Былины об илье: Былины об Илье Муромце | Былины

Три поездки Ильи Муромца | Былины

Из того ли из города из Мурома,
Из того ли села да Карачаева
Была тут поездка богатырская.
Выезжает оттуль да добрый молодец,
Старый казак да Илья Муромец,
На своем ли выезжает на добром коне
И во том ли выезжает во кованом седле.
И он ходил‑гулял да добрый молодец,
Ото младости гулял да он до старости.
Едет добрый молодец да во чистом поле,
И увидел добрый молодец да Латырь‑камешек,
И от камешка лежит три росстани,
И на камешке было подписано:
«В первую дороженьку ехати – убиту быть,
Во другую дороженьку ехати – женату быть,
Третюю дороженьку ехати – богату быть».
Стоит старенький да издивляется,
Головой качат, сам выговариват:
«Сколько лет я во чистом поле гулял да езживал,
А еще такового чуда не нахаживал.
Но на что поеду в ту дороженьку, да где богату быть?
Нету у меня да молодой жены,
И молодой жены да любимой семьи,
Некому держать‑тощить да золотой казны,
Некому держать да платья цветного.
Но на что мне в ту дорожку ехать, где женату быть?
Ведь прошла моя теперь вся молодость.
Как молоденьку ведь взять – да то чужа корысть,
А как старую‑то взять – дак на печи лежать,
На печи лежать да киселем кормить.
Разве поеду я ведь, добрый молодец,
А й во тую дороженьку, где убиту быть?
А и пожил я ведь, добрый молодец, на сем свете,
И походил‑погулял ведь добрый молодец во чистом поле».
Нонь поехал добрый молодец в ту дорожку, где убиту быть,
Только видели добра молодца ведь сядучи,
Как не видели добра молодца поедучи;
Во чистом поле да курева стоит,
Курева стоит да пыль столбом летит.
С горы на гору добрый молодец поскакивал,
С холмы на холму добрый молодец попрыгивал,
Он ведь реки ты озера между ног спущал,
Он сини моря ты на окол скакал.
Лишь проехал добрый молодец Корелу проклятую,
Не доехал добрый молодец до Индии до богатоей,
И наехал добрый молодец на грязи на смоленские,
Где стоят ведь сорок тысячей разбойников
И те ли ночные тати‑подорожники.
И увидели разбойники да добра молодца,
Старого казака Илью Муромца.
Закричал разбойнический атаман большой:
«А гой же вы, мои братцы‑товарищи
И разудаленькие вы да добры молодцы!
Принимайтесь‑ка за добра молодца,
Отбирайте от него да платье цветное,
Отбирайте от него да что ль добра коня».
Видит тут старыи казак да Илья Муромец,
Видит он тут, что да беда пришла,
Да беда пришла да неминуема.
Испроговорит тут добрый молодец да таково слово:
«А гой же вы, сорок тысяч разбойников
И тех ли татей ночных да подорожников!
Ведь как бить‑трепать вам будет стара некого,
Но ведь взять‑то будет вам со старого да нечего.
Нет у старого да золотой казны,
Нет у старого да платья цветного,
А и нет у старого да камня драгоценного.
Только есть у старого один ведь добрый конь,
Добрый конь у старого да богатырскиий,
И на добром коне ведь есть у старого седелышко,
Есть седелышко да богатырское.
То не для красы, братцы, и не для басы ‑
Ради крепости да богатырскоей,
И чтоб можно было сидеть да добру молодцу,
Биться‑ратиться добру молодцу да во чистом поле.
Но еще есть у старого на коне уздечка тесмяная,
И во той ли во уздечике да во тесмяноей
Как зашито есть по камешку по яхонту,
То не для красы, братцы, не для басы ‑
Ради крепости да богатырскоей.
И где ходит ведь гулят мои добрый конь,
И среди ведь ходит ночи темныя,
И видно его да за пятнадцать верст да равномерныих;
Но еще у старого на головушке да шеломчат колпак,
Шеломчат колпак да сорока пудов.
То не для красы, братцы, не для басы ‑
Ради крепости да богатырскоей».
Скричал‑сзычал да громким голосом
Разбойнический да атаман большой:
«Ну что ж вы долго дали старому да выговаривать!
Принимайтесь‑ка вы, ребятушки, за дело ратное».
А й тут ведь старому да за беду стало
И за великую досаду показалося.
Снимал тут старый со буйной главы да шеломчат колпак,
И он начал, старенький, тут шеломом помахивать.
Как в сторону махнет – так тут и улица,
А й в другу отмахнет – дак переулочек.
А видят тут разбойники, да что беда пришла,
И как беда пришла и неминуема,
Скричали тут разбойники да зычным голосом:
«Ты оставь‑ка, добрый молодец, да хоть на семена».
Он прибил‑прирубил всю силу неверную
И не оставил разбойников на семена.
Обращается ко камешку ко Латырю,
И на камешке подпись подписывал, ‑
И что ли очищена тая дорожка прямоезжая,
И поехал старенький во ту дорожку, где женату быть.
Выезжает старенький да во чисто поле,
Увидал тут старенький палаты белокаменны.
Приезжает тут старенький к палатам белокаменным,
Увидела тут да красна девица,
Сильная поляница удалая,
И выходила встречать да добра молодца:
«И пожалуй‑кось ко мне, да добрый молодец!»
И она бьет челом ему да низко кланяйтся,
И берет она добра молодца да за белы руки,
За белы руки да за златы перстни,
И ведет ведь добра молодца да во палаты белокаменны;
Посадила добра молодца да за дубовый стол,
Стала добра молодца она угащивать,
Стала у доброго молодца выспрашивать:
«Ты скажи‑тко, скажи мне, добрый молодец!
Ты какой земли есть да какой орды,
И ты чьего же отца есть да чьей матери?
Еще как же тебя именем зовут,
А звеличают тебя по отечеству?»
А й тут ответ‑то держал да добрый молодец:
«И ты почто спрашивать об том, да красна девица?
А я теперь устал, да добрый молодец,
А я теперь устал да отдохнуть хочу».
Как берет тут красна девица да добра молодца,
И как берет его да за белы руки,
За белы руки да за златы перстни,
Как ведет тут добра молодца
Во тую ли во спальню, богато убрану,
И ложит тут добра молодца на ту кроваточку обманчиву.
Испроговорит тут молодец да таково слово:
«Ай же ты, душечка да красна девица!
Ты сама ложись да на ту кроватку на тесовую».
И как схватил тут добрый молодец
да красну девицу,
И хватил он ей да по подпазушки
И бросил на тую на кроваточку;
Как кроваточка‑то эта подвернулася,
И улетела красна девица во тот да во глубок погреб.
Закричал тут ведь старый казак да зычным голосом:
«А гой же вы, братцы мои да все товарищи
И разудалые да добры молодцы!
Но имай‑хватай, вот и сама идет».
Отворяет погреба глубокие,
Выпущает двенадцать да добрых молодцев,
И все сильныих могучих богатырей;
Едину оставил саму да во погребе глубокоем.
Бьют‑то челом да низко кланяются
И удалому да добру молодцу
И старому казаку Илье Муромцу.
И приезжает старенький ко камешку ко Латырю,
И на камешке‑то он подпись подписывал:
«И как очищена эта дорожка прямоезжая».
И направляет добрый молодец да своего коня
И во тую ли дороженьку, да где богату быть.
Во чистом поле наехал на три погреба глубокиих,
И которые насыпаны погреба златом‑серебром,
Златом‑серебром, каменьем драгоценныим;
И обирал тут добрый молодец все злато это серебро
И раздавал это злато‑серебро по нищей по братии;
И роздал он злато‑серебро по сиротам да бесприютныим.
И обращался добрый молодец ко камешку ко Латырю,
И на камешке он подпись подписывал:
«И как очищена эта дорожка прямоезжая».

Источник: Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года. Изд. 4‑е. В 3‑х тт. М. – Л., 1950, т. 2. №171.

ЧИТАТЬ ПЕРЕЛОЖЕНИЕ БЫЛИНЫ «ТРИ ПОЕЗДКИ ИЛЬИ МУРОМЦА»

Илья Муромец и Кáлин-царь. | Былины

 

Наговорили злые люди-завистники князю Владимиру на старого богатыря Илью Муромца, будто похвалялся Илья выжить князя из Киева и на его место сесть. Рассердился Владимир и приказал заточить Илью в тюрьму подземную, в погреба глубокие. Не поспорил Илья с князем. Попрощался со своим конём любимым, Бурушкой косматым, и дал увести себя в подземелье сырое, холодное, тёмное.

Плохо пришлось бы там богатырю. Да, к счастью, пожалела его княжна молодая, дочь Владимира: тайком от отца послала она в подземелье подушки пуховые, одеяла шелковые, тёплое платье да сытную пищу. Живёт богатырь в подземелье.

А над Киевом беда собирается: пишет недруг-татарин, Калин-царь, что придёт он скоро свойском к Киеву; требует, чтобы встречали его в каждом переулке сладкими винами, полными бочками. Попросил Владимир-князь у Калина отсрочки на три года, на три месяца, чтобы к приходу его приготовиться. Согласился Калин-царь. А прошёл срок назначенный — и заплакал, затужил князь киевский:

— Нет у нас больше славного богатыря Ильи Муромца! Некому за родную землю постоять, некому Киев спасти! И зачем я его в погребах погубил!

А княжна молодая и говорит отцу:

— Жив, батюшка, Илья Муромец! Не погиб он в погребе!

Бросился Владимир в подземелье, а Илья там: жив, здоров, обут, одет. Обрадовался князь, повёл богатыря в свои палаты белокаменные, угощать принялся, упрашивать:

— Обошёл собака Калин-царь наш Киев-град. Помоги, Илья, постой за отечество, пойди против войска вражьего!

Стал собираться в поход Илья Муромец. Любимый слуга молодой ему все эти годы коня берёг. Выехал Илья в чисто поле. В поле войска татарского видимо-невидимо. А в другой стороне стоят шатры белые: живут в них двенадцать русских богатырей. Стал их Илья уговаривать вместе с ним ехать против царя Калина. Говорит ему богатырь Самсон Самойлович:

— Не хотим мы помогать Владимиру: он своих слуг-бояр кормит, жалует, а нам, богатырям, ничего от князя нет.
Как ни просил Илья товарищей — никто не хочет ехать защищать князя Владимира. Отправился Илья один в чисто поле.

Несчастлив был его выезд: бил он, топтал врагов, а под конец к ним в плен попался. Привели его татары к царю Калину. Калин-царь встретил Илью ласково. Уговаривать начал:

— Не служи ты, Илья, князю Владимиру. Служи мне, царю Калину. Дам тебе одежду драгоценную, золотой казны без счета дам.

Отвечал ему Илья Муромец:

— Не нужны мне твои дары богатые. Буду не тебе служить, а родной земле!

И уйти хотел. А татары теснят его, не выпускают. Схватил тогда Илья одного татарина, начал им, как дубиной, других колотить. Пробился в чисто поле, вскочил на коня и поскакал. Был у него лук тугой, стрелы калёные. И пустил он стрелу в ту сторону, где богатыри, его товарищи, шатры поставили. Спали богатыри в шатрах. Прилетела стрелка, пала на грудь Самсона Самойловича. Мигом проснулся богатырь, других разбудил.

— Славные богатыри святорусские,видно, Илье плохо приходится: прилетела от него стрелочка калёная. Надо ему на помощь спешить. Садились богатыри на своих добрых коней, Илью Муромца выручать кинулись. Вышли они все вместе с Ильёй против войска татарского. Войско перебили, царя Калина в плен забрали. Голову ему отрубить хотели, да Илья удержал:

— Отвезём его в Киев,— говорит, —пускай Владимир-князь решит, как с ним быть.

Привезли царя Калина в славный Киев-град.
Упросил Калин Владимира:

— Не руби ты мне буйну голову! Буду я тебе вечно дань платить.

Согласился Владимир. На том они вражду и покончили.

 

 

 

 

Источник: Былины. Пересказала для детей Н.П. Колпакова. Л., 1973. Иллюстрации В.М. Конашевича.

Илья-реформатор, эпос-баллада и другие духовные и религиозные поэмы

Об этом товаре

Заголовок

  • Илия-реформатор, эпос-баллада и другие духовные и религиозные поэмы

Имена

  • Тейлор, Джордж Лансинг, 1835–1819 гг.03

Создано/опубликовано

  • Нью-Йорк [и др. ] Funk & Wagnalls, 1885 г.

Заголовки

  • —

    Илия — (библейский пророк)

  • —

    Религиозная поэзия

Заметки

  • —

    Также доступен в цифровом виде.

Середина

  • viii, [9]-279, [2] с. 20 см.

Номер телефона/физическое местоположение

  • ПС2999 .Т423

Контрольный номер Библиотеки Конгресса

  • 12039298

Номер OCLC

  • 15728192

Онлайн формат

  • изображение

Постоянная ссылка LCCN

  • https://lccn. loc.gov/12039298

Дополнительные форматы метаданных

  • MARCXML-запись
  • МОДС Запись
  • Дублинская основная запись

Манифест презентации IIIF

  • Манифест (JSON/LD)

Права и доступ

Книги в этой коллекции являются общественным достоянием и могут свободно использоваться и повторно использоваться.

Кредитная линия: Библиотека Конгресса

Подробнее об авторском праве и других ограничениях.

Для получения рекомендаций по составлению полных ссылок обратитесь к Citing Primary Sources.

Процитировать этот товар

Цитаты генерируются автоматически из библиографических данных, как
для удобства и может быть неполным или точным.

Чикагский стиль цитирования:

Тейлор, Джордж Лансинг. Илия Реформатор, эпос-баллада и другие духовные и религиозные поэмы . [Нью-Йорк и др. Funk & Wagnalls, 1885] Изображение. https://www.loc.gov/item/12039298/.

Стиль цитирования APA:

Тейлор, Г.Л. (1885) Илия Реформатор, эпическая баллада и другие священные и религиозные стихи . [Нью-Йорк и др. Funk & Wagnalls] [Изображение] Получено из Библиотеки Конгресса, https://www.loc.gov/item/12039298/.

Стиль цитирования MLA:

Taylor, George Lansing. Илия Реформатор, эпос-баллада и другие духовные и религиозные поэмы . [Нью-Йорк и др. Funk & Wagnalls, 1885] Изображение. Получено из Библиотеки Конгресса, .

Стихи Генри Вайнфилда

Похвала

В предисловии к этой удивительной книге Генри Вейнфилд называет пророка Илию «одной из самых демонических и сверхъестественных фигур в литературе». И с этими стихами сам Вайнфилд становится одним из самых демонических и сверхъестественных поэтов, пишущих сегодня. Высокая формальность и чинность его стихов производят беспримерную ясность и возвышенный резонанс. В «Книге Илии» современная английская поэзия, опосредованная неизбежным языком Библии короля Иакова, теперь является средством эпической истории, основанной на архаической еврейской традиции. Но вряд ли это упражнение в антиквариате. Посмотрите на «Хвалу и плач» Вайнфилда: в плавном разговорном стиле он написал одно из самых сильных и умных политических стихотворений за последнее время. Эту книгу нужно читать на Песах и в течение всего года. – Норман Финкельштейн

В книге «Блуждающий арамей» Генри Вайнфилд предлагает читателю оригинальные стихи и переводы библейских стихов об Илии и Моисее. Современные дилеммы партикуляризма и идентичности обрисованы в общих чертах в терминах мифических персонажей Библии, а затем затенены затруднительным положением евреев диаспоры и израильтян в сегодняшнем мире. В совокупности переводы и новые композиции помещают вопросы религиозного и этнического значения в непрекращающийся ряд этических противоречий, особенно связанных с брошенностью бытия, в результате чего наш выбор и наша способность контролировать свою жизнь становятся более ограниченными. чем мы готовы признать. («Быть, по сути, значит быть брошенным / В мир возможностей / Непостижимый», — пишет Вайнфилд.)» «Эти чувственные, созерцательные пьесы, прекрасно составленные, служат порталами для глубоких размышлений о еврейской истории и современной идентичности. — Дэвид Х. Аарон

Отрывок

Мой отец был странствующим арамейцем

». . . так ответь перед господом, твоим Богом: «отцом моим был странствующий арамей; он ушел в Египет
и жил там как чужеземец, малочисленный, и там он стал
великим народом, могущественным и многочисленным». (Второзаконие 26: 5)

Мой отец был странствующим арамейцем, язычник и еврей.
Земля обетованная никогда не принадлежала ему, чтобы остаться,
У него не было ни церкви, ни синагоги, в которой он мог бы молиться —
музыка была религией, которую он знал.

Мой отец был странствующим арамейцем,
просветленным тьмой, которую он нашел.
Он никогда не возносил триумфальной песни:
Никто не избран – еврей, грек или язычник –
Одно и то же облако окружает нас кругом.