Содержание
Солженицына избрали Нобелевским лауреатом из 75 претендентов
Из опубликованных документов следует, что кандидатура Солженицына рассматривалась среди 75 претендентов, выдвинутых в тот год на премию. Среди них были такие ярчайшие писатели, как Хорхе Луис Борхес, Макс Фриш, Гюнтер Грасс, Грэм Грин, Альберто Моравиа, Пабло Неруда, Генрих Бёлль… Первоначально в список был внесен еще один русский писатель — Владимир Набоков, который тогда выдвигался в седьмой раз. Но в тот год его кандидатура, как кратко сообщает Нобелевский комитет, была «отклонена ранее».
Это был второй раз, когда кандидатура Солженицына выдвигалась на Нобелевскую премию. Впервые он появился в списке кандидатов в 1969-м. Тогда его имя предложил Яков Малкиел, профессор Калифорнийского университета в Беркли и специалист в области романских языков. Год спустя, в декабре 1969 года, когда обсуждались кандидаты на Нобелевскую премию по литературе на 1970 год, он повторил свое предложение, подчеркнув, что «художественная репутация» Солженицына «чрезвычайно выросла» благодаря публикациям двух его больших романов («В круге первом» и «Раковый корпус») как на Западе, так и в СССР, где их читали в самиздатовских копиях.
Кандидатуру Солженицына поддержал также профессор истории литературы Умео Магнус фон Платен (Швеция). Он был убежден, что Солженицын достоин премии потому, что «с одной стороны, он необыкновенным образом развил классическую повествовательную традицию, а с другой — выраженная в его произведениях моральная позиция полностью соответствует требованию идеального, связанному с этой премией». Для него было значимым и то, что «Нобелевская премия сделала бы положение писателя более надежным, по крайней мере в долгосрочной перспективе».
Своими сомнениями по поводу кандидатуры Солженицына поделился Артур Лундквист, лауреат международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» 1957 года. Хотя он считал «неоспоримым то, что форма романов Солженицына продолжает традицию реализма XIX века», но он заметил, что «на фоне давно уже развивающейся как западноевропейской, так и американской и латиноамериканской романной формы она предстает достаточно примитивной и неинтересной». «Когда же вызванная политическими, гуманитарными и другими соображениями шумиха вокруг произведений уляжется, наверняка начнется переоценка его литературных заслуг», — написал он в своем заключении.
Тем не менее Лундквист остался в одиночестве.
Четыре года спустя, в 1974 году, когда Солженицын был выслан с семьей из СССР и получил возможность прочесть свою знаменитую Нобелевскую лекцию, он подчеркнул, какую роль сыграла поддержка коллег из других стран.
«Скажут нам: что ж, может литература против безжалостного натиска открытого насилия? А не забудем, что насилие не живет одно и не способно жить одно: оно непременно сплетено с ложью. Между ними самая родственная, самая природная глубокая связь: насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а лжи нечем удержаться, кроме как насилием. Всякий, кто однажды провозгласил насилие своим методом, неумолимо должен избрать ложь своим принципом. Рождаясь, насилие действует открыто и даже гордится собой. Но едва оно укрепится, утвердится, — оно ощущает разрежение воздуха вокруг себя и не может существовать дальше иначе, как затуманиваясь в ложь, прикрываясь ее сладкоречием. Оно уже не всегда, не обязательно прямо душит глотку, чаще оно требует от подданных только присяги лжи, только соучастия во лжи.
Против многого в мире может выстоять ложь — но только не против искусства
И простой шаг простого мужественного человека: не участвовать во лжи, не поддерживать ложных действий! Пусть это приходит в мир и даже царит в мире — но не через меня. Писателям же и художникам доступно больше: победить ложь! Уж в борьбе-то с ложью искусство всегда побеждало, всегда побеждает! — зримо, неопровержимо для всех! Против многого в мире может выстоять ложь — но только не против искусства. А едва развеяна будет ложь — отвратительно откроется нагота насилия, — и насилие дряхлое падет».
Российская газета — Столичный выпуск: №100(8451)
ЛитератураАлександр СолженицынНобелевская премия
за что любят и ненавидят автора «Архипелага ГУЛАГ»?
50 лет назад, 8 октября 1970 года, Шведская академия присудила Александру Солженицыну высшую награду в области литературы – Нобелевскую премию за «нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы».
Вопреки распространенному мнению, престижная награда никак не связана с «Архипелагом ГУЛАГ». К тому моменту роман еще не был опубликован.
«Архипелаг ГУЛАГ», однако, позже станет одним из ключевых произведений Солженицына, соотечественники же считали его очень спорным. Вот и сама судьба автора была такой же спорной и противоречивой – кто-то восхищался талантом Солженицына и не сомневался в заслуженности награды, другие же считали его предателем родины и лгуном. Так или иначе Александр Солженицын был одним из немногих писателей, кто не боялся публично выражать свое недовольство положением дел в стране, а его творчество и по сей день считается великим, хоть и спорным наследием советской литературы.
Очень долгое время о великом литературном даре Солженицына мало кто знал – он жил обычной размеренной жизнью. Родился в Кисловодске, а детство и молодость провел в Ростове-на-Дону. Будущий писатель поступил в Ростовский университет по специальности «математика», прилежно учился.
В университетское время Солженицын стал активно интересоваться прозой – в свободное время он писал очерки и рассказы и даже руководил студенческой газетой. Однако долгое время он не намеревался всерьез становиться писателем – чаще всего он писал в газету ради дополнительного заработка.
В университетское время Солженицын стал активно интересоваться прозой – в свободное время он писал очерки и рассказы и даже руководил студенческой газетой. Однако долгое время он не намеревался всерьез становиться писателем – чаще всего он писал в газету ради дополнительного заработка.Но вот к концу учебы в жизни писателя многое изменилось – он подал документы на заочное обучение на искусствоведческом отделении в Москве и с математики перевелся на факультет русской литературы. А затем в тайне от родителей женился на ростовчанке Наталье Решетниковой. Писатель очень любил свою маму, но знал, что она не жалует невестку. Тогда Солженицын решил, что пора жить своей жизнью и самостоятельно принимать решения. Он был настолько одержим любовью, что даже не боялся испортить отношения с матерью – рассчитывал на понимание.
И вот юный выпускник ростовского вуза приезжает в Москву на сессию к самому началу Великой Отечественной войны. Он очень желает поступить на службу, но вместо этого его отправляют преподавать математику в сельской школе.
Однако писатель не сдается и снова пробует пробиться на фронт в сентябре того же года.
Наверняка мир бы так и не узнал о таланте русского писателя, если бы на войне с ним не произошли трагичные события. Сначала военная карьера Солженицына шла в гору – начиная рядовым в гужевом батальоне, через некоторое время писатель получает звание лейтенанта, а позже становится командиром двух батарей звуковой разведки и получает орден Отечественной войны II степени.
Через некоторое время Солженицын повстречал на фронте своего давнего друга Николая Виткевича и вступил с ним в переписку. Товарищи не стеснялись в своих письмах критиковать сложившийся в стране режим и деятельность Сталина. Им казалось, что если они не разглашают военную тайну, то цензуры можно не бояться. Однако однажды переписка попала не в те руки: оказалось, что помимо критики товарищи даже составили «Резолюцию №1» – в ней они писали о послевоенном терроре и призывали сопротивляться режиму. С этими записями писателя и арестовали, обвинив в антисоветской пропаганде и контрреволюционной деятельности.
Его доставили на Лубянку и несколько месяцев допрашивали.
Фото: Зинин Владимир/ТАСС
Писатель вину признал и был даже рад отправиться в исправительно-трудовой лагерь – он считал, что это как минимум лучше расстрела, как максимум – он там помудреет и много чего узнает. Так и случилось: после восьми лет тяжелых испытаний в сталинских лагерях Солженицын оставляет воспоминания о них на бумаге, в произведениях «Один день Ивана Денисовича» и «Архипелаг ГУЛАГ».
Примечательно, что и в лагерях писатель не унывал, он участвовал в кружках самодеятельности, много наблюдал и записывал. Он даже признался, что раньше ему было сложно находить идеи для своих произведений, но вот после лагеря все изменилось.
Смягчить свою участь писателю помогла собственная находчивость и слух о том, что Берия собирается переводить специалистов с высшим образованием на засекреченные должности. Солженицын наврал в анкете, что он ядерный физик – обман быстро раскрылся, однако, тут писателю помогло высшее математическое образование.
Его отправили работать радиотехником в Рыбинск.
Еще некоторое время Солженицын скитался по стране, отбывая наказание, но никогда не забрасывал свою литературную деятельность. А когда умер Сталин, писателя назначили работать учителем. Самым продуктивным временем в творчестве автора стала «хрущевская оттепель» – писатель наконец получил свободу творчества и даже смог издать несколько своих произведений. Как только свет увидел произведение «Один день Ивана Денисовича», Солженицын тут же стал мировой знаменитостью. Рассказ опубликовали в журнале «Новый мир» в 1962 году, и он тут же произвел фурор. Работу даже перевели на несколько языков, а самого автора приняли в Союз советских писателей.
Но Солженицыну не удалось закрепиться в статусе народного автора – после смены верхушки власти в 70-ые годы писателя снова стали притеснять. Сначала его кандидатуру отвергли при выдвижении на Ленинскую премию, а затем и вовсе изъяли рукопись романа «В круге первом». Напряжение нарастало – партия стала запрещать писателю устраивать литературные вечера, затем не допустила до печати роман «Раковый корпус», а затем его выгнали из Союза писателей.
Вот тут уже мировая известность автора сыграла с ним злую шутку. Его рукописи оказались за рубежом и были изданы без согласия автора, что только ухудшило его положение на родине. К тому же, одновременно с этим стало известно о присуждении Солженицыну Нобелевской премии в Стокгольме. Лауреат желал лично получить награду, но этому помешало советское правительство. В СССР решение ученого комитета посчитали «политически враждебным». Через четыре года Солженицына депортировали из Советского Союза, только тогда он смог получить свою награду.
Мировое признание гения Солженицына лишь раззадорило советскую власть – на родине писателя были изъяты и уничтожены все его рукописи и произведения. Находясь уже за границей, Солженицын дал наконец согласие на публикацию сохранившихся произведений, остальное он восстанавливал по памяти. Долгое время писатель скитался со своей семьей по миру, в Америке он закончил работу над третьим томом «Архипелага ГУЛАГ». Только в 1990 году Солженицыну вернули гражданство.
Тогда же ему присудили Государственную премию за «Архипелаг ГУЛАГ». А затем были изданы все основные произведения Солженицына в России. Сам автор вернулся на родину лишь в 1994 году.В отношении к «Архипелагу ГУЛАГ» нет единого мнения. Считается, что это первое и главное произведение, которое открыто рассказало миру о жестокости сталинского режима. Книга даже считается документальной, хотя сам автор называл его сугубо художественным произведением. Противники Солженицына настаивают нам том, что он предатель родины, раз посмел так откровенно критиковать власть. Более того, он не мог быть свидетелем всех событий, которые описываются в книге.
А вот сторонники автора подчеркивают не только его талант обращения со словами, но и правдивость и честность книги. Многие сограждане стали жертвами репрессий, а книга с истинной стороны раскрывает события тех тяжелых лет. Автор не побоялся открыть миру правду о реальной жизни простых советских граждан.
В истории русской литературы Александр Исаевич стал четвертым писателем, кто удостоился такой награды.
В 1933 году премию получил Бунин, в 1958 – Пастернак, в 1965 – Шолохов. После Солженицына Нобелевскую премию в 1987 году получил Иосиф Бродский.
Как я помогал Александру Солженицыну переправить из СССР его Нобелевскую лекцию
Александр Солженицын
Стиг Фредриксон *
Спорная Нобелевская премия
Когда в 1970 году Александру Солженицыну была присуждена Нобелевская премия по литературе, он уже был изгоем в своей родной стране, Советском Союзе. После романа «Один день Ивана Денисовича» и нескольких рассказов ему не разрешили ничего издать. Его исключили из Союза писателей, а преследование со стороны Коммунистической партии и КГБ, КГБ изолировало его и подвергло осуждению со стороны официальных СМИ.
Нобелевская премия дала его врагам больше боеприпасов. Говорили, что Солженицын был вознагражден за свои «антисоветские сочинения». Он решил не ехать в Стокгольм в декабре 1970 года, чтобы получить премию.
Он опасался, что его лишат советского гражданства и не вернут обратно, если он поедет в Стокгольм. Он не мог представить себя отрезанным от России, где втайне писал несколько новых произведений. А в Москве его новая жена Наталья ждала первенца.
Некоторое время в шведском посольстве в Москве говорили о вручении Солженицыну Нобелевской премии. Однако условия, выдвинутые шведским послом Гуннаром Яррингом и шведским правительством во главе с Улофом Пальме, были для Солженицына неприемлемы. Шведы предложили частную сделку. Они исключили публичную церемонию, открытую для всех друзей и других гостей, которых Солженицын хотел пригласить, и публичную лекцию Солженицына. Лауреат ответил, что условия были «оскорблением самой Нобелевской премии», и спросил, не является ли премия «чем-то, чего следует стыдиться, чем-то, что нужно скрывать от народа». Этот опыт оставил у Солженицына глубокое чувство унижения как из-за снисходительного отношения к нему, когда он дважды посетил посольство за советом, так и из-за трусливого обращения с церемонией награждения в посольстве.
Профиль лауреата. Александр Солженицын, декабрь 1974 года, в Стокгольме на вручении Нобелевской премии.
Иностранный корреспондент в Москве
Я приехал в Москву в начале 1972 года, чтобы работать корреспондентом ТТ, Шведского информационного агентства и информационных агентств Финляндии, Дании и Норвегии. Вместе с женой Ингрид я переехал в квартиру во дворе для иностранцев на Кутузовском проспекте, где одна комната использовалась как мой кабинет. Я выучил русский язык в языковой школе шведской армии.
Вскоре после моего приезда мне сообщили из Стокгольма, что Шведская академия планирует провести церемонию в Москве. Постоянный секретарь Карл Рагнар Геров должен был вручить премию Солженицыну в квартире его новой жены. Информация поступила от моего редактора в ТТ Ханса Бьёркегрена, который также был шведским переводчиком Солженицына. Поэтому было естественным, что Академия обратилась к Бьёркегрен с вопросом о практической подготовке семьи Солженицыных к церемонии.
Бьёркегрен передала вопрос — и тогдашний секретный адрес Солженицына — мне. Я поехал к Наталье на квартиру — самому Солженицыну не разрешили прописаться по месту жительства в Москве — на улице Горького и встретил ее и ее мужа Александра Исаевича. Затем я в невинных словах передал сообщение в Стокгольм.
Церемония вручения премии была запланирована на 9 апреля 1972 года, в воскресенье русской православной Пасхи. Но Карлу Рагнару Герову отказали в визе для поездки в Москву, и Солженицыну пришлось отменить церемонию. В гневном письме, которое он направил в прессу, Солженицын просил Шведскую академию «сохранить нобелевские знаки отличия на неопределенный срок».
«Если я сам не проживу достаточно долго, я завещаю задачу получить их моему сыну», — сказал он. Но он по-прежнему был полон решимости прочитать свою Нобелевскую лекцию в Стокгольме.
Нобелевская лекция с радостью прибыла в Стокгольм
Во время встречи на квартире у Натальи мы с Солженицыным договорились еще раз попробовать встретиться, в подземном переходе на Белорусском вокзале.
В расширенной версии своих литературных воспоминаний «Дуб и теленок», изданных в Москве в 1996 году, Солженицын описывает встречу:
«У меня в кармане была пленка с текстом Нобелевской речи. Нам не удалось найти другого способа отправить его, и снова пунктом назначения была Швеция. Я стоял в неприметном месте; он и его жена Ингрид шли, прогуливаясь рука об руку: я шел следом, сохраняя дистанцию между нами, а Аля шла позади меня, предварительно понаблюдав некоторое время из другого места, чтобы убедиться, что никто не следит за нами. Все обошлось, мы догнали их и вчетвером неторопливым шагом пошли по Ленинградскому проспекту. Пока мы разговаривали, я спросил Стига, возьмет ли он фильм, и он согласился. Я передал его в темном дворе. Народная мудрость гласит, что увидеть беременную женщину означает, что ваши планы осуществятся. Ну, у нас их было двое, обе наши жены были беременны».
В тот вечер в конце апреля 1972 года началась моя карьера тайного курьера Солженицына.
Это продолжалось почти два года, пока Солженицын не был арестован и отправлен в ссылку в феврале 1974 года. За это время у меня было около двадцати тайных встреч с ним, когда он передавал материалы, предназначенные для Запада, а я передавал ему посланные ему письма. в основном от своего адвоката Фрица Хиба в Цюрихе. Пару раз Ингрид встречалась, кроме того, с Натальей. Они прогуливались по бульвару со своими детскими колясками, а когда наклонялись посмотреть на малышей, то тоже обменивались маленькими пакетиками.
Вернувшись на квартиру после той первой встречи, я посмотрел на то, что дал мне Солженицын. Он сфотографировал рукопись своей Нобелевской лекции; Я получил девять черно-белых негативов, завернутые в бумажный конверт. Взял небольшой транзисторный радиоприёмник, открутил заднюю часть, вынул батарейки, а на освободившееся место поместил минусы. Я нарезал негативы на полоски, завернул их в полиэтилен и положил рулон в пустой тюбик из-под таблеток от головной боли. Жестяная трубка прекрасно вписалась в батарейный отсек.
Я положил радио в чемодан и сел на поезд в Хельсинки на конференцию с моими редакторами. На границе все прошло гладко, и в Хельсинки я мог сказать моему редактору Хансу Бьёркегрену, что «у меня есть для вас почта из Москвы».
Мы решили продолжить путь в Стокгольм, где прочли Нобелевскую лекцию в Шведской академии. Лекция была опубликована в шведской и международной прессе в августе 1972 г. и напечатана в издании Нобелевского фонда Les Prix Nobel 1971. Это был очень сильный текст, вызвавший сенсацию, когда он вышел, и его цитировали во всем мире. . Солженицын впервые упомянул и обнародовал название «Архипелаг ГУЛАГ», где, по его словам, «мне суждено было выжить, а другие — быть может, более дароватыми и сильнее меня — погибли».
Моя работа секретным курьером Солженицына
Успешное чтение Нобелевской лекции побудило Солженицына доверить мне новые миссии. Я достал еще одну или две вещи для него лично, но вскоре решил, что мне придется найти какой-то другой способ.
Это становилось слишком опасным! Я рисковал быть пойманным на границе рано или поздно, к тому же выезжал из Москвы всего пару раз в год. Объем «почты» от Солженицына и к нему быстро возрастал. Я обратился в посольство Норвегии в Москве. Они разрешили мне пользоваться своей дипломатической почтой для поставок Солженицына, так как считали меня, шведа, норвежским корреспондентом, представляющим норвежское информационное агентство. Я так и не удосужился обратиться в шведское посольство, они не разрешили шведским корреспондентам отправить через себя даже личное письмо. Норвежцы, конечно, были полностью осведомлены о содержании писем и конвертов, которые я им доставлял, как и мои редакторы в информационных агентствах, которые были проинформированы о моих тайных встречах с Солженицыным.
Солженицын назвал этот канал ВНР, Великий Северный Путь. Он с любовью описал наши тайные встречи в своих мемуарах:
«Постепенно я понял, что эти встречи были для меня необходимы.
Я не мог жить без них. Как я мог просуществовать девять лет без прямого личного контакта с кем-либо с Запада? Это дало мне беспрецедентную степень маневренности и возможность быстрого получения материалов за границей; каждый раз, когда мы встречались, всегда было что-то, что нужно было отправить или что-то передавалось мне. Были маленькие рулоны пленки, новые работы и новые варианты существующих». Почему я сказал да в тот апрельский вечер, когда Солженицын спросил меня, могу ли я опубликовать его Нобелевскую лекцию? Почему я решил стать его секретным курьером? Я много раз размышлял над этими вопросами, но в то время, когда это произошло, я не думаю, что это потребовало от меня особых размышлений. Я чувствовал, что у меня не было особого выбора. Было волнующе, что он попросил меня, и я чувствовал, что если я могу помочь ему, я хочу это сделать. Он был так изолирован, так преследуем. Он вел одиночную борьбу против подавляющего врага, используя огромные ресурсы тоталитарного государства в его решимости заставить его замолчать.
Я приехал из страны, где наши права человека считаются само собой разумеющимися и где, например, право на частную переписку является естественной вещью. Если я мог помочь ему воспользоваться хотя бы небольшой частью наших привилегий, я считал своим долгом сделать это. Но я вовсе не отрицаю, что то, что двигало мной, было также сильным чувством авантюризма. Он был самым почитаемым, самым желанным среди диссидентов для интервью иностранным корреспондентам в Москве, и почти два года я имел к нему исключительный доступ. Он также человек с сильным обаянием и харизмой. Очевидно, что на протяжении всей своей карьеры ему удавалось найти друзей, которые помогали ему. Он не человек, которому вы говорите нет легко.
Стиг Фредриксон и Александр Солженицын, Пасха 1984 года. К тому времени лауреат находился в изгнании в Вермонте, США.
С другой стороны, я согласился стать секретным курьером Солженицына не для того, чтобы потом иметь хорошую историю. Важно подчеркнуть, что пока это продолжалось и позже, я думал, что никогда не смогу рассказать свою историю.
Четыре с половиной года, которые мы прожили в Москве, совершенно не подготовили меня к тому, что произошло в 1991 году. Мы пережили сильное монолитное государство, в котором Коммунистическая партия, КГБ и военные, казалось, могли контролировать советское общество. Я ожидал, что Советский Союз будет существовать еще при моей жизни, и поэтому было бы невозможно раскрыть мои тайные отношения с Солженицыным. Все участники должны были быть защищены. Может быть, думал я после того, как мы вернулись в Стокгольм, мне следует записать, через что мы с Ингрид прошли, задокументировать это и положить в запечатанный конверт на будущее.
Став курьером Солженицына, я также вышел из роли иностранного корреспондента в Москве. Журналист должен освещать события, а не сам становиться актером и создавать события. Мое решение этой дилеммы состояло в том, чтобы решить, что мои информационные агентства никогда не должны пропускать ни одной новости, в которой замешан Солженицын. Но я решил, договорившись со Стокгольмом, что никаких первых эксклюзивных новостей о нем у меня никогда не будет.
На практике это означало, что, когда я встречался с Солженицыным, и он делал мне новое заявление, протестуя против того или иного в советском государстве, я сначала передал его одному из моих коллег, обычно информационному агентству вроде AP или Reuters. Они передавали «быструю» новостную телеграмму, ТТ также выпускал короткую версию на шведском языке, но они знали, что я передам более длинную версию истории примерно через час или около того. Таким образом, мои агентства тоже получали солженицынские новости от собственного корреспондента в Москве, но не самую первую короткую версию. Иметь «эксклюзив» с Солженицыным было слишком опасно; это разоблачило бы меня как прямого источника заявлений Солженицына и поставило бы под угрозу будущее «ГНР». Отсутствие сенсаций с участием Солженицына было той ценой, которую я решил заплатить, чтобы иметь возможность продолжать работать «курьером Александра».
Как мы обманули КГБ
Почему нас так и не поймали? У меня нет убедительного ответа.
Нам противостоял самый грозный противник. Я всегда думал, что если есть хоть один советский гражданин, над которым КГБ должен держать абсолютный контроль, то это Александр Солженицын. В те годы его, наверное, считали «врагом Советского Союза номер один». Я знал, что Солженицын тщательно соблюдал меры предосторожности, когда встречался со мной вечером. Он садился в электричку из подмосковной деревни, где остановился в гараже на даче Мстислава Ростроповича. Он выходил из поезда, пересаживался на другой, а затем переключался на метро, где мог ехать часами, меняя поезда и платформы, пока не убеждался, что за ним никто не следует. Я выходил из нашей квартиры на базе для иностранцев либо на своей машине, либо пешком и ходил час или два, прежде чем встретиться с ним. И я полагаю, помогло то, что я никогда публично не ассоциировал себя с Солженицыным в своих репортажах. Но все же, учитывая огромные ресурсы, которыми располагал КГБ для слежки, как мы могли остаться незамеченными? Гораздо позже, в 1993 года, когда Александр Исаевич согласился на первое длинное интервью шведскому телевидению, я спросил его: «Почему нам это сошло с рук?»
Он ответил, что «даже в самой совершенной организации есть растяпы.
Они скучали по нам. Кроме того, мы были хитры».
После распада Советского Союза и открытия архивов я пытался выяснить, много ли КГБ знал о нас и знал ли вообще. Я спросил Вадима Бакатина, который стал главой КГБ после путча против Горбачева в августе 1991. Бакатин сказал мне, что Горбачев просил его, вероятно, осенью 1991 года, выяснить, что содержится в архивах КГБ о преследовании Солженицына. После внутреннего обыска Бакатин вернулся с печальной новостью, что ничего не найдено. Бакатин обнаружил решение от июля 1990 года, предписывающее уничтожить все материалы о Солженицыне. Бакатин рассказал мне, что в архивах КГБ было сожжено 105 томов о Солженицыне, которых хватило бы на небольшой грузовик. Его объяснение заключалось в том, что руководство КГБ летом 1990-е увидели, что демократизация и реформы движутся к ним с большой скоростью, и решили стереть все следы преследований самого известного критика Советского Союза. Никто не собирался нести ответственность.
История моих тайных встреч с Солженицыным имеет элементы шпионского триллера.
Мы должны были действовать как секретные агенты. Но в отличие от романов все было правдой. Между нами никогда ничего не записывалось, все договоренности о времени и месте встреч держались в наших головах. У нас были альтернативные даты и резервные даты для запасных, если что-то делало невозможным появление одного из нас. Я также подумал о том, что ему может понадобиться срочная встреча со мной; обычно между нашими встречами было несколько недель. Я предложил, чтобы он позвонил мне по телефону в кабинете рано утром, до того, как мой советский секретарь прибудет в девять. А телефон не прослушивался? Да, но я велел Солженицыну сделать вид, что ошибся звонком. Звоню на мой номер и спрашиваю: «Здравствуйте, это химчистка?» или «Это служба доставки гастронома на дом?» В Москве постоянно звонили не туда, это случалось почти каждый день, а когда это случалось, ты просто говорил: «Вы ошиблись номером» и бросали трубку. Если бы Солженицын позвонил мне не по адресу, КГБ мог бы и не отреагировать.
Но я бы сразу узнал его голос, даже если бы он попросил только химчистки, и это был бы сигнал. Это означало, что что-то случилось и мы должны немедленно встретиться.
Издание «Архипелаг ГУЛАГ»
Звонок раздался однажды утром в начале сентября 1973 года. К тому времени мы перешли с Белорусского вокзала на Киевский вокзал и улицы вокруг него, а также встречались пару раз утром, среди бела дня. Это дало мне возможность впервые сфотографировать Солженицына. Но после звонка тревоги мы встретились в тот же вечер.
Солженицын сказал мне тогда, что в КГБ попала копия рукописи «Архипелага ГУЛАГ». Он написал ее тайно и позаботился о том, чтобы копии рукописи уже были на Западе. Люди были заняты переводом его на английский, французский и немецкий языки, но Солженицын планировал дождаться публикации. Он также спрятал копии рукописи у доверенных друзей в Советском Союзе. У женщины в Ленинграде был один экземпляр. Она закопала его в землю, но КГБ каким-то образом узнал. Ее допрашивали днями и ночами, пока она не призналась, где спрятала его.
Затем ее отпустили, но она пошла домой и повесилась. Она чувствовала, что предала доверие Солженицына к ней.
Беглое изучение Лауреата автором во время одной из их секретных встреч на Киевском вокзале, июнь 1973 года.
Теперь Солженицын опасался, что КГБ воспользуется рукописью, чтобы как-то дискредитировать его. Он решил действовать перед ними. Он передал мне письмо с указанием ускорить переводы и как можно скорее издать первый том «Архипелага ГУЛАГ» в нескольких странах на Западе, а в Париже еще и на русском языке. Он также дал мне пресс-релиз, небольшое машинописное заявление, в котором сообщил о существовании до того неизвестной книги, «документального исследования в нескольких томах о советских лагерях для военнопленных 19-го века».№ 18-1956 г., на основании показаний более 200 человек, в разное время находившихся в лагерях».
«Архипелаг ГУЛАГ» начал выходить в конце 1973 года, также в Швеции. Ханс Бьёркегрен был одним из переводчиков, имевших ранний доступ к рукописи.
Это стало сенсацией во всем мире, и Солженицын навсегда изменил взгляд не в последнюю очередь интеллектуалов Западной Европы на Советский Союз. Что было самым разрушительным, так это то, что он доказал, что трудовые лагеря были результатом решения Ленина, основателя Советского Союза, а не уклонением, совершенным Сталиным.
После нескольких недель международных негативных сообщений о Советском Союзе власти решили действовать. Моя последняя тайная встреча с Солженицыным была 14 января 1974 года. В этот день «Правда », партийная газета, напечатала яростные нападки на Солженицына и назвала его «предателем». Солженицын поразил меня своим спокойствием и уравновешенностью, хотя он был в эпицентре урагана. «Он был такой веселый, он не читал сегодня Правды », — писал я позже. «Как он может быть так рад, как он может шутить и смеяться, проявлять такую уравновешенность, он был убежден, что наверху еще не пришли к решению» о том, что с ним делать.
Но 12 февраля 1974 года Александр Солженицын был арестован в квартире Натальи на улице Горького.
На следующий день его лишили советского гражданства, посадили на самолет в Западную Германию и отправили в ссылку, которая продлилась до лета 1994 года.
Вернулся в Россию, прожив 18 лет в Вермонте, США. С тех пор он живет со своей семьей в доме в небольшой деревне Троицкое-Лыково, в получасе езды к западу от Москвы. 10 декабря 1974 года он, наконец, получил свой Нобелевский знак отличия на традиционной церемонии вручения премии в Стокгольме.
Мы с Александром Исаевичем запланировали нашу следующую встречу на 14 февраля, через два дня после его ареста. Когда я сейчас смотрю в свои записи, я вижу, что на той встрече я планировал дать ему, среди прочего, детское питание. На момент ареста Солженицына у них с Натальей было трое маленьких сыновей. Через шесть недель семья могла покинуть Москву и воссоединиться с Александром Исаевичем в Цюрихе.
Александр Солженицын и трое его сыновей, 1974 год, верхом на окаменевшей лошади.
Солженицын и я сохранили нашу личную дружбу, хотя вскоре, после того как он был отправлен в ссылку, мы обнаружили, что у нас есть серьезные политические разногласия, не в последнюю очередь о Западе.
В сентябре 2004 года, после того, как я опубликовал свою книгу «Курьер Александра» *, я смог передать ему экземпляр, когда был у него в гостях в Москве. Он заметно постарел физически, и когда я показал ему его книгу, купленную в московском книжном магазине, он написал в ней:
.
«Дорогой Стиг, при этой, может быть, нашей последней встрече — в неизменной благодарной памяти».
Александр Солженицын
* Опубликовано на шведском языке. «Alexanders kurir: Ett journalliv i skuggan av det kalla kriget», Carlsson Bokförlag, Стокгольм, 2004.
Стиг Фредриксон более 25 лет освещал и комментировал зарубежные новости для Шведского телевидения ( SVT ). После нескольких лет работы корреспондентом в Москве он работал на национальном шведском радио репортером иностранных новостей, освещая в основном Восточную Европу. В 19В 79 году он стал редактором иностранных новостей в программе новостей «Aktuellt» SVT и с тех пор работает в них.
В течение четырех лет в 1980-х годах он был корреспондентом в Вашингтоне, округ Колумбия, США, а с 1993 по 2001 год главным редактором «Актуэллт».
Стиг Фредриксон был приглашен на год в качестве приглашенного профессора журналистики в Гетеборгский университет, Швеция (2001–2002). В настоящее время он также является президентом Шведского национального пресс-клуба ( Publicistklubben ), основанного в 1874 году.0007
Впервые опубликовано 22 февраля 2006 г.
Процитировать этот раздел
Стиль MLA: Как я помог Александру Солженицыну вывезти контрабандой его Нобелевскую лекцию из СССР. Нобелевская премия.org. Nobel Prize Outreach AB 2023. Чт. 19 января 2023 г.
Наверх
Back To TopВозвращает пользователей к началу страницы
Нобелевские премии 2022 г.
Четырнадцать лауреатов были удостоены Нобелевской премии в 2022 году за достижения, которые принесли наибольшую пользу человечеству.
Их работа и открытия варьируются от палеогеномики и клик-химии до документирования военных преступлений.
См. все представленные здесь.
Выберите категорию или категории, по которым вы хотите отфильтровать
Физика
Химия
Лекарственное средство
Литература
Мир
Экономические науки
Выберите категорию или категории, которые вы хотите отфильтровать по
Физика
Химия
Лекарственное средство
Литература
Мир
Экономические науки
Уменьшить год на один
Выберите год, в котором вы хотите искать
Увеличить год на один
Архив, 1970 год: Александр Солженицын получил Нобелевскую премию по литературе | Александр Солженицын
После вчерашнего объявления о присуждении ему Нобелевской премии по литературе Александр Солженицын сделал заявление, которое, по сути, осмеливается Кремлю выдворить его из страны. Он сказал: «Я благодарен за решение. Я принимаю приз.
Я намерен пойти и получить его лично в традиционный день, поскольку это будет зависеть от меня».
Когда Борису Пастернаку в 1958 году была присуждена Нобелевская премия, Кремль велел ему отправиться в свой «капиталистический рай», если он хочет, но дал понять, что ему не нужно возвращаться. Аналогичные угрозы прозвучали и в адрес Солженицына совсем недавно.
Пастернак ответил в письме Хрущеву: «Я связан с Россией моим рождением, жизнью и работой. Я не могу представить свою судьбу отдельно от России и вне ее». Он отказался от награды, остался дома и был фактически затравлен до смерти.
В прошлом году, после исключения Солженицына из Союза писателей, «Московская литературная газета» писала: «Никто не собирается задерживать Солженицына и мешать ему уехать, даже если он пожелает отправиться туда, где его антисоветские произведения и письма». каждый раз получали с таким удовольствием».
Солженицын, по сути, ответил на это, когда отверг утверждение недоброжелателей о том, что его взгляды каким-то образом были вдохновлены из-за границы.
Он сказал: «Я никогда не был за границей, но я знаю, что у меня недостаточно времени в моей жизни, чтобы узнать о жизни там. Всю свою жизнь у меня под ногами была земля моей родины. Я слышу только боль своей родины. Я пишу только о своей родине»
Предположительно, Солженицын вчера знал о возможности того, что, если он покинет Россию, чтобы забрать свой приз, его больше никогда не пустят. Возможно, он удовлетворится тем, что предоставит решение Кремлю, а Кремль, если он закроет его от «родины», отдаст на милость истории.
Имя чиновника, назвавшего Пастернака «свиньёй», ныне почти забыто. Но Пастернака, как и Солженицына, будут помнить, когда многие политики своего времени не сделают ни одной сноски в учебниках истории.
Нобелевская премия по литературе, присуждаемая в размере 32 000 фунтов стерлингов, обычно объявляется во второй половине октября, но решение было принято поспешно, чтобы избежать политического давления на Шведскую литературную академию, которая делает выбор.