ГлавнаяРазноеИстория оттепель

Хрущёвская оттепель. История оттепель


Хрущевская оттепель — демонтаж сталинской системы • Arzamas

Как проводилась десталинизация и при чем тут Солженицын, Твардовский, Хуциев, иностранные студенты и бассейн «Москва»

Автор Мария Майофис

24 декабря 1953 года известный советский сатирик Александр Борисович Раскин написал эпиграмму. По цензурным соображениям она не могла быть опубликована, но очень быстро разошлась по московским литературным кругам:

Не день сегодня, а феерия! Ликует публика московская. Открылся ГУМ, закрылся Берия, И напечатана Чуковская.

Описанные здесь события одного дня нуждаются в расшифровке. Накануне, 23 декабря, был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян бывший всесильный глава НКВД — МГБ — МВД СССР Лаврентий Павлович Берия — информацию об этом советские газеты размещали 24 декабря даже не на пер­вой, а на второй или третьей полосе, да и то внизу, в подвале.

Непосредственно в этот день после реконструкции открылся Главный уни­версальный магазин, или ГУМ. Построенный еще в 1893 году и воплощавший лучшие достижения российской раннемодернистской архитектуры, в 1920-е ГУМ стал одним из сим­­­волов нэпа, а в 1930-м был надолго закрыт как торговая точка: в тече­ние более чем 20 лет там располагались помещения различных советских мини­стерств и ведомств. День 24 декабря 1953 года обозначил новый рубеж в исто­рии ГУМа: он снова стал общедоступным и широко посещаемым мага­зином.

И в этот же день на первой полосе «Литературной газеты», органа Союза писа­телей СССР, появилась статья критика, редактора и литературоведа Лидии Корнеевны Чуковской «О чувстве жизненной правды». Это была первая пуб­ликация Чуковской в этой газете с 1934 года. С конца войны советская печать и издательства вообще не баловали ее вниманием: дочь опального поэта Кор­нея Чуковского, в 1949-м она и сама попала под каток кампании по борьбе с космополитизмом. Ее обвинили в «незаслуженной и огульной критике» про­из­ведений советской детской литературы. Однако важно было не только то, что Чуковскую напечатали, но и то, что статья ее вновь резко полемизировала с господствующими течениями и центральными авторами советской детской литературы 1950-х.

Эпиграмма Александра Раскина отмечает важный хронологический рубеж — начало новой эпохи в политической и культурной истории Советского Союза. Эту эпоху позже назовут «оттепелью» (по заглавию одноименной повести Ильи Эренбурга, опубликованной в 1954 году). Но эта же эпиграмма размечает и ос­нов­ные направления развития советской культуры в первое десятилетие после смерти Сталина. Совпадение, хронологическое совмещение трех заме­ченных Раскиным событий было, по-видимому, неслучайным. И те руководи­тели Ком­мунистической партии, которые в этот момент были полномочны принимать решения, и самые чуткие представители культурной элиты, которые наблю­дали за развитием страны, очень остро ощущали глубокий политический, соци­альный и экономический кризис, в котором оказался Советский Союз к концу правления Сталина.

Никто из думающих людей, по-видимому, не поверил в обвинения, которые были предъявлены Лаврентию Берии на следствии и в суде: в лучших тради­циях процессов 1930-х годов его обвинили в шпионаже в пользу английской разведки. Однако арест и расстрел бывшего руководителя тайной полиции был воспринят совершенно однозначно — как устранение одного из главных источ­ников страха, который на протяжении десятилетий советские люди испыты­вали перед органами НКВД, и как конец всевластия этих органов.

Следующим шагом в установлении контроля партии над деятельностью КГБ стало распоря­жение о пересмотре дел руководителей и рядовых членов партии. Сперва этот пересмотр коснулся процессов конца 1940-х, а затем и репрессий 1937–1938 го­дов, которые уже много позже получили в западной историо­гра­фии название «Большой террор». Так готовилась доказательная и идеологиче­ская база для ра­з­облачения культа личности Сталина, которое Никита Хрущев произ­ведет под занавес ХХ съезда партии в феврале 1956 года. Уже начиная с лета 1954-го из лагерей начнут возвращаться первые реабилитированные. Мас­совая реабилитация жертв репрессий наберет силу по окончании ХХ съезда.

Освобождение сотен тысяч заключенных дало новые надежды самым разным людям. Даже Анна Ахматова тогда говорила: «Я — хрущевка». Однако полити­ческий режим, несмотря на заметное смягчение, по-прежнему оставался ре­прес­сивным. После смерти Сталина и еще до начала массового освобождения из лагерей по ГУЛАГу прокатилась волна восстаний: люди устали ждать. Эти вос­стания были утоплены в крови: в Кенгирском лагере, например, против заключенных были выдвинуты танки.

Через восемь месяцев после XX съезда партии, 4 ноября 1956 года, советские войска вторглись в Венгрию, где ранее началось восстание против советского контроля над страной и было сформировано новое, революционное прави­тельство Имре Надя. В ходе военной операции погибло 669 советских солдат и более двух с половиной тысяч граждан Венгрии, больше половины из них — рабочие, участники добровольческих отрядов сопротивления.

С 1954 года в СССР прекратились массовые аресты, но отдельных людей по-преж­нему сажали по политическим обвинениям, особенно много — в 1957 го­ду, после венгерских событий. В 1962 году силами внутренних войск были подавлены массовые — но мирные — протесты рабочих в Ново­черкасске.

Открытие ГУМа было знаменательно как минимум в двух отношениях: совет­ская экономика и культура повернулись лицом к простому человеку, в гораздо большей степени ориентируясь на его нужды и запросы. Кроме того, новые функции и значения приобрели публичные городские пространства: так, в 1955 году для посещения и экскурсий был открыт Московский Кремль, а на месте снесенного храма Христа Спасителя и так и не достроенного Дворца Советов в 1958 году стали строить не памятник или государственное учрежде­ние, но общедоступный открытый бассейн «Москва». Уже в 1954 году в круп­ных городах начинают открываться новые кафе и рестораны; в Москве, непо­далеку от здания НКВД — МГБ — КГБ на Лубянке, появляется первое кафе-авто­мат, где любой посетитель, опустив монету, мог, минуя продавца, полу­чить напиток или закуску. Сходным образом преобразовали и так называемые пром­товарные магазины, обеспечив прямой контакт покупателя с товаром. В 1955 году Центральный универсальный магазин в Москве открыл для поку­пателей доступ в торговые залы, где товары были развешаны и размещены в непо­сред­ственной досягаемости: их можно было снять с полки или с ве­шалки, рас­смотреть, пощупать.

Одним из новых «пространств публичности» стал Политехнический музей — сотни людей, особенно молодых, собирались там на вечера и специально организованные дискуссии. Открывались новые кафе (их называли «молодеж­ными»), там проходили поэтические чтения и небольшие художественные выставки. Именно в это время в Советском Союзе появились джаз-клубы. В 1958 году в Москве был открыт памятник Владимиру Маяковскому, и возле него по вечерам начались открытые поэтические чтения, а вокруг чтений моментально завязывались дискуссии по политическим и культурным про­блемам, которые никогда не обсуждались раньше в СМИ.

Последняя стро­ка эпиграмы Раскина — «И напечатана Чуковская» — нуждается в дополнительном комментарии. Разумеется, Лидия Чуковская была не един­ственным автором, получившим в 1953–1956 годах возможность печата­ться в СССР после длительного перерыва. В 1956-м — начале 1957 года в свет вышли два тома альманаха «Литературная Москва», подготовленного москов­скими писателями; инициатором и мотором издания был прозаик и поэт Эммануил Казакевич. В этом альманахе увидели свет первые после более чем десяти­лет­него перерыва стихи Анны Ахматовой. Здесь же обрела голос и право на суще­ст­вование в советской культуре Марина Цветаева. Ее подборка появилась в аль­ма­нахе с предисловием Ильи Эренбурга. В том же 1956 году выходит пер­вая после расправ 1946 и 1954 годов книга Михаила Зощенко. В 1958 году после длительных дискуссий в ЦК на экраны выпустили запрещен­ную к показу в 1946-м вторую серию фильма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный».

Начинается возвращение в культуру не только тех авторов, которым был запрещен доступ в печать, на сцену, в выставочные залы, но и тех, кто умер в ГУЛАГе или был расстрелян. После юридической реабилитации в 1955 году разрешенной к упоминанию, а затем и все более авторитетной становится фи­гура Всеволода Мейерхольда. В 1957 году впервые после более чем 20-лет­него перерыва в советской печати появляются прозаические произведения Артема Веселого и Исаака Бабеля. Но, пожалуй, самое важное изменение свя­зано не столько с возвращением запрещенных прежде имен, сколько с возмож­но­стью обсуждать темы, которые раньше были нежелательны или вовсе табу­ированы.

Термин «оттепель» появился почти одновременно с тем, как началась сама эпоха, которую стали обозначать этим словом. Он широко использовался современниками и функционирует до сих пор. Этот термин был метафорой наступления весны после долгих политических заморозков, а значит, обещал и скорый приход жаркого лета, то есть свободы. Но сама идея смены времен года указывала на то, что для тех, кто использовал этот термин, новый пери­од — лишь короткая фаза в циклическом движении российской и совет­ской истории и на смену «оттепели» рано или поздно придут «заморозки».

Ограниченность и неудобство термина «оттепель» связаны с тем, что он заве­домо провоцирует на поиски других, аналогичных «оттепельных» эпох. Соот­ветственно, он заставляет искать и многочисленные аналогии между различ­ными периодами либерализации — и, наоборот, не дает возможности увидеть сходства между периодами, которые традиционно кажутся полярно противо­положными: например, между оттепелью и застоем. Не менее важно и то, что термин «оттепель» не дает возможности говорить о разноплановости, неодно­значности самой этой эпохи, как и последующих «заморозков».

Много позже в западной историографии и политологии был предложен термин «десталинизация» (по-видимому, по аналогии с термином «денацификация», использовавшимся для обозначения политики союзных держав в западных секторах послевоенной Германии, а затем и в ФРГ). С его помощью, как пред­ставляется, можно описать некоторые процессы в культуре 1953–1964 годов (от смерти Сталина до отставки Хрущева). Эти процессы плохо или неточно фикси­руются с помощью понятий, которые стоят за метафорой «оттепель».

Самое первое и узкое понимание процесса десталинизации описывается с помощью бытовавшего в 1950–60-е годы выражения «борьба с культом лично­сти». Само по себе словосочетание «культ личности» пришло из 1930-х: с его помо­щью руководители партии и лично Сталин критиковали декадент­ские и ниц­ше­анские увлечения начала века и апофатически (то есть с помощью отрица­ний) описывали демократический, недиктаторский характер советской верхов­ной власти. Однако уже на следующий день после похорон Сталина председа­тель Совета министров СССР Георгий Маленков говорил о необходи­мости «прекратить политику культа личности» — он имел в виду отнюдь не ка­пи­тали­стические страны, а сам СССР. К февралю 1956 года, когда на ХХ съезде КПСС Хрущев произнес свой знаменитый доклад «О культе личности и его по­след­ствиях», термин получил совершенно отчетливое смысловое наполне­ние: под «культом личности» стали понимать политику единовласт­ного, жесто­кого руководства Сталиным партией и страной с середины 1930-х годов и до са­мой его смерти.

После февраля 1956 года в соответствии с лозунгом «борьба с культом лично­сти» имя Сталина стало вычеркиваться из стихотворений и песен, а его изобра­жения — замазываться на фотографиях и картинах. Так, в знаменитой песне на стихи Павла Шубина «Волховская застольная» строчку «Выпьем за родину, выпьем за Сталина» заменили на «Выпьем за родину нашу привольную», а в песне на слова Виктора Гусева «Марш артиллеристов» еще в 1954 году вместо «Артиллеристы, Сталин дал приказ!» стали петь «Артиллеристы, сроч­ный дан приказ!». В 1955 году один из главных столпов соцреализма в живо­писи Владимир Серов пишет новый вариант картины «В. И. Ленин провозгла­шает советскую власть». В новой версии хрестоматийного полотна позади Ленина виднелся не Сталин, а «представители трудового народа».

В конце 1950-х — начале 1960-х были переименованы города и поселки, названные в честь Сталина, его имя было изъято из названий заводов и кораблей, а вместо Сталинской премии, ликвидированной в 1954 году, в 1956-м была учреждена Ленинская премия. Осенью 1961 года набальза­ми­рованный труп Сталина был вынесен из Мавзолея на Красной площади и за­хоронен у кремлевской стены. Все эти меры принимались в той же логике, в какой в 1930–40-е го­ды уничтожались изображения и упоминания рас­стрелянных «врагов народа».

По мнению Хрущева, культ личности Сталина проявлялся в том, что он не мог и не умел действовать на своих оппонентов с помощью убеждения, и поэтому ему постоянно требовалось прибегать к репрессиям и насилию. Культ лично­сти, по мнению Хрущева, выражался и в том, что Сталин был неспособен выслушивать и воспринимать любую, даже самую конструктивную критику, поэтому ни члены Политбюро, ни тем более рядовые члены партии не могли оказывать существенного влияния на принимавшиеся политические решения. Наконец, как полагал Хрущев, последнее и самое заметное для постороннего глаза проявление культа личности состояло в том, что Сталин любил и поощ­рял преувеличенные и неуместные восхваления в свой адрес. Они находили вы­ражение в публичных речах, газетных статьях, песнях, романах и кинофиль­мах и, наконец, в бытовом поведении людей, для которых любое застолье должно было сопровождаться обязательным тостом в честь вождя. Хрущев обвинил Сталина в уничтожении старых кадров партии и попрании идеалов революции 1917 года, а также в серьезных стратегических ошибках во время планирования операций в период Великой Отечественной войны. За всеми этими обвине­ни­ями Хрущева стояла идея предельного антигуманизма Сталина и, соответст­венно, отождествления попранных им революционных идеалов с идеалами гуманистическими.

Хотя закрытый доклад на XX съезде не был публично обнародован в СССР до конца 1980-х годов, все эти линии критики подспудно размечали проблем­ные поля, которые могли начать разрабатываться в культуре под эгидой борьбы с культом личности Сталина.

Одной из ключевых тем советского искусства второй половины 1950-х стала критика бюрократических методов руководства, бездушия чиновников по от­но­шению к гражданам, чиновничьего хамства, круговой поруки и фор­мализма при решении проблем обычных людей. Бичевать эти пороки было принято и прежде, но они неизменно должны были описы­ваться как «от­дель­ные недо­статки». Теперь искоренение бюрократизма должно было пред­ставать как часть демонтажа сталинской системы управления, прямо на глазах чита­теля или зрителя уходящей в прошлое. Два самых известных произведения 1956 го­да, сфокусированных именно на таком типе критики, — роман Вла­ди­мира Ду­динцева «Не хлебом единым» (об изобретателе, который в одиноч­ку проти­во­стоит сговору директора завода и министерских чиновников) и фильм Эль­дара Рязанова «Карнаваль­ная ночь» (где новаторски настроенная молодежь раз­­вен­чивает и осмеивает самоуверенного директора местного Дома культуры).

Хрущев и его сподвижники постоянно говорили о «возвращении к ленинским нормам». Насколько можно судить, во всех разоблачениях Сталина — и на ХХ, и на ХХII съезде КПСС — Хрущев стремился сохранить представление о Боль­шом терроре как о репрессиях прежде всего против «честных коммунистов» и «старой ленинской гвардии». Но даже и без этих лозунгов многие советские художники были, по-видимому, вполне искренне убеждены в том, что без воз­рождения революционных идеалов и без романтизации первых порево­люцион­ных лет и Гражданской войны совершенно невозможно будет по­строить буду­щее коммунистическое общество.

Возрожденный культ револю­ции вызвал к жизни целую серию произведений о первых годах существования Советского государства: фильм Юлия Райзмана «Коммунист» (1957), художест­венный трип­тих Гелия Коржева «Коммунисты» (1957–1960) и другие опусы. Однако многие поняли призывы Хрущева бук­вально и говорили о революции и Граж­данской войне как о событиях, проис­ходящих здесь и сейчас, в которых сами они, люди второй половины 1950-х — начала 1960-х, непосредственно прини­мают участие. Самый характерный пример такого рода буквальной интерпре­та­ции — знаменитая песня Булата Окуджавы «Сентиментальный марш» (1957), где лирический герой, совре­менный молодой человек, видит для себя единственный вариант завершения жизненного пути — гибель «на той един­ственной Гражданской», в окружении «комиссаров в пыльных шлемах». Речь, конечно, шла не о повторении Граж­дан­ской войны в современном ему СССР, но о том, что герой 1960-х может параллельно жить в двух эпохах, причем более давняя была для него и более подлинной и ценной.

Аналогичным образом устроен фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича» (1961–1964). Он считается едва ли не главной кинокартиной оттепели. Ее полная режиссерская версия, восстановленная после цензурных вмеша­тельств в конце 1980-х, открывается и закрывается символическими сценами: в начале трое солдат военного патруля, одетых в форму конца 1910-х — начала 1920-х годов, проходят по улицам ночной предрассветной Москвы под музыку «Интернационала», а в финале точно так же по Москве идут солдаты Великой Отечественной, и их проход сменяется демонстрацией караула (тоже состоя­щего из трех человек) у Мавзолея Ленина. Никаких сюжетных пересечений с основным действием фильма у этих эпизодов нет. Однако они сразу задают очень важное измерение этого киноповествования: события, происходящие в СССР 1960-х годов с тремя молодыми людьми, едва достигшими двадца­ти лет, прямо и непосредственно связаны с событиями революции и Граждан­ской войны, поскольку революция и Гражданская война для этих героев — важ­ный ценностный ориентир. Характерно, что караульных в кадре сто­лько же, сколько и центральных персонажей, — трое.

Само название фильма говорит о той же ориентации на эпоху революции и Гражданской войны, на фигуру Ленина как основоположника Советского государства. В этом пункте и произо­шло расхождение между режиссером фильма Марленом Хуциевым и Никитой Хрущевым, который запретил выпу­скать на эк­раны «Заставу Ильича» в ее пер­во­начальном виде: для Хрущева молодой сомне­вающийся герой, который пытается найти смысл жизни и ответить на главные для себя вопросы, недо­стоин того, чтобы считаться наслед­ником революцион­ных иде­алов и охранять «Заставу Ильича». Поэтому в пере­монти­рованной версии кар­тину пришлось назвать «Мне двадцать лет». Для Ху­ци­ева же, напро­тив, то, что революция и «Интернационал» остаются для героя вы­сокими идеалами, слу­жит оправданием его душевных метаний, а также смены деву­шек, профессий и дружеских компаний. Не случайно в одном из клю­чевых эпизодов фильма Хуциева аудитория поэтического вечера в По­литехническом музее в полном составе подпевает Окуджаве, исполняющему финал того самого «Сенти­мен­тального марша».

Как еще советское искусство реагировало на призывы к борьбе с культом лич­ности? Начиная с 1956 года стало возможным прямо говорить о репрессиях и о трагедии людей, невинно брошенных в лагеря. Во второй половине 1950-х еще не разрешалось упоминать о людях физически уничтоженных (да и в более поздние времена в советской печати обычно использовали эвфемизмы вроде «был репрессирован и погиб», а не «был расстрелян»). Нельзя было и обсу­ждать масштабы государственного террора 1930-х — начала 1950-х годов, а на сообщения о бессудных арестах более раннего — «ленинского» — времени вообще было наложено цензурное табу. Поэтому до начала 1960-х почти един­ственный возможный путь изображения репрессий в художественном произве­дении — это появление героя, возвращающегося или вернувшегося из лагерей. Кажется, едва ли не первый такой персонаж в подцензурной литературе — ге­рой стихотворения Александра Твардовского «Друг детства»: текст был напи­сан в 1954–1955 годах, опубликован в первом выпуске «Лите­ратурной Москвы» и включен впоследствии в поэму «За далью — даль».

Табу на изобра­жение собственно лагерей было снято, когда в 11-м номере жур­нала «Новый мир» за 1962 год по прямой санкции Никиты Хрущева был опуб­ли­­кован рассказ Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» — о типичном дне одного заключенного в ГУЛАГе. В течение следующего года этот текст перепеча­ты­вался еще дважды. Однако уже в 1971–1972 годах все из­дания этого рассказа изымались из библиотек и уничтожались, его даже выры­вали из номеров жур­нала «Новый мир», а имя автора в оглавлении зама­зывали чернилами.

Люди, возвращавшиеся тогда из лагерей, испытывали большие проблемы с социальной адаптацией, поиском жилья и работы. Даже после официальной реабилитации для большинства их коллег и соседей они оставались лицами сомнительными и подозрительными — уже только потому, например, что про­шли через систему лагерей. Эта проблематика очень точно отражена в песне Александра Галича «Облака» (1962). Песня распространялась только в неофи­циальных магнитофонных записях. Ее главный герой, чудом выживший после двадцати лет заключения, патетически завершает свой монолог высказыва­нием о «половине страны», утоляющей, как и он сам, «в кабаках» тоску по навсегда потерянным годам жизни. Однако не упоминает о погибших — они появятся у Галича позже, в поэме «Размышления о бегунах на длинные дистанции» (1966–1969). Даже в «Одном дне» Солженицына гибель людей в лагерях и Большой террор почти не упоминаются. Произведения авторов, которые тогда, в конце 1950-х, гово­рили о бессудных казнях и о реальных масштабах смертности в ГУЛАГе (таких, например, как Варлам Шаламов или Георгий Демидов), не могли быть опублико­ваны в СССР ни под каким видом.

Другая возможная и действительно существовавшая в ту пору интерпретация «борьбы с культом личности» не фокусировалась уже персонально на Сталине, но предполагала осуждение любого рода вождизма, единоначалия, утвержде­ния главенства одного исторического деятеля над другими. Выражению «культ личности» был противопоставлен во второй половине 1950-х — начале 1960-х термин «коллективное руководство». Он задавал и ту идеальную модель поли­тической системы, которая была якобы создана и завещана Лениным, а затем грубо разрушена Сталиным, и тот тип управления, который, как предполага­лось, был воссоздан сперва в триумвирате Берии, Маленкова и Хрущева, а затем в сотрудничестве Хрущева и Президиума ЦК партии (и ЦК в целом). Коллек­тив­ность и коллегиальность требовалось демонстрировать в ту пору на всех уров­нях. Не случайно одним из центральных идеологических мани­фестов се­редины и конца 1950-х становится «Педагогическая поэма» Мака­ренко, экра­ни­зи­ро­ванная в 1955 году Алексеем Маслюковым и Мечиславой Маевской: и ро­ман Макаренко, и фильм представляли утопию самоуправляю­щегося и самодисциплинирующегося коллектива.

Однако у термина «десталинизация» может быть и более широкая трактовка, которая позволяет связать воедино самые разные аспекты социальной, поли­тической и культурной действительности первого десятилетия после смерти Сталина. Никита Хрущев, политическая воля и решения которого во многом определяли жизнь страны в 1955–1964 годах, видел десталинизацию не только как критику Сталина и прекращение массовых политических репрес­сий, он пы­тался переформулировать советский проект и советскую идеологию в целом. В его понимании на место борьбы с внутренними и внешними вра­гами, на ме­сто прину­ждения и страха должны были прийти искренний энтузиазм совет­ских граждан, их добровольные самоотдача и самопожертвование в построении коммунистического общества. Вражда с внешним миром и постоянная готов­ность к военным конфликтам должны были смениться заинтересованностью в обыденной жизни и в дости­жениях других стран и даже иногда — увлека­тель­ным соревнованием с «капи­та­листами». Утопия «мирного сосуще­ство­ва­ния» то и дело нарушалась в это десятилетие разного рода внешне­полити­че­скими конфликтами, где Советский Союз зачастую прибегал к крайним, порой насиль­ственным мерам. Установки Хрущева самым откро­венным образом нару­шались по его же инициативе, однако на уровне куль­турной политики в этом отношении было гораздо больше последовательности.

Уже в 1953–1955 годах интенсифицируются международные культурные кон­такты. Например, в конце 1953 года (тогда же, когда «открылся ГУМ, закрылся Берия») в Москве проходят выставки современных художников Индии и Фин­ляндии и вновь открывается постоянная экспозиция Музея изобразительных искусств имени Пушкина (с 1949 года музей был оккупирован выставкой подар­ков «товарищу Сталину к его 70-летию»). В 1955 году в том же музее проходит выставка шедев­ров европейской живописи из Дрезденской галереи — перед возвращением этих произведений в ГДР. В 1956 году в Пушкинском (а позже — в Эрмитаже) была орга­низована экспозиция работ Пабло Пикассо, вызвавшая шок у посетителей: в основном они даже не знали о существовании подобного рода искусства. Наконец, в 1957 году Москва принимала гостей Все­мир­ного фести­валя моло­дежи и студентов — фестиваль также сопровождался многочисленными экспозициями зарубежного искусства.

Установка на массовый энтузиазм предполагала и поворот государства к массам. В 1955 году на одном из партийных заседаний Хрущев обращался к функцио­нерам:

«Народ говорит нам: „Мясо будет или нет? Молоко будет или нет? Штаны хорошие будут?“ Это, конечно, не идеология. Но нельзя же, чтобы все имели правильную идеологию, а без штанов ходили!» 

31 июля 1956 года в новом московском районе Черемушки было начато стро­ительство первой серии пятиэтажных домов без лифтов. Их основой были железо­бетонные конструкции, изготовленные по новой, удешевленной техно­логии. Построенные из этих конструкций дома, позже прозванные «хрущев­ками», появились во многих городах СССР взамен деревянных бараков, в кото­рых до этого жили рабочие. Были увеличены тиражи периодики, хотя журна­лов и газет по-прежнему не хватало — из-за дефицита бумаги и из-за того, что под­писка на литературные издания, где обсуждались острые темы, лимитиро­валась искусственно по указаниям из ЦК.

Идеологи требовали уделять в искусстве больше внимания «простому чело­веку» — в противовес помпезным фильмам позднесталинской эпохи. Пока­за­тельным примером воплощения новой эстетической идеологии является рассказ Михаила Шолохова «Судьба человека» (1956). Шолохов — автор очень чуткий к меняющейся конъюнктуре. Его герой, шофер Андрей Соколов, сам расска­зывает, как чудом выжил в нацистском плену, а вся его семья погибла. Он слу­чайно подбирает маленького мальчика-сироту и растит его, говоря ему, что он и есть его отец.

По уверениям самого Шолохова, с прототипом Соколова он познакомился еще в 1946 году. Однако выбор персонажа — заурядного вроде бы шофера с отча­янно-мрачной жизненной историей — был показателен именно для оттепель­ной эпохи. В это время радикально меняется изображение войны. Поскольку за Сталиным были признаны серьезные ошибки в руководстве Советской ар­мией, особенно на начальном этапе войны, после 1956 года стало возможным изображать войну как трагедию и говорить не только о победах, но и о пора­жениях, о том, как страдали от этих ошибок «простые люди», о том, что потери от войны не могут быть ни вполне исцелены, ни компенсированы победой. В этом ракурсе изображала войну, например, пьеса Виктора Розова «Вечно жи­вые», написанная еще в 1943 году и поставленная (в новой редакции) в мос­ков­ском театре «Современник» весной 1956 года, — собственно, премьера этого спектакля и стала первым представлением нового театра. Вскоре по этой пьесе был снят еще один ключевой фильм оттепели — «Летят журавли» Михаила Калатозова.

Функционеры ЦК и руководители творческих союзов поощряли художников обращаться к образам «простого человека», чтобы развить в обществе чув­ство коллективной солидарности и стремление к бескорыстному жерт­венному труду. Эта довольно четкая задача и обозначила пределы дестали­низации в изображении человеческой психологии, отношений человека и общества. Если те или иные сюжеты вызывали не подъем энтузиазма, а рефлексию, скепсис или сомнения, такие произведения запрещались или подвергались критическому разгрому. Недостаточно «простая» и «демокра­тическая» сти­листика тоже легко попадала под запрет как «формалистическая» и «чуж­дая советскому зрителю» — и возбуждающая ненужные дискуссии. Еще менее допустимыми для властей и для художественных элит были сомнения в спра­ведливости и правильности советского проекта, в оправданности жертв кол­лективизации и индустриализации, в адекватности марксистских догм. Поэтому вышедший в Италии в 1957 году роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго», где все эти идеологические постулаты были поставлены под сомне­ние, вызвал возмущение не только у Хрущева, но и у целого ряда советских номенклатурных писателей — например, у Константина Федина.

Существовала, по-видимому, целая когорта руководящих работников и пред­ставителей творческой интеллигенции, которые придерживались того же, что и Хрущев, взгляда на миссию искусства и настроения, которые в принципе могли быть в нем выражены. Характерный пример такого миро­воззрения — эпизод из воспоминаний композитора Николая Каретникова. Осенью 1955 года Каретников пришел домой к известному дирижеру Алек­сандру Гауку, чтобы обсудить свою новую Вторую симфонию. Центральную часть симфонии со­став­лял длинный траурный марш. Прослушав эту часть, Гаук задал Каретни­кову серию вопросов:

«— Тебе сколько лет?      — Двадцать шесть, Александр Васильевич.      Пауза.      — Ты комсомолец?      — Да, я комсорг Московского союза композиторов.      — У тебя родители живы?      — Слава богу, Александр Васильевич, живы.      Без паузы.      — У тебя, говорят, жена красивая?      — Это правда, очень.      Пауза.      — Ты здоров?      — Бог миловал, вроде здоров.      Пауза.      Высоким и напряженным голосом:      — Ты сыт, обут, одет?      — Да все вроде бы в порядке…      Почти кричит:      — Так какого же черта ты хоронишь?!      <…>      — А право на трагедию?      — Нет у тебя такого права!»

Расшифровать последнюю реплику Гаука можно только одним-единственным образом: Каретников не был фронтовиком, никто из его семьи не погиб во вре­мя войны, а значит, в своей музыке молодой композитор обязан был демон­стри­ровать воодушевление и жизнерадостность. «Право на трагедию» в совет­ской культуре было столь же строго дозировано и нормировано, как дефицит­ные продукты и промтовары.

arzamas.academy

Оттепель (1953-1964) | История в МИРЭА вики

Период Оттепели, а точнее центральное событие этого периода — ХХ съезд партии, делит советскую эпоху пополам. Партия отказывается от репрессий и других характерных черт сталинского режима и идет на некоторую либерализацию жизни в СССР.

    ХрущевПравить

    Подробнее см.: Хрущев Никита

    После смерти Сталина, как и после смерти Ленина в 1924 году, партия перешла к коллективному руководству. Ключевые роли играли относительно молодые сталинские сподвижники — Лаврентий Берия, Никита Хрущев и Георгий Маленков.

    Н.С. Хрущев. 1956

    Берия, как глава карательных органов, представлял наибольшую опасность, поэтому остальные претенденты на власть объединились против него. Им удалось сбросить своего противника с властного олимпа в том же 1953 году. 26 июня Берия был арестован и объявлен шпионом и террористом. После недолгого суда он был казнен. Основная борьба развернулась между главой правительства Маленковым и 1-м секретарем партии Хрущевым. В 1955 году Хрущеву удалось отодвинуть Маленкова на малозначащий пост, что означало фактическую победу во внутрипартийной борьбе. Окончательно собрать власть в свои руки Хрущеву удалось к 1958 году.

    Хрущев был сталинским выдвиженцем. Он был сыном крестьянина, не получившим систематического образования, и едва ли мог стать главой советского государства, если бы не головокружительные возможности карьерного роста в эпоху Сталина. В отличие от других людей сталинского круга, Хрущев был общительным, снисходительным и умел привлечь к себе симпатии нижестоящих членов партии, которые и стали его опорой в борьбе за власть.

    Став руководителем Советского Союза, Хрущев старался быть не таким, как Сталин. Он отказался от звания генерального секретаря. Его должность называлась «первый секретарь», что как бы подчеркивало его положение primus inter pares («первого среди равных»). Стали вновь регулярно собираться Политбюро (в это время оно носило название Президиум) и центральный комитет.

    Хрущев, в отличие от Сталина, не претендовал на лавры теоретика марксизма-ленинизма, подчеркивая, что он практик. Он хотел знать страну и народ, поддерживать непосредственный контакт с людьми, и постоянно бывал на заводах и в колхозах. Для него важно было доказать, что он не оторван от действительности — этот упрек он бросал Сталину. Хрущеву было тяжело письменно теоретизировать, поэтому речи для него составляли другие люди. Зато, обладая ярким и импульсивным характером, он нередко отступал от текста и выдавал эмоциональные импровизации, производившие большое впечатление.

    ДесталинизацияПравить

    Буквально через считанные недели после смерти Сталина его преемники приняли ряд ключевых решений по демонтажу сталинской системы. Никто не собирался продолжать сталинскую политику.

    Дело врачей было приостановлено, что ясно указывало на фальсификацию обвинений. Началось расследование деятельности органов госбезопасности. В газетах утихла антисемитская кампания. Известие о смерти Сталина вызвало волнения в лагерях, часть которых пришлось подавлять с привлечением армии. Началась ликвидация громоздкой и затратной системы лагерей. В 1954 году состоялась амнистия политических заключенных. К моменту смерти Сталина в тюрьмах и лагерях содержалось 5,5 млн человек. Процесс их реабилитации растянулся до конца 1950-х годов.

    Специальная комиссия проводила расследование деятельности органов безопасности. Результаты ее деятельности произвели большое впечатление на руководство. Даже среди сталинского окружения никто не представлял истинных масштабов и методов репрессий. Теперь эти факты раскрывались перед глазами. Хрущев предложил Президиуму обсудить недавнее темное прошлое партии на ближайшем съезде. На предновогоднем 1955 года заседании Президиума он заявил: «Сталин [был] предан делу социализма, но все [делал] варварскими способами. Он партию уничтожил. Не марксист он. Все святое стер, что есть в человеке. Все своим капризам подчинил».

    ХХ съездПравить

    В феврале 1956 года прошел ХХ съезд — которому суждено было стать центральным событием Оттепели и своеобразным водоразделом истории Советского государства. На последнем заседании съезда 25 февраля 1956 года Хрущев выступил с докладом «О культе личности».

    ХХ съезд. 1956

    Основная мысль секретного доклада Хрущева заключалась в том, что Сталин отошел от ленинского понимания лидерства. Он стал присваивать себе все достижения партии и советской страны, и вокруг него был создан культ личности. Хрущев указывал на ошибки Сталина. Во-первых, он провел чистки в партии, в результате которых по ложным обвинениям были уничтожены многие добросовестные члены партии. Во-вторых, Сталин пытался уничтожить несуществовавших в действительности врагов в правительственных органах и армии, что нанесло ущерб этим органам. В-третьих, Сталин совершил ряд ошибок в ходе Великой Отечественной войны, главная из которых заключалась в том, что он не верил докладам разведки о нападении немцев в 1941 году. В-четвертых, Сталин совершил преступления в отношении некоторых национальностей. В-пятых, он испортил отношения с Югославией. В-шестых, Сталин слишком доверял негодяям, вроде Берии.

    Историк Александр Даниэль называет произошедшее на ХХ съезде «идеологическим землетрясением». Многие члены партии и простые граждане продолжали верить в существование «врагов народа» и в непогрешимость Сталина. Теперь же впервые заявлялось о том, что репрессированные не виновны, а Сталин совершал ошибки. Поскольку это было сказано с трибуны съезда, от этого нельзя было просто так отмахнуться. Шок был до того сильным, что многим делегатам съезда стало плохо во время чтения доклада.

    Весть об экстраординарных событиях на ХХ съезде постепенно распространялась по стране. Хрущев настоял на том, чтобы с докладом были ознакомлены партийный и комсомольский актив. Летом 1956 года доклад был напечатан в New York Times. Простые советские граждане постепенно узнали из советских газет основные положения доклада, однако сам доклад был опубликован в СССР только в 1989 году.

    Последствия ХХ съездаПравить

    ЦК собирал информацию о реакции на доклад, и вряд ли эта информация успокоила руководство партии.

    Вся конструкция советской идеологии к началу 1950-х годов строилась на личности Сталина. С осуждением культа личности идеология обрушивалась и ее предстояло выстраивать заново. Большинство людей встретило это «идеологическое землетрясение» с недоумением и непониманием. При чтении доклада на партсобраниях доклад иногда подвергался критике, и руководство партийных ячеек не понимало, как им следует реагировать.

    Большинство населения встретило доклад в растерянности, однако быстро сформировалось два полярных меньшинства. Некоторые люди стремились защитить Сталина и считали ХХ съезд идеологической диверсией. Другие шли в критике культа личности дальше, чем это было желательно для Хрущева, и требовали полного отречения от прошлого. Таким образом, наряду с пассивным большинством образовались группы меньшинства — сталинисты и антисталинисты. В советском обществе начался раскол по отношению к собственному прошлому.

    Ропот в партии, сталинистский и антисталинистский, был относительно легко подавлен. Некоторые члены партии были исключены из ее рядов. Труднее было справиться с реакцией простого населения. Недовольство докладом проявилось на родине Сталина в Грузии. В ходе несанкционированного просталинского митинга в Тбилиси в годовщину смерти вождя 5 марта 1956 года по толпе было применено оружие и несколько десятков человек погибло. Антисталинские настроения также выходили из-под контроля. Многие люди восприняли осуждение культа личности как повод для большей демократизации в жизни общества. Были зафиксированы случаи уничтожения портретов и бюстов «вождя», требования убрать его тело из мавзолея, переименовать все то, что названо в его честь. Десталинизация грозила выйти из-под контроля и ослабить власть партии. 19 декабря 1956 года ЦК направил в партийные организации секретное письмо. Письмо объясняло, что «буржуазные элементы» стремятся использовать доклад Хрущева в своих целях, чтобы подорвать борьбу с культом личности. Чтобы снять напряженность, вызванную докладом, партия объявила о принятии программы улучшения сельскохозяйственного производства, расширении жилищного строительства и других социально ориентированных мер.

    Низвергнутая статуя Сталина в Венгрии. 1956

    ХХ съезд вызвал раскол не только в советском обществе, но и в мировом коммунистическом движении. Большинство коммунистических стран управлялось по сталинской модели, а их лидеры объявляли себя учениками Сталина и выстраивали собственный культ личности. Хрущевский доклад угрожал их власти. Резко негативно на осуждение Сталина отреагировали коммунистические партии Северной Кореи, Албании и Румынии. Однако гораздо важнее было то, что доклад Хрущева не был принят Китаем. С 1956 года начало нарастать напряжение между двумя самыми мощными коммунистическими державами. Это приведет к полному разрыву отношений между СССР и Китаем.

    Как и в СССР, в странах Восточной Европы воспряли духом те, кто надеялся на перемены. В 1956 году в Польше прошли серьезные волнения с требованиями улучшить положение польских рабочих. В Венгрии схожие волнения в том же году спровоцировали настоящее восстание, которое было подавлено силами Советской армии. Хотя оба выступления были подавлены, в Венгрии и Польше был установлен довольно мягкий социалистический режим, и коммунистические партии этих стран четче стояли на антисталинистских позициях.

    С учетом столь тяжелых последствий, неизбежен вопрос, зачем Хрущеву понадобилось осуждать своего предшественника. Безусловно мотив борьбы за власть, которая еще не окончательно была в его руках, играл важную роль. Доклад о культе личности дискредитировал старую сталинскую гвардию — Молотова, Кагановича и Ворошилова — которые оставались влиятельными людьми в партии. Главный соперник Хрущева, Маленков, также был сильно замешан в репрессиях. Сам Хрущев не попадал под удар, поскольку его участие в репрессиях было минимальным. Историки не исключают, что он уничтожил компрометирующие его документы.

    Осуждение репрессий как метода руководства было нужно и самой партии. Ее члены нуждались в стабилизации своего положения и гарантиях личной неприкосновенности.

    Однако взгляд на личность Хрущева не позволяет представить ХХ съезд, только как этап в борьбе за власть. Существует много свидетельств того, что первый секретарь воспринимал борьбу с тенью Сталина как личное дело. В ходе репрессий пострадали некоторые близкие Хрущева, а с теми, кто прошел лагеря и выжил, он много общался накануне ХХ съезда. Скорее всего, Хрущев верил, что осуждение прошлого необходимо для дальнейшего развития партии и страны.

    Оттепель в культурной жизниПравить

    Подробнее: Культура Оттепели

    Смягчение идеологического контроля партии над обществом было главным последствием ХХ съезда. Творческая и научная интеллигенция освобождалась от оков, что предопределило расцвет культурной жизни в СССР 1950-1960-х годов, который поэтически сравнивают с наступлением оттепели после долгой зимы.

    Участники фестиваля молодежи посещают ВДНХ. 1957

    Помимо облегчения идеологического давления большую роль в культурном подъеме сыграло возобновление контактов с Западом. В 1955 году иностранным туристам было позволено совершать поездки в СССР, а советским гражданам — за рубеж. Хотя и то, и другое было обставлено многими формальностями и ограничениями, культурный обмен заметно оживился. В конце 1950-х годов прошла целая серия важнейших событий, приоткрывших советскому человеку мир западной культуры. В 1956 году в Москве с большим успехом прошла выставка работ Пабло Пикассо. Настоящим символом Оттепели стал фестиваль молодежи в Москве, в следующем 1957 году. На фестиваль приехало около 30 000 молодых людей из разных стран. Общение советской и иностранной молодежи проходило в непринужденной атмосфере. Гости фестиваля активно знакомили советских сверстников со своей музыкой, модой и манерой поведения. В 1959 году в СССР прошла Американская выставка, которая произвела большое впечатление на 2,7 млн советских граждан, посетивших ее. Американские организаторы не скрывали того, что выставка призвана продемонстрировать преимущества американского образа жизни и капитализма в целом. Однако Хрущев не боялся сравнений Запада и Советского Союза.

    Смягчение цензуры позволило вновь напечатать в СССР многих запрещенных авторов, таких как Анна Ахматова и Сергей Есенин. Настоящим событием для поколения Оттепели стало знакомство с романом Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», изданного с купюрами в 1966-1967 годах, но и прежде доступного полностью в самиздате. Роман не только бичевал действительность 1930-х годов, но и знакомил советских людей с содержанием Библии. Активнее стали переводить зарубежных авторов, так что для молодого поколения советских людей образцами для подражания все чаще становились не герои Гражданской войны и первых пятилеток, а персонажи Эрнеста Хэмигнуэя, Джерома Сэлинджера и Эриха-Марии Ремарка.

    Литература, советская и зарубежная, стала играть огромную роль в жизни людей. Выход каждого номера таких толстых журналов, как «Новый мир» или «Юность», было настоящим событием. Огромную аудиторию собирали поэтические вечера, в том числе и спонтанные, устраиваемые у памятника Маяковскому в Москве.

    Оттепель сильно расширила рамки дозволенного для творческих людей, причем лед тронулся еще до ХХ съезда. Осенью 1953 года в «Новом мире» была опубликовала статья Владимира Померанцева «Об искренности в литературе», где заявлялось о благотворности существования разных писательских школ. Федор Абрамов в статье «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе» подверг критике привычку лакировать действительность в «образцовых» романах о деревне. Призыв «писать честно» был подхвачен другими авторами. В 1956 году Даниил Гранин опубликовал смелую повесть «Собственное мнение», поднимавшую проблему беспринципности и карьеризма чиновников. Венцом этого движения к открытию новых тем стало появление знаменитой повести Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича», в которой описывался быт в сталинском лагере. Повесть дозволил печатать лично Хрущев в 1962 году. Схожие процессы протекали в других сферах искусства. Казенный соцреализм постепенно уступал место другим направлениям. В архитектуре, живописи и скульптуре воскресали прерванные традиции советского авангарда. Поэзия и музыка отходили от «воспевания эпохи» к более лиричным и личностным темам. Менялось освещение войны в искусстве. «Героический подвиг народа» уступал место судьбе человека, попавшего в жернова истории. Бывшие фронтовики, ставшие писателями или кинорежиссерами, показывали война как трагедию. Беды русской деревни стали главной темой писателей-деревенщиков.

    Расширение рамок дозволенного теперь допускало существование в советском культурном поле не одного единственного направления, а нескольких. Советская интеллигенция медленно разделялась на более либеральный, «оттепельный» лагерь и более консервативный лагерь, связанный с патриотизмом, иногда — более советским, чем русским, иногда — наоборот.

    При Сталине рамки дозволенного были предельно узки, но зато ясны и отчетливы. При Хрущеве эта ясность терялась. Между абсолютно конъюнктурным и абсолютно антисоветским возникали «серые зоны», в которые устремляются барды, Булат Окуджава, а чуть позже и Владимир Высоцкий, театр на Таганке, поэты Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко, историки Сергей Аверинцев, Юрий Лотман и Арон Гуревич, участники квартирных выставок и простые читатели самиздата. Несомненно, контроль над творчеством и обществом, в целом, ослаб.

    Власти только предстояло определить, что можно, а что нельзя в новых условиях, и как быть с теми, кто нарушает правила. Первой проблемой, с которой столкнулись чиновники от искусства, стало присуждение Нобелевской премии 1957 года по литературе Борису Пастернаку за роман «Доктор Живаго». Роман был издан за границей и не отвечал канонам соцреализма, за что Пастернак был подвергнут ожесточенной травле, скорее всего, ускорившей его смерть. В декабре 1962 года произошел знаменитый «инцидент в Манеже», когда Хрущев пришел на выставку молодых художников и обрушился на них с площадной бранью. Конфликт был умело спровоцирован консерваторами, боявшимися, что партия утратит контроль над искусством. Удобным инструментом борьбы с инакомыслием стал закон о тунеядстве, позволявший привлечь к суду любого, кто не имел формальной работы. Первым осужденным по этому закону стал ленинградский поэт Иосиф Бродский, привлеченный в 1964 году. На вопрос судьи о своей специальности Бродский ответит «Поэт. Поэт-переводчик». - «А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?» - «Никто. (Без вызова). А кто причислил меня к роду человеческому?». Стенограмма суда над Бродским стала распространяться в самиздате.

    Более либеральная атмосфера, установившаяся в СССР после 1956 года, породила феномен поколения шестидесятников, людей, чья молодость пришлась на время после ХХ съезда. Это поколение еще не утратило веру в коммунистический идеал, но было гораздо более свободолюбивым, чем поколение их отцов, несколько наивно-романтическим и с интересом относящимся к Западу. Оттепель расширила для них рамки дозволенного и поставила перед ними важные вопросы о свободе творчества, правильных взаимоотношениях гражданина и государства, правах человека. Одной из попыток найти ответы на эти вопросы станет диссидентское движение, выросшее в среде шестидесятников.

    Эпоха НТРПравить

    Почему Хрущев не боялся ослабить режим? Скорее всего, он чувствовал себя достаточно уверено у руля советского государства. Экономика СССР за 1950-е годы сделала мощный рывок, жизнь людей ощутимо менялась к лучшему. Темпы роста СССР опережали темпы роста Америки, и отставание от главного противника в Холодной войне сокращалось. Если бы эти тенденции продолжились, то СССР действительно догнал бы США по объемам производства. Оптимисты предсказывали, что это случится к 1970 году, а пессимисты — к 1990 году.

    Москва. Район Черемушки. 1958

    Улучшение жизни советских людей было важным приоритетом для Хрущева. Он стремился повернуть экономику «лицом к человеку». В связи с этим, он несколько скорректировал приоритеты. Отрасли тяжелой промышленности продолжали получать основную часть капиталовложений, но доля вливаний легкой промышленности и сельского хозяйства увеличилась. Таким образом, перекос в сторону производства средств производства несколько сгладился. Рост отраслей легкой промышленности получился двухкратным за период Хрущева. Во многом это обеспечивалось за счет большого внимания, которое советский лидер уделял химической промышленности. В этой области были достигнуты определенные успехи, которые сказались на повседневной жизни людей. Появились пластмассы, синтетические ткани и материалы, стали доступнее духи, потому что советская парфюмерия больше не нуждалась в драгоценных маслах. В повседневный быт входили холодильники, стиральные машины и телевизоры. В начале 1960-х годов мода стала определять потребление людей, и это стало важной темой для общественных дискуссий. Советская молодежь все чаще проникалась «веяниями» с Запада, старалась достать импортные пластинки и стильную одежду. Потребности населения росли, и создавался спрос на малодоступные товары.

    СССР превращался в современную урбанизированную страну. В 1959 году городское население впервые превысило сельское. Чтобы решить и без того острую проблему жилья, были произведены серьезные преобразования в области архитектуры. Были осуждены «парадность» и «украшательство», свойственные архитектуре сталинской эпохи и началось внедрение дешевого типового домостроения. Пилотным проектом стал район Москвы Черемушки. Панельные дома, получившие название «хрущевки», можно было возводить за 1-1,5 месяца. Качество жилья по современным стандартам оставляло желать лучшего, однако дешевые и быстро возводимые «хрущевки» позволили снять остроту жилищного вопроса, и для многих людей они были настоящим подарком после переполненных коммуналок и общежитий.

    Советское общество в период Хрущева было убеждено, что живет в «эпоху НТР». Термин «научно-техническая революция» (НТР) стал популярным на Западе в 1950-е годы. Термин описывал стремительный прогресс в технике и науке и его влияние на жизнь общества. В 1940-1960-е годы были разработаны способы применения ядерной энергии в хозяйстве, появились первые компьютеры, первые шаги сделала автоматизация производства и кибернетика, большой прогресс был в физике, ракетостроении и космических технологиях.

    Советский Союз не только шел в русле этих мировых тенденций, но часто был во главе этого движения. Расходы на науку за 1950-е годы увеличились в 12 раз. Число студентов высших учебных заведений увеличилось втрое. В 1954 году дала ток первая в мире атомная электростанция в Обнинске. Недалеко от Киева был установлен один из первых в мире компьютеров МЭСМ (Малая электронная счетная машина). Компьютер занимал площадь 60 кв м и занимал помещения бывшего монастыря. В эпоху Оттепели действительно церковь уступала место науке.

    Наконец, самыми яркими успехами были достижения в космической отрасли. В 1957 году СССР запустил в космос первый искусственный спутник Земли. Это было настолько зримым свидетельством превосходства советских ученых, что заставило всерьез обеспокоиться западных экспертов и политиков. Венцом советской космической программы был вывод человека на земную орбиту. 12 апреля 1961 года состоялся исторический полет Юрия Гагарина, воспринятый как важнейшая победа СССР всем населением Союза. Мир воспринимал свершившееся, как начало новой космической эры, и СССР первым входил в нее.

    В конце триумфального 1961 года Хрущев провозгласил, что к 1980 году в Советском Союзе будет построен коммунизм, а значит уже «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Как мы видели, оптимизм советского руководства не был совершенно беспочвенным. СССР входил в 1960-е годы урбанизированной страной с передовой наукой. Впрочем, научные успехи советского государства не стоит преувеличивать. Высокие технологии эксплуатировались в приоритетных космической отрасли, атомной энергетике и военно-промышленном комплексе, но почти никогда не внедрялись в других отраслях, в которых продолжало эксплуатироваться, главным образом, оборудование эпохи индустриализации и немецких репараций. Советский Союз во многом оставался зависим от западных технологий и ноу-хау.

    Эксперименты в сельском хозяйствеПравить

    В 1950-е годы советское руководство стало отходить от отношения к деревне только как к ресурсу. Сразу после смерти Сталина были проведены меры по облегчению положения колхозов. Был снижен налоговый гнет, в 2-5 раз повышались закупочные цены, увеличилось производство тракторов и комбайнов. В качестве председателей колхозов направлялись проверенные и опытные партийные кадры. Эти меры принесли результат. Производительность труда в 1955 году была выше на 38% по сравнению с 1940 годом. Денежный доход колхозов удвоился, а общий прирост сельскохозяйственной продукции в 1960 году составил 55% от уровня 1950 года. Продовольственная ситуация существенно улучшилась. Население приняло эти меры с благодарностью, и популярность Маленкова, с чьим именем их ассоциировали, была высокой.

    Хрущев надеялся продолжить эту политику. Он считал себя специалистом по сельскому хозяйству и уделял ему большое внимание.

    В 1954 году была начата кампания по освоению целинных земель. Люди, главным образом, молодежь, отправлялись организовывать колхозы в малоосвоенные районы Казахстана, Сибири, Приуралья и Поволжья. Отдача от целины первое время была огромной: освоенные земли давали до трех четвертей урожая зерновых. Однако непродуманная эксплуатация целинных земель вскоре привела к неменее стремительному падению урожайности в последующие годы. Попытки широко внедрить выращивание кукурузы тоже не привели к существенным результатам.

    Н.С. Хрущев посещает колхоз "Путь Ленина". 1957

    В 1957 году Хрущев затеял еще более масштабные хозяйственные реформы. Советская экономика управлялась министерствами, каждое из которых заведывало определенной отраслью. Такая сверхцентрализация вела к отрыву министерств от производства. Хрущев решил упразднить отраслевые министерства и учредить 105 региональных советов народного хозяйства (совнархозов). Таким образом, например, Харьковскому совнархозу подчинялись все предприятия и колхозы Харьковской области независимо от их направленности.

    Переход от централизованного министерского управления к региональному совнархозному не привел к существенным улучшениям. Регион, которым управлял совнархоз, не был самодостаточным и руководителям совнархозов приходилось устанавливать связи друг с другом. Часто совнархозы отказывали в поставках друг другу, и, таким образом, более самодостаточные совнархозы процветали за счет совнархозов с более ярко выраженной специализацией. Хрущев учел эту ошибку и в 1962 году решил укрупнить совнархозы, чтобы они стали более самостоятельными. Число совнархозов сокращалось со 105 до 47.

    С 1958 года Хрущев начал снова усиливать нажим на колхозы. Сократились допустимые размеры приусадебных участков. Эта мера оказала губительное влияние на объемы сельскохозяйственной продукции. Последующие оценки показали, что чтобы восполнить производство продуктов, которое давали приусадебные участки, надо было бы повышать производство молока примерно на 66%, мяса — на 75%, яиц — на 150%, картофеля — на 50%, плодовоовощных — на 66%.

    В том же 1958 году советское животноводство наконец вышло на показатели 1928 года, катастрофические потери времен коллективизации были преодолены. Однако в том же году Хрущев нанес свой удар по этой отрасли. Он выдвинул лозунг «Догоним и перегоним Америку по производству мяса и молока на душу населения». Эта цель была практически невыполнима, потому что производство мяса на душу населения в СССР составляло тогда 38 кг, а в США — 94 кг. Хрущев требовал увеличить производство мяса с 8 млн до 20-21 млн тонн.

    Скорее всего, Хрущев понимал, что его задания недостижимы, но он надеялся ими подстегнуть эту запущенную отрасль. Чтобы дополнительно промотивировать председателей колхозов к сверхусилиям, было объявлено, что в 1959 году в Рязанской области производство мяса было увеличено в три раза. На самом деле, это было достигнуто путем тотальной скупки скота у населения с последующим забоем, а недостающий объем был просто приписан. В итоге, рязанские колхозы остались и без денег, и без скота. Руководитель области Алексей Ларионов застрелился.

    Положение колхозников при Хрущеве несомненно улучшилось. Достаточно сказать, что их доходы в 1950-е годы росли заметно быстрее, чем доходы городского населения. С 1958 года колхозникам стали выдавать паспорта, а с 1964 года — выплачивать пенсии. Это означало окончание политики дискриминации деревенского населения. Однако Хрущев не пытался решить фундаментальные проблемы сельского хозяйства, которые сводились к оттоку населения из деревень и незаинтересованности оставшихся колхозников в результатах своего труда. «Рязанское дело» нанесло большой урон и вскрыло распространенную проблему приписок и других махинаций со статистикой. В начале 1960-х годов была проведена широкомасштабная кампания по борьбе с коррупцией, в результате которой около 12 000 руководящих работников были обвинены в злоупотреблении властью. Экспериментирование в области сельского хозяйства скорее дезорганизовало отрасль, чем улучшило положение в сельском хозяйстве. В конечном итоге, падал престиж власти и лично Хрущева.

    Кризис поставокПравить

    Дезорганизация в сельском хозяйстве не замедлила сказаться на снабжении населения продовольствием. Чтобы хоть как-то стимулировать убыточное животноводство, власть решила поднять закупочные цены на мясо. Чтобы компенсировать потери, примерно на 30% были подняты цены на мясо, мясные продукты и масло в магазинах. Ситуация ухудшалась тем, что не все могли купить эти продукты даже по новым ценам, потому что они стали исчезать с прилавков магазинов, превратившись в дефицит.

    Кризис поставок острее всего ощущался в провинциальных городах. В 1962 году в Саратове были проблемы даже с хлебом. В других городах произошли стихийные выступления. Волна так называемых «мясных бунтов» прокатилась по Мурому, Александрову, Бийску, Кривому Рогу, Сумгаиту и другим городам. В Краснодаре разъяренная толпа разгромила местное отделение партии.

    Но самые серьезные беспорядки прошли в Новочеркасске 1-2 июня 1962 года. Рабочие избили представителей местных властей и заводского начальства. Для подавления волнений пришлось привлекать войска Северо-Кавказского военного округа. Командующий округом генерал Исса Плиев отдал приказ применить против толпы танки, однако этот приказ не был выполнен, благодаря противодействию его подчиненного генерала Матвея Шапошникова. Тем не менее, по толпе был открыт огонь из стрелкового оружия. В результате столкновений погибло 24 человека и более 100 было ранено. Затем состоялись суды и 7 человек, объявленных зачинщиками, приговорили к высшей мере наказания.

    Итогом продовольственных трудностей стала первая в истории России закупка зерна за границей в следующем 1963 году. Руководство страны восприняло это как вынужденное унижение и временную меру, однако с тех пор закупки зерна за рубежом стали обыкновенной практикой, а их объем только возрастал.

    Отставка ХрущеваПравить

    Продовольственные трудности 1962-1963 годов стали важным этапом на пути к отставке Хрущева. Они совпали с резким обострением Холодной войны.

    13 августа 1961 года, чтобы остановить бегство населения Восточной Германии в Западную, в Берлине была возведена Берлинская стена. В 1962 году установка советских ракет на Кубе вызвала резкий протест со стороны США. Несколько дней мир балансировал на пороге ядерной войны.

    Кризисные явления внутри страны и на внешнеполитической арене подпитывали недовольство Хрущевым на верхах. Скандалы, связанные с коррупцией, не способствовали упрочнению авторитета партии. Ввод совнархозов предполагал перемещение чиновничьих мест из Москвы в провинцию. Хрущев взял курс на сокращение вооруженных сил за счет развития ракетных войск, что не могло нравиться военным.

    Однако главным, что не устраивало верхи партии, был стиль руководства Хрущева. Он принимал поспешные решения без обсуждения с товарищами по партии. Значение Президиума постепенно падало, а Хрущев не прислушивался к советам его членов, доверяя только мнению своих близких родственников, занимавших важные посты. Скороспелость принятых им решений быстро становилась очевидной. При этом именно в 1962-1964 годах личность Хрущева стала неумеренно восхваляться. На смену развенчанному культу личности Сталина приходил культ личности Хрущева, «великого борца за мир» и «верного ленинца».

    Л.И. Брежнев и Н.С. Хрущев. нач. 1960-х

    В 1964 году Хрущев начал планировать новую масштабную реорганизацию местной власти, которая встретила недовольство в партии. Начал зреть заговор. В октябре 1964 года Хрущева заставили приехать из отпуска в Москву, где провели пленум ЦК КПСС. После бурного обсуждения в рамках Президиума ЦК Хрущеву было рекомендовано подать в отставку. На пост первого секретаря ЦК Президиум рекомендовал избрать Леонида Брежнева, а на пост Председателя Совета Министров СССР — Алексея Косыгина. Пленум ЦК принял эти важные перестановки.

    Сама отставка Хрущева со всех постов свидетельствует о тех значительных переменах, которые прошли в Советском Союзе с 1953 года. Политический режим ушел от сталинской диктатуры к более мягким формам, что позволило даже безболезненно снять лидера и заменить другим. Хотя монополия КПСС на власть не ослабла, давление партийной идеологии на общество заметно снизилось. С Оттепелью в советское общество пришла гораздо более свободная атмосфера. Экономическая и политическая структура не поменялись решительно, однако именно перемены в области идеологии, культуры и общей атмосферы в обществе позволяют говорить о том, что в 1950-1960-е годы в СССР произошел серьезный структурный сдвиг. Конечным итогом мог бы стать более демократический социализм или социализм «с человеческим лицом» как принято было выражаться в 1960-е годы. Однако руководство партии не пошло на это.

    XX век (1917-2017)

    ru.mireahistory.wikia.com

    Хрущёвская оттепель - это... Что такое Хрущёвская оттепель?

    Хрущёвская оттепель — неофициальное обозначение периода в истории СССР после смерти И. В. Сталина (середина 1950-х — середина 1960-х годов).

    Характеризовался во внутриполитической жизни СССР либерализацией режима, ослаблением тоталитарной власти, появлением некоторой свободы слова, относительной демократизацией политической и общественной жизни, открытостью западному миру, большей свободой творческой деятельности. Название связано с пребыванием на посту Первого секретаря ЦК КПСС Н. Хрущёва (1953—1964).

    Слово «оттепель» связано с одноимённой повестью Ильи Эренбурга.

    История

    Начальной точкой «хрущёвской оттепели» послужила смерть Сталина в 1953 году. К «оттепели» относят также недолгий период, когда у руководства страны находился Георгий Маленков и были закрыты крупные уголовные дела («Ленинградское дело», «Дело врачей»), прошла амнистия осуждённых за незначительные преступления. В эти годы в системе ГУЛАГа вспыхивают восстания заключённых: Норильское восстание, Воркутинское восстание, Кенгирское восстание и др.

    Десталинизация

    С укреплением у власти Хрущёва «оттепель» стала ассоциироваться с осуждением культа личности Сталина. Вместе с тем, в 1953-55 годах Сталин ещё продолжал официально почитаться в СССР как великий лидер; в тот период на портретах они часто изображались вдвоём с Лениным. На XX съезде КПСС в 1956 году Н. С. Хрущёв сделал доклад «О культе личности и его последствиях», в котором были подвергнуты критике культ личности Сталина и сталинские репрессии, а во внешней политике СССР был провозглашён курс на «мирное сосуществование» с капиталистическим миром. Хрущёв также начал сближение с Югославией, отношения с которой были разорваны при Сталине.

    В целом, новый курс был поддержан в верхах партии и соответствовал интересам номенклатуры, так как ранее даже самым видным партийным деятелям, попавшим в опалу, приходилось бояться за свою жизнь. Многие выжившие политические заключённые в СССР и странах социалистического лагеря были выпущены на свободу и реабилитированы. С 1953 года были образованы комиссии по проверке дел и реабилитации. Было разрешено возвращение на родину большинству народов, депортированных в 1930-е—1940-е гг.

    На родину были отправлены десятки тысяч немецких и японских военнопленных. В некоторых странах к власти пришли относительно либеральные руководители, такие как Имре Надь в Венгрии. Была достигнута договорённость о государственном нейтралитете Австрии и выводе из нее всех оккупационных войск. В 1955 г. Хрущёв встретился в Женеве с президентом США Дуайтом Эйзенхауэром и главами правительств Великобритании и Франции.

    Вместе с тем, десталинизация чрезвычайно негативно повлияла на отношения с маоистским Китаем. КПК осудила десталинизацию, как ревизионизм.

    В 1957 году Президиум Верховного Совета СССР запретил присвоение городам и заводам имён партийных деятелей при их жизни.

    Пределы и противоречия оттепели

    Период оттепели продлился недолго. Уже с подавлением Венгерского восстания 1956 года проявились чёткие границы политики открытости. Партийное руководство было напугано тем, что либерализация режима в Венгрии привела к открытым антикоммунистическим выступлениям и насилию, соответственно, либерализация режима в СССР может привести к тем же последствиям. Президиум ЦК КПСС 19 декабря 1956 г. утвердил текст Письма ЦК КПСС «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов». В нём говорилось: «Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза считает необходимым обратиться ко всем парторганизациям… для того, чтобы привлечь внимание партии и мобилизовать коммунистов на усиление политической работы в массах, на решительную борьбу по пресечению вылазок антисоветских элементов, которые в последнее время, в связи с некоторым обострением международной обстановки, активизировали свою враждебную деятельность против Коммунистической партии и Советского государства». Далее говорилось об имеющей место за последнее время «активизации деятельности антисоветских и враждебных элементов». Прежде всего, это «контрреволюционный заговор против венгерского народа», задуманный под вывеской «фальшивых лозунгов свободы и демократии» с использованием «недовольства значительной части населения, вызванного тяжёлыми ошибками, допущенными бывшим государственным и партийным руководством Венгрии». Также указывалось: «За последнее время среди отдельных работников литературы и искусства, сползающих с партийных позиций, политически незрелых и настроенных обывательски, появились попытки подвергнуть сомнению правильность линии партии в развитии советской литературы и искусства, отойти от принципов социалистического реализма на позиции безыдейного искусства, выдвигаются требования „освободить“ литературу и искусство от партийного руководства, обеспечить „свободу творчества“, понимаемую в буржуазно-анархистском, индивидуалистическом духе». В письме содержалось указание коммунистам, работающим в органах государственной безопасности, «зорко стоять на страже интересов нашего социалистического государства, быть бдительным к проискам враждебных элементов и, в соответствии с законами Советской власти, своевременно пресекать преступные действия»[1]. Прямым следствием этого письма стало значительное увеличение в 1957 г. числа осуждённых за «контрреволюционные преступления» (2 948 человек, что в 4 раза больше, чем в 1956 г.)[2]. Студенты за критические высказывания исключались из институтов[1].

    Оттепель в искусстве

    Во время периода десталинизации заметно ослабла цензура, прежде всего в литературе, кино и других видах искусства, где стало возможным более критическое освещение действительности. «Первым поэтическим бестселлером»[3] оттепели стал сборник стихов Леонида Мартынова (Стихи. М., Молодая гвардия, 1955). Главной платформой сторонников «оттепели» стал литературный журнал «Новый мир». Некоторые произведения этого периода получили известность и за рубежом, в том числе роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым» и повесть Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Другими значимыми представителями периода оттепели были писатели и поэты Виктор Астафьев, Владимир Тендряков, Белла Ахмадулина, Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко. Было резко увеличено производство фильмов. Основные кинорежиссёры оттепели — Марлен Хуциев, Михаил Ромм, Георгий Данелия, Эльдар Рязанов, Леонид Гайдай. Важным культурным событием стали фильмы — «Карнавальная ночь», «Застава Ильича», «Весна на Заречной улице», «Идиот», «Я шагаю по Москве», «Человек-амфибия», «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён». В 1955-1964 годах на большей части страны была введена телетрансляция. Телестудии открыты во всех столицах союзных республик и во многих областных центрах.

    В Москве в 1957 году проходит VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов.

    Оттепель в архитектуре

    Шаблон:Section stub

    Усиление давления на религиозные объединения

    В 1956 г. началась активизация антирелигиозной борьбы. Секретное постановление ЦК КПСС «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам „О недостатках научно-атеистической пропаганды“» от 4 октября 1958 года обязывало партийные, комсомольские и общественные организации развернуть пропагандистское наступление на «религиозные пережитки»; государственным учреждениям предписывалось осуществить мероприятия административного характера, направленные на ужесточение условий существования религиозных общин. 16 октября 1958 года Совет Министров СССР принял Постановления «О монастырях в СССР» и «О повышении налогов на доходы епархиальных предприятий и монастырей»[4][5].

    21 апреля 1960 года назначенный в феврале того же года новый председатель Совета по делам РПЦ Куроедов в своём докладе на Всесоюзном совещании уполномоченных Совета так характеризовал работу прежнего его руководства: «Главная ошибка Совета по делам православной церкви заключалась в том, что он непоследовательно проводил линию партии и государства в отношении церкви и скатывался зачастую на позиции обслуживания церковных организаций. Занимая защитнические позиции по отношению к церкви, совет вёл линию не на борьбу с нарушениями духовенством законодательства о культах, а на ограждение церковных интересов.»[6]

    Секретная инструкция по применению законодательства о культах в марте 1961 года обращала особое внимание на то, что служители культа не имеют права вмешиваться в распорядительную и финансово-хозяйственную деятельность религиозных общин[7]. В инструкции впервые были определены не подлежавшие регистрации «секты, вероучение и характер деятельности которых носит антигосударственный и изуверский характер: иеговисты, пятидесятники, адвентисты-реформисты»[8].

    В массовом сознании сохранилось приписываемое Хрущёву высказывание того периода, в котором он обещает показать последнего попа по телевизору в 1980 году[9].

    Конец оттепели

    Завершением «оттепели» считается отстранение Хрущёва и приход к руководству Леонида Брежнева в 1964 году. Впрочем, ужесточение внутриполитического режима и идеологического контроля было начато ещё во время правления Хрущёва после окончания Карибского кризиса. Десталинизация была остановлена, а в связи с празднованием 20-й годовщины победы в Великой Отечественной войне начался процесс возвеличивания роли победы советского народа в войне. Личность Сталина старались как можно больше обходить стороной, он так и не был реабилитирован. В БСЭ о нём осталась нейтральная статья. В 1979 году по случаю 100-летия Сталина вышло несколько статей, но особых торжеств не устраивали.

    Массовые политические репрессии, однако, не были возобновлены, а лишённый власти Хрущёв ушёл на пенсию и даже оставался членом партии. Незадолго перед этим сам Хрущев раскритиковал понятие "оттепель" и даже назвал придумавшего его Эренбурга "жуликом". [10]

    Ряд исследователей полагает, что окончательно оттепель закончилась в 1968 году после подавления "Пражской весны" С завершением «оттепели» критика советской действительности стала распространяться лишь по неофициальным каналам, таким как Самиздат.

    Массовые беспорядки в СССР

    • 10-11 июня 1957 года чрезвычайное происшествие в городе Подольске Московской области. Действия группы граждан, распространявших слухи о том, что работники милиции убили задержанного шофёра. Численность «группы пьяных граждан» — 3 тысячи человек. Привлечено к уголовной ответственности 9 зачинщиков.
    • 15 января 1961 года, город Краснодар. Причины: действия группы пьяных граждан, распространявших слухи об избиении военнослужащего при его задержании патрулём за нарушение ношения формы. Количество участников — 1300 человек. Применялось огнестрельное оружие, убит один человек. Привлечены к уголовной ответственности 24 человека. См. Антисоветский мятеж в Краснодаре (1961).
    • 21 июня 1961 года в городе Бийске Алтайского края в массовых беспорядках участвовали 500 человек. Они вступились за пьяного, которого милиция хотела арестовать на центральном рынке. Выпивший гражданин при задержании оказал сопротивление сотрудникам охраны общественного порядка. Возникла потасовка с применением оружия. Один человек был убит, один ранен, 15 привлечены к уголовной ответственности.
    • 30 июня 1961 года в городе Муроме Владимирской области свыше 1,5 тысячи рабочих местного завода имени Орджоникидзе едва не разгромили сооружение мед вытрезвителя, в котором скончался доставленный туда милицией один из работников предприятия. Стражи порядка применили оружие, двое рабочих получили ранения, 12 мужчин отданы под суд.
    • 23 июля 1961 года 1200 человек вышли на улицы города Александрова Владимирской области и двинулись к горотделу милиции на выручку двоим своим задержанным товарищам. Милиция применила оружие, в результате чего четверо были убиты, 11 ранены, на скамью подсудимых посажены 20 человек.
    • 15-16 сентября 1961 года, уличные беспорядки в северо-осетинском городе Беслане. Количество бунтовавших — 700 человек. Бунт возник из-за попытки милиции задержать пятерых человек, находившихся в нетрезвом состоянии в общественном месте. Стражам порядка было оказано вооружённое сопротивление. Один убит. Семеро отданы под суд.
    • 1-3 июля 1962 года, Новочеркасск Ростовской области, 4 тысячи рабочих электровозостроительного завода недовольные действиями администрации при разъяснении причин повышения розничных цен на мясо и молоко, вышли на манифестацию протеста. Протестующих рабочих разгоняли с помощью войск. Погибли 23 человека, ранены 70. К уголовной ответственности привлечены 132 зачинщика, из которых семеро позднее расстреляны (См. Новочеркасский расстрел)
    • 16-18 июня 1963 год, город Кривой Рог Днепропетровской области. В выступлении участвовали около 600 человек. Причина — оказание сопротивления сотрудникам милиции со стороны военнослужащего, находившегося в нетрезвом состоянии, при его задержании и действия группы людей. Четверо убитых, 15 раненых, 41 отдан под суд.
    • 7 ноября 1963 года, город Сумгаит, более 800 человек встали на защиту демонстрантов, которые шли с фотографиями Сталина. Милиция и дружинники пытались отнять несанкционированные портреты. Было применено оружие. Один демонстрант получил ранение, шестеро сели на скамью подсудимых (См. Массовые беспорядки в Сумгаите (1963)).
    • 16 апреля 1964 года в подмосковных Бронницах около 300 человек разгромили КПЗ, где от побоев скончался житель города. Милиция своими неправомочными действиями спровоцировала народное возмущение. Оружие не применялось, убитых и раненых не было. К уголовной ответственности привлечены 8 человек.

    См. также

    Примечания

    1. ↑ Расстрельная статья УК по валютным операциям была принята после завершения суда по личному указанию Хрущёва
    2. ↑ 13 марта 1964 года на втором заседании суда в Ленинграде Бродский был приговорён к максимально возможному по указу о «тунеядстве» наказанию — пяти годам принудительного труда в отдалённой местности и сослан в Коношский район Архангельской области

    Сноски

    Ссылки

    xzsad.academic.ru