Что было до киевской руси: Древнерусское государство (Киевская Русь) | Читать статьи по истории РФ для школьников и студентов

Кто наследует Киевской Руси? — «Украинство…» Глава XXVIII — Коммуна «Суть времени»

Коммуна «Суть времени»,
11 марта 2022, 21:06 — REGNUM Уже более 20 лет в сознание украинцев настойчиво внедряется идея, согласно которой государственность Киевской Руси унаследовали не Владимирское и Московское княжества, а Галицко-Волынское княжество и через него — Великое княжество Литовское.

Виктор Васнецов. Призвание варягов. 1913

Современная украинская историография утверждает, что сегодняшняя Россия не имеет никакого отношения к истории Киевской Руси, разве что некоторые ее территории когда-то были подконтрольны Киеву. Наследие культуры Киевской Руси признается достоянием одних лишь украинцев.

Под преемственностью культуры обычно понимается наследование, сохранение и развитие культурных традиций. Попробуем разобраться, кто же унаследовал и сохранил культурные традиции Киевской Руси и где они получили свое развитие.

Псковский Кремль

A. Savin

В XIV веке Галицко-Волынское княжество было захвачено Литвой и Польшей и потеряло государственность. Польская власть обоснованно считала православную церковь институтом, способным собрать вокруг себя силы, стремящиеся к воссозданию русской государственности на этой территории. Польское правительство стремилось этого не допустить, и потому всячески поддерживало католический прозелитизм. В 1596 году несколько православных епархий Речи Посполитой, подписав Брестскую унию, перешли в униатство.

В эпоху Средневековья религия являлась стержневым культурообразующим фактором в жизни народов. Киевская Русь была православным государством. Именно православие объединило восточнославянские племена в единый русский народ и оказало огромное влияние на развитие его культуры.

Георгиевская церковь. Старая Ладога

Dionisius1976

Широкие народные массы, исповедующие православие, отчаянно сопротивлялись переходу в униатство, несмотря на давление со стороны государственной власти Речи Посполитой. Но православная западнорусская знать стала массово переходить в униатство, соблазнившись материальными и политическими приобретениями, которые давал такой переход. По сути, это стало отказом от культурного наследия Древней Руси.

Николай Рерих. Волокут волоком. 1915

Московская Русь, напротив, осталась верна религиозным традициям Киевской Руси. В XIII веке православный центр Руси переместился из Киева во Владимиро-Суздальское, а затем в Московское княжества. И именно здесь культурные традиции Древней Руси получили свое развитие. В этом можно легко убедиться, изучая историю таких видов искусства, как храмовая архитектура и иконопись.

Вид на Суздаль с крепостных валов

Арсений Павлов

Виктор Гюго писал, что в эпоху Средневековья «все материальные силы, все интеллектуальные силы общества сошлись в одной точке — в зодчестве». По словам Н. В. Гоголя, «архитектура — … летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни, и предания…».

Строительство каменных зданий началось в Киевской Руси в конце Х века. Для строительства первых каменных храмов в Киев были приглашены византийские зодчие. Самостоятельная строительная артель возникла в Киеве лишь в середине XI века. До конца XI века в других городах Древней Руси еще не было собственных квалифицированных мастеров, они имелись только в Киеве. Церкви в Новгороде и Полоцке возводили киевские зодчие.

Расширение территории Древнерусского государства в IX—X веках под властью династии Рюриковичей. Частью историков его возникновение отсчитывается от времени объединения Новгорода с Киевом в одни

Voevoda

С началом эпохи феодальной раздробленности ситуация коренным образом изменилась. В нескольких крупных городах — центрах княжеств — сложились собственные архитектурные школы. В первой половине XII века их было пять: Киевская, Новгородская, Полоцкая, Галицкая и Владимиро-Суздальская.

В Киеве, Чернигове, Смоленске, Волыни и Рязани авторитет сохраняла Киевская архитектурная школа.

Для новгородского зодчества было присуще упрощение архитектурных форм, обусловленное применением местных материалов. Характерными чертами новгородских храмов были простота и аскетизм.

На формирование Галицкой архитектурной школы большое влияние оказали мастера, прибывшие из Венгрии и Польши. Они привнесли в местную архитектуру романскую белокаменную технику и характерные для западноевропейского романского зодчества формы и элементы центрического типа (ротонды, квадрифолии). И хотя композиционное устройство большинства галицких храмов оставалось общерусским, однако на этом этапе начался отход от киевской архитектурной традиции.

Советский историк архитектуры П. А. Раппо­порт писал:

«Развитие зодчества происходило здесь [в Галицком княжестве] очень своеобразно, заметно отличаясь от того, как это было в киевской, новгородской или полоцкой архитектурных школах. Чрезвычайно интенсивные политические связи Галицкого княжества с соседними странами — Польшей и Венгрией — оказали существенное влияние на всю архитектурно-строительную деятельность, превратив данный район по существу в контактную зону взаимодействия византийско-русской и романской архитектуры… Изучение [памятников зодчества Галицкой земли] до последнего времени заметно отставало от изучения архитектурных сооружений других русских земель. Объясняется это в первую очередь тем, что до наших дней не сохранилось, даже частично, ни одного галицкого здания XII в. и памятники известны нам только по раскопкам, которые открывают лишь нижние части стен, а главным образом — фундаменты».

На территориях, оказавшихся под властью Литвы и Польши, православные храмы, разрушенные во время монголо-татарских набегов, не реставрировались, а новые не строились. В Киеве и Чернигове монументальное строительство также прекратилось. Лишь в XVII веке некоторые храмы, например Софийский собор в Киеве и Успенский собор Киево-Печерской Лавры, были восстановлены в стиле модного тогда украинского барокко. Софийский собор был построен в начале 40-х годов XI века с целью укрепления авторитета православия и государственной власти. Он был шедевром архитектуры Киевской Руси, символом величия молодого государства. Казалось бы, воссоздание Софийского собора из руин в его изначальном облике было бы лучшим проявлением уважения к истории Древней Руси. Однако восстановленный собор существенно отличается от того, каким он был изначально. Очевидно, что реставраторы не ставили своей целью сохранение памяти о Киевской Руси.

В Северо-Восточной Руси своих мастеров зодчества в начале XII века еще не было. В середине XII века во Владимир были приглашены галицкие мастера. Затем во Владимир прибыли германские зодчие, присланные императором Фридрихом Барбароссой. Под их влиянием во Владимиро-Суздальском княжестве сформировалась своеобразная архитектурная школа. Ее представители использовали романскую белокаменную технику, включали в свои произведения романские детали. Но по характеру композиции и конструктивным решениям соответствовала не романской, а русской архитектуре. Дальнейшее формирование владимиро-суздальского зодчества в домонгольский период определялось лишь его внутренней эволюцией, поскольку нового притока романских мастеров уже не происходило.

После татаро-монгольского нашествия сложились такие тяжелые исторические условия, что дальнейшее развитие русского зодчества продолжилось только на севере, во Владимиро-Суздальском княжестве, Новгороде и во Пскове. Монументальное зодчество Московского княжества основывалось на владимиро-суздальских архитектурных традициях. При этом как раз в Московском княжестве оформился общерусский стиль монументального зодчества.

Археологические памятники Руси, включающие скандинавские комплексы и вещи в культурном слое поселений, X—XI века (по Г. С. Лебедеву и В. А. Назаренко)

Nikolay Omonov

Таким образом, именно Северо-Восточная Русь наследует архитектурным традициям Киевской Руси.

Аналогичная ситуация сложилась и с икон­описью. Множество искусствоведческих трудов посвящено сравнению московской школы иконописи и новгородской или ярославской. Но невозможно найти информацию об отличиях черниговской иконописи от галицкой или волынской. Отсутствие фундаментальных научных работ, посвященных развитию иконописи Юго-Западной Руси, объясняется тем, что на этих территориях сохранилось слишком мало икон для полноценного искусствоведческого исследования. Те немногие, что есть, рассредоточены в музеях и храмах разных городов Украины и Польши. Достоверная информация о времени и месте их создания зачастую отсутствует. Многие из них сильно повреждены и нуждаются в реставрации. В этих условиях искусствоведам сложно провести работу по выявлению художественных закономерностей, позволяющих говорить о существовании какой-либо самобытной иконописной традиции на той или иной территории Западной Украины.

Исторические события XIII—XIV веков привели к тому, что в южных и юго-западных княжествах развитие русской иконописи прекратилось. В период польского господства православное население Галиции и Волыни оказалось под давлением чуждой культуры, чужих религии и языка, что, конечно же, не могло не сказаться самым сокрушительным образом и на развитии иконописи.

Северо-Восточная Русь в 1237−38 гг. была разорена Батыем. Новгород, до которого татаро-монголы не дошли, вел войну со шведами и с Ливонским орденом. Даже после двух блестящих побед Александра Невского в 1240 и 1242 годах, Новгородской земле по-прежнему продолжала грозить опасность. Но уже в 1250-х годах культурная жизнь Северной и Северо-Восточной Руси начала постепенно возрождаться. Восстанавливались разграбленные татаро-монголами монастыри и церкви, возобновилось монументальное строительство, а вместе с ним и иконопись. В дальнейшем искусство иконописи непрерывно развивалось и достигло расцвета в конце XIV—XV века — в период духовного подъема, связанного с освобождением Руси от татаро-монгольского ига. Эта эпоха наиболее ярко проявила себя в гении Андрея Рублева.

Карта Киевской Руси около 1160 года

Между тем храмы Чернигова и Киева долго оставались в запустении после разгрома, осуществленного татаро-монголами. На стенах уцелевших храмов сохранились мозаики и фрески, созданные в эпоху Киевской Руси. Но масштабные работы по их реставрации были осуществлены лишь в XIX—XX веках.

Большая часть икон эпохи Киевской Руси сохранилась в музеях и храмах России. На Украине сохранилось неизмеримо меньше.

На Украине не сохранилось почти ничего из литературного достояния Киевской Руси. «Повесть временных лет», изборники Святослава, «Поучение Владимира Мономаха», «Слово о полку Игореве», жития святых, летописи — всё это хранили русские монастыри. И даже «Галицко-Волынская летопись» сохранилась не в Галиче или Волыни, а в Ипатьевском монастыре под Костромой.

В России сохранились не только историческая и духовная литература эпохи Древней Руси, но и бытовое письмо — берестяные грамоты. Более тысячи берестяных грамот найдено в России и считанные единицы — в Белоруссии и на Украине. И это легко объяснить — Приднепровье к концу XIII века было опустошено набегами татаро-монгольских кочевников. Религиозно-культурная жизнь населения Галицко-Волынского княжества подвергалась давлению со стороны польской власти, стремившейся к его полонизации и окатоличиванию. А для развития культуры Северо-Восточной Руси препятствий не было, поскольку Золотая Орда не интересовалась религиозной и культурной жизнью народов, с которых она собирала дань.

Кафедральный собор Софии Премудрости Божией. Великий Новгород

Ludvig14

Жители Киевского и сопредельных с ним княжеств, мигрировавшие в конце XII — начале XIII веков на север и северо-восток, принесли с собой туда свои обычаи, устное народное творчество. В том числе былины — богатейший народный эпос, воспевавший эпоху княжения Владимира Красное Солнышко. Эти народные сказания повествуют о справедливости и доброте Владимира Святого, о его любви к народу и заботе о нем. Народная память с необычайной свежестью сохранила эти былины в северо-восточной и северной России, и даже в Сибири. Но, они совершенно исчезли из фольклора на юго-западе, на Украине. В украинском народном эпосе отсутствуют былины о Киевской Руси.

Историк В. О. Ключевский писал:

«Как могло случиться, что народный исторический эпос расцвел там, где не был посеян и пропал там, где вырос? Очевидно, что на отдаленный Север эти поэтические сказания перешли вместе с тем самым населением, которое их сложило и запело».

Не указывает ли данный факт на то, что нынешние украинцы, не сохранившие народного эпоса Древней Руси, едва ли могут быть потомками населения, жившего в Приднепровье во времена князя Владимира?

Правда, современные украинские историки утверждают, что на Украине былины Киевской Руси не исчезли, а были замещены более «актуальными» казацкими думами, воспевающими новые войны и новые героические свершения. Но, в таком случае, почему эти былины сохранились в Сибири? Почему в тысячах километрах от Киева, через много сотен лет, жители далекого русского Севера помнят и свято хранят предания Киевской Руси?

Из фольклора не может быть «вытеснен» стержневой для определения идентичности народа пласт — былины. Если подобное «вытеснение» действительно произошло, — то ни о какой преемственности между украинской культурой и культурой Киевской Руси говорить не приходится. Есть в культурах всех народов элемент, который не может меняться или замещаться, — это память о своих героях и их почитание, увековеченное в народном эпосе.

Поскольку мы затронули тему былин, стоит напомнить, что величайший былинный герой Илья Муромец был крестьянского происхождения, а его малой родиной считается село Карачарово под Муромом.

Илья Муромец стремится в Киев, чтобы осуществить свое богатырское предназначение, которое заключается в служении родине и народу. В нем отсутствуют такие качества как честолюбие и корысть, поэтому он отказывается от всех предлагаемых ему почестей. Когда князь Владимир в благодарность за совершенный подвиг — победу над Соловьем-разбойником — приказывает вести богатыря в горницу и угостить должным образом, Илья Муромец говорит:

Я не гость приехал да не угощатися,А приехал с вами побрататися,Послужить вам верой-правдоюА за тую Русь да православную.

Богатырь, по народным преданиям защитивший Киевскую Русь от многочисленных бед и опасностей, был родом из Северо-Восточной Руси. При этом теоретики украинского национализма, говоря об отношениях Северо-Восточной Руси с Киевом, сравнивают ее с галльской провинцией Древнего Рима. Если предположить, что они правы, то патриотизм Ильи Муромца в отношении Киева и его преданность князю Владимиру представляются не вполне логичными.

Впрочем, современные украинские историки утверждают, что Илья Муромец на самом деле родом не из Карачарово под Муромом, а из города Моровийска в Черниговщине, недалеко от которого находился и древний город Карачев (упоминаемый в летописях с XII века). Эта версия была выдвинута фольклористом Всеволодом Миллером. В качестве доказательства приводится тот факт, что в некоторых древнейших упоминаниях об Илье его прозвище воспроизводится как Муровец, Моровец, Муравленин, Моровлин (письмо Кмиты Чернобыльского, «Путевые записки» Эриха Лассоты, ряд пересказов былин о первой поездке Ильи в записях XVIII века). В соответствии с версией Миллера, Муром стал более поздней заменой Моровийска, а село Карачарово — заменой Карачева. Доводом в пользу этой гипотезы является предпоожение о том, что при первой поездке в Киев через Чернигов Илье было бы естественно ехать из Моровийска, а не из Мурома.

Однако известный исследователь древнерусской литературы и культуры Д. С. Лихачев высказывает противоположную точку зрения:

«Вс. Миллер считает, что родину Ильи следует искать скорее в древних черниговских Моровске и Карачеве, названия которых были якобы переделаны в былинах в Муром и село Карачарово. Однако Карачарово, упоминаемое в былинах, — это реально существующее и до наших дней село близ Мурома. Видеть родину Ильи в Карачарове и назвать его Муромцем вполне естественно, тогда как объединить два различных местечка, как Моровск и Карачев, и признавать в обоих родину Ильи просто невозможно. Что же касается «значительного крюка», который пришлось делать Илье по пути из Мурома в Киев, чтобы заехать в Чернигов, то здесь не более чем недоразумение. Чернигов находился как раз на обычном пути из Мурома в Киев: так обычно ездили в XI и XII веках. К тому же Муромо-Рязанская земля в древнейшую пору входила в состав Черниговского княжества, поэтому путь Ильи из Мурома в Киев через стольный город Черниговского княжества был вполне естествен. Моровийск же, или Моравск, находился на половине пути между Черниговом и Киевом, и ехать из него в Киев через Чернигов было невозможно».

Отметим, что былинный эпос о путешествии муромского богатыря в стольный град Киев подобен рассказу о поездке в Киев ростовского богатыря Алеши Поповича.

Кроме того, как отмечает исследовательница А. Астахова, «рядом с указанной формой Муравленин, Муровец и т. п. в древнейших записях имеется и форма Муромец. …в известном «Сказании о киевских богатырях, как ходили во Царьград…» в списке начала XVII века, а также в ряде пересказов XVIII века былины о первой поездке употреблена форма Муромец».

Муром известен именно потому, что считается малой родиной легендарного богатыря. В городе — множество достопримечательностей, посвященных Илье Муромцу и его подвигам. Среди этих достопримечательностей есть как старинные памятники, так и современные, например, Былинный камень скульптора С. Н. Николаева, Церковь Ильи Муромца, памятник Илье Муромцу скульптора В. М. Клыкова. Почему же по прошествии стольких веков народ продолжает хранить память о древнем богатыре, ставить ему новые памятники? Потому что образ Муромца, отразивший представления русского народа об идеальном человеке, стал основой его — народа — социокультурной идентичности.

Именно в России сказания о Муромце и других былинных героях не только сохранились, но обретали новую жизнь в народном творчестве и произведениях классического искусства. История Древней Руси всегда была источником вдохновения для российских поэтов, художников, композиторов. Было создано великое множество шедевров живописи, литературы, музыки, киноискусства, прославляющих и сохраняющих в народной памяти героическую эпоху Киевской Руси. Богатырская тема занимает одно из важнейших мест в сказках Пушкина, в музыке Глинки, Римского-Корсакова, Бородина и Мусоргского, в картинах Васнецова и др.

Вторая симфония Александра Бородина является одной из вершин его творчества. Модест Петрович Мусоргский предложил назвать эту симфонию «Славянская героическая», однако критик Владимир Васильевич Стасов возразил: не вообще славянская, а конкретно — русская, богатырская! Так эта симфония и получила название — «Богатырская». Она стала музыкально-образным символом русской земли. Немецкий дирижер Ф. Вейнгартнер говорил: «Можно, не побывав в России, получить представление о стране и народе, слушая эту музыку».

Работу над Второй симфонией Бородин совмещал с написанием важнейшего для его творчества произведения — оперы «Князь Игорь», вдохновленной памятником литературы древней Руси «Слово о полку Игореве». Опера стала воплощением национального героического эпоса в музыке.

Музыке Александра Бородина удивительно созвучна по содержанию живопись Виктора Михайловича Васнецова. По словам Стасова, Васнецов «дышал русской древностью». Он открыл для живописи мир русских преданий и былин. «Я считаю, что в истории русской живописи «Богатыри» Васнецова занимают одно из первейших мест», — писал В. В. Стасов после того, как в 1898 году эта картина была впервые показана на выставке. По его словам, в картине выражена вся сила и мощь русского народа — «сила торжествующая, спокойная и важная, никого не боящаяся».

Васнецов писал: «В жанровых и исторических картинах… в сказке, песне, былине, драме сказывается весь целый облик народа, внутренний и внешний, с прошлым и настоящим, а может быть и будущим <…> Плох тот народ, который не помнит, не ценит и не любит своей истории».

«Я не хотел выдумывать прошлое, а только стремился передать его в живописных образах… Мне хотелось сохранить в памяти народа былинную Русь!»

Виктор Васнецов

Тема Древней Руси — центральная в произведениях еще многих великих русских художников, композиторов, писателей и поэтов, неисчерпаемый источник их творческого вдохновения. Не является ли этот факт самым убедительным доказательством того, что именно русская культура вобрала в себя культуру древней Киевской Руси и дооформила эту культуру сообразно ее аутентичному содержанию? Не является ли также фактом то, что украинская культура ничего подобного не сделала?

Храм Святого Иоанна Предтечи. Керчь. Россия

Да, многие выдающиеся деятели культуры и искусства родились на Украине. Но они не создали бы свои шедевры, если бы не впитали в себя русскую культуру, не обогатили свой внутренний мир ее великим содержанием.

Итак, не Украина, а Россия сохранила память о Киевской Руси. Россия продолжила развивать культурные традиции Древней Руси. В России на протяжении всей ее истории создавались и создаются великие произведения искусства, прославляющие эпоху Киевской Руси. И, тем не менее, украинизаторы продолжают утверждать, что Украина, а не Россия — наследница Древней Руси и ее культуры.

Так, Петр Порошенко, выступая перед студентами Черниговского педагогического университета 1 апреля 2015 года, под одобрительные аплодисменты слушателей заявил: «Когда в Чернигове уже несколько сот лет стояли храмы, в Москве было только болото».

Во-первых, при чем тут «несколько сот лет»? Чернигов впервые упоминается в «Повести временных лет» в 907 году. А Москва впервые упоминается в Ипатьевской летописи в 1147 году. Москва упоминается в Ипатьевской летописи в 1147 году. Но упоминание это касается времен княжения Юрия Долгорукого, который возвел вокруг Москвы новые укрепления. К тому моменту она давно уже не была «болотом». Точный возраст Москвы неизвестен. Но известно, что в XI веке, то есть веком ранее указанной даты, на этом месте уже существовало поселение, защищённое валом и рвом, то есть бывшее, по меркам того времени, городом.

Во-вторых, Новгород отметил свое 1150-летие в 2009 году, дата его основания приходится на 859 год. То есть Новгород старше Чернигова. Владимир основан Владимиром Мономахом в 1108 году. Рязань — в 1095 году. Суздаль впервые упоминается в летописи в 1024 году. А есть и более ранние датировки — 999 год… Поэтому говорить о каком-то совсем уж разном времени основания Чернигова и русских городов не приходится.

В-третьих, никто не оспаривает, что Киевская Русь — древнейшее на территории России и Украины государственное образование. Вопрос не в этом, а в том, кто сохранил ее традицию, а кто нет.

В-четвертых, развитие Чернигова, как известно, было совсем уж резко прервано татаро-монгольским нашествием. А уже к 1503 году, побывав, в отличие от упомянутых нами русских городов, под властью Литвы, небезуспешно искоренявшей древнерусскую традицию в Черниговщине, Чернигов вошел в состав Русского государства. И с тех пор отбивался от литовцев, поляков. Отбил он, кстати, в 1534 году и попытку киевского воеводы Андрея Немировича взять город. Потом Чернигов снова оказался под поляками, которые еще больше оторвали его от древнерусских традиций, превратив древние храмы в костелы, управлявшиеся монахами-доминиканцами. А потом Богдан Хмельницкий вместе с черниговским полком отбились от поляков, после чего Чернигов опять вошел в состав русского государства.

Вот какова сложнейшая настоящая история реального Чернигова. Создатели украинства хотят заменить ее восклицаниями на тему: «Когда у нас было всё, у вас не было ничего!» Вот так конструкт вытесняет реальную историю. Так, отмежевываясь от русской культуры и от русского мира, украинские националисты обкрадывают сами себя и свой народ.

Интересно высказывание по этому поводу не апологетов русского мира, а почитаемого украинизаторами Павла Скоропадского. Скоропадский был провозглашен гетманом Украины в 1918 году при поддержке оккупационных войск Германии. Будучи ставленником немцев, Скоропадский должен был действовать в их интересах. Как и Австро-Венгрия, взращивавшая и культивировавшая галицийство, Германия также была заинтересована в распространении этой националистической идеологии. Поэтому особенно интересно, что Скоропадский критиковал галицийство:

«Узкое украинство — исключительно продукт, привезенный нам из Галиции, культуру каковой целиком пересаживать нам не имеет никакого смысла: никаких данных на успех нет, и это является просто преступлением, так как там, собственно и культуры нет.

Ведь галичане живут объедками от немецкого и польского стола. Уже один язык их это ясно отражает, где на пять слов — четыре польского или немецкого происхождения…

Великороссы и наши украинцы создали общими усилиями русскую науку, русскую литературу, музыку и художество, и отказываться от этого своего высокого и хорошего для того, чтобы взять то убожество, которое нам, украинцам, так любезно предлагают галичане, просто смешно и немыслимо…

Насколько я полагаю необходимым, чтобы украинцы работали над созданием своей собственной культуры, настолько же я считаю бессмысленным и гибельным для Украины оторваться от России, особенно в культурном отношении.

Если мы теперь откажемся от русской культуры, мы будем лишь подстилкой для других наций и никогда ничего великого создать не сумеем».

К сожалению, яростное насаждение украинства, этого ущербного и антиисторического конструкта, приводит именно к тому, что было предсказано Скоропадским.

Читайте ранее в этом сюжете:
Война с русским языком на Украине — «Украинство. ..» Глава XXVII

Читайте развитие сюжета:
Пересопницкое Евангелие и миф о Первокниге — «Украинство…» Глава XXIV

Кем были по национальности Хмельницкий, Петр I и Владимир Креститель. О книге «Происхождение славянских наций»

Концепция, что православные восточные славяне Речи Посполитой и Московии – это один народ, формируется только к середине XVII века. И если коротко описать ее появление в вульгарных анахроничных терминах, то ее придумывают на Украине, чтобы было проще пробиться на высокие посты в Москве

Киевская Русь была украинским государством. Великое княжество Литовское – белорусским. А украинцы и белорусы – это неотъемлемая часть единого русского народа, искусственные идентичности которых придумали в Вене и Варшаве, чтобы разобщить и ослабить Россию.

Эти мифы из времен раннего национального строительства до сих пор не теряют популярности и вызывают инстинктивное одобрение у многих даже в 2021 году. Хотя прошло уже почти полвека с тех пор, как Грох, Хобсбаум, Андресон и многие другие сделали общепризнанным представление, что нации стали появляться только в XIX веке и все они – штука довольно инструментальная.

Однако это не значит, что люди не пытались спроектировать какие-то общие идентичности на более ранних этапах истории, пускай эти поиски и оставались уделом небольшой части грамотного меньшинства, не затрагивая основную массу человечества.

Именно эти ранние идентичности восточных славян разбирает Сергей Плохий в книге «Происхождение славянских наций. Домодерные идентичности в России, Украине и Белоруссии». За 350 страниц он проходит почти тысячу лет, от Рюрика до конца правления Петра I, делая основной упор на два типа вопросов.

Первый – это те, о которых спорят в комментариях почти к любому тексту о российско-украинско-белорусских отношениях. Второй – куда менее очевидный: о том, как воспринимали друг друга разные части восточных славян до появления известных нам ныне проектов украинской, белорусской и русской нации.

Вечный миф

Книга начинается с краеугольного вопроса всех восточнославянских споров – какой национальности были жители Киевской Руси. Корни этих споров уходят в не особо логичный, но чрезвычайно живучий принцип: чем государство древнее, тем оно легитимнее.

Собственно, этот принцип и породил в свое время Киевскую Русь, которая представляет собой не столько реальное государство, сколько пропагандистскую концепцию. С самого своего появления в XII веке это понятие отражало не текущую реальность, а подавало определенным образом далекое прошлое, чтобы добавить легитимности самым разнообразным правителям, городам и княжествам.

Тут, конечно, не стоит ударяться в фоменковщину. В Х–XI веках на землях восточных славян действительно существовало раннефеодальное государственное образование, которое постепенно христианизировалось.

Известные с младшей школы князья, вроде Владимира Крестителя и Ярослава Мудрого, – реальные исторические деятели. А Киев действительно был одним из самых заметных поселений в регионе. Но все это было слишком примитивным и быстротечным, чтобы можно было говорить про какую-то общую идентичность у жителей этого еще очень условного государства.

От тех времен, которые потом назовут периодом расцвета Киевской Руси, не осталось письменных источников. Поэтому мы ничего не знаем о том, кем считали себя даже Вещий Олег или Владимир Красно Солнышко, не говоря уже о более широких слоях населения. Но сам факт отсутствия письменного наследия подсказывает, что это были люди, не особенно склонные к рефлексии, а степень сложности их государственных институтов оставалась очень низкой.

Общую идентичность для жителей Киевской Руси придумают только в XII веке, когда будут составлять самый ранний из сохранившихся письменных источников о той эпохе – Повесть временных лет. К тому времени на землях расселения восточных славян сформируется десяток феодальных княжеств, связанных между собой православной верой и восточнославянскими диалектами. Силу этих связей не нужно переоценивать: похожая общность – через католичество и романские диалекты – существовала тогда, например, между Португалией, Нормандией и Венецией.

Концепция Киевской Руси и общего прошлого неслучайно понадобилась авторам летописи и их светским патронам. Во-первых, это был хороший аргумент в пользу того, что восточнославянские княжества должны вместе бороться с набегами кочевников. Но еще важнее то, что летопись о Киевской Руси писали в Киеве. То есть авторы летописи таким образом ненавязчиво сообщали остальным, что они тут главные. Почему? Потому что так было всегда.

Дальше традиция закрепилась и продолжила жить своей жизнью даже после упадка и маргинализации Киева. Как атрибут престижа, влияния и особой легитимности Русь в свои титулы охотно вписывали и галицко-волынские князья на юго-западе, и московские цари на северо-востоке, и просто удельные восточнославянские феодалы внутри Великого княжества Литовского.

Православные одни и другие

Каждый правитель понимал Русь так, как ему было удобно, так что концепция не особенно помогала сближению княжеств. Тем более что в XIII веке в землях восточных славян появляется линия раздела, которая сохранится на много веков вперед. Восток завоевали монголы, Запад и Юг – литовцы.

В обоих случаях завоеватели были менее развитыми обществами и предоставляли завоеванным немалую автономию, а со временем и вовсе стали ассимилироваться в восточнославянские элиты. Литовцы – пораньше, татары – попозже. Но само разделение восточных славян оказалось настолько глубоким, что его веками не могли преодолеть ни конфессиональная, ни языковая близость.

Когда в XVI веке православные восточнославянские армии Литвы и Московии начинают регулярно воевать друг с другом, ни одной из сторон не приходит в голову, что с той стороны – свои. При этом обе правящие элиты не просто знают про концепцию Руси, но и позиционируют себя как ее прямых наследников.

Просто Русь для них – это про феодальный сюзеренитет, а не про этническую или культурную близость. В восприятии Ивана Грозного статус великого князя всея Руси давал ему одинаковое право и на православно-славянский Киев, и на мусульманско-татарскую Казань, потому что и то и другое, по его мнению, когда-то было частью Руси.

Похожим образом восточнославянских феодалов на землях будущей Украины не волновало, что после Люблинской унии 1569 года их передали от Великого княжества Литовского в Польское королевство. И литовским великим князем, и польским королем на тот момент был один и тот же человек, Сигизмунд II Август, а значит, с феодальной точки зрения для них ничего не изменилось – сюзерен остался тот же.

Представления о какой-то близости населения по обе стороны посполито-московской границы отсутствовали даже в начале XVII века в Смутное время. Чтобы никого не обижать и не портить миф про православное единство, в России события этого периода принято называть исключительно польской интервенцией, но понятно, что значительную часть войск Речи Посполитой тогда составляли ее православные подданные с восточных земель.

Однако религиозная общность не мешала восточнославянским сторонам воевать между собой точно так же, как не мешала католическим Испании и Франции. Освобождавшие Москву ополченцы Минина и Пожарского не считали православные войска Речи Посполитой за своих, а те, в свою очередь, не переживали, когда грабили православные поселения Московии.

Пропасть между восточными славянами Речи Посполитой и Московии тогда казалась настолько очевидной, что православных из Литвы и Польши, переходивших на службу царю Михаилу Романову, заставляли заново креститься вопреки базовым христианским канонам.

Киевское окно

Концепция, что православные восточные славяне Речи Посполитой и Московии – это один народ, формируется только к середине XVII века. И если коротко описать ее появление в вульгарных анахроничных терминах, то ее придумывают на Украине, чтобы было проще пробиться на высокие посты в Москве.

К XVII веку польская элита начинает превращать Речь Посполитую из рыхлого феодального конгломерата, где каждый удельный правитель руководит так, как захочется, во что-то напоминающее государство. Польская шляхта все больше интересуется экспортом зерна в Западную Европу, поэтому пытается навести какой-то порядок на обширных угодьях будущей Украины. Населяющие этот посполитый фронтир казаки отвечают восстаниями, крупнейшее из них придется на середину века – во главе с Богданом Хмельницким.

Параллельно королевскую власть в Варшаве все больше беспокоит разнобой в религиозных лояльностях подданных. На рубеже XVI–XVII веков объявлена Брестская уния, по которой православные Речи Посполитой должны перейти в католичество и признать главенство римского папы при сохранении православных обрядов. Значительную часть православного духовенства такой вариант не устраивает, и они ищут другие способы сохранить привилегии. Единство с православной Московией становится самым надежным из них.

Дальше начинается проникновение идей и людей из Киева в московское духовенство. Киево-Могилянская коллегия становится окном в большой мир для провинциальной и склонной к самоизоляции Московии. Выходцы из Киева привозят в Москву новые, более точные переводы религиозных текстов, приближая церковный раскол патриарха Никона. Они же готовят почву для того, что позднее назовут «воссоединением России и Украины» на Переяславской раде 1654 года.

В переписке Богдана Хмельницкого и Алексея Михайловича видно, как стремительно обстоятельства заставляют их внедрять новые концепции близости. Еще в конце 1640-х годов, в начале антипольского восстания гетман обращается к московскому царю за помощью как просто к единоверцу, а себя в феодальном стиле называет правителем Руси, без дополнительных уточнений и не задумываясь, что у царя в Москве тоже может быть Русь.

Но всего через несколько лет, в 1653 году, накануне Переяславской рады Хмельницкий ищет новые аргументы и пишет уже не о Московии, а о Великой Руси, где царствует Алексей Михайлович, и Руси Малой, где восставшие казаки не отказались бы от царской поддержки. Москва их поддержит и присоединит будущую левобережную Украину, начав, таким образом, свой долгий путь на Запад не только в географическом, но и в культурном смысле.

Образованные выходцы из Киева займут ведущие места в московской элите. Они создадут Славяно-греко-латинскую академию, первое высшее учебное заведение в России. Они будут наставниками детей царя Алексея Михайловича, которые потом откроют окно в Европу. Они же придумают для российских правителей тот самый титул с популярным до сих пор триединством Великой, Малой и Белой Руси.  

Логику их поведения не сложно понять. Брестская уния не оставила им места в Речи Посполитой. Получив образование в более европеизированном Киеве, они имели все шансы занять лучшие места в элите периферийной Москвы, ставшей после Переяславской рады их новой столицей. Нужно было только убедить московских правителей, что они – свои. Имперские амбиции Кремля упростили задачу.

Мазепа и отечество

Понятно, что места на вершине новой имперской власти хватит не всем. Кто-то останется на землях будущей Украины и будет руководствоваться совсем другой логикой. Привыкшие за XVII век к немалой самостоятельности, казачьи элиты будут упирать на свои особые права и статус, вытекающие из Переяславской рады, когда имперская власть начнет унификаторское наступление на их привилегии в начале XVIII века, после поражения Мазепы в конфликте с Петром I.

Сам конфликт гетмана и тогда еще царя тоже окажется чрезвычайно продуктивным для общественной мысли с обеих сторон. Продолжающиеся до сих пор споры о том, предательство это было или нет, заставят и тех и других напряженно думать о новой, нефеодальной иерархии лояльностей. Такой иерархии, где сюзерену можно изменить и это будет даже правильно, потому что гораздо важнее сохранить верность интересам отечества.

Мало того, в ответ на такую интерпретацию действий Мазепы его сторонниками имперской власти во главе с Петром I придется задуматься о том, что они сами считают отечеством. И если Мазепа – предатель, то получается, что отечество должно быть одно, всероссийское – и у московитов, и у казаков гетманата.

Конечно, все эти концепции, кто с кем един, а с кем различен, еще долго останутся уделом узкого круга образованной элиты. И даже там они часто использовались инструментально, в зависимости от обстоятельств и далеко не всегда отражали реальные представления людей о самих себе. Наконец, в любом случае сословная и местная идентичности имели для них куда большее значение, чем умозрительные рассуждения о близости народов. 

Собственно, в этом и есть центральная мысль книги Плохия. На протяжении своей истории восточные славяне генерировали самые разные идентичности и национальные проекты. И этот процесс не обязательно должен был привести именно к нынешнему положению вещей, когда существование белорусской, украинской и русской нации сочетается с популярным представлением об их особой близости.

Многовековая ситуация, когда православные Московии и Речи Посполитой не видели между собой почти ничего общего, могла стать основанием для формирования двух далеких друг от друга восточнославянских наций. Или, наоборот, интеграция бывших посполитых земель в Российскую империю могла пойти быстрее и успешнее, превратив их особенности не в национальные, а в региональные. Поэтому странно сегодня считать «единственно верными» или «справедливыми» национальные концепции, которые когда-то возникли как способ решить какую-то конкретную, практическую проблему.

следующего автора:

• Максим Саморуков

Фонд Карнеги за Международный Мир и Московский Центр Карнеги как организация не выступают с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды авторов, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир.