История шиворот навыворот. Ибн фадлан


Ибн Фадлан

Ибн Фадлан

  Ахмад ибн ал-Аббас Ибн Фадлан был арабским путешественником и миссионером, побывавшим в 921-922 гг. на берегах Волги и оставившим "Записку" (Рисала) об этом путешествии (в тексте сам автор именует свое сочинение "книгой" — китаб).

  Впервые выдержки из сочинения Ибн Фадлана стали известны по "Географическому словарю" арабского энциклопедиста начала XIII в. Иакута, который включил фрагменты из книги Ибн Фадлана в свой труд. В 20-х годах XX в. в иранском городе Мешхеде была найдена рукопись с более полным текстом "Записки", которая стала основой для дальнейших исследований. С 1935 г. ее фотокопия хранится в Отделе рукописей Института востоковедения в Санкт-Петербурге. Отдельные части из книги Ибн Фадлана имеются также в труде арабского ученого Закарии Казвини (XIII в.), а также у персидских авторов Наджиба Хамадани (XII в.) и Амина Рази (XVI в.). Фрагменты из сочинений этих персидских авторов учтены А.П. Ковалевским в издании 1956 г.

  Более ста лет назад известный археолог А.А. Спицын высказал сомнение в достоверности книги Ибн Фадлана (Спицын 1899), что вызвало полемику, в результате которой была доказана аутентичность произведения (Тизенгаузен 1900; Розен 1904).

  Из "Записки" следует, что в ответ на просьбу правителя волжских булгар Алмуша о помощи против хазар, об укреплении в вере ислама тех булгар, которые уже стали мусульманами, и об обращении в ислам еще неверующих, на берега Волги было отправлено посольство халифа ал-Муктадира (908-932). Ибн Фадлан был секретарем этого посольства и наставником в вероучении.

  Выйдя из Багдада 21 июня 921 г., караван прошел через города Хамадан, Рей, Нишапур, Мерв, Бухару, проследовал по Амуцарье до Хорезма, миновал Аральское море и через плато Устюрт и р. Урал достиг 12 мая 922 г. территории средней Волги, где, южнее впадения в Волгу р. Камы, находилась ставка "царя ас-сакалиба", как называл Ибн Фадлан правителя волжских булгар. Такой обходной путь был выбран миссией, видимо, из-за исходящей со стороны хазар опасности.

  Ибн Фадлан встретил на берегу Волги отряд торговцев-русов и в своей "Записке" подробно рассказал об образе жизни, одеждах и украшениях, внешнем виде, верованиях, погребальном обряде прибывших русов, исходя из собственных наблюдений над ними. Эти уникальные сведения Ибн Фадлана вызывали большой интерес среди исследователей; им посвящена значительная литература. Признано, что описанные Ибн Фадланом русы по обрядности и внешнему виду напоминают скандинавов, хотя их одеяния и обычаи содержат и финские, и славянские элементы.

  Внимание историков привлекал также тот факт, что Ибн Фадлан на протяжении всего изложения называл правителя Волжской Булгарии "царем ас-сакалиба (славян)". Наиболее распространена точка зрения, что причиной такого именования явилось расширительное понимание Ибн Фадланом этнонима ас-сакалиба (славяне) как населения Восточной Европы, что встречается и у некоторых других арабских авторов. К примеру, ал-Мас'уди считал славянами немцев (ан-наджим), саксонцев (саксин), венгров (ат-турк). Есть и другие предположения. Так, А.Я. Гаркави полагал, что в Поволжье существовало многочисленное славянское население (Гаркави 1870. С. 105). Позднее ученые отказались от этой идеи, исходя из данных археологии. Однако в последние годы теория была реанимирована на том основании, что в Поволжье была открыта так называемая именьковская культура, которую некоторые историки склонны относить к праславянской (Седов 1994; Кляштор-ный, Султанов 2004. С. 156-157). На этом основании стали возникать догадки о причинах наименования волжских болгар славянами. Однако неизвестно, сохранилось ли это население до X в. и называло ли оно себя или другие народы славянами. Ряд ученых считали, что светловолосые северные народы, в том числе поволжские, назывались арабскими авторами славянами, исходя не только из данных Ибн Фадлана, но и из вышеупомянутых сведений ал-Мас'уди о том, что немцы и венгры тоже относились к славянам (Ибн Фадлан/Тоган. S. 104, 295-331; Ибн Фадлан 1956. С. 15, 159. Примеч. 9). С этим предположением трудно согласиться, поскольку для народов Поволжья у арабов существовали известные этнонимы — булгары, буртасы, башджирты и др., но отнюдь не славяне (ас-сакалиба). Была также высказана точка зрения, что Ибн Фадлан назвал правителя булгар царем ас-сакалиба со слов самого царя Алмуша. Последний же именовал себя так для придания престижа при создании антихазарской коалиции. Автор XIII в. Йакут модифицировал текст Ибн Фадлана, отождествив сакалиба с волжскими булгарами (Мишин 2002. С. 29-33). Было высказано и предположение о том, что болгары могли считать славян своими подданными еще со времен господства Великой Болгарии в причерноморских степях над антами и представителями так называемой пеньковской культуры, которые относятся археологами к праславянам (Петрухин, Раевский 1998. С. 225; Кляшторный, Султанов 2004. С. 153-157).

  Издания и переводы: Ibn-Foszlan's und anderer arabischen Berichte tiber die Russen alterer Zeit / Text und Ubersetzungen mit kritisch-philologischen Anmerkungen, nebst drei Beilagen... von Ch. M. Fraehn. SPb., 1823; A. Zeki Validi Togan. Ibn Fadlan's Reisebericht. Leipzig, 1939; Путешествие Ибн Фадлана на Волгу / Пер. и комм. [А.П. Ковалевского] под ред. акад. И.Ю. Крачковского. М.; Л., 1939; Ковалевский А. 77. Книга Ахмеда ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 г. Харьков, 1956; Рисала Ибн Фадлан / С. Ад-Даххан. Дамаск, 1959.

  Переводы фрагментов: Гаркави 1870. С. 85-102; ZA III; Гараева 2006 г.

  Литература: Спицын 1899; Тизенгаузен 1900; Розен 1904; Валидов 1924; Соболевский 1929; Czegledy 1939; Бартольд 19636. С. 832-835; Бартольд 1973в; Большаков 2000; Мишин 2002. С. 29-33; Коновалова 2005г.

РИСАЛА

  (...) А если прибудут (в Булгарию. — Т.К.) русы или какие-нибудь другие [люди] из прочих племен1 с рабами, то царь (бунтарский. — Т.К.), право же, выбирает для себя из каждого десятка голов одну голову...

(Перевод А.П. Ковалевского по: Ибн Фадлан 1956. С. 141)

  Он сказал: Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Я не видал [людей] с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лшрм, белы телом2. Они не носят ни курток3, ни хафтанов4, но у них мужчина носит кису5, которой он охватывает один бок, причем одна из рук выходит из нее наружу. И при каждом из них имеется топор6, меч и нож, [причем] со всем этим он [никогда]7 не расстается. Мечи их плоские8, бороздчатые, франкские9. И от края ногтей иного из них [русов] до его шеи [имеется] собрание деревьев, изображений [картинок] и тому подобного.

  А что касается их женщин, то на [каждой] их груди прикреплена коробочка10, или из железа, или из серебра, или из меди, или из золота, или из дерева в соответствии с размерами [денежных] средств их мужей. И у каждой коробочки — кольцо, у которого нож, также прикрепленный на груди. На шеях у них мониста11 из золота и серебра, так что если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене один [ряд], а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два [ряда] мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые он прибавляет к ним [дирхемам], они прибавляют [ряд] мониста его жене, так что на шее иной из них бывает много [рядов] монист.

  Самым великолепным украшением [считаются] у них [русов] зеленые бусы из той керамики, какая бывает на кораблях12. Они делают [для их приобретения] исключительные усилия, покупают одну такую бусину за дирхем и нанизывают [их] в качестве ожерелий для своих жен.

  Дирхемы русов — серая белка без шерсти, хвоста, передних и задних лап и головы, [а также] соболи. Если чего-либо недостает, то от этого шкурка становится бракованной [монетой]. Ими они совершают меновые сделки, и оттуда их нельзя вывести, так что их отдают за товар. Весов там не имеют, а только стандартные бруски металла. Они совершают куплю-продажу посредством мерной чашки13.

Молитва купца-русаМолитва купца-"руса" (по описанию Ибн Фадлана)

  Они грязнейшие из творений Аллаха, — они не очищаются ни от экскрементов, ни от урины, не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды14, но они, как блуждающие ослы. Они прибывают из своей страны и причаливают свои корабли на Атыле15, — а это большая река, — и строят на ее берегу большие дома из дерева16. И собирается [их] в одном [таком] доме десять и двадцать, — меньше или больше. У каждого [из них] скамья, на которой он сидит, и с ними [сидят] девушки-красавицы для купцов. И вот один [из них] сочетается со своей девушкой, а товарищ его смотрит на него. А иногда собирается [целая] группа из них в таком положении один против другого, и входит купец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и наталкивается на него, сочетающегося с ней. Он же не оставляет ее, пока не удовлетворит своей потребности.

  У них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы самой грязной водой, какая только бывает, и самой нечистой. А это [бывает] так, что девушка является каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит ее своему господину. Он же моет в ней свои руки, свое лицо и все свои волосы. И он моет их и вычесывает их гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюет в нее и не оставляет ничего из грязи, чего бы он ни сделал в эту воду. Когда же он покончит с тем, что ему нужно, девушка несет лохань к сидящему рядом с ним, и [этот] делает то же самое, что сделал его товарищ. И она не перестает подносить ее от одного к другому, пока не обнесет ею всех, находящихся в [этом] доме, и каждый из них сморкается, плюет и моет свое лицо и волосы в ней17.

  И как только их корабли прибывают к этой пристани, тотчас выходит каждый из них, [неся] с собою хлеб, мясо, лук, молоко и набиз18, чтобы подойти к длинному воткнутому [в землю] бревну, у которого [имеется] лицо, похожее на лицо человека, а вокруг него маленькие изображения, а позади этих изображений — длинные бревна, воткнутые в землю. Итак, он подходит к большому изображению и поклоняется ему, потом говорит ему: "О мой господь19, я приехал из отдаленной страны, и со мною девушек столько-то и столько-то голов и соболей столько-то и столько-то шкур, — пока не назовет всего, что прибыло с ним из его товаров — и я пришел к тебе с этим даром", — потом [он] оставляет то, что имел с собой, перед [этим] бревном, — "итак, я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца, имеющего многочисленные динары и дирхемы, чтобы он покупал у меня в соответствии с тем, что я пожелаю, и не прекословил бы мне ни в чем, что я говорю". Потом он уходит.

  Итак, если продажа для него будет трудна и пребывание его затянется, то он снова придет со вторым и третьим подарком, и если [для него] будет затруднительно добиться того, чего он хочет, он понесет к каждому из маленьких изображений подарок, попросит их о ходатайстве и скажет: "Это — жены нашего господа, дочери его и сыновья его". Итак, он не перестает обращаться с просьбой то к одному изображению, то к другому, просит их искать у них заступничества и униженно кланяется перед ними. Иногда же продажа пойдет для него легко, и он продаст. Тогда он говорит: "Господь мой удовлетворил мою потребность, и мне следует вознаградить его". И вот он берет некоторое число овец или рогатого скота, убивает их, раздает часть мяса, а оставшееся несет и оставляет между тем большим бревном и стоящими вокруг него маленькими, и вешает головы рогатого скота или овец на это воткнутое [сзади] в землю дерево. Когда же наступит ночь, придут собаки и съедят все это. И говорит тот, кто это сделал: "Господь мой уже стал доволен мною и съел мой дар".

  Если кто-либо из них заболел, то они разобьют для него палатку в стороне от себя, оставят его в ней, положат вместе с ним некоторое количество хлеба и воды и не приближаются к нему и не говорят с ним, особенно если он бедняк или невольник20, но если это лицо, которое имеет толпу родственников и слуг, то люди посещают его во все эти дни и справляются о нем. Итак, если он выздоровеет и встанет, то возвратится к ним, а если он умрет, то они его сожгут. Если же он был невольник, они оставят его в его положении, [так что] его едят собаки и хищные птицы.

  Если они поймают вора или грабителя, то они поведут его к длинному толстому дереву, привяжут ему на шею крепкую веревку и подвесят его на нем навсегда, пока он не распадется на куски от ветров и дождей.

Похороны знатного руса

Похороны знатного руса. Г. Семирадский

  Мне не раз говорили, что они делают со своими главарями21 при [их] смерти дела, из которых самое меньшее — сожжение, так что мне все время очень хотелось познакомиться с этим, пока не дошла до меня [весть] о смерти одного выдающегося мужа из их числа. Итак, они положили его в его могиле и покрыли ее над ним настилом на десять дней, пока не закончат кройки его одежд и их сшивания.

  А именно: если это бедный человек из их числа, то делают маленький корабль22, кладут его в него и сжигают его [корабль]. Что же касается богатого, то собирают то, что у него имеется, и делят это на три трети, причем одна [треть] — для его семьи23, [одна] треть на то, чтобы скроить для него одежды, и [одна] треть, чтобы на нее приготовить набиз, который они пьют до дня, когда его девушка убьет сама себя24 и будет сожжена вместе со своим господином. Они, злоупотребляя набизом, пьют его ночью и днем, [так что] иной из них умрет, держа кубок в руке.

  Они в те десять дней пьют и сочетаются [с женщинами] и играют на сазе. А та девушка, которая сожжет сама себя с ним, в эти десять дней пьет и веселится, украшает свою голову и саму себя разного рода украшениями и платьями и, так нарядившись, отдается людям.

  Если умрет главарь25, то его семья26 скажет его девушкам и его отрокам27: "Кто из вас умрет вместе с ним?" Говорит кто-либо из них: "Я". И если он сказал это, то [это] уже обязательно, — ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. Большинство из тех, кто это делает, — девушки. И вот когда умер тот муж, о котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам: "Кто умрет вместе с ним?" И сказала одна из них: "Я". Итак, ее поручили двум девушкам, чтобы они охраняли ее и были бы с нею, куда бы она ни пошла, настолько, что иногда [даже] мыли ей ноги своими руками. И они [родственники] принялись за его дело, — за кройку для него одежд и устройство того, что ему нужно. А девушка каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему.

  Когда же наступил день, в который должны были сжечь его и девушку, я прибыл к реке, на которой [находился] его корабль, — вот он уже вытащен [на берег] и для него поставлены четыре устоя28 из дерева хаданга29 и из другого дерева [халанджа], и вокруг них поставлено также нечто вроде больших помостов из дерева. Потом [корабль] был протащен, пока не был помещен на это деревянное сооружение. И они стали его охранять, ходить взад и вперед и говорить речью30, для меня непонятной. А он [умерший] был еще в своей могиле, [так как] они [еще] не вынимали его.

  В середину этого корабля они ставят шалаш из дерева и покрывают этот шалаш разного рода "кумачами"31. Потом они принесли скамью, поместили ее на корабле, покрыли ее стегаными матрацами и византийской парчой, и подушки — византийская парча. И пришла женщина старуха, которую называют ангел смерти32, и разостлала на скамье упомянутые нами выше постилки. Это она руководит его обшиванием и его устройством, и она [же] убивает девушек. И я увидел, что она старуха-богатырка, здоровенная, мрачная.

  Когда же они прибыли к его могиле, они удалили землю с дерева [настила], удалили дерево и извлекли его в покрывале, в котором он умер. И я увидел, что он уже почернел от холода этой страны. Еще прежде они поместили с ним в могиле набиз, [какой-то] плод и лютню. Теперь они вынули все это. И вот он не завонял, и в нем ничего не изменилось, кроме его цвета. Тогда они надели на него шаровары33, гетры, сапоги, куртку, парчовый хафтан с пуговицами из золота, надели ему на голову шапку из парчи, соболью, и понесли его, пока не внесли его в находившийся на корабле шалаш, посадили его на стеганый матрац, подперли его подушками и принесли набиз, плод, разного рода цветы и ароматические растения и положили это вместе с ним. И принесли хлеба, мяса и луку и оставили это перед ним. И принесли собаку, рассекли ее пополам и бросили ее в корабль. Потом принесли все его оружие и положили его рядом с ним. Потом взяли двух лошадей и гоняли их до тех пор, пока они не вспотели. Потом рассекли их мечами и бросили их мясо в корабле. Потом привели двух коров, также рассекли их и бросили их в нем. Потом доставили петуха и курицу, убили их и оставили в нем34.

  Собирается много мужчин и женщин, играют на сазах и каждый из родственников умершего ставит шачаш поодаль от его шалаша. А девушка, которая хотела быть убитой, разукрасившись, отправляется к шалашам родственников умершего, ходя туда и сюда, входит в каждый из шалашей, причем с ней сочетается хозяин шалаша и говорит ей громким голосом: "Скажи своему господину: "Право же, я совершил это из любви и дружбы к тебе"35". И таким же образом, по мере того как она проходит до конца [все] шалаши, также [все] остальные с ней сочетаются.

  Когда же они с этим делом покончат, то, разделив пополам собаку, бросают ее внутрь корабля, а также отрезав голову петуху, бросают [его и его голову] справа и слева от корабля.

  Когда же пришло время спуска солнца36, в пятницу, привели девушку к чему-то, сделанному ими еще раньше наподобие обвязки ворот. Она поставила свои ноги на ладони мужей, поднялась над этой обвязкой [смотря поверх нее вниз], и произнесла какие-то слова на своем языке, после чего ее спустили. Потом подняли ее во второй раз, причем она совершила подобное же действие, [как] и в первый раз. Потом ее опустили и подняли в третий раз, причем она совершила то же свое действие, что и в первые два раза. Потом ей подали курицу, — она отрезала ей голову и швырнула ее [голову]. Они [же] взяли эту курицу и бросили ее в корабль. Итак, я спросил переводчика о ее действиях, а он сказал: "Она сказала в первый раз, когда ее подняли: "Вот я вижу своего отца и свою мать", — и сказала во второй раз: "Вот все мои умершие родственники37, сидящие", — и сказала в третий раз: "Вот я вижу своего господина, сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, — так ведите же меня к нему".

  Итак, они прошли с ней в направлении к кораблю. И она сняла два браслета, бывшие при ней, и отдала их оба той женщине-старухе, называемой ангел смерти, которая ее убьет. И она сняла два бывших на ней ножных кольца и дала их оба тем двум девушкам, которые [все время] служили ей, а они обе — дочери женщины, известной под названием ангел смерти.

  После этого та группа [людей], которые перед тем уже сочетались с девушкой, делают свои руки устланной дорогой для девушки, чтобы девушка, поставив ноги на ладони их рук, прошла на корабль38. Но они [еще] не ввели ее в шалаш. Пришли мужи, [неся] с собою щиты и палки, ей подали кубком набиз. Она же запела над ним и выпила его. И сказал мне переводчик, что она этим прощается со своими подругами39. Потом ей был подан другой кубок, она же взяла его и долго тянула песню, в то время как старуха торопила ее выпить его и войти в палатку, в которой [находился] ее господин.

  И я увидел, что она растерялась, захотела войти в шалаш, но всунула свою голову между ним и кораблем. Тогда старуха схватила ее голову и всунула ее [голову] в шалаш и вошла вместе с ней, а мужи начали ударять палками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, вследствие чего обеспокоились бы другие девушки и перестали бы стремиться к смерти вместе со своими господами40. Затем вошли в шалаш шесть мужей из [числа] родственников ее мужа и все [до одного] сочетались с девушкой в присутствии умершего. Затем, как только они покончили с осуществлением [своих] прав любви, уложили ее рядом с ее господином. Двое схватили обе ее ноги, двое обе ее руки, пришча старуха, называемая ангел смерти, наложила ей на шею веревку с расходящимися концами и дала ее двум [мужам], чтобы они ее тянули, и приступила [к делу], имея [в руке] огромный кинжал с широким лезвием. Итак, она начала втыкать его между ее ребрами и вынимать его, в то время как оба мужа душили ее веревкой, пока она не умерла.

  Потом явился ближайший родственник умершего, взял палку и зажег ее у огня. Потом он пошел, пятясь задом, — затылком к кораблю, а лицом к людям, [держа] зажженную палку в одной руке, а другую свою руку на заднем проходе, будучи голым, — чтобы зажечь сложенное дерево, [бывшее] под кораблем. Потом явились люди с деревом [для растопки] и дровами. У каждого из них была палка, конец которой он зажег. Затем [он] бросает ее в это [сложенное под кораблем] дерево. И берется огонь за дрова, потом за корабль, потом за шалаш, и мужа, и девушку, и [за] все, что в нем [находится]. Потом подул ветер, большой, ужасающий, и усилилось пламя огня и разгорелось его пылание. Был рядом со мной некий муж из русов. И вот я услышал, что он разговаривает с бывшим со мной переводчиком. Я спросил его о том, что он ему сказал. Он сказал: "Право же, он говорит: "Вы, арабы, глупы"". Я же спросил его об этом. Он сказал: "Действительно, вы берете самого любимого вами из людей и самого уважаемого вами и оставляете его в прахе, и едят его насекомые и черви, а мы сжигаем его в мгновение ока, так что он немедленно и тотчас входит в рай41". Потом он засмеялся чрезмерным смехом. Я же спросил об этом, а он сказал: "По любви господа его к нему, [вот] он послал ветер, так что он [ветер] возьмет его в течение часа42". И в самом деле, не прошло и часа, как корабль, и дрова, и девушка, и господин превратились в золу, потом в [мельчайший] пепел.

  Потом они соорудили на месте этого корабля, который они [когда-то] вытащили из реки, нечто вроде круглого холма и водрузили в середине его большое бревно хаданга43, написали на нем имя [этого] мужа и царя русов и удалились.

  Он сказал: Один из обычаев царя русов тот, что вместе с ним в его очень высоком44 замке45 постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей46, его сподвижников, причем находящиеся у него надежные люди из их числа умирают при его смерти и бывают убиты из-за него. С каждым из них [имеется девушка], которая служит ему, моет ему голову и приготовляет ему то, что он ест и пьет, и другая девушка, [которой] он пользуется как наложницей в присутствии царя. Эти четыреста [мужей] сидят, а ночью спят у подножия его ложа. А ложе его огромно и инкрустировано драгоценными самоцветами. И с ним сидят на этом ложе сорок девушек для его постели. Иногда он пользуется как наложницей одной из них в присутствии своих сподвижников, о которых мы [выше] упомянули. И этот поступок они не считают по-стыдным. Он не спускается со своего ложа, так что если он захочет удовлетворить некую потребность, то удовлетворит ее в таз, а если он захочет поехать верхом, то он подведет свою лошадь47 к ложу таким образом, что сядет на нее верхом с него, а если [он захочет] сойти [с лошади], то он подведет свою лошадь48 настолько [близко], чтобы сойти со своей лошади на него. И он не имеет никакого другого дела, кроме как сочетаться [с девушками], пить и предаваться развлечениям. У него есть заместитель49, который командует войсками, нападает на врагов и замещает его у его подданных.

  Их отличные ["добропорядочные"] люди проявляют стремление к кожевенному ремеслу и не считают эту грязь отвратительной.

  В случае, если между двумя лицами возникнет ссора и спор, и их царь не в силах достигнуть примирения, он выносит решение, чтобы они сражались друг с другом мечами, и тот, кто окажется победителем, на стороне того и правда.

(Перевод А.П. Ковалевского по: Ибн Фадлан 1956. С. 141-146)

КОММЕНТАРИИ

1 Здесь арабское слово: джине — "сорт, род". "Слово джине значит "сорт", а также "племя", но не как племенная организация, а как масса этнически однородных людей..." (Ибн Фадлан 1956. С. 233. Примеч. 652). Здесь и далее комментарии А.П. Ковалевского воспроизведены в кавычках.

2 Набранные курсивом слова вставлены из текстов более поздних персидских авторов, сохранивших фрагменты из "Записки" Ибн Фадлана (Ибн Фадлан 1956. Примеч. 680. С. 236). Наджиб Хамадани: "...высокого роста, с белым телом и красным лицом"; Амин Рази: "Их народ в целом с красными волосами, высокого роста, с белым телом". "Относительно красных волос в сочинении А. Рази я полагаю, что первоначально в его тексте вместо красных волос мауи — "волосы" стояло все же рауи — "лицо"" (Ибн Фадлан 1956. С. 236. Примеч. 679).

3 Короткая мужская одежда без рукавов (Ибн Фадлан 1956. С. 236. Примеч. 680).

4 Верхняя широкая одежда, охватывавшая все тело, с короткими рукавами (Ибн Фадлан 1956. С. 236. Примеч. 682).

5 Кусок шерстяной ткани, которым и одевались, и накрывали постель (Ибн Фадлан 1956. С. 236. Примеч. 684).

6 Ибн Мискавайх тоже отмечал наличие топора как боевого оружия русов. Видимо, он служил и орудием ремесленника, и оружием (Ибн Фадлан 1956. С. 237. Примеч. 685).

7 Слово "никогда" имеется только в пересказе Закария Казвини (Ибн Фадлан 1956. С. 237. Примеч. 686).

8 Поправка О.Г. Большакова: "Сана' — "искусно сделанный, искусной работы", а не "плоские"" (Большаков 2000. С. 57).

9 Мечи франкского образца (Ибн Фадлан 1956. С. 237-238. Примеч. 689).

10 Поправка О.Г. Большакова: "Следует читать: "А у каждой их женщины на груди прикреплена коробочка"" (Большаков 2000. С. 57). Эти нагрудные коробочки, скорее всего, являются "скорлупообразными фибулами, известными в Северной и Восточной Европе" (Лебедев 1978. С. 22-23).

11 В.В. Бартольд, по тексту Йакута, переводил "ожерелье" (Бартольд 19636. С. 838). А.П. Ковалевский считал свой перевод ("монисто". — Т.К.) более точным, поскольку подразумевалось, видимо, металлическое ожерелье из монет (Ибн Фадлан 1956. С. 239. Примеч. 696). Напротив, по мнению О.Г. Большакова, "чтобы избежать излишней определенности, целесообразно переводить это слово нейтральным "ожерелье", что подходит и для обруча-гривны, и для ожерелья из монет, хотя последнее не вытекает из текста. Это место лучше перевести так: "А на шее у них — ожерелья из золота и серебра, потому что, когда мужчина владеет десятью тысячами серебряных дирхемов, то у его жены — одно ожерелье, а если двадцатью тысячами, то два ожерелья..." (Большаков 2000. С. 57-58).

12 Поправка О.Г. Большакова: "Эта непонятная фраза легко расшифровывается, если читать не суфун (корабли), а сафан, что значит, согласно ал-Мунджиду (Ал-Мунджид фи-л-луга ат-таб'а ал-ишруна. Байрут, 1969. С. 338. Средняя колонка), "кожа ската, которую употребляют на рукоятках меча". Мечи с рукоятками, обтянутыми кожей ската с бугорками, похожими на бусины, хорошо известны специалистам" (Большаков 2000. С. 58).

13 Сводка разных вариантов из текстов Амина Рази и Наджиба Хамадани (Ибн Фадлан 1956. С. 240. Примеч. 705). Ни в Мешхедской рукописи, ни у Иакута этого фрагмента нет.

14 Замечание вызвано особым отношением арабов к обязательным при молитве обрядам омовения.

15 Волга. А.П. Ковалевский, исходя из текста, не отождествлял пристань, куда прибывали русы и где происходили торги, с городом Булгаром (Ибн Фадлан 1956. С. 218. Примеч. 5656). Однако А. Зеки Валиди Тоган, К. Цегледи и др. высказывались в пользу именно Булгара (Ибн Фадлан/Тоган. S. 31: араб, текст. Примеч. 4; Czegtedy 1939. S. 221; Фахрутдинов 1977. С. 66).

16 Такие большие дома открыты археологами в торговых городах Северной Европы: Хедебю (Дания), Ладога (Лебедев 1978. С. 23-24).

17 Использование одной лохани для нескольких человек является чертой быта германского происхождения (Лебедев 1978. С. 23).

18 Хмельной напиток.

19 "Слово раббун у Ибн Фадлана применяется только в религиозном смысле..." (Ибн Фадлан 1956. С. 181. Примеч. 176).

20 "...Мамлюк — "невольник" (обращенный в рабство свободный человек). Молодых рабов Ибн Фадлан называет "отроками" — гулам..; если же он говорит о рабе как таковом, то 'абд.., мн. ч. 'убайд... В таких случаях я перевожу "раб", "рабы"" (Ибн Фадлан 1956. С. 243. Примеч. 736). О термине "гулам" см. ниже, примеч. 27.

21 Употреблен термин ра'ис — "глава". По А.П. Ковалевскому, "главарь", с одной стороны, приравнивается к слову малик — "царь" в значении "предводитель", "князь"... В другом случае рейс (ра'ис. — Т.К.) — "главарь" приравнивается к кябир — "большой", "старейший"... В отношении русов, по-видимому, это слово имеет второе значение. Так, один из упомянутых здесь "главарей" русов в дальнейшем именуется сначала более общим термином "выдающийся муж из их числа", а потом снова "главарь" (Ибн Фадлан 1956. С. 244. Примеч. 745).

22 "...Арабское слово сафина означает "корабль", и у Ибн Фадлана применяется для обозначения большой ладьи..." (Ибн Фадлан 1956. С. 245. Примеч. 750). Обряд сожжения в ладье — скандинавский по происхождению (Лебедев 1978. С. 24; Петрухин 1995. С. 205-208). Однако этот ритуал являлся частью мифологического комплекса, характерного не только для скандинавов, но и для славян, и для балтов (Велецкая 1968; Петрухин 1995. С. 205).

23 Арабское словосочетание ахлихи — "его семья". В данном случае имеется в виду семья в более узком значении, чем "домочадцы" (ахл ал-байт — "люди дома"). Более того, речь идет, по мнению А.П. Ковалевского, только о женщинах (Ибн Фадлан 1956. С. 245. Примеч. 751).

24 "Имеется в виду, что девушка согласилась на смерть добровольно..." (Ибн Фадлан 1956. С. 245-246. Примеч. 753).

25 Араб, ра'ис. Как отмечал А.П. Ковалевский, иногда термин приравнивался к слову малик — "владыка, государь", в других же случаях имел значение "больший, старший", в противопоставление простому народу (Ибн Фадлан 1956. С. 241. Примеч. 745). В данном случае имеется в виду скорее "главарь", нежели "владыка, правитель". См. выше примеч. 21.

26 Ахлихи — "его семья". "Тут уже, конечно, все его родственники в более широком смысле, также и мужчины, участвующие в дальнейшем обряде... Семья, состоящая из ближайших иждивенцев данного лица, названа у Ибн Фадлана 'ийалун" (Ибн Фадлан 1956. С. 246. Примеч. 757). Кроме родственников, в похоронах участвовали и другие домочадцы (Калинина 1995. С. 136-137).

27 Араб, гулям. Возможно, подразумеваются рабы, хотя этот вопрос остается открытым (Ибн Фадлан 1956. С. 246. Примеч. 758; Калинина 1995. С. 136-137). О.Г. Большаков отметил, что термин гулям лучше оставлять без перевода: "Во-первых, отроки как члены дружины были свободными, а гулямы — рабами или вольноотпущенниками, во-вторых, отроки были младшими дружинниками, а гулямы нередко становились даже полководцами" (Большаков 2000. С. 54). Однако до XI в. в древнерусском социуме отрок входил в состав "челяди", т.е. мог быть не свободным человеком (Свердлов 1983. С. 203), следовательно, термин "гулям" правомерно перевести как "отрок" (Калинина 1995. С. 137).

28 "Это "опорные столбы", но не единственные подпорки" (Ибн Фадлан 1956. С. 247. Примеч. 767).

29 А.П. Ковалевский предполагал, что термины хаданг и халандж являются диалектическими вариантами и могут означать: береза, бук, белый тополь и клен (Ибн Фадлан 1939. С. 161. Примеч. 1131). Позднее А.П. Ковалевский считал, что слово хаданг может означать "сосна". В тексте Иакута в этом месте — халандж (вероятно, "береза": Ибн Фадлан 1956. С. 214. Примеч. 539; С. 247. Примеч. 768). Б.Н. Заходер считал термины неидентичными и полагал, что халандж — это береза, а хаданг может означать "осина, дуб, тополь или еще какое-то дерево, обладающее устойчивостью против влаги" (Заходер 1962. С. 112).

30 Речь идет о неких обрядовых речах, не обращенных ни к кому из присутствующих конкретно (Ибн Фадлан 1956. С. 247-248. Примеч. 772).

31 "Кумач" — добротная материя, необязательно красная. Аналоги имеются и в арабском, и в персидском языках (Ибн Фадлан 1956. С. 248. С. 774).

32 По выражению А.П. Ковалевского, "профессионалка своего дела, которую приглашали для такого обряда, почему ей и присвоено прозвище "распорядителя смерти"" (Ибн Фадлан 1956. С. 249. Примеч. 778, 780). Руководя обрядовыми приготовлениями, старуха устраивает переход в иной мир. Подобные руководительницы известны у индийцев, хеттов, литовцев; сказочная Баба Яга в русском фольклоре зачастую выполняет ту же функцию (Петрухин 1995. С. 212-213).

33 О шароварах русов упоминалось также в "Анонимной записке". На поминальных камнях острова Готланд изображены воины в широких, подвязанных под коленами штанах, напоминающих шаровары русов (Лебедев 1978. С. 23).

34 Костные останки таких животных были найдены при археологических раскопках в курганах на территории и Скандинавии, и Восточной Европы (Lewicki 1955. S. 144-146; Жарнов 1991).

35 А.П. Ковалевский считал этот обряд пережитком группового брака (Ибн Фадлан 1956. С. 252. Примеч. 808).

36 А.П. Ковалевский отмечал, что "поскольку автор мусульманин, можно перевести и "время вечерней молитвы"" (Ибн Фадлан 1956. С. 252. Примеч. 810). Для понимания мусульманских молитвенных обычаев в климатических условиях Волжской Булгарии это сообщение приобрело особое значение (Салахетдинова 1994).

37 А.П. Ковалевский справедливо считал, что обряд похорон руса представлял собой символическую свадьбу, когда девушка-рабыня становилась свободной женой умершего (Ибн Фадлан 1956. С. 254. Примеч. 819). Вероятнее всего, она была именно рабыней-наложницей, а не свободной женщиной, и лишь став жертвой и, тем самым, законной женой, переходила в ранг свободной женщины (Калинина 1995. С. 136).

38 Вставка из текста Амина Рази, с редактурой А.П. Ковалевского (Ибн Фадлан 1956. С. 255. Примеч. 828).

39 Прощание с подругами подчеркивает мотив похорон-свадьбы (Ибн Фадлан 1956. С. 255. Примеч. 832).

40 С.С. Стасов полагал, что объяснение эпизода Ибн Фадланом неверно: стук палок по щитам означал удаление злых духов (Стасов 1881). А.П. Ковалевский же настаивал, что в эпоху Ибн Фадлана обряд имел вполне рационалистическое, правильно истолкованное Ибн Фадланом объяснение (Ибн Фадлан 1956. С. 257. Примеч. 839).

41 Араб Ибн Фадлан и передающий его рассказ перс Амин Рази избегают терминов, обозначающих мусульманский рай, поскольку язычник-рус не мог попасть именно туда (Ибн Фадлан 1956. С. 261. Примеч. 867). Мусульманский рай (джанна) был уготован только приверженцам ислама, соблюдающим все его правила.

42 В целом обряд и слова руса соответствуют рекомендации, которую вложил в уста скандинавского верховного бога Одина Снорри Стурлусон, исландский писатель XIII в.: "Один завещал всех умерших сжигать на костре вместе с их имуществом... Люди верили тогда, — продолжал Снорри, — что чем выше дым от погребального костра подымается в воздух, тем выше в небе будет тот, кто сжигается" (Круг Земной: Сага об Инглингах. VIII. IX). Впрочем, обряд кремации умерших с конем и другими животными характерен и для славян, и для балтов, и для скандинавов (Петрухин 1995. С. 198, 206-207).

43 Здесь А.П. Ковалевский предпочитает значение "сосна" (Ибн Фадлан 1956. С. 263. Примеч. 875а).

44 Вставка из текста Амина Рази. Встречается также у Закарийа ал-Казвини: "в огромном дворце" (Ибн Фадлан 1956. С. 263. Примеч. 876).

45 А.П. Ковалевский предпочитает значение "замок", поскольку далее речь идет о дружинниках (Ибн Фадлан 1956. С. 265. Примеч. 877).

46 Здесь А.П. Ковалевский переводит "богатыри", а не "дружинники", поскольку в арабском тексте стоит слово, означающее "доблестный, храбрый, герой" (Ибн Фадлан 1956. С. 263. Примеч. 878).

47 Фраза переведена дословно. Она означает "он велит подвести" (Ибн Фадлан 1956. С. 265-266. Примеч. 887).

48 "Из этого сообщения мы еще раз убеждаемся, что "ложе", на котором находился царь, представляло собой большой помост, с которого можно было садиться прямо на лошадь..." (Ибн Фадлан 1956. С. 266. Примеч. 890).

49 Араб, халифа — "в общем значении". "Слово "халиф" в применении к багдадскому халифу Ибн Фадлан применяет лишь в особых случаях" (Ибн Фадлан 1956. С. 266. Примеч. 891).

www.othist.ru

Читать книгу «Записка» о путешествии на Волгу Ахмед Ибн-Фадлан : онлайн чтение

Ибн-Фадлан

«Записка» о путешествии на Волгу

«Записка» Ахмеда Ибн-Фадлана – чрезвычайно важный источник по истории Восточной Европы X века. Ее автор посетил Волжскую Булгарию в составе посольства аббасидского халифа аль-Муктадира (908-932 гг.). Поездка была предпринята по инициативе правителя Волжской Булгарии, который, желая избавиться от власти хазар, просил покровительства халифа и обещал принять ислам. Посольство вышло из Багдада в 921 г. и прибыло в Волжскую Булгарию в мае 922 г. О его результатах ничего не известно, но Ибн-Фадлан (возможно, второе лицо в посольстве) оставил подробный отчет о путешествии, и в этом отчете приводится множество уникальных сведений этнографического характера о гузах, башкирах, булгарах и хазарах. Кроме этого, Ибн-Фадлан видел в Булгарии русов и оставил подробное описание их погребального обряда.

Отчет Ибн-Фадлана был широко известен в арабско-персидском мире. По свидетельству географа XIII века Йакута ар-Руми, работавшего в Мерве, в его время это сочинение было весьма распространено и находилось у многих лиц в восточном Иране. Сам Йакут включил несколько фрагментов из Ибн-Фадлана в свой «Географический словарь», дошедший в нескольких списках.

Единственный известный список «Записки» Ибн-Фадлана был обнаружен востоковедом А.З.В.Тоганом (А.З.Валидовым) в 1920-х годах в библиотеке при гробнице имама Али ибн-Риза в Мешхеде (Иран). К сожалению, конец рукописи отсутствует, причем неизвестно, скольких листов не хватает. В 1937 г. фотокопия Мешхедской рукописи была передана в дар Академии наук СССР от правительства Ирана, и на ее основе А.П.Ковалевским было подготовлено издание на русском языке. В 1956 г. им же было подготовлено существенно переработанное и дополненное издание, но наша электронная публикация основана на издании 1939 г.

В издании 1237 ссылок, в основном ими отмечены комментарии по существу перевода. Проведено также сравнение текста Мешхедской рукописи со всеми списками словаря Йакута. В электронной публикации мы сочли возможным ограничиться только некоторыми из комментариев и убрать все отсылки на Йакута. Скобками обозначены вставные слова, не имеющие соответствия в арабском оригинале.

Выверено по изданию: Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. Изд. Академии наук СССР М-Л, 1939. [Перевод и комментарии А.П.Ковалевского.] Под редакцией И.Ю.Крачковского.

[55] Книга Ахмада Ибн-Фадлана

Ибн-аль-'Аббаса Ибн-Рашида Ибн-Хаммада,

клиента Мухаммада Ибн-Сулаймана,

посла аль-Муктадира к царю славян

Это – Книга Ахмада ибн-Фадлана ибн-аль-'Аббаса ибн-Рашида ибн-Хаммада, клиента Мухаммада ибн-Сулаймана, посла[1] аль-Муктадира к царю славян, в которой он сообщает о том, что он сам видел в стране турок, хазар, русов, славян, башкир и других (народов), по части различий их вероучений, истории их царей, положения многих из их дел.

Говорит Ахмад ибн-Фадлан: когда прибыло письмо аль-Хасана сына Балтавара, царя славян, к повелителю правоверных аль-Муктадиру, в котором он просит его о присылке к нему (людей) из тех, кто научил бы его вере, преподал бы ему законы ислама, построил бы для него мечеть, воздвигнул бы для него минбар, чтобы совершалась на нем молитва за него (царя) в его городе и во всем его государстве, и просит его о постройке крепости, чтобы он укрепился в ней от царей, своих противников, то он получил согласие на то, о чем он просил. Посредником у него[2] был Надир аль-Хурами. И был избран я для прочтения ему (царю) письма и передачи того, что было подарено ему, и для надзора над факихами и му'аллимами. А какая у него (халифа) была причина посылки этого богатства ему (царю), так это для той постройки, о которой мы сообщили, и для уплаты за факихов и му'аллимов за село, известное под названием Артахушматин из земли Хорезм, из числа сел Ибн-аль-Фурата[3]. Посол к аль-Муктадиру от владетеля славян был муж, которого зовут Абдаллах ибн-Башту аль-Хазари (хазарец), а послом со стороны султана (халифа) Сусан ар-Расси, клиент Надира аль-Хурами и Такин ат-Турки (турок), Барис ас-Саклаби (славянин) и я вместе с ними, как я уже сообщил. Итак я вручил ему[4] подарки для него, для его жены, для его детей, для его братьев, для его предводителей и лекарства, о которых он писал Надиру, прося их. И мы выехали из Города мира (Багдада) в четверг, когда прошло одиннадцать ночей от (месяца) сафара года триста девятого[5]. Мы оставались в ан-Нихраване[6] один день и (далее) ехали усиленно, пока не достигли ад-Даскары[7]. В ней мы оставались три дня. Потом мы отправились стремясь, не сворачивая ни перед чем, пока не прибыли в Хулван[8] и оставались в нем два дня и поехали из него в Кармисин[9] и оставались в нем два дня, потом отправились и поехали, пока не прибыли в Хамадан и оставались в нем три дня, [56] потом поехали, пока не дошли до Сава[10] и оставались в нем два дня, а из него в ар-Рай, и оставались в нем одиннадцать дней, чтобы подождать Ахмада ибн-'Али аху-Су'лука[11], так как он был в Хувар-ар-Райе[12], потом мы отправились в Хувар-ар-Рай и оставались в нем три дня, далее отправились в Симнан[13], потом из него в ад-Дамган[14], сторонника ад-Да'и[15], и потому мы скрылись в караване и ехали усиленно, пока не дошли до Найшабура. Лайла ибн-Ну'ман[16] был уже убит, и мы застали в нем (Найшабуре) Хаммавайха Куса[17], командующего войском Хорасана. Потом мы отправились в Сарахс, потом из него в Марв, потом из него в Кушмахан, а это край пустыни Амуля, и оставались в нем три дня, чтобы дать отдохнуть верблюдам для въезда в пустыню. Потом мы пересекли пустыню до Амуля, потом переправились через Джайхун и прибыли в Афирабр-рабат Тахира ибн-'Али[18]. Потом мы отправились в Байканд, потом мы въехали в Бухару[19] и прибыли к аль-Джайхани. Он секретарь эмира Хорасана, и его прозывают в Хорасане шейх-опора[20]. Он прежде всего озаботился достать для нас жилье и назначил для нас человека, который бы удовлетворял наши потребности и успокаивал бы наши нужды во всем, что мы пожелаем. Итак, (у него) мы оставались (ряд) дней. Потом он испросил для нас аудиенцию у Насра ибн-Ахмада[21], и мы пошли к нему. А он безбородый мальчик. Мы приветствовали его как эмира, а он приказал нам сесть, и первое, с чего мы начали, это что он сказал: «Каким вы оставили моего господина, повелителя правоверных, да продолжит Аллах его пребывание (в этом мире) и мир в душе его, его слуг, и его приближенных». Мы сказали: «В благополучии». Он сказал: «Да прибавит ему Аллах благополучия!» Потом было прочитано письмо к нему относительно передачи Артахушматина от аль-Фадла ибн-Муса ан-Насрани (т.е. христианина), управляющего Ибн-аль-Фурата, и передачи его (села) Ахмаду ибн-Муса аль-Хуваризми (т.е. Хорезмийцу) и доставки нас и письма к его (эмира) правителю в Хорезме[22], (письма) с устранением препятствий для нас и письма в Баб-ат-турк с эскортированием нас и с устранением препятствий для нас. Он сказал: «А где Ахмад ибн-Муса?» – Мы сказали: «Мы оставили его в Городе мира (Багдаде) с тем чтобы он выехал после нас через пять дней.» Тогда он сказал: «Слушаюсь и повинуюсь тому, что приказал мне мой господин повелитель правоверных, да продолжит Аллах остаток его жизни». Он сказал[23]: весть (об этом) дошла до аль-Фадла ибн-Муса ан-Насрани, управляющего Ибн-аль-Фурата, и он привел в действие свои хитрости по делу Ахмада ибн-Муса, – написал к начальникам полиции по хорасанской дороге (на участке) от окружного города Сарахса до Байканда, чтобы они послали разведчиков о (местопребывании) Ахмада ибн-Муса-аль-Хуваризми по постоялым дворам и таможенным постам, а он (Ахмад) человек с такой-то внешностью и качеством, так что, кто схватит его, пусть держит его, пока не придет к нему наше письмо, которому (пусть) и повинуется. Итак, он был схвачен в Марве и связан. И оставались [57] мы в Бухаре двадцать восемь дней. Аль-Фадл ибн-Муса также сговорился с Абдаллахом ибн-Башту и другими из наших товарищей, которые стали говорить: «Если мы останемся, то неожиданно наступит зима и пройдет время для въезда (в новую страну), а Ахмад ибн-Муса, когда прибудет к нам, он последует за нами».

Он (Ибн-Фадлан) сказал: я видел дирхемы Бухары разных сортов (цветов), из них дирхемы, называемые аль-гитрифи[24]. Они состоят из меди, красной меди и желтой меди, из которых берется количество без веса. Сто из них (дирхемов) равны дирхему из серебра. А вот условия их относительно калымов за их женщин (говорят): «Женится такой-то сын такого-то на такой-то дочери такого-то за столько-то и столько-то тысяч дирхемов гитрифских». И тоже таким же образом (происходит) покупка их недвижимых имуществ и покупка их рабов: они не упоминают других (сортов) дирхемов. У них есть (еще) дирхемы (для которых) взята только одна желтая медь. Сорок из них равны (одному) данаку[25]. У них также есть дирхемы желтой меди, называемые самаркандскими. Шесть из них равны данаку. Итак, когда я услышал слова 'Абдаллаха ибн-Башту и слова других, предостерегавших меня от неожиданного наступления зимы, мы выехали из Бухары, возвращаясь к реке, и наняли корабль до Хорезма. А расстояние до него от места, от которого мы наняли корабль, более двухсот фарсахов, так что мы ехали несколько дней. Для нас путешествие по ней (реке), все в целом, не было одинаково, вследствие холода и его силы, пока мы не прибыли в Хорезм. Мы явились к его (Хорезма) эмиру. Это Мухаммад ибн-'Ирак[26] Хорезм-шах. Итак, он почтил нас, одарил нас и устроил нас, давши жилье. По прошествии трех дней, он велел нам прийти, обсудил с нами (вопрос) о (нашем) въезде в страну турок и сказал: "Нет для вас соизволения на это и не годится (мне) оставить вас, чтобы вы вслепую рисковали вашей кровью. Я знаю, что это хитрость, которую подстроил этот отрок, то есть Такин, так как он был у нас кузнецом и он уже ознакомился с продажей железа в стране неверных, и он был тот, который обманул Надира[27] и побудил его обратиться к повелителю правоверных и передать ему письмо царя славян. Великий эмир, то есть эмир Хорасана[28], имел больше прав воздвигнуть проповедь за (в пользу) повелителя правоверных в этой стране, если бы он нашел возможность, потому что вы далеко и так как между вами и этой страной, о которой вы говорите, (есть) тысяча племен неверных. И это (все) искажение правды в отношении султана[29]. Итак, я советую вам: необходимо (отправить) письмо к великому эмиру, чтобы он снесся с султаном, – да споспешествует ему Аллах, путем переписки, а вы останетесь (здесь) до того времени, как возвратится ответ". И так мы ушли от него в этот день. Потом мы снова пришли к нему и не переставали подлаживаться к нему и льстить ему, говоря: «Вот это приказ повелителя правоверных и его письма, какой смысл сноситься с ним по этому поводу», так что он дал нам разрешения. Итак, мы спустились из Хорезма в аль-Джурджанию. Между ней и Хорезмом по [58] воде пятьдесят фарсахов. Я видел хорезмские дирхемы обрезанные и свинцовые и неполновесные и медные. И они называют дирхем «тазиджа», когда вес его четыре данака с половиной. Менялы из них (из их среды) продают кости (для игры) и чернильницы и дирхемы. Они (хорезмийцы) самые грубые из людей по разговору и по природе. Их разговор похож вроде как кричат скворцы. Около же (аль-Джурджании) есть селение на (расстоянии) дня (пути), называемое Ардаку. Население его называется аль-Кардалия (кардалийцы). Их разговор похож вроде как на кваканье лягушек. Они отрекаются от повелителя правоверных 'Али ибн-Абу-Талиба, – да будет им доволен Аллах, – в конце каждой молитвы. Итак, мы остались в аль-Джурджании (много) дней. И замерзла река Джайхун от начала до конца ее[30], и была толщина льда семнадцать четвертей[31], и лошади, и мулы, и верблюды, и повозки проходят через него, как проходят по дорогам, а он был тверд, не сотрясался. И он оставался в таком виде три месяца. И мы увидели страну (такую), что у подумали, это не что иное, как врата аз-Замхарира[32], открывшиеся из нее на нас. Снег не падает в ней иначе, как с порывистым сильным ветром. Если человек (муж) из (числа) жителей ее (страны) сделает подарок своему приятелю или захочет (сделать) ему благодеяние, то он говорит ему: «Поднимемся ко мне, чтобы нам поговорить, ведь действительно у меня хороший огонь». И вот он (тем самым) оказывает ему наибольшее свое благодеяние и свою благосклонность. Но только Аллах великий был милостив к ним относительно дров, – он сделал их дешевыми для них: груз повозки дров (дерева) аттаг[33] стоит каких-нибудь два дирхема, вес ее составляет три тысячи ратлей[34]. Обычай нищих у них (таков), что нищий не останавливается у дверей, но входит в дом кого-нибудь из них и сидит некоторое время у его огня греясь. Потом говорит: «паканд», что значит «хлеб». Наше пребывание в аль-Джурджании затянулось, а именно действительно мы оставались в ней дни (месяцев) раджаба, ша'бана, месяца рамадана, шавваля[35], и продолжительность пребывания нашего была в зависимости от холода и его силы. Действительно, до меня дошел рассказ, что двенадцать верблюдов (отправились), чтобы двое (человек) привезли на них дров из некоторых плавней, и эти оба забыли взять с собою огниво и трут. И вот они оба заночевали без огня. Когда же они утром встали, то верблюды были мертвы от силы холода. И действительно, я видел у воздуха его холод[36] и (то), что базар при нем (таком воздухе) и улицы действительно пустеют до того, что человек обходит большую часть улиц и базаров и не находит никого, и его не встречает ни один человек. Как-то выхожу я из бани и, когда я вошел в дом и посмотрел на свою бороду, она один сплошной кусок из снега, пока я не приблизил ее к огню. И действительно, я находился целые дни в самой середине дома, а в нем юрта из турецких войлоков, и я устраиваю себе гнездо из одежд и мехов. И иногда приклеивалась моя щека на подушке. И действительно, я видел, как цистерны[37], покрытые шубами из шкур овец, ночью [59] раскалывались и разбивались, так что это (покрывание) ничего не помогало. И действительно, я видел землю, которая растрескалась и в ней (образовались) большие овраги от силы холода, и что огромное древнее дерево действительно раскололось на две половины от этого.

Когда же прошла половина шавваля триста девятого года, время начало меняться, река Джайхун растаяла, и мы принялись за необходимые принадлежности для путешествия. Мы купили турецких верблюдов и велели сделать дорожные мешки из верблюжьих кож для переправы через реки, через которые нам нужно будет переправляться в стране турок. Мы запаслись (в дорогу) хлебом, просом, сушеным мясом на три месяца. Мы попросили тех из жителей (этой) страны, с кем мы дружили, о содействии относительно одежд и в получении их в большом количестве, и они ужаснули нас этим предприятием и преувеличили рассказ о нем, но когда мы это увидели, то оно оказалось вдвое больше того, что нам было описано. Итак, на каждом человеке из нас была (надета) куртка, поверх нее хафтан, поверх него шуба, поверх нее войлочная шапка и бурнус, из которого видны были только два его глаза, и шаровары ординарные и другие двойные (с подкладкой), и гетры[38], и сапоги из кимухта[39] и поверх сапог другие сапоги, так что каждый из нас, когда ехал верхом на верблюде, не мог двигаться от одежд, которые были на нем. И отстали от нас факих и му'аллим и отроки, выехавшие с нами из Города мира (Багдада), побоявшись въехать в эту страну. И поехали: я, и посол, и брат его сестры, и двое отроков, Такин и Фарис. В тот день, в который мы решились на отъезд, я сказал им: "О люди! С вами отрок царя[40], и он знаком со всем вашим делом. С вами письма султана, и я не сомневаюсь, что в них (находится) сообщение о посылке четырех тысяч динаров мусаййабских для него (царя). И вы прибудете к иноязычному царю, и он потребует у вас уплаты этого". Тогда они сказали: «Не бойся этого. Действительно, (наверное) он не потребует уплаты от нас». Я же предостерег их и сказал: «Я знаю, что он потребует от вас уплаты», но они не согласились[41]. Дело (снаряжения) каравана было готово, мы наняли проводника, которого звали Фалус из жителей аль-Джурджании. Потом мы положились на Аллаха могучего и великого, препоручили ему наше дело и мы отправились из аль-Джурджании в день понедельник по прошествии двух ночей (месяца) Ду-ль-ка'да триста девятого года[42] и остановились в рабате, называемом Замджан, а это Баб-ат-турк (врата турок). Потом мы отправились на другой день и остановились на остановке, называемой Хабаб. Нас настиг снег, так что верблюды ступали в нем по колена. Итак, мы остановились на этой остановке два дня, потом мы устремились в страну турок, не сворачивая ни перед чем, и никто нам не встретился в пустынной степи без единой горы. Итак, мы ехали по ней десять дней, и нам встретились бедствия, трудности, сильный холод и последовательное выпадение снегов, при котором холод Хорезма был подобен дням лета. И мы позабыли все, [60] что проходило мимо нас, и были близки к гибели наших душ. Действительно, в продолжение нескольких дней нас постиг сильнейший холод. Такин ехал рядом со мной, а рядом с ним человек из турок, который разговаривал с ним по-турецки. И вот Такин засмеялся и сказал: «Действительно, этот турок говорит тебе: чего хочет господин наш от нас? Вот он убивает нас холодом, и если бы мы знали, чего он хочет, обязательно мы это ему предоставили бы». Тогда я сказал ему: «Скажи ему, – он хочет от вас, чтобы вы сказали: „Нет бога, кроме Аллаха“». Он же засмеялся и сказал: «Если бы мы (это) знали, то обязательно это сделали бы». Потом мы прибыли после этого в одно место, в котором огромное количество дерева ат-таг. Я совлек его вниз, развел огонь (в) караване, и они (спутники) согрелись, сняли свои одежды и подсушили их. Далее мы отправились и не переставая едем каждую ночь от полуночи до времени спуска солнца тотчас после полудня самой усиленной и напряженной ездой, какая только бывает. Потом мы останавливаемся. Когда мы проехали пятнадцать дней, мы достигли большой горы с множеством камней, на которой источники, прорывающиеся при раскопке воды. Когда мы пересекли их, (мы) прибыли к племени турок, известных под именем аль-Гуззия. И вот они кочевники; у них дома волосяные (из кошмы) и они (гуззы) останавливаются или уезжают. Ты видишь их дома (то) в одном месте, то такие же в другом, как делают кочевники в своих переселениях; и вот они в жалком положении. Вместе с тем они как блуждающие ослы, не изъявляют покорности Аллаху, не обращаются к разуму и не поклоняются ничему, но называют своих наибольших старцев господами. Итак, когда один из них просит о чем-нибудь совета у своего главы, он говорит ему: «О господин мой, что я сделаю в таком-то и таком-то (деле)?». И управляет ими совет между ними[43]. Но (только) пока они потратятся на что-либо или решатся на что-либо, приходит затем самый ничтожный из них и самый жалкий и уничтожает то, на чем они уже сошлись. И я слышал, как они говорили: «Нет бога, кроме Аллаха, Мухаммад пророк Аллаха», стараясь приблизиться этими словами к тем мусульманам, которые проезжают у них, но не веря в это. А если постигнет одного из них несправедливость или случится с ним какое-либо дело неприятное ему, он подымает свою голову к небу и говорит: «Бир тенгри», а это по-турецки (значит) «богом одним», так как «бир» по-турецки «один», а «тенгри» – бог (Аллах) на языке турок. Они не очищаются от экскрементов и от урины и не омываются от половой нечистоты и (не делают) другого чего-либо подобного. Они не имеют никакого дела с водой, особенно зимой. Женщины их не закрываются от их мужчин и ни от кого из них, и также женщина не закрывает ничего из своего тела от кого-либо из людей. И действительно, как-то в один из дней мы остановились у человека из их числа и уселись, и жена этого человека вместе с нами. И вот, между тем, как она с нами разговаривала, вот она открыла свой «фардж» и почесала его в то время, как мы смотрели на нее. Тогда мы закрыли свои лица и сказали: «Прости господи!» Муж же ее засмеялся и [61] сказал переводчику: «Скажи им, – мы открываем его в вашем присутствии и вы видите его, а она охраняет его так, что к нему нет доступа. Это лучше, чем если она закроет его и (вместе с тем) уступит его кому-либо». Они не знают блуда, но если относительно кого-либо они узнают какое-либо дело, то они разрывают его на две половины, а именно: они соединяют вместе промежуток веток двух деревьев, потом привязывают его к веткам и пускают оба дерева, и находящийся при выпрямлении их (деревьев) разрывается. Один из них сказал: «Дай мне услышать чтение»[44]. Итак, ему понравился Коран, и он начал говорить переводчику: «Скажи ему: „Не умолкай“». Однажды этот человек сказал мне языком переводчика: «Скажи этому арабу: „Разве господь наш могучий и великий женщина?“». Я же ужаснулся этому, принес прославление Аллаху и прошение о помиловании. И вот он также произнес прославление и прошение о помиловании, так же, как это сделал я. И точно так же (вообще) правило у турка, – всякий раз, как он услышит мусульманина, произносящего прославление и говорящего"нет бога кроме Аллаха", он говорит также, как он.

Правила женитьбы у них такие: если один из них сватает у другого какую-либо из женщин его семьи, дочь его или сестру его или кого-либо из тех, кем он владеет, он одаряет его на столько-то и столько-то хорезмийских одежд. И когда он заплатит это, то и везет ее к себе. А иногда калымом бывают верблюды или лошади или иное подобное. И ни один не может соединиться со своей женой, пока не будет уплачен калым, на который согласился ее (женщины) владетель. А если он уплатил его, то он идет, не стесняясь, пока не войдет в помещение, в котором она находится, и берет ее в присутствии отца ее и матери ее и братьев ее, и они ему в этом не препятствуют. А если умирает человек, имеющий жену и детей, то старший из его детей женится на жене его, если она не была его матерью. Ни один из купцов или кто-либо другой не может совершать омовения после нечистоты в их присутствии, но только ночью, когда они его не видят. И это потому, что они гневаются и говорят: «Этот хочет нас околдовать: разве вы не видите, как он уставился в воду» и заставляют его платить деньги.

И не может ни один из мусульман проехать их страну, пока не назначат ему из их среды друга, у которого он останавливается, и привозит ему из страны ислама одежды, а для жены его покрывало, немного перца, проса, изюма и орехов. И вот, когда он прибывает к своему другу, то тот ставит для него юрту и доставляет ему овец сколько может, так что мусульманину остается только закалывать их, так как турки их не закалывают. Действительно, кто-либо из них бьет по голове барана, пока он не умрет. И если тот человек захочет уехать, и ему понадобятся какие-нибудь из его (турка) верблюдов, или его лошади, или он нуждается в деньгах, то он оставляет то, что осталось, у своего друга-турка, а берет из его верблюдов, лошадей и имущества нужное ему и отправляется, а когда возвратится из того направления, по которому отправился, возмещает ему его деньги и возвращает к нему его верблюдов и лошадей. И точно так же, если проезжает у турка человек, которого [62] он не знает, (и если) потом тот ему скажет: «Я твой гость, и я хочу (получить) из твоих верблюдов и твоих лошадей и твоих дирхемов», – то он вручает ему то, что он захотел. И если умрет купец в той своей стороне и караван возвращается, то турок их встречает и говорит: «Где гость мой?». И если говорят: «Он умер», то караван разгружается. Потом он идет к самому выдающемуся из купцов, какого он видит среди них, развязывает его имущество, в то время как тот смотрит, и берет из его дирхемов соответственно своему имуществу (бывшему в пользовании) у этого (умершего) купца без лишнего зернышка, и также он берет из (числа) лошадей и верблюдов и говорит: «Это твой двоюродный брат (буквально – сын твоего дяди по отцу), и тебе более всего надлежит уплатить за него». А если он (первый купец) убежал, то он совершает то же действие и говорит ему (второму купцу): «Это такой же мусульманин, как и ты; возьми же ты у него». А если (этот) мусульманин не согласится возместить за его гостя таким путем, то он спросит о третьем, где он находится, и если его направят к нему, то он едет, ища его на расстоянии пути в несколько дней, пока не прибудет к нему и не заберет своего имущества у него, и также то, что дарил ему. Таков же и турецкий обычай: если он въезжает в аль-Джурджанию и спрашивает о своем госте, то останавливается у него, пока не уедет (обратно). И если турок умрет у своего друга мусульманина и (если) проедет караван, в котором есть его друг, то они убивают его и говорят: «Ты убил его, посадивши его в тюрьму, так как если бы ты не посадил его в тюрьму, то он, конечно, не умер бы». И точно так же, если он дал ему выпить набида[45] и он свалился со стены, – они убивают его за него. А если его нет в караване, то они берут самого выдающегося, кто есть среди них, и убивают его.

Поступок педераста у них (карается) очень строго. Действительно, некогда остановился среди племени Кударкина[46], – а он наместник царя турок, – некий человек из жителей Хорезма и оставался у своего хозяина некоторое время для покупки овец. А у турка был безбородый сын, и хорезмиец не переставал ухаживать за ним и склонять его к себе, пока тот не подчинился его желанию. Пришел турок и нашел их обоих в соединении. Тогда турок подал об этом жалобу к Кударкину. Он сказал ему: «Собери турок». И он собрал их. Когда они собрались, он сказал турку: "Хочешь ли ты, чтобы я судил по праву или впустую? " Он сказал: «По праву». Он сказал: «Приведи твоего сына». Он привел его. Он сказал: «Следует ему и купцу, чтобы они оба были убиты». Турок от этого пришел в гнев и сказал: «Я не отдам своего сына». Он же сказал: «Тогда купец даст выкуп за себя». Он это сделал и заплатил турку овцами за то, что он сделал с его сыном, и заплатил Кударкину четыреста баранов за то, что он снял с него (наказание), и уехал из страны турок.

Первый из их царей и главарей, кого мы встретили, – Янал (йынал?) младший. Он прежде уже принял (было) ислам, но ему сказали: «Если ты принял ислам, то ты уже не наш глава». Тогда он отказался от своего ислама. Когда же мы прибыли в то место, в [63] котором он находится, он сказал: «Я не допущу, чтобы вы прошли, так как это такая вещь, о которой мы не слыхали совершенно, и мы не представляем себе, что она такое есть». Тогда мы поддобрились к нему с тем, чтобы он согласился на (получение) джурджанского хафтана стоимостью в десять дирхемов и куска (материи) пай-баф[47], лепешек хлеба, пригоршни изюма и ста орехов. Когда же мы вручили все это ему, он поклонился (до земли) нам. А это их правило, – если почтит (подарком) человек человека, то он кланяется ему. Он сказал: «Если бы не то, что мои дома отдалены от дороги, я обязательно доставил бы вам овец и пшеницу», и он удалился от нас. Мы отправились, и на следующий день нас встретил один человек из турок – презренное творение с потрепанной внешностью, щуплого вида, с жалким существом. А на нас напал сильный дождь. Он же сказал: «Остановитесь», и караван остановился весь в целом, то есть около трех тысяч лошадей и пяти тысяч человек. Потом он сказал: «Ни один из вас не пройдет!» И мы остановились, повинуясь его приказанию. Мы сказали ему: «Мы друзья Кударкина». Он начал смеяться и говорить: «Кто такой Кударкин? Я испражняюсь на бороду Кударкина». Потом он сказал: «Паканд», что значит"хлеб" на языке Хорезма. Тогда я вручил ему лепешки хлеба. Он взял их и сказал: «Проезжайте, я смилостивился над вами».

Он (Ибн-Фадлан) сказал: а если заболевает из них человек, у которого есть рабыни и рабы, то они служат ему, и никто из его домочадцев не приближается к нему. Для него ставят палатку в стороне от домов, и он остается в ней, пока не умрет или не выздоровеет.

Если он был рабом или бедняком, они бросают его в пустыне и отъезжают от него.

А если умер человек из их (числа), то для него роют большую могилу наподобие дома, берут его, одевают на него его куртку, его пояс, его лук, кладут в его руку чашу из дерева с набидом, оставляют перед ним сосуд из дерева с набидом, приносят все его имущество и кладут с ним в этом доме. Потом сажают его в нем и покрывают настилом дом над ним, накладывают над ним подобие юрты из глины, берут лошадей его в зависимости от их численности и убивают из них сто голов или двести голов или одну голову и съедают их мясо, кроме головы, ног, кожи и хвоста. И действительно, они растягивают это (все) на деревяшках и говорят: «Это его лошади, на которых он поедет верхом в рай». Если же он убил человека и был храбр, то вырезают изображения из дерева по числу тех, кого он убил, и помещают их на его могиле и говорят: «Вот его отроки, которые будут служить ему в раю». Иногда же они упускают (не заботятся) убивать лошадей день или два. Тогда приходит к ним какой-нибудь старик из их старейшин и говорит: «Я видел такого-то, то есть умершего, во сне и он сказал мне: „Вот ты видишь, меня уже перегнали мои товарищи и потрескались мои ноги от следования за ними, и я не могу их догнать и остался один“». При этих обстоятельствах они берут его лошадей и убивают их и растягивают их на его могиле. И когда пройдет день или два, [64] приходит к ним этот старик и говорит: «Я видел такого-то, и он говорит: „Сообщи моим домочадцам и моим товарищам, что я уже догнал тех, которые ушли раньше меня, и что я нашел успокоение от усталости“».

Он (Ибн-Фадлан) сказал: все турки выщипывают свои бороды, кроме усов. Иногда я видел дряхлого старика из их числа, который выщипал себе бороду и оставил немножко от нее под подбородком, а на нем (надета) шуба, и если увидит его человек издалека, то не усомнится, что это козел. Царя турок гуззов называют Ябгу или (вернее) это – название повелителя, и каждый, кто царствует над этим племенем, этим именем называется. А заместителя его называют Кударкин. И таким образом каждый, кто замещает какого-либо их главаря, называется Кударкин.

Потом мы, (уже) уезжая из области этих (турок), остановились у командующего их войском. Его зовут Атрак сын аль-Кат'ана. Он поставил для нас турецкие юрты, и мы остановились у него. И вот у него челядь и свита и большие дома. Он пригнал нам овец, и привели лошадей, чтобы мы закололи овец и ездили бы верхом на лошадях. Он пригласил всех своих домочадцев и сыновей своего дяди (по отцу) и убил для них множество овец. А мы уже (раньше) преподнесли ему подарки из одежд, изюма, орехов, перца и проса. Я видел его жену, которая была женой отца его. Она взяла мясо и молоко и кое-что, что мы прибавили к этому, вышла из (пределов) домов в пустыню, вырыла яму и погребла в ней то, что было с ней, и говорила (какие-то) слова. Я же сказал переводчику: «Что она говорит?» Он сказал: «Она говорит: „эти приношения для аль-Кат'ана отца Атрака, которые преподнесли ему (в дар) арабы“». Когда же была уже ночь, вошел я и переводчик к нему, а он сидел в своей юрте, с нами было письмо Надира аль-Хурами, в котором он предлагает ему принять ислам (букв.: «приказывает ему покорность», т.е. Аллаху), побуждает его к нему и направляет к нему пятьдесят динаров, среди которых много динаров мусаййабских и три мискаля мускуса, целые кожи, две одежды мервские, – а мы скроили из них обоих (того и другого) для него две куртки и целые сапоги, одежду из парчи, пять одежд из шелка, и мы вручили ему подношения для него и вручили жене его покрывало и перстень. Я прочитал ему письмо, а он сказал переводчику: «Я не скажу вам ничего, пока вы не возвратитесь. Я напишу султану (т.е. халифу) о том, что я решу об этом». И он снял парчу, которая была на нем, чтобы надеть подаренные одежды, о которых мы сообщили. И вот, я увидел куртку, бывшую под ней (парчой), и она разрывается (будучи пропитана) грязью, так как у них (такие) правила, что ни один из них не снимает одежду, прилегающую к его телу, пока она не рассыплется на лоскутки (куски). И вот, он выщипал всю свою бороду и усы свои и остался как евнух. Я видел, что турки сообщали, что он самый ловкий наездник из них. И действительно, однажды я видел его, когда он ехал рядом с нами, на своем коне, и вот несся летящий гусь. Он натянул свой лук, в то время, как его лошадь ехала (двигалась) под ним (гусем), потом выстрелил в него, [65] и вот он уже сбил его вниз. Вот в один из дней он послал за предводителями, приближенными к нему, а они следующие: Тархан и Янал и сын Джабха и Баглиз. И был Тархан самый благородный из них, самый уважаемый из них, и был хромой, слепой, однорукий. Итак он (Атрак) сказал им: «Истинно, вот эти послы царя арабов к моему свату (зятю) Алмушу сыну Шилки и не хорошо было бы, если бы я отпустил их иначе, как после совета с вами». Тогда Тархан сказал: «Это такое дело, какого мы не видывали совершенно и не слыхивали о нем, и мимо нас не проходили какие-либо послы (какого-либо) султана с того времени, как существуем мы и отцы наши. А что думаю, так это то, что не иначе, как (этот) султан устраивает хитрость и направляет этих (людей) к хазарам, чтобы поднять их войной против нас, и мнение (мое), что пусть он (Атрак) разрежет этих послов пополам (каждого пополам), а мы заберем то, что с ними имеется».

iknigi.net

ИБН ФАДЛАН | Русь Изначальная

ИБН ФАДЛАН

  Ахмад ибн ал-Аббас Ибн Фадлан был арабским путешественником и миссионером, побывавшим в 921-922 гг. на берегах Волги и оставившим «Записку» (Рисала) об этом путешествии (в тексте сам автор именует свое сочинение «книгой» — китаб).

  Впервые выдержки из сочинения Ибн Фадлана стали известны по «Географическому словарю» арабского энциклопедиста начала XIII в. Иакута, который включил фрагменты из книги Ибн Фадлана в свой труд. В 20-х годах XX в. в иранском городе Мешхеде была найдена рукопись с более полным текстом «Записки», которая стала основой для дальнейших исследований. С 1935 г. ее фотокопия хранится в Отделе рукописей Института востоковедения в Санкт-Петербурге. Отдельные части из книги Ибн Фадлана имеются также в труде арабского ученого Закарии Казвини (XIII в.), а также у персидских авторов Наджиба Хамадани (XII в.) и Амина Рази (XVI в.). Фрагменты из сочинений этих персидских авторов учтены А.П. Ковалевским в издании 1956 г.

  Более ста лет назад известный археолог А.А. Спицын высказал сомнение в достоверности книги Ибн Фадлана (Спицын 1899), что вызвало полемику, в результате которой была доказана аутентичность произведения (Тизенгаузен 1900; Розен 1904).

  Из «Записки» следует, что в ответ на просьбу правителя волжских булгар Алмуша о помощи против хазар, об укреплении в вере ислама тех булгар, которые уже стали мусульманами, и об обращении в ислам еще неверующих, на берега Волги было отправлено посольство халифа ал-Муктадира (908-932). Ибн Фадлан был секретарем этого посольства и наставником в вероучении.

  Выйдя из Багдада 21 июня 921 г., караван прошел через города Хамадан, Рей, Нишапур, Мерв, Бухару, проследовал по Амуцарье до Хорезма, миновал Аральское море и через плато Устюрт и р. Урал достиг 12 мая 922 г. территории средней Волги, где, южнее впадения в Волгу р. Камы, находилась ставка «царя ас-сакалиба», как называл Ибн Фадлан правителя волжских булгар. Такой обходной путь был выбран миссией, видимо, из-за исходящей со стороны хазар опасности.

  Ибн Фадлан встретил на берегу Волги отряд торговцев-русов и в своей «Записке» подробно рассказал об образе жизни, одеждах и украшениях, внешнем виде, верованиях, погребальном обряде прибывших русов, исходя из собственных наблюдений над ними. Эти уникальные сведения Ибн Фадлана вызывали большой интерес среди исследователей; им посвящена значительная литература. Признано, что описанные Ибн Фадланом русы по обрядности и внешнему виду напоминают скандинавов, хотя их одеяния и обычаи содержат и финские, и славянские элементы.

  Внимание историков привлекал также тот факт, что Ибн Фадлан на протяжении всего изложения называл правителя Волжской Булгарии «царем ас-сакалиба (славян)». Наиболее распространена точка зрения, что причиной такого именования явилось расширительное понимание Ибн Фадланом этнонима ас-сакалиба (славяне) как населения Восточной Европы, что встречается и у некоторых других арабских авторов. К примеру, ал-Мас’уди считал славянами немцев (ан-наджим), саксонцев (саксин), венгров (ат-турк). Есть и другие предположения. Так, А.Я. Гаркави полагал, что в Поволжье существовало многочисленное славянское население (Гаркави 1870. С. 105). Позднее ученые отказались от этой идеи, исходя из данных археологии. Однако в последние годы теория была реанимирована на том основании, что в Поволжье была открыта так называемая именьковская культура, которую некоторые историки склонны относить к праславянской (Седов 1994; Кляштор-ный, Султанов 2004. С. 156-157). На этом основании стали возникать догадки о причинах наименования волжских болгар славянами. Однако неизвестно, сохранилось ли это население до X в. и называло ли оно себя или другие народы славянами. Ряд ученых считали, что светловолосые северные народы, в том числе поволжские, назывались арабскими авторами славянами, исходя не только из данных Ибн Фадлана, но и из вышеупомянутых сведений ал-Мас’уди о том, что немцы и венгры тоже относились к славянам (Ибн Фадлан/Тоган. S. 104, 295-331; Ибн Фадлан 1956. С. 15, 159. Примеч. 9). С этим предположением трудно согласиться, поскольку для народов Поволжья у арабов существовали известные этнонимы — булгары, буртасы, башджирты и др., но отнюдь не славяне (ас-сакалиба). Была также высказана точка зрения, что Ибн Фадлан назвал правителя булгар царем ас-сакалиба со слов самого царя Алмуша. Последний же именовал себя так для придания престижа при создании антихазарской коалиции. Автор XIII в. Йакут модифицировал текст Ибн Фадлана, отождествив сакалиба с волжскими булгарами (Мишин 2002. С. 29-33). Было высказано и предположение о том, что болгары могли считать славян своими подданными еще со времен господства Великой Болгарии в причерноморских степях над антами и представителями так называемой пеньковской культуры, которые относятся археологами к праславянам (Петрухин, Раевский 1998. С. 225; Кляшторный, Султанов 2004. С. 153-157).

  Издания и переводы: Ibn-Foszlan’s und anderer arabischen Berichte tiber die Russen alterer Zeit / Text und Ubersetzungen mit kritisch-philologischen Anmerkungen, nebst drei Beilagen… von Ch. M. Fraehn. SPb., 1823; A. Zeki Validi Togan. Ibn Fadlan’s Reisebericht. Leipzig, 1939; Путешествие Ибн Фадлана на Волгу / Пер. и комм. [А.П. Ковалевского] под ред. акад. И.Ю. Крачковского. М.; Л., 1939; Ковалевский А. 77. Книга Ахмеда ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 г. Харьков, 1956; Рисала Ибн Фадлан / С. Ад-Даххан. Дамаск, 1959.

  Переводы фрагментов: Гаркави 1870. С. 85-102; ZA III; Гараева 2006 г.

  Литература: Спицын 1899; Тизенгаузен 1900; Розен 1904; Валидов 1924; Соболевский 1929; Czegledy 1939; Бартольд 19636. С. 832-835; Бартольд 1973в; Большаков 2000; Мишин 2002. С. 29-33; Коновалова 2005г.

Наличие: На складе

Наличие: На складе

Наличие: На складе

РИСАЛА

  (…) А если прибудут (в Булгарию. — Т.К.) русы или какие-нибудь другие [люди] из прочих племен1 с рабами, то царь (бунтарский. — Т.К.), право же, выбирает для себя из каждого десятка голов одну голову…

(Перевод А.П. Ковалевского по: Ибн Фадлан 1956. С. 141)

  Он сказал: Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Я не видал [людей] с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лшрм, белы телом2. Они не носят ни курток3, ни хафтанов4, но у них мужчина носит кису5, которой он охватывает один бок, причем одна из рук выходит из нее наружу. И при каждом из них имеется топор6, меч и нож, [причем] со всем этим он [никогда]7 не расстается. Мечи их плоские8, бороздчатые, франкские9. И от края ногтей иного из них [русов] до его шеи [имеется] собрание деревьев, изображений [картинок] и тому подобного.

  А что касается их женщин, то на [каждой] их груди прикреплена коробочка10, или из железа, или из серебра, или из меди, или из золота, или из дерева в соответствии с размерами [денежных] средств их мужей. И у каждой коробочки — кольцо, у которого нож, также прикрепленный на груди. На шеях у них мониста11 из золота и серебра, так что если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене один [ряд], а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два [ряда] мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые он прибавляет к ним [дирхемам], они прибавляют [ряд] мониста его жене, так что на шее иной из них бывает много [рядов] монист.

  Самым великолепным украшением [считаются] у них [русов] зеленые бусы из той керамики, какая бывает на кораблях12. Они делают [для их приобретения] исключительные усилия, покупают одну такую бусину за дирхем и нанизывают [их] в качестве ожерелий для своих жен.

  Дирхемы русов — серая белка без шерсти, хвоста, передних и задних лап и головы, [а также] соболи. Если чего-либо недостает, то от этого шкурка становится бракованной [монетой]. Ими они совершают меновые сделки, и оттуда их нельзя вывести, так что их отдают за товар. Весов там не имеют, а только стандартные бруски металла. Они совершают куплю-продажу посредством мерной чашки13.

Молитва купца-русаМолитва купца-"руса" (по описанию Ибн Фадлана)

  Они грязнейшие из творений Аллаха, — они не очищаются ни от экскрементов, ни от урины, не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды14, но они, как блуждающие ослы. Они прибывают из своей страны и причаливают свои корабли на Атыле15, — а это большая река, — и строят на ее берегу большие дома из дерева16. И собирается [их] в одном [таком] доме десять и двадцать, — меньше или больше. У каждого [из них] скамья, на которой он сидит, и с ними [сидят] девушки-красавицы для купцов. И вот один [из них] сочетается со своей девушкой, а товарищ его смотрит на него. А иногда собирается [целая] группа из них в таком положении один против другого, и входит купец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и наталкивается на него, сочетающегося с ней. Он же не оставляет ее, пока не удовлетворит своей потребности.

  У них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы самой грязной водой, какая только бывает, и самой нечистой. А это [бывает] так, что девушка является каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит ее своему господину. Он же моет в ней свои руки, свое лицо и все свои волосы. И он моет их и вычесывает их гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюет в нее и не оставляет ничего из грязи, чего бы он ни сделал в эту воду. Когда же он покончит с тем, что ему нужно, девушка несет лохань к сидящему рядом с ним, и [этот] делает то же самое, что сделал его товарищ. И она не перестает подносить ее от одного к другому, пока не обнесет ею всех, находящихся в [этом] доме, и каждый из них сморкается, плюет и моет свое лицо и волосы в ней17.

  И как только их корабли прибывают к этой пристани, тотчас выходит каждый из них, [неся] с собою хлеб, мясо, лук, молоко и набиз18, чтобы подойти к длинному воткнутому [в землю] бревну, у которого [имеется] лицо, похожее на лицо человека, а вокруг него маленькие изображения, а позади этих изображений — длинные бревна, воткнутые в землю. Итак, он подходит к большому изображению и поклоняется ему, потом говорит ему: «О мой господь19, я приехал из отдаленной страны, и со мною девушек столько-то и столько-то голов и соболей столько-то и столько-то шкур, — пока не назовет всего, что прибыло с ним из его товаров — и я пришел к тебе с этим даром», — потом [он] оставляет то, что имел с собой, перед [этим] бревном, — «итак, я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца, имеющего многочисленные динары и дирхемы, чтобы он покупал у меня в соответствии с тем, что я пожелаю, и не прекословил бы мне ни в чем, что я говорю». Потом он уходит.

  Итак, если продажа для него будет трудна и пребывание его затянется, то он снова придет со вторым и третьим подарком, и если [для него] будет затруднительно добиться того, чего он хочет, он понесет к каждому из маленьких изображений подарок, попросит их о ходатайстве и скажет: «Это — жены нашего господа, дочери его и сыновья его». Итак, он не перестает обращаться с просьбой то к одному изображению, то к другому, просит их искать у них заступничества и униженно кланяется перед ними. Иногда же продажа пойдет для него легко, и он продаст. Тогда он говорит: «Господь мой удовлетворил мою потребность, и мне следует вознаградить его». И вот он берет некоторое число овец или рогатого скота, убивает их, раздает часть мяса, а оставшееся несет и оставляет между тем большим бревном и стоящими вокруг него маленькими, и вешает головы рогатого скота или овец на это воткнутое [сзади] в землю дерево. Когда же наступит ночь, придут собаки и съедят все это. И говорит тот, кто это сделал: «Господь мой уже стал доволен мною и съел мой дар».

  Если кто-либо из них заболел, то они разобьют для него палатку в стороне от себя, оставят его в ней, положат вместе с ним некоторое количество хлеба и воды и не приближаются к нему и не говорят с ним, особенно если он бедняк или невольник20, но если это лицо, которое имеет толпу родственников и слуг, то люди посещают его во все эти дни и справляются о нем. Итак, если он выздоровеет и встанет, то возвратится к ним, а если он умрет, то они его сожгут. Если же он был невольник, они оставят его в его положении, [так что] его едят собаки и хищные птицы.

  Если они поймают вора или грабителя, то они поведут его к длинному толстому дереву, привяжут ему на шею крепкую веревку и подвесят его на нем навсегда, пока он не распадется на куски от ветров и дождей.

Похороны знатного русаПохороны знатного руса. Г. Семирадский

  Мне не раз говорили, что они делают со своими главарями21 при [их] смерти дела, из которых самое меньшее — сожжение, так что мне все время очень хотелось познакомиться с этим, пока не дошла до меня [весть] о смерти одного выдающегося мужа из их числа. Итак, они положили его в его могиле и покрыли ее над ним настилом на десять дней, пока не закончат кройки его одежд и их сшивания.

  А именно: если это бедный человек из их числа, то делают маленький корабль22, кладут его в него и сжигают его [корабль]. Что же касается богатого, то собирают то, что у него имеется, и делят это на три трети, причем одна [треть] — для его семьи23, [одна] треть на то, чтобы скроить для него одежды, и [одна] треть, чтобы на нее приготовить набиз, который они пьют до дня, когда его девушка убьет сама себя24 и будет сожжена вместе со своим господином. Они, злоупотребляя набизом, пьют его ночью и днем, [так что] иной из них умрет, держа кубок в руке.

  Они в те десять дней пьют и сочетаются [с женщинами] и играют на сазе. А та девушка, которая сожжет сама себя с ним, в эти десять дней пьет и веселится, украшает свою голову и саму себя разного рода украшениями и платьями и, так нарядившись, отдается людям.

  Если умрет главарь25, то его семья26 скажет его девушкам и его отрокам27: «Кто из вас умрет вместе с ним?» Говорит кто-либо из них: «Я». И если он сказал это, то [это] уже обязательно, — ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. Большинство из тех, кто это делает, — девушки. И вот когда умер тот муж, о котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам: «Кто умрет вместе с ним?» И сказала одна из них: «Я». Итак, ее поручили двум девушкам, чтобы они охраняли ее и были бы с нею, куда бы она ни пошла, настолько, что иногда [даже] мыли ей ноги своими руками. И они [родственники] принялись за его дело, — за кройку для него одежд и устройство того, что ему нужно. А девушка каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему.

  Когда же наступил день, в который должны были сжечь его и девушку, я прибыл к реке, на которой [находился] его корабль, — вот он уже вытащен [на берег] и для него поставлены четыре устоя28 из дерева хаданга29 и из другого дерева [халанджа], и вокруг них поставлено также нечто вроде больших помостов из дерева. Потом [корабль] был протащен, пока не был помещен на это деревянное сооружение. И они стали его охранять, ходить взад и вперед и говорить речью30, для меня непонятной. А он [умерший] был еще в своей могиле, [так как] они [еще] не вынимали его.

  В середину этого корабля они ставят шалаш из дерева и покрывают этот шалаш разного рода «кумачами»31. Потом они принесли скамью, поместили ее на корабле, покрыли ее стегаными матрацами и византийской парчой, и подушки — византийская парча. И пришла женщина старуха, которую называют ангел смерти32, и разостлала на скамье упомянутые нами выше постилки. Это она руководит его обшиванием и его устройством, и она [же] убивает девушек. И я увидел, что она старуха-богатырка, здоровенная, мрачная.

  Когда же они прибыли к его могиле, они удалили землю с дерева [настила], удалили дерево и извлекли его в покрывале, в котором он умер. И я увидел, что он уже почернел от холода этой страны. Еще прежде они поместили с ним в могиле набиз, [какой-то] плод и лютню. Теперь они вынули все это. И вот он не завонял, и в нем ничего не изменилось, кроме его цвета. Тогда они надели на него шаровары33, гетры, сапоги, куртку, парчовый хафтан с пуговицами из золота, надели ему на голову шапку из парчи, соболью, и понесли его, пока не внесли его в находившийся на корабле шалаш, посадили его на стеганый матрац, подперли его подушками и принесли набиз, плод, разного рода цветы и ароматические растения и положили это вместе с ним. И принесли хлеба, мяса и луку и оставили это перед ним. И принесли собаку, рассекли ее пополам и бросили ее в корабль. Потом принесли все его оружие и положили его рядом с ним. Потом взяли двух лошадей и гоняли их до тех пор, пока они не вспотели. Потом рассекли их мечами и бросили их мясо в корабле. Потом привели двух коров, также рассекли их и бросили их в нем. Потом доставили петуха и курицу, убили их и оставили в нем34.

  Собирается много мужчин и женщин, играют на сазах и каждый из родственников умершего ставит шачаш поодаль от его шалаша. А девушка, которая хотела быть убитой, разукрасившись, отправляется к шалашам родственников умершего, ходя туда и сюда, входит в каждый из шалашей, причем с ней сочетается хозяин шалаша и говорит ей громким голосом: «Скажи своему господину: «Право же, я совершил это из любви и дружбы к тебе»35«. И таким же образом, по мере того как она проходит до конца [все] шалаши, также [все] остальные с ней сочетаются.

  Когда же они с этим делом покончат, то, разделив пополам собаку, бросают ее внутрь корабля, а также отрезав голову петуху, бросают [его и его голову] справа и слева от корабля.

  Когда же пришло время спуска солнца36, в пятницу, привели девушку к чему-то, сделанному ими еще раньше наподобие обвязки ворот. Она поставила свои ноги на ладони мужей, поднялась над этой обвязкой [смотря поверх нее вниз], и произнесла какие-то слова на своем языке, после чего ее спустили. Потом подняли ее во второй раз, причем она совершила подобное же действие, [как] и в первый раз. Потом ее опустили и подняли в третий раз, причем она совершила то же свое действие, что и в первые два раза. Потом ей подали курицу, — она отрезала ей голову и швырнула ее [голову]. Они [же] взяли эту курицу и бросили ее в корабль. Итак, я спросил переводчика о ее действиях, а он сказал: «Она сказала в первый раз, когда ее подняли: «Вот я вижу своего отца и свою мать», — и сказала во второй раз: «Вот все мои умершие родственники37, сидящие», — и сказала в третий раз: «Вот я вижу своего господина, сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, — так ведите же меня к нему».

  Итак, они прошли с ней в направлении к кораблю. И она сняла два браслета, бывшие при ней, и отдала их оба той женщине-старухе, называемой ангел смерти, которая ее убьет. И она сняла два бывших на ней ножных кольца и дала их оба тем двум девушкам, которые [все время] служили ей, а они обе — дочери женщины, известной под названием ангел смерти.

  После этого та группа [людей], которые перед тем уже сочетались с девушкой, делают свои руки устланной дорогой для девушки, чтобы девушка, поставив ноги на ладони их рук, прошла на корабль38. Но они [еще] не ввели ее в шалаш. Пришли мужи, [неся] с собою щиты и палки, ей подали кубком набиз. Она же запела над ним и выпила его. И сказал мне переводчик, что она этим прощается со своими подругами39. Потом ей был подан другой кубок, она же взяла его и долго тянула песню, в то время как старуха торопила ее выпить его и войти в палатку, в которой [находился] ее господин.

  И я увидел, что она растерялась, захотела войти в шалаш, но всунула свою голову между ним и кораблем. Тогда старуха схватила ее голову и всунула ее [голову] в шалаш и вошла вместе с ней, а мужи начали ударять палками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, вследствие чего обеспокоились бы другие девушки и перестали бы стремиться к смерти вместе со своими господами40. Затем вошли в шалаш шесть мужей из [числа] родственников ее мужа и все [до одного] сочетались с девушкой в присутствии умершего. Затем, как только они покончили с осуществлением [своих] прав любви, уложили ее рядом с ее господином. Двое схватили обе ее ноги, двое обе ее руки, пришча старуха, называемая ангел смерти, наложила ей на шею веревку с расходящимися концами и дала ее двум [мужам], чтобы они ее тянули, и приступила [к делу], имея [в руке] огромный кинжал с широким лезвием. Итак, она начала втыкать его между ее ребрами и вынимать его, в то время как оба мужа душили ее веревкой, пока она не умерла.

  Потом явился ближайший родственник умершего, взял палку и зажег ее у огня. Потом он пошел, пятясь задом, — затылком к кораблю, а лицом к людям, [держа] зажженную палку в одной руке, а другую свою руку на заднем проходе, будучи голым, — чтобы зажечь сложенное дерево, [бывшее] под кораблем. Потом явились люди с деревом [для растопки] и дровами. У каждого из них была палка, конец которой он зажег. Затем [он] бросает ее в это [сложенное под кораблем] дерево. И берется огонь за дрова, потом за корабль, потом за шалаш, и мужа, и девушку, и [за] все, что в нем [находится]. Потом подул ветер, большой, ужасающий, и усилилось пламя огня и разгорелось его пылание. Был рядом со мной некий муж из русов. И вот я услышал, что он разговаривает с бывшим со мной переводчиком. Я спросил его о том, что он ему сказал. Он сказал: «Право же, он говорит: «Вы, арабы, глупы»». Я же спросил его об этом. Он сказал: «Действительно, вы берете самого любимого вами из людей и самого уважаемого вами и оставляете его в прахе, и едят его насекомые и черви, а мы сжигаем его в мгновение ока, так что он немедленно и тотчас входит в рай41«. Потом он засмеялся чрезмерным смехом. Я же спросил об этом, а он сказал: «По любви господа его к нему, [вот] он послал ветер, так что он [ветер] возьмет его в течение часа42«. И в самом деле, не прошло и часа, как корабль, и дрова, и девушка, и господин превратились в золу, потом в [мельчайший] пепел.

  Потом они соорудили на месте этого корабля, который они [когда-то] вытащили из реки, нечто вроде круглого холма и водрузили в середине его большое бревно хаданга43, написали на нем имя [этого] мужа и царя русов и удалились.

  Он сказал: Один из обычаев царя русов тот, что вместе с ним в его очень высоком44 замке45 постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей46, его сподвижников, причем находящиеся у него надежные люди из их числа умирают при его смерти и бывают убиты из-за него. С каждым из них [имеется девушка], которая служит ему, моет ему голову и приготовляет ему то, что он ест и пьет, и другая девушка, [которой] он пользуется как наложницей в присутствии царя. Эти четыреста [мужей] сидят, а ночью спят у подножия его ложа. А ложе его огромно и инкрустировано драгоценными самоцветами. И с ним сидят на этом ложе сорок девушек для его постели. Иногда он пользуется как наложницей одной из них в присутствии своих сподвижников, о которых мы [выше] упомянули. И этот поступок они не считают по-стыдным. Он не спускается со своего ложа, так что если он захочет удовлетворить некую потребность, то удовлетворит ее в таз, а если он захочет поехать верхом, то он подведет свою лошадь47 к ложу таким образом, что сядет на нее верхом с него, а если [он захочет] сойти [с лошади], то он подведет свою лошадь48 настолько [близко], чтобы сойти со своей лошади на него. И он не имеет никакого другого дела, кроме как сочетаться [с девушками], пить и предаваться развлечениям. У него есть заместитель49, который командует войсками, нападает на врагов и замещает его у его подданных.

  Их отличные [«добропорядочные»] люди проявляют стремление к кожевенному ремеслу и не считают эту грязь отвратительной.

  В случае, если между двумя лицами возникнет ссора и спор, и их царь не в силах достигнуть примирения, он выносит решение, чтобы они сражались друг с другом мечами, и тот, кто окажется победителем, на стороне того и правда.

(Перевод А.П. Ковалевского по: Ибн Фадлан 1956. С. 141-146)

Ибн Ийас Ибн Фадлан Ибрахим ибн Йа'куб

КОММЕНТАРИИ

1 Здесь арабское слово: джине — "сорт, род". "Слово джине значит "сорт", а также "племя", но не как племенная организация, а как масса этнически однородных людей..." (Ибн Фадлан 1956. С. 233. Примеч. 652). Здесь и далее комментарии А.П. Ковалевского воспроизведены в кавычках.

2 Набранные курсивом слова вставлены из текстов более поздних персидских авторов, сохранивших фрагменты из "Записки" Ибн Фадлана (Ибн Фадлан 1956. Примеч. 680. С. 236). Наджиб Хамадани: "...высокого роста, с белым телом и красным лицом"; Амин Рази: "Их народ в целом с красными волосами, высокого роста, с белым телом". "Относительно красных волос в сочинении А. Рази я полагаю, что первоначально в его тексте вместо красных волос мауи — "волосы" стояло все же рауи — "лицо"" (Ибн Фадлан 1956. С. 236. Примеч. 679).

3 Короткая мужская одежда без рукавов (Ибн Фадлан 1956. С. 236. Примеч. 680).

4 Верхняя широкая одежда, охватывавшая все тело, с короткими рукавами (Ибн Фадлан 1956. С. 236. Примеч. 682).

5 Кусок шерстяной ткани, которым и одевались, и накрывали постель (Ибн Фадлан 1956. С. 236. Примеч. 684).

6 Ибн Мискавайх тоже отмечал наличие топора как боевого оружия русов. Видимо, он служил и орудием ремесленника, и оружием (Ибн Фадлан 1956. С. 237. Примеч. 685).

7 Слово "никогда" имеется только в пересказе Закария Казвини (Ибн Фадлан 1956. С. 237. Примеч. 686).

8 Поправка О.Г. Большакова: "Сана' — "искусно сделанный, искусной работы", а не "плоские"" (Большаков 2000. С. 57).

9 Мечи франкского образца (Ибн Фадлан 1956. С. 237-238. Примеч. 689).

10 Поправка О.Г. Большакова: "Следует читать: "А у каждой их женщины на груди прикреплена коробочка"" (Большаков 2000. С. 57). Эти нагрудные коробочки, скорее всего, являются "скорлупообразными фибулами, известными в Северной и Восточной Европе" (Лебедев 1978. С. 22-23).

11 В.В. Бартольд, по тексту Йакута, переводил "ожерелье" (Бартольд 19636. С. 838). А.П. Ковалевский считал свой перевод ("монисто". — Т.К.) более точным, поскольку подразумевалось, видимо, металлическое ожерелье из монет (Ибн Фадлан 1956. С. 239. Примеч. 696). Напротив, по мнению О.Г. Большакова, "чтобы избежать излишней определенности, целесообразно переводить это слово нейтральным "ожерелье", что подходит и для обруча-гривны, и для ожерелья из монет, хотя последнее не вытекает из текста. Это место лучше перевести так: "А на шее у них — ожерелья из золота и серебра, потому что, когда мужчина владеет десятью тысячами серебряных дирхемов, то у его жены — одно ожерелье, а если двадцатью тысячами, то два ожерелья..." (Большаков 2000. С. 57-58).

12 Поправка О.Г. Большакова: "Эта непонятная фраза легко расшифровывается, если читать не суфун (корабли), а сафан, что значит, согласно ал-Мунджиду (Ал-Мунджид фи-л-луга ат-таб'а ал-ишруна. Байрут, 1969. С. 338. Средняя колонка), "кожа ската, которую употребляют на рукоятках меча". Мечи с рукоятками, обтянутыми кожей ската с бугорками, похожими на бусины, хорошо известны специалистам" (Большаков 2000. С. 58).

13 Сводка разных вариантов из текстов Амина Рази и Наджиба Хамадани (Ибн Фадлан 1956. С. 240. Примеч. 705). Ни в Мешхедской рукописи, ни у Иакута этого фрагмента нет.

14 Замечание вызвано особым отношением арабов к обязательным при молитве обрядам омовения.

15 Волга. А.П. Ковалевский, исходя из текста, не отождествлял пристань, куда прибывали русы и где происходили торги, с городом Булгаром (Ибн Фадлан 1956. С. 218. Примеч. 5656). Однако А. Зеки Валиди Тоган, К. Цегледи и др. высказывались в пользу именно Булгара (Ибн Фадлан/Тоган. S. 31: араб, текст. Примеч. 4; Czegtedy 1939. S. 221; Фахрутдинов 1977. С. 66).

16 Такие большие дома открыты археологами в торговых городах Северной Европы: Хедебю (Дания), Ладога (Лебедев 1978. С. 23-24).

17 Использование одной лохани для нескольких человек является чертой быта германского происхождения (Лебедев 1978. С. 23).

18 Хмельной напиток.

19 "Слово раббун у Ибн Фадлана применяется только в религиозном смысле..." (Ибн Фадлан 1956. С. 181. Примеч. 176).

20 "...Мамлюк — "невольник" (обращенный в рабство свободный человек). Молодых рабов Ибн Фадлан называет "отроками" — гулам..; если же он говорит о рабе как таковом, то 'абд.., мн. ч. 'убайд... В таких случаях я перевожу "раб", "рабы"" (Ибн Фадлан 1956. С. 243. Примеч. 736). О термине "гулам" см. ниже, примеч. 27.

21 Употреблен термин ра'ис — "глава". По А.П. Ковалевскому, "главарь", с одной стороны, приравнивается к слову малик — "царь" в значении "предводитель", "князь"... В другом случае рейс (ра'ис. — Т.К.) — "главарь" приравнивается к кябир — "большой", "старейший"... В отношении русов, по-видимому, это слово имеет второе значение. Так, один из упомянутых здесь "главарей" русов в дальнейшем именуется сначала более общим термином "выдающийся муж из их числа", а потом снова "главарь" (Ибн Фадлан 1956. С. 244. Примеч. 745).

22 "...Арабское слово сафина означает "корабль", и у Ибн Фадлана применяется для обозначения большой ладьи..." (Ибн Фадлан 1956. С. 245. Примеч. 750). Обряд сожжения в ладье — скандинавский по происхождению (Лебедев 1978. С. 24; Петрухин 1995. С. 205-208). Однако этот ритуал являлся частью мифологического комплекса, характерного не только для скандинавов, но и для славян, и для балтов (Велецкая 1968; Петрухин 1995. С. 205).

23 Арабское словосочетание ахлихи — "его семья". В данном случае имеется в виду семья в более узком значении, чем "домочадцы" (ахл ал-байт — "люди дома"). Более того, речь идет, по мнению А.П. Ковалевского, только о женщинах (Ибн Фадлан 1956. С. 245. Примеч. 751).

24 "Имеется в виду, что девушка согласилась на смерть добровольно..." (Ибн Фадлан 1956. С. 245-246. Примеч. 753).

25 Араб, ра'ис. Как отмечал А.П. Ковалевский, иногда термин приравнивался к слову малик — "владыка, государь", в других же случаях имел значение "больший, старший", в противопоставление простому народу (Ибн Фадлан 1956. С. 241. Примеч. 745). В данном случае имеется в виду скорее "главарь", нежели "владыка, правитель". См. выше примеч. 21.

26 Ахлихи — "его семья". "Тут уже, конечно, все его родственники в более широком смысле, также и мужчины, участвующие в дальнейшем обряде... Семья, состоящая из ближайших иждивенцев данного лица, названа у Ибн Фадлана 'ийалун" (Ибн Фадлан 1956. С. 246. Примеч. 757). Кроме родственников, в похоронах участвовали и другие домочадцы (Калинина 1995. С. 136-137).

27 Араб, гулям. Возможно, подразумеваются рабы, хотя этот вопрос остается открытым (Ибн Фадлан 1956. С. 246. Примеч. 758; Калинина 1995. С. 136-137). О.Г. Большаков отметил, что термин гулям лучше оставлять без перевода: "Во-первых, отроки как члены дружины были свободными, а гулямы — рабами или вольноотпущенниками, во-вторых, отроки были младшими дружинниками, а гулямы нередко становились даже полководцами" (Большаков 2000. С. 54). Однако до XI в. в древнерусском социуме отрок входил в состав "челяди", т.е. мог быть не свободным человеком (Свердлов 1983. С. 203), следовательно, термин "гулям" правомерно перевести как "отрок" (Калинина 1995. С. 137).

28 "Это "опорные столбы", но не единственные подпорки" (Ибн Фадлан 1956. С. 247. Примеч. 767).

29 А.П. Ковалевский предполагал, что термины хаданг и халандж являются диалектическими вариантами и могут означать: береза, бук, белый тополь и клен (Ибн Фадлан 1939. С. 161. Примеч. 1131). Позднее А.П. Ковалевский считал, что слово хаданг может означать "сосна". В тексте Иакута в этом месте — халандж (вероятно, "береза": Ибн Фадлан 1956. С. 214. Примеч. 539; С. 247. Примеч. 768). Б.Н. Заходер считал термины неидентичными и полагал, что халандж — это береза, а хаданг может означать "осина, дуб, тополь или еще какое-то дерево, обладающее устойчивостью против влаги" (Заходер 1962. С. 112).

30 Речь идет о неких обрядовых речах, не обращенных ни к кому из присутствующих конкретно (Ибн Фадлан 1956. С. 247-248. Примеч. 772).

31 "Кумач" — добротная материя, необязательно красная. Аналоги имеются и в арабском, и в персидском языках (Ибн Фадлан 1956. С. 248. С. 774).

32 По выражению А.П. Ковалевского, "профессионалка своего дела, которую приглашали для такого обряда, почему ей и присвоено прозвище "распорядителя смерти"" (Ибн Фадлан 1956. С. 249. Примеч. 778, 780). Руководя обрядовыми приготовлениями, старуха устраивает переход в иной мир. Подобные руководительницы известны у индийцев, хеттов, литовцев; сказочная Баба Яга в русском фольклоре зачастую выполняет ту же функцию (Петрухин 1995. С. 212-213).

33 О шароварах русов упоминалось также в "Анонимной записке". На поминальных камнях острова Готланд изображены воины в широких, подвязанных под коленами штанах, напоминающих шаровары русов (Лебедев 1978. С. 23).

34 Костные останки таких животных были найдены при археологических раскопках в курганах на территории и Скандинавии, и Восточной Европы (Lewicki 1955. S. 144-146; Жарнов 1991).

35 А.П. Ковалевский считал этот обряд пережитком группового брака (Ибн Фадлан 1956. С. 252. Примеч. 808).

36 А.П. Ковалевский отмечал, что "поскольку автор мусульманин, можно перевести и "время вечерней молитвы"" (Ибн Фадлан 1956. С. 252. Примеч. 810). Для понимания мусульманских молитвенных обычаев в климатических условиях Волжской Булгарии это сообщение приобрело особое значение (Салахетдинова 1994).

37 А.П. Ковалевский справедливо считал, что обряд похорон руса представлял собой символическую свадьбу, когда девушка-рабыня становилась свободной женой умершего (Ибн Фадлан 1956. С. 254. Примеч. 819). Вероятнее всего, она была именно рабыней-наложницей, а не свободной женщиной, и лишь став жертвой и, тем самым, законной женой, переходила в ранг свободной женщины (Калинина 1995. С. 136).

38 Вставка из текста Амина Рази, с редактурой А.П. Ковалевского (Ибн Фадлан 1956. С. 255. Примеч. 828).

39 Прощание с подругами подчеркивает мотив похорон-свадьбы (Ибн Фадлан 1956. С. 255. Примеч. 832).

40 С.С. Стасов полагал, что объяснение эпизода Ибн Фадланом неверно: стук палок по щитам означал удаление злых духов (Стасов 1881). А.П. Ковалевский же настаивал, что в эпоху Ибн Фадлана обряд имел вполне рационалистическое, правильно истолкованное Ибн Фадланом объяснение (Ибн Фадлан 1956. С. 257. Примеч. 839).

41 Араб Ибн Фадлан и передающий его рассказ перс Амин Рази избегают терминов, обозначающих мусульманский рай, поскольку язычник-рус не мог попасть именно туда (Ибн Фадлан 1956. С. 261. Примеч. 867). Мусульманский рай (джанна) был уготован только приверженцам ислама, соблюдающим все его правила.

42 В целом обряд и слова руса соответствуют рекомендации, которую вложил в уста скандинавского верховного бога Одина Снорри Стурлусон, исландский писатель XIII в.: "Один завещал всех умерших сжигать на костре вместе с их имуществом... Люди верили тогда, — продолжал Снорри, — что чем выше дым от погребального костра подымается в воздух, тем выше в небе будет тот, кто сжигается" (Круг Земной: Сага об Инглингах. VIII. IX). Впрочем, обряд кремации умерших с конем и другими животными характерен и для славян, и для балтов, и для скандинавов (Петрухин 1995. С. 198, 206-207).

43 Здесь А.П. Ковалевский предпочитает значение "сосна" (Ибн Фадлан 1956. С. 263. Примеч. 875а).

44 Вставка из текста Амина Рази. Встречается также у Закарийа ал-Казвини: "в огромном дворце" (Ибн Фадлан 1956. С. 263. Примеч. 876).

45 А.П. Ковалевский предпочитает значение "замок", поскольку далее речь идет о дружинниках (Ибн Фадлан 1956. С. 265. Примеч. 877).

46 Здесь А.П. Ковалевский переводит "богатыри", а не "дружинники", поскольку в арабском тексте стоит слово, означающее "доблестный, храбрый, герой" (Ибн Фадлан 1956. С. 263. Примеч. 878).

47 Фраза переведена дословно. Она означает "он велит подвести" (Ибн Фадлан 1956. С. 265-266. Примеч. 887).

48 "Из этого сообщения мы еще раз убеждаемся, что "ложе", на котором находился царь, представляло собой большой помост, с которого можно было садиться прямо на лошадь..." (Ибн Фадлан 1956. С. 266. Примеч. 890).

49 Араб, халифа — "в общем значении". "Слово "халиф" в применении к багдадскому халифу Ибн Фадлан применяет лишь в особых случаях" (Ибн Фадлан 1956. С. 266. Примеч. 891).

ruhistor.ru

Известие Ибн Фадлана о купцах "ар-рус"

Ибн Фадлан и его путешествие в Волжскую Булгарию

В средневековой арабской литературе есть замечательное произведение – «Записка» Ахмеда ибн Фадлана (полное имя Ахмед ибн Фадлан ибн аль-Аббас ибн Рашид ибн Хаммад).

21 июня 921 года из Багдада двинулось в далёкий путь посольство халифа аль-Муктадира (908-932 гг.). Оно держало путь на север, в Волжскую Булгарию, занимавшей земли нынешнего Татарстана. Правитель этого тюркского государства, желая освободиться от власти Хазарского каганата, искал помощи у багдадского халифа. Взамен он выражал готовность признать ислам государственной религией и просил халифа прислать мусульманских наставников и строителей для возведения в его стране мечетей и военной крепости. Ну и, конечно, булгарский хан хотел получить от своего нового сюзерена деньги – серебряные дирхемы и динары, магический блеск которых в то время очаровывал купцов, воинов и государей на огромном пространстве от Балтики до Индии. Халиф, в свою очередь, рассчитывал получить от союза с булгарским ханом славу ревнителя веры и большие торговые привилегии. Деньги для хана Волжской Булгарии – 4000 динаров – аль-Муктадир приказал взять у своего вассала, правителя Хорезма, однако тот, по приезде послов, отказался выдать требуемую сумму.

Огромный посольский караван насчитывал почти 5 тыс. человек и больше 3 тыс. лошадей и верблюдов. Во главе его стоял придворный евнух Сусан ар-Расси. Толмачами были тюрок Такин и славянин, чье имя Ибн Фадлан передает как Фарис или Барыс (вероятно, Борис). Свою дипломатическую роль Ибн Фадлан описал в следующих словах: «И был избран я для прочтения ему (булгарскому хану) письма и передачи того, что было подарено ему»; кроме того, он должен был наблюдать над своими спутниками. Это означало, что фактическая ответственность на ведение дел и конечный исход предприятия ложилась именно на его плечи.

Посольству предстояло преодолеть более четырех тысяч километров. Оно было оснащено всем необходимым для столь далекого перехода, в том числе большими мешками из верблюжьей кожи для переправы людей и вещей через реки.

Послы халифа двигались не наугад, а следовали торговым путем, по которому вот уже больше столетия арабские и персидские купцы попадали на торговые рынки нижней и средней Волги, где приобретали драгоценную северную пушнину, ценимую на Востоке одежду из льна и дешевых рабов. Маршрут этот пролегал через города Северного Ирана Рей и Нишапур в Бухару, оттуда назад к Амударье, потом вниз по этой реке до столицы Хорезма Кяс; далее к Джурджании (Старому Ургенчу, на территории нынешнего Узбекистана) и, наконец, на север к берегам Волги.

В конце марта 922 года багдадские послы прибыли в страну тюрок-огузов, кочевавших тогда в областях Западного Казахстана. Огузы славились как чрезвычайно воинственный и дикий народ, и многие участники посольства побоялись ехать дальше.

Ибн Фадлан видел среди огузов таких, которые владели десятью тысячами лошадей и ста тысячами голов овец. Но были у них и бедняки, выпрашивавшие на дороге лепешку хлеба.

Среди огузской знати наибольшее влияние имел начальник войска Атрак. Ибн Фадлан поднес ему богатые подарки. Атрак радушно принял посольство, но на предложение принять ислам осторожно сказал, что даст ответ, когда послы будут ехать обратно. Между тем старейшины огузов размышляли вовсе не о принятии ислама, а о том, как поступить с послами: то ли разрезать каждого из них пополам, то ли ограбить подчистую или же отдать их хазарам в обмен на пленных огузов. Но все-таки гостеприимство в конце концов взяло верх, и Ибн Фадлан со своими спутниками получил возможность продолжить путь дальше. Таким образом, в стране огузов посольство потерпело полную неудачу и было радо, что смогло благополучно выбраться оттуда.

Проследовав через пограничную область враждебно настроенных башкир (в Южном Приуралье), посланники халифа в мае 922 года добрались до Волжской Булгарии.

Вахид Р. Приезд Ибн Фадлана в Булгары

Во главе этого многонационального государства, социальная верхушка которого состояла из тюрок-булгар, стоял хан Алмуш-элтабар, человек «очень толстый и пузатый», по описанию Ибн Фадлана. Он восседал на троне, покрытом византийской парчой, и в его присутствии все, включая его родню, обязаны были снимать шапки и принимать почтительную позу. Подвластное население платило ему подати: с каждого дома шкуру соболя, обязательные подношения с каждого свадебного пиршества, десятую часть привозимых товаров и часть военной добычи.

Когда до ставки булгарского хана оставалось не больше суток пути, посольство встретили четыре подвластных Алмушу-элтабару князя, а также его братья и сыновья. Сам повелитель булгар выехал навстречу послам на расстоянии двух фарсахов (12 километров) от своей ставки. В последующие три-четыре дня в ставку Алмуша-элтабара с разных сторон Булгарии собрались князья его земли, предводители и жители страны, чтобы слушать всенародно чтение письма повелителя правоверных.

На торжественной аудиенции, данной посланникам халифа, булгарский хан официально признал ислам государственной религией. Однако через три дня он вызвал к себе Ибн Фадлана и потребовал обещанные халифом 4000 динаров для постройки крепости. Но у того, как мы знаем, не было этих денег, а без них ни о каком тесном союзе с халифом владыка булгар говорить не хотел.

Результаты посольства были неутешительными. Огузы не приняли ислам, булгарский хан, не получив денег на постройку крепости, разуверился в помощи халифа и предпочел союзу с Багдадом тесную связь с мусульманскими государствами Средней Азии.

Зато дорожных впечатлений было хоть отбавляй. Ибн Фадлан подробно описал все, что видел собственными глазами со времени своего выезда из Багдада. Его сообщения касаются многих народов и государств Средней Азии и Поволжья, давно исчезнувших с лица земли.

Известие о русах

Для историков Древней Руси особую ценность представляет то, что в Волжской Булгарии Ибн Фадлан наблюдал прибывших туда купцов-русов. Этот любознательный и наблюдательный человек буквально впился в них глазами, благодаря чему мы имеем ряд драгоценных сведений об образе жизни наших далеких предков, их верованиях, погребальном обряде, внешнем облике.

Первым впечатлением Ибн-Фадлана было восхищенное удивление. «Я видел русов, - пишет он, - когда они прибыли по своим торговым делам и расположились на берегу реки Атиль (Волги. – С. Ц.). И я не видел людей с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, румяны, красны. Они не носят ни курток, ни кафтанов*, но носит какой-либо муж из их числа кису, которой он покрывает один свой бок, причем одна из его рук выходит из нее наружу. И при каждом из них имеется топор, меч и нож. Мечи их плоские, с бороздками, франкские. И от края их (русов. – С. Ц.) ногтя и до шеи они покрыты изображениями (татуировкой. – С. Ц.) деревьев и тому подобного».

* Далее мы увидим, что умерший знатный рус будет облачен именно в куртку, кафтан, шаровары и меховую шапку. Вероятно, русы, которых видел Ибн-Фадлан, прибыли в Среднее Поднепровье относительно недавно и еще не полностью усвоили местные обычаи.

Однако, войдя в жилище русов, чистоплотный араб не смог сдержать своего отвращения. Эти люди - «грязнейшие из тварей Аллаха», восклицает он, ибо они «не очищаются от испражнений, ни от мочи, и не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды…» Живя сообща в одном деревянном доме по десять-двадцать человек, они совокупляются со своими женами или рабынями на глазах друг у друга и ничуть не смущаются и не оставляют своего занятия, если в эти минуты к ним в дом заглянет чужестранный купец. Они, правда, моются не после, а перед едой, - но как! «И у них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы посредством самой грязной воды, какая только бывает, и самой нечистой, а именно так, что девушка приходит каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит ее своему господину. Итак, он моет в ней обе свои руки и свое лицо и все свои волосы. И он моет их и вычесывает из гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюет в нее и не оставляет ничего из грязи, но все это делает в эту воду. И когда он окончит все, что ему нужно, девушка несет лохань к тому, кто сидит рядом с ним, и этот делает подобно тому, как делает его товарищ. И она не перестает переносить ее от одного к другому, пока не обойдет ею всех в доме, и каждый из них сморкается и плюет и моет свое лицо и свои волосы в этой лохани».

Удачная торговля зависела у русов от расположения богов. Сразу после того, как их ладьи причаливали к волжской пристани, каждый купец отправлялся совершать жертвоприношение. Святилище русов располагалось под открытым небом. Оно представляло собой некий участок земли, усеянный воткнутыми резными «деревяшками», верхняя часть которых грубо изображала подобие человеческого лица. Эти идолы торчали из земли в строгом строевом порядке: в первом ряду – самые маленькие, во втором – повыше, в третьем – еще более высокие и т. д. Подойдя к ним, рус перечислял все привезенные им товары, после чего оставлял свои дары - хлеб, мясо, лук, молоко и какой-то хмельной напиток – и произносил примерно следующее: «О, мой господин, я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца с многочисленными динарами и дирхемами, и чтобы он купил у меня, как я пожелаю, и не прекословил бы мне в том, что я скажу». Если тем не менее покупатель не находился, подношения повторялись вновь и вновь, сопровождаясь все более униженными просьбами. Когда же товар быстро расходился, рус благодарил своих богов тем, что забивал некоторое количество овец и рогатого скота, разбрасывал лучшие куски мяса перед деревянными идолами, а головы жертвенных животных вешал на сами деревяшки.

Впрочем, торговые неудачи случались крайне редко. Жены русов щеголяли драгоценными монистами, и вот что удалось выяснить Ибн-Фадлану о происхождении этих украшений: «На шеях у них (женщин. – С. Ц.) мониста из золота и серебра, так как, если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене одно монисто, а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые у него прибавляются, прибавляются в виде мониста у его жены, так что на шее какой-нибудь из них бывает много монист».

Вообще все без исключения обычаи и нравы русов несли на себе печать варварской простоты. Заболевшего предоставляли его судьбе: «И если кто-нибудь из них заболеет, то они забивают для него шалаш в стороне от себя и бросают его в нем, и помещают с ним некоторое количество хлеба и воды, и не приближаются к нему и не говорят с ним, но посещают его каждые три дня, особенно если он неимущий или невольник. Если же он выздоровеет и встанет, он возвращается к ним, а если умрет, то они сжигают его. Если же он был невольником, они оставляют его в его положении, так что его съедают собаки и хищные птицы». Преступников ожидала скорая и немудреная расправа: «И если они поймают вора или грабителя, то они ведут его к толстому дереву, привязывают ему на шею крепкую веревку и подвешивают его на нем навсегда, пока он не распадется на куски от ветров и дождей».

Ибн-Фадлан признается, что ему чрезвычайно хотелось увидеть воочию погребение знатного руса, потому что ему рассказывали об этом обряде необычайные вещи. Ему повезло: через некоторое время до него дошло известие «о смерти одного выдающегося мужа из их числа». Ибн-Фадлан поспешил на похороны. Это была долгая, многодневная церемония. Вначале покойника на десять дней положили в вырытую под землей камеру, покрытую настилом; принадлежащий ему корабль был вытащен на берег и водружен на большой деревянный помост. Имущество умершего было поделено на три части: одна осталась у его семьи, две другие были употреблены на пошив дорогих погребальных одежд – «шаровар и гетр, и сапог, и куртки, и кафтана парчевого с пуговицами из золота», и «шапки из парчи, соболевой», - а также на приготовление в неимоверном количестве горячительного напитка.

Но самым важным делом для семьи покойного было найти среди его многочисленных рабынь и наложниц такую, которая бы согласилась умереть вместе со своим господином. Решение принималось девушками добровольно; правда, взять назад роковое обязательство было уже невозможно – этого не допустили бы родственники умершего. В данном случае никаких осложнений не возникло – девушка быстро нашлась и ее поведение до самого конца оставалось безупречным: она «каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему». Две приставленных к ней служанки всячески обхаживали обреченную, вплоть до того, «что они иногда мыли ей ноги своими руками».

Когда же пришел день погребения, на корабль с утра была принесена скамья, которую покрыли «стегаными матрацами и парчей византийской и подушками из парчи византийской». Рядом со скамьей встала старуха; Ибн-Фадлан пишет, что ее «называют ангел смерти», ибо она «убивает девушек». Эта женщина показалась ему «толстой и мрачной ведьмой». Вслед за тем покойник был вынут из погреба, переодет, перенесен на корабль и помещен в сидячем положении в специально устроенной палатке или кабине. Вокруг него разбросали благовонные растения, пищу, оружие, мясо забитых лошадей, коров, собаки, петуха и курицы. В это время обреченная на смерть девушка ходила по домам родственников и знакомых умершего, которые по очереди сочетались с ней в знак любви и уважения к ее господину. После полудня ее подвели к приготовленному заранее сооружению – двум столбам с перекладиной. Она трижды при помощи мужчин взбиралась на верхнюю перекладину и, сидя там, что-то говорила. Ибн-Фадлан обратился за разъяснениями к переводчику, и тот сказал: «Она сказала в первый раз, когда ее подняли, - вот я вижу моего отца и мою мать, - и сказала во второй раз, - вот все мои умершие родственники сидящие, - и сказала в третий раз, - вот я вижу моего господина сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так ведите же к нему». Таким образом, странное сооружение оказалось воротами в потусторонний мир, и девушка трижды заглянула в него.

На палубе корабля девушке дали выпить два кубка, чтобы она опьянела. Затем старуха ввела ее в палатку. Мужчины, стоявшие вокруг корабля, принялись стучать деревянными палками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, иначе «взволновались бы другие девушки, и перестали бы искать смерти со своими господами». Шестеро помощников «ведьмы» схватили жертву за руки и за ноги, накинули на шею девушки петлю и стали душить, между тем как сама «ведьма» несколько раз вонзила ей в ребра кинжал с широким лезвием. Когда все было кончено, ближайший родственник мертвеца, - совершенно голый, но, вопреки ожиданиям, прикрывавший рукою не детородные части, а анус, - с факелом в руке приблизился задом наперед к кораблю и зажег подпал. «Не прошло и часа, как превратился корабль и дрова, и девушка, и господин в золу, потом в мельчайший пепел. Потом они построили на месте этого корабля, который они вытащили из реки, нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку белого тополя, написали на ней имя умершего мужа и имя царя русов и удалились». Церемония погребения завершилась повальным пьянством.

Семирадский Г. Похороны руса

Научная добросовестность требует в этом месте предоставить слово норманистам, поскольку они до сих пор уверены, что купцы «ар-Рус» - это викинги. Послушаем, например, как комментирует Ибн-Фадлана И. Г. Коновалова: «Установлено, что описанная Ибн-Фадланом обрядность и внешний вид русов выдают в них скандинавов…» [Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2000, с. 215]*.

* Ссылаюсь на это издание в особенности потому, что оно рекомендовано Министерством образования России в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений. Между тем сборник целиком отдан на откуп ученым норманской школы. Иные точки зрения там просто не допускаются – это видно хотя бы по приведеной цитате.Попутно замечу, что норманский взгляд на русов Ибн-Фадлана уже получил экранное воплощение - в фильме «13-й воин» (1999 г.), где арабского посланника играет Антонио Бандерас. Начало этого фильма является экранизацией отрывка Ибн-Фадлана о посещении им дома русов, которые, естественно, все до одного оказываются нордическими «белокурыми бестиями». Скоро, наверное, услышим, как в каком-нибудь историческом боевике князь Святослав заговорит по-шведски.

Ну уж, прямо-таки и «выдают»! Что же установлено на самом деле? Начнем с внешнего вида. Ни один источник не ассоциирует викингов с красным светом. А вот русов – неоднократно. Например, в «Искандернаме» Низами Гянджеви говорит:Краснолицые русы сверкали. ОниТак сверкали, как магов сверкают огни.

Епископ кремонский Лиудпранд заметил, что воинов князя Игоря «греки по внешнему виду называют русиями»; в данном случае немецкий писатель имел в виду греческое слово «росиос» - «красный, рыжий». Примеры можно продолжить.

Далее. Если принять за данность славянское происхождение купцов «ар-рус», то Ибн-Фадлан имел полное право сравнить русов с пальмами, так как по антропологическим данным «поляне» значительно превосходили ростом восточных славян (самыми низкорослыми из них были кривичи – около 157 см, древляне и радимичи, как правило, «перерастали» отметку 165 см) [Вернадский Г. В. Древняя Русь. Тверь; Москва, 2000, с. 333].

Таким образом, остается погребальный обряд. Действительно ли он «выдает» в умершем русе «скандинава»? На самом деле археологами установлен лишь тот факт, что на всем европейском побережье от Финляндии до южной Франции встречаются следы сожжений в ладье. Разумеется, для норманистов этого вполне достаточно. Викинги! Ведь после трудов Байера, Шлёцера и их последователей в Европе шага шагнуть нельзя нельзя без того, чтобы не наступить на могилу викинга. Но давайте посмотрим, какое отношение имеют эти захоронения к скандинавской погребальной обрядности.

Согласно археологическим данным в раннем железном веке в Скандинавии, как и у славян, практиковалось трупосожжение. В эпоху поздней античности кремация постепенно вытесняется обрядом трупоположения, и в VI-VIII вв. (так называемый «вендельский период») захоронения по обряду сожжения в среде знати исчезают полностью. Для этого периода характерно пышное погребение вождей в ладье, сопровождаемое жертвоприношением животных. Но эпоха викингов (IX-XI вв.) опять приносит новшество. Обряд захоронения конунгов в ладье сохраняется главным образом в сердце «викингской» Швеции – в Упланде, а на побережье страны получает распространение обряд сожжения в ладье. Даже норманисты не отрицают, что сама география подобных погребений свидетельствует в пользу культурных влияний извне*. При этом крайне любопытно, что «вендельских» захоронений в ладье вне Швеции в эпоху викингов вообще не обнаружено.

* Например, Г. С. Лебедев предполагает, что обряд сожжения в ладье занесен в Швецию с Аландских островов [Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985].

Кто же мог повлиять на шведов, заворожив их огненным спектаклем? Саксон Грамматик, говоря о войне датского конунга Фротона III с русами («рутенами»), упоминает, что после одного сражения этот предводитель данов отдал распоряжение сжечь тела убитых «рутенских» вождей «на кострах, воздвигнутых в собственных кораблях». Точно так же даны похоронили своих собственных павших «королей и герцогов». Саксон не уточняет, какой стороне принадлежал данный обряд – датской или рутенской. Но этот эпизод позволяет установить, что сожжение в ладье впервые появилось у народов южного побережья Балтики – русов или датчан, а, может быть, у тех и других одновременно.

Поистине изумительна норманистская трактовка других деталей описанного Ибн-Фадланом обряда погребения. Вот что пишут, к примеру, в своем совместном труде два современных английских ученых: «…в 921 г. арабский путешественник стал свидетелем их (то есть русов, которых авторы признают, естественно, викингами. – С. Ц.) погребального обряда – сжигания на корабле. Его поистине бесценное описание дошло до нас, в противном случае о многих деталях мы могли бы только гадать» [Пенник Н., Пруденс Д. История языческой Европы. СПб., 2000, с. 246].

Слова самих авторов выглядят не менее бесценным свидетельством научных методов норманизма. Ибо, как выясняется, погребальный обряд, описанный Ибн-Фадланом, стал «скандинавским» лишь потому, что ибн-фадлановские русы заранее зачислены в викинги.

Скандинавских параллелей «многим деталям» обряда сжигания в ладье попросту нет, иначе о них нечего было бы и «гадать». Например, археологи отмечают, что «в большинстве курганов, датируемых эпохой викингов, похоронены в основном мужчины, но в Скандинавии обнаружены и женские могилы, очень богато убранные» [там же, 254]. Однако совместные мужские и женские захоронения в Скандинавии отстутствуют. А в славянском Поморье они есть, например, в Прютцке. Ритуальное убийство лошади и собаки известно как у скандинавов, так и у славян, а вот петухов в более позднее время резали с магическими целями преимущественно на Украине. Нет в скандинавской археологии и мифологии ничего похожего на три столба, являющихся входом в загробный мир. Зато у балтов в царство мертвых, во владения бога Дивса, вели трое серебряных ворот. Балто-славянские культурные связи хорошо известны, чего не скажешь о скандинавском влиянии на балтскую мифологию.

Приведенных примеров достаточно, чтобы увидеть, что ничего специфически скандинавского обряд сожжения в ладье не содержит. К тому же обряды – дело наживное и переменчивое: сегодня они одни, завтра другие. Нет ли у Ибн-Фадлана более существенных признаков этнической принадлежности купцов-русов? – А ведь не без того. Так, Ибн-Фадлан говорит, что с каждых 10 000 дирхемов жене купца-руса полагалось монисто. Согласимся, что несколько тысяч арабских монет, найденных в Швеции, не дают повода считать этих счастливых женщин, увешанных монистами из дирхемов, шведками – едва хватило бы наполовину одного такого украшения. Между тем в киевском некрополе женщины с такими монистами имеются, и облачены они в славянское платье.

Кстати, о моде. Кто покажет мне скандинавскую могилу, где бы покойник был облачен в хазарскую куртку, кафтан, шаровары и сапоги?

Впрочем, если читатель уже утомлен археологией, то можно поговорить о вещах нематериальных - о языке. Переводчиками Ибн-Фадлану в его путешествии по Волге служили тюрок Такин и «славянин» Фарис. Ибн-Фадлан не называет по имени того из них, при помощи которого он разговаривал с русами. Читатель, догадайся, кто бы это мог быть? (Вообще, из сочинений норманистов можно вынести убеждение, что добрая половина древних славян окончила скандинавское отделение Института иностранных языков.)

Но самым важным признаком для этнической характеристики русов Ибн-Фадлана является не погребальный обряд, не покрой одежды, даже не язык. В конце концов то и другое, и третье подвержено изменениям, инокультурным влияниям. Дольше всего сохраняют самобытность общественные отношения народов. И об этой стороне жизни русов Ибн-Фадлан оставил нам весьма интересное свидетельство. Если присмотреться к торговому коллективу купцов-русов, то можно увидеть, что состав его довольно сложен. В нем выделяется глава («выдающийся муж») и несколько категорий домочадцев, которых Ибн-Фадлан объединяет термином «люди дома». В число последних входят кровные родственники, лично свободная прислуга (включая дружинников) и рабы. В Западной Европе такой тип социума известен с VIII в. Скажем, в Скандинавии он носил название «двор» (hus). Однако торговые коллективы скандинавов (felag) в эпоху викингов никогда не создавались на основе кровнородственных связей. Не то было на Руси, где еще в XIII в. встречались торговые союзы родственников [cм. Калинина Т. М. Термин «люди дома» («ахл аль-байт») у Ибн-Фадлана по отношению к обществу русов. В кн.: Древнейшие государства Восточной Европы. М., 1995, с. 134-138]. И нашим летописям прекрасно знакомы «дома» Ибн-Фадлана: например, «дом» Симона-варяга, прибывшего на службу к киевскому князю с 3000 своих дворян и домочадцев, и «дом» из 1700 человек киевского боярина Родиона Несторовича, перешедшего на московскую службу. По всему выходит, что купцы-русы Ибн-Фадлана являются выходцами из славянского, а не скандинавского мира.

Что же мы видим в итоге? На наших глазах норманистский «дом» для ибн-фадлановских русов с грохотом рухнул, по причине того, что был возведен на песке. Зыбучем песке норманской теории.

history_club

tartar-sarmat.blogspot.com

Ибн Фадлан о русах - Анюше

Записка» Ахмеда Ибн-Фадлана – чрезвычайно важный источник по истории Восточной Европы X века. Ее автор посетил Волжскую Булгарию в составе посольства аббасидского халифа аль-Муктадира (908-932 гг.). Поездка была предпринята по инициативе правителя Волжской Булгарии, который, желая избавиться от власти хазар, просил покровительства халифа и обещал принять ислам. Посольство вышло из Багдада в 921 г. и прибыло в Волжскую Булгарию в мае 922 г. О его результатах ничего не известно, но Ибн-Фадлан (возможно, второе лицо в посольстве) оставил подробный отчет о путешествии, и в этом отчете приводится множество уникальных сведений этнографического характера о гузах, башкирах, булгарах и хазарах. Кроме этого, Ибн-Фадлан видел в Булгарии русов и оставил подробное описание их погребального обряда. Отчет Ибн-Фадлана был широко известен в арабско-персидском мире. По свидетельству географа XIII века Йакута ар-Руми, работавшего в Мерве, в его время это сочинение было весьма распространено и находилось у многих лиц в восточном Иране. Сам Йакут включил несколько фрагментов из Ибн-Фадлана в свой «Географический словарь», дошедший в нескольких списках. Единственный известный список «Записки» Ибн-Фадлана был обнаружен востоковедом А.З.В.Тоганом (А.З.Валидовым) в 1920-х годах в библиотеке при гробнице имама Али ибн-Риза в Мешхеде (Иран). К сожалению, конец рукописи отсутствует, причем неизвестно, скольких листов не хватает. В 1937 г. фотокопия Мешхедской рукописи была передана в дар Академии наук СССР от правительства Ирана, и на ее основе А.П.Ковалевским было подготовлено издание на русском языке. В 1956 г. им же было подготовлено существенно переработанное и дополненное издание, но наша электронная публикация основана на издании 1939 г. В издании 1237 ссылок, в основном ими отмечены комментарии по существу перевода. Проведено также сравнение текста Мешхедской рукописи со всеми списками словаря Йакута. В электронной публикации мы сочли возможным ограничиться только некоторыми из комментариев и убрать все отсылки на Йакута. Скобками обозначены вставные слова, не имеющие соответствия в арабском оригинале.

КНИГА АХМАДА ИБН-ФАДЛАНА ИБН-АЛЬ-'АББАСА ИБН-РАШИДА ИБН-ХАММАДА, КЛИЕНТА МУХАММАДА ИБН-СУЛАЙМАНА,ПОСЛА АЛЬ-МУКТАДИРА К ЦАРЮ СЛАВЯН

Он (Ибн-Фадлан) сказал: я видел русов, когда они прибыли посвоим торговым делам и расположились (высадились) на реке Атиль.И я не видел (людей) с более совершенными телами, чем они. Ониподобны пальмам, румяны, красны. Они не носят ни курток, нихафтанов, но носит какой-либо муж из их числа кису, которой онпокрывает один свой бок, причем одна из его рук выходит из нее. Скаждым из них (имеется) секира, и меч, и нож, и он (никогда) нерасстается с тем, о чем мы (сейчас) упомянули. Мечи их плоские, сбороздками, франкские. И от края ногтя (ногтей) кого-либо из них(русов) до его шеи (имеется) собрание деревьев и изображений(вещей, людей?) и тому подобного.

А что касается каждой женщиныиз их числа, то на груди ее прикреплено кольцо или из железа, илииз серебра, или (из) меди, или (из) золота, в соответствии с(денежными) средствами ее мужа и с количеством их. И у каждогокольца – коробочка, у которой нож, также прикрепленный на груди.На шеях у них (женщин) (несколько рядов) монист из золота исеребра, так как если человек владеет десятью тысячами дирхемов,то он справляет своей жене одно монисто (в один ряд), а есливладеет двадцатью тысячами, то справляет ей два мониста, и такимобразом каждые десять тысяч, которые у него прибавляются,прибавляются в виде (одного) мониста у его жены, так что на шеекакой-нибудь из них бывает много (рядов) монист. Самое лучшее изукрашений у них (русов) это зеленые бусы из той керамики, котораянаходится на кораблях. Они (русы) заключают (торговые) контрактыотносительно них, покупают одну бусину за дирхем и нанизывают,как ожерелья, для своих жен.

Они грязнейшие из твари Аллаха, –(они) не очищаются от испражнений, ни от мочи, и не омываются отполовой нечистоты и не моют своих рук после еды, но они какблуждающие ослы. Они прибывают из своей страны и причаливают своикорабли на Атиле, а это большая река, и строят на ее берегубольшие дома из дерева, и собирается (их) в одном (таком) домедесять и (или) двадцать, – меньше и (или) больше, и у каждого (изних) скамья, на которой он сидит, и с ними (сидят) девушки –восторг для купцов. И вот один (из них) сочетается со своейдевушкой, а товарищ его смотрит на него. Иногда же соединяютсямногие из них в таком положении одни против других, и входиткупец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и (таким образом)застает его сочетающимся с ней, и он (рус) не оставляет ее, илиже (удовлетворит) отчасти свою потребность.

И у них обязательнокаждый день умывать свои лица и свои головы посредством самойгрязной воды, какая только бывает, и самой нечистой, а именнотак, что девушка приходит каждый день утром, неся большую лоханьс водой, и подносит ее своему господину. Итак, он моет в ней своиобе руки и свое лицо и все свои волосы. И он моет их и вычесываетих гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюет в нее и неоставляет ничего из грязи, но (все это) делает в эту воду. Икогда он окончит то, что ему нужно, девушка несет лохань к тому,кто (сидит) рядом с ним, и (этот) делает подобно тому, как делаетего товарищ. И она не перестает переносить ее от одного кдругому, пока не обойдет ею всех находящихся в (этом) доме, икаждый из них сморкается и плюет и моет свое лицо и свои волосы вней.

И как только приезжают их корабли к этой пристани, каждый изних выходит и (несет) с собою хлеб, мясо, лук, молоко и набид,пока не подойдет к высокой воткнутой деревяшке, у которой(имеется) лицо, похожее на лицо человека, а вокруг нее (кускадерева) маленькие изображения, а позади этих изображений (стоят)высокие деревяшки, воткнутые в землю. Итак, он подходит кбольшому изображению и поклоняется ему, потом (он) говорит ему:"О, мой господин, я приехал из отдаленной страны и со мноюдевушек столько-то и столько-то голов и соболей столько-то истолько-то шкур", пока не сообщит (не упомянет) всего, что (он)привез с собою из (числа) своих товаров – "и я пришел к тебе сэтим даром"; – потом (он) оставляет то, что (было) с ним, передэтой деревяшкой, – "и вот, я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца с многочисленными динарами и дирхемами, и чтобы (он) купил уменя, как я пожелаю, и не прекословил бы мне в том, что я скажу.Потом он уходит.

И вот, если для него продажа его бываетзатруднительна и пребывание его задерживается, то он опятьприходит с подарком во второй и третий раз, а если (все же)оказывается трудным сделать то, что он хочет, то он несет ккаждому изображению из (числа) этих маленьких изображений поподарку и просит их о ходатайстве и говорит: "Это (эти) женынашего господина, и дочери его, и сыновья его". И (он) неперестает обращаться к одному изображению за другим, прося их имоля у них о ходатайстве и униженно кланяясь перед ними.

Иногдаже продажа бывает для него легка, так что он продаст. Тогда онговорит: "Господин мой уже исполнил то, что мне было нужно, и мнеследует вознаградить его". И вот, он берет известное число овецили рогатого скота и убивает их, раздает часть мяса, а оставшеесянесет и бросает перед этой большой деревяшкой и маленькими,которые (находятся) вокруг нее, и вешает головы рогатого скотаили овец на эти деревяшки, воткнутые в землю. Когда же наступаетночь, приходят собаки и съедают все это. И говорит тот, кто этосделал: "Уже стал доволен господин мой мною и съел мой дар".

И если кто-нибудь из них заболеет, то они забивают для него шалашв стороне от себя и бросают его в нем, и помещают с ним некотороеколичество хлеба и воды, и не приближаются к нему и не говорят сним, но посещают его каждые три (?) дня, особенно если оннеимущий или невольник. Если же он выздоровеет и встанет, онвозвращается к ним, а если умрет, то они сжигают его. Если же онбыл невольником, они оставляют его в его положении, так что егосъедают собаки и хищные птицы.

И если они поймают вора илиграбителя, то они ведут его к толстому дереву, привязывают ему нашею крепкую веревку и подвешивают его на нем навсегда, пока он нераспадется на куски от ветров и дождей.

И (еще прежде) говорили, что они делают со своими главарямипри их смерти (такие) дела, из которых самое меньшее (это)сожжение, так что мне очень хотелось присутствовать при этом,пока (наконец) не дошло до меня (известие) о смерти одноговыдающегося мужа из их числа. И вот они положили его в его могилеи покрыли ее крышей над ним на десять дней, пока не закончиликройки его одежд и их сшивания. А это бывает так, что для бедногочеловека из их числа делают маленький корабль, кладут его(мертвого) в него и сжигают его (корабль), а для богатого(поступают так): собирают его деньги и делят их на три трети, –(одна) треть (остается) для его семьи, (одну) треть (употребляютна то), чтобы для него на нее скроить одежды, и (одну) треть,чтобы приготовить на нее набид, который они будут пить в день,когда его девушка убьет сама себя и будет сожжена вместе со своимгосподином; а они, всецело предаваясь набиду, пьют его ночью иднем, (так что) иногда один из них (кто-либо из них) умирает,держа чашу в своей руке.

И если умирает главарь, то говорит его семья его девушкам иего отрокам: "Кто из вас умрет вместе с ним?" Говорит кто-либо изних: "Я". И если он сказал это, то это уже обязательно, так чтоему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, тоэтого не допустили бы. И большинство из тех, кто поступает (так),(это) девушки.

И вот, когда умер этот муж, о котором я упомянулраньше, то сказали его девушкам: "Кто умрет вместе с ним?" Исказала одна из них: "Я". Итак, поручили ее двум девушкам, чтобыони оберегали ее и были бы с нею, где бы она ни ходила, до тогодаже, что они иногда мыли ей ноги своими руками. И принялись они(родственники) за его дело, – кройку одежды для него, заприготовление того, что ему нужно. А девушка каждый день пила ипела, веселясь, радуясь будущему. Когда же пришел день, в которыйбудет cожжен (он) и девушка, я прибыл к реке, на которой(находился) его корабль, – и вот, (вижу, что) он уже вытащен (наберег) и для него поставлены четыре подпорки из дерева(материала) хаданга (белого тополя) и другого (дерева), ипоставлено также вокруг него (корабля) нечто вроде большихпомостов (амбаров?) из дерева.

Потом (корабль) был протащен(дальше), пока не был помещен на эти деревянные сооружения. И ониначали уходить и приходить, и говорили речью, (которой) я непонимаю. А он (мертвый) был далеко в своей могиле, (так как) они(еще) не вынимали его. Потом они принесли скамью, и поместили еена корабле и покрыли ее стегаными матрацами, и парчойвизантийской, и подушками из парчи византийской, и пришла женщинастаруха, которую называют ангел смерти, и разостлала на скамьепостилки, о которых мы упомянули. И она руководит обшиванием егои приготовлением его, и она убивает девушек. И я увидел, что онаведьма (?) большая (и толстая), мрачная (суровая).

Когда же ониприбыли к его могиле, они удалили в сторону землю с дерева (сдеревянной покрышки) и удалили в сторону (это) дерево и извлеклиего (мертвого) в изаре, в котором он умер, и вот, я увидел, чтоон уже почернел от холода (этой) страны. А они еще преждепоместили с ним в его могиле набид и (некий) плод и тунбур.Итак, они вынули все это, и вот он не завонял и не изменилось унего ничего, кроме его цвета.

Итак, они надели на него шаровары игетры, и сапоги, и куртку, и хафтан парчевый с пуговицами иззолота, и надели ему на голову шапку (калансуву) из парчи,соболевую. И они понесли его, пока не внесли его в ту палатку(кабину), которая (имеется) на корабле, и посадили его на матрац,и подперли его подушками и принесли набид, и плод, и благовонноерастение и положили его вместе с ним. И принесли хлеба, и мяса, илуку, и бросили его перед ним, и принесли собаку, и разрезали еена две части, и бросили в корабле. Потом принесли все его оружиеи положили его рядом с ним (букв. к его боку). Потом взяли двухлошадей и гоняли их обеих, пока они обе не вспотели. Потом (они)разрезали их обеих мечом и бросили их мясо в корабле, потом привели двух коров (быков) и разрезали их обеих также и бросилиих обеих в нем (корабле). Потом доставили петуха и курицу, иубили их, и бросили их обоих в нем (корабле).

А девушка, которая хотела быть убитой, уходя и приходявходит в одну за другой из юрт, причем с ней соединяется хозяин(данной) юрты и говорит ей: "Скажи своему господину: «право же, ясделала это из любви к тебе»". Когда же пришло время послеполудня, в пятницу, привели девушку к чему-то, что они (ужераньше) сделали наподобие обвязки (больших) ворот, и онапоставила обе свои ноги на руки (ладони) мужей, и она подняласьнад этой обвязкой (обозревая окрестность) и говорила (нечто) насвоем языке, после чего ее спустили, потом подняли ее во второй(раз), причем она совершила то же (действие), что и в первый раз,потом ее опустили и подняли в третий раз, причем она совершила тоже, что сделала (те) два раза. Потом подали ей курицу, она жеотрезала ее голову и забросила ее (голову). Они взяли (эту)курицу и бросили ее в корабле.

Я же спросил у переводчика о том,что она сделала, а он сказал: "Она сказала в первый раз, когда ееподняли, – вот я вижу моего отца и мою мать, – и сказала вовторой (раз), – вот все мои умершие родственники сидящие, – исказала в третий (раз), – вот я вижу моего господина сидящим всаду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зоветменя, так ведите же к нему".

И они прошли с ней в направлении ккораблю. И вот она сняла два браслета, бывших на ней, и дала ихоба той женщине, которая называется ангел смерти, а она та,которая убивает ее. И она (девушка) сняла два ножных кольца,бывших на ней, и дала их оба тем двум девушкам, которые обе(перед этим) служили ей, а они обе дочери женщины, известной подименем ангела смерти. Потом ее подняли на корабль, но (еще) неввели ее в палатку (кабину), и пришли мужи, (неся) с собой щиты идеревяшки, и подали ей кубком набид, и вот она пела над ним ивыпила его.

Переводчик же сказал мне, что она прощается этим сосвоими подругами. Потом дан был ей другой кубок, и она взяла егои затянула песню, причем старуха побуждала ее к питью его и чтобывойти в палатку (кабину), в которой (находится) ее господин. Ивот я увидел, что она уже заколебалась и хотела войти в палатку(кабину), но всунула свою голову между ней и кораблем, старуха жесхватила ее голову и всунула ее (голову) в палатку (кабину) ивошла вместе с ней (девушкой), а мужи начали ударять деревяшкамипо щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, причем взволновалисьбы другие девушки, и перестали бы искать смерти вместе со своимигосподами.

Потом вошли в палатку шесть мужей и совокупились все сдевушкой. Потом положили ее на бок рядом с ее господином и двоесхватили обе ее ноги, двое обе ее руки, и наложила старуха,называемая ангелом смерти, ей вокруг шеи веревку, расходящуюся впротивоположные стороны, и дала ее двум (мужам), чтобы они оба тянули ее, и она подошла, держа (в руке) кинжал с широкимлезвием, и вот, начала втыкать его между ее ребрами и выниматьего, в то время, как оба мужа душили ее веревкой, пока она неумерла.

Потом подошел ближайший родственник (этого) мертвеца,взял деревяшку и зажег ее у огня, потом пошел задом, затылком ккораблю, а лицом своим (...), зажженная деревяшка в одной егоруке, а другая его рука (лежала) на заднем проходе, (он) будучиголым, пока не зажег сложенного дерева (деревяшек), бывшего подкораблем. Потом подошли люди с деревяшками (кусками дерева дляподпалки) и дровами, и с каждым (из них) деревяшка (лучина?),конец которой он перед тем воспламенил, чтобы бросить ее в этикуски дерева (подпал). И принимается огонь за дрова, потом закорабль, потом за палатку, и (за) мужа, и (за) девушку, и (за)все, что в ней (находилось), подул большой, ужасающий ветер, иусилилось пламя огня, и разгорелось неукротимое воспламенение его(огня).

И был рядом со мной некий муж из русов, и вот, я услышал,что он разговаривает с переводчиком, бывшим со мною. Я же спросилего, о чем он говорил ему, и он сказал: "Право же он говорит:«Вы, о арабы, глупы»,... Это (?)92; он сказал: «Воистину, выберете самого любимого для вас человека и из вас самогоуважаемого вами и бросаете его в прах (землю) и съедают его прахи гнус и черви, а мы сжигаем его во мгновение ока, так что онвходит в рай немедленно и тотчас»". Тогда я спросил об этом, а онсказал: "По любви господина его к нему (вот) уже послал он ветер,так что он унесет его за час".

И вот, действительно, не прошло ичаса, как превратился корабль, и дрова, и девушка, и господин взолу, потом в (мельчайший) пепел. Потом они построили на местеэтого корабля, который они вытащили из реки, нечто подобноекруглому холму и водрузили в середине его большую деревяшкухаданга (белого тополя), написали на ней имя (этого) мужа и имяцаря русов и удалились.

Он (Ибн-Фадлан) сказал: к порядкам (обычаям) царя русов(относится) то, что вместе с ним в его замке (дворце) находятсячетыреста мужей из (числа) богатырей, его сподвижников, и(находящиеся) у него надежные люди из их (числа) умирают при егосмерти и бывают убиты (сражаясь) за него.

И с каждым из нихдевушка, которая служит ему, и моет ему голову, и приготовляетему то, что он ест и пьет, и другая девушка, (которую) онупотребляет как наложницу. И эти четыреста (мужей) сидят под еголожем (престолом). А ложе его огромно и инкрустированодрагоценными самоцветами. И с ним сидят на этом ложе сорокдевушек для его постели. Иногда он употребляет, как наложницу,одну из них в присутствии своих сподвижников, о которых мы (выше)упомянули.

И он не спускается со своего ложа, так что если онзахочет удовлетворить потребность, то он удовлетворяет ее в таз,а если он захочет поехать верхом, то лошадь его подводится кложу, так что он садится на нее верхом с него (ложа). А если он захочет сойти (с лошади), то подводится его лошадь (к ложу)настолько, чтобы он сошел со своей лошади. У него естьзаместитель, который управляет войсками и нападает на врагов изамещает его у его подданных.

Источник

anoushe.livejournal.com

Известие Ибн Фадлана о купцах "ар-рус"

Ибн Фадлан и его путешествие в Волжскую Булгарию

В средневековой арабской литературе есть замечательное произведение – «Записка» Ахмеда ибн Фадлана (полное имя Ахмед ибн Фадлан ибн аль-Аббас ибн Рашид ибн Хаммад).

21 июня 921 года из Багдада двинулось в далёкий путь посольство халифа аль-Муктадира (908-932 гг.). Оно держало путь на север, в Волжскую Булгарию, занимавшей земли нынешнего Татарстана. Правитель этого тюркского государства, желая освободиться от власти Хазарского каганата, искал помощи у багдадского халифа. Взамен он выражал готовность признать ислам государственной религией и просил халифа прислать мусульманских наставников и строителей для возведения в его стране мечетей и военной крепости. Ну и, конечно, булгарский хан хотел получить от своего нового сюзерена деньги – серебряные дирхемы и динары, магический блеск которых в то время очаровывал купцов, воинов и государей на огромном пространстве от Балтики до Индии.

Халиф, в свою очередь, рассчитывал получить от союза с булгарским ханом славу ревнителя веры и большие торговые привилегии. Деньги для хана Волжской Булгарии – 4000 динаров – аль-Муктадир приказал взять у своего вассала, правителя Хорезма, однако тот, по приезде послов, отказался выдать требуемую сумму.

Огромный посольский караван насчитывал почти 5 тыс. человек и больше 3 тыс. лошадей и верблюдов. Во главе его стоял придворный евнух Сусан ар-Расси. Толмачами были тюрок Такин и славянин, чье имя Ибн Фадлан передает как Фарис или Барыс (вероятно, Борис). Свою дипломатическую роль Ибн Фадлан описал в следующих словах: «И был избран я для прочтения ему (булгарскому хану) письма и передачи того, что было подарено ему»; кроме того, он должен был наблюдать над своими спутниками. Это означало, что фактическая ответственность на ведение дел и конечный исход предприятия ложилась именно на его плечи.

Посольству предстояло преодолеть более четырех тысяч километров. Оно было оснащено всем необходимым для столь далекого перехода, в том числе большими мешками из верблюжьей кожи для переправы людей и вещей через реки.

Послы халифа двигались не наугад, а следовали торговым путем, по которому вот уже больше столетия арабские и персидские купцы попадали на торговые рынки нижней и средней Волги, где приобретали драгоценную северную пушнину, ценимую на Востоке одежду из льна и дешевых рабов. Маршрут этот пролегал через города Северного Ирана Рей и Нишапур в Бухару, оттуда назад к Амударье, потом вниз по этой реке до столицы Хорезма Кяс; далее к Джурджании (Старому Ургенчу, на территории нынешнего Узбекистана) и, наконец, на север к берегам Волги.

В конце марта 922 года багдадские послы прибыли в страну тюрок-огузов, кочевавших тогда в областях Западного Казахстана. Огузы славились как чрезвычайно воинственный и дикий народ, и многие участники посольства побоялись ехать дальше.

Ибн Фадлан видел среди огузов таких, которые владели десятью тысячами лошадей и ста тысячами голов овец. Но были у них и бедняки, выпрашивавшие на дороге лепешку хлеба.

Среди огузской знати наибольшее влияние имел начальник войска Атрак. Ибн Фадлан поднес ему богатые подарки. Атрак радушно принял посольство, но на предложение принять ислам осторожно сказал, что даст ответ, когда послы будут ехать обратно. Между тем старейшины огузов размышляли вовсе не о принятии ислама, а о том, как поступить с послами: то ли разрезать каждого из них пополам, то ли ограбить подчистую или же отдать их хазарам в обмен на пленных огузов. Но все-таки гостеприимство в конце концов взяло верх, и Ибн Фадлан со своими спутниками получил возможность продолжить путь дальше. Таким образом, в стране огузов посольство потерпело полную неудачу и было радо, что смогло благополучно выбраться оттуда.

Проследовав через пограничную область враждебно настроенных башкир (в Южном Приуралье), посланники халифа в мае 922 года добрались до Волжской Булгарии.Вахид Р. Приезд Ибн Фадлана в Булгары

Во главе этого многонационального государства, социальная верхушка которого состояла из тюрок-булгар, стоял хан Алмуш-элтабар, человек «очень толстый и пузатый», по описанию Ибн Фадлана. Он восседал на троне, покрытом византийской парчой, и в его присутствии все, включая его родню, обязаны были снимать шапки и принимать почтительную позу. Подвластное население платило ему подати: с каждого дома шкуру соболя, обязательные подношения с каждого свадебного пиршества, десятую часть привозимых товаров и часть военной добычи.

Когда до ставки булгарского хана оставалось не больше суток пути, посольство встретили четыре подвластных Алмушу-элтабару князя, а также его братья и сыновья. Сам повелитель булгар выехал навстречу послам на расстоянии двух фарсахов (12 километров) от своей ставки. В последующие три-четыре дня в ставку Алмуша-элтабара с разных сторон Булгарии собрались князья его земли, предводители и жители страны, чтобы слушать всенародно чтение письма повелителя правоверных.

На торжественной аудиенции, данной посланникам халифа, булгарский хан официально признал ислам государственной религией. Однако через три дня он вызвал к себе Ибн Фадлана и потребовал обещанные халифом 4000 динаров для постройки крепости. Но у того, как мы знаем, не было этих денег, а без них ни о каком тесном союзе с халифом владыка булгар говорить не хотел.

Результаты посольства были неутешительными. Огузы не приняли ислам, булгарский хан, не получив денег на постройку крепости, разуверился в помощи халифа и предпочел союзу с Багдадом тесную связь с мусульманскими государствами Средней Азии.

Зато дорожных впечатлений было хоть отбавляй. Ибн Фадлан подробно описал все, что видел собственными глазами со времени своего выезда из Багдада. Его сообщения касаются многих народов и государств Средней Азии и Поволжья, давно исчезнувших с лица земли.

Известие о русах

Для историков Древней Руси особую ценность представляет то, что в Волжской Булгарии Ибн Фадлан наблюдал прибывших туда купцов-русов. Этот любознательный и наблюдательный человек буквально впился в них глазами, благодаря чему мы имеем ряд драгоценных сведений об образе жизни наших далеких предков, их верованиях, погребальном обряде, внешнем облике.

Первым впечатлением Ибн-Фадлана было восхищенное удивление. «Я видел русов, - пишет он, - когда они прибыли по своим торговым делам и расположились на берегу реки Атиль (Волги. – С. Ц.). И я не видел людей с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, румяны, красны. Они не носят ни курток, ни кафтанов*, но носит какой-либо муж из их числа кису, которой он покрывает один свой бок, причем одна из его рук выходит из нее наружу. И при каждом из них имеется топор, меч и нож. Мечи их плоские, с бороздками, франкские. И от края их (русов. – С. Ц.) ногтя и до шеи они покрыты изображениями (татуировкой. – С. Ц.) деревьев и тому подобного».

* Далее мы увидим, что умерший знатный рус будет облачен именно в куртку, кафтан, шаровары и меховую шапку. Вероятно, русы, которых видел Ибн-Фадлан, прибыли в Среднее Поднепровье относительно недавно и еще не полностью усвоили местные обычаи.

Однако, войдя в жилище русов, чистоплотный араб не смог сдержать своего отвращения. Эти люди - «грязнейшие из тварей Аллаха», восклицает он, ибо они «не очищаются от испражнений, ни от мочи, и не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды…» Живя сообща в одном деревянном доме по десять-двадцать человек, они совокупляются со своими женами или рабынями на глазах друг у друга и ничуть не смущаются и не оставляют своего занятия, если в эти минуты к ним в дом заглянет чужестранный купец. Они, правда, моются не после, а перед едой, - но как! «И у них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы посредством самой грязной воды, какая только бывает, и самой нечистой, а именно так, что девушка приходит каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит ее своему господину. Итак, он моет в ней обе свои руки и свое лицо и все свои волосы. И он моет их и вычесывает из гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюет в нее и не оставляет ничего из грязи, но все это делает в эту воду. И когда он окончит все, что ему нужно, девушка несет лохань к тому, кто сидит рядом с ним, и этот делает подобно тому, как делает его товарищ. И она не перестает переносить ее от одного к другому, пока не обойдет ею всех в доме, и каждый из них сморкается и плюет и моет свое лицо и свои волосы в этой лохани».

Удачная торговля зависела у русов от расположения богов. Сразу после того, как их ладьи причаливали к волжской пристани, каждый купец отправлялся совершать жертвоприношение. Святилище русов располагалось под открытым небом. Оно представляло собой некий участок земли, усеянный воткнутыми резными «деревяшками», верхняя часть которых грубо изображала подобие человеческого лица. Эти идолы торчали из земли в строгом строевом порядке: в первом ряду – самые маленькие, во втором – повыше, в третьем – еще более высокие и т. д. Подойдя к ним, рус перечислял все привезенные им товары, после чего оставлял свои дары - хлеб, мясо, лук, молоко и какой-то хмельной напиток – и произносил примерно следующее: «О, мой господин, я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца с многочисленными динарами и дирхемами, и чтобы он купил у меня, как я пожелаю, и не прекословил бы мне в том, что я скажу». Если тем не менее покупатель не находился, подношения повторялись вновь и вновь, сопровождаясь все более униженными просьбами. Когда же товар быстро расходился, рус благодарил своих богов тем, что забивал некоторое количество овец и рогатого скота, разбрасывал лучшие куски мяса перед деревянными идолами, а головы жертвенных животных вешал на сами деревяшки.

Впрочем, торговые неудачи случались крайне редко. Жены русов щеголяли драгоценными монистами, и вот что удалось выяснить Ибн-Фадлану о происхождении этих украшений: «На шеях у них (женщин. – С. Ц.) мониста из золота и серебра, так как, если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене одно монисто, а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые у него прибавляются, прибавляются в виде мониста у его жены, так что на шее какой-нибудь из них бывает много монист».

Вообще все без исключения обычаи и нравы русов несли на себе печать варварской простоты. Заболевшего предоставляли его судьбе: «И если кто-нибудь из них заболеет, то они забивают для него шалаш в стороне от себя и бросают его в нем, и помещают с ним некоторое количество хлеба и воды, и не приближаются к нему и не говорят с ним, но посещают его каждые три дня, особенно если он неимущий или невольник. Если же он выздоровеет и встанет, он возвращается к ним, а если умрет, то они сжигают его. Если же он был невольником, они оставляют его в его положении, так что его съедают собаки и хищные птицы». Преступников ожидала скорая и немудреная расправа: «И если они поймают вора или грабителя, то они ведут его к толстому дереву, привязывают ему на шею крепкую веревку и подвешивают его на нем навсегда, пока он не распадется на куски от ветров и дождей».

Ибн-Фадлан признается, что ему чрезвычайно хотелось увидеть воочию погребение знатного руса, потому что ему рассказывали об этом обряде необычайные вещи. Ему повезло: через некоторое время до него дошло известие «о смерти одного выдающегося мужа из их числа». Ибн-Фадлан поспешил на похороны. Это была долгая, многодневная церемония. Вначале покойника на десять дней положили в вырытую под землей камеру, покрытую настилом; принадлежащий ему корабль был вытащен на берег и водружен на большой деревянный помост. Имущество умершего было поделено на три части: одна осталась у его семьи, две другие были употреблены на пошив дорогих погребальных одежд – «шаровар и гетр, и сапог, и куртки, и кафтана парчевого с пуговицами из золота», и «шапки из парчи, соболевой», - а также на приготовление в неимоверном количестве горячительного напитка.

Но самым важным делом для семьи покойного было найти среди его многочисленных рабынь и наложниц такую, которая бы согласилась умереть вместе со своим господином. Решение принималось девушками добровольно; правда, взять назад роковое обязательство было уже невозможно – этого не допустили бы родственники умершего. В данном случае никаких осложнений не возникло – девушка быстро нашлась и ее поведение до самого конца оставалось безупречным: она «каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему». Две приставленных к ней служанки всячески обхаживали обреченную, вплоть до того, «что они иногда мыли ей ноги своими руками».

Когда же пришел день погребения, на корабль с утра была принесена скамья, которую покрыли «стегаными матрацами и парчей византийской и подушками из парчи византийской». Рядом со скамьей встала старуха; Ибн-Фадлан пишет, что ее «называют ангел смерти», ибо она «убивает девушек». Эта женщина показалась ему «толстой и мрачной ведьмой». Вслед за тем покойник был вынут из погреба, переодет, перенесен на корабль и помещен в сидячем положении в специально устроенной палатке или кабине. Вокруг него разбросали благовонные растения, пищу, оружие, мясо забитых лошадей, коров, собаки, петуха и курицы. В это время обреченная на смерть девушка ходила по домам родственников и знакомых умершего, которые по очереди сочетались с ней в знак любви и уважения к ее господину. После полудня ее подвели к приготовленному заранее сооружению – двум столбам с перекладиной. Она трижды при помощи мужчин взбиралась на верхнюю перекладину и, сидя там, что-то говорила. Ибн-Фадлан обратился за разъяснениями к переводчику, и тот сказал: «Она сказала в первый раз, когда ее подняли, - вот я вижу моего отца и мою мать, - и сказала во второй раз, - вот все мои умершие родственники сидящие, - и сказала в третий раз, - вот я вижу моего господина сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так ведите же к нему». Таким образом, странное сооружение оказалось воротами в потусторонний мир, и девушка трижды заглянула в него.

На палубе корабля девушке дали выпить два кубка, чтобы она опьянела. Затем старуха ввела ее в палатку. Мужчины, стоявшие вокруг корабля, принялись стучать деревянными палками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, иначе «взволновались бы другие девушки, и перестали бы искать смерти со своими господами». Шестеро помощников «ведьмы» схватили жертву за руки и за ноги, накинули на шею девушки петлю и стали душить, между тем как сама «ведьма» несколько раз вонзила ей в ребра кинжал с широким лезвием. Когда все было кончено, ближайший родственник мертвеца, - совершенно голый, но, вопреки ожиданиям, прикрывавший рукою не детородные части, а анус, - с факелом в руке приблизился задом наперед к кораблю и зажег подпал. «Не прошло и часа, как превратился корабль и дрова, и девушка, и господин в золу, потом в мельчайший пепел. Потом они построили на месте этого корабля, который они вытащили из реки, нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку белого тополя, написали на ней имя умершего мужа и имя царя русов и удалились». Церемония погребения завершилась повальным пьянством.

Семирадский Г. Похороны руса

Научная добросовестность требует в этом месте предоставить слово норманистам, поскольку они до сих пор уверены, что купцы «ар-Рус» - это викинги. Послушаем, например, как комментирует Ибн-Фадлана И. Г. Коновалова: «Установлено, что описанная Ибн-Фадланом обрядность и внешний вид русов выдают в них скандинавов…» [Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2000, с. 215]*.

* Ссылаюсь на это издание в особенности потому, что оно рекомендовано Министерством образования России в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений. Между тем сборник целиком отдан на откуп ученым норманской школы. Иные точки зрения там просто не допускаются – это видно хотя бы по приведеной цитате.Попутно замечу, что норманский взгляд на русов Ибн-Фадлана уже получил экранное воплощение - в фильме «13-й воин» (1999 г.), где арабского посланника играет Антонио Бандерас. Начало этого фильма является экранизацией отрывка Ибн-Фадлана о посещении им дома русов, которые, естественно, все до одного оказываются нордическими «белокурыми бестиями». Скоро, наверное, услышим, как в каком-нибудь историческом боевике князь Святослав заговорит по-шведски.

Ну уж, прямо-таки и «выдают»! Что же установлено на самом деле? Начнем с внешнего вида. Ни один источник не ассоциирует викингов с красным светом. А вот русов – неоднократно. Например, в «Искандернаме» Низами Гянджеви говорит:Краснолицые русы сверкали. ОниТак сверкали, как магов сверкают огни.

Епископ кремонский Лиудпранд заметил, что воинов князя Игоря «греки по внешнему виду называют русиями»; в данном случае немецкий писатель имел в виду греческое слово «росиос» - «красный, рыжий». Примеры можно продолжить.

Далее. Если принять за данность славянское происхождение купцов «ар-рус», то Ибн-Фадлан имел полное право сравнить русов с пальмами, так как по антропологическим данным «поляне» значительно превосходили ростом восточных славян (самыми низкорослыми из них были кривичи – около 157 см, древляне и радимичи, как правило, «перерастали» отметку 165 см) [Вернадский Г. В. Древняя Русь. Тверь; Москва, 2000, с. 333].

Таким образом, остается погребальный обряд. Действительно ли он «выдает» в умершем русе «скандинава»? На самом деле археологами установлен лишь тот факт, что на всем европейском побережье от Финляндии до южной Франции встречаются следы сожжений в ладье. Разумеется, для норманистов этого вполне достаточно. Викинги! Ведь после трудов Байера, Шлёцера и их последователей в Европе шага шагнуть нельзя нельзя без того, чтобы не наступить на могилу викинга. Но давайте посмотрим, какое отношение имеют эти захоронения к скандинавской погребальной обрядности.

Согласно археологическим данным в раннем железном веке в Скандинавии, как и у славян, практиковалось трупосожжение. В эпоху поздней античности кремация постепенно вытесняется обрядом трупоположения, и в VI-VIII вв. (так называемый «вендельский период») захоронения по обряду сожжения в среде знати исчезают полностью. Для этого периода характерно пышное погребение вождей в ладье, сопровождаемое жертвоприношением животных. Но эпоха викингов (IX-XI вв.) опять приносит новшество. Обряд захоронения конунгов в ладье сохраняется главным образом в сердце «викингской» Швеции – в Упланде, а на побережье страны получает распространение обряд сожжения в ладье. Даже норманисты не отрицают, что сама география подобных погребений свидетельствует в пользу культурных влияний извне*. При этом крайне любопытно, что «вендельских» захоронений в ладье вне Швеции в эпоху викингов вообще не обнаружено.

* Например, Г. С. Лебедев предполагает, что обряд сожжения в ладье занесен в Швецию с Аландских островов [Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985].

Кто же мог повлиять на шведов, заворожив их огненным спектаклем? Саксон Грамматик, говоря о войне датского конунга Фротона III с русами («рутенами»), упоминает, что после одного сражения этот предводитель данов отдал распоряжение сжечь тела убитых «рутенских» вождей «на кострах, воздвигнутых в собственных кораблях». Точно так же даны похоронили своих собственных павших «королей и герцогов». Саксон не уточняет, какой стороне принадлежал данный обряд – датской или рутенской. Но этот эпизод позволяет установить, что сожжение в ладье впервые появилось у народов южного побережья Балтики – русов или датчан, а, может быть, у тех и других одновременно.

Поистине изумительна норманистская трактовка других деталей описанного Ибн-Фадланом обряда погребения. Вот что пишут, к примеру, в своем совместном труде два современных английских ученых: «…в 921 г. арабский путешественник стал свидетелем их (то есть русов, которых авторы признают, естественно, викингами. – С. Ц.) погребального обряда – сжигания на корабле. Его поистине бесценное описание дошло до нас, в противном случае о многих деталях мы могли бы только гадать» [Пенник Н., Пруденс Д. История языческой Европы. СПб., 2000, с. 246].

Слова самих авторов выглядят не менее бесценным свидетельством научных методов норманизма. Ибо, как выясняется, погребальный обряд, описанный Ибн-Фадланом, стал «скандинавским» лишь потому, что ибн-фадлановские русы заранее зачислены в викинги.

Скандинавских параллелей «многим деталям» обряда сжигания в ладье попросту нет, иначе о них нечего было бы и «гадать». Например, археологи отмечают, что «в большинстве курганов, датируемых эпохой викингов, похоронены в основном мужчины, но в Скандинавии обнаружены и женские могилы, очень богато убранные» [там же, 254]. Однако совместные мужские и женские захоронения в Скандинавии отстутствуют. А в славянском Поморье они есть, например, в Прютцке. Ритуальное убийство лошади и собаки известно как у скандинавов, так и у славян, а вот петухов в более позднее время резали с магическими целями преимущественно на Украине. Нет в скандинавской археологии и мифологии ничего похожего на три столба, являющихся входом в загробный мир. Зато у балтов в царство мертвых, во владения бога Дивса, вели трое серебряных ворот. Балто-славянские культурные связи хорошо известны, чего не скажешь о скандинавском влиянии на балтскую мифологию.

Приведенных примеров достаточно, чтобы увидеть, что ничего специфически скандинавского обряд сожжения в ладье не содержит. К тому же обряды – дело наживное и переменчивое: сегодня они одни, завтра другие. Нет ли у Ибн-Фадлана более существенных признаков этнической принадлежности купцов-русов? – А ведь не без того. Так, Ибн-Фадлан говорит, что с каждых 10 000 дирхемов жене купца-руса полагалось монисто. Согласимся, что несколько тысяч арабских монет, найденных в Швеции, не дают повода считать этих счастливых женщин, увешанных монистами из дирхемов, шведками – едва хватило бы наполовину одного такого украшения. Между тем в киевском некрополе женщины с такими монистами имеются, и облачены они в славянское платье.

Кстати, о моде. Кто покажет мне скандинавскую могилу, где бы покойник был облачен в хазарскую куртку, кафтан, шаровары и сапоги?

Впрочем, если читатель уже утомлен археологией, то можно поговорить о вещах нематериальных - о языке. Переводчиками Ибн-Фадлану в его путешествии по Волге служили тюрок Такин и «славянин» Фарис. Ибн-Фадлан не называет по имени того из них, при помощи которого он разговаривал с русами. Читатель, догадайся, кто бы это мог быть? (Вообще, из сочинений норманистов можно вынести убеждение, что добрая половина древних славян окончила скандинавское отделение Института иностранных языков.)

Но самым важным признаком для этнической характеристики русов Ибн-Фадлана является не погребальный обряд, не покрой одежды, даже не язык. В конце концов то и другое, и третье подвержено изменениям, инокультурным влияниям. Дольше всего сохраняют самобытность общественные отношения народов. И об этой стороне жизни русов Ибн-Фадлан оставил нам весьма интересное свидетельство. Если присмотреться к торговому коллективу купцов-русов, то можно увидеть, что состав его довольно сложен. В нем выделяется глава («выдающийся муж») и несколько категорий домочадцев, которых Ибн-Фадлан объединяет термином «люди дома». В число последних входят кровные родственники, лично свободная прислуга (включая дружинников) и рабы. В Западной Европе такой тип социума известен с VIII в. Скажем, в Скандинавии он носил название «двор» (hus). Однако торговые коллективы скандинавов (felag) в эпоху викингов никогда не создавались на основе кровнородственных связей. Не то было на Руси, где еще в XIII в. встречались торговые союзы родственников [cм. Калинина Т. М. Термин «люди дома» («ахл аль-байт») у Ибн-Фадлана по отношению к обществу русов. В кн.: Древнейшие государства Восточной Европы. М., 1995, с. 134-138]. И нашим летописям прекрасно знакомы «дома» Ибн-Фадлана: например, «дом» Симона-варяга, прибывшего на службу к киевскому князю с 3000 своих дворян и домочадцев, и «дом» из 1700 человек киевского боярина Родиона Несторовича, перешедшего на московскую службу. По всему выходит, что купцы-русы Ибн-Фадлана являются выходцами из славянского, а не скандинавского мира.

Что же мы видим в итоге? На наших глазах норманистский «дом» для ибн-фадлановских русов с грохотом рухнул, по причине того, что был возведен на песке. Зыбучем песке норманской теории.

sergeytsvetkov.livejournal.com

Ибн Фадлан — Википедия (с комментариями)

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Ибн Фадлан — арабский путешественник и писатель 1-й половины X века. Один из немногих арабских путешественников, лично побывавших в Восточной Европе.

В 921—922 годах в качестве секретаря посольства аббасидского халифа ал-Муктадира посетил Волжскую Булгарию. В своём отчёте «Рисале», написанном в виде путевых заметок, оставил уникальные описания быта и политических отношений огузов, башкир, булгар, русов и хазар.

Путешествие

Ахмад ибн Фадлан был старшим писцом-чиновником и находился под покровительством военачальника Мухаммеда ибн Сулеймана, завоевавшего Египет в 904—905 г. для багдадского халифа[1].

В 921 году в Багдад прибыло булгарское посольство. Правитель булгар мусульманин Алмуш стремился освободиться из-под власти Хазарского каганата и с этой целью просил халифа прислать мусульманских наставников и строителей мечети, а также соорудить военную крепость.

Ответное арабское посольство аббасидского халифа Ал-Муктадира, возглавляемое Сусаном ар-Раси, выехало из Багдада 21 июня 921 года (11 сафара 309 года хиджры) и возвратилось в Багдад весной 923 года. В состав посольства в качестве секретаря был включен Ахмад ибн Фадлан. Помимо задачи упрочения ислама в странах Восточной Европы, халиф рассчитывал усилить своё политическое влияние в регионе и получить от союза с правителем булгар торговые привилегии.

Путь пролегал в обход хазарских земель через Среднюю Азию: через Рей, Нишапур в Бухару, оттуда назад к Амударье и вниз по реке до столицы Хорезма Кят. Перезимовав в Джурджании (Старом Ургенче) 4 марта 922 года послы двинулись по суше к берегам Волги. «Отроки», выехавшие с посольством из Багдада, а также законовед (факих) и вероучитель (муаллим) покинули посольство, «побоявшись въехать в эту страну» (страну огузов). С этого момента выполнение всех миссионерских задач посольства падает на одного Ахмада ибн Фадлана, он становится его фактическим руководителем.

Совершив переезд через Устюрт, посольство около 20 марта прибыло в страну огузов (или «гуззов»), занимавших тогда приблизительно область Западного Казахстана. Среди знати наибольшее влияние имел Этрек, начальник войска огузов. Ибн Фадлан поднес ему царские подарки. Этрек радушно принял посольство, но к предложению принять ислам отнесся очень осторожно, сказав, что даст халифу ответ, когда послы будут ехать обратно. Однако военачальники огузов, собранные Этрэком на совещание, обсуждали вопрос не о принятии ислама, а о том, как поступить с самими послами. Предложения были: разрезать каждого из них пополам, дочиста ограбить или отдать их хазарам в обмен на пленных огузов. Таким образом, в стране огузов посольство потерпело полную дипломатическую неудачу и было радо, что смогло благополучно выбраться оттуда.

12 мая 922 года (12 мухаррама 310 года по хиджре) посольство халифа прибыло в ставку правителя булгар. Ничего из задуманных планов не было выполнено. Огузы ислама не приняли, правитель булгар, не получив денег на постройку крепости, разуверился в помощи халифа и предпочёл сохранить тесную связь со Средней Азией. В Хазарии мусульманская партия подверглась репрессиям[2].

В Булгарии Ибн Фадлан видел прибывших туда для торговли русов и оставил ценное описание их обрядов, включая свидетельство о погребении в ладье[3].

По возвращении в Багдад Ахмад ибн Фадлан составил «Записку» (араб. «Рисале»), написанную в виде путеводных заметок и являющуюся одним из важнейших источников по средневекой истории Поволжья, Заволжья и Средней Азии. Финальная часть «Записки» не сохранилась, поэтому об обратном маршруте миссии ничего не известно. Однако из категоричного свидетельства Йакута ар-Руми следует, что Ибн-Фадлан довёл рассказ до возвращения в Багдад. В «Записку» ибн Фадлан включил и рассказ о Хазарии.

Первоначальный текст книги утерян. Фрагменты дошли в «Географическом словаре» арабского энциклопедиста XIII века Йакута ар-Руми. В данном виде произведение впервые было опубликовано в 1823 году российским академиком Френом на немецком языке. Единственный известный список «Записок» был обнаружен востоковедом Ахмет-Заки Валидовым в 1923 году в библиотеке при гробнице имама Али ибн-Риза в Мешхеде (Иран). Рукопись XIII века наряду с другими произведениями содержит текст «Записки» (стр. 390—420). Конец рукописи отсутствует. Произведение Ибн Фадлана также цитировали два иранских автора: Наджиб Хамадани (2-я половина XII века) и Амин Рази (конец XV века).

В 1937 году фотокопия документа была передана правительством Ирана в дар Академии наук СССР. На её основе был сделан перевод памятника (большей частью А. П. Ковалевским), опубликованный в 1939 году под редакцией И. Ю. Крачковского. В том же году вышел немецкий перевод А. З. В. Тогана. Второе переработанное издание перевода Ковалевского вышло в 1956 года.

Книга «Пожиратели мёртвых» и фильм «13-й воин»

История Ибн Фадлана послужила одним из источников для романа Майкла Крайтона «Пожиратели мертвых» (1976), которая, по признанию самого Крайтона, была задумана как своего рода ремейк «Беовульфа». В книге Ибн Фадлан сопровождает варягов в их военной экспедиции против диких племен, напавших на мирное поселение (в комментариях Крайтон намекает на то, что варяги сражаются с последними неандертальцами, пещера же этих людей напоминает о Денисовой пещере). Многие сцены романа воспроизводят зарисовки Ибн Фадлана о нравах и обычаях русов.

По мотивам романа был поставлен фильм «13-й воин», в котором арабского посланника играет актёр Антонио Бандерас. В фильме картины жизни русов несколько смягчены из цензурных соображений. После выхода фильма роман был переиздан под названием «13-й воин».

См. также

Напишите отзыв о статье "Ибн Фадлан"

Примечания

  1. ↑ [hrono.ru/biograf/bio_f/fadlan_ibn.php Фадлан Ахмед Ибн]
  2. ↑ Ибн-Фадлан. [www.hist.msu.ru/ER/Etext/fadlan.htm Ибн-Фадлан «Записка» о путешествии на Волгу]. Проверено 27 марта 2012. [www.webcitation.org/67z4ZpX47 Архивировано из первоисточника 28 мая 2012].
  3. ↑ Ibn Fadlan and the Land of Darkness: Arab Travellers in the Far North (Penguin Classics 2012, ISBN 9780140455076), Introduction by Paul Lunde and Caroline Stone, pp. xxiii-xxiv.

Библиография

  • Ch. M. Fraehn. Die ältesten arabischen Nachrichten über die Wolga-Bulgaren aus Ibn-Foszlan’s Reiseberichte. — «Memoires de L’Academie Imper. Des. Sciences.», VI serie, 1823.
  • Иевлев В. Ю. Топография крепости Самара 1586—1706 гг., этимология и предшествующие упоминания топонима в письменных источниках (доклад на Межрегиональной научно-практической конференции ‘Четвертые Гротовские чтения’, 22 октября 2015 г., Самара). www.academia.edu/18155990/Топография_крепости_Самара_1586-1706_гг._этимология_и_предшествующие_упоминания_топонима_в_письменных_источниках_Topography_of_the_Samara_fortress_ethymology_and_preceeding_mentioning_of_the_toponim_in_the_written_sources_
  • Ковалевский А. П. Книга Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921—922 гг. / Статьи, переводы и комментарии. — Х., 1956.
  • Ковалевский А. П. О степени достоверности Ибн-Фадлана // Исторические записки. — 1950. — Т. 35. — С. 265—293.
  • Ковалевский А. П. Посольство багдадского халифа к царю волжских булгар в 921—922 г. // Исторические записки. — 1951. — Т. 37. — С. 214.
  • Ковалевский А. П. Чуваши и булгары по данным Ахмеда ибн-Фадлана // Ученые записки научно-исследовательского института языка, литературы и истории при Совете Министров Чувашской АССР. — Вып. IX. — Чебоксары, 1954. — 46 с.
  • Ковалевский А. П. Чуваши и булгары по данным Ахмеда ибн-Фадлана. — Чебоксары, 1965.
  • Новооткрытый текст Ибн-Фадлана // Вестник древней истории. — 1938. — № 1. — С. 57—71.
  • Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. — М.; Л., 1939 (пер. и комм.).
  • Путешествие Ахмеда Ибн-Фадлана на реку Итиль. — Каз.: 1992.
  • Салахетдинова М. А. Путешествие Ибн Фадлана и одни мусульманский обряд у волжских булгар. // Страны и народы Востока. Вып. XXVIII. География. Этнография. История. Культура. — СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1994. — С. 173—178.

Ссылки

  • [www.megaone.com/nbulgaria/bulgaria/risala.htm Risala: Ibn Fadlan’s embassy to the King of Volga Bulgaria (англ.)]; 24.10.2015 линк мёртв.
  • Иевлев В. Ю. Топография крепости Самара 1586—1706 гг., этимология и предшествующие упоминания топонима в письменных источниках (доклад на Межрегиональной научно-практической конференции ‘Четвертые Гротовские чтения’, 22 октября 2015 г., Самара). www.academia.edu/18155990/Топография_крепости_Самара_1586-1706_гг._этимология_и_предшествующие_упоминания_топонима_в_письменных_источниках_Topography_of_the_Samara_fortress_ethymology_and_preceeding_mentioning_of_the_toponim_in_the_written_sources_
  • Ковалевский А. П. [www.vostlit.info/Texts/rus15/Ibn_Fadlan/kov.phtml?id=1606 О степени достоверности Ибн-Фадлана]. Восточная литература. Проверено 11 февраля 2011. [www.webcitation.org/618O9kzwF Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  • [www.vostlit.info/Texts/rus16/Fadlan/text.phtml?id=6123 Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921—922 гг.]. Х.: Восточная литература (1956). Проверено 11 февраля 2011. [www.webcitation.org/618OBu6Zh Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  • Красноперов И. [www.memoirs.ru/rarhtml/Krasn_RS82_33_3.htm К вопросу о русах. Археологическая заметка] // Русская старина, 1882. — Т. 33. — № 3. — С. 737—738.
  • [hrono.ru/biograf/bio_f/fadlan_ibn.php Ахмед Ибн Фадлан] / Хронос.

Отрывок, характеризующий Ибн Фадлан

– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены. Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками. – Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…] – Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать. Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате. Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал. – Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что? – Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала: – Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад? – Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее. Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать. – Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте… Князь Андрей остановил его за руку. – Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер. – Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез. – Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено. Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом. – Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб. – Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.

Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой. – Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери. Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить: – Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!… Он энергически махнул рукой. Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга. – Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя. Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения. – Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей. – Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы… Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем. «Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу. В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали. – Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям. Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера. – А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами. Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства. – Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё… – Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!] – Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю! Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея. – Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду. – Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить? – Честное слово!

Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера. «Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он. Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.

wiki-org.ru