Содержание
«Таких надо расстреливать». Что рассказывают о Солженицыне украинские архивы КГБ
К 100-летию со дня рождения Александра Солженицына Настоящее Время публикует обзор документов КГБ советской Украины, в которых упоминаются писатель и его произведения
Сам- и тамиздат
С 1960-х до конца 1980-х произведения Александра Солженицына находились в СССР под запретом. Однако по стране ходили “самиздатовские” копии книг писателя. Одни, рискуя, покупали (или брали почитать у знакомых) демонизированные госпропагандой издания, другие, имевшие такую возможность, сами изготовляли копии.
В 1969 году на выпуске самиздата попалась редактор ежегодника “Наука і культура” киевлянка Наталья Кравченко. В нерабочее время она набирала на редакционной печатной машинке текст “идейно вредного романа А. Солженицына “В круге первом”, который нелегально распространялся среди определенной части интеллигенции и молодежи”. Рукопись изъяли, женщину допросили. Она заявила, что готовила пять копий книги.
Цель – заработать на их продаже. А организовал все, по словам Кравченко, старший редактор Анатолий Шевченко.
По словам последнего, роман он купил у незнакомца на улице возле магазина “Сяйво” (известный книжный магазин в центре Киева). Копии делались якобы для того, чтобы продать знакомым и вернуть потраченные средства. Пояснения Шевченко показались чекистам неискренними. Тем более раньше его уличали в связях с националистами и участии в антисоветских акциях. Уголовного преследования старший редактор избежал – видимо, обошлись лишь профилактикой. Впоследствии Анатолий Шевченко стал известным журналистом и литературным критиком.
Случались и попытки ввезти в страну “тамиздатовские” (выпущенные на Западе) экземпляры книг Солженицына. В 1974 году на станции Чоп (граница УССР с Венгрией и Чехословакией) таможенники изъяли у жителя Гатчины Евгения Денисова более десяти запрещенных изданий. Среди них – шеститомное собрание сочинений Солженицына. Денисов возвращался из Югославии.
Его сняли с поезда и допросили.
Он пояснил, что специально искал труды нобелевского лауреата в книжных магазинах Белграда. Ему дали парижский адрес представителя эмигрантской организации “Народно-трудовой союз” (НТС), который через некоторое время и прислал нужные книги.
В отношении Денисова планировали возбуждать уголовное дело по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде.
Дело Игрунова и свидетель Павловский
Среди тех, кто попал на скамью подсудимых из-за книг Солженицына, был молодой одессит Вячеслав Игрунов.
В первой половине 70-х ему удалось собрать библиотеку неподцензурных изданий – от произведений Булгакова и Мандельштама до правозащитного бюллетеня “Хроника текущих событий”. Своими приобретениями Вячеслав делился со знакомыми, среди которых был студент местного истфака (а после выпуска – сельский учитель) Глеб Павловский. Среди прочего он брал почитать книги Солженицына – “В круге первом”, “Август Четырнадцатого”, и, наконец, недавно вышедший (дело было в 1974-м) “Архипелаг ГУЛАГ”.
Последнюю нашумевшую работу Павловский, не спросив у Игрунова, передал своему университетскому преподавателю Вадиму Алексееву-Попову – чтобы тот как историк высказал свое мнение. Согласно воспоминаниям фигурантов процесса, по чьему-то доносу к преподавателю на дачу пришли с обыском и нашли ту самую книгу. Однако в материалах дела утверждается, что Алексеев-Попов сам передал “Архипелаг” в местное управление КГБ. Историк рассказал о Павловском, а тот, в свою очередь – об Игрунове, которого в мае 1975 года арестовали.
Увидев, что за приятеля всерьез взялись, Глеб Павловский решил отказаться от своих показаний и на судебном процессе не свидетельствовал (за это против него собирались возбудить уголовное дело).
Однако доказательств “изготовления и распространения произведений, порочащих советский государственный и общественный строй” Игруновым и без того хватало. Это и показания свидетелей (один из которых также брал почитать “Архипелаг ГУЛАГ”), и найденные при обыске издания.
Обвиняемому инкриминировали и то, что он отправил крымскому знакомому фотопленки с текстами “Письма вождям Советского Союза” Солженицына и “Происхождения партократии” Абдурахмана Авторханова, чтобы тот изготовил на фотобумаге копии. Эти пленки, а также самиздатовский экземпляр “Архипелага ГУЛАГ” с рукописной надписью “Прочти сам и передай другому” до сих пор хранятся в архиве Службы безопасности Украины.
В приобщенных к делу протоколах осмотра есть рецензии на изъятые у Игрунова издания — в том числе “Архипелаг ГУЛАГ” и “Письмо вождям Советского Союза”. В обоих случаях делаются выводы о “злобном антисоветском характере” этих работ.
Около года Игрунов провел под стражей, но в итоге был признан невменяемым и отправлен на принудительное лечение. Павловского за отказ свидетельствовать так и не привлекли, но он больше не смог работать учителем и переехал в Москву. Вячеслав Игрунов впоследствии стал известным политиком, депутатом Госдумы, а Глеб Павловский – журналистом и политтехнологом.
“Чем он лучше того же Власова или Гитлера?”
С помощью агентурной сети КГБ собирал и записывал отзывы людей о происходящих в стране резонансных событиях. В том числе о преследовании диссидентов – арестах, судебных приговорах, “разоблачительных” статьях в прессе.
В апреле 1972 года газета “Труд” опубликовала переведенную с польского разгромную рецензию Ежи Романовского на недавно вышедший роман Солженицына “Август Четырнадцатого”. Через несколько дней “комитетчики” рапортовали: “Подавляющее большинство представителей творческой интеллигенции одобряет статью, возмущается поведением Солженицына, дает ему правильную политическую оценку”.
Несколько страниц занимают отзывы писателей, журналистов, ученых республики, пестрящие нелестными эпитетами в адрес диссидента. Например, редактор А. Шушурин сожалеет, что автора “Августа Четырнадцатого” освободили из заключения, и добавляет: “Обидно, что такие, с позволения сказать, люди топчут нашу землю да еще и занимаются литературной деятельностью”.
С ним солидарен и начальник отдела Комитета по печати С. Земсков: Солженицына нужно отправить в лагеря – “пусть своим горбом искупает вину”.
А вот редактор издательства “Таврия” Кузнецов в какой-то мере предугадал судьбу писателя. По его словам, Солженицын должен решить: просить у правительства выезда на Запад или быть изгнанным из страны.
Некоторые высказывали недовольство тем, что “Труд” опубликовал материал не советского, а польского писателя. Одесский профессор Левченко предположил, что напечатанная в газете рецензия лишь пробудит интерес к роману.
Целый шквал откликов, если верить КГБ, вызвала статья П. Соловьева “Путь предательства”. Она вышла в “Правде” в январе 1974 года – вскоре после того, как в Париже увидел свет первый том “Архипелага ГУЛАГ”.
Тональность большинства зафиксированных высказываний населения – та же, что и раньше. Слесарь локомотивного депо Гриценко, инженер Института геохимии Академии наук УССР Гончарик, актриса Херсонского театра кукол Мажурина, студент Киевского госуниверситета и многие другие оказались солидарны в своих требованиях назначить “самое суровое наказание” Солженицыну.
Преподаватель Киевского университета Л.Лашова предложила: “Пусть бы уехал в какую-нибудь капиталистическую страну и там познал “прелести” того мира”.
Отдельная тема – “клевета Солженицына на героических защитников Сталинграда, восхваление им лиц, ставших на путь сотрудничества с гитлеровцами”. В документах приводится несколько отзывов возмущенных фронтовиков.
Примерно через месяц писатель был лишен советского гражданства и выдворен из страны. Снова “контора” сообщала о всенародном одобрении решения властей. Одни при этом полагали, что принятые меры были оптимальными, поскольку в тюрьме нобелевский лауреат стал бы считаться мучеником. Другие настаивали, что стоило все же сажать, а не высылать.
“Таких, как Солженицын, надо расстреливать. Но пусть знают враги, что советские люди не кровожадные. Это хорошо. Теперь посмотрим, как он там запоет”, – рассуждал бригадир Винницкого завода железобетонных конструкций Д. Переяслов.
Сотрудник республиканского Министерства высшего и среднего специального образования А.
Войтович поставил Солженицына в один ряд с Власовым и Гитлером.
“Надо выпить за его здоровье”
Как это обычно бывало, записки КГБ о “всенародном одобрении” завершались обзором “политически вредных суждений”, высказанных “отдельными националистически и антисоветскими лицами”.
“Надо выпить за его (Солженицына – ред.) здоровье, чтобы ему повезло, чтобы ему не напакостили еще. За него белый свет. За ним такие, как Сахаров, Ростропович”, – призывала кого-то из близких пенсионерка из Умани Надежда Суровцева (чаще встречается другой вариант написания фамилии — Суровцова).
Имя женщины в КГБ хорошо знали: она была сотрудницей украинских органов власти времен Центральной Рады и Гетманата Скоропадского (1917–1918 годы) и многолетней узницей сталинских лагерей. Суровцова была лично знакома с Солженицыным и делилась воспоминаниями о заключении, которые были использованы при написании “Архипелага ГУЛАГ”. Кроме того, в третьем томе книги размещено фото Суровцовой из лагеря.
Черкасский слесарь, “бывший оуновец” И.
Кметь встал на защиту книг писателя, аргументируя тем, что основой для них послужили архивные документы.
По мнению И. Кичака из Ивано-Франковской области, “москали” выдворили писателя, потому что боятся его. Он добавил, что украинцам было бы кем гордиться, если бы в республике был такой человек.
Дошли до спецслужб и слова известной участницы украинского диссидентского движения Оксаны Мешко: “Они ничего Солженицыну не смогли сделать, потому что боятся общественного мнения и вынуждены таким путем от него избавиться”.
В те годы Мешко, уже будучи пожилой женщиной, неоднократно подвергалась обыскам и допросам, а в 1980-м во второй раз была приговорена к лишению свободы.
Беспокойство вызывали и суждения “сионистски настроенных” евреев, которые, как и украинские националисты, постоянно находились “под колпаком”.
Киевлянин С. Борщевский в частной беседе выступал против травли Солженицына и Андрея Сахарова, а также арестов режиссера Сергея Параджанова и активиста сионистского движения Александра Фельдмана.
Библиотекарь Госкино УССР Б. Каганович высказал довольно оригинальное предположение, что “критика Солженицына направлена прежде всего против евреев” (напомним, впоследствии самого писателя неоднократно обвиняли в антисемитизме).
“Спорить с Солженицыным мы не могли, ибо он писал правду, тогда мы, побоявшись разоблачений, выслали его за границу”, – полагал киевский инженер И. Айзенберг.
“Да здравствует Солженицын! Долой брежневцев”
“Кухонными” разговорами поддержка Солженицына не ограничивалась. После его выдворения в некоторых украинских городах обнаружились самодельные листовки в защиту писателя. Некоторые из них попадали в КГБ и тоже сохранились в архиве.
В листовке, которую кто-то повесил на доску объявлений комбината в Кременчуге, Солженицына называют “великим советским демократом” и “народным адвокатом”. Автор заявляет, что несмотря на репрессии, люди будут продолжать дело Солженицына и Сахарова – “борьбу за свободу, прогресс, против отвратительного, прогнившего насквозь существующего режима”.
В почтовый ящик запорожского отделения связи бросили листовку с лаконичным текстом: “Да здравствует Солженицын! Долой брежневцев. Демократы”.
Довольно часто в редакцию украинского юмористического журнала “Перець” приходили письма антисоветского содержания. “Руки прочь от Солженицына! До каких пор вы будете издеваться над лучшими сынами и патриотами Родины?” – вопрошал автор одного из них, отправленного в феврале 1974 года.
Удалось ли чекистам разыскать авторов, неизвестно. В худшем случае за такие действия могли наказать несколькими годами лишения свободы.
Непослушный Евтушенко
Вскоре после высылки Солженицына КГБ перехватил письмо из Москвы, адресованное в Киев поэту Ивану Драчу (который ранее попадал в поле зрения органов из-за антисоветских высказываний и связей с диссидентами). Автором письма был Евгений Евтушенко. Он обращался к советским радиослушателям (Драч, судя по всему, был не единственным адресатом). Евтушенко объясняет недавнюю отмену своего концерта новостью об аресте Солженицына.
Он вступается за опального писателя, а также за коллег, поступивших так же и успевших из-за этого впасть в немилость.
Поддержка Солженицына Евгением Евтушенко – широко известный факт. В частности, поэт рассказывал, что прямо во время заседания Политбюро, на котором решалась дальнейшая судьба писателя-диссидента, он смог дозвониться до председателя КГБ СССР Юрия Андропова и поставить своего рода ультиматум. “Если процесс над Солженицыным начнется, готов умереть за его освобождение на баррикадах”, – заявил тогда Евтушенко, на что Андропов злобно посоветовал ему “проспаться”.
Друзья из Киева и Кельна
Среди известных жителей УССР, которых подозревали в симпатиях к Солженицыну и хранении его работ, был писатель Виктор Некрасов.
В начале 1972 года он, по сообщению источника КГБ, сжег хранящийся дома экземпляр “Августа Четырнадцатого”, опасаясь обысков.
А вскоре, после проведенной беседы, сам отдал чекистам “тамиздатовский” выпуск романа “В круге первом”, якобы купленный в Москве.
В справке КГБ, посвященной личности Некрасова, отмечается, что он неоднократно встречался с Солженицыным и восхищался его гражданским мужеством.
Двумя годами позже, как раз в разгар кампании по выдворению Солженицына, к Некрасову пришли с обыском (санкцию дал лично глава ЦК КПУ Владимир Щербицкий). Изъяли множество разной “антисоветчины”, в том числе книги все того же Солженицына и кассеты с передачами “Немецкой волны” об “Архипелаге ГУЛАГ”.
Особый интерес “комитетчиков” вызвали два варианта письма Некрасова немецкому писателю, президенту ПЕН-клуба Генриху Бёллю, посвященные их общему другу.
“Ну, а теперь Солженицына… Не ново! И приемы не новые. Плевать на то, что передовик (наш русский, конечно) и понятия не имеет, о чем идет речь, и ничего не читал и не хочет солженицынских “пасквилей” и “варева”, да и вообще в большинстве своем даже не знает, кто такой Солженицын. Враг – и все!” –сокрушается Некрасов по поводу травли писателя-диссидента.
Упомянул автор и ту самую статью “Путь предательства”: “Бессмысленно оспаривать гнусные обвинения никому не известного П.
Соловьева в “Правде” по адресу Солженицына. Они настолько лживы, злобны и беспомощны, что не требуют даже аргументации. Горько другое – “Правда” все-таки есть “Правда”, и читают ее миллионы, и многие верят”.
Через некоторое время Бёлль будет встречать во Франкфурте самолет с выдворенным Солженицыным. Первые несколько дней на Западе советский писатель проведет в доме своего немецкого друга под Кельном.
В том же году Некрасов, которому не давали покоя “органы”, вылетит из Киева в Швейцарию и больше никогда не вернется в СССР. Как и Солженицына, его через некоторое время лишат советского гражданства.
Украинский вопрос
При переезде на Запад видных диссидентов КГБ, как правило, прикладывал усилия для того, чтобы помешать их сотрудничеству с эмигрантскими антисоветскими организациями.
Вскоре после высылки Солженицына республиканский Комитет несколько раз докладывает в ЦК об отношении к нему украинских националистов из диаспоры. Из записок следует, что здесь советскому режиму беспокоиться не о чем – русский писатель и украинские структуры вряд ли смогут противостоять ему сообща.
К тому времени в некоторых кругах Солженицына считали русским шовинистом, “единонеделимцем”. В том же “Архипелаге ГУЛАГ”, с одной стороны, присутствуют сочувственные пассажи о заключенных-“бендеровцах” и идее независимости Украины, с другой – примечание о “тяготеющих к России” левобережных областях, которым будет нужен плебисцит. Да и украинскую самостоятельность писатель допускал не навсегда, а с прицелом на “восстановление единства в будущем”.
Наиболее радикальную позицию по отношению к Солженицыну заняла “бандеровская” ветвь Организации украинских националистов.
“По их (представителей “бандеровской” ОУН – ред.) мнению, Солженицын не будет принимать участия в борьбе против “насильственной русификации”, якобы проводимой в нашей стране, и выступать в защиту “советских политзаключенных” нерусских национальностей”. Бандеровцы опасаются, что появление Солженицына усилит хаос и междоусобную борьбу в антисоветской среде и распространяют версию, будто именно на это и рассчитывали советские власти, выдворив его из СССР”, – отмечали в спецслужбе.
Более умеренной была оценка другой эмигрантской структуры — Закордонного представительства Украинского главного освободительного совета (ЗП УГВР). Ее члены считали ошибкой добровольное согласие Солженицына на выдворение и воспринимали его лишь как писателя, но не политика.
Украинский конгрессовый комитет Америки (УККА) отправил писателю телеграмму, в которой отмечал его заслуги – в частности, защиту Святослава Караванского и других украинских политзаключенных.
“КГБ при СМ УССР принимает меры для использования отрицательного отношения украинской эмиграции к Солженицыну в интересах нашего государства”, – сообщалось в одной из записок.
К кампании против писателя чекисты подключили “прогрессивные” (лояльные к СССР) структуры американских украинцев. В ряде газет диаспоры вышли статьи “о единодушном осуждении советской общественностью антинародной деятельности Солженицына”.
Кроме того, КГБ инициировал выход в нью-йоркском “прогрессивном” издании “Українські вісті” материала “с использованием широко распространенного среди украинских эмигрантов мнения о Солженицыне как о великорусском шовинисте”.
“Вечный враг”
После выдворения Солженицына количество упоминаний писателя в материалах КГБ постепенно падает. Однако все же о нем, как об одном из самых заметных оппонентов режима, не забывали вплоть до самой перестройки.
Фамилию живущего в США диссидента и названия его книг можно встретить даже в таких документах, как составленная в 1979 году записка Комитета госбезопасности о “нездоровой обстановке” в киевских ресторанах. До ушей доверенного лица чекистов дошли слова сидящего за столиком подвыпившего военного, который хвалил Солженицына и советовал почитать “Архипелаг ГУЛАГ”.
Иногда КГБ отправлял “наверх” списки вопросов, которые наиболее часто задавали его сотрудникам слушатели лекций “о повышении политической бдительности советских людей”. Среди них неизменно встречаются вопросы о Солженицыне. Например, в 1982 году судьбой выдворенного писателя интересовались в десяти городах и областях УССР.
Неизвестно, что отвечали лекторы, но вряд ли они подозревали, что семь лет спустя труды писателя вновь начнут издавать в Советском Союзе, а еще через год ему вернут гражданство.
Мифы о Солженицыне | HSE Press
Александр Исаевич Солженицын — русский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе. Его произведения переведены на десятки языков. Литературные критики выделяют среди сильных сторон творчества писателя следование традициям золотого века русской литературы, суровый реализм в описании лагерной и тюремной жизни. В России писатель остаётся спорной и противоречивой личностью. Сторонники коммунистической идеологии ассоциируют Солженицына с предательством и ложью. Образ Нобелевского лауреата окружён мифами, которые рассмотрели HSE Press.
Атомная бомба на Советский союз
Существует миф о том, что Солженицын призывал сбросить атомную бомбу на СССР. Противники писателя аргументируют позицию ссылаясь на два источника — отрывок из третьего тома «Архипелага ГУЛАГа» и выступление Солженицына на съезде профсоюзов в США в 1975 году.
Во второй главе третьего тома «Архипелага ГУЛАГа» рассказывается о событиях в советских лагерях в 1950 году и изображается психологизм зэков того времени.
Один из заключённых бросает фразу надзирателям: «Подождите, гады! Будет на вас Трумен! Бросят вам атомную бомбу на голову!». Эту цитату часто приводят как аргумент в качестве призыва Солженицына к атомной бомбардировке Советского Союза. Однако она вырвана из контекста и лишь передаёт отношение заключённых того времени к карательной лагерной системе.
Выступление Александра Солженицына перед представителями Американской федерации труда — Конгресса производственных профсоюзов, Нью-Йорк, США, 9 июля 1975 г.
Другой аргумент противников Солженицына состоит в том, что писатель, выступая перед представителями профсоюзов АФТ-КПП в Нью-Йорке в 1975 году, якобы призвал к атомной бомбардировке СССР. Оппоненты Солженицына ссылаются на пропагандистский фильм Пентагона времён холодной войны «The Price of Peace and Freedom» (1978), в котором есть отрывок из той речи Солженицына. В качестве аргумента они приводят цитату писателя: «Но концентрируется мировое зло, ненавистное к человечеству.
И оно полно решимости уничтожить ваш строй. Надо ли ждать, что оно ударит ломом в вашу границу и что американская молодёжь должна будет умирать на границах вашего континента?» Однако ни слова о бомбардировке СССР в речи писателя не было. Существует стенограмма выступления Солженицына 1975 года в полном виде (
с. 256-280
) — из неё можно понять, что писатель рассказывал об античеловеческой сущности марксизма и коммунизма и том, что проблему коммунистической тирании способны решить только сами граждане СССР, а не кто-либо извне.
100 миллионов в ГУЛАГе
Среди противников творчества Солженицына устоялся миф о том, что писатель превысил число умерших в ГУЛАГе, рассказывая о цифре в 100 миллионов погибших заключённых. В открытых источниках нет проверенной информации о том, что он утверждал это. Корни мифа исходят из первой главы третьего тома «Архипелага ГУЛАГа», в которой писателем приводилась похожая цифра — 66 миллионов.
Однако эта статистика касалась общих потерь СССР в период с 1917 по 1959 годы от войн, террора, голода, смертности в лагерях и дефицита численности населения из-за пониженной рождаемости. Статистика основана на подсчёте профессора Ивана Курганова из
статьи «Три цифры»
, которая послужила первоисточником для Солженицына.
Путешествие Солженицына от Магадана до Москвы, после возвращения. Июнь 1994 г.
Пытался избежать участия в войне
Не менее популярный миф гласит, что Солженицын намеренно писал антисоветские письма с фронта, чтобы он попал в тюрьму, подальше от войны.
Миф не соответствует действительности. Изначально военный комиссариат признал Солженицына «ограниченно годным» по здоровью и не отправил на фронт, однако будущий писатель всеми силами добивался призыва.
В 1942 году он получил направление в военное училище, откуда выпустился артиллеристом и офицером. Затем Солженицын попал на фронт и прошёл боевой путь от Орла до Восточной Пруссии. Писателя арестовали в самом конце войны, в феврале 1945 года, что опровергает миф о его желании «поскорее оказаться в тылу».
Обвинение строилось на том, что Солженицын нелестно отзывался о неком «Пахане» (но нигде не упоминалось, что речь идёт о Сталине) и критиковал нынешний строй за искажение ленинизма — за это получил 8 лет исправительно-трудовых лагерей. Вопреки мнению оппонентов писателя, на фронте он не только писал «антисоветские письма» друзьям, но и активно занимался литературной деятельностью: вёл дневник, посылал заметки московским литераторам для рецензии.
Стукач по кличке Ветров
В 2003 году в американском эмигрантском журнале «Вестник» появились публикации о том, что Солженицын был лагерным стукачом.
Материалы основаны на открытом письме к Солженицыну его бывшего сокамерника Семёна Бадаша и «разоблачениях» писателя Владимира Бушина. Солженицына обвиняют в том, что тот на допросе в 1945 году сдал друзей и жену, написал доносы на солагерников, готовивших забастовку, и дал в тюрьме подписку, что готов быть сексотом.
Друзья и однокурсники Солженицына после окончания университета, май 1941г. Слева направо: Наталья Решетовская, Николай Виткевич, Кирилл Симонян, Лидия Ежерец, Александр Солженицын
Бушин рассказывает о том, как в апреле 1945 года особисты арестовали Николая Виткевича, друга Солженицына, с которым тот вёл переписку о «Пахане». Виткевича арестовали якобы по доносу Солженицына, и следствие утверждало, что Александр Исаевич заложил не только его, но и их общего друга Кирилла Симоняна, а также Наталью Решетовскую, жену Солженицына. Исходя из доноса, эти четверо сколотили «преступную группу, регулярно занимавшейся клеветой на партийное руководство и правительство».
В действительности Симонян и Решетовская вызывались на допросы, но не были арестованы, а значит, Солженицын не писал на них донос. Виткевича арестовали за переписку по собственной неосторожности: он не догадался, что почта перлюстрируется.
Второе обвинение — Солженицын согласился стать стукачом и получил сексотовскую кличку «Ветров». Сведения, относящиеся к этому эпизоду, основаны на строках самого Солженицына из «Архипелага ГУЛАГа», где он признался, что согласился на вербовку, однако утверждает, что за время пребывания в лагере не написал ни одного доноса.
«Экибастузский донос Солженицына»: отрывок из №12 «Военно-исторического журнала», 1990 г.
В сети выложен единственный текст доноса, которому приписывается авторство Солженицына — «экибастузский донос», в котором Солженицын (Ветров) якобы сдал украинских националистов, готовивших бунт в лагере.
Достоверно невозможно определить, является ли Солженицын автором этого доноса, и насколько этот материал подлинный. По состоянии на 2020 год в прессе не выложен ни один задокументированный донос Солженицына из архивов КГБ. Сотрудники Госбезопасности не предъявляли обществу доносы писателя в 60-е и 70-е годы — во время пика диссидентства Солженицына и идеологической борьбы партии с Нобелевским лауреатом. Невозможно утверждать, был Солженицын стукачом или нет, если не иметь доступ к архивам ГУЛАГа, МГБ, КГБ СССР, в которых присутствовали бы задокументированные факты.
Предатель
Оппоненты Александра Солженицына называют писателя «иудой», «лжецом», «предателем». Такие прозвища озвучиваются противниками Солженицына в контексте «отречения» писателя от Сталина в годы войны, а затем, спустя четверть века, «присяги на верность Пентагону и Дяде Сэму».
Солженицын в своём доме в Кавендише, США, 1992 г.
Александр Солженицын в годы войны сражался в составе артиллерийского дивизиона в течение двух лет, был награждён орденом Отечественной войны 2-й степени, орденом Красной звезды, дослужился до звания капитана. За период участия в боевых действиях будущий писатель не был уличён в попытках дезертирства или перехода на вражескую сторону, получал положительную характеристику от командиров. Таким образом, «предательство» Солженицына, по словам оппонентов, основано только на его личных разногласиях со Сталиным, выраженных во фронтовых письмах.
Мнение о предательстве Солженицына в пользу США не выдерживает критики, поскольку писатель работал над новыми произведениями в СССР до тех пор, пока не был выдворен властями из страны и лишён гражданства в 1974 году. После высылки писатель жил сначала в Швейцарии, а затем поселился с семьёй в США, в штате Вермонт, но не присягал на верность правительству и народу США.
После восстановления гражданства Солженицын вернулся жить в Россию в 1994 году и с того момента не покидал страну вплоть до своей смерти в 2008 году.
Президент России Дмитрий Медведев у могилы Солженицына. 6 августа 2008 года
Редакторы: Мария Трубникова, Ксения Железова
Автор: Максим Артёмов
Обложка: Александр Солженицын после высылки из СССР и лишения гражданства. Цюрих, Швейцария, 15 февраля 1974 г.
5 фактов об Александре Солженицыне – Acton Institute PowerBlog
Вчера исполнилось 100 лет со дня рождения Александра Солженицына. Многие считают знаменитого романиста и диссидента ключевой фигурой в упадке коммунизма и распаде Советского Союза. Как говорит Дэниел Дж. Махони, «Солженицын воплотил в мыслях и делах два великих нравственных источника европейской цивилизации: смирение и великодушие, смиренное почтение к «порядку вещей» и энергичную защиту человеческой свободы и достоинства.
”
В честь его столетия вот пять фактов, которые вы должны знать о Солженицыне.
1. Во время Второй мировой войны Солженицын стал командиром артиллерийской части Красной Армии, участвовал в освобождении русского города Орла и немецкой столицы Берлина. После того, как он стал свидетелем военных преступлений против мирных жителей со стороны советских войск, он начал разочаровываться в коммунистическом режиме. В начале 1945 года, написав другу письмо с критикой советского диктатора Иосифа Сталина, Солженицын был арестован и заключен в тюрьму за «контрреволюционную деятельность». Он сидел в московской тюрьме, когда война закончилась 19 мая.45.
2. В июле 1945 года Солженицын был приговорен к восьми годам лагерей. Он работал в нескольких разных лагерях и выполнял как ручную работу (например, добычу полезных ископаемых, кладку кирпича), так и помогал в научных исследованиях. После того, как его тюремный срок закончился в 1953 году, он был отправлен в ссылку в Казахстан.
В этот период своей жизни он отказался от марксизма и принял восточную православную веру.
3. Лагерный опыт Солженицына лег в основу Один день Ивана Денисовича , единственный его роман, разрешенный к печати в Советском Союзе. Никита Хрущев, принявший Солженицына за сторонника Советского Союза, считал, что роман будет полезен для его собственных усилий по «десталинизации». Книга получила Ленинскую премию и принесла Солженицыну мировую аудиторию. Два других его романа, В круге первом и Раковое отделение , были широко прочитаны на Западе, но должны были быть нелегально опубликованы и распространены в Советском Союзе и странах Восточного блока. Его шедевр, Архипелаг ГУЛАГ , был написан тайно в течение двадцати лет и привел к его принудительному изгнанию в 1974 году.
4. После того, как Солженицын был лишен советского Штаты по запросу Стэнфордского университета. В 1978 году он получил почетную литературную степень Гарвардского университета и выступил со своей знаменитой приветственной речью.
Речь была язвительным обвинением западного материализма и нашего чрезмерного внимания к индивидуализму. (См. также: 20 ключевых цитат из выступления Александра Солженицына в Гарварде)
5. После 20 лет изгнания Солженицын вернулся на родину и возобновил свою роль в критике российского правительства и общества. Как отмечает Джеффри Хейс, «Солженицын продолжал делать авторитетные заявления. Он обвинил Горбачева в том, что он запустил реформы, которые привели к деструктивной меркантильности, преступности, вседозволенности и сексуальной свободе. Он критиковал Ельцина за распад Советского Союза, не принимая во внимание 25 миллионов россиян, живущих в бывших республиках, обвинял Путина в том, что он пошел по тому же ошибочному пути, что и его предшественник, и критиковал чеченцев, западников и российских реформаторов». В 2008 году в возрасте 89 лет, Солженицын умер от сердечной недостаточности.
Источник изображения: Wikimedia Commons
В чем мы ошибаемся по поводу Солженицына
На Западе Александру Солженицыну присвоен статус светского святого.
В 1970 году Нобелевский комитет высоко оценил «этическую силу» его сочинений, присудив ему высшую литературную премию. Вскоре после этого публикация французского издания «Архипелаг ГУЛАГ » была провозглашена Мишелем Фуко, который использовал его для поддержки своих все более открытых нападок на ортодоксальный марксизм (и заимствовал его метафору «архипелага» для своей работы о тюрьмах в Запад). Совсем недавно Джордан Петерсон, который часто осуждает интеллектуальное влияние Фуко, назвал написание предисловия к новому изданию сочинения Солженицына «величайшей честью в моей жизни». Западные мыслители всего политического спектра обратились к Солженицыну, найдя в нем холодного, наработанного опытом критика коммунизма, свидетеля одного из величайших ужасов столетия и образец смелой свободы слова.
Сначала заключенный в тюрьму, затем высланный с 1945 по 1956 год и, наконец, высланный из Советского Союза в 1974 году, Солженицын казался живым свидетельством несправедливости, которую он разоблачал.
Но хотя западные интеллектуалы и политики приветствовали этот аспект его послания, они в значительной степени игнорировали его другую сторону. Солженицын предупреждал, что свободная от коммунизма Россия не станет западной. Россия будет продолжать выступать против либерализма и преследовать геополитические амбиции, которые приведут ее к конфликту с другими державами.
В своей знаменитой речи на церемонии вручения дипломов в Гарварде в 1978 году Солженицын предупредил, что представители Запада, сочетая наивность и высокомерие, полагают, что мир движется к стандарту, установленному его капиталистическими либеральными демократиями. Они не могли понять, что Россия, хотя и находится сейчас «в коммунистическом плену», является наследницей «автономного мира», который никогда не будет ассимилирован с Западом. Действительно, проблема с коммунизмом заключалась в том, что он тоже был космополитической идеологией с амбициями переделать мир, разрушая при этом автономные культурные традиции России.
Консерваторы Запада с любовью вспоминают выступление Солженицына как резкую критику культурного либерализма. Своим призывом к возврату к традиционным ценностям он обращается к современным западным правым как к полезной фигуре в наших собственных культурных войнах. Но его соединение либерализма и коммунизма как двух аспектов общей атаки на традиционные незападные культуры идет гораздо дальше, чем отказ от «политкорректности». Утверждая, что мир разделен на отдельные культурные зоны, и выступая против любой идеологии, которая на любых основаниях ставит нашу общую человечность выше их сохранения, Солженицын намекал, что либералам нечего ожидать от посткоммунистической России.
Большинство западных наблюдателей в то время были слишком увлечены солженицынской критикой советской системы, чтобы уделять должное внимание его взглядам на прошлое России и предупреждениям о русском будущем. Однако некоторые из его коллег-диссидентов и западных критиков видели, что Солженицын и русский национализм, который он представлял, представляют собой темную тучу на горизонте.
В 1974 году российский ученый-диссидент Андрей Сахаров отмечал, что Солженицын выступал против коммунизма не столько из стремления к свободе дома и миру с Западом. Он считал, что автор хотел большего, чем продвижение якобы традиционных ценностей; Солженицын хотел сосредоточить российскую энергию на военной угрозе (которую он считал экзистенциальной) со стороны Китая, вступающего в новую холодную войну со своим соседом. Будущий российский режим для Солженицына не мог быть либерально-демократическим, импортированным с Запада, а был сформирован пониманием опасного геополитического положения России и особой истории. Последний, с горечью резюмировал Сахаров, похоже, научил Солженицына тому, что «при соблюдении закона и православия авторитарная система не так уж и плоха».
Именно под этим заголовком в номере журнала Foreign Affairs за 1980 год группа американских ученых подвергла Солженицына критике за его радужный образ дореволюционной России — взгляд, который игнорировал или фальсифицировал многие исторические факты.
Там, где он утверждал, что цари терпели инакомыслящих интеллектуалов и религиозные меньшинства (включая евреев), историки заметили, что это была фантазия.
Российская империя при царях организовала масштабные программы наблюдения, а также регулярно заключала в тюрьму и казнила подозреваемых без суда. Далекий от терпимости к меньшинствам, он подвергал евреев унизительным ограничениям и косвенно санкционировал погромы. В 19 годуТолько за 05 марта было зафиксировано 690 погромов (с более чем 3000 зарегистрированных убийств) в течение двух недель после провозглашения Октябрьского манифеста. Николай II, по словам одного историка, рассматривал это насилие как форму «оправданной мести» против подданных, которых он считал политически подозрительными. Русская революция, хотя и предназначалась для свержения старого режима, увековечила многие характерные черты его внутренней политики, от тайной полицейской деятельности до антисемитизма.
Солженицына также критиковали за преувеличение различий между царской и советской внешней политикой.
Ойген Лебл утверждал, что он преуменьшал преемственность между империалистической политикой царей и политикой советского руководства, которые оба стремились под предлогом христианства или коммунизма распространить власть России на подчиненные нации. Лебл был лично заинтересован в этой критике. Он был членом чехословацкого коммунистического правительства в шестидесятые годы, в эпоху либеральных реформ, прерванных, когда Советы вторглись в страну, чтобы восстановить коммунистическую ортодоксальность и послушание Москве. С точки зрения Лебла, это вторжение было продолжением российской экспансии в девятнадцатом веке в Восточную Европу и насильственного подавления националистических и демократических движений во всем регионе. Цари и коммунисты оправдывали свою политику явно противоположными идеологиями, но их общей целью была российская власть.
Противодействуя Леблу, Солженицын утверждал, что коммунизм был «интернациональной или даже метафизической сущностью». Понимание ее как чего-то родственного нацизму — идеологии национального самовозвеличивания — привело бы к катастрофе.
На Западе противники коммунизма, особенно в центре и справа, часто связывали советский режим и Третий рейх как примеры «тоталитаризма» — концепция, популяризированная Ханной Арендт. Однако Солженицын подчеркивал, что между нацистами и коммунистами существуют важные различия.
После вторжения нацистов в СССР в 1941 году многие в Советском Союзе считали, что немецкое правление может быть предпочтительнее коммунизма — особенно по сравнению с кровавыми чистками, голодомором и перемещением населения, характерными для правления Сталина в 30-е годы. Солдаты в огромных количествах дезертировали из Красной Армии в первые недели операции «Барбаросса». Это делали не только угнетенные народы, такие как прибалты и украинцы, но и русские.
Несмотря на сочувствие со стороны как русских, так и нерусских, нацистская политика в отношении региона была откровенно геноцидной, основанной на проекте уничтожения местного населения, чтобы освободить место для будущей немецкой колонизации. Гитлер, утверждал Солженицын, «объявил войну русскому народу как таковому, не оставив ему выхода».
Таким образом, русские присоединились к советскому режиму не из-за какой-либо лояльности к коммунизму или чувства, что он представляет их «национальные» интересы, а потому, что у них не было другого выбора.
Поражение Германии стало важным уроком для Запада, утверждал Солженицын. Нацисты объединили Россию и Советский Союз и таким образом вынудили русских, которые приняли бы немецкое правление, сплотиться вокруг Сталина. По совету таких деятелей, как Лебл, Запад рисковал совершить ту же ошибку, видя «угрозу, нависшую сейчас над миром, как российскую, а не коммунистическую». Это имело бы «разрушительный исход». Хотя русские презирали свое коммунистическое правительство и стремились к освобождению, они выступали против любой силы, которая угрожала их существованию как народа.
Солженицын предупреждал Запад, что, если он надеется на дружеские отношения с будущей посткоммунистической Россией, ему придется принять русский национализм — и сопутствующие требования «безопасности», которые сменявшие друг друга российские правительства часто понимали в экспансионистских терминах.
Между тем Лебл предупреждал, что русский национализм, маскируется ли он под коммунистический или антикоммунистический, неизбежно будет означать русский империализм в Восточной Европе. Оба предупреждения, пожалуй, были правдой.
Уже в 1980 Западные лидеры, читая обмен мнениями между Солженицыным и Леблом, могли предвидеть, что в основе их надежд на крах Восточного блока лежит опасная напряженность. Если русские антикоммунисты, такие как Солженицын, сочувствовали их идеологической оппозиции советскому режиму, они не соглашались с восточноевропейскими диссидентами, такими как Лебл, в том, что российская власть представляла собой неотъемлемую опасность для мира. Однако общая враждебность к коммунизму может на какое-то время скрывать принципиально разные геополитические взгляды, которые стали ужасающе ясны в последние недели, когда Россия начала наступление на Украину.
Энтузиазм Запада в отношении Солженицына, прославляющий его антикоммунистическое сопротивление и игнорирующий его реабилитацию царского нелиберализма и империализма, соответствует двум знаменательным провалам нашего коллективного политического понимания в последние десятилетия двадцатого века.
Во-первых, Соединенные Штаты поддерживали исламские террористические сети, чтобы противостоять советскому вторжению в Афганистан в 80-х годах, но сами оказались их целью после распада СССР. В еще больший ущерб Запад проводил в те годы и с тех пор стратегию экономического взаимодействия с Китаем в надежде, что интеграция в глобальную капиталистическую экономику приведет к политическим реформам в Пекине.
Как и в случае с Солженицыным, западные лидеры не смогли понять, что разделение временных тактических целей с незападными интеллектуалами, боевиками и режимами было лишь непродолжительной приостановкой всегда присутствующей возможности возобновления вражды, основанной на устойчивой и, возможно, непримиримой , видения мира. Либеральная демократия, основанная на космополитическом понимании прав человека, часто неправильно воспринимает мир, который не разделяет его представлений об этих правах. По крайней мере, на время нынешнего кризиса в Украине такие заблуждения невозможно поддерживать, и их возобновление еще больше усугубит катастрофическую ситуацию.