Современники чайковского: Чайковский и его современники

Содержание

Чайковский и его современники

ЧАЙКОВСКИЙ И ЕГО СОВРЕМЕННИКИ

«Я заранее, при жизни вкушаю уже

наслаждение тою долею славы,

которую уделит мне история русского искусства».

П. Чайковский из письма Н. Ф. фон Мекк (1877 год)

Вторая половины XIX века это расцвет русской культуры во всех областях. Изобразительное искусство чутко отражало настроения эпохи. Русская литература дала непревзойденные образцы поэзии и прозы, переживал свой расцвет психологический роман. Музыка становится более доступной для разных слоев населения, сформировалась национальная музыкальная школа.

Петра Ильича Чайковского при жизни называли «сочинителем всероссийской музыки», он стал достоянием не только для России, но и всего мира. Тонкий психолог, музыкальный драматург, П. И. Чайковский раскрыл в своей музыке весь противоречивый внутренний мир человека — любовь и сострадание, мысли о трагизме жизни и, в то же время, умение насладиться ее чудесными мгновениями. Чайковский словно бы явился для того, чтобы перенести эти богатства в новое измерение – мир звучащих образов. В его творчестве по-новому раскрываются произведения русской и мировой литературы. Герои Чайковского были понятны силой своих трагических переживаний; это были люди, близкие героям Ф. М. Достоевского, И. С. Тургенева, — мятущиеся, ищущие счастья, страдающие.

Имя Чайковского на афишах всегда собирало на концерты и премьеры спектаклей много народа. Растущая слава Петра Ильича при жизни сочеталась с его редкой скромностью. «Нам, артистам, приходилось почти насильно вытаскивать его на вызовы, смущенный донельзя, он уже по дороге кланялся своими короткими поклонами. Люди кричали приветствия, дамы бросали цветы, откалывая их от своих нарядных туалетов» — вспоминала артистка Нина Фриде.

Из воспоминаний современников мы можем представить образ спокойного, мягкого, добросердечного человека, который безгранично предан своему дорогому искусству. «Его все любили. Своим скромным и мягким обращением он не мог не очаровывать», — писал сын дирижера Э. Ф. Направника. Певший в консерваторском хоре Л. П. Штейнберг — впоследствии известный дирижер, — вспоминал о репетициях к юбилею А. Г. Рубинштейна в 1889 году: «Но и потрудился же с нами Петр Ильич. Его милая простота, добродушный тон, которым он высказывал нам и порицания и поощрения, завоевали ему сердца всего громадного хора… И никогда не забыть нам его милого лица. Всегда очень мягкий и застенчивый, он дирижировал с улыбкой, жесты его были закругленные, без резкости, он четко управлял хором и оркестром».

Медея Ивановна Фигнер, первая исполнительница ролей Лизы из оперы «Пиковая Дама», Иоланты в одноименной опере Чайковского вспоминает: «Летом 1890 г. Петр Ильич гостил в нашем имении Тульской губернии и проходил со мной и моим мужем Н. Н. Фигнером только что им написанную оперу „Пиковая дама». Вообще же заниматься с ним было одно наслаждение, он был такой мягкий, добрый, и работали мы с ним легко и без устали».

Представить живой портрет композитора нам помогают письма его современников. Ярко описал внешность своего великого друга консерваторский товарищ Петра Ильича, Герман Августович Ларош: «Белый как лунь, с волосами, сильно поредевшими, с небольшой, тщательно остриженной бородою, одетый не только безукоризненно, но в неизменно свежий, как бы новый костюм, он походил на старика только цветом волос; во всем остальном производил впечатление бодрости, живости и энергии даже больших, чем в прежнее время».

Наталия Ипполитовна, племянница Чайковского, писала: «Он был ласковый и внимательный, всегда элегантно одет и всегда от него хорошо пахло какими-то особенными духами. Потом я узнала, что дядя Петя любил сам составлять себе духи из разных сортов». В. П. Погожев, управляющий делами дирекции Императорских театров, описывал «живое милое лицо симпатичного человека, с мягким и ласковым голосом».

Петр Ильич говорил, что ему свойственна «тугость на знакомства», но при этом вел огромную переписку более чем с 600 корреспондентами и встречался с множеством людей, вкладывая в общение искренность и человеческую теплоту. При этом он постоянно стремился к одиночеству, уходя от суеты для творчества. Навещая друзей и знакомых, Чайковский интересно рассказывал о своих путешествиях, о выступлениях и концертах, встречах с выдающимися людьми.

В Москве, куда Чайковский переехал, поступив на работу в Московскую консерваторию, он сразу вошел в круг передовой московской интеллигенции, тесно общался с актерами знаменитого Малого театра, познакомился с Л. Н. Толстым, А. Н. Островским, В. В. Стасовым.

Знакомство с Толстым, которого композитор считал «самым глубоким и сильным гением из всех когда-либо бывших писателей» оставило след в душе композитора на всю жизнь. «Когда я познакомился с Толстым, меня охватил страх и чувство неловкости перед ним,- писал композитор в дневнике,- мне казалось, что этот глубочайший сердцевед одним взглядом проникнет во все тайники души моей». Толстой в свою очередь был потрясен музыкой 2-й части Первого квартета Чайковского на вечере, устроенном в его честь в Московской консерватории. Вскоре Толстой написал Чайковскому: «Я никогда не получал такой дорогой для меня награды за мои литературные труды, как в этот чудный вечер». После той памятной встречи Толстой и Чайковский неоднократно встречались и беседовали об искусстве.

С другим современником — драматургом А.Н. Островским — у Чайковского установились не только дружеские, но и творческие отношения. Знаменитый драматург стал либреттистом первой оперы молодого Чайковского «Воевода». Именно Островский дал Чайковскому первые уроки драматургии, которые сильно пригодятся тому впоследствии во время работы над либретто его опер.

Совершенно особое отношение было у Чайковского к Чехову. Эти два гениальных русских художника имели большую разницу в возрасте 20 лет, но их жизненные и творческие пути пересеклись, и многое их роднило. Чайковский очень рано заметил появлявшиеся в русских журналах рассказы молодого Чехова и писал в одном из писем: «Читали ли Вы что-нибудь Чехова? Этот молодой писатель, по-моему, обещает быть очень крупной литературной силой». При встрече Чехов был поражен скромностью и простотой Петра Ильича. «Он хороший человек, — писал он после этого знакомства, — и совсем не похож на полубога».

Чехов подарил Чайковскому первые издания своих рассказов «В сумерках». Позже он решил посвятить Чайковскому другой сборник — «Хмурые люди». Он обратился к композитору за разрешением, при этом добавил, что «подарил бы даже солнце, если бы оно ему принадлежало». Чайковский и Чехов решили даже вместе писать оперу, но замысел не осуществился. Помешали поездка Чехова на Сахалин, а затем скорая смерть Чайковского. Но на рабочем столе Чехова в Мелихове и Ялте всегда стояла фотография Чайковского с дарственной надписью композитора и звучала его музыка. А в письме Чехова к Модесту Ильичу Чайковскому мы читаем такие слова: «Если говорить о рангах, то в русском искусстве он занимает теперь второе место после Льва Толстого, который давно уже сидит на первом (третье я отдаю Репину, а себе беру девяносто восьмое)».

Конец XIX – начало XX в. – переломная эпоха в духовной жизни России. Важной чертой этого периода является усиление процесса интеграции России в европейскую и мировую культуру. Подобно именам Тургенева, Достоевского, Толстого и Чехова, открывшим для мира великую русскую литературу, имя Чайковского стало эпохой в развитии музыкальной культуры, ценнейшим русским вкладом в нее, одним из проявлений неистощимой художественной одаренности нашего народа.

Источники и литература:

Вайдман П. Е. Чайковский в воспоминаниях современников [Электронный ресурс] // «Чайковский». Проект Ивана Фёдорова. [сайт]. [2003-2014]. URL:http://www.tchaikov.ru/sovr.html (дата обращения: 23.03.2015).
Великие современники (А. Н. Островский, Л. Н. Толстой, А. П. Чехов) [Электронный ресурс]// Национальный фонд подготовки кадров. Информатизация системы образования. [сайт]. URL:http://music.e-publish.ru/p79aa1.html (дата обращения: 23.03.2015).
П. И. Чайковский//Наша история. 100 великих имен. 2010. Выпуск № 4.
Калинина Н. А. П. И Чайковский. Повесть. – М. Детская литература 1988.
Никитин Б. С. Чайковский. «Старое и Новое». М. Знание, 1990.

Чайковский в воспоминаниях современников

Академик Д.С.Лихачев писал: «История культуры — это история человеческой памяти, история развития памяти, ее углубления и совершенствования.» Память о личности великого художника, в том числе и Чайковского, в значительной степени помимо его собственного творчестива, хранят воспоминания его современников. Но, как отмечала писательница Л.Я.Гинзбург: «Дневник фиксирует не прошлое, а настоящее, «непредрешенный» процесс жизни с еще неизвестной развязкой. В мемуарах же наблюдается обратное: развязка известна, отсюда их необьективность.» Не исключение и мемуарная литература о Чайковском.

Воспоминания о Чайковском стали появляться практически сразу же после его кончины. В этом проявились всеобщая любовь к нему современников, а также начало работы над биографиями композитора разных исследователей, в том числе и М.И.Чайковского, публикации к первым годовщинам со дня смерти Чайковского и другим датам. Иногда воспоминания появлялись без видимого на то повода. Приступая к созданию биографии Чайковского, Модест Ильич должен был собрать материал о жизни брата, чтобы осветить те стороны его жизни, которые ему лично были неизвестны. Как отмечал Н.Д.Кашкин, известный русский критик и друг композитора, М.И.Чайковский был на десять лет моложе своего брата, поэтому передавал все подробности по пересказам других лиц. К такого рода сюжетам относятся темы, изложенные в первых главах книги. Они рассказывают об истории рода, семьи, детских годах Чайковского, то есть то, что могло быть известно М.И.Чайковскому только из семейных воспоминаний старших по возрасту. Кто и как делился своими воспоминаниями с М.И.Чайковским можно установить по некоторым материалам, сохранившимся в его архиве в клинском музее и в его переписке с разными лицами. Среди них выделяются воспоминания воспитательницы Чайковского Ф.Дюрбах, которая на протяжении всей жизни хранила детские сочинения Чайковского, его письма. Кашкин отмечал, что перессказы, которыми пользовался М.И.Чайковский «почти все идут из женских уст и потому отмечают подробности, особенно пленяющие женщин в детях: послушливость последних, симпатичность и привязанность к своим защитницам и покровительницам. Мужчина — воспитатель, быть может, подметил бы и другие качества.»

Воспоминания воспитательницы Чайковского времен жизни его семьи в Воткинске Ф.Дюрбах имеют особое значение. Эта женщина оставила в душе композитора неизгладимый след. Он пронес любовь к ней через всю жизнь. А в последний год своей жизни, в самый канун начала работы над Шестой симфонией, он разыскал её вo Франции, в её родном Монбельяре и посетил свою воспитательницу. По его собственному признанию, они бесконечно вспоминали прошлое, слёзы перемешивались с рассказами, и всё это вместе вызвало в душе Чайковского сильнейший эмоциональный подъём. Ф.Дюрбах сохранила детские тетради Чайковского, письма его и его родных. После скорой и неожиданной смерти композитора она в письмах к М.И.Чайковскому, а также его брату Н.И.Чайковскому стала подробно описывать жизнь семьи в Воткинске. Позднее М.И.Чайковский также её посетил в Монбельяре. Ф.Дюрбах отдала ему часть сохранившегося у неё архива и многое рассказала. М.И.Чайковский записал все и составил целый очерк, который использовал в своей биографии Петра Ильича.

Воспоминания о Чайковском появлялись к каждой годовщине со дня смерти Чайковского и другим датам. Иногда воспоминания появлялись и без видимого на то повода. Описывались различные эпизоды из жизни композитора, в том числе и курьезные. Появление подобного рода воспоминаний было достаточно частым, особенно в составе литературных журналов.

В 1913 году целый номер журнала «Солнце России» был посвящен Чайковскому, в том числе и воспоминаниям о нем (N 44). Вся подборка материалов называлась: «Венок на могилу П. И.Чайковского». Их авторами были актер К.А.Варламов, композиторы А.К.Лядов, Э.Ф.Направник, Ц.А.Кюи, П.Ф.Соловьев, певцы Н.Н.Фигнер, И.В.Тартаков, М.А.Славина, оперный режиссер О.О.Палечек. Пребыванию Чайковского в Одессе посвящены воспоминания А.Кауфмана; первой постановке «Пиковой дамы» в Киеве — записки писательницы В.Н.Ольнем и многие другие. В 1924 году в Петрограде были напечатаны воспоминания известного театрального деятеля В.П.Погожева с очень интересными добавлениями Асафьева о споре в Мариинском театре по поводу нотного материала «Пиковой дамы» в связи с премьерой этой оперы в Петербурге. Воспоминания Погожева были написаны в июле 1922 года в Петрограде.Тогда же были опубликованы записки А.К.Глазунова о его знакомстве с Чайковским. В том же году в Америке вышла книга воспоминаний Л.Ауэра «My long life in Musiс». Через три года книга Л.Ауэра была издана в России . Книга получила новое название: Леопольд Ауэр. «Среди музыкантов. Записи, воспоминания и письма.» (М.,1927). В этих воспоминаниях значительное место уделено и воспоминаниям о Чайковском. Сам Ауэр представлял собой не только выдающегося музыканта, но и особый тип личности, характерный для русской музыкальной жизни XIX века: «солист его Величества», » исчезнувший тип придворного музыканта»(с.5). Написанные на склоне лет, эти воспоминания несут в себе и черезвычайно важные факты из жизни обоих музыкантов, но одновременно и какие-то неточности или изложение бытовавших версий, не имевших под собой реальной основы.

1924 год был для мемуаристики о Чайковском достаточно плодовитым. В этом же году появились и воспоминания знаменитого скульптора И.Гинцбурга (Академик Илья Гинцбург «Из прошлого»), в которых также нашли свое место и упоминания о встречах с Чайковским. О Чайковском скульптор вспоминал в разное время. Например, в своих воспоминаниях «Как я работал и учил»(они, очевидно, были написаны еще в начале века) он писал: «Совершенно при других условиях лепил я П.И.Чайковского, он приходил ко мне в мастерскую( Академия художеств). Позировал он, стоя у столика, занимаясь писанием нот, и просил, чтобы во время сеанса не приходили посторонние. — Я всегда стесняюсь незнакомых мне людей, даже когда я дирижирую, то чувствую такую робость, такую неловкость, что для того, чтобы набраться храбрости, должен перед выступлением выпить коньяку.»

Учитывая место и значение Чайковского и его творчества в сознании русских людей конца XIX и начала XX века, его облик, впечатления от музыки также нашли отражение в русской мемуаристике «участников и свидетелей серебрянного века России», большая часть которых оказалась в числе русских эмигрантов так называемой первой волны. Они все по образному выражению Романа Гуля «унесли Россию» с собой, в своем сердце, в своей душе. Поэтому в периодике русской эмиграции было написано довольно много о Чайковском.

20-30 годы оказались очень богатыми на появление новых воспоминаний о Чайковском. Ученики, коллеги Чайковского к тому времени все находились в весьма преклонных годах и стремились изложить свои воспоминания и наблюдения для будущих поколений музыкантов и любителей музыки. Огромную роль в собирании этих материалов сыграл директор музея Чайковского в Клину, в прошлом секретарь Московского отделения РМО Н.Т.Жегин. Об одной из этих историй узнаем из переписки С.В.Рахманинова. В.Р.Вильшау, пианист, один из ближайших друзей С.В.Рахмананова писал ему 8 августа 1936 года, рассказывая о своем посещении музея и сборе материалов, в том числе и воспоминаний о Чайковском. Письмо само по себе содержит воспоминания о доме-музее Чайковского в конце 30 — х годов: «Как -то ранней весной встретил я старика Жегина, он директор Дома — музея им.Чайковского в Клину. Я, правда, давно обещал ему приехать, и вот он меня прямо сцапал и уговорил назавтра вместе ехать. Так и пришлось сделать. Я не раскаиваюсь, что хотя бы в первый раз побывал в доме такого человека, который так украшал жизнь людей, даря им свое вдохновение. В доме все осталось в неприкосновенном виде.Кровать, письменный стол, на котором писались такие шедевры, отдельно в витрине его прокуренные мундштуки, карандаши, записные книжки(Skizzenbucher), библиотечка; все скоромно, скромно, чтобы не сказать большего. Есть там и твоя фотографическая карточка (очень молодого периода). Жегин Ник.Тимоф. все еще продолжает пополнять музей новыми экспонатами. Есть у них очень своеобразная штука, так называемая «копилка», куда собирают всякий материал, имеющий касательство к Петру Ильичу. И что же, сейчас же, как и следовало ожидать пристали. Вот, говорят Влад Роб, Сергей Васильевич к Вам особенно расположен, вот у кого, конечно, есть что вспомнить и кто мог бы сказать что! Сделайте доброе дело, напишите, попросите. Ну и кончилось тем, что не выдержал, пообещал, сказал, что попробую, напишу. И вот мне пришло в голову, что нет ли чего подходящего в твоей книге «воспоминаний»!? Теперь, что же могло служить материалом все же для такой копилки? Все! Какой-нибудь взгляд, высказанный П.И. на музыку, на кого либо из музыкантов, в частности, что — либо, тебя касающееся, какая-нибудь ярко выраженная черта характера, привычки и пр., материально что-либо, ну, письмо, записка, фотография и пр., все такие документы предметного характера, конечно могли бы быть и не в оригинальном виде, а перепечатками и пр. Вот! И если бы тебе это было затруднительно, нежелательно и пр., оставь и это, само собою, — пустым местом.»

Новую волну появления воспоминаний о Чайковском составили воспоминания, написанные или произнесенные в виде выступлений в различных аудиториях в связи со 100-летием со дня рождения Чайковского. Оно отмечалось в 1940 году. Были написаны воспоминания племянником композитора Ю.Л.Давыдовым. Своми рассказами о композиторе поделились, например, А.Л.Мекк (урожденная Давыдова). Библиотекарем музея Флеровым были записаны рассказы клинских старожилов. Они хранятся в архиве музея. Уже давно нет в живых тех, кто знал Чайковского лично, однако мемуарная литература о нем постоянно пополняется. В архивах младших и старших современников Чайковского обнаруживаются дневниковые записи, самостоятельные тексты, которые являются по своему жанру подлинными воспоминаниями о нем как о человеке и композиторе. Так, в дневниках И.А.Саца есть следующая запись: » мне вспомнилось, как в дни моего увлечения музыкой я встретил однажды на улице Чайковского. я пришел в неистовое волнение и побежал за ним; Чайковский вошел в кофейню — и в продолжение доброго часа я ходил под окнами и глядел, как Чайковский пил кофе и читал газету. А кофе пил он как его пьют все смертные, весьма элементарно. И вот, глядя как он макает сухарь, — я мысленно перебирал в уме мелодии и гармонии его баркарол, романсов и симфоний . Мне хотелось, сам не знаю что: хоть раз сказать ему про то, что он вызывал во мне, хоть раз остановить на себе его внимание, или крикнуть, что мол и я живу на свете «.

Другой вид источника новых воспоминаний о Чайковском — это биографические материалы его современников. В них можно встретить рассказы об эпизодах, в которых также упоминается и Чайковский. Например, в книге секретаря Л.Н.Толстого В.Булгакова (В.Булгаков. Л.Н.Толстой в последний год его жизни,М.,1989) находим сведения об отношении великого русского писателя к музыке Чайковского в самый последний год его жизни: эпизод исполнения скрипачом Эрденко М.Г. пьес Чайковского. При этом автор поясняет: «Лев Николаевич не любит Чайковского, но «Колыбельная» и «Осенняя песня» ему очень понравились(там же, с.262). В другом же месте Булгаков перессказывает разговор между Л.Н.Толстым и его женой Софьей Андреевной, когда писатель заметил, что «непонимание предмета еще не опровергает его», при этом он «привел в пример композитора Чайковского и еще одного музыканта, которые никак не могли понять значения дифференциального исчисления. Чайковский, по мнению Льва Николавича, очень остроумно сказал по этому поводу:»Или оно глупо, или я глуп». Заметим, однако, что, по всей вероятности, Толстой сам мог и не быть свидетелем этого эпизода, а прочитать о нем в книге воспоминаний И.А.Клименко, которые вышли незадолго до того (в 1908 году), или мог слышать о нем от кого-то другого. Так или иначе этот случай описан Клименко. Он произошел на вечере с профессором Бугаевым, тогда молодым математиком. Г.А.Ларош попросил его обьяснить ему, что такое интеграл и дифференциал. А далее Клименко описывает сцену, при которой Ларош очень скоро покинул свое место со словами:»Нет, я должно быть, совсем идиот! Я решительно нечего не понимаю!» Чайковский же остался, дослушал до конца, в силу своей природной деликатности, но в конце грустным тоном воскликнул:»Господи! неужели есть на свете люди, которые действительно это понимают!»

К 90-м годам XIX века относятся воспоминания о своих встречах с Чайковским записки Ю.И.Блока. Блок Юлий Иванович(1858-1934) — глава акционерного общества, ввозившего в Россию новинки техники, музыкант-любитель, знакомый Чайковского и многих других русских композиторов, писателей, артистов. Он познакомился с Чайковским в 1888 году. Их общение продолжалось вплоть до кончины композитора в 1893 году. Оно во многом было связано с внедрением в русскую жизнь фонографа Эдисона, что само по себе является интереснейшей сферой, так как развитие звукозаписи проиходится в полной мере на следующий XX век. В архиве Чайковского сохранились письма и визитная карточка Блока. Письмо (напечатано на пишущей машинке, распространением которых в России также занималась фирма Блока), относится к самому началу их знакомства, визитная же карточка не имеет автографа, ее датировка неизвестна. 4 октября 1889 года Блок писал Чайковскому, который только что приехал в Москву из Петербурга и нанял новую квартиру на Пречистенке: «Высокоуважаемый Петр Ильич! — Не знаю как Вам выразить свою благодарность за великую Вашу любезность, оказанную совершенно чужому человеку. Мечту быть собственником Вашей автографии я имел давно, и вчерашний случай дал мне смелость испросить ее у Вас. Меня особенно радует, что я поставлен в возможность хоть отчасти отплатить любезность Вашу. Сообщаю Вам секрет: два месяца тому назад я был у Эдисона в его Лаборатории. Он лично вручил мне один фонограф для демонстрации его перед Государем Императором и в музыкальных и научных обществах. Я убежден, что этот гениальный аппарат не только заинтересует, но и поразит Вас, так как именно для композиторов, по моему взгляду, он будет иметь весьма важное значение. Через неделю у меня будет новая батарея, и я с особым удовольствием пропою и проиграю Вам целую Американскую программу на всевозможных инструментах, так как Эдисон мне также дал целые 2 дюжины цилиндров пьес, воспроизведенных у него в лаборатории. Пожалуйста, не передавайте никому это мое сообщение, ибо я официально покажу фонограф только после демонстрации его во дворце. Для Вас же, частным образом, я с удовольствием готов представить его в конце будущей недели, если Вы можете назначить вечер. С глубоким уважением Ю.Блок.» Очевидно, встреча и прослушивание состоялись, так как сохранился отзыв Чайковского о фонографе Эдисона, датированный им 14 октября 1889 года: «Фонограф, несомненно, поразительнейшее, прекраснейшее, интереснейшее изобретение, среди все тех, что делают честь 19-ому веку! Слава великому изобретателю — Эдисону!» Сам Блок был страстным любителем музыки, прежде всего Чайковского, и неплохим скрипачом. После отьезда из России он некоторое время жил в Германии, продолжал делать фонографические записи. Затем в 1920-1930 — х годах, живя в Швейцарии, Блок написал интересные мемуары.

Характер воспоминаний о Чайковском в разные годы, безусловно, менялся. Происходила также и эволюция представлений о Чайковском — человеке и художнике. Это обстоятельство связано не только со спецификой воспоминаний как литературного жанра, но и особенностями действительности, в которой жили люди, писавшие эти воспоминания. Они одновременно и обьективный источник информации, и субьективный рассказ о времени и о себе.

П. Е. Вайдман

Шесть ближайших друзей Чайковского: Интерлюдия

Петр Юргенсон

Для своего обширного окружения, коллег по работе и большого круга друзей Петр Ильич Чайковский был «милым и заботливым человеком, полным прекрасных манер». Однако, по его собственным словам, композитор считал себя чуть ли не асоциальным. «По натуре я дикарь, — пишет он, — каждое новое знакомство, каждый новый договор с незнакомцами были источником острых нравственных страданий».

Петр Ильич Чайковский (ок. 1888 г.)

Для композитора, стремящегося к общественному признанию и карьере артиста, это оказалось проблемой. Только его самые близкие друзья знали о его душевном состоянии, в том числе главный музыкальный издатель Чайковского Петр Юргенсон (1836–1904), которому он пишет: «Лучше всего я чувствую себя, когда я один». Первоначально Юргенсон оказывал финансовую помощь начинающей карьере Чайковского, давая ему различные поручения и поручения. А в 1867 году издал Опус Чайковского 1, а в итоге получил права на издание произведений композитора в России и во всем мире. По сути, Юргенсон руководил делами Чайковского и осознавал важность сохранения рукописей композитора. Он также оказался очень благосклонным другом после неудачного брака Чайковского.

Петр Ильич Чайковский: 2 пьесы, соч. 1 (Майкл Понти, фортепиано)

Герман Ларош

Герман Ларош (1845-1904) был невероятным музыкальным талантом. К десяти годам он написал свои первые сочинения, а к двенадцати годам его пригласили поступить во вновь созданную Санкт-Петербургскую консерваторию. Он впервые встретил Чайковского в 1862 году, и два студента стали друзьями на всю жизнь. Чайковский нашел в Лароше неофициального наставника и наставника, а Ларош стал первым критиком школьных сочинений Чайковского. Первоначально казалось, что он пессимистично относился к композиторским перспективам Чайковского, но Чайковский полностью доверял его суждениям. После ее окончания оба работали профессорами Московской консерватории, но Ларош все чаще обращался к музыкальной критике. Он написал немало статей в различные издания, а после смерти композитора Ларош написал ряд ценных исследований и воспоминаний о своем друге. Ларош был несколько неопытен в земных делах, что не только забавляло Чайковского, но и давало ему возможность помогать и давать советы своему другу. Когда второй брак Лароша потерпел неудачу, у него случился творческий кризис. В этот период Чайковский помогал ему со своими статьями, а также оркестровал эскизы к 9-му роману Лароша. 0013 Увертюра-Фантазия в 1888 году.

Петр Ильич Чайковский: Шесть Морсо, соч. 19, № 6 «Тема в оригинале и вариациях» (Ольга Тверская, фортепиано)

Эмилия Павловская

Эмилия Павловская (1853-1935) -срочные контракты в Большом театре в Москве и Мариинском театре в Санкт-Петербурге. Чайковский считал ее исключительно талантливой, умной и одаренной певицей и был частым гостем в доме Павловской. В своих воспоминаниях она вспоминала разговор в мае 1885 года. «Петр Ильич однажды пришел ко мне, — пишет она, — страшно взволнованный, и сказал мне, что он только что был у Антона Рубинштейна и прямо пришел ко мне, чтобы спросить моего совет. Его пригласили стать директором Московской консерватории, и Рубинштейн пытался убедить его принять это предложение; Петр Ильич ужасно волновался и не знал, что делать. Я решительно принялся отговаривать его от принятия предложения, так как очень хорошо знал его забывчивость, его мягкий характер, его нервозность и полное отсутствие в нем какой-либо административной жилки». После этого разговора Чайковский, по-видимому, сразу же сел, чтобы написать Рубинштейну телеграмму с отказом от предложения. Дружба испортилась, когда опера Чайковского «Чародейка » провалилась, потому что Павловская неудовлетворительно сыграла героиню Настасью. Павловская взяла на себя вину за фиаско и предложила Чайковскому выбрать другую Настасью. И она знала, что Чайковский сердится на нее, написав: «Между нами (с твоей стороны) что-то произошло, какая-то черная туча накрыла меня… Я не понимаю… но я это чувствую, и мне очень больно». , очень много.»

Петр Ильич Чайковский. Шесть романсов, соч. 57, № 3 «Не спрашивай» (Люба Казарновская, сопрано; Люба Орфенова, фортепиано)

Иван Клименко

Композитор и критик Александр Серов в начале 1860-х вел в Петербурге народный салон, и именно на одном из таких собраний Чайковский познакомился с архитектором и музыкантом-любителем Иваном Клименко (1841-1841- 1914). Их дружба стала особенно близкой, когда Клименко переехал в Москву и пересекался с композитором между 1869 и 1872 годами. Отношения были не только очень близкими, но и служили рупором для музыкальных вопросов. Чайковский пишет: «Что касается честолюбия, то должен вам сказать, что я, конечно, не льстил в последнее время. Мои песни хвалил Ларош, а Кюи и Балакирев невысокого мнения о них… Моя увертюра, Ромео и Джульетта , почти не имела здесь успеха и осталась совершенно незамеченной. Я много думал о тебе в ту ночь. После концерта мы поужинали, и за весь вечер об увертюре никто не сказал ни слова. И все же я так жаждала признательности и доброты! Да, я много думал о вас и о вашем ободряющем сочувствии. По просьбе Модеста Чайковского Клименко в конце концов написал очень интимный отчет о своих отношениях с Петром.

Петр Ильич Чайковский: 6 романсов, № 5 «Почему» (Аманда Рукрофт, сопрано; Малькольм Мартино, фортепиано)

Надежда фон Мекк

Надежда фон Мекк (19831-18)18 детей родила , а когда ее муж Карл фон Мекк неожиданно умер, она унаследовала много денег. Имея в своем распоряжении значительное состояние мужа, она предавалась своим музыкальным страстям и щедро поддерживала Русское музыкальное общество. Через Иосифа Котека она познакомилась с произведениями Чайковского, и завязавшаяся переписка длилась почти четырнадцать лет. Чайковский и Надежда фон Мекк никогда не встречались лично, но эти отношения оказывали композитору моральную поддержку и регулярное денежное содержание. Фон Мекк была высокообразованной женщиной, обладавшей обширными познаниями в литературе, истории и философии и говорившей на нескольких иностранных языках. Они переписывались на равных, без снисходительности и социального снобизма. Чайковский называл ее своим «лучшим другом», и платонические отношения с великим композитором, должно быть, удовлетворяли ее важную внутреннюю потребность. Благодаря ее щедрой финансовой поддержке Чайковский смог сосредоточиться исключительно на своем творчестве и посвятил ей три своих произведения. Из-за частного характера их отношений даже посвящения приходилось делать тайно, поэтому сборник пьес для скрипки и фортепиано под названием Souvenir d’un lieu cher просто несут надпись «посвящается Б», обозначающую имение его благодетельницы в Браилове.

Петр Ильич Чайковский: Souvenir d’un leucher, Op. 42 (Саша Рождественский, скрипка; Джозиана Марфурт, фортепиано)

Николай Юбер

Николай Юбер (1840-1888) был прекрасным пианистом, поступил в Санкт-Петербургскую консерваторию в возрасте 23 лет. с Антоном Рубинштейном, и он подружился на всю жизнь с Чайковским, однокурсником. После окончания он работал на нескольких временных работах, но в 1870 году стал профессором теории музыки в Московской консерватории. Он был единственным свидетелем катастрофического случая, когда Чайковский сыграл свой Первый фортепианный концерт Николаю Рубинштейну. Хьюберт заменил Лароша на посту выдающегося музыкального критика в журнале 9.0013 Современная летопись и Московский реестр в течение 1870-х годов, и Чайковский всегда был готов помочь в написании той или иной статьи. Хьюберт и его жена Александра были одними из самых близких друзей Чайковского и сделали фортепианные переложения многих оркестровых произведений композитора. В 1872 году Чайковский посвятил один из Шести романсов , соч. 16 лет своему близкому другу.

Чтобы узнать больше о лучшем в классической музыке, в нашем электронном бюллетене

Петр Ильич Чайковский: 6 романсов, соч. 16 № 4 «О, спой эту песню» (Элизабет Сёдерстрём, сопрано; Владимир Ашкенази, фортепиано)

симпозиум, посвященный столетию, в каталоге SearchWorks

Ответственность: под редакцией Александра Михайловича; подготовлено под эгидой Университета Хофстра.
Выходные данные: Вестпорт, Коннектикут: Greenwood Press, 19.99.
Физическое описание: xiv, 418 стр. : больной. ; 25 см.
Серия: Вклад в изучение музыки и танца
нет. 49.

Доступно онлайн

В библиотеке

Музыкальная библиотека

Стеки

Предметы в стопках
Телефонный номер	Статус
МЛ410 . С4 Т34 1999	Неизвестный

Описание

Создатели/участники

Участник: Михайлович, Александр.; Университет Хофстра.

Содержание/Резюме

Библиография

Включает библиографические ссылки и указатель.

Содержимое

Примечание по транслитерации
Интродукция — Чайковский как наш современник, Александр Михайлович. Часть 1 Изменение взглядов на композитора Чайковского — новый взгляд: столетний очерк, Ричард Тарускин
Чайковский и его музыка в англо-американской критике, 1890–1950-е годы, Малкольм Хэмрик Браун
Мифы Чайковского — критическая переоценка, Александр Познанский. Часть 2 Чайковский и его музыкальные современники: Чайковский и Вагнер — переоценка, Розамунд Бартлетт
Анализ и влияние — сравнение ритмических структур в инструментальной музыке Шумана и Чайковского, Йозеф Краус
Истина против красоты — Сравнительные настройки текста Мусоргского и Чайковского, Лесли Кирни. Часть 3 «Опричник» — «Потерянная» опера Чайковского: культура и национализм — Видение России Чайковским в «Опричнике», Сьюзен Бим Эггерс
Интрига любви и иллюзии в опере Чайковского «Опричник», Анна Шварц. Часть 4 Зрелый оперный композитор: Евгений Онегин Чайковского — Татьяна и Ленский, третья пара, Трумэн Буллард
«Но был ли мой Евгений счастлив» — Музыкально-драматическое напряжение в «Евгении Онегине», Байрон Нельсон
Музыкальный историзм в «Пиковой даме», Джеймс Паракилас. Часть 5 Чайковский, Русское православие и национализм: корни Чайковского в русской хоровой традиции, Ольга Дольская-Акерли
Пришелец в чужой стране — Чайковский как композитор церковной музыки, Владимир Моросан
Чайковский, цари и царский национальный гимн, Уильям Х. Парсонс. Часть 6 Другие перспективы, современные и современные: Чайковский — любовь, которая не осмеливается назвать свое имя, Сэмюэл Липман
Проявление Петра в пьесе Модеста Чайковского «Симфония», Стефани Гулд
Разрушая романтический миф — Кен Рассел «Любители музыки», Джеймс Х. Круконес. Часть 7 Обсуждения за круглым столом: биографические вопросы в стипендии Чайковского, Джон Маркус
Чайковский в американском и русском музыкальном образовании, Джоэл Сакс
Балеты Чайковского — интерпретация и исполнение, Жанна Фукс
Приложение — Программа конференции.
(источник: данные книги Нильсена)

Сводка издателя

Эти эссе, приуроченные к столетию со дня смерти Чайковского, дают новую оценку жизни и творчеству композитора с различных точек зрения, от музыковедческой и биографической до более широкой, касающейся его места в развитии искусства в Европе и Америке. Как они ясно дают понять, многое в достижениях Чайковского считалось само собой разумеющимся, и эссе, включенные в этот сборник, представляют собой не только акты переоценки, но и празднования. После широкого синтеза отношения Чайковского к литературе, музыке и театру 18-19 вв.века есть разделы, посвященные Чайковскому и его музыкальным современникам; «Потерянная» опера Чайковского «Опричник»; зрелое оперное произведение Чайковского; его место в русском православии и национализме; и современные взгляды на его жизнь и творчество. Том завершается дискуссиями о стипендии Чайковского, месте композитора в американском и российском музыкальном образовании, интерпретации и исполнении его балетов.