Русские богатыри. Былины. Героические сказки. Про Добрыню Никитича и Змея Горыныча. Былины про добрыню никитича


Русские богатыри. Былины. Героические сказки

Жила была под Киевом вдова Мамелфа Тимофеевна. Был у неё любимый сын – богатырь Добрынюшка. По всему Киеву о Добрыне слава шла: он и статен, и высок, и грамоте обучен, и в бою смел, и на пиру весел. Он и песню сложит, и на гуслях сыграет, и умное слово скажет. Да и нрав Добрыни спокойный, ласковый. Никого он не заругает, никого зря не обидит. Недаром прозвали его «тихий Добрынюшка».

Вот раз в жаркий летний день захотелось Добрыне в речке искупаться. Пошёл он к матери Мамелфе Тимофеевне:

– Отпусти меня, матушка, съездить к Пучай реке, в студёной воде искупаться – истомила меня жара летняя.

Разохалась Мамелфа Тимофеевна, стала Добрыню отговаривать:

– Милый сын мой Добрынюшка, ты не езди к Пучай реке. Пучай река свирепая, сердитая. Из первой струйки огонь сечёт, из второй струйки искры сыплются, из третьей струйки дым столбом валит.

– Хорошо, матушка, отпусти хоть по берегу поездить, свежим воздухом подышать.

Отпустила Добрыню Мамелфа Тимофеевна.

Надел Добрыня платье дорожное, покрылся высокой шляпой греческой, взял с собой копьё да лук со стрелами, саблю острую да плёточку.

Сел на доброго коня, позвал с собой молодого слугу да в путь и отправился. Едет Добрыня час другой; жарко палит солнце летнее, припекает Добрыне голову.

Забыл Добрыня, что́ ему матушка наказывала, повернул коня к Пучай реке.

От Пучай реки прохладой несёт.

Соскочил Добрыня с коня, бросил поводья молодому слуге:

– Ты постой здесь, покарауль коня.

Снял он с головы шляпу греческую, снял одежду дорожную, всё оружие на коня сложил и в реку бросился.

Плывёт Добрыня по Пучай реке, удивляется:

– Что мне матушка про Пучай реку рассказывала? Пучай река не свирепая, Пучай река тихая, словно лужица дождевая.

Не успел Добрыня сказать – вдруг потемнело небо, а тучи на небе нет, и дождя то нет, а гром гремит, и грозы то нет, а огонь блестит…

Поднял голову Добрыня и видит, что летит к нему Змей Горыныч, страшный змей о трёх головах, о семи когтях, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит, медные когти на лапах блестят.

Увидал Змей Добрыню, громом загремел:

– Эх, старые люди пророчили, что убьёт меня Добрыня Никитич, а Добрыня сам в мои лапы пришёл. Захочу теперь – живым сожру, захочу – в своё логово унесу, в плен возьму. Немало у меня в плену русских людей, не хватало только Добрыни.

А Добрыня говорит тихим голосом:

– Ах ты, змея проклятая, ты сначала возьми Добрынюшку, потом и хвастайся, а пока Добрыня не в твоих руках.

Хорошо Добрыня плавать умел; он нырнул на дно, поплыл под водой, вынырнул у крутого берега, выскочил на берег да к коню своему бросился. А коня и след простыл: испугался молодой слуга рыка змеиного, вскочил на коня да и был таков. И увёз всё оружье Добрынино.

Нечем Добрыне со Змеем Горынычем биться.

А Змей опять к Добрыне летит, сыплет искрами горючими, жжёт Добрыне тело белое.

Дрогнуло сердце богатырское.

Поглядел Добрыня на берег – нечего ему в руки взять: ни дубинки нет, ни камешка, только жёлтый песок на крутом берегу, да валяется его шляпа греческая.

Ухватил Добрыня шляпу греческую, насыпал в неё песку жёлтого – ни много ни мало – пять пудов – да как ударит шляпой Змея Горыныча – и отшиб ему голову.

Повалил он Змея с размаху на землю, придавил ему грудь коленками, хотел отбить ещё две головы…

Как взмолился тут Змей Горыныч:

– Ох, Добрынюшка, ох, богатырь, не убивай меня, пусти по свету летать, буду я всегда тебя слушаться! Дам тебе я великий обет: не летать мне к вам на широкую Русь, не брать в плен русских людей. Только ты меня помилуй, Добрынюшка, и не трогай моих змеёнышей.

Поддался Добрыня на лукавую речь, поверил Змею Горынычу, отпустил его, проклятого.

Только поднялся Змей под облака, сразу повернул к Киеву, полетел к саду князя Владимира. А в ту пору в саду гуляла молодая Забава Путятишна, князя Владимира племянница.

Увидал Змей княжну, обрадовался, кинулся на неё из под облака, ухватил в свои медные когти и унёс на горы Сорочинские.

В это время Добрыня слугу нашёл, стал надевать платье дорожное, – вдруг потемнело небо, гром загремел. Поднял голову Добрыня и видит: летит Змей Горыныч из Киева, несёт в когтях Забаву Путятишну!

Тут Добрыня запечалился – запечалился, закручинился, домой приехал нерадостен, на лавку сел, сло́ва не сказал.

Стала его мать расспрашивать:

– Ты чего, Добрынюшка, невесел сидишь? Ты об чём, мой свет, печалишься?

– Ни об чём не кручинюсь, ни об чём я не печалюсь, а дома мне сидеть невесело. Поеду я в Киев к князю Владимиру, у него сегодня весёлый пир.

– Не езжай, Добрынюшка, к князю, недоброе чует моё сердце. Мы и дома пир заведём.

Не послушался Добрыня матушки и поехал в Киев к князю Владимиру.

Приехал Добрыня в Киев, прошёл в княжескую горницу. На пиру столы от кушаний ломятся, стоят бочки мёда сладкого, а гости не едят, не пьют, опустив головы сидят.

Ходит князь по горнице, гостей не потчует. Княгиня фатой закрылась, на гостей не глядит.

Вот Владимир князь и говорит:

– Эх, гости мои любимые, невесёлый у нас пир идёт! И княгине горько, и мне нерадостно. Унёс проклятый Змей Горыныч любимую нашу племянницу, молодую Забаву Путятишну. Кто из вас съездит на гору Сорочинскую, отыщет княжну, освободит её?!

Куда там! Прячутся гости друг за дружку: большие – за средних, средние – за меньших, а меньшие и рот закрыли.

Вдруг выходит из за стола молодой богатырь Алёша Попович.

– Вот что, князь Красное Солнышко, был я вчера в чистом поле, видел у Пучай реки Добрынюшку. Он со Змеем Горынычем побратался, назвал его братом меньшим. Ты пошли к Змею Добрынюшку. Он тебе любимую племянницу без бою у названого братца выпросит.

Рассердился Владимир князь:

– Коли так, садись, Добрыня, на коня, поезжай на гору Сорочинскую, добывай мне любимую племянницу. Ане добудешь Забавы Путятишны – прикажу тебе голову срубить!

Опустил Добрыня буйну голову, ни словечка не ответил, встал из за стола, сел на коня и домой поехал.

Вышла ему навстречу матушка, видит – на Добрыне лица нет.

– Что с тобой, Добрынюшка, что с тобой, сынок, что на пиру случилось? Обидели тебя, или чарой обнесли, или на худое место посадили?

– Не обидели меня, и чарой не обнесли, и место мне было по чину, по званию.

– А чего же ты, Добрыня, голову повесил?

– Велел мне Владимир князь сослужить службу великую: съездить на гору Сорочинскую, отыскать и добыть Забаву Путятишну. А Забаву Путятишну Змей Горыныч унёс.

Ужаснулась Мамелфа Тимофеевна, да не стала плакать и печалиться, а стала над делом раздумывать.

– Ложись ка, Добрынюшка, спать поскорей, набирайся силушки. Утро вечера мудреней, завтра будем совет держать.

Лёг Добрыня спать. Спит, храпит, что поток шумит.

А Мамелфа Тимофеевна спать не ложится, на лавку садится и плетёт всю ночь из семи шелков плёточку семихвосточку.

Утром светом разбудила мать Добрыню Никитича:

– Вставай, сынок, одевайся, обряжайся, иди в старую конюшню. В третьем стойле дверь не открывается, не под силу нам была дверь дубовая. Понатужься, Добрынюшка, отвори дверь, там увидишь дедова коня Бурушку. Стоит Бурка в стойле пятнадцать лет не обихоженный. Ты его почисти, накорми, напои, к крыльцу приведи.

Пошёл Добрыня в конюшню, сорвал дверь с петель, вывел Бурушку на белый свет, почистил, выкупал, привёл ко крыльцу. Стал Бурушку засёдлывать. Положил на него потничек, сверху потничка – войлочек, потом седло черкасское, ценными шелками вышитое, золотом изукрашенное, подтянул двенадцать подпруг, зануздал золотой уздой. Вышла Мамелфа Тимофеевна, подала ему плётку семихвостку:

– Как приедешь, Добрыня, на гору Сорочинскую, Змея Горыныча дома не случится. Ты конём налети на логово и начни топтать змеёнышей. Будут змеёныши Бурке ноги обвивать, а ты Бурку плёткой меж ушей хлещи. Станет Бурка подскакивать, с ног змеёнышей отряхивать и всех притопчет до единого.

Отломилась веточка от яблони, откатилось яблоко от яблоньки, уезжал сын от родимой матушки на трудный, на кровавый бой.

День уходит за днём, будто дождь дождит, а неделя за неделей как река бежит. Едет Добрыня при красном солнышке, едет Добрыня при светлом месяце, выехал на гору Сорочинскую.

А на горе́ у змеиного логова кишмя кишат змеёныши. Стали они Бурушке ноги обвивать, стали копыта подтачивать. Бурушка скакать не может, на колени падает.

Вспомнил тут Добрыня наказ матери, выхватил плётку семи шелков, стал Бурушку меж ушами бить, приговаривать:

– Скачи, Бурушка, подскакивай, прочь от ног змеёнышей отряхивай.

От плётки у Бурушки силы прибыло, стал он высоко скакать, за версту камешки откидывать, стал прочь от ног змеёнышей отряхивать. Он их копытом бьёт и зубами рвёт и притоптал всех до единого.

Сошёл Добрыня с коня, взял в правую руку саблю острую, в левую – богатырскую па́лицу и пошёл к змеиным пещерам.

Только шаг ступил – потемнело небо, гром загремел: летит Змей Горыныч, в когтях мёртвое тело держит. Из пасти огонь сечёт, из ушей дым валит, медные когти как жар горят…

Увидал Змей Добрынюшку, бросил мёртвое тело наземь, зарычал громким голосом:

– Ты зачем, Добрыня, наш обет сломал, потоптал моих детёнышей?

– Ах ты, змея проклятая! Разве я слово наше нарушил, обет сломал? Ты зачем летал, Змей, к Киеву, ты зачем унёс Забаву Путятишну?! Отдавай мне княжну без боя, так я тебя прощу.

– Не отдам я Забаву Путятишну, я её сожру, и тебя сожру, и всех русских людей в полон возьму!

Рассердился Добрыня и на Змея бросился.

И пошёл тут жестокий бой.

Горы Сорочинские посыпались, дубы с корнями вывернулись, трава на аршин в землю ушла…

Бьются они три дня и три ночи; стал Змей Добрыню одолевать, стал подкидывать, стал подбрасывать… Вспомнил тут Добрыня про плёточку, выхватил её и давай Змея между ушей стегать. Змей Горыныч на колени упал, а Добрыня его левой рукой к земле прижал, а правой рукой плёткой охаживает. Бил, бил его плёткой шёлковой, укротил, как скотину, и отрубил все головы.

Хлынула из Змея чёрная кровь, разлилась к востоку и к западу, залила Добрыню до пояса.

Трое суток стоит Добрыня в чёрной крови, стынут его ноги, холод до сердца добирается. Не хочет Русская земля змеиную кровь принимать.

Видит Добрыня, что ему конец пришёл, вынул плёточку семи шелков, стал землю хлестать, приговаривать:

– Расступись ты, мать сыра земля, и пожри кровь змеиную.

Расступилась сырая земля и пожрала кровь змеиную.

Отдохнул Добрыня Никитич, вымылся, пообчистил доспехи богатырские и пошёл к змеиным пещерам. Все пещеры медными дверями затворены, железными засовами заперты, золотыми замками увешаны.

Разбил Добрыня медные двери, сорвал замки и засовы, зашёл в первую пещеру. А там видит людей несметное число с сорока земель, с сорока стран, в два дня не сосчитать.

Говорит им Добрынюшка:

– Эй же вы, люди иноземные и воины чужестранные! Выходите на вольный свет, разъезжайтесь по своим местам да вспоминайте русского богатыря. Без него вам бы век сидеть в змеином плену.

Стали выходить они на волю, до земли Добрыне кланяться:

– Век мы тебя помнить будем, русский богатырь!

А Добрыня дальше идёт, пещеру за пещерой открывает, пленных людей освобождает. Выходят на свет и старики, и молодушки, детки малые и бабки старые, русские люди и из чужих стран, а Забавы Путятишны нет как нет.

Так прошёл Добрыня одиннадцать пещер, а в двенадцатой нашёл Забаву Путятишну: висит княжна на сырой стене, за руки золотыми цепями прикована. Оторвал цепи Добрынюшка, снял княжну со стены, взял на руки, на вольный свет из пещеры вынес.

А она на ногах стоит шатается, от света глаза закрывает, на Добрыню не смотрит. Уложил её Добрыня на зелёную траву, накормил, напоил, плащом прикрыл, сам отдохнуть прилёг.

Вот скатилось солнце к вечеру, проснулся Добрыня, оседлал Бурушку и разбудил княжну. Сел Добрыня на коня, посадил Забаву впереди себя и в путь тронулся. А кругом народу и счёту нет, все Добрыне в пояс кланяются, за спасение благодарят, в свои земли спешат.

Выехал Добрыня в жёлтую степь, пришпорил коня и повёз Забаву Путятишну к Киеву.

Много ли, мало ли времени прошло, женился Добрыня на дочери Микулы Селяниновича – молодой Настасье Микулишне. Читать...

В славном городе Ростове у ростовского попа соборного был один единственный сын. Звали его Алёша, прозывали по отцу Поповичем. Читать...

peskarlib.ru

Былина про Добрыню Никитича и Змея Горыныча читать онлайн

Жила-была под Киевом вдова Мамелфа Тимофеевна. Был у неё любимый сын — богатырь Добрынюшка. По всему Киеву о Добрыне слава шла: он и статен, и высок, и грамоте обучен, и в бою смел, и на пиру весел. Он и песню сложит, и на гуслях сыграет, и умное слово скажет. Да и нрав Добрыни спокойный, ласковый. Никого он не заругает, никого зря не обидит. Недаром прозвали его «тихий Добрынюшка».

Вот раз в жаркий летний день захотелось Добрыне в речке искупаться. Пошёл он к матери Мамелфе Тимофеевне: — Отпусти меня, матушка, съездить к Пучай-реке, в студёной воде искупаться,- истомила меня жара летняя. Разохалась Мамелфа Тимофеевна, стала Добрыню отговаривать: — Милый сын мой Добрынюшка, ты не езди к Пучай-реке. Пучай-река свирепая, сердитая. Из первой струйки огонь сечёт, из второй струйки искры сыплются, из третьей струйки дым столбом валит. — Хорошо, матушка, отпусти хоть по берегу поездить, свежим воздухом подышать. Отпустила Добрыню Мамелфа Тимофеевна. Надел Добрыня платье дорожное, покрылся высокой шляпой греческой, взял с собой копьё да лук со стрелами, саблю острую да плёточку. Сел на доброго коня, позвал с собой молодого слугу да в путь и отправился.

Едет Добрыня час-другой; жарко палит солнце летнее, припекает Добрыне голову. Забыл Добрыня, что ему матушка наказывала, повернул коня к Пучай-реке. От Пучай-реки прохладой несёт. Соскочил Добрыня с коня, бросил поводья молодому слуге: — Ты постой здесь, покарауль коня. Снял он с головы шляпу греческую, снял одежду дорожную, всё оружие на коня сложил и в реку бросился. Плывёт Добрыня по Пучай-реке, удивляется: — Что мне матушка про Пучай-реку рассказывала? Пучай-река не свирепая, Пучай-река тихая, словно лужица дождевая. Не успел Добрыня сказать — вдруг потемнело небо, а тучи на небе нет, и дождя-то нет, а гром гремит, и грозы-то нет, а огонь блестит…

Поднял голову Добрыня и видит, что летит к нему Змей Горыныч, страшный змей о трёх головах, о семи когтях, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит, медные когти на лапах блестят. Увидал Змей Добрыню, громом загремел: — Эх, старые люди пророчили, что убьёт меня Добрыня Никитич, а Добрыня сам в мои лапы пришёл. Захочу теперь-живым сожру, захочу-в своё логово унесу, в плен возьму. Немало у меня в плену русских людей, не хватало только Добрыни. А Добрыня говорит тихим голосом: — Ах ты, змея проклятая, ты сначала возьми Добрынюшку, потом и хвастайся, а пока Добрыня не в твоих руках. Хорошо Добрыня плавать умел; он нырнул на дно, поплыл под водой, вынырнул у крутого берега, выскочил на берег да к коню своему бросился. А коня и след простыл: испугался молодой слуга рыка змеиного, вскочил на коня да и был таков. И увёз всё оружье Добрынине. Нечем Добрыне со Змеем Горынычем биться. А Змей опять к Добрыне летит, сыплет искрами горючими, жжёт Добрыне тело белое. Дрогнуло сердце богатырское. Поглядел Добрыня на берег, — нечего ему в руки взять: ни дубинки нет, ни камешка, только жёлтый песок на крутом берегу, да валяется его шляпа греческая. Ухватил Добрыня шляпу греческую, насыпал в неё песку жёлтого ни много ни мало — пять пудов да как ударит шляпой Змея Горыныча — и отшиб ему голову. Повалил он Змея с размаху на землю, придавил ему грудь коленками, хотел отбить ещё две головы… Как взмолился тут Змей Горыныч: — Ох, Добрынюшка, ох, богатырь, не убивай меня, пусти по свету летать, буду я всегда тебя слушаться! Дам тебе я великий обет: не летать мне к вам на широкую Русь, не брать в плен русских людей. Только ты меня помилуй, Добрынюшка, и не трогай моих змеёнышей.

Поддался Добрыня на лукавую речь, поверил Змею Горынычу, отпустил его, проклятого. Только поднялся Змей под облака, сразу повернул к Киеву, полетел к саду князя Владимира. А в ту пору в саду гуляла молодая Забава Путятишна, князя Владимира племянница. Увидал Змей княжну, обрадовался, кинулся на неё из-под облака, ухватил в свои медные когти и унёс на горы Сорочинские. В это время Добрыня слугу нашёл, стал надевать платье дорожное, — вдруг потемнело небо, гром загремел. Поднял голову Добрыня и видит: летит Змей Горыныч из Киева, несёт в когтях Ззбаву Путятишну! Тут Добрыня запечалился — запечалился, закручинился, домой приехал нерадостен, на лавку сел, слова не сказал. Стала его мать расспрашивать: — Ты чего, Добрынюшка, невесел сидишь? Ты об чём, мой свет. печалишься? — Ни об чём не кручинюсь, ни об чём я не печалюсь, а дома мне сидеть невесело. Поеду я в Киев к князю Владимиру, у него сегодня весёлый пир. — Не езжай, Добрынюшка, к князю, недоброе чует моё сердце. Мы и дома пир заведём.

Не послушался Добрыня матушки и поехал в Киев к князю Владимиру. Приехал Добрыня в Киев, прошёл в княжескую горницу. На пиру столы от кушаний ломятся, стоят бочки мёда сладкого, а гости не едят, не льют, опустив головы сидят. Ходит князь по горнице, гостей не потчует. Княгиня фатой закрылась, на гостей не глядит. Вот Владимир-князь и говорит: — Эх, гости мои любимые, невесёлый у нас пир идёт! И княгине горько, и мне нерадостно. Унёс проклятый Змей Горыныч любимую нашу племянницу, молодую Забаву Путятишну. Кто из вас съездит на гору Сорочинскую, отыщет княжну, освободит её? Куда там! Прячутся гости друг за дружку: большие — за средних, средние — за меньших, а меньшие и рот закрыли. Вдруг выходит из-за стола молодой богатырь Алёша Попович. — Вот что, князь Красное Солнышко, был я вчера в чистом поле, видел у Пучай-реки Добрынюшку. Он со Змеем Горынычем побратался, назвал его братом меньшим Ты пошли к Змею Добрынюшку. Он тебе любимую племянницу без бою у названого братца выпросит. Рассердился Владимир-князь: — Коли так, садись, Добрыня, на коня, поезжай на гору Сорочинскую, добывай мне любимую племянницу.

А не. добудешь Забавы Путятишны, — прикажу тебе голову срубить! Опустил Добрыня буйну голову, ни словечка не ответил, встал из-за стола, сел на коня и домой поехал. Вышла ему навстречу матушка, видит — на Добрыне лица нет. — Что с тобой, Добрынюшка, что с тобой, сынок, что на пиру случилось? Обидели тебя, или чарой обнесли, или на худое место посадили? — Не обидели меня и чарой не обнесли, и место мне было по чину, по званию. — А чего же ты, Добрыня, голову повесил? — Велел мне Владимир-князь сослужить службу великую: съездить на гору Сорочинскую, отыскать и добыть Забаву Путятишну. А Забаву Путятишну Змей Горыныч унёс. Ужаснулась Мамелфа Тимофеевна, да не стала плакать и печалиться, а стала над делом раздумывать. — Ложись-ка, Добрынюшка, спать поскорей, набирайся силушки. Утро вечера мудреней, завтра будем совет держать.

Лёг Добрыня спать. Спит, храпит, что поток шумит. А Мамелфа Тимофеевна спать не ложится, на лавку садится и плетёт всю ночь из семи шелков плёточку-семихвосточку. Утром-светом разбудила мать Добрыню Никитича: — Вставай, сынок, одевайся, обряжайся, иди в старую конюшню. В третьем стойле дверь не открывается, не под силу нам была дверь дубовая. Понатужься, Добрынюшка, отвори дверь, там увидишь дедова коня Бурушку. Стоит Бурка в стойле пятнадцать лет не обихоженный. Ты его почисти, накорми, напои, к крыльцу приведи. Пошёл Добрыня в конюшню, сорвал дверь с петель, вывел Бурушку на белый свет, почистил, выкупал, привёл ко крыльцу. Стал Бурушку засёдлывать. Положил на него потничек, сверху потничка — войлочек, потом седло черкасское, ценными щелками вышитое, золотом изукрашенное, подтянул двенадцать подпруг, зауздал золотой уздой. Вышла Мамелфа Тимофеевна, подала ему плётку-семихвостку: Как приедешь, Добрыня, на гору Сорочинскую, Змея Горыныча дома не случится. Ты конём налети на логово и начни топтать змеёнышей. Будут змеёныши Бурке ноги обвивать, а ты Бурку плёткой меж ушей хлещи. Станет Бурка подскакивать, с ног змеёнышей отряхивать и всех притопчет до единого.

Отломилась веточка от яблони, откатилось яблоко от яблоньки, уезжал сын от родимой матушки на трудный, на кровавый бой. День уходит за днём, будто дождь дождит, а неделя за неделей как река бежит. Едет Добрыня при красном солнышке, едет Добрыня при светлом месяце, выехал на гору Сорочинскую. А на горе у змеиного логова кишмя-кишат змеёныши. Стали они Бурушке ноги обвивать, стали копыта подтачивать. Бурушка скакать не может, на колени падает. Вспомнил тут Добрыня наказ матери, выхватил плётку семи шелков, стал Бурушку меж ушами бить, приговаривать: — Скачи, Бурушка, подскакивай, прочь от ног змеёнышей отряхивай. От плётки у Бурушки силы прибыло, стал он высоко скакать, за версту камешки откидывать, стал прочь от ног змеёнышей отряхивать. Он их копытом бьёт и зубами рвёт и притоптал всех до единого. Сошёл Добрыня с коня, взял в правую руку саблю острую, в левую — богатырскую палицу и пошел к змеиным пещерам.

Только шаг ступил — потемнело небо, гром загремел,- летит Змей Горыныч, в когтях мёртвое тело держит. Из пасти огонь сечёт, из ушей дым валит, медные когти как жар горят… Увидал Змей Добрынюшку, бросил мёртвое тело наземь, зарычал громким голосом; — Ты зачем, Добрыня, наш обет сломал, потоптал моих детёнышей? — Ах ты, змея проклятая! Разве я слово наше нарушил, обет сломал? Ты зачем летал, Змей, к Киеву, ты зачем унёс Забаву Путятишну?! Отдавай мне княжну без боя, так я тебя прощу. — Не отдам я Забаву Путятишну, я её сожру, и тебя сожру, и всех русских людей в полон возьму! Рассердился Добрыня и на Змея бросился. И пошёл тут жестокий бои. Горы Сорочинские посыпались, дубы с корнями вывернулись, трава на аршин в землю ушла… Бьются они три дня и три ночи; стал Змей Добрыню одолевать, стал подкидывать, стал подбрасывать… Вспомнил тут Добрыня про плёточку, выхватил её и давай Змея между ушей стегать. Змей Горыныч на колени упал, а Добрыня его левой рукой к земле прижал, а правой рукой плёткой охаживает. Бил, бил его плёткой шелковой, укротил как скотину и отрубил все головы. Хлынула из Змея чёрная кровь, разлилась к востоку и к западу, залила Добрыню до пояса.

Трое суток стоит Добрыня в чёрной крови, стынут его ноги, холод до сердца добирается. Не хочет русская земля змеиную кровь принимать. Видит Добрыня, что ему конец пришёл, вынул плёточку семи шелков, стал землю хлестать, приговаривать: — Расступись ты, мать сыра земля, и пожри кровь змеиную. Расступилась сырая земля и пожрала кровь змеиную. Отдохнул Добрыня Никитич, вымылся, пообчистил доспехи богатырские и пошёл к змеиным пещерам. Все пещеры медными дверями затворены, железными засовами заперты, золотыми замками увешаны. Разбил Добрыня медные двери, сорвал замки и засовы, зашёл в первую пещеру. А там видит людей несметное число с сорока земель, с сорока стран, в два дня не сосчитать. Говорит им Добрынюшка: — Эй же вы, люди иноземные и воины чужестранные! Выходите на вольный свет, разъезжайтесь по своим местам да вспоминайте русского богатыря. Без него вам бы век сидеть в змеином плену. Стали выходить они на волю, до земли Добрыне кланяться: — Век мы тебя помнить будем, русский богатырь! А Добрыня дальше идёт, пещеру за пещерой открывает, пленных людей освобождает.

Выходят на свет и старики и молодушки, детки малые и бабки старые, русские люди и из чужих стран, а Забавы Путятишны нет как нет. Так прошёл Добрыня одиннадцать пещер, а в двенадцатой нашёл Забаву Путятишну: висит княжна на сырой стене, за руки золотыми цепями прикована. Оторвал цепи Добрынюшка, снял княжну со стены, взял на руки, на вольный свет из пещеры вынес. А она на ногах стоит-шатается, от света глаза закрывает, на Добрыню не смотрит. Уложил её Добрыня на зелёную траву, накормил, напоил, плащом прикрыл, сам отдохнуть прилёг. Вот скатилось солнце к вечеру, проснулся Добрыня, оседлал Бурушку и разбудил княжну. Сел Добрыня на коня, посадил Забаву впереди себя и в путь тронулся. А кругом народу и счету нет, все Добрыне в пояс кланяются, за спасение благодарят, в свои земли спешат. Выехал Добрыня в жёлтую степь, пришпорил коня и повёз Забаву Путятишну к Киеву.

www.hobobo.ru

Добрыня Никитич и Змей Горыныч

Подробности Категория: Русские былины и легенды

Про Добрыню Никитича и Змея Горыныча

Жила-была под Киевом вдова Мамелфа Тимофеевна. Был у неё любимый сын – богатырь Добрынюшка. По всему Киеву о Добрыне слава шла: он и статен, и высок, и грамоте обучен, и в бою смел, и на пиру весел. Он и песню сложит, и на гуслях сыграет, и умное слово скажет. Да и нрав Добрыни спокойный, ласковый. Никого он не заругает, никого зря не обидит. Недаром прозвали его «тихий Добрынюшка».

Вот раз в жаркий летний день захотелось Добрыне в речке искупаться. Пошёл он к матери Мамелфе Тимофеевне:– Отпусти меня, матушка, съездить к Пучай-реке, в студёной воде искупаться – истомила меня жара летняя.Разохалась Мамелфа Тимофеевна, стала Добрыню отговаривать:– Милый сын мой Добрынюшка, ты не езди к Пучай-реке. Пучай-река свирепая, сердитая. Из первой струйки огонь сечёт, из второй струйки искры сыплются, из третьей струйки дым столбом валит.– Хорошо, матушка, отпусти хоть по берегу поездить, свежим воздухом подышать.Отпустила Добрыню Мамелфа Тимофеевна.Надел Добрыня платье дорожное, покрылся высокой шляпой греческой, взял с собой копьё да лук со стрелами, саблю острую да плёточку.Сел на доброго коня, позвал с собой молодого слугу да в путь и отправился. Едет Добрыня час-другой; жарко палит солнце летнее, припекает Добрыне голову.Забыл Добрыня, что́ ему матушка наказывала, повернул коня к Пучай-реке.От Пучай-реки прохладой несёт.Соскочил Добрыня с коня, бросил поводья молодому слуге:– Ты постой здесь, покарауль коня.Снял он с головы шляпу греческую, снял одежду дорожную, всё оружие на коня сложил и в реку бросился.Плывёт Добрыня по Пучай-реке, удивляется:– Что мне матушка про Пучай-реку рассказывала? Пучай-река не свирепая, Пучай-река тихая, словно лужица дождевая.Не успел Добрыня сказать – вдруг потемнело небо, а тучи на небе нет, и дождя-то нет, а гром гремит, и грозы-то нет, а огонь блестит…Поднял голову Добрыня и видит, что летит к нему Змей Горыныч, страшный змей о трёх головах, о семи когтях, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит, медные когти на лапах блестят.Увидал Змей Добрыню, громом загремел:– Эх, старые люди пророчили, что убьёт меня Добрыня Никитич, а Добрыня сам в мои лапы пришёл. Захочу теперь – живым сожру, захочу – в своё логово унесу, в плен возьму. Немало у меня в плену русских людей, не хватало только Добрыни.А Добрыня говорит тихим голосом:– Ах ты, змея проклятая, ты сначала возьми Добрынюшку, потом и хвастайся, а пока Добрыня не в твоих руках.Хорошо Добрыня плавать умел; он нырнул на дно, поплыл под водой, вынырнул у крутого берега, выскочил на берег да к коню своему бросился. А коня и след простыл: испугался молодой слуга рыка змеиного, вскочил на коня да и был таков. И увёз всё оружье Добрынино.Нечем Добрыне со Змеем Горынычем биться.А Змей опять к Добрыне летит, сыплет искрами горючими, жжёт Добрыне тело белое.Дрогнуло сердце богатырское.Поглядел Добрыня на берег – нечего ему в руки взять: ни дубинки нет, ни камешка, только жёлтый песок на крутом берегу, да валяется его шляпа греческая.Ухватил Добрыня шляпу греческую, насыпал в неё песку жёлтого – ни много ни мало – пять пудов – да как ударит шляпой Змея Горыныча – и отшиб ему голову.Повалил он Змея с размаху на землю, придавил ему грудь коленками, хотел отбить ещё две головы…

Как взмолился тут Змей Горыныч:– Ох, Добрынюшка, ох, богатырь, не убивай меня, пусти по свету летать, буду я всегда тебя слушаться! Дам тебе я великий обет: не летать мне к вам на широкую Русь, не брать в плен русских людей. Только ты меня помилуй, Добрынюшка, и не трогай моих змеёнышей.Поддался Добрыня на лукавую речь, поверил Змею Горынычу, отпустил его, проклятого.Только поднялся Змей под облака, сразу повернул к Киеву, полетел к саду князя Владимира. А в ту пору в саду гуляла молодая Забава Путятишна, князя Владимира племянница.Увидал Змей княжну, обрадовался, кинулся на неё из-под облака, ухватил в свои медные когти и унёс на горы Сорочинские.В это время Добрыня слугу нашёл, стал надевать платье дорожное, – вдруг потемнело небо, гром загремел. Поднял голову Добрыня и видит: летит Змей Горыныч из Киева, несёт в когтях Забаву Путятишну!Тут Добрыня запечалился – запечалился, закручинился, домой приехал нерадостен, на лавку сел, сло́ва не сказал.Стала его мать расспрашивать:– Ты чего, Добрынюшка, невесел сидишь? Ты об чём, мой свет, печалишься?– Ни об чём не кручинюсь, ни об чём я не печалюсь, а дома мне сидеть невесело. Поеду я в Киев к князю Владимиру, у него сегодня весёлый пир.– Не езжай, Добрынюшка, к князю, недоброе чует моё сердце. Мы и дома пир заведём.Не послушался Добрыня матушки и поехал в Киев к князю Владимиру.Приехал Добрыня в Киев, прошёл в княжескую горницу. На пиру столы от кушаний ломятся, стоят бочки мёда сладкого, а гости не едят, не пьют, опустив головы сидят.Ходит князь по горнице, гостей не потчует. Княгиня фатой закрылась, на гостей не глядит.Вот Владимир-князь и говорит:– Эх, гости мои любимые, невесёлый у нас пир идёт! И княгине горько, и мне нерадостно. Унёс проклятый Змей Горыныч любимую нашу племянницу, молодую Забаву Путятишну. Кто из вас съездит на гору Сорочинскую, отыщет княжну, освободит её?!Куда там! Прячутся гости друг за дружку: большие – за средних, средние – за меньших, а меньшие и рот закрыли.Вдруг выходит из-за стола молодой богатырь Алёша Попович.– Вот что, князь Красное Солнышко, был я вчера в чистом поле, видел у Пучай-реки Добрынюшку. Он со Змеем Горынычем побратался, назвал его братом меньшим. Ты пошли к Змею Добрынюшку. Он тебе любимую племянницу без бою у названого братца выпросит.Рассердился Владимир-князь:– Коли так, садись, Добрыня, на коня, поезжай на гору Сорочинскую, добывай мне любимую племянницу. Ане добудешь Забавы Путятишны – прикажу тебе голову срубить!Опустил Добрыня буйну голову, ни словечка не ответил, встал из-за стола, сел на коня и домой поехал.Вышла ему навстречу матушка, видит – на Добрыне лица нет.– Что с тобой, Добрынюшка, что с тобой, сынок, что на пиру случилось? Обидели тебя, или чарой обнесли, или на худое место посадили?– Не обидели меня, и чарой не обнесли, и место мне было по чину, по званию.– А чего же ты, Добрыня, голову повесил?– Велел мне Владимир-князь сослужить службу великую: съездить на гору Сорочинскую, отыскать и добыть Забаву Путятишну. А Забаву Путятишну Змей Горыныч унёс.Ужаснулась Мамелфа Тимофеевна, да не стала плакать и печалиться, а стала над делом раздумывать.– Ложись-ка, Добрынюшка, спать поскорей, набирайся силушки. Утро вечера мудреней, завтра будем совет держать.Лёг Добрыня спать. Спит, храпит, что поток шумит.А Мамелфа Тимофеевна спать не ложится, на лавку садится и плетёт всю ночь из семи шелков плёточку-семихвосточку.Утром-светом разбудила мать Добрыню Никитича:– Вставай, сынок, одевайся, обряжайся, иди в старую конюшню. В третьем стойле дверь не открывается, не под силу нам была дверь дубовая. Понатужься, Добрынюшка, отвори дверь, там увидишь дедова коня Бурушку. Стоит Бурка в стойле пятнадцать лет не обихоженный. Ты его почисти, накорми, напои, к крыльцу приведи.Пошёл Добрыня в конюшню, сорвал дверь с петель, вывел Бурушку на белый свет, почистил, выкупал, привёл ко крыльцу. Стал Бурушку засёдлывать. Положил на него потничек, сверху потничка – войлочек, потом седло черкасское, ценными шелками вышитое, золотом изукрашенное, подтянул двенадцать подпруг, зануздал золотой уздой. Вышла Мамелфа Тимофеевна, подала ему плётку-семихвостку:– Как приедешь, Добрыня, на гору Сорочинскую, Змея Горыныча дома не случится. Ты конём налети на логово и начни топтать змеёнышей. Будут змеёныши Бурке ноги обвивать, а ты Бурку плёткой меж ушей хлещи. Станет Бурка подскакивать, с ног змеёнышей отряхивать и всех притопчет до единого.Отломилась веточка от яблони, откатилось яблоко от яблоньки, уезжал сын от родимой матушки на трудный, на кровавый бой.День уходит за днём, будто дождь дождит, а неделя за неделей как река бежит. Едет Добрыня при красном солнышке, едет Добрыня при светлом месяце, выехал на гору Сорочинскую.А на горе́ у змеиного логова кишмя кишат змеёныши. Стали они Бурушке ноги обвивать, стали копыта подтачивать. Бурушка скакать не может, на колени падает.Вспомнил тут Добрыня наказ матери, выхватил плётку семи шелков, стал Бурушку меж ушами бить, приговаривать:– Скачи, Бурушка, подскакивай, прочь от ног змеёнышей отряхивай.От плётки у Бурушки силы прибыло, стал он высоко скакать, за версту камешки откидывать, стал прочь от ног змеёнышей отряхивать. Он их копытом бьёт и зубами рвёт и притоптал всех до единого.Сошёл Добрыня с коня, взял в правую руку саблю острую, в левую – богатырскую па́лицу и пошёл к змеиным пещерам.Только шаг ступил – потемнело небо, гром загремел: летит Змей Горыныч, в когтях мёртвое тело держит. Из пасти огонь сечёт, из ушей дым валит, медные когти как жар горят…Увидал Змей Добрынюшку, бросил мёртвое тело наземь, зарычал громким голосом:– Ты зачем, Добрыня, наш обет сломал, потоптал моих детёнышей?– Ах ты, змея проклятая! Разве я слово наше нарушил, обет сломал? Ты зачем летал, Змей, к Киеву, ты зачем унёс Забаву Путятишну?! Отдавай мне княжну без боя, так я тебя прощу.– Не отдам я Забаву Путятишну, я её сожру, и тебя сожру, и всех русских людей в полон возьму!Рассердился Добрыня и на Змея бросился.И пошёл тут жестокий бой.Горы Сорочинские посыпались, дубы с корнями вывернулись, трава на аршин в землю ушла…Бьются они три дня и три ночи; стал Змей Добрыню одолевать, стал подкидывать, стал подбрасывать… Вспомнил тут Добрыня про плёточку, выхватил её и давай Змея между ушей стегать. Змей Горыныч на колени упал, а Добрыня его левой рукой к земле прижал, а правой рукой плёткой охаживает. Бил, бил его плёткой шёлковой, укротил, как скотину, и отрубил все головы.Хлынула из Змея чёрная кровь, разлилась к востоку и к западу, залила Добрыню до пояса.Трое суток стоит Добрыня в чёрной крови, стынут его ноги, холод до сердца добирается. Не хочет Русская земля змеиную кровь принимать.Видит Добрыня, что ему конец пришёл, вынул плёточку семи шелков, стал землю хлестать, приговаривать:– Расступись ты, мать сыра земля, и пожри кровь змеиную.Расступилась сырая земля и пожрала кровь змеиную.Отдохнул Добрыня Никитич, вымылся, пообчистил доспехи богатырские и пошёл к змеиным пещерам. Все пещеры медными дверями затворены, железными засовами заперты, золотыми замками увешаны.Разбил Добрыня медные двери, сорвал замки и засовы, зашёл в первую пещеру. А там видит людей несметное число с сорока земель, с сорока стран, в два дня не сосчитать.Говорит им Добрынюшка:– Эй же вы, люди иноземные и воины чужестранные! Выходите на вольный свет, разъезжайтесь по своим местам да вспоминайте русского богатыря. Без него вам бы век сидеть в змеином плену.Стали выходить они на волю, до земли Добрыне кланяться:– Век мы тебя помнить будем, русский богатырь!А Добрыня дальше идёт, пещеру за пещерой открывает, пленных людей освобождает. Выходят на свет и старики, и молодушки, детки малые и бабки старые, русские люди и из чужих стран, а Забавы Путятишны нет как нет.Так прошёл Добрыня одиннадцать пещер, а в двенадцатой нашёл Забаву Путятишну: висит княжна на сырой стене, за руки золотыми цепями прикована. Оторвал цепи Добрынюшка, снял княжну со стены, взял на руки, на вольный свет из пещеры вынес.А она на ногах стоит-шатается, от света глаза закрывает, на Добрыню не смотрит. Уложил её Добрыня на зелёную траву, накормил, напоил, плащом прикрыл, сам отдохнуть прилёг.Вот скатилось солнце к вечеру, проснулся Добрыня, оседлал Бурушку и разбудил княжну. Сел Добрыня на коня, посадил Забаву впереди себя и в путь тронулся. А кругом народу и счёту нет, все Добрыне в пояс кланяются, за спасение благодарят, в свои земли спешат.Выехал Добрыня в жёлтую степь, пришпорил коня и повёз Забаву Путятишну к Киеву.

- КОНЕЦ -

www.planetaskazok.ru

Про Добрыню Никитича и Змея Горыныча

Страница 1 из 2

Русская былина: Про Добрыню Никитича и Змея Горыныча

Жила–была под Киевом вдова Мамелфа Тимофеевна. Был у неё любимый сын – богатырь Добрынюшка. По всему Киеву о Добрыне слава шла: он и статен, и высок, и грамоте обучен, и в бою смел, и на пиру весел. Он и песню сложит, и на гуслях сыграет, и умное слово скажет. Да и нрав Добрыни спокойный, ласковый. Никого он не заругает, никого зря не обидит. Недаром прозвали его "тихий Добрынюшка". Вот раз в жаркий летний день захотелось Добрыне в речке искупаться. Пошёл он к матери Мамелфе Тимофеевне: – Отпусти меня, матушка, съездить к Пучай–реке, в студёной воде искупаться,– истомила меня жара летняя. Разохалась Мамелфа Тимофеевна, стала Добрыню отговаривать: – Милый сын мой Добрынюшка, ты не езди к Пучай–реке. Пучай–река свирепая, сердитая. Из первой струйки огонь сечёт, из второй струйки искры сыплются, из третьей струйки дым столбом валит. – Хорошо, матушка, отпусти хоть по берегу поездить, свежим воздухом подышать. Отпустила Добрыню Мамелфа Тимофеевна. Надел Добрыня платье дорожное, покрылся высокой шляпой греческой, взял с собой копьё да лук со стрелами, саблю острую да плёточку. Сел на доброго коня, позвал с собой молодого слугу да в путь и отправился. Едет Добрыня час–другой; жарко палит солнце летнее, припекает Добрыне голову. Забыл Добрыня, что ему матушка наказывала, повернул коня к Пучай–реке. От Пучай–реки прохладой несёт. Соскочил Добрыня с коня, бросил поводья молодому слуге: – Ты постой здесь, покарауль коня. Снял он с головы шляпу греческую, снял одежду дорожную, всё оружие на коня сложил и в реку бросился. Плывёт Добрыня по Пучай–реке, удивляется: – Что мне матушка про Пучай–реку рассказывала? Пучай–река не свирепая, Пучай–река тихая, словно лужица дождевая. Не успел Добрыня сказать – вдруг потемнело небо, а тучи на небе нет, и дождя–то нет, а гром гремит, и грозы–то нет, а огонь блестит... Поднял голову Добрыня и видит, что летит к нему Змей Горыныч, страшный змей о трёх головах, о семи когтях, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит, медные когти на лапах блестят. Увидал Змей Добрыню, громом загремел: – Эх, старые люди пророчили, что убьёт меня Добрыня Никитич, а Добрыня сам в мои лапы пришёл. Захочу теперь–живым сожру, захочу–в своё логово унесу, в плен возьму. Немало у меня в плену русских людей, не хватало только Добрыни. А Добрыня говорит тихим голосом: – Ах ты, змея проклятая, ты сначала возьми Добрынюшку, потом и хвастайся, а пока Добрыня не в твоих руках. Хорошо Добрыня плавать умел; он нырнул на дно, поплыл под водой, вынырнул у крутого берега, выскочил на берег да к коню своему бросился. А коня и след простыл: испугался молодой слуга рыка змеиного, вскочил на коня да и был таков. И увёз всё оружье Добрынине. Нечем Добрыне со Змеем Горынычем биться. А Змей опять к Добрыне летит, сыплет искрами горючими, жжёт Добрыне тело белое. Дрогнуло сердце богатырское. Поглядел Добрыня на берег, – нечего ему в руки взять: ни дубинки нет, ни камешка, только жёлтый песок на крутом берегу, да валяется его шляпа греческая. Ухватил Добрыня шляпу греческую, насыпал в неё песку жёлтого ни много ни мало – пять пудов да как ударит шляпой Змея Горыныча – и отшиб ему голову. Повалил он Змея с размаху на землю, придавил ему грудь коленками, хотел отбить ещё две головы... Как взмолился тут Змей Горыныч: – Ох, Добрынюшка, ох, богатырь, не убивай меня, пусти по свету летать, буду я всегда тебя слушаться! Дам тебе я великий обет: не летать мне к вам на широкую Русь, не брать в плен русских людей. Только ты меня помилуй, Добрынюшка, и не трогай моих змеёнышей. Поддался Добрыня на лукавую речь, поверил Змею Горынычу, отпустил его, проклятого. Только поднялся Змей под облака, сразу повернул к Киеву, полетел к саду князя Владимира. А в ту пору в саду гуляла молодая Забава Путятишна, князя Владимира племянница. Увидал Змей княжну, обрадовался, кинулся на неё из–под облака, ухватил в свои медные когти и унёс на горы Сорочинские. В это время Добрыня слугу нашёл, стал надевать платье дорожное, – вдруг потемнело небо, гром загремел. Поднял голову Добрыня и видит: летит Змей Горыныч из Киева, несёт в когтях Ззбаву Путятишну! Тут Добрыня запечалился – запечалился, закручинился, домой приехал нерадостен, на лавку сел, слова не сказал. Стала его мать расспрашивать: – Ты чего, Добрынюшка, невесел сидишь? Ты об чём, мой свет. печалишься? – Ни об чём не кручинюсь, ни об чём я не печалюсь, а дома мне сидеть невесело. Поеду я в Киев к князю Владимиру, у него сегодня весёлый пир. – Не езжай, Добрынюшка, к князю, недоброе чует моё сердце. Мы и дома пир заведём. Не послушался Добрыня матушки и поехал в Киев к князю Владимиру. Приехал Добрыня в Киев, прошёл в княжескую горницу. На пиру столы от кушаний ломятся, стоят бочки мёда сладкого, а гости не едят, не льют, опустив головы сидят. Ходит князь по горнице, гостей не потчует. Княгиня фатой закрылась, на гостей не глядит. Вот Владимир–князь и говорит: – Эх, гости мои любимые, невесёлый у нас пир идёт! И княгине горько, и мне нерадостно. Унёс проклятый Змей Горыныч любимую нашу племянницу, молодую Забаву Путятишну. Кто из вас съездит на гору Сорочинскую, отыщет княжну, освободит её? Куда там! Прячутся гости друг за дружку: большие – за средних, средние – за меньших, а меньшие и рот закрыли. Вдруг выходит из–за стола молодой богатырь Алёша Попович. – Вот что, князь Красное Солнышко, был я вчера в чистом поле, видел у Пучай–реки Добрынюшку. Он со Змеем Горынычем побратался, назвал его братом меньшим Ты пошли к Змею Добрынюшку. Он тебе любимую племянницу без бою у названого братца выпросит. Рассердился Владимир–князь: – Коли так, садись, Добрыня, на коня, поезжай на гору Сорочинскую, добывай мне любимую племянницу. А не. добудешь Забавы Путятишны, – прикажу тебе голову срубить! Опустил Добрыня буйну голову, ни словечка не ответил, встал из–за стола, сел на коня и домой поехал.

www.ollelukoe.ru

Про Добрыню Никитича и Змея Горыныча

Про Добрыню Никитича и Змея Горыныча. Былина

Жила-была под Киевом вдова Мамелфа Тимофеевна. Был у неё любимый сын - богатырь Добрынюшка. По всему Киеву о Добрыне слава шла: он и статен, и высок, и грамоте обучен, и в бою смел, и на пиру весел. Он и песню сложит, и на гуслях сыграет, и умное слово скажет. Да и нрав Добрыни спокойный, ласковый. Никого он не заругает, никого зря не обидит. Недаром прозвали его "тихий Добрынюшка".

Вот раз в жаркий летний день захотелось Добрыне в речке искупаться. Пошёл он к матери Мамелфе Тимофеевне: - Отпусти меня, матушка, съездить к Пучай-реке, в студёной воде искупаться,- истомила меня жара летняя. Разохалась Мамелфа Тимофеевна, стала Добрыню отговаривать: - Милый сын мой Добрынюшка, ты не езди к Пучай-реке. Пучай-река свирепая, сердитая. Из первой струйки огонь сечёт, из второй струйки искры сыплются, из третьей струйки дым столбом валит. - Хорошо, матушка, отпусти хоть по берегу поездить, свежим воздухом подышать. Отпустила Добрыню Мамелфа Тимофеевна. Надел Добрыня платье дорожное, покрылся высокой шляпой греческой, взял с собой копьё да лук со стрелами, саблю острую да плёточку. Сел на доброго коня, позвал с собой молодого слугу да в путь и отправился. Едет Добрыня час-другой; жарко палит солнце летнее, припекает Добрыне голову. Забыл Добрыня, что ему матушка наказывала, повернул коня к Пучай-реке. От Пучай-реки прохладой несёт. Соскочил Добрыня с коня, бросил поводья молодому слуге: - Ты постой здесь, покарауль коня. Снял он с головы шляпу греческую, снял одежду дорожную, всё оружие на коня сложил и в реку бросился. Плывёт Добрыня по Пучай-реке, удивляется: - Что мне матушка про Пучай-реку рассказывала? Пучай-река не свирепая, Пучай-река тихая, словно лужица дождевая. Не успел Добрыня сказать - вдруг потемнело небо, а тучи на небе нет, и дождя-то нет, а гром гремит, и грозы-то нет, а огонь блестит...

Поднял голову Добрыня и видит, что летит к нему Змей Горыныч, страшный змей о трёх головах, о семи когтях, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит, медные когти на лапах блестят. Увидал Змей Добрыню, громом загремел: - Эх, старые люди пророчили, что убьёт меня Добрыня Никитич, а Добрыня сам в мои лапы пришёл. Захочу теперь-живым сожру, захочу-в своё логово унесу, в плен возьму. Немало у меня в плену русских людей, не хватало только Добрыни. А Добрыня говорит тихим голосом: - Ах ты, змея проклятая, ты сначала возьми Добрынюшку, потом и хвастайся, а пока Добрыня не в твоих руках. Хорошо Добрыня плавать умел; он нырнул на дно, поплыл под водой, вынырнул у крутого берега, выскочил на берег да к коню своему бросился. А коня и след простыл: испугался молодой слуга рыка змеиного, вскочил на коня да и был таков. И увёз всё оружье Добрынине. Нечем Добрыне со Змеем Горынычем биться. А Змей опять к Добрыне летит, сыплет искрами горючими, жжёт Добрыне тело белое. Дрогнуло сердце богатырское. Поглядел Добрыня на берег, - нечего ему в руки взять: ни дубинки нет, ни камешка, только жёлтый песок на крутом берегу, да валяется его шляпа греческая. Ухватил Добрыня шляпу греческую, насыпал в неё песку жёлтого ни много ни мало - пять пудов да как ударит шляпой Змея Горыныча - и отшиб ему голову. Повалил он Змея с размаху на землю, придавил ему грудь коленками, хотел отбить ещё две головы... Как взмолился тут Змей Горыныч: - Ох, Добрынюшка, ох, богатырь, не убивай меня, пусти по свету летать, буду я всегда тебя слушаться! Дам тебе я великий обет: не летать мне к вам на широкую Русь, не брать в плен русских людей. Только ты меня помилуй, Добрынюшка, и не трогай моих змеёнышей.

Поддался Добрыня на лукавую речь, поверил Змею Горынычу, отпустил его, проклятого. Только поднялся Змей под облака, сразу повернул к Киеву, полетел к саду князя Владимира. А в ту пору в саду гуляла молодая Забава Путятишна, князя Владимира племянница. Увидал Змей княжну, обрадовался, кинулся на неё из-под облака, ухватил в свои медные когти и унёс на горы Сорочинские. В это время Добрыня слугу нашёл, стал надевать платье дорожное, - вдруг потемнело небо, гром загремел. Поднял голову Добрыня и видит: летит Змей Горыныч из Киева, несёт в когтях Ззбаву Путятишну! Тут Добрыня запечалился - запечалился, закручинился, домой приехал нерадостен, на лавку сел, слова не сказал. Стала его мать расспрашивать: - Ты чего, Добрынюшка, невесел сидишь? Ты об чём, мой свет. печалишься? - Ни об чём не кручинюсь, ни об чём я не печалюсь, а дома мне сидеть невесело. Поеду я в Киев к князю Владимиру, у него сегодня весёлый пир. - Не езжай, Добрынюшка, к князю, недоброе чует моё сердце. Мы и дома пир заведём.

Не послушался Добрыня матушки и поехал в Киев к князю Владимиру. Приехал Добрыня в Киев, прошёл в княжескую горницу. На пиру столы от кушаний ломятся, стоят бочки мёда сладкого, а гости не едят, не льют, опустив головы сидят. Ходит князь по горнице, гостей не потчует. Княгиня фатой закрылась, на гостей не глядит. Вот Владимир-князь и говорит: - Эх, гости мои любимые, невесёлый у нас пир идёт! И княгине горько, и мне нерадостно. Унёс проклятый Змей Горыныч любимую нашу племянницу, молодую Забаву Путятишну. Кто из вас съездит на гору Сорочинскую, отыщет княжну, освободит её? Куда там! Прячутся гости друг за дружку: большие - за средних, средние - за меньших, а меньшие и рот закрыли. Вдруг выходит из-за стола молодой богатырь Алёша Попович. - Вот что, князь Красное Солнышко, был я вчера в чистом поле, видел у Пучай-реки Добрынюшку. Он со Змеем Горынычем побратался, назвал его братом меньшим Ты пошли к Змею Добрынюшку. Он тебе любимую племянницу без бою у названого братца выпросит. Рассердился Владимир-князь: - Коли так, садись, Добрыня, на коня, поезжай на гору Сорочинскую, добывай мне любимую племянницу. А не. добудешь Забавы Путятишны, - прикажу тебе голову срубить! Опустил Добрыня буйну голову, ни словечка не ответил, встал из-за стола, сел на коня и домой поехал. Вышла ему навстречу матушка, видит - на Добрыне лица нет. - Что с тобой, Добрынюшка, что с тобой, сынок, что на пиру случилось? Обидели тебя, или чарой обнесли, или на худое место посадили? - Не обидели меня и чарой не обнесли, и место мне было по чину, по званию. - А чего же ты, Добрыня, голову повесил? - Велел мне Владимир-князь сослужить службу великую: съездить на гору Сорочинскую, отыскать и добыть Забаву Путятишну. А Забаву Путятишну Змей Горыныч унёс. Ужаснулась Мамелфа Тимофеевна, да не стала плакать и печалиться, а стала над делом раздумывать. - Ложись-ка, Добрынюшка, спать поскорей, набирайся силушки. Утро вечера мудреней, завтра будем совет держать.

Лёг Добрыня спать. Спит, храпит, что поток шумит. А Мамелфа Тимофеевна спать не ложится, на лавку садится и плетёт всю ночь из семи шелков плёточку-семихвосточку. Утром-светом разбудила мать Добрыню Никитича: - Вставай, сынок, одевайся, обряжайся, иди в старую конюшню. В третьем стойле дверь не открывается, не под силу нам была дверь дубовая. Понатужься, Добрынюшка, отвори дверь, там увидишь дедова коня Бурушку. Стоит Бурка в стойле пятнадцать лет не обихоженный. Ты его почисти, накорми, напои, к крыльцу приведи. Пошёл Добрыня в конюшню, сорвал дверь с петель, вывел Бурушку на белый свет, почистил, выкупал, привёл ко крыльцу. Стал Бурушку засёдлывать. Положил на него потничек, сверху потничка - войлочек, потом седло черкасское, ценными щелками вышитое, золотом изукрашенное, подтянул двенадцать подпруг, зауздал золотой уздой. Вышла Мамелфа Тимофеевна, подала ему плётку-семихвостку: Как приедешь, Добрыня, на гору Сорочинскую, Змея Горыныча дома не случится. Ты конём налети на логово и начни топтать змеёнышей. Будут змеёныши Бурке ноги обвивать, а ты Бурку плёткой меж ушей хлещи. Станет Бурка подскакивать, с ног змеёнышей отряхивать и всех притопчет до единого.

Отломилась веточка от яблони, откатилось яблоко от яблоньки, уезжал сын от родимой матушки на трудный, на кровавый бой. День уходит за днём, будто дождь дождит, а неделя за неделей как река бежит. Едет Добрыня при красном солнышке, едет Добрыня при светлом месяце, выехал на гору Сорочинскую. А на горе у змеиного логова кишмя-кишат змеёныши. Стали они Бурушке ноги обвивать, стали копыта подтачивать. Бурушка скакать не может, на колени падает. Вспомнил тут Добрыня наказ матери, выхватил плётку семи шелков, стал Бурушку меж ушами бить, приговаривать: - Скачи, Бурушка, подскакивай, прочь от ног змеёнышей отряхивай. От плётки у Бурушки силы прибыло, стал он высоко скакать, за версту камешки откидывать, стал прочь от ног змеёнышей отряхивать. Он их копытом бьёт и зубами рвёт и притоптал всех до единого. Сошёл Добрыня с коня, взял в правую руку саблю острую, в левую - богатырскую палицу и пошел к змеиным пещерам.

Только шаг ступил - потемнело небо, гром загремел,- летит Змей Горыныч, в когтях мёртвое тело держит. Из пасти огонь сечёт, из ушей дым валит, медные когти как жар горят... Увидал Змей Добрынюшку, бросил мёртвое тело наземь, зарычал громким голосом; - Ты зачем, Добрыня, наш обет сломал, потоптал моих детёнышей? - Ах ты, змея проклятая! Разве я слово наше нарушил, обет сломал? Ты зачем летал, Змей, к Киеву, ты зачем унёс Забаву Путятишну?! Отдавай мне княжну без боя, так я тебя прощу. - Не отдам я Забаву Путятишну, я её сожру, и тебя сожру, и всех русских людей в полон возьму! Рассердился Добрыня и на Змея бросился. И пошёл тут жестокий бои. Горы Сорочинские посыпались, дубы с корнями вывернулись, трава на аршин в землю ушла... Бьются они три дня и три ночи; стал Змей Добрыню одолевать, стал подкидывать, стал подбрасывать... Вспомнил тут Добрыня про плёточку, выхватил её и давай Змея между ушей стегать. Змей Горыныч на колени упал, а Добрыня его левой рукой к земле прижал, а правой рукой плёткой охаживает. Бил, бил его плёткой шелковой, укротил как скотину и отрубил все головы. Хлынула из Змея чёрная кровь, разлилась к востоку и к западу, залила Добрыню до пояса.

Трое суток стоит Добрыня в чёрной крови, стынут его ноги, холод до сердца добирается. Не хочет русская земля змеиную кровь принимать. Видит Добрыня, что ему конец пришёл, вынул плёточку семи шелков, стал землю хлестать, приговаривать: - Расступись ты, мать сыра земля, и пожри кровь змеиную. Расступилась сырая земля и пожрала кровь змеиную. Отдохнул Добрыня Никитич, вымылся, пообчистил доспехи богатырские и пошёл к змеиным пещерам. Все пещеры медными дверями затворены, железными засовами заперты, золотыми замками увешаны. Разбил Добрыня медные двери, сорвал замки и засовы, зашёл в первую пещеру. А там видит людей несметное число с сорока земель, с сорока стран, в два дня не сосчитать. Говорит им Добрынюшка: - Эй же вы, люди иноземные и воины чужестранные! Выходите на вольный свет, разъезжайтесь по своим местам да вспоминайте русского богатыря. Без него вам бы век сидеть в змеином плену. Стали выходить они на волю, до земли Добрыне кланяться: - Век мы тебя помнить будем, русский богатырь! А Добрыня дальше идёт, пещеру за пещерой открывает, пленных людей освобождает.

Выходят на свет и старики и молодушки, детки малые и бабки старые, русские люди и из чужих стран, а Забавы Путятишны нет как нет. Так прошёл Добрыня одиннадцать пещер, а в двенадцатой нашёл Забаву Путятишну: висит княжна на сырой стене, за руки золотыми цепями прикована. Оторвал цепи Добрынюшка, снял княжну со стены, взял на руки, на вольный свет из пещеры вынес. А она на ногах стоит-шатается, от света глаза закрывает, на Добрыню не смотрит. Уложил её Добрыня на зелёную траву, накормил, напоил, плащом прикрыл, сам отдохнуть прилёг. Вот скатилось солнце к вечеру, проснулся Добрыня, оседлал Бурушку и разбудил княжну. Сел Добрыня на коня, посадил Забаву впереди себя и в путь тронулся. А кругом народу и счету нет, все Добрыне в пояс кланяются, за спасение благодарят, в свои земли спешат. Выехал Добрыня в жёлтую степь, пришпорил коня и повёз Забаву Путятишну к Киеву.

 

www.miloliza.com

Интересная народная былина про русского богатыря, Про Добрыню Никитича и Змея Горыныча / Русские былины и сказки

Прочитайте эту интересную былину про Добрыню Никитича и Змея Горыныча. Дети обожают такие сказания.

Жила-была под Киевом вдова Мамелфа Тимофеевна. Был у неё любимый сын — богатырь Добрынюшка. По всему Киеву о Добрыне слава шла: он и статен, и высок, и грамоте обучен, и в бою смел, и на пиру весел. Он и песню сложит, и на гуслях сыграет, и умное слово скажет. Да и нрав Добрыни спокойный, ласковый. Никого он не заругает, никого зря не обидит. Недаром прозвали его тихий Добрынюшка. Вот раз в жаркий летний день захотелось Добрыне в речке искупаться. Пошёл он к матери Мамелфе Тимофеевне: — Отпусти меня, матушка, съездить к Пучай-реке, в студёной воде искупаться, истомила меня жара летняя. Разохалась Мамелфа Тимофеевна, стала Добрыню отговаривать: — Милый сын мой Добрынюшка, ты не езди к Пучай-реке. Пучай-река свирепая, сердитая. Из первой струйки огонь сечёт, из второй струйки искры сыплются, из третьей струйки дым столбом валит. — Хорошо, матушка, отпусти хоть по берегу поездить, свежим воздухом подышать. Отпустила Добрыню Мамелфа Тимофеевна. Надел Добрыня платье дорожное, покрылся высокой шляпой греческой, взял с собой копьё да лук со стрелами, саблю острую да плёточку. Сел на доброго коня, позвал с собой молодого слугу да в путь и отправился. Едет Добрыня час-другой; жарко палит солнце летнее, припекает Добрыне голову. Забыл Добрыня, что ему матушка наказывала, повернул коня к Пучай-реке. От Пучай-реки прохладой несёт. Соскочил Добрыня с коня, бросил поводья молодому слуге: — Ты постой здесь, покарауль коня. Снял он с головы шляпу греческую, снял одежду дорожную, всё оружие на коня сложил и в реку бросился. Плывёт Добрыня по Пучай-реке, удивляется: — Что мне матушка про Пучай-реку рассказывала? Пучай-река не свирепая, Пучай-река тихая, словно лужица дождевая. Не успел Добрыня сказать — вдруг потемнело небо, а тучи на небе нет, и дождя-то нет, а гром гремит, и грозы-то нет, а огонь блестит… Поднял голову Добрыня и видит, что летит к нему Змей Горыныч, страшный змей о трёх головах, о семи когтях, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит, медные когти на лапах блестят. Увидал Змей Добрыню, громом загремел: — Эх, старые люди пророчили, что убьёт меня Добрыня Никитич, а Добрыня сам в мои лапы пришёл. Захочу теперь-живым сожру, захочу-в своё логово унесу, в плен возьму. Немало у меня в плену русских людей, не хватало только Добрыни. А Добрыня говорит тихим голосом: — Ах ты, змея проклятая, ты сначала возьми Добрынюшку, потом и хвастайся, а пока Добрыня не в твоих руках. Хорошо Добрыня плавать умел; он нырнул на дно, поплыл под водой, вынырнул у крутого берега, выскочил на берег да к коню своему бросился. А коня и след простыл: испугался молодой слуга рыка змеиного, вскочил на коня да и был таков. И увёз всё оружье Добрынине. Нечем Добрыне со Змеем Горынычем биться. А Змей опять к Добрыне летит, сыплет искрами горючими, жжёт Добрыне тело белое. Дрогнуло сердце богатырское. Поглядел Добрыня на берег, — нечего ему в руки взять: ни дубинки нет, ни камешка, только жёлтый песок на крутом берегу, да валяется его шляпа греческая. Ухватил Добрыня шляпу греческую, насыпал в неё песку жёлтого ни много ни мало — пять пудов да как ударит шляпой Змея Горыныча и отшиб ему голову. Повалил он Змея с размаху на землю, придавил ему грудь коленками, хотел отбить ещё две головы… Как взмолился тут Змей Горыныч: — Ох, Добрынюшка, ох, богатырь, не убивай меня, пусти по свету летать, буду я всегда тебя слушаться! Дам тебе я великий обет: не летать мне к вам на широкую Русь, не брать в плен русских людей. Только ты меня помилуй, Добрынюшка, и не трогай моих змеёнышей. Поддался Добрыня на лукавую речь, поверил Змею Горынычу, отпустил его, проклятого. Только поднялся Змей под облака, сразу повернул к Киеву, полетел к саду князя Владимира. А в ту пору в саду гуляла молодая Забава Путятишна, князя Владимира племянница. Увидал Змей княжну, обрадовался, кинулся на неё из-под облака, ухватил в свои медные когти и унёс на горы Сорочинские. В это время Добрыня слугу нашёл, стал надевать платье дорожное, — вдруг потемнело небо, гром загремел. Поднял голову Добрыня и видит: летит Змей Горыныч из Киева, несёт в когтях Зaбаву Путятишну! Тут Добрыня запечалился, закручинился, домой приехал нерадостен, на лавку сел, слова не сказал. Стала его мать расспрашивать: — Ты чего, Добрынюшка, невесел сидишь? Ты об чём, мой свет, печалишься? — Ни об чём не кручинюсь, ни об чём я не печалюсь, а дома мне сидеть невесело. Поеду я в Киев к князю Владимиру, у него сегодня весёлый пир. — Не езжай, Добрынюшка, к князю, недоброе чует моё сердце. Мы и дома пир заведём. Не послушался Добрыня матушки и поехал в Киев к князю Владимиру. Приехал Добрыня в Киев, прошёл в княжескую горницу. На пиру столы от кушаний ломятся, стоят бочки мёда сладкого, а гости не едят, не льют, опустив головы сидят. Ходит князь по горнице, гостей не потчует. Княгиня фатой закрылась, на гостей не глядит. Вот Владимир-князь и говорит: — Эх, гости мои любимые, невесёлый у нас пир идёт! И княгине горько, и мне нерадостно. Унёс проклятый Змей Горыныч любимую нашу племянницу, молодую Забаву Путятишну. Кто из вас съездит на гору Сорочинскую, отыщет княжну, освободит её? Куда там! Прячутся гости друг за дружку: большие — за средних, средние — за меньших, а меньшие и рот закрыли. Вдруг выходит из-за стола молодой богатырь Алёша Попович. — Вот что, князь Красное Солнышко, был я вчера в чистом поле, видел у Пучай-реки Добрынюшку. Он со Змеем Горынычем побратался, назвал его братом меньшим Ты пошли к Змею Добрынюшку. Он тебе любимую племянницу без бою у названого братца выпросит. Рассердился Владимир-князь: — Коли так, садись, Добрыня, на коня, поезжай на гору Сорочинскую, добывай мне любимую племянницу. А не добудешь Забавы Путятишны, прикажу тебе голову срубить! Опустил Добрыня буйну голову, ни словечка не ответил, встал из-за стола, сел на коня и домой поехал. Вышла ему навстречу матушка, видит — на Добрыне лица нет. — Что с тобой, Добрынюшка, что с тобой, сынок, что на пиру случилось? Обидели тебя, или чарой обнесли, или на худое место посадили? — Не обидели меня и чарой не обнесли, и место мне было по чину, по званию. — А чего же ты, Добрыня, голову повесил? — Велел мне Владимир-князь сослужить службу великую: съездить на гору Сорочинскую, отыскать и добыть Забаву Путятишну. А Забаву Путятишну Змей Горыныч унёс. Ужаснулась Мамелфа Тимофеевна, да не стала плакать и печалиться, а стала над делом раздумывать. — Ложись-ка, Добрынюшка, спать поскорей, набирайся силушки. Утро вечера мудреней, завтра будем совет держать. Лёг Добрыня спать. Спит, храпит, что поток шумит. А Мамелфа Тимофеевна спать не ложится, на лавку садится и плетёт всю ночь из семи шелков плёточку-семихвосточку. Утром-светом разбудила мать Добрыню Никитича: — Вставай, сынок, одевайся, обряжайся, иди в старую конюшню. В третьем стойле дверь не открывается, не под силу нам была дверь дубовая. Понатужься, Добрынюшка, отвори дверь, там увидишь дедова коня Бурушку. Стоит Бурка в стойле пятнадцать лет не обихоженный. Ты его почисти, накорми, напои, к крыльцу приведи. Пошёл Добрыня в конюшню, сорвал дверь с петель, вывел Бурушку на белый свет, почистил, выкупал, привёл ко крыльцу. Стал Бурушку засёдлывать. Положил на него потничек, сверху потничка — войлочек, потом седло черкасское, ценными щелками вышитое, золотом изукрашенное, подтянул двенадцать подпруг, зауздал золотой уздой. Вышла Мамелфа Тимофеевна, подала ему плётку-семихвостку: — Как приедешь, Добрыня, на гору Сорочинскую, Змея Горыныча дома не случится. Ты конём налети на логово и начни топтать змеёнышей. Будут змеёныши Бурке ноги обвивать, а ты Бурку плёткой меж ушей хлещи. Станет Бурка подскакивать, с ног змеёнышей отряхивать и всех притопчет до единого. Отломилась веточка от яблони, откатилось яблоко от яблоньки, уезжал сын от родимой матушки на трудный, на кровавый бой. День уходит за днём, будто дождь дождит, а неделя за неделей как река бежит. Едет Добрыня при красном солнышке, едет Добрыня при светлом месяце, выехал на гору Сорочинскую. А на горе у змеиного логова кишмя-кишат змеёныши. Стали они Бурушке ноги обвивать, стали копыта подтачивать. Бурушка скакать не может, на колени падает. Вспомнил тут Добрыня наказ матери, выхватил плётку семи шелков, стал Бурушку меж ушами бить, приговаривать: — Скачи, Бурушка, подскакивай, прочь от ног змеёнышей отряхивай. От плётки у Бурушки силы прибыло, стал он высоко скакать, за версту камешки откидывать, стал прочь от ног змеёнышей отряхивать. Он их копытом бьёт и зубами рвёт и притоптал всех до единого. Сошёл Добрыня с коня, взял в правую руку саблю острую, в левую — богатырскую палицу и пошел к змеиным пещерам. Только шаг ступил — потемнело небо, гром загремел, — летит Змей Горыныч, в когтях мёртвое тело держит. Из пасти огонь сечёт, из ушей дым валит, медные когти как жар горят… Увидал Змей Добрынюшку, бросил мёртвое тело наземь, зарычал громким голосом: — Ты зачем, Добрыня, наш обет сломал, потоптал моих детёнышей? — Ах ты, змея проклятая! Разве я слово наше нарушил, обет сломал? Ты зачем летал, Змей, к Киеву, ты зачем унёс Забаву Путятишну?! Отдавай мне княжну без боя, так я тебя прощу. — Не отдам я Забаву Путятишну, я её сожру, и тебя сожру, и всех русских людей в полон возьму! Рассердился Добрыня и на Змея бросился. И пошёл тут жестокий бой. Горы Сорочинские посыпались, дубы с корнями вывернулись, трава на аршин в землю ушла… Бьются они три дня и три ночи; стал Змей Добрыню одолевать, стал подкидывать, стал подбрасывать… Вспомнил тут Добрыня про плёточку, выхватил её и давай Змея между ушей стегать. Змей Горыныч на колени упал, а Добрыня его левой рукой к земле прижал, а правой рукой плёткой охаживает. Бил, бил его плёткой шелковой, укротил как скотину и отрубил все головы. Хлынула из Змея чёрная кровь, разлилась к востоку и к западу, залила Добрыню до пояса. Трое суток стоит Добрыня в чёрной крови, стынут его ноги, холод до сердца добирается. Не хочет русская земля змеиную кровь принимать. Видит Добрыня, что ему конец пришёл, вынул плёточку семи шелков, стал землю хлестать, приговаривать: — Расступись ты, мать сыра земля, и пожри кровь змеиную. Расступилась сырая земля и пожрала кровь змеиную. Отдохнул Добрыня Никитич, вымылся, пообчистил доспехи богатырские и пошёл к змеиным пещерам. Все пещеры медными дверями затворены, железными засовами заперты, золотыми замками увешаны. Разбил Добрыня медные двери, сорвал замки и засовы, зашёл в первую пещеру. А там видит людей несметное число с сорока земель, с сорока стран, в два дня не сосчитать. Говорит им Добрынюшка: — Эй же вы, люди иноземные и воины чужестранные! Выходите на вольный свет, разъезжайтесь по своим местам да вспоминайте русского богатыря. Без него вам бы век сидеть в змеином плену. Стали выходить они на волю, до земли Добрыне кланяться: — Век мы тебя помнить будем, русский богатырь! А Добрыня дальше идёт, пещеру за пещерой открывает, пленных людей освобождает. Выходят на свет и старики и молодушки, детки малые и бабки старые, русские люди и из чужих стран, а Забавы Путятишны нет как нет. Так прошёл Добрыня одиннадцать пещер, а в двенадцатой нашёл Забаву Путятишну: висит княжна на сырой стене, за руки золотыми цепями прикована. Оторвал цепи Добрынюшка, снял княжну со стены, взял на руки, на вольный свет из пещеры вынес. А она на ногах стоит-шатается, от света глаза закрывает, на Добрыню не смотрит. Уложил её Добрыня на зелёную траву, накормил, напоил, плащом прикрыл, сам отдохнуть прилёг. Вот скатилось солнце к вечеру, проснулся Добрыня, оседлал Бурушку и разбудил княжну. Сел Добрыня на коня, посадил Забаву впереди себя и в путь тронулся. А кругом народу и счету нет, все Добрыне в пояс кланяются, за спасение благодарят, в свои земли спешат. Выехал Добрыня в жёлтую степь, пришпорил коня и повёз Забаву Путятишну к Киеву.

Другие темы из этого раздела смотрите здесь — Русские былины и сказки — для взрослых и детей

luntiki.ru

Добрыня и змей | Былины

Матушка Добрынюшке говаривала,Матушка Никитичу наказывала:«Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!Ты не езди‑тко на гору сорочинскую,Не топчи‑тко там ты малыих змеенышев,Не выручай же полону там русского,Не куплись‑ка ты во матушке Пучай‑реки;Тая река свирипая,Свирипая река, сердитая:Из‑за первоя же струйки как огонь сечет,Из‑за другой же струйки искра сыплется,Из‑за третьей же струйки дым столбом валит,Дым столбом валит да сам со пламенью».Молодой Добрыня сын НикитиничОн не слушал да родители тут матушки,Честной вдовы Офимьи Александровной,Ездил он на гору сорочинскую,Топтал он тут малыих змеенышков,Выручал тут полону да русского.Тут купался да Добрыня во Пучай‑реки,Сам же тут Добрыня испроговорил:«Матушка Добрынюшке говаривала,Родная Никитичу наказывала:Ты не езди‑тко на гору сорочинскую,Не топчи‑тко там ты малыих змеенышев,Не куплись, Добрыня, во Пучай‑реки;Тая река свирипая,Свирипая река да е сердитая:Из‑за первоя же струйки как огонь сечет,Из‑за другоей же струйки искра сыплется,Из‑за третьеей же струйки дым столбом валит,Дым столбом валит да сам со пламенью.Эта матушка Пучай‑рекаКак ложинушка дождёвая».Не поспел тут же Добрыня словца молвити,– Из‑за первоя же струйки как огонь сечет,Из‑за другою же струйки искра сыплется.Из‑за третьеей же струйки дым столбом валит,Дым столбом валит да сам со пламенью.Выходит тут змея было проклятая,О двенадцати змея было о хоботах:«Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!Захочу я нынь – Добрынюшку цело сожру,Захочу – Добрыню в хобота возьму,Захочу – Добрынюшку в полон снесу».Испроговорит Добрыня сын Никитинич:«Ай же ты, змея было проклятая!Ты поспела бы Добрынюшку да захватить,В ты пору Добрынюшкой похвастати, ‑А нунчу Добрыня не в твоих руках».Нырнет тут Добрынюшка у бережка,Вынырнул Добрынюшка на другоем.Нету у Добрыни коня доброго,Нету у Добрыни копья вострого,Нечем тут Добрынюшке поправиться.Сам же тут Добрыня приужахнется,Сам Добрыня испроговорит:«Видно, нонечу Добрынюшке кончинушка!»Лежит тут колпак да земли греческой,А весу‑то колпак буде трех пудов.Ударил он змею было по хоботам,Отшиб змеи двенадцать тых же хоботов,Сбился на змею да он с коленками,Выхватил ножище да кинжалище,Хоче он змею было пороспластать.Змея ему да тут смолилася:«Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!Будь‑ка ты, Добрынюшка, да больший брат,Я тебе да сестра меньшая.Сделам мы же заповедь великую:Тебе‑ка‑ва не ездить нынь на гору сорочинскую,Не топтать же зде‑ка маленьких змеенышков,Не выручать полону да русского;А я тебе сестра да буду меньшая, ‑Мне‑ка не летать да на святую Русь,А не брать же больше полону да русского,Не носить же мне народу христианского».Отслабил он колен да богатырскиих.Змея была да тут лукавая, ‑С‑под колен да тут змея свернулася,Улетела тут змея да во ковыль‑траву.И молодой Добрыня сын НикитиничПошел же он ко городу ко Киеву,Ко ласковому князю ко Владимиру,К своей тут к родители ко матушке,К честной вдовы Офимье Александровной.И сам Добрыня порасхвастался:«Как нету у Добрыни коня доброго,Как нету у Добрыни копья вострого,Не на ком поехать нынь Добрыне во чисто поле».Испроговорит Владимир стольнекиевский:«Как солнышко у нас идет на вечере,Почестный пир идет у нас навеселе,А мне‑ка‑ва, Владимиру, не весело:Одна у мня любимая племянничкаИ молода Забава дочь Потятична;Летела тут змея у нас проклятая,Летела же змея да через Киев‑град;Ходила нунь Забава дочь ПотятичнаОна с мамками да с нянькамиВ зеленом саду гулятиться,Подпадала тут змея было проклятаяКо той матушке да ко сырой земли,Ухватила тут Забаву дочь Потятичну,В зеленом саду да ю гуляючи,В свои было во хобота змеиные,Унесла она в пещерушку змеиную».Сидят же тут два русскиих могучиих богатыря, ‑Сидит же тут Алешенька Левонтьевич,Во другиих Добрыня сын Никитинич.Испроговорит Владимир стольнекиевский:«Вы русские могучие богатыри,Ай же ты, Алешенька Левонтьевич!Мошь ли ты достать у нас Забаву дочь ПотятичнуИз той было пещеры из змеиною?»Испроговорит Алешенька Левонтьевич:«Ах ты, солнышко Владимир стольнекиевский!Я слыхал было на сем свети,Я слыхал же от Добрынюшки Никитича:Добрынюшка змеи было крестовый брат;Отдаст же тут змея проклятая Молоду Добрынюшке НикитичуБез бою, без драки‑кроволитияТут же нунь Забаву дочь Потятичну».Испроговорит Владимир стольнекиевский:«Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!Ты достань‑ка нунь Забаву дочь ПотятичнуДа из той было пещерушки змеиною.Не достанешь ты Забавы дочь Потятичной,Прикажу тебе, Добрыня, голову рубить».Повесил тут Добрыня буйну голову,Утопил же очи ясныеА во тот ли во кирпичен мост,Ничего ему Добрыня не ответствует.Ставает тут Добрыня на резвы ноги,Отдает ему великое почтение,Ему нунь за весело пирование.И пошел же ко родители, ко матушкеИ к честной вдовы Офимьи Александровной.Тут стретает его да родитель‑матушка,Сама же тут Добрыне испроговорит:«Что же ты, рожоное, не весело,Буйну голову, рожоное, повесило?Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!Али ествы‑ты были не по уму,Али питьица‑ты были не по разуму?Аль дурак тот над тобою надсмеялся ли,Али пьяница ли там тебя приобозвал, Али чарою тебя да там приобнесли?»Говорил же тут Добрыня сын Никитинич,Говорил же он родители тут матушке,А честной вдовы Офимьи Александровной:«А й честна вдова Офимья Александровна!Ествы‑ты же были мне‑ка по уму,А и питьица‑ты были мне но разуму,Чарою меня там не приобнесли,А дурак тот надо мною не смеялся же,А и пьяница меня да не приобозвал;А накинул на нас службу да великуюСолнышко Владимир стольнекиевский, ‑А достать было Забаву дочь ПотятичнуА из той было пещеры из змеиною.А нунь нету у Добрыни коня доброго,А нунь нету у Добрыни копья вострого,Не с чем мне поехати на гору сорочинскую,К той было змеи нынь ко проклятою».Говорила тут родитель ему матушка,А честна вдова Офимья Александровна:«А рожоное мое ты нынь же дитятко,Молодой Добрынюшка Никитинич!Богу ты молись да спать ложись,Буде утро мудро мудренее буде вечера –День у нас же буде там прибыточен.Ты поди‑ка на конюшню на стоялую,Ты бери коня с конюшенки стоялыя, ‑Батюшков же конь стоит да дедушков,А стоит бурко пятнадцать лет,По колен в назем же ноги призарощены,Дверь по поясу в назем зарощена».Приходит тут Добрыня сын НикитиничА ко той ли ко конюшенке стоялыя,Повыдернул же дверь он вон из назму,Конь же ноги из назму да вон выдергиват.А берет же тут Добрынюшка Никитинич,Берет Добрынюшка добра коняНа ту же на узду да на тесмяную,Выводит из конюшенки стоялыи,Кормил коня пшеною белояровой,Поил питьями медвяныма.Ложился тут Добрыня на велик одёр.Ставае он по утрушку ранехонько,Умывается он да и белехонько,Снаряжается да хорошохонько,А седлае своего да он добра коня,Кладывае он же потнички на потнички,А на потнички он кладе войлочки,А на войлочки черкальское седелышко,И садился тут Добрыня на добра коня.Провожает тут родитель его матушка,А честна вдова Офимья Александровна,На поезде ему плеточку нонь подала,Подала тут плетку шамахинскую,А семи шелков да было разныих,А Добрынюшке она было наказыват:«Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!Вот тебе да плетка шамахинская:Съедешь ты на гору сорочинскую,Станешь топтать маленьких змеенышев,Выручать тут полону да русского,Да не станет твой же бурушко поскакиватъ,А змеенышев от ног да прочь отряхивать, ‑Ты хлыщи бурка да нунь промеж уши,Ты промеж уши хлыщи, да ты промеж ноги,Ты промеж ноги да промеж заднии,Сам бурку да приговаривай: «Бурушко ты, конь, поскакивай,А змеенышев от ног да прочь отряхивай!»Тут простилася да воротилася.Видли тут Добрынюшку да сядучи,А не видли тут удалого поедучи.Не дорожками поехать, не воротами,Через ту стену поехал городовую,Через тую было башню наугольную,Он на тую гору сорочинскую.Стал топтать да маленьких змеенышев,Выручать да полону нонь русского.Подточили тут змееныши бурку да щеточки,А не стал же его бурушко поскакивать,На кони же тут Добрыня приужахнется, ‑Нунечку Добрынюшке кончинушка!Спомнил он наказ да было матушкин,Сунул он же руку во глубок карман,Выдернул же плетку шамахинскую,А семи шелков да шамахинскиих,Стал хлыстать бурка да он промеж уши,Промеж уши, да он промеж ноги,А промеж ноги да промеж заднии,Сам бурку да приговариват:«Ах ты, бурушко, да нунь поскакивай,А змеенышев от ног да прочь отряхивай!»Стал же его бурушко поскакивать,А змеенышев от ног да прочь отряхивать.Притоптал же всех он маленьких змеенышков,Выручал он полону да русского.И выходит тут змея было проклятоеДа из той было пещеры из змеиною,И сама же тут Добрыне испроговорит:«Ах ты, душенька Добрынюшка Никитинич!Ты порушил свою заповедь великую,Ты приехал нунь на гору сорочинскуюА топтать же моих маленьких змеенышев».Говорит же тут Добрынюшка Никитинич:«Ай же ты, змея проклятая!Я ли нунь порушил свою заповедь,Али ты, змея проклятая, порушила?Ты зачем летела через Киев‑град,Унесла у нас Забаву дочь Потятичну?Ты отдай‑ка мне Забаву дочь ПотятичнуБез бою, без драки‑кроволития».Не отдавала она без бою, без драки‑кроволития,Заводила она бой‑драку великую,Да большое тут с Добрыней кроволитие.Бился тут Добрыня со змеей трое сутки,А не може он побить змею проклятую.Наконец хотел Добрынюшка отъехати,– Из небес же тут Добрынюшке да глас гласит:«Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!Бился со змеей ты да трое сутки,А побейся‑ка с змеей да еще три часу».Тут побился он, Добрыня, еще три часу,А побил змею да он проклятую,Попустила кровь свою змеинуюОт востока кровь она да вниз до запада,А не прижре матушка да тут сыра земляЭтой крови да змеиною.А стоит же тут Добрыня во крови трое сутки,На кони сидит Добрыня – приужахнется,Хочет тут Добрыня прочь отъехати.С‑за небесей Добрыне снова глас гласит:«Ай ты, молодой Добрыня сын Никитинич!Бей‑ка ты копьем да бурзамецкиимДа во ту же матушку сыру землю,Сам к земли да приговаривай!»Стал же бить да во сыру землю,Сам к земли да приговаривать:«Расступись‑ка ты же, матушка сыра земля,На четыре на все стороны,Ты прижри‑ка эту кровь да всю змеиную!»Расступилась было матушка сыра земляНа всех на четыре да на стороны,Прижрала да кровь в себя змеиную.Опускается Добрынюшка с добра коняИ пошел же по пещерам по змеиныим,Из тыи же из пещеры из змеиноюСтал же выводить да полону он русского.Много вывел он было князей, князевичев,Много королей да королевичев,Много он девиц да королевичных,Много нунь девиц да и князевичныхА из той было пещеры из змеиною, ‑А не може он найти Забавы дочь Потятичной.Много он прошел пещер змеиныих,И заходит он в пещеру во последнюю,Он нашел же там Забаву дочь ПотятичнуВ той последнею пещеры во змеиною,А выводит он Забаву дочь ПотятичнуА из той было пещерушки змеиною,Да выводит он Забавушку на белый свет.Говорит же королям да королевичам,Говорит князям да он князевичам,И девицам королевичным,И девицам он да нунь князевичным:«Кто откуль вы да унесены,Всяк ступайте в свою сторону,А сбирайтесь вси да по своим местам,И не троне вас змея боле проклятая.А убита е змея да та проклятая,А пропущена да кровь она змеиная,От востока кровь да вниз до запада,Не унесет нунь боле полону да русскогоИ народу христианского,А убита е змея да у Добрынюшки,И прикончена да жизнь нунчу змеиная».А садился тут Добрыня на добра коня,Брал же он Забаву дочь Потятичну,А садил же он Забаву на право стегно,А поехал тут Добрыня по чисту полю.Испроговорит Забава дочь Потятична:«За твою было великую за выслугуНазвала тебя бы нунь батюшком, ‑И назвать тебя, Добрыня, нунчу не можно!За твою великую за выслугуЯ бы назвала нунь братцем да родимыим, ‑А назвать тебя, Добрыня, нунчу не можно!За твою великую за выслугуЯ бы назвала нынь другом да любимыим, ‑В нас же вы, Добрынюшка, не влюбитесь!»Говорит же тут Добрыня сын НикитиничМолодой Забавы дочь Потятичной:«Ах ты, молода Забава дочь Потятична!Вы есть нунчу роду княженецкого,Я есть роду христианского:[1]Нас нельзя назвать же другом да любимыим».

[1] Христианского – крестьянского.

Источник: Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года. Изд. 4‑е. В 3‑х тт. М. – Л., 1949, т. 1. №5.

ЧИТАТЬ ПЕРЕЛОЖЕНИЕ ПЕРВОЙ ЧАСТИ БЫЛИНЫ "ДОБРЫНЯ И ЗМЕЙ"ЧИТАТЬ ПЕРЕЛОЖЕНИЕ ВТОРОЙ ЧАСТИ БЫЛИНЫ "ДОБРЫНЯ И ЗМЕЙ"

www.byliny.ru