Крестоносцы на руси: Крестоносцы на Руси и их экспансия (Таблица)

Русские рыцари в Первом крестовом походе и древние следы русских в Сирии.: rossica_antiqua — LiveJournal

Михаил Николаевич Тихомиров в своей книге 1975 года, “Древняя Русь”, на страницах 35–36 рассказал о том, что История Антиохии и Иерусалима (L’histoire de Jérusalem et d’Antioche), созданная в 13 веке, описывая Первый крестовый проход, указывает, что в сражении против сельджуков под Никеей в 1097 году особенно отличились рыцари из Норвегии, Польши и Руссии (de Russie). В результате указанной битвы, крестоносцы помогли грекам вернуть под свой контроль этот, захваченный до того мусульманами город, расположенный не очень далеко от Константинополя. Позже, во время того же похода, русскими уже где-то в Сирии была основана крепость, которая по сообщению Тихомирова, во многих средневековых текстах упоминается под следующими вариантами наименования: Русса, Росса, Ругия, Рюген, Ройя, Рурсия, Руса (Russa, Rossa, Rugia, Rugen, Roiia, Rursia, Rusa). Весьма интересно здесь то, что в разных вариантах названия этого города явно повторяются основные формы, под которыми русские упоминаются в средневековых западных источниках. 

Касательно указанных средневековых текстов, можно припомнить, например, труд английского хрониста Ордерика Виталия, “Церковная история” (11-12 век) в котором он, говоря о крестоносцах в Сирии, рассказывает, как некий Питер де Роас проникнув в долину Ругия, обнаружил там некоторое количество турок и уничтожил их: “Peter de Roas, being detached from the rest of the force, penetrated into the valley of Rugia, where he discovered a number of Turks whom he cut to pieces or defeated and put to flight”.  (The Ecclesiastical history of England and Normandy by Ordericus Vitalis, London 1854, V 3, p 106). Рассказывая об этой “Ругии”, указанное издание со ссылкой на специалиста по имени M. Poujoulat, сообщает, что сейчас на месте сирийского города и замка Ругия располагается деревня Риха (Riha), которая находится между Латакией и Алеппо.  

Относительно русских, столь славно поучаствовавших в Первом крестовом походе – ведутся споры, откуда именно они происходят. Некоторые предлагают считать их выходцами из Киевской Руси. Это могли быть, например, русские наёмники из Киевской Руси, служившие непосредственно византийскому императору. А Константинополь, принимал самое активное участие в Первом крестовом походе. Более того – он был его инициатором: организован данный поход был римским папой для помощи восточным христианам в борьбе с турками-сельджуками, и по их просьбе. Византийцы также выделили для участия в этом походе свои войска. По свидетельству Анны Комнины (“Алексиада”, книга XI), вместе с крестоносцами в штурме Никеи участвовали 2000 византийских воинов. Заслуживает внимания тот факт, что одного из их командиров звали Радомир. Византийцы сопровождали крестоносцев и дальше – когда те направились в Палестину. Анна пишет, что император Алексей Комнин дал латинянам войско под началом одного из своих приближенных – Татикия, “чтобы он во всем помогал латинянам, делил с ними опасности и принимал, если Бог это пошлет, взятые города”. Татикий довел крестоносцев до Антиохии. Впоследствии Алексей Комнин еще раз посылал к ближневосточному побережью “войско и флот” для сооружения крепости возле нынешнего ливанского города Триполи. 

Иногда предполагается также, что это могли быть дружинники одного из восточноевропейских русских князей. Например, Ярополка Изяславича, который, примерно в то время, был единственным вассалом Ватикана среди князей Киевской Руси. Теоретически, тот мог бы откликнуться на призыв папы и присоединиться к походу. Но на самом деле, он умер до рассматриваемого события. Другие же древнерусские князья того периода были втянуты в междоусобицы и противостояние внутри самой Руси. Да и папу они не признавали, так что – вряд ли заинтересовались бы предложением поучаствовать в его походе. 

Ещё одним предлагаемым объяснением является то, что это была русь, с южно-балтийского Поморья, с Рюгена, входившая в состав западных армий. Но в то время рюгенцы ещё не были крещены. И даже напротив, самым активным образом сопротивлялись христианизации. Более того – через 50 лет, крестовый поход был предпринят западными христианами уже, в том числе, в отношении них самих!  (“Крестовый поход против вендов” – “Wendenkreuzzug” 1147 года). Другим объяснением может быть то, что это были русины из какой-то дунайской русской области. О которых также довольно часто упоминают источники. А учитывая, что народы по Дунаю к тому времени были давно крещены, и западная часть этого региона подчинялась Риму – дунайские русины могут быть хорошими, хотя и не единственными кандидатами на роль этих русских, участников крестового похода.  

Интересно также, что в современной Сирии присутствует около десятка названий местности, в которых упоминаются русские. Например, в Алеппо: خربة الروس (Khirbat ar Rūs) и رأس الروس (Ra’s ar Rūs). В Дамаске: تلول الروس (Tulūl ar Rūs) и ظهور الروس (Z̧uhūr ar Rūs). В Хомсе: الروس تلال بين (Tilāl Bayn ar Rūs). В Аль-Хасаке: وادي أم الروس (Wādī Umm ar Rūs).  

Весьма любопытной также является серия подобных топонимов, расположенных в районе взлётно-посадочной полосы знаменитой авиабазы Хмеймим (аэропорт имени Басиля Аль-Асада). Там мы видим холм قلعة الروس (Qal‘at ar Rūs). Что буквально означает “Русская крепость”. А тот, в свою очередь, стоит на берегу речки نهر الروس (Nahr ar Rūs) буквально “Река русских”, за устьем же этой речушки располагается морская бухта, которая называется ميناء الروس (Mina’ ar Rūs) Буквально “Русский порт”. Все эти названия в данной местности появились задолго до начала современного присутствия там русских военных.   

Мы здесь воздержимся от утверждения, кем именно были эти русские. Да это и не так важно с точки зрения целей нашего исследования. Главным здесь является то, что это ещё один пример (причём довольно яркий) чередования всех известных вариантов наименований русских, характерных для средневековых западных источников. И этим данное обстоятельство, безусловно, весьма интересно!  Причём, в этом примере мы имеем, по сути, полный набор этих вариантов! Действительно, имеется немало источников, в которых совершенно определённо, именно восточноевропейских русских называют ругами. А равно, рюгенцев и жителей области на Дунае — русскими и рутенами, также как восточноевропейских русских. 

Интересно также отметить, что идеологические клише, к которым мы привыкли о том, что западные крестоносцы, это скорее наши враги, чем союзники и друзья, и вообще, западные христиане, это недруги нашего “правильного христианства” — были порождены, видимо, в более поздние эпохи, чем собственно начало самих Крестовых походов и продиктованы какими-то особыми целями тех, кто создавал ту идеологию, на которой основаны эти представления. И к реальности они имеют не очень прямое отношение. На самом же деле было и совсем по-другому: какие-то русские не то, что не боролись против крестоносцев, но сами приняли весьма действенное участие в крестовом походе.

великая битва с крестоносцами или одно из пограничных сражений XIII века? — Нож

Рогатые рыцари, треснувший лед, судьбоносный выбор и творчество Эйзенштейна

Для истории практически любой страны характерно создание национального мифа — такой трактовки событий, которая возвеличивает деяния собственного народа в прошлом, как бы возвышая его над всеми остальными. Есть такой миф и в российской истории, и Александр Невский — одно из главных его действующих лиц.

Николай Черкасов в роли князя в фильме Сергея Эйзенштейна «Александр Невский». Источник

Традиционно считается, что новгородский князь возглавил Русь в самое тяжелое для нее время. С одной стороны, южные и юго-восточные земли были разорены жесточайшим опустошительным нашествием монголов. С другой, воспользовавшись этим, на северорусские земли двинулись крестоносцы: шведы, немцы-тевтонцы и датчане. Они-де, прикрываясь идеями распространения католичества и призывами папы римского к крестовым походам, хотели распространить свою власть на богатый Новгород.

Но именно тогда им дал отпор Александр Невский — воин без страха и упрека, справедливый правитель, не чуравшийся простого народа, и горячий патриот земли русской. Несмотря на молодость (ему было всего 20 лет), князь не растерялся. Из двух зол он выбрал меньшее — более веротерпимую Орду — и защитил Русь от перекрещивания в католичество. Сначала князь разбил шведов на Неве в 1240 году, а потом тевтонцев на льду Чудского озера — в 1242-м, остановив «Великий натиск на Восток». А попутно сохранил выход Руси к Балтийскому морю и предотвратил ее экономическую блокаду.

Именно такой образ Александра Невского показан в классическом фильме Сергея Эйзенштейна. Там же дано очень яркое изображение победы в Ледовом побоище: армада рыцарей теснит русское войско, но князь хитростью заманивает тевтонцев в западню. В результате враги земли Русской попадают в окружение и тонут, провалившись под тонкий апрельский лед.

Характерно, что рецензию на сценарий, легший в основу фильма, историк Михаил Тихомиров озаглавил «Издевка над историей».

Для национального мифа о Ледовом побоище характерны следующие мотивы:

  • Александр Невский одолел огромную армию немецких рыцарей в одной из крупнейших битв Средневековья;
  • своей победой князь обескровил Тевтонский орден, снял «бо́льшую из угроз» для Руси, остановив полномасштабное вторжение католиков;
  • всё это не случилось, если бы не мудрость и полководческий талант Невского, настоящего героя Руси, который прозорливо понимал, что бороться с монголами пока рано.

Разберем каждое из этих убеждений.

Великая победа?

Чтобы понять масштаб битвы на Чудском озере, нужно обратиться непосредственно к историческим документам (источникам), благодаря которым мы знаем, что сражение 5 апреля 1242 года действительно произошло.

В первую очередь это, конечно, летописи. Самые ранние сведения о Ледовом побоище содержат Новгородская I летопись старшего извода, Псковские I, II и III летописи, Суздальская и Лаврентьевская летописи. Также о битве повествует житие Александра Невского первой редакции. Однако оно скорее литературное произведение, к правдоподобности изложения событий в котором у исследователей есть вопросы (об этом ниже).

Что же говорят о Ледовом побоище летописи? На самом деле, очень немного. Так, на описание битвы в них ушло не больше 100 слов, а чаще и того меньше. Чуть больше (примерно в два раза) о сражении говорит автор житийной повести об Александре Невском, но это всё равно немного (особенно на фоне подробных описаний Невской битвы).

Забавно, что Невской битве русские летописи придают гораздо большее значение, чем Ледовому побоищу, но в западных источниках — «Хронике Эрика», например, — о ней вообще ничего не сказано.

Вот как Ледовое побоище описывает Новгородская летопись старшего извода:

«И наехаша на полкъ Немци и Чюдь и прошибошася свиньею сквозе полкъ, и бысть сеча ту велика Немцемь и Чюди. Богъ же и святая Софья и святою мученику Бориса и Глеба, еюже ради новгородци кровь свою прольяша, техъ святыхъ великыми молитвами пособи Богь князю Александру; а Немци ту падоша, а Чюдь даша плеща; и, гоняче, биша ихъ на 7-ми верстъ по леду до Суболичьскаго берега; и паде Чюди бещисла, а Немець 400, а 50 руками яша и приведоша в Новъгородъ. А бишася месяца априля въ 5, на память святого мученика Клавдия, на похвалу святыя Богородица, в субботу».

«Новгородская первая летопись старшего извода»

Ледовое побоище, иллюстрация из Лицевого летописного свода. Источник

Бросается в глаза не только скудость представленных сведений (немецкая «свинья» «пробила» русские полки, но князь с божьей помощью одолел врага), но и, например, отсутствие каких-либо упоминаний о том, что немцы тонули. Впервые этот пассаж появится в источнике, написанном 200 лет спустя после описываемых событий, — в Софийском списке (копии) Новгородской летописи.

Частично компенсируют недостаток информации о битве немецкие хроники. В первую очередь «Старшая ливонская рифмованная хроника», написанная в конце XIII века. Но даже объединенные сведения всех представленных источников рассказывают немного. А именно: в первых числах апреля 1242 года новгородско-суздальская рать под руководством Александра Невского сошлась с войском немцев и эстов (или чуди — коренного населения западного берега Чудского озера) на льду где-то у Вороньего камня. Сначала немцам удалось разбить передовой русский отряд, но в генеральном сражении они потерпели поражение.

Все остальные сведения очень противоречивы и разнятся в зависимости от источника. Например, большой вопрос: сколько вообще в битве участвовало людей? Источники сообщают только о потерях немецкой стороны. Так, Новгородская I летопись старшего извода говорит, что «чуди» было убито «бещисла», «немцев» — 400 человек (в более поздних летописях встречается цифра 500), а еще 50 русские воины взяли в плен. А вот автор «Ливонской рифмованной хроники» гораздо скромнее в оценках. По его сведениям:

Было убито двадцать братьев,
Шестеро братьев в плен угодили,
Такими итоги битвы были.

«Старшая ливонская рифмованная хроника», 2260–2262

Возможно, хронист говорил не обо всех погибших рыцарях, а только о тех, что были «братьями», то есть действительными членами ордена. Так, более поздняя, составленная два с лишним столетия спустя «Хроника Тевтонского ордена» сообщает, что во время кампании Александра было убито 70 рыцарей, но это вместе со штурмом Пскова (если верить «Ливонской хронике», там было всего два рыцаря с небольшим отрядом).

Интересно, что автор «Ливонской хроники» также заявляет об огромном численном превосходстве новгородцев: «Те, кто в войске братьев находились, // Были окружены, потому что собрали // Русские такую рать, что атаковали // Каждого немца мужей шестьдесят». Однако сомнительно, что это реальная цифра, а не поэтическое преувеличение, так как подобные пассажи встречаются и в описаниях других битв, которые ливонцы проиграли.

Каким из этих цифр верить, мы 700 с лишним лет спустя можем только гадать. Оценки и той и другой стороны вызывают сомнения и вряд ли претендуют хоть на какую-то достоверность. Так, можно вспомнить, как новгородский летописец считал потери Александра в Невской битве:

«20 мужь с ладожаны, или мне [менее]: Богь весть».

Расставить точки над i в этом спорном вопросе могла бы археология, но ее данных у исследователей до сих пор нет. Всё просто: из-за того, что береговая линия Чудского озера менялась с течением времени, а сведения о битве скудны, историки до сих пор не знают точно, где она состоялась.

Экспедиция, которую проводил Институт истории АН СССР в 1958–1963 годах под руководством военного историка Георгия Караева, выявила возможное место сражения. Она же показала, что утонуть во время него никто не мог: апрельский лед Чудского озера может выдержать танк, да и глубина водоема в районе предположительного Вороньего камня не превышает полуметра. Однако методы Караева — генерала в отставке — критиковал советский историк академик Михаил Тихомиров. Последний утверждал, что Караев притягивал факты за уши, чтобы доказать свою теорию, и никаких исследований толком не вел. Так или иначе, больше серьезных экспедиций по поиску места Ледового побоища не было.

Поэтому любые современные оценки масштабов битвы — гадание на кофейной гуще. Хотя кое-какие выводы всё-таки сделать можно. Для этого надо немного вернуться назад во времени — к событиям, которые предшествовали сражению.

Всё началось с того, что ливонские рыцари (представители Ливонского ландмейстерства Тевтонского ордена) захватили Псков. Произошло это в 1240 году — одновременно с высадкой шведов на Неве. Два года спустя Александр собрал внушительные силы, объединившись со своим братом князем Владимирским Андреем, и отбил у немцев Псков.

После этого он, видимо, чтобы прокормить войско (на Псковщине только заканчивалась зима), вторгся в земли дорпатского епископа, отправив полки «в зажития» и «в розгон» — проще говоря, грабить местное население (ту самую чудь), которое находилось под властью противника.

Тут надо понимать, что Дорпат, или Дерпт, — это бывший Юрьев (ныне эстонский город Тарту), форпост новгородцев на земле эстов. Его крестоносцы захватили и передали вместе с окружающими землями назначенному папой епископу, когда Александру не было и пяти лет. Власть ордена здесь не распространялась, хотя ливонцы взяли на себя обязательство защищать эту территорию.

Узнав о вторжении Александра, епископ собрал небольшое войско из нескольких рыцарей со своими отрядами и наемниками из эстов. Основные силы ордена, расквартированные в 250 километрах от места битвы, в Риге (построенной крестоносцами), прийти на помощь по весенним дорогам просто не успели бы.

Но не стоит думать, что в Риге сидели тысячи рыцарей: число братьев в Ливонии в лучшем случае составляло две-три сотни. Вместе со слугами и местными наемниками они могли собрать четыре-пять тысяч воинов, как это было в самом крупном походе ордена на Балтике 1260 года. Так что не стоит удивляться тому, что пишет ливонский хронист: даже 26 рыцарей были солидной потерей для ордена, хотя о полном его разгроме говорить не приходится.

Цифры же в 12 тысяч участников сражения, которые можно встретить, абсолютно нереалистичны. Скорее всего, в бою сошлись по несколько сотен человек с каждой стороны. Численность войск Александра не превышала 1500 человек — полк солдат по современным меркам (даже такую рать с обозами и лошадьми зимой в лесах Псковщины было непросто прокормить). Как-то мелковато для «крупнейшей битвы Средневековья».

Угроза с Запада?

Если сражение не было масштабным, то, быть может, оно хотя бы остановило экспансию крестоносцев в Балтике? Ведь потеря даже 26 рыцарей была достаточно тяжелой для ордена. На самом деле, здесь тоже очень сложно что-то однозначно утверждать.

Достаточно рассмотреть Ледовое побоище в контексте предшествовавших ему и последовавших за ним событий. И в этом случае оказывается, что эта битва — довольно заурядное событие в истории северо-восточной Европы XIII века. Да, в Прибалтике шла ожесточенная борьба за сферы влияния, но битву на Чудском озере сложно назвать ее кульминацией.

Так, столкновения между Русью и рыцарскими орденами начались задолго до рождения Александра Ярославича и продолжалась после его княжения. Немцы, датчане и шведы пришли на территории современных Латвии, Эстонии и Финляндии еще в конце XII — начале XIII века и стали насаждать католичество среди местных язычников. Это были так называемые северные крестовые походы.

Практически сразу крестоносцы столкнулись с противодействием русских княжеств, у которых в регионе были свои интересы. Например, полочане (жители Полоцка) собирали дань с литвы и латгалов, а новгородцы — с эстов. Некоторые из этих народов даже приняли православие. Естественно, русские князья не обрадовались их покорению и перекрещиванию.

Так, первый поход против меченосцев отец Александра, владимиро-суздальский князь Ярослав Всеволодович, совершил еще в 1223 году, ненадолго вернув власть в том самом Дорпате-Юрьеве. А в 1234 году он же нанес ордену поражение на реке Омовже (Эмайыги), которая впадает в Чудское озеро. Именно в этой битве часть преследуемого русскими ратями немецкого войска провалилась под лед, что, возможно, потом приписали на счет Александра Невского.

Поражение на Чудском озере вынудило тевтонцев подписать в 1243 году мирный договор в Новгороде, в котором крестоносцы отказывались от притязаний на русские земли. Но уже через 10 лет орден вновь попытался захватить Псков. Шведов поражение на Неве тоже не заставило отказаться от планов покорения финнов, их экспансия прекратилась только на время — примерно до 1281 года. Выход же к Балтийскому морю у новгородцев был и до и после княжения Александра. Утратило его Российское государство только в начале XVII века, во времена Смуты.

Выборгский замок, основанный шведами в 1293 году. Источник

Самый же, возможно, болезненный удар ливонцам нанесла коалиция русских князей уже после смерти Невского в Раковорской битве (1268). Новгородская летопись описывала это сражение как «страшно побоище, яко не видали ни отци, и деди», в котором коням преследовавших противника русских якобы некуда было ступить — всё поле боя было усыпано трупами.

Кроме того, хотя крестоносцы действительно стремились к экспансии, например в 1241 году были в 30 верстах от Новгорода, помимо русских князей у них были и другие опасные противники: местные прибалтийские племена, литовцы и поляки.

В итоге вся история ордена — это нескончаемая война, в которой крестоносцы потерпели немало поражений. И некоторые из них были, по крайней мере с точки зрения самих ливонцев, гораздо более чувствительными, чем фиаско на Чудском озере.

Великий магистр Тевтонского ордена (слева) и рыцарь-меченосец (справа). Источник

Так, в битве при Сауле (Шяуляе) в 1236 году с литовцами погибли 48 рыцарей и магистр Волквин. После этого сражения Орден меченосцев фактически перестал существовать: его остатки влились в состав Тевтонского ордена и были преобразованы в его Ливонское ландмейстерство. Еще более чувствительные потери крестоносцы понесли в битве при Дурбе (1260) от тех же литовцев: погибло 150 рыцарей, в том числе магистр Ливонского ордена Бургхард Горнгузен и маршал Пруссии Генрих Ботель.

Окончательный же разгром ордена состоялся только 150 лет спустя: польско-литовско-русское войско под предводительством польского короля Ягайло и литовского князя Витовта в 1410 году разгромило Тевтонский орден в Грюнвальдской битве.

Ян Матейко, «Битва при Грюнвальде», 1878 год. Источник

Ситуация осложнялась и тем, что русские княжества в те времена не только не были единым государством, но и частенько воевали друг с другом, как с внешними врагами, если не хуже. Так, псковичи и новгородцы, вопреки распространенному заблуждению, и близко не были «друзьями навек». Псковское княжество стремилось к независимости от более сильного Новгорода и нередко выступало на стороне его противников. Так, в 1240 году псковичи сами впустили крестоносцев в город. А чуть раньше они ходили в походы вместе с братьями ордена против литовцев (в тот же самый Шяуляй) и заключили с тевтонцами оборонительный союз от Новгорода.

Проще говоря, Александр Невский внес свой вклад в разгром крестоносцев на Балтике, но говорить о том, что он остановил их экспансию, не приходится.

Святой князь?

Не менее противоречив тот «выбор», который якобы Александр сделал в пользу Орды и тем самым спас Русь.

Так, для начала стоит сказать, что никакого выбора Александр Ярославич сделать не мог. Монгольские ханы сами назначили его, и князь принял их владычество. Он четыре раза ездил в Орду: как за княжеским ярлыком (позволением на правление), так и чтобы почтить ханского наместника или решить спорный вопрос.

Александр Невский. Миниатюра из «Царского титулярника». Источник

Характерно, что первую поездку в 1247 году князь совершил после того, как монголы отравили его отца. Вторая вызывает еще больше вопросов. После нее состоялся печально известный поход Неврюевой рати — карательный поход монголов 1252 года против младших братьев Невского Андрея и Ярослава (Тверского), во время которого убили людей «бещисла».

Андрей был посажен монголами на княжение во Владимире, в тот момент считавшемся центром русских земель. Он, в отличие от отца и брата, не хотел признавать власть Орды. Александр же формально получил власть «над всей Русью» — Киевом и Новгородом, хотя по порядку древнерусского престолонаследия должен был сесть именно на андреевское место. Исходя из этого, некоторые исследователи считают, что Неврюева рать была послана после жалобы Александра, желавшего занять владимирский престол, на брата. Правда, никаких прямых доказательств в пользу этого нет, только косвенные.

Неврюева рать, иллюстрация из «Лицевого летописного свода». Источник

Но факт остается фактом: Александр не только не противился монгольской власти, но и всячески ей способствовал.

Так, в 1255 году в Новгороде, где в тот момент княжил сын Невского Василий, поднялось восстание против монгольской переписи. Василий поддерживал мятежников, но, не желая перечить отцу, уехал в Псков. В итоге святой князь приехал в Новгород с монгольскими чиновниками и «навел там порядок». Советчикам своего сына, которые подбивали молодого князя сопротивляться переписи, он приказал резать носы и выкалывать глаза («овому носа урезаша, а иному очи выимаша»).

После этого князь также обязал новгородцев платить монголам дань. Так что можно сделать вывод, что именно благодаря Невскому новгородские земли вошли в зону влияния Орды, хотя монголы до них так и не дошли.

Однако считать, что Невский наведывался в Орду исключительно для укрепления собственной власти, тоже неправильно. Так, в своей последней поездке (1262–1263) князю удалось отговорить хана Берке от новых карательных походов и от набора русских воинов для внутриордынских междоусобиц.

Вряд ли Невский осознанно встал на сторону монголов и уж тем более размышлял о том, реально или нереально с ними бороться в текущий момент. В те времена ордынское нашествие воспринималось как кара божья. Противиться ему, считали православные, равносильно тому, чтобы бороться с божьей волей. Так что никакого «потом» или «когда Русь окрепнет» для князя попросту не существовало.

Вот как о нашествии монголов, к примеру, писал автор Тверской летописи:

«За грехи наши Бог напустил на нас поганых; ведь Бог, в гневе своем, приводит иноплеменников на землю, чтобы побежденные ими люди обратились к нему… А если какая-нибудь земля согрешит, Бог наказывает ее смертью, или голодом, или нашествием поганых, или засухой, или сильным дождем, или пожаром, или иными наказаниями; и нужно нам покаяться и жить, как велит Бог…»

Ему вторила и Лаврентьевская летопись:

«За умножение беззаконий наших привел на нас Бог поганых, не им покровительствуя, но нас наказывая, чтобы мы воздержались от злых дел. Такими карами казнит нас Бог — нашествием поганых; ведь это бич его, чтобы мы свернули с нашего дурного пути».

Почему Александр Невский и почему Ледовое побоище?

Миф об Александре Невском «создало» его житие, написанное в 80-е годы XIII века. Целью подобных произведений было не создать реальную биографию выбранного персонажа, а доказать его святость, показать его последовательный путь к спасению.

Житие Александра в этом плане намекало, что, хотя верховная власть на земле исходит от Бога, даже князь не может противиться каре свыше: он должен смиренно подчиниться воле «земного царя» — хана. Автор как бы оправдывал поступки князя в глазах тех, кто еще мог знать его лично.

Изображение Александра Невского из Лицевого летописного свода. Источник

Житийные повести строятся на определенных агиографических штампах, поэтому историки относятся к ним весьма критично. Так, житие Александра Невского пестрит заимствованиями из библейских и других текстов: «Александрии», «Троянской притчи», «Девгениева деяния» и «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия. Всё это нагромождение героики нужно, чтобы показать приверженность князя идеалам православия. И тут надо отдать должное агиографу. Противостояние князя шведам, которые привезли с собой на невские берега епископа, его категорический отказ принимать вероучение «латынян» даже под угрозой порабощения монголами автор жития выделяет, чтобы показать Невского последним защитником православного мира. За это он «прощает» князю все спорные поступки, хотя они менее противоречивыми от этого не становятся.

Плохое постепенно забылось, а хорошее запомнилось: к концу XV века за Александром начинает закрепляться слава героя, как и прозвище Невский (хотя позднее летописи награждали им и сыновей Александра Ярославича, которые никак не могли участвовать в битве 1240 года).

Наиболее же популярным миф об Александре — спасителе православия и русской самости стал в XVIII веке усилиями Петра I. Так, первый российский император основал столицу своей державы почти там же, где Александр разбил шведов. А в 1724 году перевез туда мощи князя и сделал датой его поминания 30 августа — день, когда был заключен Ништадтский мир со Швецией. Образ «святого князя» Петр непосредственно связывал с борьбой за Балтику, и это представление стало закрепляться в исторической памяти. Линию Петра в отношении к Александру Невскому продолжили последующие монархи.

Сложившейся канонической оценки придерживались и дореволюционные историки, и их советские коллеги. Но вот Ледовое побоище долгое время для них было «темной лошадкой». Так, Ключевский вообще не счел нужным говорить о сражении в своих «Лекциях по русской истории». Но 80 лет назад значение побоища внезапно «осознали».

Упоминание о битве обнаружилось в выписках из исторических книг Карла Маркса: «Александр Невский выступает против немецких рыцарей, разбивает их на льду Чудского озера, так что прохвосты были окончательно отброшены от русской границы». В атмосфере ожидания Второй мировой войны это высказывание подхватили и советские историки.

Свою роль сыграл и фильм Эйзенштейна, который рассказывал скорее о будущем, нежели о прошлом. Кино о «первом борце с немецкой агрессией» было настолько в духе времени, что его запретили к показу, и на экраны фильм вышел только в 1941 году. Наступил апогей культа Александра Невского. В 1942 году в его честь был учрежден (как в дореволюционные времена) орден с профилем актера Николая Черкасова в роли новгородского князя. Сотрудничество князя с монголами перестали замалчивать и даже стали ставить ему в плюс. Образ Невского хорошо лег на складывающуюся имперскую идеологию и существует в таком виде и поныне. Например, особое место Ледовое побоище занимает в российском милитаризме. Так, дата сражения (неверная — 18 апреля вместо 5-го) и его локация — Чудское озеро — считаются днем и местом воинской славы России, а сам князь — покровителем сухопутных войск и морской пехоты России.

Советский орден Александра Невского. Источник

Однако с современных позиций невозможно сказать, кем был Александр Невский на самом деле — героем или злодеем, а соответственно — считать его примером или антипримером для подражания.

Как минимум потому, что мы слишком мало знаем о нем, а многие нынешние понятия попросту неприменимы к событиям XIII века. Конечно, Александра нельзя назвать предателем национальных интересов. Хотя бы потому, что самой нации тогда не было как таковой. Русь в те времена представляла собой лоскутное одеяло из множества княжеств, которые не сплотило даже монгольское нашествие. Но и для «спасителя земли Русской» его образ слишком противоречив.

Одно можно сказать точно: Невский был прагматичным человеком, продуктом того непростого времени, в которое ему пришлось жить.

Неудачный крестовый поход


ГЛАВА ОДИН

Неудачный крестовый поход
Америка и трагедия посткоммунистической России
СТИВЕН Ф. КОЭН

WW Norton & Company

Прочитать обзор


Американские наблюдатели за Россией , за несколькими исключениями, совершали злоупотребления служебным положением на протяжении 1990-х годов. Результаты подорвали наши ценности и поставили под угрозу нашу национальную безопасность.

    Когда в 1991 году распался Советский Союз, четыре американских профессии претендовали на специальные знания посткоммунистической России: правительственные политики, экономические и финансовые консультанты, журналисты и ученые.
Основы того, что было известно как «Вашингтонский консенсус», специалисты по России во всех этих профессиях заявляли, что знают лекарство от того, что их беспокоило, давали регулярные заверения в продолжающемся лечении,
и, отмечая случайные рецидивы, прогнозировал полное выздоровление. На самом деле их предписания, отчеты и прогнозы были в корне и предсказуемо ошибочными.

    Полный перечень неудач американских политиков, особенно в годы правления администрации Клинтона, содержится в последнем разделе этой книги. Однако здесь необходимо напомнить, что их великие
политика была не чем иным, как миссионерством — виртуальным крестовым походом, направленным на превращение посткоммунистической России в некое подобие американской демократической и капиталистической системы. Более того, это был не только официальный проект; Это
очаровал инвесторов, журналистов и ученых.

Крестовый поход за «Россию, которую мы хотим»

Мысль о том, что Соединенные Штаты однажды могут переделать Россию по своему образу и подобию или, по крайней мере, «думать за них», возникла после Второй мировой войны среди крайних сторонников сорокалетней холодной войны. К 1992 году, первому постсоветскому году и
В прошлом году правления администрации Буша она снова стала популярной в Америке. В апреле, например, специальное собрание представителей правительства, бизнеса, СМИ и академических кругов рекомендовало Соединенным Штатам
и его союзники «глубоко и быстро участвуют в процессе преобразования политического и экономического порядка в этих бывших советских республиках». Политик, ставший ученым, высказался более конкретно:
Запад должен создать элитный корпус экспертов, чтобы они жили в бывшем Советском Союзе и помогали тамошним чиновникам управлять государством и бизнесом».

    Но именно администрация Клинтона превратила миссионерский порыв в официальный крестовый поход, хотя, следует подчеркнуть, при активной двухпартийной поддержке в Конгрессе. Почти сразу же
после инаугурации президента Билла Клинтона в январе 1993 года его эксперты в частном порядке обсуждали, «как лучше реформировать Россию», и формулировали политику американской опеки. «Вся политика», которая
Возникший, как позже объяснил сотрудник Госдепартамента, был «направлен на внутреннюю трансформацию России». По сути, Соединенные Штаты должны были научить бывшую коммунистическую Россию, как стать капиталистической и демократической.
страны и контролировать процесс преобразования, известный как «переход». Конечно, России нельзя было доверять в поиске собственных перемен, чтобы она не заблудилась, как предупреждал медиа-энтузиаст крестового похода.
на «странном, двойственном пути собственного запутанного изобретения».

    Уроки, которые нужно преподать, были простыми, но суровыми. Экономическая реформа означала «шоковую терапию» и скупой монетаризм, особенно жесткую бюджетную экономию, конец советской эпохи потребления и социального обеспечения.
субсидии, оптовая приватизация российских государственных предприятий и других активов, открытие рынков страны для иностранных производителей и минимальная роль государства. Политическая реформа стала означать немного больше
чем полная поддержка президента Бориса Ельцина, потому что, как объяснили высокопоставленные чиновники Клинтона, «Ельцин представляет собой направление к той России, которую мы хотим». Помимо бесплатных инструкций, что означало «диктовать
национальной экономической политики», администрация пообещала помочь финансировать переход, прежде всего за счет кредитов Международного валютного фонда (МВФ), если Россия «не выполнит наши условия».

    В этом духе легионы американских политических миссионеров и евангелистов, которых обычно называют «советниками», рассеялись по России в начале и середине 1990-х годов. Финансируется правительством США, идеологическая
организации, фонды и образовательные учреждения, они располагались везде, где могла быть прозелитизирована «Россия, которую мы хотим», от политических движений, профсоюзов, СМИ и школ до московских офисов
Само правительство России. Среди прочих миссионерских поступков граждане США давали деньги избранным российским политикам, инструктировали министров, разрабатывали законы и президентские указы, финансировали учебники и служили при Ельцине.
штаб перевыборов в 1996.

    Для приличия все это нужно было делать, конечно, с некоторой дипломатичностью. Администрация Клинтона редко, если вообще когда-либо, была столь откровенно миссионерской, как бывший советник по национальной безопасности, объявивший
что «экономическая и даже политическая судьба России … теперь все больше переходит в фактическую компетенцию Запада». Или так же категорично, как анонимное программное письмо, распространенное в Вашингтоне.
в 1993: «Ключ к демократическому восстановлению [России] больше не в ее руках. Он в наших». Вместо этого чиновники Клинтона периодически делали особый акцент на провозглашении (обычно в начале крестового похода
плохо), «русские сами должны решить. Мы не можем сделать это за них».

    Но администрация на самом деле думала или проводила политику не так, как видно, если взять лишь несколько случайных примеров, своим неумолимым настаиванием на «наших условиях»; посла США
похвастаться в 1996 что «без нашего руководства… сегодня мы увидели бы совсем другую Россию»; и свидетельством инсайдера-дипломата о том, что вице-президент Эл Гор, сыгравший ведущую роль в политике,
«взялся заново изобретать Россию». Действительно, еще в 1999 году один из главных архитекторов крестового похода все еще превозносил его: «Наша политика в отношении России должна быть политикой маяка…
против этого света».

    К тому времени крестовый поход уже давно разбился о скалы российской действительности. (Прямым результатом стало большее количество антиамериканских настроений, чем я когда-либо наблюдал за сорок лет изучения и посещения Советского Союза.
и постсоветская Россия.) Насколько сильно потерпела неудачу политика Клинтона, может быть вопросом мнения, и мы вернемся к нему в заключительной части этой книги. Моя собственная точка зрения, как читатели поймут позже, состоит в том, что это был худший
Американская внешнеполитическая катастрофа после Вьетнама, и ее последствия более долгосрочные и опасные.

    Но мы можем судить об отказе по точным критериям. После распада Советского Союза в 1991 году первостепенной целью американских политиков должна была стать Россия, полностью контролирующая свои огромные количества
ядерного оружия и других средств массового уничтожения, а потому процветающей, политически стабильной, миролюбивой и полностью сотрудничающей с США по наиболее угрожающим международным проблемам. В качестве
начался двадцать первый век, ни Россия, ни российско-американские отношения не выглядели так.

    Американские финансовые специалисты по посткоммунистической России также потерпели крах, и по связанным с этим причинам. Они ревностно купились на великий крестовый поход, который для них означал «возрождение России».
Они тоже намеревались построить неоамерику на Москве-реке, используя «лучшие умы, которые могли собрать Уолл-стрит и Вашингтон».
Сороса, который лично обязался «направить средства на решение сегодняшних насущных проблем в российской экономике».

    Американские инвесторы были в своем роде такими же миссионерами, как и администрация Клинтона. «Выдающиеся американские инвестиционные консультанты упаковали большую часть предложений российских облигаций», — напоминает нам бывший корреспондент Wall Street Journal , и «американские биржевые маклеры написали книгу о предполагаемом промышленном восстановлении России». Запросы, которые они отправляли потенциальным клиентам, могли исходить уже от американского бизнесмена.
в Москве: «Это рай для предпринимателей. Трудно сказать, как быстро эта страна… может стать похожей на Соединенные Штаты». И поэтому легионы западных искателей наживы тоже вторглись в Россию «с
Американские инвесторы лидируют».

    Неудача этих наблюдателей за Россией может быть определена количественно, по крайней мере приблизительно. Сообщалось, что западные банкиры и инвесторы понесли самые большие потери в истории, потенциально от 80 до 80 миллиардов долларов.
100 миллиардов долларов в результате финансового краха России в августе 1998 года. (Один только Quantum Fund Сороса потерял 2 миллиарда долларов, а несколько небольших фондов обанкротились.) Американские финансовые специалисты по посткоммунистической России также потерпели неудачу.
по-другому. Они вошли в двадцать первый век, погрязшие в обвинениях в том, что их предприятия привели к огромным схемам отмывания денег и другим сомнительным сделкам.

    Большинство американских журналистов, писавших о России 1990-х годов, не могут с гордостью оглядываться назад. Что еще хуже, они были давно предупреждены. При рождении коммунистической России Вальтер Липпманн и Чарльз Мерц опубликовали
анализ освещения в прессе США революции 1917 года и последовавшей за ней гражданской войны между красными и белыми, который стал знаменитым учебником по журналистским злоупотреблениям. Липпманн и Мерц обнаружили, что с точки зрения
по профессиональным стандартам репортажи были «не чем иным, как катастрофой» и что «чистый эффект почти всегда вводил в заблуждение». Они пришли к выводу, что главная причина заключалась в том, что американские корреспонденты и редакторы
горячо верили в крестовый поход своего правительства против красных и, таким образом, видели «не то, что было, а то, что люди хотели видеть».

    Восемь десятилетий спустя это случилось снова. Большинство журналистов, пишущих для влиятельных американских газет и новостных журналов, верили в крестовый поход администрации Клинтона, направленный на переделку посткоммунистической России.
Как Вашингтон
Обозреватель поста
, они быстро «перешли на сторону Ельцина». Подобно московскому корреспонденту Business Week , они «надеялись на либеральную альтернативу» и верили в «работу, которую Ельцин и его либеральные реформаторы
началось.» Как и New York Times обозреватель иностранных дел, они были уверены, что России нужна «та же базовая модель», что и в Америке. А с корреспондентом той газеты волновались постоянно
что Россия может вместо этого выбрать «путь собственного запутанного изобретения». Некоторые были еще более напуганы. Давно Вашингтон
Корреспондент Post
, посткоммунистический крестовый поход был еще одной главой в «холодной войне… еще не оконченной».

    Если оставить в стороне множество фактических ошибок, первой жертвой, как и предупреждали Липпманн и Мерц, стала профессиональная объективность. Московские корреспонденты, по данным опроса 1996 года, склонны смотреть на события там
«через призму собственных ожиданий и убеждений». Три года спустя рецензент книги бывшего корреспондента пришел к выводу, что ее «невероятно неверные прогнозы» возникли из ее личных убеждений.
надежды на Россию, «что побудило ее принять видимость за реальность и желание за факт».

    Такие надежды и опасения привели к тому, что нарратив американских СМИ о посткоммунистической России был манихейским, в лучшем случае одномерным и основывался в основном на сообщениях, выдвинутых официальными лицами США. (Как одобрительно объяснил корреспондент Washington Post , определяющей чертой этой саги были «стандарты МВФ для становления нормальной рыночной экономики». )
реформаторов», иногда называемых «либерально-демократическими гигантами» — в частности, Егора Гайдара, Анатолия Чубайса, Бориса Немцова и Сергея Кириенко. На стороне тьмы всегда была антиреформаторская орда коммунистов,
националистов и других политических драконов, устроившихся в злобной парламентской пещере. Глава за главой история пересказывалась снова и снова в течение почти десяти лет, всегда с точки зрения «реформаторов».
и их западные сторонники («самые умные наблюдатели за Россией»), которые неизменно также были ее источниками. Это был, по мнению одного из ведущих российских журналистов, «обман».

    Ельцин и его команда были, казалось, единственными достойными политическими деятелями на всех просторах России. Большинство россиян считали его шоковую терапию и другие меры экстремистскими, но для американской прессы Ельцин был
единственный оплот против «экстремистов как левых, так и правых». Для не-ельцинских реформаторов было мало места, если оно вообще было. Когда один, Григорий Явлинский, баллотировался против Ельцина в президентской кампании 1996 года,
в американских депешах и редакционных статьях его осудили: «История запомнит, кто был спойлером, если дела с демократией пойдут плохо». С другой стороны, кого бы ни назначал Ельцин, каким бы сомнительным ни был его политический
биографии, неизменно оказывался «чистым человеком», «одним из демократов» и «настоящим реформатором», в том числе назначенным преемником Ельцина Владимиром Путиным, кадровым офицером КГБ.

    Поддержание такого манихейского нарратива перед лицом стольких противоречивых реальностей превратило американских журналистов в сторонников политики США и адептов ельцинского Кремля. Уже в 1993 г.
даже проамерикански настроенный русский считал, что освещение его страны в США является «пропагандой в СМИ». В 1996 году один из нью-йоркских пресс-критиков высказался в том же духе, пожаловавшись на то, что газетные репортажи являются «зеркалом государственной политики».
Двоемыслие департамента». Для высокопоставленного американского ученого проельцинизм СМИ даже «напоминает прокоммунистические попутчики 19-го века».30-х годов», хотя «идеологические позиции меняются местами».

    Американские журналисты создали, например, культы тех российских политиков, которых правительство США выбрало для воплощения своей политики. Необычайный культ Ельцина начала 1990-х — «как Ельцин
идет, идет и нация» — в конце концов был подорван его политическими неудачами и личным поведением. Но даже в 1999 г.0013 New York Times , «ключевой защитник российского
с трудом завоеванные демократические реформы» и «огромный актив для США».

    Что касается ельцинских «младореформаторов», то, как ни провалила их политика, ни сомнительно их поведение, их репутация практически не пострадала, по крайней мере, ненадолго. Рассмотрим Чубайса, которого США
чиновники считали его «полубогом» и главой «экономической команды мечты». Даже после того, как его многие подозревали в том, что его помощники заказали сокрытие кремлевского преступления (позднее это подтвердилось), Корреспондент New York Times сообщил читателям, что «Чубайс замышляет, как осуществить следующий этап демократической революции в России». И еще долго после того, как было известно, что он лично извлек выгоду из приватизации
программы, которыми он руководил, частично за счет фальсификации рыночных сделок, он оставался, согласно другому
Times корреспондент, «крестоносец свободного рынка», действительно «Элиот Несс реформы свободного рынка». Не было
Раз одних только в таких репортажах. Исследование, проведенное в 1999 году двумя американскими журналистами, пришло к выводу, что московское бюро Wall Street Journal было «не более чем пиар-каналом коррумпированного режима».

    Были и более серьезные нарушения в ущерб американским ценностям. В 1993 году американские обозреватели и редакторы почти в унисон последовали за администрацией Клинтона, громко поощряя неконституционные действия Ельцина.
закрытие российского парламента, а затем приветствие его вооруженного нападения на этот выборный орган. Приведенные причины были неосведомленными и этически благовидными. Настаивая на том, что «было бы не только целесообразно, но и правильно поддерживать
недемократических мер», журналисты даже реабилитировали апологию «цель оправдывает средства», давно ассоциируемую с самими советскими коммунистами и основательно дискредитированную ими:
разбивая яйца».
президента и его назначенцев.

    Следует привести еще один пример, поскольку он подчеркивает неуместность и даже холодное безразличие многих американских репортажей о посткоммунистической России, где (даже согласно полуофициальной московской газете)
большинство людей «эксплуатировались» и обнищали беспрецедентным образом. Обсуждая жестокое воздействие экономической шоковой терапии на простых граждан, другой прозападный россиянин пожаловался, что американские корреспонденты
не имел «желания смотреть прямо в глаза трагической действительности России». Позднее журналист Reuters сделал то же наблюдение: «Боль вырезана».

    О бедности и проблемах со здоровьем, конечно же, сообщалось, но обычно как дополнение к основной истории переходного периода в России и как наследие коммунистического прошлого. Практически все американские корреспонденты и
Авторы передовиц с презрением относились к любым российским предложениям о постепенной, «как-то менее болезненной реформе», будь то предложения вице-президента Ельцина в 1993 году или премьер-министра Евгения Примакова в 1998 и 1999 годах. Действительно,
они, похоже, думали, вслед за американскими и российскими экономистами, чья политика уже потерпела катастрофический провал, что необходима дополнительная шоковая терапия, например, отмена жилищно-коммунальных субсидий, которые поддерживали десятки
миллионы обедневших семей, возможно, половина нации или больше. В мае 2000 года Новый
Редакционная статья York Times
даже призвала новоизбранного президента России Владимира Путина отказаться от прогрессивного налогообложения — неотъемлемого элемента демократических капиталистических систем — в пользу плана, который мог бы принести пользу только состоятельным и причинить еще больше вреда обычным людям.
граждане.

    Как и старые советские журналисты, американские корреспонденты прощали нынешние лишения во имя будущих благ, которые так и не материализовались. По мере того как страна все глубже погружалась в экономическую депрессию и
нищеты, они продолжали повторять заверения Кремля и Вашингтона в том, что экономическая стабильность и взлет, которые до сих пор не наступили, не за горами. (Цитируется, что вице-президент Гор сказал в марте
1998: «Оптимизм повсеместно преобладает среди тех, кто знаком с тем, что происходит в России». ) Накануне финансового краха 1998 г. (и даже после, как мы
Уверяем читателей, что в России была «замечательная история успеха». Даже последующее признание Путина о том, что «бедность в стране существует в необычайно больших масштабах», не привлекло внимания американских репортажей.

    Многим американским корреспондентам явно не нравились «мрачные» истории о невыплате зарплат и пенсий, недоедании и загнивающих провинциях, где, по словам одного российского журналиста, «отчаяние
трогает всех.»(
Корреспондент Newsweek советовал беднякам продолжать жить на хлебе: «Они могли бы сделать и хуже».
и практически ни один из способов, которыми «реформаторское» правительство лишало рабочих любых прав и защиты, которые у них были в советской системе. Вместо этого американские журналисты нашли более предпочтительные «метафоры для российской
метаморфозы» — обычно в крошечном сегменте процветавшего московского общества, от финансовых олигархов до яппи, порожденных временным распространением западных предприятий.

    Таким образом, для обозревателя Washington Post , который недавно был корреспондентом, особенно успешным инсайдером-бенефициаром государственных активов был прогрессивный «малыш-миллиардер», а для
Wall Street Journal , «Русский Билл Гейтс». Для многих других, таких как Нью-Йорк
Редактор Times
, а также бывший московский корреспондент: «Одно из лучших мест для наблюдения за новой Россией — на террасе у пещерного Макдональдса, [который] служит Меккой для состоятельных молодых москвичей. Они прибывают на джипе.
«Чероки» и «Тойоты Ленд Крузеры», с сотовыми в руках». В новой России того времени средняя месячная заработная плата, когда она действительно выплачивалась, составляла около шестидесяти долларов и продолжала падать.

    Неудивительно, что немногие читатели американской прессы были готовы к экономическому краху России и финансовым скандалам конца 1990-х годов. Те, кто полагался на New
Например, газета York Times
, должно быть, была поражена, узнав — от репортера-расследователя, а не наблюдателя за Россией, — что, вопреки ее предыдущим репортажам и редакционным статьям, «вся политическая борьба в России между 1992 и 1998 гг.
между различными группами, пытающимися взять под контроль государственные активы. Речь шла не о демократии или рыночных реформах».

    Из сострадания мы могли бы найти частичное оправдание неудачам всех этих наблюдателей за Россией. Политики могли быть введены в заблуждение политикой, инвесторы — погоней за прибылью, журналисты — сроками и их
ожидания редакции. Более того, Россия не была основной профессией большинства из них, которые на самом деле мало знали о стране, даже о ее языке. (Последний фактор, без сомнения, объясняет поразительное отсутствие
ссылок на местную прессу большинства американских корреспондентов в Москве. )

    Но как объяснить столь же большой провал ученых в университетах и ​​аналитических центрах, чья карьера была посвящена изучению России и которые должны были быть освобождены от этих финансовых и политических
соображения? Начнем с того, что отбросим два заблуждения: что ученые не могут делать элементарных ошибок в фактах или суждениях; и что они редко занимались государственными делами.

    Рассмотрим два разных примера ошибки. В своем стремлении очернить антиельцинский парламент 1993 года два старших профессора, пишущие в New York
Times
, по-видимому, приняла тот законодательный орган, который был свободно избран в Российской Республике Советского Союза в 1990 году, за советский парламент, избранный менее демократично в 1989 году. А в 1999 году, когда коммерческие искажения в Москве
были широко известны, русский центр Гарварда сильно переплатил за то, что, по его мнению, должно было стать первыми американскими копиями архивных документов советской эпохи, но которые годами находились в другом американском исследовательском учреждении.
Заместитель директора сказал: «О, брат. Это неловко».

(C) 2000 Стивен Ф. Коэн. Все права защищены. ISBN: 0-393-04964-7

The World Today — Крестовые походы церкви против церкви в России

ЭЛЕОНОР ХОЛЛ: Давайте теперь отправимся в Россию, где вспыхнула религиозная вражда между католической и православной церквями после изгнания еще одного католического священника.

Это пятый священник за шесть месяцев, которого высылает российское правительство, и глава католической церкви в России, находящейся в тяжелом положении, рассказал московскому корреспонденту ABC Джилл Колган о заговоре между правительством и православной церковью.

(ЦЕРКОВНАЯ МУЗЫКА)

ДЖИЛЛ КОЛГАН: Русская православная церковь на сегодняшний день является доминирующей религией среди 150-миллионного населения России. Глава церкви, патриарх Алексий Второй, терпит другие иностранные религии только в том случае, если они держатся особняком, обслуживают свои небольшие приходы и не пытаются обращать русских.

Католическая церковь перешла дорогу патриарху, учредив в России четыре новые епархии. Правая рука патриарха, митрополит Киррел, говорит, что католики идут в крестовый поход по вербовке русских.

ПЕРЕВОДЧИК: Россия — страна с 1000-летней христианской традицией. Зачем приходить сюда и колонизировать наш народ? Я думаю, что наши братья и сестры в Австралии поймут этот принцип.

ДЖИЛЛ КОЛГАН: Результат: пять католических священников изгнаны, включая епископа одной из новых епархий. Изгнание было осуществлено российским правительством, но глава Католической церкви в России митрополит Талеус Кондасаевич заявил ABC, что уверен, что за этим стоит Православная церковь.

ТАЛЕУС КОНДАСАЕВИЧ: Это преследование прав католиков здесь, в России, у нас не такие права, как у других.

ДЖИЛЛ КОЛГАН: Он опасается, что за этим последуют новые исключения.

ТАЛЕУС КОНДАСАЕВИЧ: Естественно, я спрашиваю себя, кто следующий, потому что 85 процентов нашего духовенства – это иностранцы, они приехали из 22 разных стран мира.

ДЖИЛЛ КОЛГАН: Отец Саймон Стивенс — англиканский священник и представитель архиепископа Кентерберийского в Москве. Он говорит, что католическая церковь не пытается вербовать русских, но их ошибка заключалась в том, что они не проконсультировались с православной церковью

САЙМОН СТИФЕНС: Я подозреваю, что им следовало действовать с гораздо большей осторожностью.

ДЖИЛЛ КОЛГАН: Все иностранные священнослужители, по его словам, сейчас в опасности.

САЙМОН СТИВЕНС: Те из нас, кто принадлежит к христианским меньшинствам в России, я подозреваю, что лед, по которому мы ходим, сегодня немного тоньше.

ДЖИЛЛ КОЛГАН: Православная церковь отрицает свою причастность к изгнанию, но от российского правительства не поступило никаких объяснений. Митрополит Православной церкви Киррел призвал Ватикан пересмотреть свои планы.