Содержание
как XX съезд КПСС стал началом оттепели – Москва 24, 25.02.2016
Фото: ТАСС/Василий Егоров
ХХ съезд, развенчавший сталинские времена, открыл двери новой культуре, новым именам и новым тенденциям в искусстве. Впервые за многие годы художники, писатели, артисты, музыканты неожиданно почувствовали, что можно говорить то, что хочешь, а главное – то, что думаешь. Этот короткий временной период подарил нам удивительные образцы культуры ХХ века и мгновенно получил емкое название оттепель.
Слово «оттепель» – удивительное по силе и мощное по своей пророческой коннотации – впервые произнес за два года до ХХ съезда, в 1954 году, Илья Эренбург: в журнале «Знамя» выходит его одноименная повесть. Эренбург – непримиримый противник фашизма (напомню, Гитлер после знаковой статьи «Убей!» считал Эренбурга своим личным врагом, а нацистская пропаганда дала ему прозвище «личный еврей Сталина») и борец за мир – почувствовал, что в стране наступают новые времена: со смертью Сталина явная угроза исчезла (а в том, что Эренбург вполне мог стать жертвой одной из новых чисток, сомнений у писателя практически не было), но время настоящих перемен еще не пришло.
ХХ съезд провозгласил эти перемены – правда, о публичности доклада Хрущева говорить можно с большой натяжкой: изначально предполагалось, что доклад о культе личности Сталина будет сперва обсуждаться в закрытом кругу партийной верхушки.
«Мы должны со всей серьезностью отнестись к вопросу о культе личности. Этот вопрос мы не можем вынести за пределы партии, а тем более в печать. Именно поэтому мы докладываем его на закрытом заседании съезда», – резюмировал Хрущев в финале. Тем не менее партия решила, что о докладе народу следует сообщить, пусть и в сокращенном варианте. И вот 30 июня 1956 года выходит постановление Президиума ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий». Однако к этому моменту вся страна уже так или иначе знала о феноменальных идеологических поправках, провозглашенных Хрущевым: части доклада уже были переданы региональным партийным руководителям, а полный его текст давно просочился на Запад (полагают, что к этому приложил руку начальник израильской контрразведки Амос Манор, перехвативший текст через сотрудников польской компартии) и даже был переведен на английский язык.
Фото: ТАСС
Начиналось новое время – и невероятная эйфория охватила все население страны, в первую очередь – творческую интеллигенцию. Казалось, нет больше места цензуре, наконец-то можно писать – а, главное, публиковать! – все, что посчитаешь нужным. Впрочем, неизбежность культурных реформ почувствовалась еще незадолго до хрущевского доклада: в 1955 году выходит сборник стихов Леонида Мартынова, который воистину считается первым советским бестселлером: в условиях сталинского времени такие стихи ни при каких условиях не могли быть опубликованы, и для читателя это был сигнал – перемены неизбежны.
Правда, сам Мартынов вел себя умеренно либерально: несмотря на то что его подняли на щит послаблений, поэт помнил о линии партии и старался ей следовать: например, когда начнется травля Пастернака, Мартынов оказажется одним из тех, кто выскажется против Бориса Леонидовича и не сделает ни единой попытки хоть как-то за него вступиться.
От самого Хрущева частенько слышали следующее: «Оттепель» – это не наш лозунг, потому что при оттепели могут произрастать и сорняки, а с сорняками нужно всегда бороться».
При этом тех деятелей культуры, кто целенаправленно и последовательно поддерживал линию партии, Хрущев одобрял. Приведем еще одно его короткое высказывание (задолго до Виктора Степановича главным мастером на простецкие афоризмы был именно Никита Сергеевич): «Лакировщики – это наши люди». Неудивительно, что многие пытались попасть именно в стан лакировщиков, хотя большинству, надо отдать должное, куда ближе был стан творцов.
Поэзия во время оттепели приобретает всесоюзное значение: новое поколение, развернувшее как знамена авангарда, так и символизма, выходит на публику, и публика принимает их – новых героев: Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, Беллу Ахмадулину, Роберта Рождественского… Главным вместилищем любителей новой поэзии становится Большая аудитория Политехнического музея: в ней регулярно проводятся поэтические вечера, на которых молодые поэты читают свои новые произведения перед сотнями слушателей. Их стихи мгновенно уходят в народ, и новыми народными героями, как когда-то, во времена Серебряного века, снова становятся не артисты, а поэты.
Вознесенского, Евтушенко и Ахмадулину знает в лицо каждый, в них влюбляются, их новые строчки расходятся в тетрадных переписках по всей стране, а чуть позже – из аудитории Политехнического музея они выйдут на стадионы, и тысячи людей будут завороженно внимать помпезным стихам Вознесенского и нежному кружеву лирики Ахмадулиной.
Евгений Евтушенко. Фото: ТАСС/ Е.Кассин и В.Савостьянов
Режиссер Марлен Хуциев фиксирует эти моменты прекрасного единения в своем фильме «Застава Ильича». Помимо упомянутых выше поэтов, там появляется еще и молодой человек с гитарой, исполняющий собственные песни, так не похожие на официальное искусство, это Булат Окуджава, и вслед за ним многие другие юноши и девушки возьмут в руки гитару, самый доступный музыкальный инструмент, и начнет свое движение авторская песня. Даже Владимир Высоцкий, так не похожий (и не желавший быть похожим) на многочисленных бардов-менестрелей, растущих в конце 1960-х, как грибы после дождя, до конца дней будет преклоняться перед Окуджавой и называть его своим крестным отцом.
Как когда-то в петербургских салонах нежная лирика Блока соседствовала с громовой посконностью Есенина, так и во времена оттепели романтические строчки Окуджавы переплетались с набирающим силу громом Высоцкого, и слушатели жадно внимали этим новым трибунам, людям, которые одним словом могли повести за собой сотни, тысячи поклонников.
Булат Окуджава. Фото: ТАСС/Владимир Савостьянов
Конечно, новых поэтов активно пытались критиковать. Например, Игорь Кобзев пишет странное и довольно мерзкое стихотворение «Комсомольским активистам», где есть такие строчки:
Им служат оружьем трясучие джазы
И разный заморский абстрактный бред.
У них, говорят, появился даже
Собственный свой популярный поэт….
Никита Хрущев лично набросится на Вознесенского в 1963 году, под самый конец своего правления, на встрече с интеллигенцией в Кремле. Но, к чести Вознесенского, эти нападки поэта не сломили, и он с честью выдержал любые испытания.
Но вернемся к литературе.
Оттепель – это время толстых журналов: выход книги из печати всегда предварялся ее публикацией в журнале, и главными рупорами новой культуры стали «Юность», где главным редактором был Валентин Катаев, и «Новый мир» во главе с Александром Твардовском.
Катаев делал ставку на молодых – тех, кто не желает принимать никакую фальшь и не желает лакировать описание жизни: «Юность» дает дорогу Василию Аксенову и Анатолию Гладилину, публикует Вознесенского и Рождественского и становится одним из самых популярных журналов у молодежи.
«Новый мир», напротив, делает ставку на более возрастного читателя, но при этом Твардовский тоже яростно отходит от соцреалистических установок. В Твардовском словно оживает обожаемый им Некрасов: как тот когда-то фанатично занимался «Современником», так и Твардовский отдает все силы «Новому миру», где публикует невиданные вещи: новую военную прозу (ее впоследствии назовут окопной благодаря знаменитой повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда») – это свободная от цензуры и не приукрашенная излишним пафосом литература о войне, такой войне, какой ее видел простой солдат или младший офицер, «лейтенантская проза»: «Мертвым не больно» Василя Быкова, «Батальоны просят огня» Юрия Бондарева.
В «Новом мире» выходит «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына – первая опубликованная вещь о сталинских лагерях, в одночасье врезавшаяся в читательское сознание. Конечно, Солженицын становится объектом нападок со стороны официального писательского сообщества, но защищают его признанные мэтры: Твардовский и Чуковский дают опальному писателю свою полную поддержку (на даче в Переделкине у Чуковского Солженицын даже находит приют).
Александр Солженицын. Фото: ТАСС/Сергей Метелица
Начинает развиваться фантастика. В космос отправляется первый спутник, а скоро в космическом пространстве оказывается и первый человек, наш, советский космонавт! Так что можно говорить о «теории дальнего прицела», о том, как через сотни лет мы начнем покорять другие галактики и открывать новые миры. Но в лучезарных вещах Ивана Ефремова и совсем молодых братьев Стругацких уже начинает прослеживаться социальная составляющая: писателям-фантастам важно не просто описать новый космический подвиг – им необходимо понять, как поведут себя люди в экстремальных ситуациях и сумеют ли они даже в космических далях продолжать оставаться людьми.
Именно этой идеей наполнены яркие и трагические «Стажеры» Стругацких, и это предупреждение заложено в «Часе быка» Ефремова.
Расцветает и новый театр. Эксперименты идут на двух главных столичных сценах: в театре «Современник» Олег Ефремов собирает вокруг себя яростных и талантливых молодых актеров, а в Театре драмы и комедии на Таганке Юрий Любимов отходит от системы Станиславского и делает фактически брехтовский театр – с площадным искусством, с пластикой и авангардной символикой. Билеты в кассах практически не достать, а у перекупщиков они приравниваются к двум местам в партер Большого театра.
Юрий Любимов. Фото: ТАСС/Юрий Великжанин
Меняется и музыка, оказывается, можно без стеснения заниматься художественной самодеятельностью, и гитара уже больше не является признаком мещанства. В Тарту, в этом оплоте западной жизни на территории СССР, начинают проходить джазовые фестивали, и в 1960 году там загорается звезда саксофониста Алексея Козлова. Уже через год Козлов создаст в Москве легендарное джаз-кафе «Молодежное», которое на несколько лет станет пристанищем для всех, кто хочет поближе познакомиться с западной музыкой, там даже начинают звучать первые рок-н-роллы, проходящие трудный путь из-за границы, так что не только джазом единым, оказывается, сыт меломан времен оттепели.
Но, тем не менее, уже в начале 1960-х начинают обостряться отношения между художниками, по мнению партийной верхушки, откровенно распоясавшимися, и собственно этой верхушкой: когда в 1962 году на выставке молодых художников из студии Элия Белютина «Новая реальность», проходившей в Манеже, появился Хрущев, разразилась настоящая буря. Хрущев в сопровождении Суслова, Шелепина и Павлова три раза обходит выставку, собирает художников и начинает задавать им вопросы – сперва о классовом происхождении, а потом о сути их работ. Слова «мазня» и «дерьмо» в этой речи Хрущева были чуть ли не самыми мягкими, генеральный секретарь распалялся все больше и больше и в конце концов начал орать: «Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует! Что это такое? Вы что, мужики или педерасты проклятые, как вы можете так писать? Есть у вас совесть?»
Фото: ТАСС
На самом деле, гомосексуальные аллюзии Хрущева были спровоцированы тем, что накануне генеральному секретарю умело доложили о якобы разоблаченном гомосексуальном скандале в издательстве «Искусство», где вроде бы работали на ответственных постах лица нетрадиционной сексуальной ориентации.
Кондовость Хрущева не замедлила принять это к сведению, и следующей жертвой стали совершенно не повинные в содомских грехах авангардисты.
На следующий же день в «Правде» публикуется доклад, который становится точкой отсчета борьбы с авангардным искусством, и все понимают, что времена начинают меняться – и явно не к лучшему.
Фото: m24.ru/Евгения Смолянская
В 1964 году сам Хрущев падет жертвой внутрипартийного заговора – и из всесильного генерального секретаря превратится в почетного пенсионера. Наступают брежневские времена, которые уже в 1970-е превратятся в то, что по аналогии с оттепелью назовут застоем. А сам Хрущев будет анализировать – и, надо отдать ему должное, признавать ошибки прошлого. На склоне лет, работая над мемуарами, он признался, что толком не понимал, как нужно обращаться с интеллигенцией, но толком выразить изменение своего миропонимания, так и не смог, ограничившись размытой фразой: «Отношения с интеллигенцией – очень сложное дело, очень сложное».
Надо сказать, что уроки хрущевской оттепели отдельные представители соцлагеря тщательно учли, особенно преуспел в этом хитроумный Ким Ир Сен: корейский вождь, железной рукой насаждавший идеи чучхе в Северной Корее. Он мгновенно понял, что если социалистическому укладу, слепленному по образу и подобию политической системы СССР что и угрожает, так это вовсе не мировой империализм, а внешние противоречия, которые может вырастить в себе внутренняя интеллигенция. И Ким Ир Сен принял удивительное решение: он официально продекларировал, что носителями власти чучхе являются не два класса, как в СССР, а три – к рабочим и крестьянам добавилась творческая интеллигенция, а к символическим серпу и молоту – еще и кисточка. Все, круг замкнулся: крохотная Северная Корея окуклилась в пределах собственных границ, но, задекларировав равенство интеллигенции с рабочими и крестьянами, навсегда предохранила себя от любых идеологических внутренних посягательств.
Фото: m24.ru/Александр Авилов
А когда-то гонимые Хрущевым художники к «почетному пенсионеру» отнеслись с истинно христианским снисхождением: когда пришло время выбирать, кто же сделает памятник на могиле бывшего лидера государства, семья Хрущева обратилась к Эрнсту Неизвестному, и тот согласился.
Могила Хрущева на Новодевичьем стала одной из самых заметных: Неизвестный создал удивительную символическую композицию – тяжелая гранитная структура с бюстом Хрущева по центру как бы разделена на две части, светлую и темную, геометрически точно отображая заметную противоречивость и странной натуры Хрущева, и самого времени, носителем и олицетворением которого он волей-неволей стал.
Павел Сурков
Политехнический музей Евгений Евтушенко оттепель Никита Хрущев общество Булат Окуджава Александр Солженицын
Александр Латкин о том, почему так трудно определить уровень развития нашей страны — Газета.Ru
Поезд Москва — Санкт-Петербург. Молоденькая неопытная проводница в брезентовой курточке с накрашенной масляной краской эмблемой на спине — такие носили бойцы советских стройотрядов. Краснея, извиняется перед пассажирами: в электрифицированном вагоне кипяток, подаваемый в знаменитых железнодорожных подстаканниках, производится угольной печкой, которая не хочет разогреваться.
Группа старшеклассников едет в поход на Онежское озеро — они обвешаны всевозможными гаджетами и серьезно рассуждают о необходимости поправок в эволюционную теорию Дарвина. После выезда из Москвы поезд на несколько минут останавливается, пропуская стремительно проносящийся мимо «Сапсан».
Это все — и трясучий поезд, и стройотрядовская курточка, и печка из кинофильма про войну, и подстаканники, и подключенные к интернету гаджеты, и молодые Дарвины, и ультрасовременный «Сапсан» — движется по построенной по соизволению императора Николая I железной дороге, по необъяснимым причинам сейчас называемой Октябрьской.
Ночное существование в поезде между двумя огромными городами предрасполагает к размышлениям об устройстве Родины — на плацкартной полке эти мысли не кажутся банальными. И личный разнообразный опыт в сочетании с противоречивыми данными о собственной стране укладываются в логичную картину.
Я родился и вырос рядом с «Уралмашем» — мощным, занимавшим территорию среднего города, но буквально за год деградировавшим заводом.
Затем хрестоматийным провинциалом с небольшим чемоданом и одной кастрюлькой приехал Москву, где работал менеджером в крупнейших американских высокотехнологических компаниях, журналистом и редактором в нескольких влиятельных изданиях. Объехал полмира, общался с министрами, миллиардерами, купил небольшую квартиру, но с видом на кремлевские звезды. Правда, любимую уралмашевскую кастрюльку где-то утерял. Но после столичного успеха и благополучия по непонятной для бывших московских друзей причине переехал в Петербург, вспомнил юношеские поэтические опыты (чем еще заниматься в Питере, как не литературой), подружился с авангардными художниками, половина из которых выглядели как буржуа, а вторая половина — как бомжи, написал книгу о взаимодействии технологий и масскультуры, научился питерской технологии жизни без денег.
И сейчас, глядя в проносящуюся за окном поезда темноту, мне кажется, что я начал понимать устройство моей страны.
В последние годы самым простым и распространенным приемом описания человечества стало деление всех стран на три мира — первый, второй и третий.
Страны первого и третьего миров определены четко. Первый мир, «золотой миллиард», — это США, Великобритания, «старые» страны Евросоюза, Япония. Третий мир — это Африка, большинство стран Азии. Определить второй мир сложнее — в нем находятся «новые» страны Евросоюза, Бразилия, Аргентина, Чили и несколько транзитных стран, пытающихся попасть в первый мир или деградирующие в третий. Все человечество знает: лучше всего жить в первом мире, в крайнем случае — во втором, а из третьего нужно бежать.
И власть не от Бога, и красота мир не спасет
«В здоровом теле здоровый дух», «истина в вине», «старый конь борозды не испортит» — многое в пословицах…
13 августа 22:40
Россия же находится одновременно во всех трех мирах.
Наши знаки первого мира — это русская культура (всего несколько наций сделали столь значимый культурный вклад), фундаментальная наука (прежде всего математика и физика), высокий уровень школьного образования, космос, развитая и доступная большинству населения телекоммуникационная система, военные технологии, одна из самых мощных армий.
И конечно, запас ядерных вооружений, способный уничтожить все человечество.
Попадание во второй мир нам обеспечивает высшее образование, лишь в двух-трех университетах достойное первого мира, пока еще относительно неплохая бесплатная медицина, остатки гражданского авиастроения. Одно из главных «второмирных» достижений последнего времени — лидирующие позиции российских компаний на мировом рынке зерна. Мы любим посыпать нашу коллективную голову пеплом, стеная о нищете, но по уровню жизни мы законно находимся во втором мире.
При этом сравниваем мы наши доходы с североамериканскими и европейскими и не хотим замечать, что большая часть человечества живет хуже нас.
Самый известный наш знак третьего мира — это коррупция. Кстати, тот факт, что скоростной поезд «Сапсан» движется по обычной Октябрьской, а не по специальной выделенной железной дороге, свидетельствует о масштабах российского воровства. В 1991 году на самом высоком уровне было решено построить скоростную железную дорогу между двумя столицами, проект щедро финансировался из бюджета, но в 1998 году был тихо закрыт — деньги исчезли, но в тюрьму никто не сел.
От проекта осталась лишь чудовищных размеров яма рядом с Московским вокзалом в Петербурге. Сейчас на месте той ямы построен огромный торговый комплекс, где продаются вещи известных торговых марок из первого мира.
Пока российскую экономику, как бы мы ее ни ругали, можно считать экономикой страны второго мира. Однако то, что главные российские компании сырьевые, сносит Россию в третий мир. Наша жажда коллективного величия при ограниченных возможностях — это, конечно, знак третьего мира. Например, жители второго мира, как правило, свыклись с не очень значительным статусом их страны и успокоились.
Бедные русские
«…Важнейшей чертой электората является способность покупать и голосовать – это общество…
06 августа 19:29
Но есть качества нашей страны, еще более запутывающие ее определение в один из миров.
Самый яркий пример — это Москва, кажущаяся, особенно внутри Садового кольца, одной из столиц первого мира. Но именно существование Москвы в нынешнем виде говорит о том, что мы скорее третий мир, чем первый или даже второй.
Огромная, неудержимо растущая, концентрирующая в себе все ресурсы столица с крайне дорогим центром и заметно нищающая к окраинам — знак третьего мира. И столичные жители должны радоваться, что вокруг Москвы нет трущоб из самовольно построенных сооружений, как в Мехико или Джакарте. Хотя по классификации ООН к трущобам относится и ветхое жилье, только оно расположено на очень дальних окраинах Москвы — за сотни и тысячи километров от Кремля. Тому, что у нас все же нет классических африканских и азиатских трущоб, мы обязаны суровому климату — люди просто вымрут в картонных коробках — и нашему «второмирному» уровню жизни. Правда, в этом году средняя зарплата в ряде российских отраслей уже стала ниже китайской. Китай выигрывал именно благодаря дешевой рабочей силе, но российский труд из-за падения курса рубля сильно подешевел. В результате Китай здесь движется в сторону первого мира, а мы в обратном направлении.
Главным символом московского первого мира стал комплекс небоскребов «Москва-Сити».
Менее удачливые провинциальные девочки фотографируются на его фоне, выпятив губки и глазки. Более удачливые провинциалки живут в апартаментах на небоскребной высоте — даже появился класс персонажей, гордящихся тем, что они сутками не выходят из «Сити». Но на самом деле новые небоскребы давно уже стали знаком провинциальности — в развитых странах небоскребы не строят. Исключение — Нью-Йорк, где небоскребы давно стали одним из главных городских символов.
Бьющий рекорды высотности небоскреб — это знак страны третьего мира, которая хочет продемонстрировать свое эго, доказать свой высокий статус, которого на самом деле нет.
Большое количество мигрантов, прежде всего из азиатских постсоветских стран, делают наши города похожими на селения этих стран, стремительно погружающихся в третий мир. Однако на самом деле поток мигрантов из третьего мира — это признак страны первого мира, привлекательной для миллионов активных людей, не имеющих возможностей достойной жизни на родине.
5 новых книг, которые заставят вас думать
Как научиться быть свободным от новостей, есть ли у людей право жить там, где они хотят, и как стать.
..
14 августа 14:39
Большое количество миллиардеров должно относить Россию к первому миру, но чудовищная разница в уровне жизни богатых и бедных делает нас — миллиардеров и всех остальных — полноправными жителями мира третьего. Наша культурная элита по своей образованности и изощренности суждений вполне соответствует уровню первого мира, но ее презрение к менее образованным согражданам заставляет вспомнить о непреодолимых барьерах между разными слоями населения в странах третьего мира. Так и представляешь учившихся в Париже помещиков или чиновников колониальной администрации, попивающих кофий на балконе поместья — а вокруг поля с вонючими мужиками, ковыряющимися в земле-матушке.
Как хочется жить в первом мире! И как не хочется уезжать из моей страны! Как хочется говорить «мы», «у нас», «наша страна», «моя страна»!
Главная причина жить здесь, говорить «мы» — это наш человеческий капитал, качество которого пока вполне соответствует первому миру.
Нам только дай немного свободы, и мы сразу начинаем достигать чудесных результатов — так было во время первого русского капитализма перед Первой мировой войной, тогда же Россия стала главным производителем художественных и музыкальных идей, так было во времена хрущевской оттепели, когда многим в западном мире стало казаться, что мы сейчас действительно построим коммунизм.
Так буквально на днях лучшим в мире охотником на покемонов стал питерский студент.
Но самое лучшее в нашем первомирном человеческом капитале — это, конечно, женщины. Главное — не относиться к ним как к ресурсам страны третьего мира и прекратить экспортировать в первый.
Первые признаки оттепели | Зритель
Шарлотта Хобсон
Первые проблески гласности произошли с «секретной речью» Хрущева в 1956 году. Кэтлин Э. Смит празднует его мужество
Из номера журнала:
10 июня 2017 г.
Размер текста
Небольшой
Середина
Большой
Межстрочный интервал
Компактный
Нормальный
Просторный
Комментарии
Делиться
Поделиться
Шарлотта Хобсон
Первые признаки оттепели
Двадцатый съезд Коммунистической партии в феврале 1956 года прошел совершенно без происшествий.
Речи о следующем пятилетнем плане встречали аплодисментами, и любимец Сталина, агроном Лысенко, как обычно, выступил с обличением буржуазной генетики. Приезжий коммунист из Триеста Витторио Видали отметил, что завидует двум узбекским партийцам, которые сидели и читали рассказы на протяжении всего заседания. К вечеру в пятницу Конгресс завершился, за исключением объявления об одном дополнительном закрытом заседании на следующее утро.
Сколько делегатов пропустили эту уныло звучащую дополнительную сессию? Любой, кто это сделал, упустил единственный ключевой момент в истории Советского Союза. Без преамбулы Никита Хрущев встал и выступил с докладом «О культе личности и его последствиях». Более четырех часов он рассказывал притихшему залу о «чрезвычайно серьезных и серьезных извращениях партийных принципов, партийной демократии и революционной законности», имевших место во второй половине правления Сталина. Он говорил открыто, но тайно — сбивающее с толку послание, направленное на запуск программы строго контролируемых реформ, направленных на оживление партии и, самое главное, на освобождение партийного руководства от соучастия в преступлениях Сталина и Берии.
Самый популярный
Фрейзер Нельсон
Разнообразие, непо-малышки и Зритель
Тем не менее, как указывает Кэтлин Э. Смит, 1956 год можно было бы использовать в качестве примера того, «как диктатуры спотыкаются в ходе реформ и справляются с неопределенностью, созданной ими самими… и препятствиями на пути контролируемой либерализации». После произнесения откровения Хрущева обрели собственную силу. Они привели в движение маятник реформ и реакции, который качался из стороны в сторону в брежневские годы и далее. Периодически нерешительный и своевольный подход партии привел к тому, что обе стороны дебатов ободрились, кульминацией которых стало появление Ельцина на танке у здания Думы в 1919 г.91 и развал всей советской системы.
В этом беглом и увлекательном отчете Смит описывает разворачивающиеся события 1956 года — раннее замешательство, когда детали речи доходили до членов партии и общества в целом, ответы прессы, когда они начали исследовать «приемлемую» критику, и воодушевление молодого поколения новой атмосферой.
Пока Хрущев излагал свои планы реформ, партия неоднократно вступала в конфликты с писателями, учеными и студентами, переступавшими туманную официальную линию. Когда осенью в Польше и Венгрии вспыхнуло инакомыслие, партия запаниковала и подавила его. Год, начавшийся секретным выступлением, закончился секретным письмом, разосланным членам партии, с требованием усилить бдительность в отношении «нездоровых настроений», вызванных «ухудшением международной обстановки». Маятник качнулся от доверия к подозрениям, хотя до смещения Хрущева в 1919 году оставалось еще несколько качков.64.
При всех своих первоначальных обещаниях многого добилась эта первая, робкая гласность 1956 года? В этом году было освобождено и реабилитировано огромное количество людей после того, как Хрущев открыто признал, что обвинения против них были сфабрикованы. Теперь, как сказала Анна Ахматова, «узники вернутся, и две России посмотрят друг другу в глаза; тот, что посадил, и тот, кого посадили».
Измученные репатрианты надеялись восстановить нити своей карьеры и отношений там, где они были потеряны много лет назад; но, конечно, во многих случаях опыт промежуточных лет был неизбежен.
Это зависело от гибкости людей и их склонности к адаптации. Великий летописец ГУЛАГа Варлам Шаламов не терпел ни конформизма жены, ни условностей дочери. Даже его отношения с Пастернаком, которого он идеализировал, рухнули, когда он воочию увидел эгоистичное домашнее устройство поэта. В характере Шаламова не было компромиссов, и можно только удивляться, насколько это было характерно для бывших заключенных старшего возраста.
Однако для молодежи свобода 1956 года была определяющей. Смит описывает, как они немедленно начали проверять границы новой гласности , протестуя, например, против условий в университетах. Это самое трогательное из молодежных движений было одним из величайших достижений Советского Союза. Слишком молодые, чтобы быть скомпрометированными чистками, представители поколения оттепели воспитывались на советских идеалах социальной справедливости, альтруизма и честного труда. Их собственные дети сочли бы их безнадежными идеалистами. Однако с годами они становились все более и более влиятельными: Горбачев, среди многих других, считал себя «ребенком ХХ съезда партии».
При всех его колебаниях, компромиссах и многих недостатках смелость Хрущева в этом отчете явно проявляется. Всегда любопытный, он призывал партию открыться миру. И хотя венгерские протестующие были жестоко подавлены, а несогласных сажали в тюрьмы, параноидальная сталинская кровожадность, слава богу, больше не повторилась. Несомненно, именно это страшило Сталина все эти годы: мысль о том, что в мутной душе того или иного его прихвостня затаилась крохотная, скрытая искорка человечности. Вполне уместно, что именно шут Никита Хрущев перевернул наследие своего хозяина. Диктаторы, кажется, всегда недооценивают людей, которые хотят выглядеть смешными.
Комментарии
Делиться
Поделиться
Шарлотта Хобсон
Первые признаки оттепели
Комментарии
Не пропустите
Присоединяйтесь к беседе с другими читателями Spectator. Подпишитесь, чтобы оставить комментарий.
ПОДПИСЫВАТЬСЯ
Уже являетесь подписчиком?
Старая советская загадка наконец раскрыта?
Игорь Дятлов был ремесленником, изобретателем и любителем дикой природы.
Родился в 1936 году под Свердловском (ныне Екатеринбург), в детстве собирал радиоприемники и любил походы. Когда Советский Союз запустил спутник в 1957 году, он сконструировал телескоп, чтобы он и его друзья могли наблюдать, как спутник путешествует по ночному небу. К тому времени он был студентом инженерного факультета Уральского политехнического института. Один из ведущих технических вузов страны, У.П.И. выпускал первоклассных инженеров для работы в атомной энергетике, оружейной промышленности, связи и военном машиностроении. За годы своего пребывания там Дятлов совершил ряд трудных походов по дикой природе, часто используя уличное снаряжение, которое он изобрел или усовершенствовал. Это было время оптимизма в СССР. Хрущевская оттепель освободила многих политических заключенных из сталинского ГУЛАГа, экономический рост был устойчивым, а уровень жизни повышался. Шок, который успех Sputnik вызвал на Западе, еще больше укрепил национальное доверие. В конце 1958 года Дятлов начал планировать зимнюю экспедицию, которая должна была продемонстрировать смелость и энергию нового советского поколения: амбициозный шестнадцатидневный лыжный поход по Уралу, горному хребту с севера на юг, который отделяет западную Россию от Сибири и, таким образом, Европы из Азии.
Он подал свое предложение в U.P.I. спортивный клуб, который с готовностью одобрил это. Маршрут Дятлова пролегал в трехстах пятидесяти милях к северу от Свердловска, на традиционной территории манси, коренного народа. Манси вступили в контакт с русскими примерно в шестнадцатом веке, когда Россия расширила свой контроль над Сибирью. Хотя к этому времени манси в значительной степени обрусели, они продолжали вести полутрадиционный образ жизни — охоту, рыболовство и оленеводство. Группа Дятлова проедет двести миль по маршруту, по которому, насколько известно, еще не ходил ни один русский. Горы были пологими и округлыми, их бесплодные склоны возвышались над обширным северным лесом из берез и пихт. Проблема будет не в пересеченной местности, а в жестоких холодах, глубоком снегу и сильном ветре.
Дятлов завербовал свою однокурсницу Зину Колмогорову и еще семерых сокурсников и недавних выпускников. Они были среди элиты советской молодежи и всех опытных зимних туристов и лыжников.
Одним из них был близкий друг Дятлова Георгий Кривонищенко, окончивший УПИ. двумя годами ранее и работал инженером на ядерном комплексе «Маяк», в тогда еще секретном городе Челябинск-40. Лопоухий, маленький и жилистый, он шутил, пел и играл на мандолине. Двумя другими недавними выпускниками были Рустем Слободин и Николай Тибо-Бриньоль, французы по происхождению, чей отец чуть не умер от работы в одном из сталинских лагерей. Среди других студентов были Юрий Юдин, Юрий Дорошенко и Александр Колеватов. Самой младшей в группе, двадцати лет, была Люда Дубинина, экономист, легкоатлетка и ярая коммунистка, чьи длинные светлые волосы были заплетены в косы, перевязанные шелковыми лентами. Во время предыдущего похода в дикую местность Дубинина была случайно застрелена охотником, и она выжила — как говорили, вполне бодро — в пятидесятимильном путешествии обратно к цивилизации. За пару дней до того, как группа должна была отправиться в путь, U.P.I. Администрация неожиданно добавила нового члена, намного старше остальных и малоизвестного им: Семена Золотарева, тридцатисемилетнего ветерана ВОВ со старомодными усами, коронками из нержавейки на зубах, и татуировки.
Группа выехала поездом из Свердловска 23 января. Некоторые из них спрятались под сиденьями, чтобы не покупать билеты. Они были в приподнятом настроении — настолько приподнятом, что во время остановки между поездами Кривонищенко был ненадолго задержан полицией за то, что играл на мандолине и притворялся попрошайничеством на вокзале. Мы знаем эти подробности, потому что существовал общий журнал, и многие лыжники также вели личные дневники. По крайней мере у пятерых были фотоаппараты, и на сделанных ими снимках запечатлена живая и поразительно красивая группа молодых людей, которые пережили приключение всей своей жизни — катались на лыжах, смеялись, играли в снегу и грабили на камеру.
После двух дней в поезде группа добралась до Ивделя, отдаленного города со сталинским лагерем для военнопленных, в котором к тому времени содержались в основном преступники. Оттуда группа ехала еще один день на автобусе, затем в кузове грузовика дровосека и, наконец, на лыжах в санях, запряженных лошадьми.
Они ночевали в заброшенном лесозаготовительном лагере под названием Второй Северный. Там у Юрия Юдина случился приступ ишиаса, из-за которого он отказался от поездки. На следующий день, 28 января, он повернул назад, а остальные девять отправились в сторону гор. План состоял в том, чтобы оказаться в крошечной деревне Вижай около 12 февраля и телеграммировать в УПИ. спортивному клубу, что они прибыли благополучно. Ожидаемая телеграмма так и не пришла.
Сначала U.P.I. спортивный клуб предположил, что группу просто задержали ; поступали сообщения о сильной метели в горах. Но по прошествии нескольких дней семьи группы начали лихорадочно звонить в университет и в местное бюро КПСС, а 20 февраля начался обыск. Поисковых отрядов было несколько: студенты-добровольцы из УПИ, тюремщики из Ивдельского лагеря, охотники-манси, местная милиция; военные задействовали самолеты и вертолеты. 25 февраля студенты нашли лыжные трассы, а на следующий день обнаружили палатку лыжников — над линией деревьев на отдаленной горе, которую советские власти называли высотой 1079.
и что манси называли Холат Сяхл, или Мертвая гора. Внутри никого не было.
Палатка была частично разрушена и в значительной степени засыпана снегом. Выкопав ее, поисковая группа увидела, что палатка в нескольких местах преднамеренно надрезана. Но внутри все было чисто и аккуратно. Ботинки лыжников, топоры и другое снаряжение были расставлены по обе стороны от двери. Еда была разложена так, как будто ее собирались съесть; там была куча дров для топки, и одежда, и фотоаппараты, и журналы.
Примерно в ста футах вниз по склону поисковая группа обнаружила «очень отчетливые» следы восьми или девяти человек, которые шли (не бежали) к линии деревьев. Почти на всех отпечатках были ноги в чулках, а некоторые даже босиком. На одном человеке был один лыжный ботинок. «Некоторые из отпечатков указывали на то, что человек был либо босиком, либо в носках, потому что были видны пальцы ног», — позднее свидетельствовал один из поисковиков. Группа следовала за отпечатками вниз по склону шестьсот-семьсот ярдов, пока они не исчезли возле линии деревьев.
На следующее утро под высоким кедром на опушке леса поисковики обнаружили тела мандолиниста Кривонищенко и студента Дорошенко. Они лежали у потухшего костра в одном нижнем белье. В двенадцати-пятнадцати футах вверх по дереву было несколько недавно сломанных ветвей, а на стволе были найдены куски кожи и разорванная одежда. Позже в тот же день поисковая группа обнаружила тела Дятлова и Колмогоровой. Оба были выше по склону, лицом в сторону палатки, крепко сжав кулаки. Похоже, они пытались вернуться туда.
Четыре тела были вскрыты, остальные продолжались. Судебно-медицинский эксперт отметил ряд странных особенностей. У Кривонищенко были почерневшие пальцы и ожоги третьей степени на голени и стопе. Во рту у него был кусок плоти, откушенный им от правой руки. На теле Дорошенко были обгоревшие волосы на одной стороне головы и обгоревший носок. Все тела были покрыты синяками, ссадинами, царапинами и порезами, как и пятое тело недавнего выпускника Слободина, обнаруженное через несколько дней.
Подобно Дятлову и Колмогоровой, Слободин стоял на скате, ведущем назад к палатке, с носком на одной ноге и валенком на другой; его вскрытие показало небольшой перелом черепа.
К настоящему времени велось расследование убийства под руководством прокурора по имени Лев Иванов, которому за тридцать. Были проведены токсикологические тесты, взяты показания свидетелей, составлены схемы и карты места происшествия, а также собраны и подвергнуты судебно-медицинскому анализу доказательства. Палатку и ее содержимое вывезли вертолетом из гор и снова установили внутри полицейского участка. Это привело к ключевому открытию: швея, пришедшая на станцию для примерки формы, случайно заметила, что разрезы в палатке были сделаны изнутри.
«Кто хороший мальчик? Ты. Кто ездит на Tesla Model X? Вы делаете. Кто закроет эту продажу? Ты чертовски прав.
Карикатура Ларса Кенсета
Произошло нечто, побудившее лыжников вырваться из палатки и бежать в ночь, в воющую метель, в минус двадцать, босиком или в носках.
Они не были новичками в зимних горах; они должны были остро осознавать фатальные последствия выхода из палатки полураздетыми в таких условиях. Это центральная и, по-видимому, необъяснимая тайна инцидента.
Четыре тела пропали без вести. В начале мая, когда начал таять снег, охотник-манси с собакой наткнулись в лесу на двести пятьдесят футов от кедра на остатки импровизированного снежного логова: пол из веток, уложенный в глубокую яму в снег. Были найдены разбросанные куски изодранной одежды: черные хлопчатобумажные спортивные штаны с отрезанной правой штаниной, левая половинка женского свитера. Прибыла еще одна поисковая группа и, используя лавинные зонды вокруг логова, подняли кусок мяса. В ходе раскопок были обнаружены четыре оставшихся жертвы, лежащие вместе в каменистом русле ручья под слоем снега не менее десяти футов. Вскрытие выявило катастрофические травмы у троих из них. Череп Тибо-Бриньоля был сломан настолько сильно, что осколки кости вонзились в мозг. У Золотарева и Дубининой были размозжены грудные клетки с множественными переломами ребер, а в акте вскрытия отмечено массивное кровоизлияние в правый желудочек сердца Дубининой.