Содержание
Развилки истории | Мнения | Известия
Смерть Михаила Горбачева вызвала всё те же полярные оценки его личности, что сопровождали его и при жизни: от «провозвестника свободы» до «предателя, развалившего страну». В нынешнем контексте это наложилось на контрастные сравнения «России Горбачева» с «Россией Путина». В рамках траурной символики приходит на память черно-белое надгробие Хрущева работы Эрнста Неизвестного. Но удастся ли примирить «черные» и «белые» оценки Горбачева, покажет только история. Пока для этого мало надежд.
Вне зависимости от тональности оценок дела и слова Горбачева всем известны, для старших поколений — по их личной памяти, для «поколения ЕГЭ» — по вопросам из того же ЕГЭ. И потому для историка возникает соблазн не писать очередной текст про Горбачева, каких уже много вышло в эти дни, а порассуждать о развилках истории: что было бы «с Родиной и с нами», если бы не было Горбачева.
Первая из них — «если бы Андропов пожил подольше». Фигура Андропова в контексте ренессанса «чекистских ценностей» или «чекистских мифов» воспринимается в качестве идеального лидера советской эпохи.
Что реально успел сделать Андропов за год власти — это укрепление трудовой дисциплины, борьба с коррупцией и ужесточение внешней политики. Именно тогда достигло апогея взаимное развертывание ракет средней дальности в Европе, Рейган назвал СССР «империей зла», был сбит южнокорейский «Боинг».
Добавим к этому дешевую водку «андроповку» (союз власти и народа, как ни крути). Но захотел бы Андропов начать полномасштабную экономическую модернизацию, стал бы он советским Дэн Сяопином — на это ответа нет. Мемуары помощников Андропова говорят в пользу этого, «чекистский миф», напротив, дает почву для сомнений. И ко всему этому добавляется конспирология вокруг неожиданно резкого ухудшения здоровья Андропова в Крыму летом 1983 года, после которого его дни были сочтены.
Кроме того, по мемуарам видно, что Андропов благоволил Горбачеву, и если бы сам прожил подольше, то, возможно, сделал бы его своим наследником — неофициальным «вторым секретарем» ЦК вместо Черненко. На это, впрочем, есть своя конспирология, что тогда бы Андропов «разглядел» «гнилое нутро» Горбачева и выдвинул бы кого-то другого из команды политиков, которые получили новые высокие посты в его время (среди них Гейдар Алиев, Егор Лигачев, Григорий Романов, Николай Рыжков, Виталий Воротников).
Второй вопрос более парадоксален: а если бы Черненко прожил подольше? Казалось бы, смертельно больной человек у власти, задыхающийся без кислородной маски, что уж тут говорить. Но здесь тоже не всё так однозначно. И отсчет стоит вести с того же лета 1983 года и с того же крымского отпуска, когда чуть раньше конспирологической болезни Андропова наступила не менее конспирологическая болезнь Черненко, от которой он уже не оправился.
В мемуарах есть намеки на осознанное отравление, но так или иначе — до этого Черненко был, во-первых, достаточно бодр, а во-вторых, за ним закрепилась репутация крепкого аппаратчика, который эффективно руководил внутренней жизнью ЦК в последние годы Брежнева. И если бы всё повернулось иначе, то правление Черненко воспринималось бы как «Брежнев-2», консервативное, но управляемое, и Горбачев бы не получил той власти, которая была у него при больном Черненко.
При этом даже больной Черненко не был чужд реформ (именно при нем была начата масштабная реформа средней школы), отказался он и реабилитировать брежневского министра внутренних дел Щелокова, который за коррупцию был отправлен в отставку Андроповым.
Показательно, что застрелился Щелоков не при Андропове, а при Черненко. Отметим и то, что именно Черненко восстановил в партии Молотова. В протоколах Политбюро, где Черненко обсуждает восстановление в партии Маленкова и Кагановича, именно Горбачев активно выступает за это. В любом случае помощники Черненко соревнуются в своих мемуарах с помощниками Андропова на тему того, что проживи именно их шеф подольше, и всё было бы хорошо.
Наконец, возникает вопрос, что было бы, если после Черненко к власти пришел не Горбачев, а другой человек. Среди альтернатив назывались Григорий Романов, Виктор Гришин, Андрей Громыко, Владимир Щербицкий. Любой из них, думается, продолжал бы консервативный курс «Брежнев-2». По внешней политике СССР наиболее интересно, что делал бы многолетний министр иностранных дел Громыко. Возможно, что он, в силу понимания ситуации, был бы более осторожен во внешней и ракетно-ядерной политике, чем Андропов. К тому же СССР во главе с Громыко, скорее всего, не растерял бы своего влияния на союзников и партнеров, как произошло при Горбачеве.
Другой вопрос — стал бы Громыко более открытым к диалогу с Западом и Китаем?
В контексте нынешней политики интересно и то, если бы во главе СССР стал руководитель советской Украины Щербицкий (его по ряду мемуаров называл своим наследником и сам Брежнев). Стал бы он лишь продолжателем «днепропетровского» курса Брежнева — с повышенным вниманием к развитию промышленных центров Украины и рекрутингом украинских кадров в высшие коридоры власти в Москве? Или же Щербицкий начал бы гораздо более амбициозную кампанию по выведению украинской культуры и украинских идеологем на общесоюзный уровень? И возродил бы политику «коренизации» во всех союзных республиках? К слову, Горбачев в первые годы деликатность национального чувства совсем не принимал во внимание. Его решение назначить главой Казахстана вместо Кунаева русского Колбина спровоцировало протесты в Алма-Ате — первое выступление против власти в его эпоху.
Но альтернатив не получилось, и поддержавший в итоге Горбачева Андрей Громыко говорил затем своим близким: «Как же я ошибся!»
Второй блок «развилок истории» связан с прямым вопросом: а мог ли не распасться СССР при Горбачеве? А также: мог бы кто-нибудь остановить Горбачева? Увы, «штабная культура» в ЦК была такова, что «коллективное руководство» оказывалось фикцией.
Доминировал принцип «начальник всегда прав». Поэтому на вопрос — могло ли быть ускорение без перестройки? — когда экономические реформы проводились бы при политическом консерватизме (опять же путь Дэн Сяопина), нельзя ответить положительно. Увлекающаяся натура Горбачева, деятельность его соратников, подталкивавших его к реформе, видимо, делали политическую перестройку неизбежной.
А далее исход событий уже был запрограммирован. Понятно, что нельзя выпускать джинна из бутылки по частям. С того момента, как перестройка переросла рамки хрущевской оттепели, когда самим Горбачевым была запущена реформа власти, остановить этот процесс было уже невозможно.
У истории нет сослагательного наклонения. Каковы были бы альтернативы, мы никогда не узнаем. Но вопрос о роли личности в истории получил здесь абсолютно хрестоматийный пример.
Автор — программный директор клуба «Валдай»
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
Проект «Черненко». Часть девяносто шестая.
: yapet — LiveJournal
Часть XCVI. В ЗЕРКАЛЕ СИНЕМАТОГРАФА
Что такое социалистический реализм? Это восхваление начальства в доступных ему формах…
Достаточно необычный пост в серии, посвященный тем художественным фильмам, что Константин Устинович мог бы считать отражением себя и своей эпохи в кинематографе. Любопытно, но чуткие кинохудожники успели кое что создать и по данному вопросу.
В 1984/1985 годах в СССР было снято традиционно большое количество кинолент, некоторые из которых телевидение демонстрирует и сейчас (то есть они выдержали проверку временем).
Можно упомянуть например «Любовь и голуби», «Блондинку за углом», минисериалы «Гостья из будущего» и «ТАСС уполномочен заявить» от 1984 года и «Двойной капкан», «Зимняя вишня», «Самая обаятельная и привлекательная», «Не ходите девки замуж» и «Противостояние» от 1985.
Все произведения неплохо отображают эпоху, но заказчиком их выступал явно еще предыдущий генеральный секретарь.
Вообще примерно с 1983 года в советской киноиндустрии началась эпоха тяжелых социальных фильмов («Пацаны», «Чучело», «Клетка для канареек», «Кто стучится в дверь ко мне»).
Юрий Андропов явно хотел приблизить сусальный советский экран к реальности, но политические проблемы отображены быть не могли. Поэтому оставалась социальщина: молодежь, школы, больницы, детские дома, старики.
В этом смысле очень угадал молодой Карен Шахназаров с «Зимним вечером в Гаграх» (1985). Старость, разочарования, немощь не щадят никого и даже членов Политбюро. Всегда приятно вспомнить себя в молодости. А вокруг тебя все больше молодых, кудрявых, зубастых, которые еще и издеваются: «Вы же возводили Днепрогэс? Рыли Каракумский канал? Возводили МГУ? Вот надорвались и умерли, что тут удивительного…»
Но не этими фильмами льстили новому генеральному секретарю.
1. Во первых упомянем «Победу» в двух сериях (по роману А. Чаковского снял Евгений Матвеев).
Действие происходит в двух эпохах. Корреспонденты (советский и американский) празднуют победу в 1945 году и потом встречаются на подписании заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе через тридцать лет. Прямо проводятся параллели Потсдама-1945 и Хельсинки-1975.
Специально и сознательно сделаны документальные архивные видеовставки, где СССР в Хельсинки представляет и герой наших историй. Наверно ему лестно было осознавать себя политиком и миротворцем.
Естественно, что писался сценарий под совсем другого человека.
Кстати в фильме впервые на советском экране с начала пятидесятых годов главным героем является Иосиф Виссарионович, что для тех лет исторического замалчивания было большим откровением и прорывом.
На ютубе фильма как ни странно нет.
2. Во вторую очередь обратим внимание на социальную драму (хе-хе-хе-хе) «Наследство» (1984 год, режиссер Георгий Натансон). По сценарию главного редактора журнала «Огонек» и «литературного генерала» того времени Анатолия Софронова между прочим.
Тут надо пересказать сюжет. Итак Павел Недосекин – старый генерал. У него жена как у генерала и друзья-генералы. Причем один из них чертовски похож на Брежнева (так случайно наверно получилось).
Еще дочь, которая почему-то замужем не за генералом, а за гнилым интеллигентом-«шестидесятником»: бардом и алкоголиком. Юрий Васильев крайне органичен в роли гражданского космополитичного мерзавца (Родион из «Москва слезам не верит»). И вообще на Довлатова похож.
Но внучек Недосекина отвергает упадничество отца, служит на южной границе границе (привет дедушка Костя и привет активный метод охраны советско-афганской границы!) и хочет поступать в военное училище. А все диссидентские молодежные штучки с негодованием отвергает.
В общем в надежные руки попадет воздвигнутое их поколением здание, да.
Финальная сцена ходульна настолько, что у режиссера может поучиться и Голливуд.
3. Фильм «Завещание» (1985) от признанного и чуткого мастера политически грамотных постановок Игоря Гостева (напомню, что именно он экранизировал многосерийные чекистские фантазии Семена Цвигуна).
Главный герой – секретарь райкома в Сибири и опять похож на Брежнева как две капли воды (потому что опять актер Евгений Матвеев).
Партиец районного уровня не согласен с мелиорационными затеями вышестоящих властей в родной сторонке и поперся жаловаться в Москву, в Центральный комитет. Внятно проговаривается, что ЛЮБОЙ член партии может обратиться в парторганизацию ЛЮБОГО уровня.
Выслушали его там внимательно и, конечно же, скорректировали решение. Чуткий работник даже сказал (как он мог додуматься до такого!), что решение «из центра» не догма, а лишь руководство к действию.
В общем прекрасный образец социальной фантастики. А истиной является то, что в ЦК со всеми действительно говорили очень вежливо (даже санкционируя расстрел обратившегося). Такие уж там были корпоративные правила.
Работник ЦК правда Черненко не напоминает, хотя в остальном портрет партбюрократа со Старой Площади вышел очень полным и лестным. И проблема мелиорации (как мы помним) была одним из фетишей правления Константина Устиновича.
На ютуб не выложен.
4. Но все затмевает творение по сценарию самого главы Союза писателей СССР Георгия Мокеича Маркова «Грядущему веку» (5!!! серий от режиссера Искандера Хамраева).
Фильм даже начинается очень по-черненковски — с бюро вымышленного Синегорского обкома. Предводитель областных партийцев сгорел на работе, то есть скончался прямо на заседании. Но в Москве всезнающие и всевидящие люди в ЦК не дадут синегорцам пропасть…
Член ЦК КПСС (который по роли не имеет фамилии, но выглядит как Константин Устинович) проводит собеседование нового кандидата.
Вы посмотрите! Актер Владимир Хомич явно копировал Черненко.
В конце разговора Хомич/Черненко произносит — «С вами хотел бы еще встретится генеральный секретарь», открывает дверь и… эпизод к сожалению заканчивается.
Дальше все не так интересно, хотя фантастические истории о новом первом секретаре обкома, который — как Гарун-аль-Рашид — ходит по рынкам и магазинам, дает важные советы как пахать землю, сеять озимые, заготовлять лес и летает на вертолете к любовнице не лишены своеобразного соцреалистического очарования.
Кончается пятисерийный фильм ничем.
Буквально через год-два фильмы эти будут выглядеть смешно и даже пародийно. Уже в момент съемки они составляли крайний фланг патриотического охранительства, а уж в перестройку…
Сейчас кинокартины представляют скорее научный социологический интерес, поэтому о них даже мало кто знает.
Впоследствии (2004-2016 годах) в гонзоисторических сериалах Константин Устинович как персонаж появлялся пять раз. Наиболее известно киновоплощение 2005 года в телесериале «Брежнев».
Актер Афанасий Кочетков скончался почти сразу же после выхода сериала. Кстати в фильме «Завещание» (о котором мы уже говорили, за 20 лет до того) он играл анонимного секретаря обкома.
Как основной исторический фон правление Черненко присутствует в художественном фильме «Прямая трансляция» (1989). Действие драмы о советском интеллигенте, который слишком хорош даже не для этой страны, а для всей Земли и Вселенной вообще, происходит в день похорон Кучера, 13 марта 1985 года (на ютубе нет).
Кроме того документальные вставки с изображением нашего героя используются в фильмах «Зависть богов» (2000) и «Груз 200» (2007). Придают дух времени.
Да, и еще. В 1984 году дебютировали на экране (причем сразу в главных ролях) такие известные до сих пор актеры как Ингеборга (Инга) Дапкунайте («Моя маленькая жена»), Константин Лавроненко («Ещё люблю, ещё надеюсь»), Екатерина Стриженова (на тот момент носила фамилию Токмань, «Лидер») и Мераб Нинидзе («Покаяние»).
В качестве фантазии/домашнего задания предположите — кто из известных советских артистов мог бы в начале восьмидесятых годов сыграть Константина Устиновича в кино (коли он бы провластвовал побольше и возникла бы нужда в кинопанегириках)?
Мое мнение, что более других по типажу подходил Иван Рыжов.
А ваше мнение?
Преемственность Горбачева | Иностранные дела
В марте 1985 года две линии развития внезапно пересеклись.
После долгого перерыва, который грозил стать постоянным срывом, возобновились переговоры между двумя сверхдержавами по контролю над вооружениями. Когда делегации прибывали в Женеву, в Москве умер Константин Черненко, и Михаил Сергеевич Горбачев был быстро назначен новым генеральным секретарем Коммунистической партии Советского Союза. Преемственность Леониду Брежневу, наконец, была завершена.
Новые переговоры в Женеве действительно новы: они начинаются на фоне угрозы революционного переворота в стратегическом соперничестве сверхдержав. Впервые в ядерный век всерьез рассматривается возможность стратегической обороны: вопрос в том, окажется ли эта перспектива причиной действительно опасного противостояния между Москвой и Вашингтоном или источником новых точек соприкосновения и даже политический прорыв.
В Москве впервые руководство советской партией перешло к человеку, родившемуся после большевистской революции. Изменения витают в воздухе. Новое поколение приходит к власти.
Однако в своих первоначальных публичных выступлениях новый генеральный секретарь развил старые и знакомые темы: процветание и реформы внутри страны, а также мир и безопасность за рубежом. Обещал, конечно. Но это была неплохая платформа.
На Западе модно с некоторым презрением отвергать идею каких-либо серьезных изменений в советской внешней политике только из-за новых личностей. Тем не менее у переизбранного президента Соединенных Штатов наконец-то появился партнер; человек, который мог бы легко пережить конец второго президентского срока Рейгана. Поэтому Президент направил приглашение на скорую встречу в верхах. И атмосфера советско-американских отношений стала проясняться.
Многое будет зависеть от Женевы и от того, удастся ли найти приемлемое решение тому, что выглядело как немедленный тупик из-за американских планов продолжить оборону «Звездных войн» и решимости СССР заблокировать ее. Разрешение этого противостояния, в свою очередь, будет в какой-то мере зависеть от того, будет ли Михаил Горбачев человеком, который захочет и сможет бросить вызов советской системе и изменить ее.
II
Советское государство и партия образуют мощную защиту от перемен. Это во многом та же система, которую создал Иосиф Сталин, только без его личных безумств. Это тяжелая бюрократия, связанная отупляющей идеологией и управляемая карьеристами, чьи корыстные интересы заключаются в поддержании статус-кво, возможно, время от времени допускающего достаточно изменений, чтобы смягчить силы недовольства. На эту массовую инерцию повлияли только сильные лидеры: Сталин террором, Хрущев внезапным нападением. Сталин, конечно, преуспел; Никита Хрущев в конце концов споткнулся и постигла участь новаторов — в октябре 1964 года он стал жертвой переворота, устроенного его верными помощниками Леонидом Брежневым, Алексеем Косыгиным и Михаилом Сусловым. (Михаил Горбачев в то время был мелким чиновником в городе Ставрополе на Кавказе.)
После антихрущевского переворота были проблески перемен. Программа реформ была предложена Косыгиным в 1965 году. Но эпоха Брежнева не должна была стать временем перемен.
Скорее, это было время, когда система успокоилась после хрущевского бунта. За десятилетие советское руководство практически не изменилось. Реформа была тихо свернута, как и десталинизация. Боевой дух партии был восстановлен, раскол с Китаем стал окончательным, и Россия массово перевооружилась.
Леонид Брежнев сделал Советский Союз настоящей сверхдержавой. Но была цена. Стабильность сменилась стагнацией: экономика пришла в упадок; руководство начало атрофироваться. А статус сверхдержавы, однажды заработанный, не мог поддерживаться без агрессивной внешней и оборонной политики, которая в конечном итоге вступила в противоречие с основной линией брежневской политики разрядки. К началу 1980-х гибкость и ловкость, необходимые для решения растущих проблем за границей, были выше возможностей больного и стареющего Брежнева. Со стороны казалось, что пришло время перемен.
Но советская политика мало что меняет. Есть правила взаимодействия. Один из них заключается в том, что старшинство имеет значение; это вклад Брежнева.
Таким образом, преемственность перешла сначала к надежному Юрию Андропову, а затем к проверенному и верному Константину Черненко. Для Кремля остается одной из многих загадок, почему Черненко, которого Брежнев назначил цесаревичем, после смерти Брежнева в ноябре 1982 года отказали в престолонаследии в первом туре. дали второй шанс, когда Андропов умер в феврале 1984.
В любом случае Андропов оказался чем-то вроде неожиданности. Считавшийся представителем старой ортодоксии благодаря своей службе в страшном КГБ, он представлял собой потенциально разрушительную силу, но как реформатор. Его кампания против коррупции, казалось, предвещала более радикальные изменения, возможно, даже переход к либеральным экономическим реформам в Венгрии, где Андропов служил в 1950-х годах. Именно на этом фоне возник Михаил Горбачев как номинальный заместитель и потенциальный преемник; таким образом, Горбачев стал тесно ассоциироваться с реформаторской фракцией.
Быть назначенным преемником — сомнительная и опасная честь.
Эту должность занимали многие ушедшие затем в небытие советские деятели (Кириченко, Козлов, Кириленко). Успех Горбачева в том, что он пережил переход от Андропова к Черненко, а затем так гладко пришел к власти, предполагает, что он обладает выдающимися политическими способностями, и этот вывод, кажется, подтверждается показаниями его британских собеседников из первых рук во время его визита в Лондон в декабре прошлого года.
Но переход власти от Черненко к Горбачеву был верхушкой айсберга. Ниже ватерлинии советская политика была отмечена столкновением между силами преемственности и императивом перемен. Тенденции к реформам, начавшиеся при Андропове (предположительно поддерживаемые Горбачевым), были подавлены недолгим правлением Черненко. Действительно, некоторые сторонники экономической реформы были официально наказаны в одном из тех эзоповских заявлений, которые сигнализируют о серьезных разногласиях в советской политике. Журнал, поддержавший некоторые предложения по изменению, был вынужден извиниться за свои ошибки.
Сила старой гвардии была также ярко продемонстрирована в сентябре 1984 года, когда начальник Генерального штаба маршал Николай Огарков был отправлен в отставку без суда и следствия и отправлен в военный аналог Сибири. Его явная ошибка заключалась в том, что он слишком публично жаловался на экономическую неэффективность, которая блокировала военный прогресс, необходимый для того, чтобы Советский Союз мог приспособиться к эпохе ядерного тупика. Можно подозревать, что его сняли не столько за еретические взгляды, сколько за смелость бросить вызов стареющей политической коалиции в Политбюро. Интересно рассуждать о позиции военных в политике после ухода Черненко. Возможен ли возврат таких профессиональных офицеров, как Огарков? Думается о карьере маршала Жукова. Именно эта общая атмосфера реакции при Черненко привела к предположениям, что новым преемником будет не Горбачев, а более консервативный Григорий Романов. Можно задаться вопросом, был бы такой исход, если бы Черненко задержался.
III
Сейчас начинается эпоха Горбачева. На Западе принято считать, что больших перемен ждать не следует, пока Горбачев не укрепит свои позиции. Хрущеву потребовалось целых три года, чтобы победить своих соперников за мантию Сталина. Брежневу понадобилось около четырех-пяти лет, чтобы выйти из группы, свергнувшей Хрущева. Можно было бы ожидать, что более молодому и менее опытному лидеру потребуется еще больше времени. Более того, советская история свидетельствует о том, что борьба за престолонаследие приводит к странным поворотам в политике. Сталин поносил Троцкого, изгнал его из СССР в 1929, но затем принял его экономическую программу. Хрущев нападал на Маленкова за его еретические отступления от сталинизма, а затем использовал десталинизацию, чтобы изгнать Молотова. В эпоху Хрущева именно Фрол Козлов, потенциальный преемник, изображался как сталинист (в известном стихотворении Евтушенко), но соперник Козлова, Брежнев, одержал верх и затем остановил атаки на память о погибшем диктаторе.
во имя восстановления стабильности.
Таким образом, вполне возможно — и это действительно соответствует советской истории — что Горбачев тоже будет вынужден проводить осторожные маневры, заключать политические сделки и участвовать в изменениях политики, которых требует система, если он хочет удержать власть. в Кремле. Но есть также основания полагать, что на этот раз этого не произойдет. Положение Горбачева как второго человека было лишь слегка оспорено, когда Черненко был у власти летом и осенью прошлого года (1984). Он уже какое-то время председательствует в Политбюро, и обстоятельства его прихода на пост Черненко предполагают предварительное решение, принятое, может быть, несколько месяцев назад. И самое главное, он не берет власть только первым среди равных, как это было с Андроповым и Черненко.
Политбюро Горбачева, которое после смерти Черненко сократилось до десяти членов, не является собранием могущественных претендентов, как это было в случае смерти Сталина или свержения Хрущева.
Политбюро Горбачева состоит из двух ярусов: остатки старой гвардии (Андрей Громыко, Николай Тихонов, Виктор Гришин, Михаил Соломенцев и Владимир Щербицкий) и несколько более молодых членов. Его соперники не особо впечатляют. Трудно поставить Гришина, многолетнего руководителя партбюро в Москве, в один ряд с Молотовым в 1919 г.53 или Косыгина в 1964 году. Это не означает, что власть Горбачева приближается к силе Брежнева в его расцвете сил. Старая гвардия, особенно выносливый премьер-министр Тихонов и грозный министр иностранных дел Громыко, явно будут влиять на политику и политику. Более того, Григорий Романов, который мог бы стать преемником Черненко, остается потенциальным соперником Горбачева.
Политика в Кремле не останавливается только из-за смены поколений. Тем не менее должность генерального секретаря несет в себе огромную власть и широкие прерогативы. А в Политбюро у Горбачева достаточно места для создания собственной базы власти. Он действует как ответственный человек, и для его самоуверенности может быть веская причина.
Мы вполне можем быть избавлены от унылого процесса кремлевских распрей.
Появление Горбачева как реформатора сейчас кажется само собой разумеющимся — по крайней мере, на Западе. «Нетерпеливый искатель экономических перемен», — гласил заголовок в одной из американских газет. Его наиболее часто цитируемое высказывание: «Нам предстоит осуществить глубокие преобразования в экономике и во всей системе общественных отношений». И все же Советский Союз — это не Китай, где может произойти почти волшебная трансформация, потому что система Мао оставила лишь царапину на древнем обществе.
Это не относится к Советскому Союзу. Сталинская система вызревала десятилетиями. Его нельзя легко изменить. Советские чиновники с некоторым негодованием твердят, что СССР — это не Венгрия, что реформы, возможные в малом хозяйстве, неприменимы к огромному аппарату Советского Союза. И, даже если Горбачев настроен на существенные изменения, в чем будет их суть? Сможет ли уставший партийный аппарат провести динамичную программу экономических реформ, которая поставит под угрозу саму легитимность этой партии? Или партию тоже придется раскачивать и реформировать? Но это было падением Хрущева — пример, который Горбачев, безусловно, должен помнить.
Тем не менее, мы должны быть готовы к периоду, когда Советский Союз действительно попытается сбросить мертвый груз прошлого. Горбачев кажется энергичным лидером, сильным и динамичным. Разве это в интересах Запада?
IV
Как это ни странно, но здоровый, уверенный в себе Советский Союз может сейчас больше отвечать интересам Запада, чем противник, который задумчиво и рычит, чтобы прикрыть свои страхи и слабости. Некоторые наблюдатели считают, что только когда внутренний кризис углубится, мы станем свидетелями каких-либо подлинных реформ или сдвигов в советской внешней политике. Но один аспект этого кризиса, возможно, уже позади, со сменой руководства. На данном этапе ядерной эры президент Соединенных Штатов нуждается в надежном партнере в Кремле, который может поручиться за СССР после очередной смены старой гвардии. Соединенным Штатам необходимо вести переговоры с руководством, которое не боится компромисса. И Соединенным Штатам нужно руководство, которое признает, что Советскому Союзу необходимо навести порядок в собственном доме, вместо того чтобы прибегать к напыщенной и опасной внешней политике.
Это не означает, что преемственность Горбачева во благо. Он представляет собой непроверенную и, в значительной степени, неизвестную величину. Он мог даже оказаться краткосрочным лидером. Его путь к власти был почти легким и в какой-то степени случайным. Остается выяснить, обладает ли он той безжалостностью, которая является необходимым условием для правления в Кремле.
Также было бы опрометчиво делать вывод, что активизм означает подлинную реформу. Проницательный советский лидер может долгое время действовать, леча симптомы проблем СССР, а не атакуя структурную основу. Мы также не можем предположить, что либеральные экономические реформы означают примирительную внешнюю политику. Еще слишком рано составлять схему советского плана действий. Но мы должны тщательно учитывать некоторые объективные факторы, влияющие на советскую внешнюю политику.
Горбачев унаследовал внешнюю политику, которая недавно потерпела серьезный провал, который удалось исправить лишь частично.
В период междуцарствия после Брежнева СССР потерпел одно из своих самых тяжелых и значительных поражений: ему не удалось полностью предотвратить размещение американских ракет в Западной Европе. Эта неудача могла быть отчасти связана с тем, что по мере того, как разворачивалась конфронтация из-за ракет, Брежнев уже не мог принять вызов. Как обычно, Советы слишком сильно полагались на «миротворческие силы» в Европе и на политику Германии, чтобы предотвратить развертывание войск США. Более того, пока Брежнев был болен, важные дипломатические возможности были упущены. Андропов бежал наверстывать упущенное, выдвигая предложения чуть ли не каждый месяц; но он серьезно заболел, и возможный небольшой поворот в тактике был перечеркнут катастрофой корейской авиакомпании 19 сентября.83 года, что совпало с началом его последней болезни. До сих пор интересно размышлять о том, кто принимал ужасные решения во время этого кризиса. Какова была роль Горбачева? В конце концов, в то время его считали заместителем Андропова.
Если так, то он не пострадал от кризиса, тогда как главный советский оратор маршал Огарков был отстранен от должности через год.
Константину Черненко оставалось спасти то, что он мог. Протеже Брежнева, продвинувшийся в годы разрядки, Черненко, по-видимому, воспользовался этим опытом, открыв лазейку для американцев. Его первоначальным побуждением было отойти от жесткости отношений со сверхдержавами. Его первая крупная речь 2 марта 19 г.84, похоже, двигались в этом направлении. Он изложил несколько мер, которые можно было бы предпринять для восстановления доверия. Это было похоже на начало нового диалога. Но что-то или кто-то помешал (возможно, старая гвардия не согласилась). Отношения ухудшились, когда Советский Союз отказался от участия в Олимпийских играх в Лос-Анджелесе. Но вскоре после этого начался внезапный поворот, когда 29 июня 1984 года администрация Черненко пригласила Соединенные Штаты на новые переговоры по контролю над вооружениями, тем самым опровергнув расхожее мнение о том, что Советы не будут вести дела с Рональдом Рейганом.
Несмотря на провал этого обмена, к началу осени Громыко болтал в Вашингтоне с тем самым человеком, который списал Советский Союз со счетов как «империю зла».
Новая линия была подкреплена бесчисленными заявлениями и интервью, приписываемыми Черненко, что позволяет предположить, что он сыграл важную роль в инициировании поворота в сторону США. Даже когда он заболел, новая линия не была оставлена, предполагая коллективную поддержку Политбюро. Однако к тому времени советское руководство находилось под номинальным контролем Горбачева, который, со своей стороны, во время своего визита в Великобританию занял довольно примирительную позицию. И Советы добились открытия новых переговоров по контролю над вооружениями. В своем первоначальном обращении к ЦК после прихода к власти Горбачев подтвердил, что действительно была новая линия, когда он с любовью вспомнил разрядку 19-го века.70-е в плане напоминают Брежнева. А советская делегация в Женеве демонстративно раскрыла, что Горбачев председательствовал на заседании Политбюро 7 марта, которое санкционировало их переговорные инструкции.
Ранние заявления Горбачева легко счесть предвыборной риторикой. В конце концов, никто не ожидал, что новый генеральный секретарь начнет свою карьеру с того, что запугает свою аудиторию угрозами войны. А ведь всего год назад Советский Союз предупреждал об опасности новой войны. Голос покойного министра обороны маршала Дмитрия Устинова был одним из самых резких; Громыко, с некоторой неохотой, как будто встал в русло. Романов растерзал США: «Американские реакционеры готовы пойти на любое преступление, даже самое гнусное, лишь бы нагнетать напряженность». И Горбачев повторил некоторые из тех же формулировок в декабре 1983:
Не мы, а капитализм должен маневрировать, маскировать свои действия, прибегать к войнам, террору, фальсификациям и диверсиям, чтобы сдержать неумолимый ход времени. . . . По своей интенсивности, содержанию и методам «психологическая война», которую ведет в настоящее время империализм, представляет собой особую разновидность агрессии, попирающую этот суверенитет стран.
В течение года, к моменту своего визита в Великобританию, он занимал более примирительную позицию, тем самым поддерживая Черненко — до такой степени, что премьер-министр Тэтчер сказала, что с ним можно иметь дело.
V
Если Запад сможет вести дела с Горбачевым, то они должны будут заключаться на новых условиях, выработанных обеими сторонами. Если Горбачев намерен закрепить нынешний поворот в советско-американских отношениях, центром внимания должны стать переговоры по вооружениям в Женеве. Ему предстоит решать вопросы без лишнего промедления, и, в частности, решать, как справиться со знаменитой защитой из «Звездных войн». Соединенные Штаты вряд ли уступят уговорам и угрозам советских переговорщиков. Хорошая атмосфера, приветливые манеры и искусная тактика не очаруют Соединенные Штаты при Рональде Рейгане, хотя в век телевидения и мгновенных глобальных коммуникаций Горбачев может стать грозным соперником в глазах общественности. В какой-то момент новому советскому лидеру придется предложить реалистичную основу для компромисса.
Если и когда такое советское предложение будет сделано, Соединенным Штатам будет предложено найти ответ, а не жестко настаивать на своих собственных предложениях. Неудача в Женеве на этот раз может иметь гораздо более серьезные последствия, чем последняя неудача, когда Советы ушли в декабре 1983 года. На этот раз мы не можем просто ждать очередной смены советского руководства. Структура отношений сверхдержав может рухнуть. Это тяжелое бремя ложится на обоих лидеров.
Сдвиги в отношениях между сверхдержавами не могут быть объяснены только переходом от Брежнева к Андропову и Черненко. Столкновение между Соединенными Штатами и Советским Союзом имеет глубокие корни в противоречивых национальных интересах каждой из сторон — от Афганистана до Польши и Никарагуа, — не говоря уже о жестком стратегическом соперничестве и провалах в контроле над вооружениями. В этом широком смысле личности не слишком важны.
Но было бы глупо придерживаться псевдомарксистской точки зрения и полностью игнорировать человеческий фактор.
Сталин изменил ситуацию. Так же поступили Хрущев и Брежнев. Теперь их место занимает Михаил Сергеевич Горбачев. Сообщается, что он очень умен, вполне способен и полон энергии. Если так, то он должен понимать, что в какой-то момент ему придется столкнуться со стратегическими реалиями. Одна из этих реалий заключается в том, что Советский Союз столкнулся с проблемами: потенциальный взрыв в его распадающейся восточноевропейской империи; бесконечная война в Афганистане; заразительный религиозный фанатизм на его южных границах; ярких противников в Китае и Японии. Прежде всего, ее главный враг (если позаимствовать фразу у Мао) — Соединенные Штаты — доказали свою поразительную стойкость спустя десять лет после провалов Вьетнама и Уотергейта.
Возможно, Советский Союз не движется к историческому упадку, как предсказывали некоторые американцы. Ведь у Москвы все еще есть возможности для стратегических успехов в Европе, возможно, в Китае и даже в Центральной Америке. Но новым руководителям в Москве следует также признать, что «соотношение сил», которое они так тщательно оценивают, уже не в пользу Советского Союза.
Таким образом, для нового лидера может оказаться подходящим моментом установить равновесие с Соединенными Штатами. Горбачеву было бы неплохо подумать об этом, готовясь к следующему партийному съезду, который должен состояться в конце этого года. В это время должен быть принят новый пятилетний план, и Горбачев получит возможность укрепить свое политическое лидерство.
Возможно, самое большее, что можно сказать на этом самом раннем этапе, это то, что жизненная сила, по-видимому, является лозунгом преемственности Горбачева. Определенно существуют опасности в Советском Союзе, который стремится наружу под новым и более динамичным руководством. («Советский Кеннеди» был повторяющимся западным кошмаром.) Но воинственность — не единственный выбор Горбачева; он может предпочесть лечить недуги советского общества. Его первые заявления указывают на это направление.
Соединенные Штаты в миссии Буша на похороны Черненко и приглашении Рейгана Горбачеву, похоже, протягивают руку. Встреча на высшем уровне кажется вероятной.
Всегда существует риск очередного «мирного наступления», направленного на то, чтобы выиграть время для нового советского руководства, как это было в случае Женевского саммита 1955. Тем не менее, есть некоторые основания для оптимизма на этом критическом этапе в отношениях между двумя сверхдержавами.
Загрузка…
Пожалуйста, включите JavaScript для корректной работы сайта.
Непреходящий пример Михаила Горбачева | The New Yorker
Когда на прошлой неделе пришло известие о смерти Михаила Горбачева, первого и последнего президента Советского Союза, оно попало на первые страницы западных газет и вызвало нарочитое безразличие в официальной Москве. После прохладного признания кончины Горбачева пресс-секретарь Владимира Путина Дмитрий Песков заявил, что «график президента России не позволяет ему» присутствовать на похоронах. Вместо этого Путин выразил свое почтение, зайдя в больницу, где умер Горбачев. Он поставил возле шкатулки букет цветов, помедлил с полминуты и, исполнив свой долг, направился к выходу.
Горбачев в свое время не только присутствовал на мемориале Андрея Сахарова, самого видного диссидента страны, но и стоял под дождем у подножия гроба Сахарова в продолжительном жесте смирения.
Учитывая презрение Путина к Горбачеву, нужно быть благодарным, что он не швырнул букет в окно своего мчащегося лимузина. В его глазах Горбачев был презренно слабым, беспечным хранителем великой империи. Он был наивен. Он фетишизировал зарубежные демократические ценности. Он не видел в Соединенных Штатах и Европе бастионов лицемерия и агрессивных намерений. В течение семилетнего правления Горбачев, как ясно считает Путин, даровал людям свободы, которых они не заслуживали, и низводил сверхдержаву до уровня глобального просителя.
Путин, похоже, считает себя противником Горбачева, имперским возрожденцем, восстанавливающим власть Кремля над российскими институтами, российскими гражданами и бывшими советскими республиками. Он называет распад Советского Союза «величайшей геополитической катастрофой» двадцатого века и, несомненно, возлагает вину за «необходимость» вторжения на Украину на Горбачева.
Регресс глубокий. В то время как Горбачев инициировал окончание холодной войны и значительно уменьшил риск ядерного пожара, Путин теперь ведет опосредованную войну с Западом на территории Украины и тем самым угрожает применением атомного оружия и дестабилизацией контроля над реакторами. в Запорожье.
По его собственному признанию, Путин был и остается продуктом КГБ. Горбачев был гораздо более сложным человеком. Он был, как он однажды выразился, и «продуктом», и «антипродуктом» советской системы. В 2006 году Уильям Таубман, ученый, написавший выдающуюся биографию Никиты Хрущева, исследовал книгу о Горбачеве и поговорил с ним об этом. Таубман признался, что боролся. Горбачев сочувствовал: «Горбачева трудно понять», — сказал он, используя грандиозное третье лицо. Что действительно трудно понять, так это то, как Горбачев, сын крестьян, стал самим собой, как молодой советский политик, выдвинутый партийными боссами и КГБ, стал самим собой. Вожди задались целью заменить «рептильные ценности человеческими», как выразился российский журналист Олег Кашин.
Горбачев родился в 1931 году в селе Привольное на юге России. Пока он был младенцем, от голода погибла почти половина жителей, в том числе двое его дядей и тетя. Это были сталинские годы. Оба деда Горбачева были арестованы по надуманным обвинениям и отправлены в тюрьму: Андрей Горбачев за невыполнение сельскохозяйственной нормы, Пантелей Гопкало за принадлежность к «контрреволюционной троцкистской организации». Оба были освобождены после относительно коротких сроков, но жестоко пострадали. Горбачев в своих воспоминаниях писал о бедственном положении Гопкало: «Следователь ослепил его яркой лампой, сломал ему руки, прижимая к двери, и жестоко избил его. Когда эти «стандартные» пытки не действовали, придумывали новые: дедушку туго заворачивали в мокрый тулуп и ставили на горячую печь».
В молодости Горбачев отправился в Москву изучать право и продвигаться по служебной лестнице партийного аппарата. К концу 1950-х партия была заполнена посредственностями, избежавшими худшего хищничества сталинской эпохи.
Хрущев пытался вывести партию и советское общество за пределы сталинской системы, вдохновив сеть из шестидесятников , «шестидесятников», относительных либералов внутри системы, начать — тихо, осторожно — обсуждать возможность реформ. Это был горбачевский мир, двусмысленное царство, в котором сочетались честолюбие, цинизм, компромисс и размеренный идеализм. Это были люди, которые в конце концов пришли к выводу, что все рухнуло, что ни коммунистическая идеология, ни ее основа принуждения и насилия не обещают ни процветания, ни стабильного будущего.
После того, как несколько дряхлых генеральных секретарей — Леонид Брежнев, Юрий Андропов, Константин Черненко — быстро скончались, в марте 1985 года к власти пришел Горбачев. его способность стоять прямо и разговаривать с людьми на улице считалась определенно кеннедайской. Но только через тринадцать месяцев после прихода к власти, когда взорвался реактор № 4 на Чернобыльской АЭС, он полностью осознал коррумпированность советской системы.
Местные власти пытались скрыть свою халатность, а кремлевские власти, в свою очередь, двое суток не признавали факт аварии. Две недели Горбачев ничего публично не говорил. Наконец, в июле того же года он пошел на заседание Политбюро и обругал всех, кого это касалось. «Они все облажались», — заявил Горбачев. «На следующий день после взрыва поблизости все еще проводились свадьбы. Дети играли на улицах».
«Чернобыль не был в отличие от коммунистической системы. Они были одним и тем же», — сказал через пару лет Юрий Щербак, врач и журналист, ставший впоследствии послом Украины в США. «Система въелась в наши кости так же, как радиация». Такие метафоры и реалии не прошли мимо Горбачева. В последующие драматические годы его инициативы шли ошеломляющей чередой: освобождение диссидентов из тюрем или ссылок; политика гласности, предоставившая беспрецедентные свободы печати, писателям, художникам и ученым; встречи на высшем уровне с Рональдом Рейганом и соглашения о контроле над вооружениями с Западом; вывод войск из Афганистана; освобождение Восточной и Центральной Европы от советского контроля; многопартийные выборы; переоценка советской истории, включающая критику Ленина; усиление самостоятельности Прибалтики и других советских республик.