Историки о ленине: «Фигура политическая и сказочная». Историки – о ленинском мифе

Содержание

«Фигура политическая и сказочная». Историки – о ленинском мифе

Имя Владимира Ленина на протяжении многих десятилетий советской истории оставалось сакральным. В позднесоветский период у значительной части советских граждан сформировалось ироничное отношение к коммунистическому пантеону.

​

Сегодня, на новом витке российской истории левая идея, а вместе с ней и фигура Ленина, опять становится привлекательной для многих. О том, что такое миф о Ленине и как он соотносится с реальным историческим персонажем, мы говорим с историком, философом, религиоведом Сергеем Фирсовым и историком Виктором Кельнером.

– Сергей, вы – религиовед, а к Ленину вы тоже относитесь как к религиозному феномену?

– Я пытаюсь к нему относиться как к исторической персоне, которая растворилась в мифе о самом себе. Я даже пытался написать книгу «Ленин. Созидание мифа» – о морфологии ленинской сказки. Мне было интересно, почему в определенное время этот миф возник, как он влиял на советское общество и как он влияет сегодня на восприятие левой идеи. Ведь Ленин сегодня – одна из самых популярных фигур.

В конце советского времени он уже переставал быть сакральной фигурой. Вспомним телепрограмму Сергея Курехина и Сергея Шолохова 1991 года о том, что Ленин – гриб. Это был апофеоз – все выродилось в ерничество и псевдоинтеллектуальный стеб. В 90-е все это усиливалось, появлялись стихи. Возьмем поэтов-песенников – вот один из них, Трофимов, написал:

Я не помню Ленина живьем,

Я его застал уже холодным,

Говорят, был дерзким пацаном,

Поимел державу принародно.

……………………………

Маленький, картавый, без волос,

Без конца по тюрьмам ошивался,

Видно, там несладко довелось,

Говорят, чернильницей питался.

………………………………..

Но однажды в питерских Крестах

Ленин встретил каторжанку Надю,

Тоже вся на шифре, в кандалах,

Вот и поженилися не глядя.

И так далее – издевательская биография Ленина – дескать, фигура уже не святая. Так Ленин из мифической, сакральной фигуры превратился в комическую. А сегодня мы наблюдаем другой процесс – она опять трансформируется для определенных левых людей, желающих поднять Ленина на некий пьедестал. То есть для Ленина, как и для многих деятелей ХХ века, историческая давность не наступила, это фигура и политическая, и сказочная, причем одно не отрицает другого – эта сказка часто используется в политике.

Сегодня левая идея, а вместе с ней и фигура Ленина, опять становится привлекательной для многих

– Виктор, вы согласны с такой концепцией?

– Частично. Я на своем опыте пытаюсь осознать значение этой фигуры. Этот миф – очень сложное явление, оно имеет свою хронологию. Естественно, что его взрывное развитие было связано со 100-летним юбилеем Ленина, когда ленинская кампания дошла до апофеоза глупости, когда эти фильмы, передачи, песни неслись из каждого утюга. Помню, как мы с женой ехали в такси, и таксиста просто распирало, он посмотрел на нас – лица вроде ничего, и говорит: мне сейчас рассказали анекдот, как на часовом заводе к юбилею выпустили часы – каждый час створки открываются, выезжает Ленин на броневике и говорит: «Ку-ку! Ку-ку!». Я чуть не выпал из такси от смеха, это был первый анекдот о Ленине, который я услышал.

– Сергей, но ведь вообще-то анекдот работает на разрушение мифа. А как зарождался этот миф?

– Анекдот часто стимулирует развитие мифа. Да, в 1970 году было много анекдотов, но мой любимый состоит всего из одного слова – «остоюбилеело!». Были и другие анекдоты, например, когда Ленин обращается к жене и говорит – у нас в стране есть только три настоящих коммуниста – Ульянов, Ленин и я. Это очень показательно: разрушая один миф, анекдоты создавали другой, миф о таком своеобразном клоуне. У Зощенко есть 16 рассказов о Ленине для детей, и некоторые сегодня воспринимаются как откровенное глумление: например, о том, как Ленин по полету пчел нашел пасечника. Вот вышла в 1939 году книга с этим рассказом – и одновременно вышли две главы «Винни Пуха» в русском переводе, для детей такого же возраста – и Ленин как бы встал в один ряд с глуповатым медведем, знатоком меда и пчел. Понятно, что это делалось не специально, просто абсурд часто имеет тенденцию воспроизводиться.

Сергей Фирсов

Или, например, когда народ реагировал на смерть вождя, появились такие строки: «Спи, Ильич ты мой прекрасный, // Баюшки-баю, // Тихо светит месяц ясный // В мавзолей твою». Это не шутка, это доброе и искреннее народное творчество. В 1924 году вышла книга «Дети о смерти Ленина», очень интересная с психологической точки зрения – советская власть еще до Чуковского издала свою версию «От двух до пяти» (ну, скорее, до семи) – о смерти Ленина. Вот, например, дети говорят: Ленин в гробу, жена стоит рядом, плачет, а матери почему-то нет. Интересно: дети советские, родились, когда религиозного воспитания уже не было, но почему-то воспроизвели эту картину – смерть Христа, мать у гроба. С точки зрения создания мифа это показательно, тут вылезают уши новой сказки. Есть детские высказывания и про 40 дней, и про то, что в конце все погибнет, и злые, и верующие уйдут на дно, а коммунисты останутся – это же опять религиозное восприятие. Или: Ленин умер, надо будет избрать нового Ленина. Это интересно – как ребенок реагирует на подаваемый государством импульс.

Понятно, что потом все эти сборники оказывались в спецхране. Когда канон сложился, такие безобразия больше невозможны. А канон складывался, как полагается в истории религий, постепенно, в борьбе с ересями. Например, Троцкий – это явно падший ангел революции: он, может, и был лучшим учеником, но пал, загордился – такая схема утверждалась. Ленин – как бог-сын, правда, потом к нему примазалась вторая часть – Сталин, и только при хрущевской реформации его из бога-сына перевели в учителя церкви – а учителя могли быть и не святыми, как Тертуллиан.

– А кто же бог-отец?

В 1970 году было много анекдотов, но мой любимый состоит всего из одного слова – «остоюбилеело!»

– Карл Маркс с Фридрихом Энгельсом – как это можно забывать? А дух – вечно живое коммунистическое учение, здесь все просто. Так жил и развивался миф о Ленине, какое-то время кто-то ему искренне верил, но потом началось саморазоблачение. Очень интересна история татуировок с Лениным, которые появились уже в 20-е годы. Уголовники изображали его на груди (а потом Сталина и Маркса-Энгельса) – в надежде, что не расстреляют, в качестве оберега. Но потом татуировка постепенно соскальзывает на бедро – и носит уже слегка порнографический характер, то есть в 60–70-х годах ее уже, очевидно, наносили насильно, значит, и в этой среде шел процесс десакрализации образа.

– Виктор, а у вас есть свой отсчет формирования мифа о Ленине?

– Этот миф, как и анекдоты о Ленине, вышел из антисоветских анекдотов. Анекдотов 20-х годов я не знаю, в 30-е с этим было намного сложнее, потому что опаснее, хотя считалось, что автором всех подобных анекдотов был Радек. Не знаю, может быть, десакрализация образа вытекала именно из юбилея 1970 года. В фильме режиссера Карасика «6 июля» есть сцена, абсолютно выпадающая из стилистики этого мифа: когда ползут слухи о возможном нападении на Кремль, Ленин достает из стола пистолет и проверяет, есть ли там патроны. Это разительно выпадало из образа Ленина, которого вообще-то трудно представить с оружием!

– С десакрализацией более или менее ясно: мочалка «По ленинским местам», трехспальная кровать «Ленин с нами» и прочее. А когда начал создаваться сам миф про этого доброго человека, который говорит с ходоками, подает красноармейцу стакан чаю? Откуда он взялся?

Виктор Кельнер

– Я думаю, от искреннего желания иметь такого руководителя на фоне всех остальных. Пытались играть на контрастах с расстрелами, с необыкновенно жестоким подавлением Кронштадтского восстания, Тамбовского мятежа. А человек не может так жить, ему нужен светлый образ. Это часть религиозного сознания, а другого тогда не было. Ну, должно же быть хоть что-то святое?

– Сергей, но ведь есть немало воспоминаний, где говорится о громадной популярности Ленина…

– Это уже после революции, в эпоху гражданской войны. В 1918 году он мог еще прогуливаться, и его не узнавали на улицах, по-настоящему узнали о нем после покушения Каплан в августе 1918 года. Тогда появились массовые брошюры – биографии Ленина с его портретом, адресованные самым простым людям. Но и тогда, во время его болезни, стали появляться совсем неполиткорректные анекдоты, говорящие о том, что действие равно противодействию. Анекдот 1920 года: здоровье вождя улучшилось на 100% – прежде он говорил только «А», а теперь говорит «А-А». Тогда же появился анекдот о четырех достопримечательностях Москвы: Царь-пушке, которая не стреляет, Царь-колоколе, который не звонит, червонце, который не звенит, и председателе Совнаркома, который не говорит. Был распространен анекдот о том, что в признание революционных заслуг Ильича сифилис переименовывается в Первую красную болезнь имени Ленина. Значит, с одной стороны, простому человеку нужен был Ленин как суррогат царя, совмещающего в себе и божественные функции – Ленин все знает, все умеет; а с другой стороны, когда потом, в кульминации развития мифа появилась кантата о Ленине, там сказка звучала самым неприличным образом – жаль, что эти слова не прокомментировал Фрейд:

Ленин всегда живой,
Ленин всегда с тобой
В горе, в надежде и радости.
Ленин в твоей весне,
В каждом счастливом дне,
Ленин в тебе и во мне!

Лучше не скажешь, как говорится.

– Виктор, так что же, получается, что одновременно с мифом появляется и антимиф, антидот к мифу?

Для возникновения мифа много сделали актеры кино: они старались быть большими лениными, чем он сам

– В принципе – да, анекдот – это антимиф. Анекдоты бывают злые и добрые, но к 70-м годам количество злости превысило все возможные планки. Я думаю, для возникновения мифа много сделали актеры кино, игравшие Ленина: мне кажется, он в жизни не так картавил, как они на сцене, они старались быть большими лениными, чем он сам.

– Мы говорили о начале мифа, а можно сказать, когда была кульминация веры в доброго Ленина?

– Думаю, после ХХ съезда, после разоблачения культа. Что лежало в основе шестидесятничества? Сталинизм – это плохо, надо вернуться к ленинским истокам. В это время Ленин вернулся как добрый и человечный человек, а анекдоты стали сочинять о Хрущеве. И они были смешные – никто его не воспринимал всерьез, особенно интеллигенция, после всего того, что было, даже когда он кулаком стучал. Может быть, самый злой анекдот был о том, что культ есть, а личности нет.

– Сергей, а вы как считаете, когда была кульминация веры в светлый облик Ильича?

– Я тоже думаю, что после ХХ съезда. Надо же было найти какую-то святыню, разделить этих сиамских близнецов, Ленина и Сталина. Ленин великий, а Сталин – это Ленин сегодня: Хрущеву надо было покончить с этой формулой. Но разделив, казалось, неразделимое железным ржавым ножом, он должен был поднять Ленина до необыкновенных высот. И это возвышение шло, в том числе по религиозному пути.

Была такая Дора Лазуркина, партработник, директор педагогического института, потом ее посадили, а потом уже на ХХ съезде она была делегатом, и Хрущев отвел ей весьма специфическую роль. Она выступила и сказала, что во сне ей явился Ленин и поведал, что ему дискомфортно лежать в одном мавзолее со Сталиным. Это было что-то грандиозное: публика аплодировала, никаких смешков не было. Понятно, что ее выступление было согласовано, но все равно этот ее сон не в летнюю ночь весьма показателен. В результате, конечно, появились новые анекдоты – скажем, Ленин просыпается и говорит: какую же свинью вы мне подложили! Все переиначивается и предается осмеянию.

Почтовая марка. 1960 год

Да, это кульминация. Создаются фильмы: 60-е годы – это расцвет ленинианы. Потом Хрущева сняли, но Суслов продолжил этот славный путь. Федор Бурлацкий вспоминал, как он побывал в кабинете Суслова и видел стенку с выдвижными ящиками, где были карточки с цитатами из Ленина на все случаи жизни. Это такой квазирелигиозный подход к учению, чисто схоластическая спекуляция на Ленине, которая не могла не разрушать его реальный образ – а он, кстати, и не был нужен. Но это, как ни парадоксально, тоже могло служить материалом для мифа – настолько скучен и неинтересен был официоз.

– Скажите, Виктор, было все-таки в мифе о Ленине что-то от его реальной личности – или миф не имеет к ней никакого отношения?

– В каждом анекдоте было что-то из того, как люди реально представляли себе Ленина. Но от реального Ленина, кроме кепки, костюма-тройки и картавости, не было ничего, разве что резкость и безапелляционность суждений. Помните, как крестьяне приходят к Ленину, и он спрашивает: «Кто это, бедняки?» Ему отвечают: «Нет». – «Тогда середняки?» – «Нет, кулаки». – «Ну, тогда отправьте их к Феликсу Эдмундовичу, пусть расстреляет, но до этого непременно напоите их крепким сладким чаем». На самом деле, думаю, никакие ходоки до Ленина добраться не могли. Мне кажется, он глубоко презирал весь народ, он для него был инструментом, материалом. А в мифе все смешалось, желаемое выдавалось за действительное. А он, конечно, очень мучился своей ненавистью и презрением ко всем. Подруга юности Крупской Тыркова-Вильямс, позже одна из лидеров партии кадетов, приезжает к ним в Швейцарию, спорит с Лениным, потом он ее провожает и говорит: когда мы придем к власти, всех вас повесим. А это еще самое начало 1900-х.

– Но если Ленин так ненавидел и презирал и крестьянство, и интеллигенцию – ради кого же он делал революцию?

В каждом анекдоте было что-то из того, как люди реально представляли себе Ленина

– Вот именно народ для них – абстракция, материал для социального эксперимента.

– Получается, что тот, кто не любил никого, в упор не видел народа, был превращен в миф о самом человечном человеке?

– Именно – потому что такой миф требовался не только власти, но и народу.

– Сергей, а может быть, просто по сравнению со страшным сталинским террором более ранний ленинский период, хоть тоже мрачный и жестокий, все-таки казался более гуманным?

– Дело не в Сталине. Ленин презирал всех, включая ближайшее партийное окружение, смотрел на них как барин на холопов. Но желания их уничтожать у него не было: он и так знал, что он выше их, – и они это тоже понимали. А Сталин отчетливо понимал, создавая себе имя, что невозможно создать его без ленинского тарана. Но ведь окружающая среда прекрасно знала и место Сталина в ленинском руководстве. Это знание для Сталина было лишнее, он хотел переделать свое окружение, но переделка предполагала и уничтожение. Понятно, что на таком фоне пламенные большевики воспринимали Ленина как гуманиста, который мог накричать, даже написать, что, мол, расстреляю, – а потом все-таки не расстрелять. Ну, человечный человек-то!

История часто ищет себе жертв. Лидия Корнеевна Чуковская писала, вспоминая сталинское время: они хотели культа. Что делать, если люди хотят культа? Нового кумира, златого тельца, которому удобно поклоняться, вокруг которого можно скакать… Это все очень человеческое и неизбывное. Вот бывают болезни смертельные, а бывают неизлечимые. Я бы очень не хотел, чтобы эта болезнь – страсть по культу – оказалась неизлечимой или, не дай Бог, смертельной. Я надеюсь, что антибиотики все же найдутся, другое дело, какие лекарства понадобятся – сильные или можно будет отделаться гомеопатией.

– Виктор, как вы считаете, найдутся антибиотики?

– На какое-то время они подействуют, но без массового критического осмысления всей системы образования, без изменения духовной жизни все будет вновь и вновь возвращаться на круги своя, – отметил в интервью Радио Свобода историк Виктор Кельнер.

Немецкие историки утверждают: найдены доказательства того, что Ленин был гастарбайтером

Общество

5925

Поделиться

«Великий вождь великой революции». Казалось бы, мы узнали про Ленина уже все – о «белых» и «черных» сторонах исторической фигуры Ильича, о явных и тайных страницах его биографии. Однако, похоже, кладовая ленинских секретов еще не вычерпана до дна. По крайней мере в этом убеждают два немецких историка – Eugen Weisrussmann и W. Kaiser, которые на основании некоторых обнаруженных ими материалов пришли к выводу, что в период своей эмиграции Ленину довелось побывать в роли… гастарбайтера!

За подробностями корреспондент «МК» обратился к одному из авторов сенсационного заявления, Вильгельму Кайзеру.

– Как такое может быть? Ведь биография вождя мирового пролетариата изучена досконально. Целые институты работали…

– А между тем во время своей эмиграции, занимаясь совместно с соратниками выпуском нелегальной газеты «Искра» и готовя исподволь будущий большевистский переворот в Россия, Владимиру Ильичу пришлось в какой-то период времени оторваться от сугубо «бумажного» революционного труда и устроиться «поработать руками» – на автомобильный завод, выпускавший «самодвижущиеся экипажи». Здесь он трудился, скорее всего токарем или сборщиком.

– Откуда вам это стало известно?

– Данный факт прошел мимо внимания официальной науки, вы нигде не найдете такой информации. Действительно, прямых упоминаний в бумагах пока не обнаружено. Однако нам с коллегой удалось отыскать весьма красноречивые косвенные свидетельства. Мы нашли их среди иллюстраций в альбоме «Mercedes», которые подготовил много десятков лет назад известный немецкий художник Ханс Лиска.

На нескольких своих рисунках Лиска изобразил за работой одного из наемных заводских тружеников, который как две капли воды похож на Ленина! Вот Владимир Ильич увлеченно работает на станке. Ему явно нравится сам процесс, на губах застыла легкая улыбка. А вот будущий «творец Октября» «доводит до кондиции» мотоцикл. Видимо, задача не из простых, знаменитый сократов лоб «вождя революции» наморщен в раздумье.

Как Ильич попал на «мерседесовский» завод? – Трудно пока с определенностью сказать, погнала ли его на эту работу нужда, или он таким образом готовил революционные настроения в рядах германского пролетариата.

– Однако биографы Ленина нигде не пишут о его склонности к технике, а тут – токарный станок, наладка мотоцикла…

– Технарем был его старший брат Александр, казненный царским Правительство РФ. Возможно, молодой Володя Ульянов перенял какие-то навыки работы «с железом» от него. А может быть, рабочей профессии он научился в период перед поступлением в Казанский университет… Или это случилось позже, уже в эмиграции, когда революционер-нелегал, нуждаясь в средствах, закончил курсы по работе на станках? – Сие покрыто мраком: прямых документальных свидетельств пока не обнаружено. Рисунки, которые сделал Ханс Лиска, порождают немало вопросов об эмиграционном периоде жизни Ленина. Возможно, придется пересмотреть некоторые доселе казавшиеся незыблемыми факты ленинской биографии.

– Можно ли хотя бы приблизительно определить время, когда Ленин был гастарбайтером?

– Как известно, за почти пять лет своего первого эмиграционного периода жизни Владимир Ильич не раз переезжал из одной европейской страны в другую. Он жил в Швейцарии, Англии, на территории Германия… Во время таких странствий революционер вполне мог оказаться и в немецком Штутгарте, где находился завод фирмы «Даймлер Моторен Гезельшафт».

– Известна ли вам история создания рисунков, которые являются на данный момент главным доказательством столь необычного факта из ленинской биографии? Почему о них до сих пор не знали исследователи?

– Ханс Лиска – один из наиболее плодовитых художников, работавших в Германии, в период нацистского правления – в 1930-е–середине 1940-х г. г. Он получил серьезное профессиональное образование и стал широко известен еще в начале 1930-х. После войны Лиска сотрудничал с концерном Даймлер-Бенц, выпускающим машины под маркой «Мерседес». Именно тогда фирма заключила с ним договор на подготовку художественного альбома, посвященного истории знаменитого автомобильного бренда. Материалы для будущих рисунков, посвященных раннему периоду существования автомобилестроительной компании, Хансу Лиска, судя по всему, предоставили тогда из архивов концерна, – это могли быть различные старые фотографии, часть из которых впоследствии затерялась, не уцелела до нашего времени. Вероятно, среди них были и фото, запечатлевшие Ленина-токаря за ударным трудом. А, может, художник встречался с кем-то из очевидцев – ветеранов завода, которые рассказали ему о таком факте из ленинской биографии…

Альбом впоследствии оказался «под спудом», его практически никто не видел. Как впрочем и многие другие работы Ханса Лиска. Причины тому – сугубо идеологические. Дело в том, что во время Второй мировой войны Лиска стал едва ли не главным художником-графиком Третьего Рейха. Ханс служил в одной из специальных рот пропаганды. В 1942 и 1943 годах немецкое издательство выпустило два альбома с иллюстрациями Лиска, «посвященными фронтовикам и работающим на военных предприятиях». После победы над нацизмом большая часть тиражей альбомов и «Книг военных рисунков» Ханса Лиска была уничтожена, а уцелевшие экземпляры долгое время хранились без доступа к ним широкой публики. Видимо, «за компанию» с ними попал в опалу и был убран подальше с глаз долой и старый «мерседесовкий» альбом.

Комментарий специалиста

Вадим Кравцов, историк:

На мой взгляд, «открытие» этих двоих немецких исследователей никак нельзя признать достоверным фактом из ленинской биографии. Ведь судя по имеющимся в распоряжении ученых документам, которые не вызывают сомнения, Владимир Ильич, находясь в эмиграции, попросту не имел физической возможности «записаться в рабочие». Для работы на автозаводе ему понадобилось бы довольно продолжительное время: вряд ли этот период мог ограничиться лишь несколькими днями. Не говоря уже о квалификации! – Сомнительно, чтобы на столь серьезном предприятии, как «Мерседес» взяли просто «с улицы» человека, – да еще эмигранта, – на ответственную работу по изготовлению и сборке мотоциклов и автомобилей. Я склонен думать, что в данном случае имеет место либо свободная фантазия художника – автора рисунков, либо попросту портретное сходство изображенного рабочего с Лениным.

Подписаться

Авторы:

Правительство РФ
Россия
Германия

Что еще почитать

Что почитать:Ещё материалы

В регионах

  • Как почистить засаленные рукава пуховика без стирки: простой способ

    28801

    Калмыкия

  • Что положить на лобовое стекло вечером, чтобы утром не бороться с ледяной коркой: хитрость для автомобилистов

    22704

    Калмыкия

  • Развожаев: Киев попытался повторить теракт семилетней давности

    17635

    Крым

    Фото: //t. me/razvozhaev/

  • Самое страшное место в Дзержинском районе Ярославля так и останется страшным

    10070

    Ярославль

  • Съедайте в день два яйца вкрутую: вы быстро заметите изменения

    7207

    Калмыкия

  • 1 таблетка – и любое растение окрепнет на глазах: необычный стимулятор роста за копейки

    7039

    Калмыкия

В регионах:Ещё материалы

В защиту Ленина | Русская революция

Девяносто лет назад, 21 января 1924 года, Владимир Ленин, великий марксист и вождь русской революции, умер от осложнений, вызванных пулей убийцы. С тех пор ведется непрерывная кампания по очернению его имени и искажению его идей, начиная от буржуазных историков и апологетов и заканчивая различными реформистами, либералами и разнокалиберными анархистами. Их задачей была дискредитация Ленина, марксизма и русской революции в интересах «демократического» правления банкиров и капиталистов.

 В недавней истории профессора Роберта Сервиса «Ленин: политическая жизнь, железное кольцо» говорится, что:

«Хотя этот том задуман как сбалансированный (!), многогранный отчет, но никто не может писать о Ленине отстраненно. Его нетерпимость и репрессивность продолжают пугать меня».

Другой «уравновешенный» историк, Энтони Рид, заходит так далеко, что утверждает без каких-либо фактических доказательств, что Ленин был в меньшинстве в 19 веке.03 партийного съезда, и просто выбрали название «большевики» (русское слово, обозначающее большинство), поскольку «Ленин никогда не упускал шанса укрепить иллюзию власти. Таким образом, с самого начала большевизм был основан на лжи, создав прецедент, которому следовало следовать следующие девяносто лет».

Мистер Рид продолжает свою обличительную речь: «У Ленина не было времени на демократию, не было уверенности в массах и не было угрызений совести по поводу применения насилия». («Мир в огне», 1919 г. и битва с большевизмом, стр. 3–4, Джонатан Кейп, 2008 г.)

Нет ничего нового в таких ложных утверждениях, которые основываются не на трудах Ленина, а в значительной степени на излияниях профессоров Орландо Файджеса и Роберта Сервиса, двух «экспертов» по ​​«злодеям» Ленина и русской революции. Полные желчи, все они распространяют ложь о том, что Ленин каким-то образом создал сталинизм.

Точно так же и сталинцы, превратив Ленина в безобидную икону, также опорочили его идеи в услужение своим преступлениям и предательствам. Вдова Ленина Крупская любила цитировать его слова:0003

«В истории бывали случаи, когда учения великих революционеров искажались после их смерти. Люди превратили их в безобидные иконы и, почитая их имя, притупили революционную остроту своего учения».

В 1926 году Крупская заявила, что «если бы Ленин был жив, он бы сидел в одной из сталинских тюрем».

Ленин был, без сомнения, одним из величайших революционеров нашего времени, чьи усилия увенчались победой 19 октября.17 и чьи работы изменили ход мировой истории. Социалистическая революция была преобразована Лениным из слов в дело. В одночасье он стал «самым ненавидимым и самым любимым человеком на земле».

Ленинская юность

Родившемуся в Симбирске на Волге в 1870 году Ленину предстояло пережить время великих потрясений в России. Полуфеодальная страна находилась под властью царской деспотии. Революционная интеллигенция, столкнувшись с этим деспотизмом, увлеклась террористическими методами «Народной воли». Действительно, старший брат Ленина, Александр, был повешен за участие в покушении на царя Александра III.

После этой трагедии Ленин поступил в университет и вскоре был исключен за свою деятельность. Это усилило его политическую жажду и привело к его возможному контакту с марксистскими кругами. Это дошло до исследования «Капитала» Маркса, который распространялся в небольшом количестве, а затем до «Анти-Дюринга» Энгельса.

Он связался со ссыльной группой «Освобождение труда», которую возглавлял Георгий Плеханов, основоположник русского марксизма, которого он считал своим духовным отцом. Затем он переехал в возрасте 23 лет из Самары в Санкт-Петербург, чтобы сформировать одну из первых марксистских групп.

«Таким образом, между расстрелом брата и его переездом в Петербург, в эти одновременно короткие и долгие шесть лет упорной работы сформировался будущий Ленин», — объяснял Троцкий. «Все основные черты его личности, его взгляды на жизнь и его образ действий сложились уже в промежутке между семнадцатым и двадцать третьим годами его жизни».

Массивные иностранные инвестиции дали толчок развитию капитализма и появлению немногочисленного девственного рабочего класса. Появление учебных кружков и влияние марксистских идей привели к попыткам создания революционной Российской социал-демократической партии.

Ленин встретился с Плехановым в Швейцарии в 1895 году и по возвращении был арестован, посажен в тюрьму, а затем сослан. Первый съезд Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) состоялся в 1898 г., но съезд подвергся рейдам, а его участники были арестованы.

Марксизм и большевизм

В конце ссылки Ленин сосредоточил свои усилия на создании марксистской газеты «Искра». Таким образом, «Искра» должна была установить марксизм как господствующую силу слева. Тайно ввезенная обратно в Россию, она послужила объединению кругов в единую национальную партию на прочной политической и теоретической основе.

В этот период Ленин написал свой знаменитый памфлет «Что делать?», в котором выступал за партию, состоящую из профессиональных революционеров, людей, преданных делу.

В 1903 г. состоялся II съезд РСДРП, по существу являвшийся учредительным съездом. Именно здесь товарищи из «Искры» утвердились в качестве господствующего течения в партии. Однако на позднем этапе разбирательства по организационным вопросам между Лениным и Мартовым, редакторами «Искры», произошел открытый раскол. Большинство вокруг Ленина стали называть «большевиками», а меньшинство вокруг Мартова — «меньшевиками».

Вокруг этого раскола витает множество мифов, которые застали врасплох большинство участников, включая Ленина. Политических разногласий в то время не было. Они появятся позже. Ленин пытался примирить фракции, но потерпел неудачу. Позже он охарактеризовал раскол как «ожидание» более поздних важных различий.

Эти разногласия возникли по поводу перспектив революции в России. Все течения рассматривали грядущую революцию как «буржуазно-демократическую», а именно как средство смести старый феодальный строй и расчистить путь капиталистическому развитию. Меньшевики, однако, заявляли, что в этой революции рабочие должны будут подчиниться руководству буржуазии. Большевики же считали, что либеральная буржуазия не может возглавить революцию, поскольку она связана с помещичьим землевладением и империализмом, поэтому рабочие должны возглавить революцию, поддерживаемую крестьянами. Они образовали бы «демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства», что спровоцировало бы социалистическую революцию на Западе. В свою очередь, это должно было прийти на помощь русской революции. Троцкий придерживался третьей точки зрения: он соглашался с Лениным в том, что рабочие возглавят революцию, но считал, что они не должны останавливаться на полпути, а должны продолжать социалистические мероприятия, как начало мировой социалистической революции. В конце концов, события 1917 подтвердил прогноз Троцкого о «перманентной революции».

Интернационализм

Революция 1905 года на деле продемонстрировала руководящую роль рабочего класса. Пока либералы скрывались, рабочие создали Советы, которые Ленин считал зародышем рабочего правления. В этих условиях РСДРП чрезвычайно выросла и послужила сближению двух партийных фракций.

Однако за поражением революции 1905 года последовал период беспощадной реакции. Партия столкнулась с огромными трудностями, поскольку все больше и больше изолировалась от масс. Большевики и меньшевики еще больше разошлись политически и организационно, пока в 1912 Большевики выделились в отдельную партию.

В эти годы Троцкий был «примирителем» между большевиками и меньшевиками. Он стоял в стороне от двух фракций, проповедуя «единство». Это привело к ожесточенным столкновениям с Лениным, который отстаивал политическую независимость большевиков, и эти столкновения были позже использованы сталинистами для дискредитации Троцкого, несмотря на желание Ленина, содержащееся в его Завещании, о том, что небольшевистское прошлое Троцкого не должно быть направлено против него.

Возрождение рабочего движения после 1912 г. сопровождалось усилением поддержки большевиков, которые требовали поддержки подавляющего большинства русских рабочих. Однако этот рост был прерван Первой мировой войной.

Предательство августа 1914 года и капитуляция вождей II Интернационала нанесли страшный удар по международному социализму. Это означало фактическую смерть этого Интернационала.

Небольшая горстка интернационалистов со всего мира перегруппировалась на антивоенной конференции, проходившей в Циммервальде в 1915, где Ленин призвал к созданию нового рабочего Интернационала. Это были очень темные времена — силы марксизма теперь были полностью изолированы. Революционные перспективы действительно выглядели весьма туманными. В январе 1917 года Ленин выступил на небольшом собрании швейцарских молодых социалистов в Цюрихе. Он заметил, что ситуация со временем изменится, но он не доживет до революции. Тем не менее, в течение одного месяца русский рабочий класс обрушит царизм и создаст ситуацию двоевластия. Через девять месяцев Ленин возглавит правительство народных комиссаров.

Русская революция

Находясь в Цюрихе, Ленин просматривал газеты в поисках последних новостей из России. Он видел, что советы, в которых теперь доминировали лидеры эсеров (эсеров) и меньшевиков, передали власть Временному правительству во главе с монархистом князем Львовым. Он немедленно телеграфировал колеблющимся Каменеву и Сталину: «Никакой поддержки Временному правительству! Никакого доверия Керенскому!»

Пишет из ссылки Ленин предупреждал:

«У нас революция буржуазная, поэтому рабочие должны поддерживать буржуазию, говорят Потресовы, Гвоздевы и Чхеидзе, как сказал вчера Плеканов.

«У нас буржуазная революция, — говорим мы, марксисты, — поэтому рабочие должны открыть народу глаза на обман буржуазных политиков, научить его не верить словам, полагаться всецело на свои силы, на свои организации, своего единства и своего оружия… Вы должны творить чудеса организации, организации пролетариата и всего народа, чтобы подготовить почву для вашей победы на втором этапе революции».

В «Прощальном письме швейцарским рабочим» Ленин разъяснил ключевую задачу: «Сделать нашу революцию прологом к мировой социалистической революции».

Вернувшись 3 апреля 1917 года в Россию, Ленин выдвинул свои Апрельские тезисы: Вторая русская революция должна быть шагом к мировой социалистической революции! Он выступил против старой гвардии, отставшей от ситуации, и боролся за перевооружение большевистской партии.

«Человек, который теперь говорит только о «революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства», отстал от времени, следовательно, он перешел на деле к мелкой буржуазии против пролетарской классовой борьбы; этого человека следует отправить в архив «большевистского» дореволюционного антиквариата (его можно назвать архивом «старых большевиков»)».

Ему удалось заручиться поддержкой в ​​рядах и преодолеть сопротивление руководства, иронически обвинявшего его в «троцкизме». На самом деле Ленин пришел к позиции Троцкого о перманентной революции, но своим собственным путем.

В мае Троцкий вернулся в Россию после того, как был интернирован англичанами в Канаде. «На второй или третий день по приезде в Петроград я прочитал «Апрельские тезисы» Ленина. Это как раз то, в чем нуждалась революция», — объяснял Троцкий. Его ход мысли совпадает с ленинским. По соглашению с Лениным Троцкий вступил в Межрайонную организацию с целью привлечь их на сторону большевизма. Он вступил в тесное сотрудничество с большевиками, везде называя себя «мы, большевики-интернационалисты».

Захват власти

1 ноября 1917 года на заседании Петроградского комитета Ленин сказал, что после того, как Троцкий убедился в невозможности союза с меньшевиками, «лучшего большевика не было». В обзоре революции два года спустя Ленин писал: «В тот момент, когда она захватила власть и создала Советскую республику, большевизм привлек к себе все лучшие элементы течения социалистической мысли, которые были ему ближе всего».

«Ленин не перешел ко мне, я перешел к Ленину», — скромно заявил Троцкий. «Я присоединился к нему позже, чем многие другие. Но осмеливаюсь думать, что понял его не хуже других».

В течение месяцев, предшествовавших революции, Ленин призывал меньшевистские и эсеровские Советы порвать с министрами-капиталистами и взять власть, на что они упорно отказывались. Однако большевистские лозунги — Хлеба! Земельные участки! Мир! Вся власть Советам! — завоевали быструю поддержку в массах. Массовые демонстрации в июне отразили этот сдвиг. Это также побудило нового премьера Керенского начать кампанию репрессий против большевиков. В «июльские дни» большевики были загнаны в подполье. Против них была развязана кампания истерии, называя их «германскими агентами», что вынуждало Ленина и Зиновьева скрываться и арестовывать Троцкого, Каменева, Коллонтая и других большевистских лидеров.

В августе генерал Корнилов попытался установить свою фашистскую диктатуру. Отчаянно нуждаясь в помощи и опасаясь Корнилова, правительство освободило Троцкого и других большевиков. В брешь вошли рабочие и солдаты-большевики, разгромившие при этом корниловскую контрреволюцию.

Это чрезвычайно усилило поддержку большевиков, получивших большинство как в Московском, так и в Петроградском Советах. «Мы были победителями», — заявил Троцкий по поводу выборов в Петроградский Совет. Эта победа оказалась решающей и стала важной ступенькой к победе в октябре.

Ленин, который к тому времени скрывался в Финляндии, стал очень нетерпелив с большевистскими вождями. Он боялся, что они волочат ноги. «События так ясно предписывают нам нашу задачу, что промедление становится прямо преступным», — объяснял Ленин в письме в ЦК. «Ждать было бы преступлением перед революцией». В октябре ЦК принял решение взять власть вопреки голосам Зиновьева и Каменева, которые выступили с публичным заявлением против всякого восстания и за то, чтобы партия надеялась на созыв Учредительного собрания!

Троцкий, как глава Военно-революционного комитета Петроградского Совета, действовал быстро, чтобы обеспечить беспрепятственную передачу власти 25 октября 1917 года. Революция прошла бескровно, и на следующий день, 26 октября, ее результаты были объявлены Второй Всероссийский съезд Советов. На этот раз у большевиков было около 390 делегатов из 650 присутствующих, т. е. явное большинство. В знак протеста меньшевики и правые эсеры ушли. Ленин, обращаясь к съезду, просто заявил торжествующим делегатам: «Мы приступим к строительству социалистического строя». Затем съезд приступил к формированию нового советского правительства во главе с Лениным. Революционные рабочие приветствовали большевиков, которых всего четыре месяца назад презирали.

В считаные дни были изданы декреты ленинского правительства: о мирных предложениях и отмене тайной дипломатии, о земле трудящимся, о праве наций на самоопределение, о рабочем контроле и о праве отзыва над всех представителей, о полном равенстве мужчин и женщин и о полном отделении церкви от государства.
Когда III съезд Советов в январе 1918 г. провозгласил создание Российской Федеративной Советской Республики, большие территории России все еще были оккупированы центральными державами, буржуазными националистами и белыми генералами.

Через пять дней после революции новое правительство подверглось нападению казачьих войск во главе с генералом Красновым. Атака была отбита, и генерал был передан своими людьми. Однако его отпустили после того, как он дал слово не браться за оружие. Конечно, он нарушил свое обещание и отправился на юг, чтобы возглавить Белую казачью армию. Точно так же после освобождения юнкеров Зимнего дворца они подняли восстание.

Год Первый

В первые дни Революция была слишком щедрой и доверчивой. «Нас обвиняют в терроризме, но мы не прибегали и, надеюсь, не прибегнем к терроризму французских революционеров, гильотинировавших безоружных людей», — заявил Ленин в ноябре. «Я надеюсь, что мы не прибегнем к этому, потому что на нашей стороне сила. Когда мы кого-нибудь арестовывали, мы говорили ему, что отпустим его, если он даст нам письменное обещание не заниматься саботажем. Такие письменные обещания были даны».

Эту невиновность признал Виктор Серж, бывший анархист, ставший большевиком, написавший в своей книге «Год первый русской революции»:

«Белые расправляются с рабочими в Арсенале и Кремле: красные освобождают под честное слово своего смертельного врага генерала Краснова… Революция совершила ошибку, проявив великодушие к предводителю казачьего нападения. Его должны были расстрелять на месте… [Вместо этого] Он должен был отправиться предать Донскую область огню и мечу».

Не успела утвердиться Советская власть, как империалисты принялись задавливать революцию кровью. В марте 1918 года Ленин перенес правительство в Москву, так как Петроград стал уязвим для немецкого нападения.

Вскоре после этого в Мурманске высадились британские войска в сопровождении американских и канадских войск; японцы высадились во Владивостоке вместе с британскими и американскими батальонами. Британцы также захватили порт Баку, чтобы заполучить нефть. Французские, греческие и польские войска высадились в черноморских портах Одессы и Севастополя и соединились с белыми армиями. Украина была оккупирована немцами. Всего советским правительственным войскам противостояла 21 иностранная армия интервенции на нескольких фронтах. Революция боролась за свою жизнь. Он был окружен, голодал и кишел заговорами.

Белый террор

Партийное руководство эсеров поддержало принцип иностранной интервенции для «восстановления демократии». Аналогичной контрреволюционной позиции занимали и меньшевики, ставившие их во вражеский стан. Они сотрудничали с белыми и брали деньги у французского правительства на свою деятельность.

Летом 1918 года были предприняты попытки убийства Ленина и Троцкого. 30 августа Ленин был расстрелян, но сумел выжить. В тот же день Урицкий был убит, как и немецкий посол. Володарский тоже был убит. К счастью, заговор с целью взорвать поезд Троцкого был сорван. Этот белый террор, в свою очередь, послужил поводом для развязывания красного террора в защиту революции.

Белый террор замалчивали капиталисты, свалившие все на красных. Белые зверства «обычно были делом рук отдельных белых генералов и военачальников и не были систематическими или вопросами официальной политики», — объясняет Энтони Рид, пытаясь оправдать их. «Но они часто соответствовали, а иногда и превосходили красный террор». На самом деле, как политика они всегда превосходили красный террор по жестокости, как и характер контрреволюционных сил.

Интересно, что Рид продолжает описывать методы генерала барона Романа фон Унгерн-Штернберга. «Ни один большевик, например, не мог сравниться с белым генералом бароном Романом фон Унгерн-Штернбергом, немцем-балтом, родившимся в Эстонии, которого Временное правительство отправило на Дальний Восток России, где он утверждал, что является реинкарнацией Чингисхана и изо всех сил старался превзойти монгольского завоевателя в жестокости. Фанатичный антисемит, в 1918 году он заявил о своем намерении истребить всех евреев и комиссаров в России, задачу, которую он взялся за дело с большим энтузиазмом, заставив своих людей убивать любого еврея, которого они встречали, различными варварскими способами, включая снятие с них шкуры. в живых. Он также был известен тем, что возглавлял своих людей в ночных кошмарных поездках, волоча живые факелы по степи на полном скаку, и тем, что обещал «устроить аллею виселиц, которая протянется от Азии до Европы».

Такова была участь, которая ожидала рабочих и крестьян России в случае победы контрреволюции. Это была судьба Спартака и его армии рабов в безжалостных руках римского рабовладельческого государства. Альтернативой Советской власти была не «демократия», а жесточайшее кровожадное фашистское варварство. Поэтому все усилия Красной Армии и ЧК, органов безопасности были направлены на победу в Гражданской войне и разгром контрреволюции.

Советскому правительству не оставалось ничего иного, как бороться огнем с огнем и обратиться с революционным призывом к войскам иностранной интервенции. Как объяснил Виктор Серж:

«Трудящиеся массы применяют террор против классов, находящихся в меньшинстве в обществе. Он лишь завершает работу вновь возникших экономических и политических сил. Когда прогрессивные меры сплотили миллионы рабочих на дело революции, сопротивление привилегированных меньшинств нетрудно сломить на этой стадии. Белый террор, с другой стороны, осуществляется этими привилегированными меньшинствами против трудящихся масс, которых он должен убивать, уничтожать. Версальцы (название, данное контрреволюционным силам, подавившим Парижскую Коммуну) за одну неделю в одном только Париже унесли больше жертв, чем ЧК убило за три года по всей России».

Большевикам был навязан период «военного коммунизма», когда у крестьян насильно реквизировали зерно, чтобы прокормить рабочих и солдат. Промышленность, разоренная саботажем, войной, а теперь и гражданской войной, находилась в состоянии полного развала.
Империалистическая блокада нанесла ущерб стране. Население Петрограда сократилось с 2 400 000 человек в 1917 году до 574 000 человек в августе 1920 года. Тиф и холера унесли жизни миллионов. Ленин охарактеризовал ситуацию как «коммунизм в осажденной крепости».

24 августа 1919 года Ленин писал: «Промышленность стоит на месте. Нет ни еды, ни топлива, ни промышленности». Столкнувшись с этой катастрофой, Советы полагались на самопожертвование, мужество и силу воли рабочего класса, чтобы спасти революцию. В марте 1920 года Ленин заявил: «Решимость рабочего класса, его непреклонная приверженность лозунгу «Смерть, а не сдаваться!» является не только историческим фактором, но решающим, победным фактором».

Последствия гражданской войны

Под руководством Ленина и Троцкого, с нуля организовавших Красную Армию, Советы одержали победу, но страшной ценой. Смерти на фронте, голод, болезни, все это сочеталось с экономической разрухой.

К концу Гражданской войны большевистское правительство было вынуждено отступить и ввести новую экономическую политику. Это дало крестьянам свободный рынок зерна и способствовало росту сильных капиталистических тенденций, что привело к появлению нэпманов и кулаков. Это была просто передышка.

Учитывая низкий культурный уровень, когда 70% населения были неграмотными, советской власти приходилось опираться на опору на старых царских офицеров, чиновников и администраторов, выступавших против революции. «Поскребите советское государство в любой точке, и под ним вы увидите все тот же старый царский государственный аппарат», — прямо заявил Ленин. При продолжающейся изоляции революции это представляло серьезную опасность бюрократического перерождения революции. Кризис систематически ослаблял рабочий класс. Советы в этой ситуации просто перестали функционировать, а образовавшийся вакуум заполнили карьеристы и бюрократы.

Несмотря на принимаемые меры по борьбе с этой бюрократической угрозой, единственным реальным спасителем революции был успех мировой революции в виде материальной помощи Запада.

В начале 1919 года Ленин учредил Третий Интернационал как орудие международного распространения революции. Это была школа большевизма. Вскоре в Германии, Франции, Италии, Чехословакии и других странах были созданы массовые коммунистические партии.

К сожалению, революционная волна, последовавшая за Первой мировой войной, потерпела поражение. Революция в Германии 1918 был предан социал-демократами. Молодые советские республики в Баварии и Венгрии были задушены контрреволюцией в крови. Революционная фабричная оккупация в Италии в 1920 году также потерпела поражение. И снова в 1923 году все взоры были прикованы к Германии, охваченной революционным кризисом. Однако ложные советы Зиновьева и Сталина привели к ее трагическому поражению.

Это явилось всемогущим ударом по моральному духу русских рабочих, которые держались изо всех сил. В то же время поражение усилило рост бюрократической реакции в государстве и партии. После недееспособности Ленина после серии ударов Сталин стал выступать в качестве номинального главы бюрократии. На самом деле последняя борьба Ленина была в блоке с Троцким против бюрократии и Сталина. Сталин отступил, но последний удар оставил Ленина парализованным и онемевшим.

До этого Ленин составил Завещание. В нем он констатирует, что Сталин, «став генеральным секретарем, [чему Ленин противился — Р.С.], имеет в своих руках сосредоточенную неограниченную власть, и я не уверен, всегда ли он сможет пользоваться этой властью с достаточной осторожностью». «Товарищ Троцкий же… отличается не только выдающимися способностями. Он лично, пожалуй, самый способный человек нынешнего ЦК…» Он предупреждал об опасности раскола в партии.

сталинизм

Две недели спустя Ленин добавил дополнение к своему Завещанию после того, как Сталин обругал Крупскую за то, что она помогала Троцкому и другим общаться с Лениным. Ленин разорвал все личные отношения со Сталиным. «Сталин слишком груб, и этот недостаток, хотя и вполне терпимый в нашей среде и в общении с нами, коммунистами, становится невыносимым в Генеральном секретаре», — констатировал Ленин. Он призвал сместить Сталина с занимаемой должности из-за его нелояльности и склонности к злоупотреблению властью.

Но 7 марта 1923 года у Ленина случился инсульт, полностью лишивший его трудоспособности. В таком состоянии он оставался до своей смерти 21 января 1924 года. Устранение Ленина из политической жизни дало Сталину усиление власти, которую он использовал с полной пользой, не в последнюю очередь для подавления ленинского «Завещания».

Троцкому пришлось защищать ленинское наследие, которое предавал Сталин. Победа сталинизма была обусловлена ​​в основном объективными причинами, прежде всего страшной экономической и социальной отсталостью России, ее изолированностью.

Последующее поражение международной революции в Англии и особенно в Китае послужило еще большей деморализации измученных годами борьбы русских рабочих. На почве этой страшной усталости бюрократия во главе со Сталиным укрепила свою мертвую хватку. Затем тело Ленина, вопреки протестам его вдовы, было помещено в мавзолей.

Чудовищная ложь предполагать, что сталинизм есть продолжение демократического режима Ленина, как утверждают апологеты капитализма. На самом деле их разделяет река крови. Ленин был инициатором Октябрьской революции; Сталин был ее могильщиком. У них не было ничего общего.

Мы заканчиваем это посвящение подходящими словами Розы Люксембург:

«То, что могла предложить партия мужества, революционной дальновидности и последовательности в исторический час, Ленин, Троцкий и другие товарищи дали в меру. Всю революционную честь и способности, которых не хватало западной социал-демократии, представляли большевики. Их Октябрьское восстание было не только действительным спасением русской революции; это было также спасением чести международного социализма».

Спустя девяносто лет после его смерти мы отдаем дань уважения этому великому человеку, его идеям и мужеству. Ленин сочетал теорию с действием и олицетворял Октябрьскую революцию. Ленин и большевики изменили мир; наша задача в это время капиталистического кризиса — довести дело до конца.

Шейла Фицпатрик · Что осталось? Русская революция · LRB 29 марта 2017 г.

Эрику Хобсбауму​
, русская революция, случившаяся, как оказалось, в год его рождения, стала центральным событием ХХ века. Его практическое воздействие на мир было «гораздо более глубоким и глобальным», чем влияние Французской революции столетием ранее: «всего за тридцать-сорок лет после приезда Ленина на Финляндский вокзал в Петрограде треть человечества оказалась режимы, непосредственно происходящие от [революции]… и ленинской организационной модели, Коммунистической партии». До 1991, это было довольно стандартной точкой зрения даже среди историков, которые, в отличие от Хобсбаума, не были ни марксистами, ни коммунистами. Но заканчивая свою книгу в начале 1990-х годов, Хобсбаум добавил оговорку: век, историю которого он писал, был «коротким» ХХ веком, длившимся с 1914 по 1991 год, а мир, который сформировала русская революция, был «миром, который ушел в прошлое». фрагменты конца 1980-х годов» — короче говоря, потерянный мир, на смену которому пришел мир после 20-го века, контуры которого еще не различимы. Каково место русской революции в новую эпоху, Хобсбауму было неясно двадцать лет назад, и в значительной степени остается таковым для историков сегодня. Эта «треть человечества», жившая в условиях советских систем до 1989-91 резко сократилось. По состоянию на 2017 год, столетие революции, количество коммунистических государств в мире сократилось до горстки, статус Китая неоднозначен, и только Северная Корея все еще цепляется за старые истины.

Нет ничего лучше провала, и для историков, приближающихся к столетию революции, исчезновение Советского Союза бросает тень. В потоке новых книг о революции лишь немногие делают серьезные заявления о ее неизменном значении, и большинство из них носят извиняющийся вид. Представляя новый консенсус, Тони Брентон называет его, вероятно, одним из «великих тупиков истории, таких как империя инков». Вдобавок революция, лишенная прежнего марксистского величия исторической необходимости, оказывается более или менее похожей на случайность. Рабочие — помните, когда люди страстно спорили о том, была ли это рабочая революция? – вытеснены со сцены женщинами и нерусскими из имперских окраин. Социализм настолько похож на мираж, что кажется добрее не упоминать о нем. Если из русской революции и можно извлечь какой-то урок, то это удручающий урок, заключающийся в том, что революции обычно усугубляют положение, особенно в России, где она привела к сталинизму.

Это своего рода консенсус, который выявляет во мне противоположное, даже если я в значительной степени являюсь его частью. Мой собственный Русская революция , впервые опубликованный в 1982 году, а в этом году вышло исправленное издание, всегда прохладно отзывался о рабочей революции и исторической необходимости и старался быть выше политической борьбы (заметьте, я написал оригинал версия во время холодной войны, когда еще была политическая битва, чтобы быть наверху). Так что не в моем характере выступать революционным энтузиастом. Но разве кто-то не должен это делать?

Этот человек, как оказалось, Чайна Мьевиль, наиболее известный как левацкий фантаст, чью фантастику он сам называет «странной». Мьевиль не историк, хотя он сделал свою домашнюю работу, и его October вовсе не странный, а элегантно сконструированный и неожиданно трогательный. То, что он намеревается сделать и в чем превосходно преуспевает, — это написать захватывающую историю 1917 года для тех, кто с симпатией относится к революции вообще и к революции большевиков в частности. Конечно, Мьевиль, как и все остальные, признает, что все закончилось слезами, потому что, учитывая провал революции в других местах и ​​преждевременность революции в России, историческим итогом был «Сталинизм: полицейское государство паранойи, жестокости, убийств и китча». ‘. Но это не заставило его отказаться от революций, даже если его надежды выражены в крайне ограниченной форме. Первая в мире социалистическая революция заслуживает празднования, пишет он, потому что «все изменилось один раз, и это может измениться снова» (как вам такая минимальная претензия?). «Тусклый свет свободы» сиял ненадолго, даже если «то, что могло быть восходом солнца, [обернулось] закатом». нам, чтобы закончить их» 9.0003

Марк Стейнберг — единственный из профессиональных историков, пишущих о революции, который признается в какой-либо давней эмоциональной привязанности к ней. Конечно, революционный идеализм и смелые прыжки в неизвестность, как правило, приводят к жестким посадкам, но, как пишет Стейнберг, «я признаю, что нахожу это довольно грустным. Отсюда мое восхищение теми, кто все равно пытается прыгнуть». в значительной степени отказался от прежнего интереса к рабочим в пользу других социальных «пространств»: женщин, крестьян, империи и «политики улицы».

Чтобы понять нынешний научный консенсус в отношении русской революции, нам нужно оглянуться назад на некоторые из старых споров, особенно на вопрос о неизбежности. Для Стейнберга это не проблема, поскольку его современный червячный взгляд гарантирует, что история полна сюрпризов. Но другие авторы почти чрезмерно стремятся сказать нам, что результаты никогда не были зафиксированы на камне, и все всегда могло пойти по-другому. «В крахе царского самодержавия и даже Временного правительства не было ничего предопределенного», — пишет Стивен Смит в своей трезвой, хорошо проработанной и всеобъемлющей истории. Шон МакМикин поддерживает это, утверждая, что «события 1917 были наполнены непредвиденными обстоятельствами и упущенными шансами», и в то же время приподнимал шляпу, чтобы показать, кто является интеллектуальным врагом: эти события были «далеки от эсхатологической «классовой борьбы», непреодолимо поддерживаемой марксистской диалектикой». Другими словами, все марксисты, как западные, так и советские, были неправы.

Исторически неизбежное ?, отредактированный сборник, прямо решает вопрос о необходимости, предлагая серию исследований ключевых моментов революции на тему «что, если?». В своем предисловии Тони Брентон спрашивает: «Могло ли все быть по-другому? Были ли моменты, когда одно-единственное решение, принятое по-другому, случайная случайность, выстрел, идущий прямо, а не криво… могли бы изменить весь ход русской, а значит, и европейской, и мировой истории?» большинство авторов тома, когда он пишет, что «нет ничего более фатального, чем вера в то, что ход истории был неизбежен». к террору и диктатуре. Орландо Файджес, автор широко читаемого исследования революции , Народная трагедия ( 1996) посвящает живой очерк тому, что, если бы переодетого Ленина не допустили без пропуска на съезд Советов 24 октября, «история повернулась бы иначе». вот различные политически заряженные рассуждения о советской истории. Во-первых, это вопрос о неизбежности краха старого режима и торжества большевиков. Это старый советский символ веры, горячо оспариваемый в прошлом западными и особенно российскими историками-эмигрантами, видевшими царский режим на пути модернизации и либерализации, прерванного Первой мировой войной, ввергшей страну в разруху и невообразимой ранее победе большевиков (Ливен в одном из самых изощренных эссе в томе характеризует эту интерпретацию положения России в 1914 как «очень желаемое за действительное»). В контексте прошлых советологических дебатов о революции постановка вопроса о неизбежности была интерпретирована не только как марксистское утверждение, но и как просоветское, поскольку подразумевалось, что советский режим был «легитимным». Случайность, напротив, была антимарксистской позицией в терминах холодной войны — за исключением, что сбивает с толку, когда рассматриваемая случайность относилась к сталинскому исходу революции, а не к ее началу, и в этом случае общепринятое мнение гласило, что тоталитарный исход был неизбежен. Файджес придерживается той же точки зрения: хотя непредвиденные обстоятельства играли большую роль в 1917, «от Октябрьского восстания и установления большевистской диктатуры до красного террора и Гражданской войны — со всеми вытекающими отсюда последствиями для эволюции советского режима — проходит линия исторической неизбежности». Ричард Дж. Эванс предположил, что во всем жанре истории «что, если?» «на практике… контрфактуалы были более или менее монополией правых» с марксизмом в качестве цели. Это не обязательно верно для тома Брентона, несмотря на включение в него правых политических историков, таких как Ричард Пайпс, и отсутствие кого-либо из крупных американских социальных историков 19-го века. 17, которые были противниками Пайпса в ожесточенных историографических спорах 1970-х годов. Сам Брентон — бывший дипломат, а последнее предложение Исторически неизбежно? — «Мы, безусловно, обязаны перед многими-многими жертвами [революции] спросить, могли ли мы найти другой путь» — довольно мило намекает на склонность дипломата пытаться решать проблемы в реальном мире, а не на профессиональном уровне. привычка историка анализировать их.

Пайпс, который служил советским экспертом Рейгана в Совете национальной безопасности в начале 1980-х годов, был автором тома о революции 1990 года, в котором особенно жестко подчеркивалась основная нелегитимность большевистского переворота. Его аргументация была направлена ​​не только против Советов, но и против ревизионистов ближе к дому, особенно против группы молодых американских ученых, в основном социальных историков, особенно интересующихся историей труда, которые с 1970-х годов возражали против характеристики Октябрьской революции как «переворот» и утверждал, что в решающие месяцы 1917 года, с июня по октябрь, большевики пользовались растущей поддержкой населения, особенно рабочего класса. 19Работа 17 ревизионистов тщательно изучалась, обычно с использованием информации из советских архивов, к которым они смогли получить доступ благодаря недавно установленным официальным студенческим обменам в США и Великобритании; и большая часть поля высоко ценила его. Но Пайпс видел в них, по сути, советских марионеток и настолько пренебрежительно относился к их работе, что, вопреки научным традициям, отказался даже признать ее существование в своей библиографии.

Русский рабочий класс был объектом пристального интереса историков в XIX70-е годы. Это произошло не только потому, что социальная история была в то время в моде в профессии, а трудовая история была популярной областью, но и из-за политических последствий: действительно ли большевистская партия имела поддержку рабочего класса и пришла к власти? как он утверждал, от имени пролетариата? Большая часть ревизионистской западной работы по российской социальной и трудовой истории, которую Пайпс презирал, была сосредоточена на классовом сознании рабочих и на том, было ли оно революционным; и некоторые, но не все его сторонники были марксистами. (В немарксистском крыле я раздражал других ревизионистов тем, что игнорировал классовое сознание и писал о восходящей мобильности.)

У всех авторов столетних книг есть своя собственная история, которая здесь уместна. Первая работа Смита, Red Petrograd (1983), соответствовала рубрике трудовой истории, хотя как британский ученый он был несколько далек от американских боев, и его работа всегда была слишком тщательной и рассудительной, чтобы допустить какое-либо предположение о политической предвзятости; он написал прекрасное и недооцененное исследование « Революция и люди в России и Китае: сравнительная история » (2008), в котором рабочие и рабочие движения продолжали играть центральную роль. Стейнберг, американский ученый следующего поколения, опубликовал свою первую книгу о сознании рабочего класса, Пролетарское воображение , в 2002 году, когда социальная история уже совершила «культурный поворот», привнеся новый акцент на субъективность с меньшим интересом к «жестким» социально-экономическим данным. Но это был более или менее последний шанс рабочего класса писать о русской революции. Пайпс категорически отверг его, считая, что революцию можно объяснить только политическими терминами. Фигес в своей влиятельной «Народной трагедии » сосредоточился на обществе, а не на политике, но свел к минимуму роль «сознательных» рабочих, подчеркнув вместо этого люмпен-пролетариат, бушующий на улицах и разрушающий вещи. В своих новых работах Смит и Стейнберг оба нехарактерно сдержанны в отношении рабочих, хотя уличная преступность попала в их поле зрения.

Макмикин, самый молодой из здешних авторов, задался целью написать «новую историю», под которой он подразумевает антимарксистскую. Вслед за Пайпсом, но со своей изюминкой, он включает обширную библиографию работ, «цитируемых или с пользой консультируемых», в которой отсутствуют все социальные истории, кроме Фигеса. Сюда входят более ранние книги Смита и Стейнберга, а также моя собственная Русская революция (хотя она цитируется на стр. xii как пример марксистской работы, написанной под советским влиянием). Можно возразить, что МакМикину не нужно читать социальные истории, поскольку его внимание сосредоточено в Русская революция , как и в его более ранней работе, касается политических, дипломатических, военных и международных экономических аспектов. Он опирается на многонациональную архивную базу источников, и книга довольно интересна в деталях, особенно в экономической части. Но в его идее о том, что «максималистский социализм в марксистском стиле» представляет собой реальную угрозу в западных капиталистических странах, есть привкус правого безумия. Всю революцию, из пломбированного поезда Ленина 19 апреля он не совсем называет17 к Рапалльскому договору 1922 года, немецкому заговору, но это более или менее то, на что указывает его рассказ.

Конечные точки, которые люди выбирают для своих историй о революции, многое говорят об их предположениях о том, что это было «на самом деле». Рапалло, соответственно, является конечной точкой для МакМикина. Для Мьевиля это октябрь 1917 года (триумф революции), для Штейнберга 1921 год (не столько победа в Гражданской войне, как можно было ожидать, сколько открытый конец с незавершенным революционным делом), а для Смита 1928. Последнее — неудобный выбор с точки зрения драматургии повествования, поскольку это означает, что книга Смита заканчивается двумя целыми главами о 1920-х годах, когда революция была приостановлена ​​в рамках новой экономической политики, отхода от максималистских целей Гражданской войны. период, необходимый в связи с экономическим коллапсом. Это правда, что-то вроде НЭПа могло быть результатом русской революции, но на самом деле это было не так, потому что пришел Сталин. В то время как две главы о НЭПе, как и остальная часть книги, вдумчивы и хорошо проработаны, в качестве финала это скорее хныканье, чем взрыв.

Это подводит нас к еще одному крайне спорному вопросу в советской истории: существовала ли существенная преемственность от русской/ленинской революции до Сталина, или между ними произошел фундаментальный разрыв примерно в 1928 году. Мой Русская революция включает сталинскую «революцию сверху» начала 1930-х годов, а также его Великие чистки в конце десятилетия, но это неприемлемо для многих антисталинистских марксистов. (Неудивительно, что аннотированная библиография Мьевиля находит ее «полезной… хотя и неубедительно связанной с «неизбежным» подходом «Ленин ведет к Сталину».) Когорта Смита из 19 человек.17 Социальные историки в целом чувствовали себя так же, как Мьевиль, отчасти потому, что были полны решимости защитить революцию от заразы сталинизма; но в этой книге, как и во многих вопросах, Смит отказывается занимать категоричную позицию. Сталин, безусловно, считал себя ленинцем, указывает он, но, с другой стороны, Ленин, если бы он был жив, вероятно, не был бы таким грубо жестоким. Сталинский «Великий перелом» 1928–1931 годов «вполне заслуживает названия «революция», поскольку он изменил экономику, социальные отношения и культурные устои более глубоко, чем Октябрьская революция», и, кроме того, показал, что «революционная энергия» еще не исчерпана. . Тем не менее, с точки зрения Смита, это эпилог, а не неотъемлемая часть русской революции.

Беспристрастность — отличительная черта солидной и авторитетной книги Смита, и я с тревогой сознаю, что не отдал должного ее многочисленным достоинствам. На самом деле единственная проблема с этим — и со многими работами, опубликованными в год столетия — заключается в том, что неясно, что побудило его написать это, кроме, возможно, комиссии издателя. Он сам обозначил эту проблему на недавнем симпозиуме по русской революции. «Наше время не особенно дружелюбно к идее революции… Я полагаю, что, хотя наши знания о русской революции и Гражданской войне значительно расширились, в ключевых отношениях наша способность понять — конечно, чтобы сопереживать — устремления 1917 года уменьшились». в Ленинграде 1970-х годов интерес к теме сейчас «резко падает». «Иногда я задаюсь вопросом: кого теперь волнует русская революция?» — с грустью спрашивает Стейнберг, а Смит пишет на первой странице своего Россия в революции что «вызов, который большевистский захват власти в октябре 1917 года бросил мировому капитализму, все еще звучит (хотя и слабо)». теперь, после возбуждения споров 1970-х годов, вызванных холодной войной. Давно прошли те времена, когда позднеимперскую эпоху можно было назвать «дореволюционной», то есть интересной лишь постольку, поскольку она привела к революционным результатам. Это начало меняться в 1980-е и 1990-е годы, когда социальные и культурные историки России начинают исследовать все интересное, что не обязательно привело к революции, от криминала и популярной литературы до церкви. С распадом Советского Союза в 1991 году революция как историческая тема сморщилась, обнажив за собой Первую мировую войну, значение которой для России (в отличие от всех других воюющих сторон) ранее было крайне мало изучено. Тот же самый крах, лишивший нерусские республики Советского Союза, выдвинул на первый план вопросы империи и окраин (отсюда подзаголовок Смита «Империя в кризисе» и глава Стейнберга о «Преодолении империи»).

В 1960-х годах для Э.Г. Карру, а также его противникам, таким как Леонард Шапиро, что русская революция имела значение. Для Шапиро это имело значение, потому что оно навязало России новую политическую тиранию, которая угрожала свободному миру, а для Карра, потому что оно положило начало централизованной плановой экономике, в которой он видел предвестие будущего. Приступая к этой теме в 1970-х годах, я пришел к выводу, что наряду со многими «предательствами» социалистической революции, на которые указывал Троцкий и множество других, было также много достижений в области экономической и культурной модернизации, в частности спонсируемых государством. бурная индустриализация в 1930 с. Хобсбаум сделал то же самое на более широкой канве, когда отметил, что «советский коммунизм… стал прежде всего программой превращения отсталых стран в передовые». , с экономической стороны это своего рода модернизация, которая уже не выглядит современной. Кого теперь волнует строительство дымоходных производств, кроме как в контексте загрязнения окружающей среды?

В уверенном подведении итогов Брентона есть триумф свободного рынка, который, как и 9 Фукуямы0195 Конец Истории , возможно, не выдержал испытания временем, но он отражает отрицательный вердикт многих современных авторов о русской революции:

Он научил нас тому, что не работает. Трудно представить, чтобы марксизм как-то возродился. Как историческую теорию ее испытала революция, и она потерпела неудачу. Диктатура пролетариата вела не к коммунистической утопии, а лишь к еще большей диктатуре. Он также потерпел неудачу в качестве рецепта для управления экономикой. Сегодня ни один серьезный экономист не выступает за полную государственную собственность как путь к процветанию… не последним из уроков русской революции является то, что для большинства экономических целей рынок работает намного лучше, чем государство. Бегство от социализма с 1991 был Гадарин.

Если русская революция и имела какие-то устойчивые достижения, добавляет он, то это, вероятно, Китай. Смит, более осторожно, дает аналогичную оценку:

Советский Союз оказался способным обеспечить экстенсивный рост промышленного производства и создать оборонный сектор, но гораздо менее способным конкурировать с капитализмом, когда последний сместился в сторону более интенсивного форм производства и к «потребительскому капитализму». В этом отношении успехи китайских коммунистов в продвижении своей страны в ведущую экономическую и политическую мировую державу были гораздо более впечатляющими, чем у режима, образцом которого они в целом служили. Действительно, по мере развития 21 века может показаться, что Китайская революция была великая революция 20 века.

Вот и вывод, что путинская Россия — все еще не уверенная в том, что она думает о революции и, следовательно, как ее праздновать — должна задуматься: бренд «Русская революция» в опасности. Возможно, к двухсотлетнему юбилею Россия найдет способ его спасти, поскольку риск потерять главу в мировой истории XX века, безусловно, один из тех, которые не должен игнорировать ни один патриотический режим. Для Запада (при условии, что необычайно устойчивая дихотомия «Россия» и «Запад» сохранится в следующем столетии) она тоже должна выглядеть по-другому. Суждения историков, как бы мы ни надеялись на обратное, отражают настоящее; и большая часть этого извиняющегося и осуждающего принижения русской революции просто отражает — краткосрочную перспективу? – влияние распада СССР на его статус.