идет войной на волжских болгар, проходит все среднее Поволжье. 968 год, поход на Болгарию Дунайскую. Разрушено 80 городов. Разгромив болгар, Святослав сел в Переяславце в устье Дуная. Ему здесь нравится. Он думает перенести сюда столицу из Киева. Он говорил своим противникам: иду на вы! Из Киева приходит гонец: ты ищешь чужой земли, а свою потеряешь, нас чуть не взяли печенеги. Раньше печенегов сдерживал хазарский щит. Князь разбил хазар.
Ольге удалось удержать Киев от паники и сдачи печенегам. Войско Святослава шло почти без привалов. Святослав вернулся в Киев. Ольга не встретила сына.
Ее силы были подорваны окончательно, она превратилась в старуху.
Святослав сказал: хочу жить в Переяславце. Ольга сказала: похоронишь меня – делай, что хочешь. Через несколько дней она умерла. По ней не справляли тризну, похоронили по христианскому обряду.
Через 30 дней после ее смерти внук требует перенести ее тело в церковь. Ее тело оказалось нетленным. Православная церковь считает ее равноапостольной.
Там, где религия встречается с геополитикой и войной – Европейский совет по международным отношениям
Русская православная церковь сыграла важную вспомогательную роль в правлении Владимира Путина. А поскольку исследования показывают сильную связь в православном мире между религией людей и их национальной идентичностью, церковные дела имеют особое значение для светских лидеров. Это то, стремятся ли они, в случае Украины, защититься от внешнего агрессора; или, в Северной Македонии, пытаясь завершить бизнес по строительству государства с наследием, оставшимся от Югославии.
Недавние события в каждой стране отражают политические разногласия в Восточной Европе, причем один из них погружается в более глубокий и жестокий раскол, а другой находится на грани разрешения.
Русская православная церковь, лидера которой, патриарха Кирилла, недавно пытался санкционировать Европейский союз, является самой крупной и богатой церковью восточного православия. Всемирную церковь возглавляет Вселенский патриарх Варфоломей, с которым Русская православная церковь порвала в 2018 году из-за вопроса об автокефалии (самоуправлении) тогда еще только что образованной Православной церкви Украины, которой Варфоломей предоставил автокефалию. Теперь, после вторжения России в Украину, простые украинцы, кажется, быстро отворачиваются от Русской Православной Церкви, которая до сих пор имеет много церквей в стране в форме (с 1990) Украинской Православной Церкви Московского Патриархата (УПЦ МП). УПЦ МП является частью более широкой Русской церкви, но обладает определенным самоуправлением.
Между тем, еще одно важное решение Варфоломея позволило ему найти решение, казалось бы, неразрешимого спора, а именно: убедить Сербскую Православную Церковь (традиционно поддерживаемую Россией) принять полную независимость того, что теперь будет известно как Македонская Православная Церковь-Архиепископия. Охрид.
Украина
УПЦ МП уже давно сохраняет важное присутствие в Украине, составляя треть всех приходов Русской Православной Церкви. УПЦ МП не любит ярлык «Московский Патриархат», утверждая, что он базируется в Украине. Но она долгое время сопротивлялась давлению со стороны Украины с целью принятия автокефалии, особенно на том же Соборе (архиерейском соборе) Русской православной церкви в 2000 году, на котором Николай II и его семья были канонизированы.
В Украине две основные соперничающие церкви со временем разошлись в три этапа, первый из которых начался в 2014 году. Революция на Майдане в феврале того же года положила начало процессу создания Православной церкви Украины.
На фоне более широкой геополитической напряженности в июле УПЦ МП увидела смерть своего относительно экуменического патриарха Владимира и его замену более радикальным Онуфрием, решительным сторонником путинской реимпериализирующей доктрины «Русского мира».
Второй этап начался в 2018 году с кампании России по удушению Православной церкви Украины при рождении. Варфоломей предоставил официальное письмо (или «Томос») об одобрении автокефалии церкви в день православного Рождества в январе 2019 года.. Кремль, Русская православная церковь и православные олигархи оказывали давление на другие православные церкви, чтобы те не признавали этого. По состоянию на середину 2022 года Православную церковь Украины признали только церкви Греции, Кипра, Александрии и всей Африки. Когда Русская православная церковь порвала с Варфоломеем, она назвала его марионеткой США и охарактеризовала его просто как «Стамбульский патриархат». Она провела кампанию за отмену этого решения и подрыв его авторитета и даже учредила две новые епархии в Африке, чтобы переманить Александрийскую церковь.
Если Россия победит, Православная церковь Украины будет подавлена, а приходы будут переданы непосредственно Русской православной церкви
Третий этап — текущая война России с Украиной — поднимает ставки намного выше. В случае победы России Православная церковь Украины будет подавлена, а приходы переданы непосредственно Русской православной церкви, как это уже происходит на оккупированных территориях. Кирилл вторит путинскому языку украинско-российского «единства» на российских условиях и поддерживает войну против «злых сил», даже сравнивая ее с метафизической борьбой против гей-парадов. 12 мая УПЦ МП выступила с заявлением, в котором говорится, что религиозная политика в Украине была «одной из причин военного вторжения в Украину».
В случае победы Украины или даже просто выживания УПЦ МП окажется под сильным давлением, чтобы разорвать связи с Россией и договориться о modus vivendi с Православной церковью Украины. Однако 400 священников УПЦ МП обжаловали то, что они называют «ересью» Кирилла, и с начала вторжения из УПЦ МП вышли более 400 приходов.
Чтобы предотвратить дальнейшие радикальные шаги, УПЦ МП в последнее время стала более критично относиться к войне. 27 мая на особом Соборе «осудили войну как нарушение заповеди Божией «Не убий!»». В минимальной формулировке «выразили соболезнования всем пострадавшим на войне»», без прямого обвинения России. Точнее, церковь формально «несогласна с позицией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла по поводу войны». Собор также провозгласил «независимость», хотя и не полную автокефалию.
Украинские критики сочли, что этот шаг не сделал УПЦ МП достаточно независимой; что это была показуха, или «маленький дождь из большой тучи». Российская родительская церковь посчитала, что сделала их слишком независимыми: 7 июня она в ответ присоединила все три епархии в Крыму и создала Крымскую митрополию. Это второе подобное поглощение: многонациональная Готийская митрополия просуществовала до ухода крымских христиан в 1778 году, часть которых основала Мариуполь. Русская церковь взяла верх, и в 1859 году была учреждена Таврическая епархия.
.
О причинах, по которым УПЦ МП стремилась дистанцироваться, нетрудно догадаться. До начала войны в феврале 40% украинских верующих в одном независимом опросе поддерживали Православную церковь Украины и 20% УПЦ МП. Еще 33% назвали себя «просто православными». Но теперь Православная церковь Украины претендует на поддержку 52% людей, а число «просто православных» сократилось до 11%, а последователи УПЦ МП всего на 4 процента. Опрос общественного мнения, проведенный в апреле, показал, что 74% украинцев хотели, чтобы УПЦ МП разорвала связи с Россией, а 51% хотели, чтобы она была запрещена.
Будущее этих церквей тесно связано с более широкими политическими интересами и проблемами безопасности. В марте депутаты украинского парламента внесли два законопроекта, которые могут привести к запрету УПЦ МП. Есть также два новых закона о сотрудничестве и пособничестве государству-агрессору, которые могут быть применены против церкви. Православная церковь Украины нацелена на ключевые объекты, которые в настоящее время контролируются УПЦ МП, и стремится основать собственный конкурирующий монастырь в важной Печерской Лавре.
Многие видят в присутствии УПЦ МП на этом месте — в самом сердце Киева — угрозу безопасности.
Решение 2018 года о создании двух канонических православных церквей в Украине вряд ли переживет нынешнюю войну. Она может даже не пережить нынешнюю фазу войны, поскольку Украина продолжает дерусификацию на других фронтах, включая ограничения на русские книги и музыку в июне.
Северная Македония
12 июня, в воскресенье Пятидесятницы, премьер-министр Северной Македонии Димитар Ковачевски принял участие в Божественной литургии, состоявшейся в Соборе Святого Георгия Вселенского Патриархата в Стамбуле. Варфоломей председательствовал, отпраздновав его вместе с архиепископом Охридским, чтобы отметить разрешение давнего спора между Сербской Православной Церковью и Македонской Православной Церковью-Охридской Архиепископией.
Эти разногласия восходят к 1967 году, когда Македонская Православная Церковь отделилась от Сербской Православной Церкви. Затем Македонская церковь провела десятилетия формально в изоляции от остального православного мира до 19 мая этого года, когда Сербская церковь разблокировала ее статус равенства с другими православными церквями.
Решение также было отмечено с сербским патриархом Порфирием в Белграде. Все это предшествовало более раннему заседанию Священного Синода (всемирной церкви) и признанию им так называемого Охридского Архиепископства, которое будет иметь юрисдикцию только в пределах государства Северная Македония. Вселенский Патриархат исключил признание имени Македония частью названия церкви и любых других производных от Македонии.
Несмотря на то, что конфликт между двумя церквями вроде бы разрешился достаточно быстро, процесс диалога был запущен еще в 2018 году и намеренно держался вне поля зрения общественности. Это было в то время, когда параллельные усилия были в самом разгаре для разрешения спора об именах с Грецией, который долгое время сохранялся из-за того, что в конечном итоге стало Северной Македонией. Решение этой проблемы в конечном итоге открыло путь Северной Македонии в НАТО и, возможно, в Европейский союз. Зоран Заев, тогдашний премьер-министр страны, вместе с церковью обратился к Бафоломею с просьбой помочь положить конец церковной изоляции.
Тогда они намекнули, что готовы к смене названия на «Охрид». Варфоломей ответил, что готов помочь и взять на себя инициативу по восстановлению церкви в православных канонических рамках. Это само по себе было чем-то вроде победы, поскольку до этого момента Варфоломей не решался вмешиваться и вместо этого только поощрял македонскую церковь к переговорам со своим сербским коллегой.
Некоторые верующие в Северной Македонии по-прежнему обеспокоены тем, как могут отреагировать другие церкви, в частности, Болгарская православная церковь. церковь для решения «административных вопросов» с македонской церковью. Порфирий вручил Томос архиепископу Охридскому Стефану, полностью подтвердив автокефалию Македонской Православной Церкви-Охридской Архиепископии. В Томосе отмечается, что автокефалия должна быть представлена на утверждение другими церквами внутри православной церкви.
В то время как Сербская церковь двигалась к гладкому разрешению казавшегося неразрешимым спора, некоторые верующие в Северной Македонии по-прежнему обеспокоены тем, как другие церкви, в частности Болгарская православная церковь, могут отреагировать, учитывая, что Болгария блокирует будущее Северной Македонии Вступление в ЕС, настаивая на том, что македонский язык и идентичность имеют болгарское происхождение.
Учитывая, что византийское название болгарской церкви — «Охридская архиепархия», есть опасения, что Болгария не примет это название, и к существующим могут быть добавлены новые требования.
Русская православная церковь внимательно следит за этим вопросом: она назвала решение Варфоломея «незаконным и политически мотивированным вторжением» и призвала другие церкви не признавать его авторитет в этом вопросе. Это свидетельствует о длительных и тесных отношениях России и Сербии в решении подобных вопросов. Но его тон резко изменился, когда сербская церковь приняла это изменение.
Хотя случаи Украины и Северной Македонии резко контрастируют, каждая из них по-прежнему сталкивается с неопределенным будущим, в котором место их православных церквей опутано более широкими спорами или агрессией со стороны соседних государств. Война на Украине, в частности, выявила и усугубила глубокие разногласия в православном мире, и даже Русская православная церковь, по-видимому, раскололась в результате конфликта.
Европейский совет по международным отношениям не занимает коллективных позиций. Публикации ECFR представляют только взгляды их отдельных авторов.
Счет еще предстоит написать?
Мифы, альтернативные истории и домыслы
История потенциального обращения в ислам лежит в самом сердце русского православия. Как гласит популярная легенда, Владимир, правитель Киевской Руси, огромная статуя которого недавно была установлена в центре Москвы, колебался, какую религию ему выбрать. Возможно, Владимир отверг ислам, опасаясь, что запрет на употребление свинины и алкоголя не будет приветствоваться его народом. Легенда, таким образом, вплетает исламскую нить в самое начало русской истории, до сих пор подпитывая множество устойчивых социальных тревог и желаний, связанных с соседом-мусульманином.
Хотя фактом является то, что в период до Нового времени и раннего Нового времени многие языческие поселения в Евразии приняли ислам, сообщения того времени о конкретно обращенных в православие невероятно скудны. В некоторых источниках упоминается некий Зосима (Изосима), православный монах, принявший ислам в 13 9 г.
Борьба, страх и фантазии о мусульманине Другое
Эпоха Просвещения изменила христианско-мусульманские отношения во многих аспектах. В частности, с интенсификацией контактов между колонизаторами и колонизированными распространялись новые способы воображения Мусульманского Другого. В России, как и везде в Европе, писатели занимались тем, что Эдвард Саид называл «[реструктурированием] Востока своим искусством и [делая] его цвета, свет и людей видимыми через свои образы, ритмы и мотивы», часто фактически не видя — буквально или метафорически – кого они описывали. Богатый материал для научного анализа и критики, эти романтические образы Востока, созданные, например, выдающимися национальными литераторами, также могут удовлетворить тоску по историческим корням. Были ли лорд Байрон, Иоганн Вольфганг фон Гёте и Александр Пушкин крипто-мусульманами, которые не могли открыто говорить о своей вере, но намекали на нее в своих произведениях? Какими бы невероятными ни казались такие утверждения, попытки вернуть наследие отцов-литераторов сулят значительные преимущества.
Подобно тому, как новообращенные часто дистанцируются от существующих общин рожденных мусульманами, ислам Пушкина и Толстого явно идеализирован и лишен нежелательных «этнических» элементов.
Фигура Иоанна Русского (Иоанна Русского, 1690—1730) недавно была возрождена и вновь введена в пантеон русских святых. Новобранец армии Петра Великого, Иоанн был причислен к лику святых, потому что попал в плен во время Прутской кампании (1710—1713) и продан в рабство турецкому господину; согласно агиографии, Иоанн был принужден к обращению, но сохранил свою христианскую веру, несмотря на неоднократные унижения и побои. Хотя информации известно слишком мало, использование истории о неудачной попытке обращения для прославления православных военнопленных, погибших от рук «турок» и «азиатов», возможно, было обычной практикой не только в греческом и болгарском, но также Русская православная церковь.
Части Целого
Задача ученого, который когда-либо возьмется за написание истории обращения в ислам в России, сложна.
Учитывая, что византийское название болгарской церкви — «Охридская архиепархия», есть опасения, что Болгария не примет это название, и к существующим могут быть добавлены новые требования.
Сохраняющееся присутствие и роль церквей в Украине будут отражать результаты войны и придавать символическое значение спорным вопросам государственности и независимости.
В сегодняшнем воображении российского гражданина, который все еще борется за то, чтобы собрать воедино прошлое и наполнить религию новым смыслом, история о том, как Владимир выбрал религию, вдохновляет многочисленные рассказы об альтернативных историях (9).0059 что, если Владимир в конечном итоге выбрал ислам») и создает благодатную почву для спекуляций («Владимир действительно принял ислам»). Примечательно, что 1990-е годы, которые принесли религиозную эйфорию, но также обнажили проблемы с алкоголем в России, стали свидетелями того, как многие россияне обратились в ислам частично из-за протеста против нормального чрезмерного употребления алкоголя.
0067-й год и служил в городе Ярославле сборщиком налогов у монголов. Гораздо дальше по времени другое заведение, Соборное Уложение 1649 г., предписывающее смертную казнь мусульманину, который «насилием или обманом принудит русского человека к его бусурманской вере и, по его бусурманской вере, сделает обрезание [ русский]. Читая отрывок, нельзя не задуматься: неужели предписание было направлено главным образом на предотвращение вероотступничества среди крещеных мусульман (тогда почему прямо упоминается обрезание)? Или было да’ва более успешен среди русских православных христиан, чем мы склонны считать? Этот исследовательский переулок приглашает; особенно если мы признаем, что было сделано мало исследований о возможных последствиях, которые испытал русский христианский мир, столкнувшись с греческими православными источниками, которые ответили на растущее число обращенных в ислам под властью Османской империи в 16 веке. Как утверждает Тияна Крстич в своем чрезвычайно глубоком исследовании, именно производство и распространение многочисленных повествований об обращении в ислам в Османской империи способствовали формированию нескольких религиозных ортодоксальных взглядов, включая православие и ислам суннитского толка.
А некоторые готовы рискнуть. Гёте, например, неоднократно причисляли к первым немецким мусульманам, которые, возможно, отвергли чрезмерный упор Просвещения на рациональность. Предполагаемая мусульманская принадлежность русских Александра Пушкина и Михаила Лермонтова также является повторяющейся темой, хотя до сих пор писателям предоставлялась меньшая свобода действий, чем их немецким коллегам: увлечение Пушкина исламом приписывается женщинам, а Лермонтова — его предкам. По мере того, как русский язык постепенно становится исламским lingua franca на постсоветском пространстве, латентная мусульманская принадлежность русской классики может стать предметом дополнительного внимания. И как бы то ни было, чем более загадочна позиция писателя по отношению к исламу, тем лучше: вспомните двусмысленные заметки Льва Толстого о превосходстве ислама, которые подпитывали многочисленные интерпретации роли мусульман в формировании русской цивилизации и самой природы русскости.
Их мусульманский Восток интригует и очаровывает, но также предлагает убежище, силу, чтобы противостоять стремительно прогрессирующей модернизации и индустриализации европейских обществ. Такое «позитивное» изображение ислама характеризует эту религию как носителя ценностей и традиций, давно забытых на морально испорченном Западе. Но наряду с желанием вернуться в благополучное прошлое существуют и опасения быть вынужденным пересечь границу – после нежелательного брака или злополучного плена – в земли, из которых нет возврата.
Наверное, не зря Федор Достоевский в «Братья Карамазовы» несколько насмешливо отзывается о таком обычае: «Григорий пошел утром за покупками и услышал от лавочника Лукьянова рассказ о русском солдате, напечатанный в газете того дня. Этот солдат был взят в плен в какой-то отдаленной части Азии, и ему грозила немедленная мучительная смерть, если он не отречется от христианства и не последует исламу. Он отказался отречься от своей веры, был замучен, заживо содран кожу и умер, восхваляя и прославляя Христа. Григорий рассказал эту историю за столом. [Федор Павлович, прихлебывая коньяк и слушая рассказ], заметил, что надо бы из такого солдата сделать святого, а шкуру его в какой-нибудь монастырь отнести. «Это заставит людей стекаться и принесет деньги». Остаток старой традиции или изобретение новой, но отказ от обращения не служит ли основанием для нынешних попыток канонизировать солдат-мучеников более поздних войн — в Афганистане и Чечне.
Вполне вероятно, что многочисленные ограничительные законы, запрещавшие христианское вероотступничество (букв. «отказ от веры»), не позволяли принявшим ислам оставить компрометирующие следы; или такие артефакты были тщательно замаскированы самими новообращенными или властями. Тем не менее, эта задача также может быть чрезвычайно полезной, поскольку она обещает выявить невероятную текучесть между общинными аффилиациями, показывая неожиданные возможности согласования различных идентичностей, как это было в работе Агнес Кефели об обращении среди крашенов. При проведении такого исследования нам, возможно, также придется бросить вызов самой идее о том, что мусульманин всегда воспринимался как Другой. Хотя ислам и мусульманский Восток, несомненно, часто играли важную роль в построении оппозиций и определении «нас» через «их», несколько голосов также оспаривали эту дихотомию. Ведь в глазах славянофилов и евразийцев христиане-протестанты были иногда более далекими, чем «наши» мусульмане; в то время как некоторые мусульманские лидеры, такие как Исмаил Гаспринский, утверждали, что ислам отстаивает в основном те же ценности, что и православное христианство.