Содержание
Битва на реке Граник
Фантастическое изображение из манускрипта XIII столетия,
хранящегося в Брюссельской библиотеке.
В 334 армия македонского
царя переправились через Геллеспонт (совр.
Дарданеллы), началась война под лозунгом
отмщения персам за поруганные греческие святыни
Малой Азии. На первом этапе военных действий
Александру противостояли персидские сатрапы,
управлявшие Малой Азией. Их 60-тысячное войско
было разгромлено в 333 в битве при реке Граник,
после чего греческие города Малой Азии были
освобождены. Однако государство Ахеменидов
обладало огромными людскими и материальными
ресурсами. Царь Дарий III, собрав лучшие войска со
всех концов своей страны, двинулся навстречу
Александру, но в решающем сражении при Иссе
вблизи границы Сирии и Киликии (район
современного Искандеруна, Турция) его 100-тысячное
войско было разбито, а сам он едва спасся
бегством.
Из советской энциклопедии:
Граник (ныне Бита или Чанчаи), река в Турции, впадающая в
Мраморное м., на которой в 334 до н. э. произошло первое крупное сражение
между македонской и персидской армиями в ходе войны Македонии с Персией.
Персидская армия Дария III (до 35 тыс. пехоты и 5 тыс. конницы) развернулась
на правом берегу Г. в две линии, имея в первой конных и пеших лучников, во
второй — греч. наёмную пехоту, на флангах — конницу. Македонская армия (30
тыс. пехоты и 5 тыс. конницы) построилась в одну линию: в центре — фаланга
тяжёлой пехоты (гоплиты), на правом крыле— тяжёлая, на левом — лёгкая
конница. Александр Македонский решил форсировать Г. и атаковать персов,
нанося гл. удар своим правым крылом. Попытка авангарда Александра
форсировать Г. и сбить первую линию персов была отражена. Тогда тяжёлая
македонская конница, предводительствуемая Александром, переправилась через
Г.
и в упорном бою разгромила левое крыло перс, армии. Почти одновременно
конница левого крыла македонян (Парменион) нанесла поражение правому крылу
персов. Понеся потери, первая линия персов обратилась в бегство. Гл. силы
персов— греч. наёмники (ок. 10 тыс. чел.), не принимавшие до этого участия в
бою, подвергшись атакам македонской фаланги с фронта и конницы с флангов,
были окружены и почти полностью уничтожены. Потери персов составили более 20
тыс. чел. Победа македонской армии при Г. открыла Александру путь к
овладению всей М. Азией. Она была одержана согласованными усилиями всех
элементов боевого порядка македонян, в первую очередь ударами кавалерии. Ф.
Энгельс указывал, что сражение при Г. в воен. искусстве «представляет собой
первый пример боевых действий, в которых конница сыграла решающую роль»
(Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 14, с. 298).
Использованы материалы Советской
военной энциклопедии в 8-ми томах, том 3.
Предпосылки, ход и исход битвы
Вступая в войну с Персией, Македония стремилась к устранению из района
Средиземного моря, Малой Азии и восточных торговых путей векового
могущественного соперника — персидской деспотии, к захвату новых земель,
богатства, рабов.
Весной 334 года до н. э. македонская армия под командованием Александра,
сына Филиппа II, переправилась через Геллеспонт и вторглась в Малую Азию.
Персы, несмотря на превосходство своего флота, не помешали форсированию
пролива.
Первое сражение персидско-македонской войны произошло на р. Граник.
Персидская армия занимала позицию для обороны с целью не допустить
вторжения македонской армии. В этом бою армия Александра имела 30 тысяч
пехоты и 5 тысяч конницы. У персов было примерно 20 тысяч греческих
наемников и 20 тысяч конных и пеших лучников.
Таким образом, численность
армий двух противников была приблизительно равной, но македонская армия была
лучше вооружена, организована и подготовлена.
Персы заняли высокий правый берег р. Граник. Впереди были выстроены
персидские конные и пешие лучники: в центре — пехота, на флангах — конница.
Позади на высоте стояла фаланга греческих наемников. Конница должна была
загнать переправлявшихся македонян обратно в реку, наемники имели задачу
атаковать пехоту, если бы ей удалось переправиться.
Македонская армия шла в следующем порядке: впереди — отряд из тяжело
вооруженных всадников и легко вооруженных пехотинцев; за авангардом в центре
— двойная фаланга гоплитов, на ее флангах — конница; за ее главными силами
следовал обоз. Правым крылом командовал сам Александр, левым — один из его
военачальников — Парменион.
Александр приказал македонской армии строиться для боя.
Парменион хотел
предостеречь царя от такого решения, указывая на неблагоприятные условия
местности — необходимо было преодолеть крутой берег реки под огнем
противника. Опасения Пармениона оказались ненапрасными.
На первом этапе боя персы отбили попытку переправы македонского отряда,
поражая его с высокого правого берега стрелами и дротиками. Тем самым был
почти полностью уничтожен авангард македонской армии.
Второй этап боя принес некоторую победу македонцам. Видя неудачу своего
авангарда, Александр лично повел правое крыло своего войска в реку.
Предводитель с македонскими всадниками бросился в поток и атаковал то место
берега, где был сосредоточен неприятель и находились его военачальники.
Другая часть его войска теснила остальные персидские отряды. Персы,
вооруженные легкими метательными копьями и кривыми мечами, пытались сбросить
в реку взбирающегося на крутой берег противника.
Македонцы же хотели
отбросить неприятеля дальше от берега. Наконец это им удалось.
Александр находился в самом пылу сражения, копье его сломалось. Димарат
Коринфский передал царю свое собственное копье в тот момент, когда Митридат,
зять Дария, налетел на него во главе своих всадников. Александр, метнув
копье ему в лицо, поверг его наземь. Это увидел брат убитого, Рисак. С
размаху ударил он мечом в голову царя и раздробил ему шлем, но Александр
вонзил меч в грудь противника. Таков был один из жестоких эпизодов этой
безжалостной кровавой битвы.
После успеха правого крыла дрогнул центр персидской линии, за ним —
всадники правого фланга. Греческие наемники не поддержали первую линию, что
позволило македонцам разбить персидское войско по частям. Персидские конные
и пешие лучники бросились бежать. Александр недалеко преследовал бегущих,
потому что неприятельская пехота все еще стояла на высотах.
Он повел на них
свою фалангу и приказал коннице атаковать персов со всех сторон. После
короткого, но отчаянного боя они также были изрублены.
На третьем этапе боя Александр приказал атаковать греческих наемников
фалангой с фронта, а коннице — с флангов и тыла. Из 20 тысяч наемников
только 2 тысячи были взяты в плен, остальных уничтожили. Пленных греков
объявили изменниками, заковали и отправили в Македонию на каторжные работы.
Потери со стороны Александра были невелики. При первой схватке
македонская конница лишилась 25 человек. Сверх того было убито около 60
всадников и 30 воинов пехоты.
Победа в бою на реке Граник открыла македонцам прямой путь в долину Тигра
и Евфрата — к центру персидской деспотии.
После битвы при Гранике Александр двинулся к Сардам, которые сдались без
боя. Персидские сатрапии Фриния и Лидия были теперь в руках полководца.
Большинство греческих городов сдалось без боя. Таким образом победой при
Гранике по сути дела было уничтожено господство персов в Малой Азии.
Использованы материалы с сайта
http://100top.ru/encyclopedia/
Литература:
Разин Е. А. История военного искусства. Т. 1. М., 1955, с.
222—225,
A p p и а н. Поход Александра. Пер. с греч. М.—Л., 1962.
Далее читайте:
Бикерман Э. Хронология
древнего мира. Ближний Восток и античность.
Издательство «Наука», Главная редакция
восточной литературы, Москва, 1975 г.
Александр Македонский
Читать онлайн «У Великой реки. Битва», Андрей Круз – ЛитРес, страница 2
Темная фигура, как сбитый с подставки манекен, упала навзничь в коридоре, неподвижно застыв в быстро увеличивающейся луже крови, текущей из разбитого затылка.
А я уже перепрыгнул через него, через второго, погибшего от моих пуль и своей гранаты, и бежал вперед, сжимая ладонью рубчатый бочонок гранаты без рукоятки, наплевав на тех, кто, может быть, еще прятался в комнатах справа и слева. И, оказавшись у той двери, за которой резко оборвался поток Силы, державший щит, закатил туда гранату, а сам прижался к толстым бревнам стены прямо за косяком двери. Услышал ругательство, затем почуял новую вспышку Силы и глухой взрыв, как будто граната рванула под слоем пуховых перин.
Накрыл каким-то полем «феньку» Созерцающий, но магию мгновенно не перенацелишь. Поэтому когда я влетел в дверь, увидел лишь наголо бритого, тощего человечка в черном балахоне, поворачивающего ко мне оскаленное от страшного напряжения лицо. Он стоял на коленях над вскрытым и разваленным детским обнаженным телом, сжимая в руке кривой и раздвоенный на конце жертвенный нож, с которого капала кровь. Еще я увидел какого-то бородача в черном тюрбане, выбирающегося из-за опрокинутого стола с карабином в руках.
И тогда я начал стрелять в них обоих поочередно, с ликованием понимая, что опередил противника, и гад в черном клобуке ничего противопоставить моему «маузеру» не успел, а теперь лишь дергается под ударами пуль, попадающими ему в грудь. А вот бородач упал сразу, мешком, схватившись за простреленное горло мгновенно окровенившимися руками.
В колдуна пришлось дострелять магазин. Та Сила, которую он собрал с растянутой на полу, в центре шестиконечной звезды Кали, мертвой девочки, не давала ему умереть. Прошивающие насквозь его тощее тело пули не давали завершить заклинания, но призванная Сила продолжала удерживать его у грани смерти. И лишь последний выстрел, в переносицу, прервал его колдовство. Накопленная Сила вывернула тело колдуна в штопор, я даже услышал, как треснули кости, и едва успел выскочить в коридор, прежде чем по деревянным стенам плеснуло кровавым дождем.
Вот так бывает, когда Сила уже набрана в себя, но в заклинание не вылилась. В клочья разрывает. Это тебе, уроду, сам знаешь за кого.
С моей стороны коридора уже никого не было, но поручик вовсю перестреливался как минимум с двумя или тремя противниками, на мгновение высовывавшимися в коридор из дверей, чтобы выпустить пулю в его сторону. Гремели выстрелы, свистели пули по всему коридору, сыпалась труха из бревенчатых стен в лучах лунного света, выбивавшегося из открытых дверей, плыла пороховая гарь.
Воевать так можно было до бесконечности, но нам повезло. Услышав, как я крикнул поручику: «Колдуны готовы», его противники решили оборону больше не держать, а лихо повыскакивали из окон второго этажа. И нам осталось послушать стрельбу Полухина с товарищем, которых мы предусмотрительно посадили там в засаду.
А затем я подбежал к окну, зажег фонарик и начал крутить им перед собой. И через несколько секунд из-за угла «Улар-реки»[23] показалась быстро набиравшая скорость «копейка», в кузове которой виднелись приземистые силуэты гномов.
– Вниз! Наши! – крикнул я поручику, а сам рванул по лестнице, подобрав у одного из противников новенькую СКС-М с подсумками.
Добыли ведь где-то, гаденыши, да не впрок пошло – подохли. Вот теперь-то карабин может мне пригодиться, все как я и предсказывал. Даже не один, два прихвачу – благо под ногами валяются.
Поручик побежал следом, по пути тоже подхватив какую-то винтовку с пола, исключительно на инстинкте сбора трофеев. Мы с грохотом сапог ссыпались по деревянной лестнице на первый этаж, я присел на колено возле того мужика, что получил пулю в живот. Проверил пульс на шее и разочарованно покачал головой. Отмучился. Подхватил с пола еще и его карабин, а затем мы пробежали общим залом до окна – как раз вовремя, чтобы встретить машину с той стороны и Полухина с Игнатом с тыла.
Едва машина остановилась под окном, как четверо гномов, подхватив могучими руками две пятидесятилитровые бочки с бензином из кузова, лихо закинули их нам в окно. Из моих запасов бензин, не дай боги, потом не восполнят потерю! И нам осталось лишь отбить у них плотные пробки, а затем наперегонки выскочить в окно, прихватив трофеи и забросив внутрь зажигательную гранату гномьего изготовления.
И едва мы отъехали метров на сорок, как внутри трактира «Отставной К. барабанщик» рвануло, из всех окон первого этажа вырвались длинные языки клубящегося пламени, крыша словно подскочила над трактиром, и вскоре все здание окуталось пламенем без всякой надежды на то, что его удастся погасить.
Орри, сидевший на моем месте, за рулем, прибавил газу. В нас начали постреливать из других мест, где засел противник, но неточно. Мы так и рассчитывали, что пламя пожара не даст толком прицелиться – не разглядеть будет темно-серую машину в темноте на фоне серой же стены. Так и вышло. И через полминуты мы вновь нырнули за спасительный угол «Улар-реки».
Там нас уже ждали все, кто оставался в здании. Машу держали под руки, усатая домоправительница прикладывала ей к носу белый платок, пытаясь унять кровь, вытекавшую из ноздрей тоненькими, черными в темноте струйками.
– Перенапряглась? – подскочил я к ней, затем не удержался, прижал к себе, расцеловал, ощутив на губах вкус ее крови.
– Ты чего? – слабо улыбнулась она.
Даже губы побледнели, как у вампира стали.
– Как это – чего? Ты своими светляками у колдуна щит сбила?
– Получилось? А я и не надеялась. Почувствовала, что там дело плохо, и прямо в окно запустила их, даже тот щит, что второй колдун держал, пробила.
А то я не понял. Странно, что она после такого перенапряжения вообще еще в сознании. Приходилось видеть, как после такого колдовства на износ людей в больничку на рогожке относили. И хорошо, если оправлялись потом.
– Не помешала?
Ну вот, сюрприз за сюрпризом. Из темноты, из-за спин собравшихся, в пятно лунного света вступила Лари.
– Не успела сказать – Лари вернулась, – опять слабо, но вполне искренне улыбнулась Маша.
– Да уж вижу. Могла и не говорить.
Я повернулся к неуловимо ухмыляющейся, по своему обыкновению демонессе. Выглядела она так, как будто ничего и не случилось. Одежда в идеальном порядке, поза изящна, сапоги без пылинки на них. Как удается? Ясно же, что не в карете сюда приехала.
– Ты как сюда попала? – поразился я.
– По стене.
Она показала рукой в перчатке на городскую стену в трех десятках метров от нас.
– По стене?
Это было возможно, если бы на верхушку городской стены не целился с гораздо более высокой стены форта пулемет, который, как сор веником, смел бы любого с ее вершины. Именно поэтому противники и не рисковали идти с той стороны. Командование гарнизона атаку с этой стороны предвидело и защитило направление по максимуму.
– С «Покрывалом мрака».
Она вытащила из кармана своей куртки за тонкую цепочку круглый черный камешек, оправленный в серебро. Покрутила на пальце перед собой, отчего от камешка расползлось маленькое облачко тьмы, быстро рассеявшееся.
Вот те раз, а я и не знал, что у Лари такой полезный амулетик имеется. Это то самое «Покрывало мрака», которым защищался от наших пуль бхут-трактирщик.[24] Впрочем, много я вообще о ней знаю? Почти ничего. Знаю, что она в розыске за всевозможные хулиганские художества и что вообще склонна к необдуманным поступкам – драка с наемниками в кабаке тому подтверждение.
И знаю, что красива она чертовски, что о ней, демонессе, сказать – язык легко поворачивается. И все, больше ничего не ведаю. Болтает она много, а вот говорит при этом мало. Тоже талант.
– Во… а это что такое?
Как-то за обшей суетой я совсем не заметил того, что она не одна. Под стеной дома сидела фигура с мешком на голове и в уже хорошо знакомом черном клобуке, правда без амулета на груди. На том месте на стальных цепочках висел хорошо мне знакомый с виду «Внутренний щит», но только не казенного тверского образца, а неизвестного мне изготовления. Руки у сидящего были скованы за спиной чем-то здорово отдававшим магией. И оттуда шла цепочка, ведущая непосредственно в затянутую неизменной перчаткой ладонь демонессы.
– А кто это? – переспросил я.
Лари обернулась к пленнику, посмотрела на него, будто только увидела, затем пнула его под ребра так, что тот охнул и согнулся пополам, после чего сильно постучала по накрытой мешком голове рукояткой латига и спросила:
– А ты кто, заинька? Раскрой нам тайну.
В ответ из-под мешка прозвучало невнятное ругательство, которое повлекло за собой новый пинок. Затем Лари обернулась ко мне, улыбнулась во всю ширь и сказала:
– Необщительный попался. И грубый. Но это не страшно.
Затем на минуту прекратила ерничать и сказала уже серьезно:
– Созерцающие в городе хулиганят. И туги. Этот мне случайно по дороге попался – бежал по улице с тремя охранниками. И еще меня с собой прихватить хотели в качестве… не знаю, возможно, жертвы, а возможно, и для потребностей попроще.
Уточнять, что стало с охранниками, я не стал. Покрытые запекшейся кровью концы латига говорили сами за себя. Подпустили близко, на свою голову. А насчет тутов я совсем не удивился – недаром же говорили, что орден Созерцающих ими правит. Мы и сами только что их целую кучу настреляли.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарил я демонессу, с наслаждением поцеловал ее в подставленную щеку и не отказал себе в удовольствии пнуть в пыльный бок пленного, отчего тот опять охнул.
– Пообщаемся с этой сволочью позднее, в форте. Время терять нельзя. По машинам!
Команда немного даже запоздала: все были готовы сваливать и сидели в машинах. Лишь поручик присел на корточки на земле возле полевого телефона, шнур которого тянулся в сторону стены форта. Он посмотрел на меня, спросил:
– Готовы? Даю команду?
– Давай, чего ждать.
Сам я тем временем обматывал щиколотки пленного концом цепи, которую отобрал у Лари. Так, «ласточкой», надежней будет. Мне активно помогал старейшина Рарри, упершись в спину злодею своим толстым коленом и сжав его щиколотки могучими ручищами молотобойца в сотом поколении. После того как процесс упаковки пленного завершился, он удовлетворенно хмыкнул, подозвал Балина, и они вдвоем закинули его в кузов «копейки» так легко, будто и не человек это был, а мешок тряпья.
– Орри, заводи! – скомандовал я, запрыгивая в кузов сам и устраиваясь с карабином за щитом, огораживавшим бочки с бензином. Стальной лист, что внутри, разве из крупнокалиберного прошибить можно – вот и меня прикроет.
– Готово, ждут! – крикнул поручик и, сматывая телефон на ходу, уселся в «козла»,[25] стоящего перед нами и в прошлом принадлежавшего парню с СВД, убитому снайпером.
Машу разместили в кузове, заботливо уложив среди мешков и рюкзаков, чтобы ей было помягче, да и защитить по возможности от шальной пули.
– Извини, помочь уже ничем не смогу, – слабо улыбнулась она мне. – Вся выложилась тогда, пальцем пошевелить и то проблема.
– Да ладно, прорвемся! – махнул я рукой, чтобы ее успокоить.
Сам я так уж сильно в этом уверен не был: все же не такие у нас машины и быстрые, а двести метров под обстрелом – это немало. Вся надежда теперь на тех, кто нас из форта прикрывать будет, чтобы все сделали так, как мы и договорились.
Все замерли, как будто даже дышать прекратили. Завозившийся было пленник, попытавшийся улечься поудобней, получил очередной пинок в ребра, на этот раз от Балина, который возню прекратил, а заодно лишил того дыхания.
– Ждем сигнала! – крикнул поручик, перекрыв звуки непрекращающейся перестрелки.
Затем раздался одновременный залп нескольких гранатометов и ротных минометов со стороны форта. Пять дымовых гранат рванули почти одновременно метрах в трехстах от стены форта, а не меньше десятка осветительных мин повисли на парашютах дальше, над ближайшими заборами, вместе с пожаром освещая дымные облака со стороны противника. Должно было получиться что-то вроде непроницаемого занавеса, совершенно не просматриваемого с той стороны, но так ли это – проверить возможности не было, оставалось рассчитывать на лучшее.
– Вперед! – крикнул поручик, и четыре уже прогретых мотора взревели разом.
Первым в колонне пошел «полевик»[26] Полухина как самый медленный, за рулем которого сидел «гном с салфеткой». Хозяин пристроился от него справа, а уважаемая Саломи Полухина с винтовкой залегла в кузове. По причине увечья супруга она была главной ударной силой в семье на таких расстояниях. А вот поближе унтер-офицер Полухин до сих пор был неплох – двое из троих, выпрыгнувших в окна, были на его счету.
Едва первая машина показалась из-за угла, как со стороны противника стрельба резко усилилась. Все же эффективность нашей дымовой завесы оставляла желать лучшего. Неторопливый пикап несуетно набирал скорость, из его кузова открыла огонь его хозяйка. Вспышки голубоватого пламени срывались с пламегасителя ее винтовки с частотой молотка, колотящего по гвоздю.
Следом за пикапом выехал второй «полевичок», за рулем которого сидел усатый Иваныч, а рядом с ним усатая управительница. Надпись «Гостиница «Улар-река», сделанная на борту автомобиля, не вызывала ни малейшего сомнения, кому он принадлежит. В самом фургоне за набросанными мешками с мукой спрятались кухарка и горничная, не бросившие своих работодателей в беде, даром что обе были аборигенками из Марианского герцогства.
За фургоном выкатился лишившийся хозяина ГАЗ-69, которым управлял сам старейшина Рарри, а с заднего сиденья стрелял, целясь по вспышкам, поручик-пограничник. Ну и последними, замыкая колонну, катили мы. Вновь за баранкой моего вездехода оказался Орри Кулак, застегнувший по такому случаю свой роскошный кожаный реглан и надвинувший на глаза пылевые очки.
Венчала его голову кожаная шоферская кепка-восьмиуголка с блестящей пуговичкой в центре. В кузове лежала на мешках Маша, под ногами у нее, под присмотром Балина, валялся пленный колдун, а мы с Лари устроились прямо на бочках с бензином, как на баррикаде, рассчитывая на прочность щита. Не бросать же столько добра!
Едва бревенчатая стена уплыла из нашего поля зрения, открыв, подобно отодвинутому театральному занавесу, картину ночного боя, пожара и стелящегося по площади не такого уж густого дыма, как я сразу начал выискивать тут и там мелькающие огоньки винтовочных выстрелов.
Огонь по форту и гостинице «Улар-река» вели отовсюду – с крыш, чердаков, из-за заборов. Доставалось и нам, хоть дымы, уже разошедшиеся по всему пространству перед нами, явно мешали толком прицелиться. Но самое главное – из «Барабана», окутанного облаком ярко-желтого, как платки напавших на город, пламени, уже не стрелял никто. И я не ощущал никакой магии с той стороны. Наша вылазка своих целей достигла на сто процентов, вызвав у меня приступ злобного ликования.
Рядом колотил трофейный СВТ-К,[27] из которого стреляла наша демонесса, я судорожно выискивал в сверкающей разноцветными огнями темноте вспышки выстрелов, палил по ним в ответ или не в ответ – сам не знаю. Орри ругался во весь голос, взбешенный тем, что мы вынуждены были подстраиваться под самых медленных в колонне, не имея возможности рыкнуть мотором, рвануть вперед что есть дури, спрятаться от обстрела за крепкими стенами форта Пограничный.
В форте, впрочем, тоже не спали. Гранатометы выстрелили повторно, раскидав по площади еще несколько дымовых шашек. Они вспухли облаками серого непрозрачного дыма, а я мысленно проклял нашу торопливость – надо было ехать после второго, а еще лучше – третьего залпа. Тогда бы нас гарантированно прикрыло. Вот так всегда с хорошей мыслей – задерживается она часто с приходом. Что же она так?..
Увидев, что дым вот-вот скроет нас, противник перенес весь огонь на машины. Несмотря на треск и грохот вокруг, было хорошо слышно, как пули попадают в стальные кузова, видно было, как выбиваются искры.
Хлопнуло и спустило заднее левое колесо в моей «копейке», машину потянуло в сторону. Я отстрелял один двадцатизарядный магазин, выпустил по огонькам второй и начал расстреливать третий, как вся наша колонна, наконец… хотел сказать «влетела», но было бы преувеличением: въехала в ворота форта, распахнутые перед нами несколькими солдатами, присевшими за тяжелыми створками.
– Туда, туда! – кричал кто-то с винтовкой в одной руке и размахивая другой, свободной, показывая нам место, куда мы должны встать.
Место, кстати, между делом было оцеплено взводом погранцов, и к тому же туда были направлены пулеметы аж с трех «козлов», за которыми виднелись силуэты солдат. Вот так, к вопросу о доверии.
– Всем сложить оружие, никому не двигаться! – крикнул некто с петлицами капитана.
Голос командный, поставленный. Кто бы это?
– Комендант. Капитан Шадрин, – ответил на мой молчаливый вопрос Орри Кулак. – Тот еще…
Остается только поверить гному, который в этом городе отнюдь не в первый раз.
Лично меня судьба с капитаном Шадриным пока не сводила.
При ближайшем рассмотрении капитан Шадрин оказался вполне терпимой в обществе личностью. После того как он отделил зерна от плевел, то есть поручика с Полухиным от всех остальных, он устроил всем перекрестный допрос на тему: кто есть кто и кто тут что делает? Рядом с ним все это время стоял тот самый подпоручик в черном мундире ведомства, которое сюда не пускают, и все это время делал некие пассы своим уставным жезлом. От него исходили некие волны Силы, прерывистые и неряшливые, – он явно прощупывал нас «Заклятием ключа», пытаясь определить, правду ли мы говорим.
Колдун-подпоручик силы был невеликой. Что и неудивительно: ведь разве сильного колдуна отправят в дальний гарнизон на КПП[28] стоять и из толпы нечисть вылавливать? Сильные при делах больших обретаются, а совсем сильные так и служить не идут, а деньги зарабатывают. А таких, как он, и направляют. От такой его сноровки даже встречного волшебства не нужно – достаточно небольшого усилия, чтобы эдакого неуча обмануть, но я этого делать не стал.
Чего мне скрывать?
После предъявления «сыскухи» капитан Шадрин даже отнесся к нам с неким расположением. Ему уже доложили сегодня, до того как все это безобразие началось, о нашем появлении. Я даже спросил, не удержался, не пришла ли телеграмма из Твери для нас, но тут он меня разочаровал: телеграф не работал. С первыми выстрелами в городе связь оборвалась. Кто-то активно ей мешал, причем забив работу всех амулетов дальней связи. Для этого Силы надо много, мало кто так бы сумел. Сразу Пантелей на ум приходит.
Лари бросила заинтересованный взгляд на дверь в гауптвахту, куда отволокли, не развязывая, ее пленного. Тут она права – вопросов к Созерцающим накопилось много. И задать их надо как можно скорее. Но было не до того. Противник, разозленный потерей «Барабана» и тем, что из «Улар-реки» прямо у него перед носом сбежала целая колонна машин, резко усилил обстрел. Треск винтовочных выстрелов стоял такой, что наблюдатели на стене были вынуждены попрятаться, а с верха вниз летели щепки и труха от беспощадно избиваемого пулями частокола.
Где-то завелся пулемет, затем второй. А потом раздался знакомый звук, как будто выдернули пробки из бутылок, и с отвратительным тонким визгом на территорию форта прилетели осколочные мины из ротных минометов, заставив всех стоящих во дворе попрятаться. В ответ не стреляли ни такие же маленькие минометы, ни артиллерия крепости – огонь сюда велся из города, и куда стрелять, было непонятно. Там было полно мирных жителей, которые сейчас отлично выступали на стороне противника в роли заложников, да там еще отбивались от захватчиков отдельными очагами. В общем, из форта продолжали бить разве что по ближайшим домам, отчего большой пользы не было.
Когда город закладывался, его готовили к обороне от внешнего врага, а такой простой способ захвата, как сегодня, откровенно прошляпили. Решили, что мощный гарнизон с комендатурой купно такого безобразия не допустят. А ведь просто как мычание – серией мелких нахальных нападений на все подряд растащить гарнизон по всей территории ответственности, а затем захватить городишко силами «караванной охраны» и «пятой колонны», которая здесь всегда жила и процветала.
А прорываться разбредшемуся по долинам и по взгорьям гарнизону обратно не так просто: противник ведь наверняка не поленился засады устроить на путях вероятного подхода неизвестно где блуждающих патрулей.
Сначала я бросился к своей машине и отогнал ее за заднюю стену какой-то казармы – туда, куда вероятность попадания мины была самой минимальной. Ну ладно, если мина из «ротника» прилетит – это еще ничего, а вот как начнут нас завтра сипаи жарить из полковых? Тогда что? Гаси свет тогда, что еще…
Пока мы суетились во дворе, Иваныч с управительницей под командованием Полухина утащили еле переставлявшую ноги Машу в одну из казарм. До подхода артиллерии противника особо опасаться обстрела в зданиях не следовало, вот ее и уложили на солдатскую койку. Мы с Лари зашли к ней, присели рядом, подтащив табуретки.
– Дорогая, как ты? – улыбнулась колдунье наша нечисть.
– Только не приставай сейчас! – притворно испугалась Маша.
Кровотечение из носа у нее уже остановилось, но вид все равно был такой, что краше в гроб кладут.
К тому же кровь с лица она не стерла, а скорее размазала, поэтому была похожа на вампиршу, у которой проблемы с застольным этикетом. Лари извлекла из кармана сверкающий белизной носовой платок и стала стирать следы крови с лица колдуньи.
– И все же как ты? – с сочувствием спросила демонесса.
– Чуть-чуть очухалась, – вздохнула Маша. – А вот сразу после того как щит продавила, думала, умру на месте. Сознание потеряла, даже не знаю, как внизу оказалась.
– Иваныч с управительницей и с женой Полухина тебя снесли, – сказал я. – Говорят, ты вообще без сознания была. На-ка вот, выпей…
Я достал из внутреннего кармана куртки плоскую серебряную фляжку, отвинтил пробку и протянул Маше. Та осторожно взяла ее и чуть не выронила – спасибо, Лари успела подхватить. Затем Маша понюхала с подозрением содержимое и спросила меня:
– А это что?
– Коньяк, – пояснил я. – Хороший, армирский, двадцатилетний. Он тебе сейчас лучше любого лекарства будет.
Для вящей убедительности я дважды щелкнул себя пальцем по горлу, показывая, что коньяк надо пить, а не смотреть на него.
– Давай, – легко согласилась Маша и сделала неслабый глоток из горлышка. Поморщилась, но вроде бы ей даже понравилось.
– Оставить?
– Нет, забирай, а то напьюсь, – протянула она мне фляжку. – Пусть поесть дадут, и я посплю. Сейчас ведь можно, верно?
– Верно. Сипаи раньше утра не подойдут, да и пользы от тебя на стенах сейчас… сама видишь.
– Вижу, – кивнула Маша. – А вы идите, у вас как раз дел полно.
– Это точно, только успевай разгребать, – вздохнул я и поднялся, опершись на колени.
Устал я все же зверски: самому поваляться в койке минут шестьсот было бы просто замечательно. «На спине посидеть», как любил выражаться старший унтер Парамонов, под чьим началом я служил попервости. Вроде и немного бегал, но после нашего набега на «Барабан» от переизбытка адреналина в крови до сих пор колотит, даже руки дрожат.
– Командир, ты что увял? – ехидно спросила Лари. – Пошли, там нас трофей дожидается, зря я его сюда тащила, что ли?
Я подхватил карабин с.
кровати, встал, потянулся. Помотал головой, как конь, чтобы согнать сон.
– Ладно, пошли, что еще остается.
Мы оставили Машу на попечение гостиничной управительницы, которая пообещала холить и лелеять нашу колдунью, а сами направились через темный двор форта в сторону комендатуры, за которой находилась гауптвахта.
Турниры
Директор турнира
Турниры 2022-2023
| УРОВЕНЬ | ДАТЫ | Плата | МАКСИМАЛЬНОЕ # КОМАНДЫ | ТЕКУЩИЕ ОТКРЫТИЯ |
|---|---|---|---|---|
| 10UA | 25-27 ноября 2022 г. | 1100 долларов США | 4 команды | ПОЛНЫЙ |
| 10УБ | 25-27 ноября 2022 г. | 1100 долларов США | 10 команд | ПОЛНЫЙ |
| БРЫЗГ C | 6-8 января 2023 г. | 1100 долларов США | 16 команд | ПОЛНЫЙ |
4 ГАРАНТИЯ ИГРЫ — ИГРА В БИЛЬЕР
ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ НИЖЕ
Правила турнира
ИЩЕТЕ ТУРНИРНУЮ ОДЕЖДУ?
Решили, что вам нужна одежда с турнира «Битва у реки»? Магазин одежды будет открыт для заказов до среды, 11 января. Все заказы будут отправлены на ваш адрес.
ПРИМЕЧАНИЕ. За каждый заказ взимается фиксированная плата за доставку. Не стесняйтесь группировать заказы по командам, чтобы сэкономить на доставке!
Перейдите по этой ссылке, чтобы разместить заказ сегодня! Магазин одежды
Бассейны Squirt C
| БОЛЬШОЙ РЕЧНОЙ БАССЕЙН A | БОЛЬШОЙ РЕЧНЫЙ БАССЕЙН B | МОГУЩЕСТВЕННАЯ МИСС БАССЕЙН C | МОГУЩЕСТВЕННАЯ МИСС БАССЕЙН D |
|---|---|---|---|
| Иган | Часка Чанхассен | Сартелл | Коттеджная роща |
| Курган Вестонка | Северный край | Нортфилд | Парк Спринг-Лейк |
| Су-Фолс 2 | Личфилд Дассел Кокато | Армстронг Купер | Су-Фолс 1 |
| Курганы Вью Айрондейл | Вест Фарго | Северные озера | Саук Рапидс |
Финальная скобка 10UA
10уб финальная скобка
Кронштейн Большой реки
Могущественная мисс Брэкет
Спортивный комплекс SCHEELS
Показывая Bernicks Arena и RDR Arena
1109 1st Street S Sartell, MN 56377Рестораны
Быстрое питание
Кофе/напитки для здоровья
Отели
Информация о турнире
КОМАНДНЫЙ ВЗНОС
Молодежная хоккейная ассоциация Sartell объединила регистрационный сбор и плату за вход в одну цену, чтобы повысить эффективность турнирных операций и участвующих команд.
Плата, указанная в таблице выше, представляет собой общую плату команды за участие в нашем турнире. Командный взнос должен быть оплачен для того, чтобы команда была допущена к участию в нашем турнире. Существует возможность оплаты с помощью кредитной карты или расчетного счета (используя маршрутный номер и номер счета) во время регистрации.
ВРЕМЯ НАЧАЛА ТУРНИРА
Игры могут начаться уже в 11:00 в пятницу утром.
ПОЛИТИКА ОТМЕНЫ И ВОЗВРАТА
Как только вы получите электронное письмо с подтверждением регистрации, вам гарантировано место в турнире. Если команда отозвана, 100% возврат средств будет предоставлен ТОЛЬКО в том случае, если будет найдена новая команда. Как только турнир состоится в течение 30 дней, будет обеспечен возврат средств за вычетом невозвратного взноса в размере 250 долларов США, опять же, ТОЛЬКО в том случае, если будет найдена новая команда.
В случае, если Sartell Youth Hockey не сможет перенести турнир или провести его, будет возвращена сумма.
Молодежная хоккейная ассоциация Sartell НЕ несет ответственности за возврат средств команде в случае ненастной погоды или осложнений во время путешествия.
Битва у реки Плейт: выдержки из дневника капитана-хирурга Джека Кассена Р.Н., PMO HMS EXETER
Перепечатано из журнала Королевской военно-морской медицинской службы
Комментарий
HMS EXETER, второй из двух тяжелых крейсеров типа York, спущен на воду в 1929. Он имел водоизмещение 8400 тонн, экипаж 628 человек и основное вооружение из трех спаренных 8-дюймовых орудий в дополнение к зенитным орудиям и торпедам.
В начале Второй мировой войны «ЭКСЕТЕР» возвращался в воды Южной Америки. Она провела большую часть из трех предыдущих лет в Южной Атлантике, Карибском бассейне и Тихом океане, «показывая флаг». После этой долгой командировки вдали от дома она вернулась в Девонпорт в августе 1939 года только для того, чтобы снова отправиться в Южную Атлантику после четырех дней плавания, чего как раз хватило, чтобы присоединиться к любой помощи.
Некоторые из корабельной команды входили в комиссию второй раз подряд и проработали на корабле четыре года. 1
EXETER под командованием капитана Фредерика Белла объединились с крейсерами HMS CUMBERLAND и HMS AJAX, чтобы сформировать Южноамериканскую эскадру. Коммодор Генри Харвуд, командующий кораблем, вывесил свой вымпел из Эксетера.
Немцы, не теряя времени после начала войны, атаковали и топили торговые суда. Первоначально считалось, что ответственным за рейдерство был АДМИРАЛ ШИР. Задача британской эскадры заключалась в сопровождении кораблей союзников в этом районе и выслеживании немецкого рейдера, но просторы Южной Атлантики скрывали его в течение трех месяцев до такой степени, что росло убеждение, что его не существует. В дневнике Джека Кассена рассказывается: 2
В еженедельном отчете командира о ситуации за первую неделю декабря он упомянул в одном из абзацев, что «Шеер» может находиться в одном из трех мест: «Фолклендские острова 8 декабря, район Пернамбуку 12 декабря и река Площадь плиты 14 декабря».
В начале декабря CUMBERLAND отплыл на Фолклендские острова для технического обслуживания. EXETER с двумя крейсерами класса Leander HMS AJAX и HMNZS ACHILLES направились к Ривер Плейт. Харвуд передал свой вымпел AJAX. Утром 13 декабря наконец был установлен контакт с вражеским кораблем. Вскоре выяснилось, что это был не SCHEER, а другой карманный линкор ADMIRAL GRAF SPEE. Это могло быть слабым утешением, поскольку оба имели гораздо большую мощь, чем британские крейсера, с основным вооружением, состоящим из шести 11-дюймовых орудий, против 8-дюймовых орудий EXETER и 6-дюймовых орудий Leanders. Харвуд разделил эскадрилью на две части, чтобы разделить немецкий огонь. 3
В 06:18 сотрудники GRAF SPEE открыли огонь. EXETER открыл ответный огонь в 06:20. В течение следующих получаса EXETER получил очень серьезные повреждения от более тяжелых орудий GRAF SPEE. Обе башни A и B были подбиты и выведены из строя, их артиллерийские расчеты были убиты или ранены.
Один взрыв в значительной степени разрушил мостик, в живых остались только трое, включая капитана Белла, который отремонтировался на кормовой позиции, чтобы продолжить сражаться с кораблем. Там связь была в значительной степени разрушена, и приказы приходилось передавать по цепочке курьеров. Повреждение корпуса привело к значительному затоплению. В лазарет попал снаряд, который, к счастью, прошел не разорвавшись, но причинивший серьезные повреждения. К 06:50 EXETER имел крен на правый борт около 7 градусов из-за затопления, и Yturret была единственным оставшимся тяжелым вооружением, которое теперь вело огонь под местным управлением. Она продолжала вести огонь до 07:30, когда, несмотря на все усилия экипажа, начала падать на корму. Когда сбой питания сделал Yturret непригодным для использования, она была вынуждена прекратить боевые действия и попытаться отремонтировать, пока Харвуд не приказал отправиться на Фолкленды.
Повреждений GRAF SPEE, вызванных артиллерийским огнем EXETER и двух Leanders, несмотря на их меньшую огневую мощь, было достаточно, чтобы замедлить его.
Кроме того, «ЭКСЕТЕР» выпустила торпеды правого борта; в результате GRAF SPEE отвернулся. В конце концов ее капитан Ганс Лангсдорф вывел ее из боя и отправил в Монтевидео. Не имея возможности оставаться там из-за нейтралитета Уругвая, грозя интернированием, если он направится в Буэнос-Айрес, или столкнувшись с британскими военными кораблями, тем самым рискуя новыми жертвами и повреждениями, Лангсдорф принял решение затопить свой корабль.
В ходе боя EXETER потерял 5 офицеров и 50 матросов убитыми, еще двое пропали без вести и 82 ранены. Другие умрут во время путешествия в Порт-Стэнли и на берегу в больницах.
Сначала на «ЭКСЕТЕР» было два офицера-медика (МО), это был один МО и четыре медработника (СБА), которых не хватало на военное время. Пунктами неотложной медицинской помощи были лазарет (главный медицинский директор (PMO), командир хирурга Джек Кассен и один старший старшина (CPO) SBA) и кают-компания (хирург-лейтенант Роджер Ланкашир).
Следующий отчет, составленный из дневника Джека Кассена и других записей, дает представление об экстремальных условиях под палубой.
Важно понимать, что одновременный учет был невозможен, и что внезапное и обширное повреждение корабля и медикаментов ограничивало лечение раненых, по большей части, первой помощью, включая стабилизацию переломов, покрытие ран и обезболивание. Лазарет был сильно поврежден, что сделало невозможной стерилизацию инструментов, и пострадавшие были перемещены в соседние отсеки. Из раненых 63 % имели рваные раны осколками металла. Девять из них также имели открытые переломы. Было 18 случаев ожогов. Отсутствовали какие-либо взрывные повреждения, поскольку ЭКСЕТЕР избежал крупных взрывов снарядов или авиационных бомб, что было важной особенностью позже во время войны. 4
Аккаунт Джека Кассена
За чашкой чая в лазарете Главного лазарета П.О. гости и я решили, что «этот шеерский шум был очередной чепухой», и когда около 5.20 прозвучало «Secure». , Ахиллес и мы создали довольно [] игрушечную картину на все еще спокойном рассвете для любого Коммодора, чтобы играть с ним, когда каждый из нас зигзагами двигался по ряби синих вод и сохранял идеальные места.
Перед тем, как лечь спать, я предупредил палубного часового, чтобы он звонил мне в 7 утра, а затем с интервалом в 10 минут, пока я не всплыву из своей каюты, то есть в 7.30. Мне казалось, что не успел я оказаться на своей койке, как меня разбудил страшный стук в дверь, и часовой взволнованно кричал: «Посты, сэр. Шеер в поле зрения!» Я выскочил из постели, оделся и выскочил из каюты, поднялся по трапу на шлюпочную палубу, прошел вдоль ее правого борта, прежде чем сообразил, что сам чертовски тороплюсь и все еще немного одурманен сном.
Когда я повернул корабль поперек, чтобы войти в дверной проем лазарета, я заметил по левому лучу два облачка черного облака на горизонте, которые дрейфовали, образуя узор парусов парусного корабля. Но корпуса не было видно. Я задавался вопросом, что произвело такой необыкновенный облачный эффект.
Затем я заметил темный, приземистый, похожий на башню объект, выглядывающий прямо над горизонтом прямо перед этими черными облаками, плывущими за кормой.
Голос матроса, двойного к своим боевым станциям, прокричал: «Это «Шеер», он открыл огонь». Это поразило меня. Я нырнул в дверной проем.
В квартире медотсека было полно мужчин, спешащих на свои посты. По лестнице, ведущей в квартиру наверху, а оттуда к мосту, поднимался непрерывный поток людей. Шеф, без рефрижератора и с закатанными рукавами рубашки, выглядел очень деловым, когда стоял там, чтобы поприветствовать меня.
«Шеер, сэр?» И в то же время он был занят раздачей лишних аптечек и коробок члену артиллерийского расчета и пожарно-ремонтной бригады. Группа скорой помощи, состоящая из поваров и стюардов Master at Arms [MAA], собиралась.
Не успел я достать свою аптечку и повесить ее на шею, как впереди раздался глухой тошнотворный стук.
«Мы попали!» Наступила ужасная, пугающая тишина. Корабль, казалось, вздрогнул.
«Попал в фокус. Он горит!»
Как распространялись такие новости — загадка, но они всегда были точными.
Потом события перемешались и расплылись в моем мозгу, и все, казалось, произошло сразу, когда я стоял на пороге лазарета. Ко мне привели пострадавшего, и я ввел ему морфий. Кровь стекала по его рубашке сзади.
Я спросил: «Куда ты попал?» «Вооружить, сэр». Жгут на руку. — Много жертв на мостике? «Да сэр. Все справились. Бог!»
Тогда мы открыли огонь. Сотрясение мозга лишило меня сознания. Казалось, мы не дали много залпов, когда раздался еще один тошнотворный глухой удар.
Голоса говорили. «Башня Б подбита». «Мост подбит. Они там все расплющены». Белая призрачная фигура упала с лестницы и приземлилась у моих ног. У него шла кровь сбоку головы. Его форма мичмана показалась ему на много размеров велика, когда я поднял его на ноги. Он прислонился к лестнице и простонал: «О, моя рука, сэр. Моя рука. Его пижамное пальто внутри обезьяньей куртки было разорвано и залито кровью. Я сказал кому-то навязать бинт вместо жгута вокруг его руки.
Я ввел ему морфий, и он потерял сознание. Я притащил его к шкафчикам рядом с дверью лазарета и оставил его там.
«Шеф» Я плакала. «Где коньяк? Дайте всем этим людям скорой помощи малыш. Выпей себе».
Немедленно вся квартира медотсека погрузилась в кромешную тьму и наполнилась удушливым дымом. Вода хлынула внутрь. Вскоре мы были по щиколотку. Его качало из стороны в сторону, и от этого все выглядело еще хуже. Стали приходить чемоданы с носилками. Их выбросили на палубу.
Палуба раскалилась докрасна.
«Башня вышла из строя!» Кто-то сказал: «Газ!» «Наденьте противогазы».
Я попросил начальника принести мне мой противогаз из медпункта. Он произвел его как фокусник. Затем я сказал ему принести мне еще морфия: «На случай, если эта бутылка закончится».
Я снял свою обезьянью куртку и кепку и положил их на шкафчик, так как это давало мне больше свободы.
Я надел маску, но она не защищала от дыма.
Они были ужасны. Люди задыхались, кашляли и содрогались. Стало очень темно.
«Кто-нибудь может сказать мне, что происходит?» Я плакал. «Почему эта колода такая чертовски горячая?»
М.А.А. сказал: «В служебной квартире пожар». «Но откуда берется вода? Неужели нет надежды контролировать его?»
Шеф появился и стоял, шаря, задыхаясь и ошеломленный в дверях лазарета.
Одиннадцатидюймовый снаряд только что [прошёл] через носовую часть лазарета, находившегося почти под башней «Б», и вышел через её правый борт, не взорвавшись. Но это нанесло [огромный] ущерб. Он отключил тепло, свет и воду, сломал всю посуду и большую часть носилок. Несколько осколков вызвали протечки в палубе над головой, через которые из шлангов, контролирующих пламя наверху, лилась вода, трижды этим утром заливая постельные принадлежности и пациентов. Бухта наполнилась удушливым гарью и дымом.
М.А.А. сказал: «Этот последний снаряд прошел через лазарет».
Подойдя к шефу на помощь, он спросил его: «Ты ранен, Чарли? С тобой все впорядке?»
Шеф кивнул: «Хорошо, спасибо».
У него был чудесный побег. Силой прохода снаряда его швырнуло на палубу, и он временно потерял сознание. Две бутылки морфия были разбиты при падении. Он подошел ко мне, закрыв лицо руками из-за дыма.
«Где морфий?» Я заревел. Он поднял разбитые бутылки. «Черт, ты их разорвал. Принеси мне еще коробку ампул с морфием. Быстро!» Без колебаний он исчез в черноте залива.
Я видел во Флэтсах старшину, который, как я знал, принадлежал к Г.А. Орудийный расчет [Высокий угол: военно-морской эквивалент зенитных (зенитных) орудий с углом возвышения > 50° от горизонтали]. В замешательстве я спросил его: «Почему ты здесь?»
«Х.А. Пушки выведены из строя. Нам сказали найти убежище, сэр.
«Откуда, черт возьми, столько воды?» Я спросил его.
Кто-то сказал: «Это из-за лопнувшей трубы в конце лазарета».
«Никто не может его выключить. Скоро нам придется делать искусственное дыхание на некоторых носилках, лежащих на палубе лазарета, если вода снова поднимется.
Другой моряк сказал: «Кто-то пошел сообщить об этом в машинное отделение».
Позже, во время затишья, привезли носилки. Вскоре площадь была переполнена. Бывает в бою с тяжелыми потерями, что однокашники и сослуживцы неузнаваемы для своих приятелей, когда их приводят. Сильно обожженные почерневшие лица с полностью опаленными волосами; мертвенно-бледно-серый цвет лица серьезного потрясения; лицо исказилось в агонии из-за искривленной конечности. Этого было достаточно, чтобы напугать любого. Это так расстроило младших членов команды, что им пришлось временно уйти, и они были рады вернуться к своим обязанностям в других частях корабля. Итак, Шеф и я были единственными, кто остался на ранних стадиях, чтобы продолжить.
В кормовой части корабля лейтенант-хирург и его команда хорошо контролировали ситуацию в кают-компании, оружейной и каюте капитана.
Мне стало холодно. Мой тонкий «разрыв цепи» не защищал от ветра или был результатом нервной реакции. Эти глухие удары, сотрясения и грохот наших орудий были такими, как будто кто-то лопнул бумажный пакет у самого уха и при этом ударил тебя по макушке раскрытыми ладонями. Не так смешно. Если бы кто-нибудь покинул корабль, я бы бежал, как заяц. Но я также думал о раненых.
Как их спасти? Куда мы могли их отнести? Все лодки были либо разбиты, либо изрешечены. Только плоты были мореходными. Пришлось вернуться за ранеными. Но моим первым побуждением было спешить.
Некоторое время не было никаких жертв, поэтому я бездействовал. Я начал волноваться. Тревога, вызванная невыносимым ожиданием, стала надоедать. Если бы я только мог узнать, что происходит. Я спрашивал у нескольких, но никто не знал. Я уронил файл с ампулой морфия. Я открыл еще два ящика, чтобы найти файл, но их не было. Наконец командир прошел. Он протянул мне свою бутылку с морфием и шприц со словами: «Вам лучше взять этот».
Как бы я хотел, чтобы был изобретен шприц, в котором можно было бы вставлять ампулы в ствол, как патрон, и нажимать на ручку, как на спусковой крючок пистолета, чтобы при впрыскивании жидкости стекло выбрасывалось. Сколько времени и хлопот это сэкономило бы, а теперь я не мог сломать воронку ампулы пальцами. Х.А. Старшина смог сделать это для меня и крепко удерживать его, пока я вставлял иглу шприца через отверстие и вытягивал содержимое. Пока мне было чем заняться, я был в порядке, но бесконечное ожидание между ранеными раздражало и утомляло. Мои ладони были горячими и холодными. Хотел бы я курить, но я не курю. В тот ранний час у меня не было ни жевательной резинки, ни сладостей.
Если бы я только мог выглянуть и увидеть и узнать что-то о действии, но я чувствовал, что если я высуну свой нос за дверь, любопытство будет причиной моей смерти или вознаградит меня раной. Тогда будет ли такой риск справедливым для Корабельной компании? У нас был врач и четыре санитара из лазарета, которых не хватало на войну.
Я чувствовал, что мы получаем адский удар молотком, как если бы вы вышли на боксерский ринг против гораздо более крупного и тяжелого противника, который, после всех ваших предыдущих тренировок, ударил вас — один… два — прежде чем вы успели насторожиться, прежде чем вы совсем остыли. готовы после того, как вы пожали друг другу руки. В этом бою не было «секунды вне ринга — первый раунд… время». Это казалось несправедливым. Невозможно было осознать, что это действительно война. Нас убивали, но мы убивали ради собственного спасения. Но у нас не было ни ненависти, ни ликования.
Существовала теория, что первый залп немцев всегда дальномерный. Неужели ее стрельба настолько превосходила нашу?
«Мы идем в нее. Мы закрываем врага».
«Где, черт возьми, Аякс и Ахиллес?» — О, они сбежали оттуда.
«Башня «А» подбита. Твой друг Кларксон ушел.
«Семь королевских морских пехотинцев убиты в башне «B», среди них Блэндфорд и Миллс».
— Миллс?
«Да, Миллс».
«Ему нечего там делать. Он находится в отсеке для снарядов башни «Б».
«Да, но его посадили в башню заместителем капрала Марша, который был в лазарете, и его тоже нет».
Фигура пришла и заговорила со мной. «Можете ли вы подняться на мост? Одного или двух можно было бы спасти, если бы им быстро оказали первую помощь. Они истекают кровью и испытывают сильную боль».
«Извините. Я не могу уйти отсюда. Мне не разрешено покидать мою станцию действия, пока записка не закончится. Но туго завяжи эту повязку над местом кровотечения и попробуй остановить кровотечение».
Фигура ушла.
Другая фигура говорила: «Можно мне подойти по пояс? Одному парню оторвало ногу.
Другой говорил: «Могу ли я прийти и увидеть такого-то старшину? Он сильно обгорел».
Затем пришел еще один и еще посланник.
Человек, ужасно бледный и тошнотворно отвернувшийся от группы у входа в лазарет, закрыл лицо руками и закричал мучительным голосом: «Христос… О, Иисусе Христе!»
Толпа отступила и с опаской посмотрела на меня.
Я двинулся вперед в сделанную для меня щель и перешагнул через решетку дверного проема.
Красная, ободранная, мокрая культя левого предплечья держалась впереди, вокруг нее на сгибе локтя был крепко обвязан фал флага. Правая рука была прикрыта частью флага и поддерживалась товарищем, идущим рядом с раненым. Я посмотрел на него. Его лицо было серым, покрытым потом и каплями масла. Я застонал: «О, бедный Рассел» и бросился к нему, роясь в карманах в поисках морфия. Я сказал его приятелю: «Посади его на шкафчик», указывая на шкафчик под лестницей.
[Рассел был королевским морским пехотинцем, который находился в башне А, когда она была подбита.]
«О, я в порядке, — сказал Рассел, — я в порядке».
Я дал ему 1/4 зерна морфия, и он сел на шкафчик. Затем я с опаской поднял окровавленный флаг с его правого предплечья. К счастью, он все еще был там. Хотя была широкая сквозная рана возле локтевого сустава. Осмотр и движение его причиняли ему мучительную агонию.
Но цел ли его локтевой сустав? Мы помогали ему, медленно, мучительно шаркая ногами под многочисленные ободряющие возгласы: «Успокойся, старик. Не принимайте близко к сердцу. У тебя все хорошо, Обри. У тебя хорошо получается.»
В конце концов мы доставили его в кузнечную мастерскую и положили в угол среди железной утвари. Это был грубый и готовый перевязочный пункт, но он был рад приюту.
«Она убегает от нас. Шпее бежит, ребята. Теперь все в порядке. Я войду внутрь и лягу для тебя, — пробормотал он сквозь побелевшие губы.
Мы делали огромную дымовую завесу. Я видел, как по правому борту поднимался огромный фонтан воды, видимый дымом. Дым катился огромной черной колбаской далеко позади нас. Появился самолет. Он пролетел совсем близко и бесшумно из-за глухоты выстрелов в моих ушах. Он выглядел так, как будто его держали на веревочке, как воздушного змея.
«Это самолет Ajax — Seafox, судя по всему».
Его лампа подмигнула сообщение. Потом снова повернули в сторону «Шпее».
«Мы следуем вверх. Мы идем за «Шпее». «Боже, неужели с нас мало», — сказал я. «Когда, во имя Бога, мы должны собрать раненых?»
Голос сказал очень ровно и спокойно. «У ВМФ есть традиция воевать, пока есть пушка. «Й’турель все еще устойчива, и есть один H.A. пушка цела из четверки. Мы должны оставаться в бою».
«Мы снова меняем курс».
«Мы уходим».
«Аякс и Ахиллес вступают в бой. «Аякс» сейчас стреляет».
Ко мне подошел посыльный, когда я стоял и смотрел на самолет.
«От капитана, сэр. Пожалуйста, пойдите и помогите раненым на мосту, сэр.
Я вернулся в лазарет. Там было людно: бригада скорой помощи вычерпывала воду через ведра и помогала вытирать место шваброй.
Стали прибывать новые раненые. Шесть коек были заняты. На палубе лежали раненые на носилках.
В бухте было трудно передвигаться, не наступив на кого-нибудь.
Я вышел на квартиру и поднялся по лестнице на квартиру выше.
В углу правого борта были две фигуры, выпавшие из сигнальной палубы наверху – примерно 12 футов. Один потерял оба бедра и ковылял на обрубках. С него сразу же порвали штаны. Он упал на пороге морской каюты капитана. Он пытался заговорить со мной. Губы его шевелились, но не издавали ни звука. Он был пепельно-серым. Я сделал ему большую инъекцию морфия. Я собирался перевязать жгутом каждое бедро, хотя было только небольшое кровотечение, но он судорожно вздрогнул, и его голова откинулась назад. Я накрыл его рваным флагом. Бедный дьявол. У него было много способов избежать дисрейтинга по поводу выпивки, и он на много недель стал трезвенником. Его 87 фунтов наличными, найденные в его служебном ящике, сами по себе были свидетельством его огромных усилий, чтобы остаться в фургоне.
Другая фигура лежала внизу лестницы.
У него отсутствовали оба бедра и левая рука.
«Боже мой, это ты, и мы вместе играли в хоккей всего несколько дней назад». Он умер, когда я собирался сделать ему укол морфия.
Мост, крыша и стены которого продырявлены, как сито, был в руинах. Мертвые лежали так, как будто схватка регби упала друг на друга. Двое горнистов, 16 и 17 лет, были в объятиях друг друга. Тела лежали в лужах крови. Смерть была мгновенной и все из-за ранения головы.
Макбарнетт громко и отрывисто закричал. «Верно. Принесите всех мертвых в задний проход. Молодой А.Б. (Шоуден) застонал: «Моя нога. Моя гнилая нога. Сломанное бедро, жгут, инъекция морфия — на тот момент ему было достаточно внимания.
Я дал P.O. Трумэн, который был на удивление бодр, учитывая, что у него сломана кость в правой ноге и кусок металла в левом глазу, инъекция морфия.
Затем я спустился по лестнице к ожидающим раненым в лазарете.
Лазарет или госпиталь был переполнен: раненые были уложены во всех доступных углах — даже в кузнечной мастерской было парочка раненых, подвешенных в гамаках в этом грязном квартале.
Наступил перерыв после предыдущих семидесяти минут боя с его дисциплинированной лихорадочной активностью. Капитан отдал приказ «Сварить грот-брас», и каждый офицер и матрос получили по двойной порции корабельного рома. Традиционное празднование победы с незапамятных времен.
[В 11:05 Харвуд приказал ЭКСЕТЕРу отправиться на Фолкленды. С сильным креном и с еще горящим костром она могла сделать около восемнадцати узлов. В течение трех дней пропаривания время было использовано для устранения как можно большего ущерба. За время боя она потеряла 62 солдата и офицера.
Корабль не мог высадить раненых ни в Монтевидео, ни в Буэнос-Айресе по политическим причинам. Вдобавок к этому судьба SPEE все еще была на волоске. В море было много захоронений. Служба была простой и краткой. Присутствовали капитан, один или два старших офицера и офицера дивизии, несколько товарищей по столовой и падре. Венков не было. В гамаке, сшитом как саван соответствующего веса, лежали останки.
Два хирурга были так заняты, что о сне не могло быть и речи. Ситуация с уходом была острой. Одеяла и подушки на корабле были в дефиците, а из-за трех последовательных быстрых затоплений лазарета трижды меняли постельное белье. При недоступности подменяли шинель или одеяло матроса-самарянина.
Обеспечить раненых постоянным регулярным питанием или прохладительными напитками было проблемой в течение первых двух дней, но на третий день и в последний день различные столовые или подразделения заботились о своих раненых и регулярно приносили еду, особенно чашки чая.
Необходимость изобрела разумные заменители сломанных вещей. Корабелы делали великолепные шины: из пустых корабельных банок из-под табака получались писсуары, а сиденья, снятые с голов офицеров, пригодились, когда их клали на детские сидения, чтобы получились отличные подкладные кастрюли. Они сделали деревянные шины для спины, чтобы обездвижить тяжелораненые конечности, и люльки для раненых головы и ног, а также удобные шины правильной формы для сломанных рук и бедер.
Магазин одежды предоставил сухие жилеты, шорты и все, что угодно в пределах разумного. Торпедный отряд быстро отремонтировал систему электрического освещения и радиаторов, что противодействовало любому неблагоприятному падению температуры. Они заставили стерилизаторы работать, и несколько инструментов в руках можно было прокипятить, а повязки сделать асептическими.
К третьему утру еда была хорошей, а меню разнообразным. Раненым уделялось более регулярное внимание. Переделывать кровати или койки, поднимать раненых на импровизированные судно или снимать с них, вручать им писсуары, кормить их теперь занимались их специальные приятели со своей части корабля.
Комментарий (продолжение)
EXETER оставался на Фолклендах до января 1940 года. Некоторые из первых выживших в битве, в том числе Марин Рассел, погибли в Порт-Стэнли.
Затем вернулся в Девонпорт для длительного ремонта и переоборудования, после чего сопровождал атлантические конвои и с началом войны на Тихом океане был переброшен на Дальний Восток.